Текст книги "Фиеста в Кала Фуэрте"

Автор книги: Розамунда Пилчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Я решила тебя обрадовать. – Посмотрев через плечо Джорджа, она увидела Селину. – Эй, привет!

– Привет, – слабо улыбнулась Селина.

Джордж поставил корзинку на пол.

– Что ты здесь делаешь?

– Видишь ли, в Сан-Антонио чертовски жарко и шумно, и я решила на пару деньков оттуда смыться.

– Где ты остановилась?

– Рудольфо пообещал номер.

– Ты видела Рудольфо?

– Угу, зашла к нему по дороге выпить пивка. – В глазах ее сверкнуло злорадство: она понимала, что Джорджу не терпится узнать, чего ей наговорил Рудольфо.

Джордж присел на край стола.

– Рудольфо сообщил, что у меня Селина?

– Конечно. – Она улыбнулась Селине. – Ну и сюрприз, скажу я вам. Джордж, ты еще нас не познакомил.

– Извини. Селина, это миссис Донджен...

– Франсис, – быстро вставила Франсис.

– А это Селина Брюс.

Селина шагнула вперед и сказала:

– Здравствуйте... – но Франсис будто не заметила ее протянутой руки.

– Вы приехали погостить?

– Да, я...

– Джордж, ты никогда не говорил, что у тебя есть дочь.

– Она мне не дочь, – сказал Джордж.

Франсис слегка изменилась в лице. Сняв со стола ноги, она выпрямилась в кресле.

– Не мог ли бы ты объяснить...

– Помолчи секунду. Селина...

Селина повернулась к нему, и Джордж увидел, что она растеряна, а, возможно, даже обижена.

– Ты не против, если мы с Франсис минутку поговорим наедине?

– Ну конечно, нет. – Селина попыталась улыбнуться, чтобы показать, что ей решительно все равно, и положила на стол полотенце и учебник, – видимо, посчитав, что так ее бегство не будет казаться чересчур поспешным.

– Буквально пять минут...

– Я спущусь в шлюпку. Там прохладней.

– Хорошо.

Селина стала торопливо спускаться по ступенькам. Пёрл, сидевшая на ограде террасы, поднялась, потянулась, мягко спрыгнула на пол и последовала за ней. Джордж повернулся к Франсис и повторил:

– Она мне не дочь...

– Тогда кто же, черт побери?..

– Свалилась как снег на голову. Приехала из Лондона – специально, чтобы меня отыскать. Вообразила, будто я ее отец.

– А с чего она так решила?

– Увидела фотографию на обложке «Фиесты».

– Ты что, похож на ее отца?

– Да. Мы с ее отцом – дальние родственники, но это совершенно неважно. Его нет в живых. Убит на войне.

– Уж не считает ли она, что он воскрес?

– Когда человеку чего-то очень хочется, он готов поверить в любое чудо.

– Рудольфо сказал мне, что она твоя дочь.

– Правильно. По деревне разнеслась сплетня, и я подумал, что для девочки будет лучше, если я не стану ничего опровергать. Она тут уже третий день.

– И живет здесь... с тобой? Да ты рехнулся!

– Другого выхода не было. Ее чемодан потерялся, а обратный билет украли в аэропорту.

– Почему ты мне вчера ничего не сказал?

– Потому что к тебе это не имеет ни малейшего отношения. – Ответ прозвучал резче, чем Джорджу бы хотелось. – Прости, но так оно и есть.

– Что скажут твои друзья в Кала Фуэрте, когда узнают, что она тебе не дочь? Что ты их обманул...

– Я им все объясню – пускай только уедет.

– А когда это может произойти?

– Когда придут деньги из Лондона. Мы уже задолжали Рудольфо шесть сотен, и еще нужно купить билет, а мои деньги застряли в Барселоне...

– Выходит, дело только в деньгах?! – Джордж непонимающе уставился на Франсис. – Только это удерживает ее здесь? Ты не можешь отправить ее домой из-за пары сотен песет?

– Эта причина ничуть не хуже других.

– Но, скажи на милость, почему ты не обратился ко мне?

Джордж раскрыл было рот, чтобы объяснить, почему, но ничего не сказал. Франсис продолжала допрос:

– Это она хочет тут остаться? Или ты?

– Ни она, ни я. Селина ждет – не дождется, когда сможет вернуться домой, а я мечтаю от нее избавиться. Ситуация, кстати, вполне безобидная.

– Безобидная? Ты что, наивный младенец? Да это же все равно, что сидеть на пороховой бочке!

Джордж, ничего не ответив, сел, сгорбился, положил руки на стол и так сильно сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели. Франсис всепонимающим жестом положила ладонь ему на руку, Джордж не пошевелился, но и руки не убрал. Франсис сказала:

– Позволь, я тебе помогу. Сегодня в семь вечера из Сан-Антонио улетает самолет в Барселону. Оттуда есть прямой рейс в Лондон – к полуночи она будет дома. Я дам ей денег на дорогу. – Поскольку Джордж не отвечал, она продолжала: – Дорогой, не нужно все усложнять. Я совершенно права, и ты это знаешь. Ей незачем дольше здесь оставаться.

Селина сидела на конце пирса спиной к дому и болтала ногами в воде. Джордж спустился с террасы, ступил на прогибающийся дощатый настил; его шаги были отчетливо слышны, но Селина не повернула головы. Он окликнул ее; она не ответила. Подойдя, он присел рядом с ней на корточки.

– Послушай. Нам надо поговорить.

Селина отодвинулась, низко склонилась к воде; волосы с затылка упали на лицо.

– Селина, постарайся меня понять.

– Вы пока еще ничего не сказали.

– Ты можешь сегодня вечером улететь в Лондон. В семь часов есть самолет; ты будешь дома к полуночи или, самое позднее, завтра утром. Франсис сказала, что заплатит за твой билет...

– Вы хотите, чтобы я уехала?

– Дело не в том, хочу я или не хочу. Надо поступать разумно. Я бы ни за что не оставил тебя в своем доме, если б не обстоятельства... Давай посмотрим на вещи трезво: Кала Фуэрте не место для такой девочки, как ты; бедная Агнесса наверняка сходит с ума от тревоги, и у нее есть для этого все основания. Тебе действительно лучше уехать.

Селина вытащила из воды свои длинные ноги, подтянула колени к подбородку и крепко их обхватила, словно боялась рассыпаться на тысячу мелких кусков.

– Я тебя не гоню... ты должна принять решение сама...

– Твоя приятельница очень любезна.

– Она хочет тебе помочь.

– Если я сегодня вечером улетаю в Лондон, – сказала Селина, – у меня не так много времени.

– Я тебя отвезу в Сан-Антонио.

– Нет! – воскликнула Селина с поразившей Джорджа горячностью и впервые повернулась к нему лицом. – Не хочу. Пускай кто-нибудь другой отвезет! Рудольфо... или я возьму такси... или еще как-нибудь. Неужели никого нельзя найти?!

Джордж попытался не показать, что ему неприятно такое слышать.

– Разумеется, но...

– Не хочу, чтобы вы меня отвозили.

– Хорошо. В конце концов, это не имеет значения.

– А в Лондоне я прямо из аэропорта позвоню Агнессе. И возьму такси. Она будет меня ждать. Дома.

Прозвучало это так, словно ее уже здесь не было, и каждый из них остался в одиночестве. Она – одна в самолете, одна в Лондоне, в холодном Лондоне, потому что после Сан-Антонио в любом месте покажется очень холодно; одна в телефонной будке, из которой будет звонить Агнессе. Агнесса давно заснула, потому что уже середина ночи, и не сразу проснется. Телефон будет трезвонить в пустой квартире, Агнесса встанет, наденет халат и пошлепает к телефону, зажигая по дороге свет. А потом нальет в бутылку горячую воду, приготовит постель, поставит греться молоко.

Но он этого всего не увидит.

– Что ты собираешься делать? – спросил Джордж.

– Когда вернешься в Лондон, я имею в виду. Когда все это будет забыто...

– Не знаю.

– У тебя нет никаких планов?

Селина медленно покачала головой.

– Придумай что-нибудь, – мягко сказал Джордж.

– Что-нибудь интересное.

10

В конце концов решено было обратиться к Пепе, мужу Марии, и попросить его отвезти Селину в аэропорт. Пепе не был профессиональным таксистом, но, если подворачивался пассажир, выгребал из своей старенькой машины пучки соломы, куриный помет и остатки продуктов и подкидывал случайно попавшего в Кала Фуэрте путешественника, куда тот пожелает. Джордж сел в «ситроен» и отправился к Пепе, а Селина, оставшись в Каса Барко с Франсис и Пёрл, начала готовиться к отъезду.

Много времени у нее это не заняло. Она приняла душ, надела любовно выстиранные Хуанитой брюки Джорджа, полосатую рубашку и эспадрильо, которые купила в лавке Марии. Свое замечательное джерсовое платье она уже отдала Хуаните на тряпки, а крохотный купальник без труда поместился в сумке. Вот и все. Селина причесалась, бросила пальто на спинку стула и нехотя, не испытывая никакого желания беседовать с Франсис, вышла на террасу, где та снова разлеглась в шезлонге. Глаза ее были закрыты, но, услышав шаги, она их открыла и, повернув голову, проследила, как Селина усаживается на ограду террасы к ней лицом.

– Все упаковали? – спросила она.

– Да.

– Быстро.

– У меня ничего нет. Чемодан пропал. Его по ошибке отправили в Мадрид.

– Такое случается сплошь и рядом. – Франсис села и потянулась за пачкой сигарет. – Вы курите?

– Нет, спасибо.

Франсис закурила.

– Надеюсь, вы не подумали, что я лезу в чужие дела и выгоняю вас из такого чудесного места.

– Нет. Мне все равно пора возвращаться. И чем скорее я попаду домой, тем лучше.

– Вы живете в Лондоне?

– Да. – И, сделав над собой усилие, Селина добавила: – В Куинс Гейт.

– Прекрасный район. Как вам понравился Сан-Антонио?

– Было очень интересно, – сказала Селина.

– Вы думали, Джордж – ваш отец.

– Я думала, что он может быть моим отцом. Но ошиблась.

– Вы прочли его книгу?

– Пока еще нет. Прочту, когда вернусь домой. У меня будет много свободного времени. – И, помолчав, сказала: – Она пользовалась большим успехом.

– Н-да, – буркнула Франсис.

– Вам не нравится?

– Да нет, книжка хорошая. Свежая, оригинальная. – Франсис глубоко затянулась, стряхнула пепел на каменный пол террасы. – Но больше он ничего не напишет.

– Почему вы так считаете? – нахмурилась Селина.

– Чтобы засесть за вторую книгу, нужна внутренняя дисциплина, которой ему не хватает.

– Джорджу сказали, что у него творческий застой.

– Милочка, это я ему сказала, – расхохоталась Франсис.

– Даже если вы полагаете, что он не способен написать вторую книгу, зачем было говорить о застое?

– Да он был в депрессии, а я хотела его подбодрить, объяснить, что не у него одного такое бывает. Джорджу незачем писать. Денег у него достаточно, а писательский труд жутко выматывает. Игра не стоит свеч.

– Но он должен написать вторую книгу.

– Почему?

– Потому что обещал. Потому что издатель ждет. Потому что это нужно ему самому.

– Чепуха!

– Вы что, не хотите, чтобы он писал?

– Неважно, хочу или не хочу. Я просто высказываю свое мнение. Понимаете, детка, я – владелица художественной галереи. Мне все время приходится сталкиваться с людьми искусства... с их темпераментами, настроениями... Джорджа творческой личностью я не считаю.

– Но что ему делать, если не писать?

– А что он делал до того, как написал «Фиесту в Кала Фуэрте»? Ничего. На острове Сан-Антонио очень легко ничего не делать и на все говорить «Mañana» [16]16
  Завтра ( исп.).


[Закрыть]. – Она усмехнулась. – Не надо так ужасаться. Мы с Джорджем вдвое вас старше, а к сорока годам иллюзии и возвышенные мечты блекнут. К жизни не стоит относиться так серьезно, как в восемнадцать... или сколько вам там...

– Двадцать.

В голосе Селины зазвучали ледяные нотки, и Франсис обрадовалась, решив, что допекла ее. В первый момент, увидев девушку, она испугалась, но сейчас страх улетучился – ведь та уезжает и через какие-нибудь полчаса уже будет в дороге. А там аэропорт, Лондон, размеренная жизнь в Куинс Гейт, о которой Франсис ничего не знала и не желала знать.

Шум мотора возвращающегося «ситроена», которому сопутствовало менее впечатляющее покряхтыванье старенького автомобиля Пепе, нарушил напряженное молчание. Селина встала.

– Вот и такси.

– Отлично! – Франсис растоптала сигарету на полу. – Сейчас я вам дам деньги.

И полезла в сумку, но в эту минуту вошел Джордж, и она застыла с чеком в руке. Вид у Джорджа был ничуть не веселее, чем у Селины, но он только сказал, что Франсис напрасно подписала чек «Американ Экспресс»: Селине в Лондоне понадобятся стерлинги. Тем не менее она вручила его Селине со словами:

– Поменяете в аэропорту.

– Очень вам благодарна.

– Пустяки, – ответила Франсис. – Мне это только приятно.

– Я... я непременно их вам верну...

– Ну естественно.

– Где твои вещи? – спросил Джордж.

– В доме.

Джордж пошел за вещами; потом взял у Селины чек и засунул в самый глубокий внутренний карман ее сумки.

– Смотри, снова не потеряй. Я этого не переживу, – сказал он. Последние слова должны были прозвучать шутливо, но Джордж тут же о них пожалел: могло сложиться впечатление, что он не переживет, если Селина снова свалится ему на голову. И, чтобы сгладить неловкость, поспешно добавил: – Паспорт на месте? – Селина кивнула. – Ты уверена?

– Да, конечно.

– Пожалуй, пора ехать. У тебя не так много времени...

Селину выпроваживали: вежливо, но решительно. Ей никогда сюда не вернуться... Она медленно последовала за Джорджем в дом. Он взял ее светло-бежевое пальто и посторонился, словно хотел, чтобы она вышла первой. Франсис Донджен осталась стоять в открытых дверях террасы.

Джордж мягко сказал:

– Пепе ждет...

Селина проглотила застрявший в горле комок.

– Ужасно хочется пить, – вдруг сказала она. – У меня еще есть минутка?..

– Ну конечно. – Джордж шагнул к колодцу, но Селина его остановила:

– Нет, нет. Я выпью содовой, она холоднее и лучше утоляет жажду. Не беспокойтесь, я сама. В холодильнике есть бутылка. Я сейчас.

Скользнув за стойку, она нагнулась, чтобы открыть холодильник, и на мгновение скрылась из виду, но тут же выпрямилась с запотевшей бутылкой в руке. Откупорив ее, налила целый стакан и выпила залпом; Джордж не удержался и заметил, что так можно и лопнуть.

– Не лопну, – Селина отставила пустой стакан и неожиданно улыбнулась, словно холодная содовая помогла ей разрешить все проблемы. – Потрясающе вкусно.

Они вышли из дома на яркое солнце; Пепе ждал возле своей машины. Он взял у Селины пальто и аккуратно положил на тщательно вычищенное заднее сиденье, Селина попрощалась с Франсис, поблагодарила ее за помощь и повернулась к Джорджу. Она не протянула руки, а он не решился ее поцеловать. Они просто сказали друг другу «до свидания», но у Джорджа возникло такое чувство, будто их растащили силой.

Селина села в машину, очень прямая, очень трогательная и ужасно беззащитная, Пепе уселся с ней рядом, Джордж дал ему с полдюжины наставлений, пригрозив убить, если что-нибудь случится, и Пепе все понял, и кивнул, и даже засмеялся, сверкнув беззубыми деснами, и завел свой старенький автомобиль.

Машина покатила в гору, удаляясь от дома, а Джордж долго стоял и смотрел ей вслед – даже после того, как она исчезла из виду, пока слышен был шум мотора.

В этот вечер в гостинице «Кала Фуэрте» состоялась грандиозная пьянка. Никто ее не планировал, все получилось само собой, как это бывает, когда вместе собираются представители десятка различных национальностей, а спиртное льется рекой. Веселились до упаду. Какая-то толстуха возомнила, что может танцевать на столе, но свалилась в объятия своего кавалера, уснула и до конца вечера так и не проснулась. Какой-то яхтсмен играл на гитаре, а француженка танцевала фламенко: ничего более уморительного Джордж в жизни не видывал. Около часу ночи, однако, он вдруг объявил, что уходит домой, в Каса Барко. Раздались протестующие возгласы, обвинения, будто он хочет испортить все веселье, требования поставить выпивку, но Джордж остался непреклонен: он понимал, что должен уйти, – иначе ему будет не до смеха, и из глаз покатятся слезы. А ничего нет омерзительнее пьяных слез.

Встав и с громким стуком отодвинув стул, Джордж вышел из-за стола. Франсис сказала:

– Я тоже пойду.

– Ты ночуешь здесь, помни.

– Я отвезу тебя домой. Зачем идти пешком, когда под дверью стоит прекрасный автомобиль?

Джордж не стал возражать: это было проще и менее утомительно, чем устраивать сцену. Стояла теплая южная ночь с россыпью ярких звезд на небе. Франсис оставила свой «ситроен» посреди площади; приблизившись к нему, она сунула ключи Джорджу в руку и сказала:

– Ты поведешь.

Она прекрасно могла вести машину сама, но не упустила случая подчеркнуть свою женскую слабость и беспомощность; Джордж взял ключи и сел за руль.

Если к своему смешному автомобильчику с желтыми колесами Джордж относился просто как к средству передвижения, то мощный и быстрый «ситроен» Франсис был для него сексуальным атрибутом ее личности. Теперь Франсис сидела рядом с ним, подняв лицо к звездам; глубокий вырез не застегнутой на верхние пуговицы рубашки открывал ее смуглую шею. Джордж знал, что она ждет поцелуя, но, прежде чем включить зажигание, закурил, и Франсис спросила:

– Ты меня не поцелуешь?

– Я не могу тебя поцеловать. Не знаю, где ты, – сказал Джордж.

– Почему ты постоянно стремишься все обратить в шутку?

– Таков уж мой британский защитный механизм.

Франсис взглянула на освещенный звездным светом циферблат своих часов.

– Час ночи. Думаешь, она уже в Лондоне?

– Наверно.

– Куинс Гейт. Этот уголок Англии не про нас, мой милый.

Джордж стал тихонько насвистывать мелодию, которая весь вечер вертелась у него в голове.

– Надеюсь, ты не очень за нее волнуешься?

– Я нисколечко не волнуюсь, хотя... Надо было мне самому отвезти ее в аэропорт, а не отпускать с Пепе в этой консервной банке на колесах, которую он именует автомобилем.

– Она не захотела, чтобы ты ее вез. И правильно сделала – она б утопила тебя в слезах, и вы бы попали в аварию. – Джордж ничего не ответил, и Франсис, засмеявшись, добавила: – Ты точно упрямый осел, отказывающийся от соблазнительного пучка сена.

– Я для этого слишком пьян.

– Поехали.

Всю дорогу Джордж продолжал насвистывать навязчивую мелодию. Когда они подъехали к Каса Барко и Джордж, выключив мотор, вышел из машины, Франсис тоже вышла. И, как ни в чем не бывало, вошла с ним в дом, где было темно и прохладно. Джордж зажег свет и автоматически направился в кухню, чтобы приготовить себе выпить: иначе, казалось ему, он умрет или плюхнется в постель и заплачет; в любом случае ему чертовски не хотелось, чтобы Франсис при этом присутствовала.

Она же, чувствуя себя как дома, улеглась на тахту, перекинув ноги через валик и подложив под кудрявую голову небесно-голубую подушку. Джордж, начав готовить выпивку, уронил открывалку и рассыпал лед. Франсис спросила:

– Тебе не надоело свистеть одно и то же? Ничего другого не знаешь?

– Прицепилось... Я даже не знаю, что это за мелодия.

– Тем более прекрати.

Джордж уныло посмотрел на огромную лужу, в которой таяли кусочки льда. Тряпки, чтобы все это вытереть, он найти не смог и, махнув рукой, понес стаканы Франсис. Она, продолжая внимательно за ним наблюдать, взяла свой, а Джордж, машинально крутя в пальцах стакан, сел спиной к темному очагу.

Франсис рассеянно произнесла:

– Знаешь, дорогой, а ты на меня злишься.

– Я?

– Да, ты.

– Почему?

– Потому что я выставила твою маленькую подружку. И потому, что в глубине души ты понимаешь, что обязан был это сделать сам. Не откладывая.

– У меня не было денег на билет.

– Прости, но это не оправдание.

Джордж уставился в свой стакан.

– Да, – сказал он. – Возможно.

Мелодия опять завертелась у него в голове. Франсис, немного помолчав, сказала:

– Пока ты ходил договариваться с Пепе, а крошка собиралась в дорогу, я полюбопытствовала, много ли ты сотворил. Не могу сказать, что ты сильно продвинулся.

– Да. Не написал ни строчки.

– А своему любимому мистеру Ратленду ответил?

– Нет. И этого не сделал. Зато, – добавил он с горечью, – посоветовался со специалистом и узнал, что у меня творческий застой.

– Что ж, – злорадно заметила Франсис, – теперь тебе есть чем оправдывать собственную лень. И если ты наконец наберешься смелости и рискнешь называть вещи своими именами, я сделаю то же самое. Видишь ли, дорогой, я не думаю, что ты когда-нибудь заставишь себя написать вторую книгу.

– Почему ты так уверена?

– Потому что ты – это ты. Сочинительство – тяжелый труд, а ты один из тех типичных, живущих вдали от родины английских лоботрясов, которые, как никто другой, умеют только изящно бездельничать. – Джорджу почему-то это показалось забавным, и он рассмеялся; Франсис, растерявшись, даже приподнялась и села: она рассчитывала вовсе не на такую реакцию. – Джордж, если ты не хочешь ехать в Малагу, если ты не получаешь удовольствия от боя быков, я готова от всего этого отказаться. Но почему бы нам не отправиться куда-нибудь вместе? Сядем на «Эклипс» и поплывем на Сардинию или в кругосветное путешествие – до Австралии, например, или... проедем на верблюдах через пустыню Гоби...

– С вьюками на переднем горбу...

– Ты опять пытаешься шутить, а я говорю серьезно. Мы свободны, и весь мир наш. Зачем заставлять себя сидеть за машинкой? Неужели на свете осталось хоть что-нибудь, о чем ты можешь написать лучше других?

– Не знаю, Франсис.

Франсис допила свой виски и поставила стакан на пол рядом с тахтой. Потом откинулась на подушку – обольстительная, вульгарная, пугающе бесцеремонная. И сказала:

– Я тебя люблю. Хочу, чтобы ты это знал.

Теперь, казалось бы, ничто не мешало заняться любовью. Джордж отставил стакан, подошел к тахте, сел и, будто стремясь забыться, крепко обнял Франсис. Она тихонько застонала от наслаждения и запустила пальцы в его шевелюру, а он губами нашел ее губы, и потерся подбородком о щеку, и почувствовал, как его щетина царапает ее кожу, а Франсис уткнулась лицом ему в плечо, и ее сильные руки, точно клещи, сдавили его шею.

– Ты меня любишь? – спросила она, но он ничего не ответил. – Я тебе нравлюсь? Ты меня хочешь?

Он развел ее руки, высвободился, но не встал, а продолжал сидеть, держа ее за запястья, словно опасаясь, что она полезет в драку.

Франсис рассмеялась. Уступчивость и неизменно хорошее настроение – вот что больше всего нравилось в ней Джорджу.

– Я готова поверить, что ты в дребезину пьян, – сказала она.

Джордж встал и пошел за сигаретами, а Франсис за его спиной вытянулась на тахте и закинула руки за голову.

– Мне нужно привести себя в порядок прежде, чем возвращаться к Рудольфо. Ты же знаешь, какие у него старомодные взгляды. Можно, я воспользуюсь твоей спальней?

– Валяй, – сказал Джордж и зажег на лестнице свет.

Франсис взбежала наверх, постукивая каблуками по деревянным ступенькам и напевая мелодию, которая весь вечер не давала покоя Джорджу. Внезапно мелодия оборвалась, будто кто-то выключил радио. Неожиданно наступившая тишина поразила Джорджа сильнее, чем если бы Франсис вдруг вскрикнула. Он замер и навострил уши, как сторожевой пес.

А Франсис между тем спускалась обратно. На лице у нее было столь несвойственное ей выражение, что Джордж не нашел ничего лучше, чем тупо спросить:

– Что там наверху? Нет расчески?

– Не знаю, – ответила Франсис. – Не смотрела. Я не видела ничего дальше кровати...

– Кровати? – Джордж окончательно перестал что-либо понимать.

– Это что, шутка? Очередное проявление бесподобного английского юмора?

И тогда, к своему ужасу, Джордж понял, что Франсис по-настоящему рассвирепела. Как она ни старалась держать себя в руках, дрожь в ее голосе усилилась, предвещая взрыв.

– Франсис, я не понимаю, о чем ты?!

– Девчонка. Твоя дочка. Селина. Называй как хочешь. Ты знаешь, где она? Не в Лондоне. И даже не в аэропорту. Она там... – Франсис указала трясущимся пальцем наверх, и терпение ее лопнуло, точно проколотый иголкой воздушный шар. – В твоей постели! – прошипела она.

– Что за бред!

– Пойди и посмотри сам. Поднимись и взгляни! – Джордж не шелохнулся. – Я не знаю, что это все значит, Джордж, но я выбросила кучу денег вовсе не для того, чтобы эта маленькая шлюха снова очутилась в твоей постели...

– Она не шлюха...

– И если ты намерен пускаться в объяснения, постарайся придумать что-нибудь получше, чем вранье насчет пропавшего багажа и бедной сиротки, вообразившей, будто ты ее давно сгинувший папочка...

– Это правда.

– Правда? Кого ты пытаешься провести, ублюдок? – Франсис уже кричала, и в этом была ее ошибка: от женского крика Джордж приходил в ярость.

– Я не знал, что она вернулась...

– Хорошо, тогда немедленно ее выгони...

– И не подумаю...

– Отлично. – Франсис нагнулась за своей сумкой. – Если тебе не терпится начать новую жизнь с этой лицемерной потаскушкой, ради Бога...

– Замолчи!...

– Только не впутывайте меня в свои хитроумные игры. На вашу репутацию мне плевать! – Франсис подошла к двери и широко ее распахнула, но не ушла, а повернулась, чтобы напоследок бросить еще парочку теплых слов, однако весь эффект испортило появление Пёрл. Кошка поджидала за дверью, когда ее впустят, и, как только Франсис это сделала, величаво вплыла в дом, благодарно мяукнув.

– Тебе лучше уйти, – сказал Джордж насколько мог спокойно.

– Не беспокойся, я ухожу! – крикнула Франсис и, приостановившись исключительно для того, чтобы мимоходом со злостью пнуть Пёрл, вышла, с такой силой захлопнув дверь, что весь дом затрясся.

Через секунду ночную тишину вспорол рев стремительно сорвавшегося с места «ситроена», который помчался в гору с такой скоростью, что Джордж невольно вздрогнул.

Он нагнулся и поднял кошку. Пёрл была оскорблена в своих лучших чувствах, но, поняв, что опасность миновала, позволила Джорджу усадить себя на любимую подушку на тахте. Раздавшийся наверху шорох заставил Джорджа поднять глаза. На лестнице, держась за перила, стояла Селина в белой ночной рубашке с голубым бантом у ворота. Она встревоженно спросила:

– Пёрл цела?

– Да... А ты здесь что делаешь?

– Я спала. В кровати...

– Но сейчас ты уже не в кровати. Надень что-нибудь и иди сюда.

Через минуту Селина спустилась, босая, но в дурацком белом шелковом пеньюаре, вероятно, составлявшем комплект с рубашкой.

Нахмурившись, Джордж спросил:

– Откуда у тебя все это?

Селина сделала шаг вперед.

– Мой чемодан нашелся. Прилетел из Мадрида. – Она улыбнулась, словно считая, что обрадовала Джорджа, и ему пришлось поднатужиться, чтобы как можно более язвительно спросить:

– Значит, ты благополучно добралась до аэропорта?

– О да.

– И что же случилось дальше? Отменили рейс? Не оказалось мест в самолете? Пепе по дороге проколол шину, и вы опоздали?

– Ничего подобного. – Глаза у Селины сначала округлились, потом превратились в крохотные щелочки. – Я потеряла паспорт.

– Что?! – Голос Джорджа невольно дрогнул.

– Да, как ни странно. Помните, вы перед моим отъездом спросили, не забыла ли я паспорт? Он лежал у меня в сумке, и я не помню, чтобы еще хоть раз ее открывала, но когда мы приехали в аэропорт и надо было покупать билет и все такое, я полезла в сумку, и... паспорта там не оказалось.

Селина смотрела на Джорджа, с любопытством ожидая, какова будет его реакция. Но Джордж только с невозмутимым спокойствием откинулся на спинку тахты.

– Понятно. И что же ты сделала?

– Сказала гвардейцу, естественно.

– А он что?

– О, он очень любезно меня выслушал и вообще отнесся с пониманием. А я подумала, что мне лучше вернуться и подождать, пока его найдут.

– Кто найдет?

– Гражданская гвардия.

С минуту они молча смотрели друг на друга. Потом Джордж произнес:

– Послушай, Селина...

– Что?

– Ты знаешь, как в этой стране поступают с людьми, теряющими паспорта? Их сажают в тюрьму. Интернируют, как политических преступников. И они гниют в подвалах, пока не отыщутся паспорта.

– Со мной ничего такого не сделали.

– Признайся: все это вранье. Куда ты девала паспорт?

– Не знаю. Потеряла.

– Может быть, оставила в машине?

– Я же говорю: он исчез.

– Смотри, Младший, в Испании с паспортами в такие игры не играют.

– Я не играю ни в какие игры.

– Ты сказала Пепе про паспорт?

– Как я могла сказать – ведь я не говорю по-испански.

– Однако ты сумела попросить его отвезти тебя обратно?

Селина немного смутилась, однако сказала с вызовом:

– Да.

– В котором часу ты сюда приехала?

– Около одиннадцати.

– Мы тебя разбудили, когда пришли? – Селина кивнула. – И ты слышала наш разговор?

– Я пыталась спрятать голову под подушку, но у миссис Донджен очень пронзительный голос. Мне жаль, что я ей так не понравилась. – Поскольку Джордж никак не прокомментировал это замечание, она продолжала светским тоном, который бабушка наверняка бы одобрила: – Вы собираетесь на ней жениться?

– С чего ты взяла? Нет, от тебя можно сойти с ума!

– Она замужем?

– Сейчас нет.

– Что случилось с ее мужем?

– Не знаю... откуда мне знать? Возможно, он умер.

– Это она его отправила на тот свет?

Руки Джорджа, казалось, внезапно отделились от тела и обрели самостоятельность. Им не терпелось схватить Селину за плечи и трясти, пока не застучат зубы, а потом выдрать за уши и надавать пощечин, чтоб согнать с лица это чопорное выражение великосветской дамы. Он сунул руки в карманы и сжал кулаки, чтобы не давать волю варварским инстинктам; Селина, казалось, не замечала, что с ним творится.

– Должно быть, она не очень-то обрадовалась, когда меня увидела; ей бы следовало остаться и выслушать, в чем дело. И бедняжке Пёрл досталось... Лучше бы она меня ударила. – Селина посмотрела Джорджу прямо в глаза, и его поразило, какой холодный у нее взгляд. – Она, видно, хорошо вас знает, иначе бы не позволила себе так разговаривать. Ей хочется, чтобы вы в нее по уши влюбились.

– Селина, ты нарываешься на неприятности...

– А еще она считает, что вы никогда не напишете вторую книгу.

– Может, она не столь уж и неправа.

– Но вы хоть пытались?

– Не твое собачье дело, – отчеканил Джордж, но даже эти слова не обескуражили Селину.

– Мне кажется, еще не начав писать, вы уговорили себя, что у вас ничего не выйдет. В одном миссис Донджен совершенно права: вы – типичный английский лоботряс, сбежавший из родного дома... (тут Селина на удивление похоже воспроизвела интонации Франсис) – который умеет только изящно бездельничать. По-моему, вам просто не хочется выходить из этого образа. Да и зачем? У вас нет потребности писать. Не в этом смысл вашей жизни. Ну, а что касается данного мистеру Ратленду обещания... подумаешь! Можно его и не сдержать. Вам так же легко нарушить слово, как порвать с девушкой, на которой вы собирались жениться.

Не успев даже ничего подумать, а уж тем более сдержать себя, Джордж вытащил из кармана плененную руку и ударил Селину по лицу. Звук пощечины получился очень громким – будто с треском разорвался надутый бумажный пакет. Воцарилась мучительная тишина. Селина застыла в недоумении, но обиженной почему-то не казалась. Джордж потирал ушибленную руку. Он вдруг вспомнил, что так и не нашел сигарет, и почувствовал, что должен немедленно, сию же минуту их найти, вытащить одну из пачки и закурить, хотя и боялся увидеть, как у него дрожат руки. Взглянув наконец на Селину, он, к своему ужасу, понял, что она изо всех сил сдерживается, чтоб не заплакать. Мысль о слезах, последующих извинениях и раскаянии была просто невыносима. Да и поздно было извиняться. И Джордж раздраженно, но беззлобно сказал:

– Ну давай, пореви! – когда же она повернулась и побежала наверх, путаясь своими босыми ногами в длинном шелковом пеньюаре, крикнул ей вслед: – Смотри, не сломай кровать! – однако эта шутка прозвучала совсем уж глупо.