Текст книги "Фиеста в Кала Фуэрте"
Автор книги: Розамунда Пилчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
11
Когда Джордж проснулся, было уже поздно. Он понял это по косым солнечным лучам, по дрожащим теням на потолке, по доносящемуся из-за закрытой двери шуршанью – Хуанита подметала террасу. Инстинктивно опасаясь головной боли, неизбежной с похмелья, Джордж осторожно потянулся за часами и увидел, что уже половина одиннадцатого. Так долго спать ему не случалось уже много лет.
Джордж подвигал головой, ожидая первого удара заслуженной кары. Ничего не произошло. Обрадовавшись, он протер глаза и – о чудо! – никаких болезненных ощущений... Отбросив бело-красное одеяло, медленно сел. Он чувствовал себя совершенно нормально, больше того – прекрасно: свежим, бодрым и полным сил.
Собрав разбросанную одежду, он принял душ и побрился. Пока соскребал щетину, в голове всплыла вчерашняя мелодия, на этот раз уже со словами, и Джордж с опозданием понял, почему его свист так раздражал Франсис.
Я привык к ее лицу
С него начинается день...
– Эй, – сказал Джордж своему дурацкому отражению, – ты становишься сентиментален. Тем не менее, одевшись, он включил свой старенький проигрыватель и поставил пластинку Фрэнка Синатры, предварительно стерев с нее пыль.
Хуанита заканчивала драить террасу; услышав музыку, она отложила щетку и вошла в дом, оставляя на кафельном полу мокрые следы.
– Сеньор, – сказала она.
– Хуанита! Buenos dias.
– Вы хорошо спали?
– Пожалуй, чересчур хорошо.
Я привык к мелодии,
Которую она мурлычет целый день.
– Где сеньорита?
– Загорает. На вашей яхте.
– Как она туда попала?
– Взяла маленькую лодку.
Джордж удивленно поднял брови.
– Что ж, если ей так захотелось... Кофе есть?
– Сейчас приготовлю.
Хуанита опустила в колодец ведро, а Джордж понял, что чувствует себя достаточно хорошо, чтобы выкурить сигарету. Найдя одну, он закурил, а затем неуверенно сказал:
– Послушай, Хуанита...
– Si, señor.
– Американка, которая сегодня ночевала в гостинице...
– No, señor.
Джордж нахмурился.
– Что ты хочешь этим сказать?
Хуанита в кухне ставила на плиту чайник.
– Она там не ночевала, сеньор. Уехала ночью в Сан-Антонио. В гостиницу даже не зашла. Розита сказала Томеу, а Томеу сказал Марии, а...
– Знаю: Мария сказала тебе.
Это известие принесло постыдное чувство облегчения, хотя, представив себе, как Франсис ночью с убийственной скоростью мчалась в Сан-Антонио, Джордж невольно вздрогнул. Ему хотелось надеяться, что ничего не случилось, что она не попала в катастрофу, не лежит до сих пор в перевернувшемся автомобиле где-нибудь в канаве.
Джордж озабоченно почесал в затылке и вышел на террасу поискать вторую причину своей головной боли. Взяв бинокль, он направил его на «Эклипс», но увидел только безмятежно покачивающуюся возле ее кормы шлюпку. Селины нигде не было.
День, между тем, выдался прекрасный. Такой же солнечный, как накануне, но более прохладный, и море у выхода из гавани было спокойным. Верхушки пиний шелестели, колышимые бризом; невысокие волны мягко накатывали на дощатый настил под террасой. Джорджа радовало решительно все. Голубое небо, голубое море, «Эклипс», легонько подрагивающая на якорной цепи, белая терраса, красная герань, все милое и родное. И еще это волшебное, свежее утро! Пёрл сидела у самой воды и лакомилась найденной на берегу рыбьей требухой; Франсис укатила обратно в Сан-Антонио; Хуанита варила для него кофе. Джордж не помнил, когда чувствовал себя так замечательно, таким уверенным и полным надежд. Казалось, он много месяцев провел в понуром ожидании надвигающейся бури, а теперь буря осталась позади, тяжесть свалилась с души, и наконец-то можно будет вздохнуть свободно.
Джордж, правда, сказал себе, что он подлец, что сейчас бы надо извиваться в пароксизме ненависти к своей персоне и мучиться от угрызений совести, однако ему было слишком хорошо, чтобы прислушиваться к доводам рассудка. Все это время он стоял, нагнувшись и упершись руками в балюстраду, а теперь выпрямился и увидел, что измазал руки штукатуркой. Хотел автоматически вытереть их о джинсы, но задумался, глядя на отпечатки ладоней на побеленной ограде – отчетливые отпечатки с тоненькой сеточкой линий. Его собственной, уникальной – как уникальна была его жизнь, и все, что он делал, и что делает сейчас.
Гордиться ему, честно говоря, особенно было нечем. За долгие годы он обидел и оскорбил слишком много людей, а прошлая ночь в этом смысле оказалась рекордной, и вспоминать это было невыносимо. Тем не менее ничто не могло испортить его приподнятое настроение.
Я привык к ее лицу...
Пластинка кончилась, и Джордж вошел в дом, чтобы ее перевернуть. Закрыв крышку проигрывателя, он позвал:
– Хуанита!
Она размешивала кофе в кофейнике.
– Señor?
– Хуанита, ты знала, что Пепе, муж Марии, вчера возил сеньориту в аэропорт?
– Si, señor, – ответила Хуанита, не поднимая головы.
– Он тебе сказал, что привез сеньориту обратно?
– Si, señor. Вся деревня об этом знает.
Джордж вздохнул, но расспросов не прекратил.
– А Пепе говорил, что сеньорита потеряла паспорт?
– Он не знал, что она его потеряла. Просто паспорта у нее не было.
– Но она разговаривала с гвардейцами в аэропорту?
– Не знаю. – Хуанита налила кипяток в кофейник.
– Хуанита... – Поскольку Хуанита не повернулась, Джордж положил руку ей на плечо и, когда она на него посмотрела, к своему изумлению, увидел, что ее темные глаза сверкают от смеха. – Хуанита... сеньорита не моя дочь.
– No, señor, – серьезно подтвердила Хуанита.
– Только не говори, что ты это знала.
Хуанита пожала плечами.
– Пепе считает, что она вела себя не как ваша дочь.
– А как?
– Она была ужасно расстроена.
– Хуанита, она мне не дочь, а племянница.
– Si, señor.
– Скажи об этом Марии, ладно? А Мария пускай скажет Томеу, а Томеу – Розите, а Розита – Рудольфо... – Оба рассмеялись. – Я не вру, Хуанита. Но это и не совсем правда.
– Не беспокойтесь, сеньор. Дочка, племянница... – Хуанита пожала плечами, словно этот предмет не заслуживал обсуждения. – Главное, что сеньор – друг Кала Фуэрте. Все остальное неважно.
Такое красноречие было несвойственно Хуаните, и Джордж так растрогался, что готов был ее расцеловать, но побоялся смутить и поспешно сказал, что умирает с голоду. В одиночестве ему сидеть не хотелось, поэтому он пошел к Хуаните на кухню и заглянул в хлебницу, рассчитывая найти какую-нибудь горбушку, которую можно намазать маслом и абрикосовым джемом.
В хлебнице, как обычно, полно было хлеба, в основном уже зачерствевшего.
– Безобразие, – укоризненно сказал Джордж. – Гляди: хлеб уже позеленел. – И в доказательство перевернул хлебницу вверх дном; куски посыпались на пол. После того, как выпала последняя заплесневелая корка, на пол спланировал лист белой бумаги, который Хуанита постелила на дно, а за ним – тоненькая темно-синяя книжечка.
Она упала между Джорджем и Хуанитой, и оба недоуменно уставились друг на друга, готовые обменяться взаимными обвинениями.
– Что это?
Джордж поднял книжечку, повертел в руках.
– Это паспорт. Британский паспорт.
– Чей?
– Я думаю, сеньориты.
Джордж решил начать не с начала, а с того момента, когда «Эклипс» вошла в гавань Делоса. Потом можно будет вернуться назад и показать – в нескольких беглых зарисовках, – как родилась идея путешествия, как строились планы. Писчая бумага была плотной и приятно гладкой на ощупь, машинка работала безупречно. Селина еще не вернулась с купанья, а Хуанита стирала в своей прачечной, безжалостно намыливая простыни Джорджа огромным куском мыла и напевая какую-то местную душещипательную песенку; поэтому, когда в дверь постучали, он ничего не услышал.
Стук был очень деликатный, и тарахтенье пишущей машинки его заглушило. Минуту спустя дверь приоткрылась; Джордж краем глаза это заметил и повернул голову, не отрывая пальцев от клавиатуры.
В дверях стоял высокий и очень красивый молодой человек. На нем был строгий темный костюм, белая рубашка с крахмальным воротничком, галстук; выглядел незнакомец чертовски самоуверенным и спокойным.
– Простите, если я помешал, но на мой стук никто не ответил, – сказал он. – Это Каса Барко?
– Да.
– В таком случае вы – Джордж Даер.
– Совершенно верно. – Джордж встал.
– Меня зовут Родни Экленд. – Молодой человек, видимо, счел неудобным продолжать разговор, не представившись, и подошел к столу, чтобы пожать Джорджу руку. – Доброе утро.
«Крепкое рукопожатие. Прямой проницательный взгляд. Солидный человек, – отметил про себя Джордж. И невольно подумал, сам устыдившись этой мысли: – Жуткий зануда».
– Я не ошибся, Селина Брюс здесь остановилась?
– Да. – Родни огляделся с немым вопросом в глазах. – Она сейчас купается.
– Купается... В таком случае, позвольте кое-что вам объяснить. Я – адвокат мисс Брюс. – Джордж молчал. – Боюсь, отчасти я виноват в том, что она затеяла эту поездку. Именно я дал ей вашу книгу, а она, увидев фотографию, возомнила, что вы – ее отец. Мы с ней это обсуждали: она решила вас разыскать и попросила составить ей компанию, но, к сожалению, мне предстояла деловая поездка в Боурнмаут для встречи с очень важным клиентом, которую я не смог отменить, когда же вернулся в Лондон, оказалось, что Селина уже три или четыре дня как уехала. Ну и я, естественно, сел на первый же самолет и... короче, собираюсь ее отсюда забрать. – Мужчины внимательно изучали друг друга. Помолчав, Родни добавил: – Вы, конечно же, не ее отец.
– Нет. Ее отца нет в живых.
– Сходство, однако, поразительное. Даже я заметил.
– Джерри Даусон – мой дальний родственник.
– Удивительное совпадение!
– Да, – сказал Джордж. – Удивительное.
Родни, кажется, впервые чуточку смутился.
– Мистер Даер, мне неизвестны обстоятельства этого... довольно неординарного визита; я даже не знаю, что вам Селина о себе рассказала. Ей всегда страшно хотелось... я бы это назвал навязчивой идеей... иметь отца. Она воспитывалась у бабушки, и ее детство было, мягко говоря...
– Да, она говорила.
– Стало быть – поскольку вам все известно, – мы, в некотором роде, союзники.
– Да, пожалуй. – Джордж усмехнулся и добавил: – Скажите – я спрашиваю из чистого любопытства, – а как бы вы поступили, окажись я действительно Селининым отцом?
– Гм... – Родни растерянно помолчал, подыскивая слова, – я бы... – И, рассмеявшись, шутливо сказал: – Вероятно, прижал бы вас к стенке и добился вашего согласия...
– Моего согласия?
– Да. С некоторым опозданием, конечно: мы ведь уже обручены. И через месяц собираемся пожениться.
– Что?! – невольно вырвалось у Джорджа. Это восклицание красноречиво свидетельствовало о его душевном состоянии: он уже давно – со времен светских приемов и балов в Бреддерфорде – отвык от подобных устарелых формальностей и полагал, что и другими все это напрочь забыто. Но, видимо, шок, который он испытал, всколыхнул в нем какие-то непривычные, глубоко спрятанные чувства.
– Мы обручены. Вы, разумеется, об этом знаете?
– Нет, понятия не имел.
– Неужели Селина вам ничего не говорила? Странная девочка.
– А с какой стати она должна была мне говорить? Обручена, не обручена – не мое дело.
– Не ваше, но, согласитесь, это первое, о чем бы ей следовало сказать. – Джордж подумал: «Замолчи наконец, самодовольный щеголь!» – Впрочем, неважно... Теперь вы в курсе дела и, надеюсь, понимаете, что я должен забрать Селину в Лондон, и как можно скорее.
– Да, конечно.
Родни обогнул Джорджа и вышел на террасу.
– Какой восхитительный вид! Вы сказали, Селина купается? Я ее не вижу.
Джордж присоединился к нему.
– Она... ммм... за яхтой. Сейчас я ее привезу... – И тут вспомнил, что не может этого сделать, так как Селина забрала шлюпку. А еще через секунду сообразил, что может, поскольку лодка есть у Рафаэля, двоюродного брата Томеу. – Эээ... вам придется немножечко подождать... Садитесь. Чувствуйте себя как дома. Я мигом.
– Не хотите, чтобы я с вами поехал?
Не почувствовав в голосе Родни особого энтузиазма, Джордж сказал:
– Нет, не стоит. В лодке полно рыбьей чешуи, вы только испачкаетесь.
– Ну если вы так считаете... – Родни переставил на солнце плетеное кресло и величаво в него опустился: хорошо воспитанный англичанин, проводящий отпуск за границей.
Джордж, между тем, сволок лодку Рафаэля по пандусу и спустил на воду, взмокнув от напряжения – лодка была длинная, тяжелая, неудобная. Вдобавок в ней было только одно весло, и Джорджу пришлось галанить, что он делал неуклюже и поэтому злился: наверняка этот изысканный господин со своей гладкой бесстрастной физиономией и ровным бесстрастным голосом, в своем безукоризненно сшитом темно-сером костюме следит за ним с террасы Каса Барко. Пыхтя, обливаясь потом и чертыхаясь, Джордж подплыл к яхте и окликнул Селину по имени, но не получил ответа.
С трудом управляя своим неповоротливым суденышком, он обогнул «Эклипс» и сразу же, высоко на противоположном берегу, увидел Селину. Она поднялась на скалу по ступенькам, ведущим к купальне одной из прилепившихся к обрыву, похожих на свадебный торт вилл, и сидела, как русалка, обхватив руками колени; ее мокрые волосы облепляли шею, точно воротник из котикового меха. Отложив тяжелое весло и рупором приставив руки ко рту, Джордж еще раз крикнул:
– Селина! – Крик получился таким пронзительно-яростным, что она сразу посмотрела в его сторону. – Давай сюда, надо поговорить.
Секунду поколебавшись, Селина встала, спустилась по белым ступенькам и, войдя в воду, поплыла к нему. Планшир оказался слишком высоким, поэтому Джорджу пришлось подхватить ее под мышки и втащить в лодку – мокрую и трепещущую, как только что выловленная рыбка. Они сели на банки друг против друга, и Селина сказала:
– Простите. Вам нужна шлюпка?
Джорджу было не привыкать, что по утрам женщины первым делом, не дав ему и слова сказать, требовали извиниться за его поведение накануне. Однако Селина была не такая, как все.
– Надеюсь, вы не сердитесь, что я...
– Конечно, нет.
– Я проснулась, когда вы еще спали. Впустила Хуаниту... – Джордж смотрел на ее губы, не слушая, что она говорит, пытаясь заставить себя примириться с мыслью, что эта девушка собирается замуж за Родни Экленда, что давно обручена, но от него почему-то скрыла... – а с вашей приятельницей все в порядке? Надеюсь, она уже остыла?
– Моя приятельница? Ах, Франсис! Остыла? Понятия не имею. Она еще ночью уехала в Сан-Антонио. Так или иначе, твоей вины тут нет. Покипятится и все забудет.
– Не надо мне было возвращаться в Каса Барко, теперь я понимаю, но...
– Селина... – Дольше сдерживаться у Джорджа не хватило терпения.
Она нахмурилась.
– Что-то случилось?
– Послушай. Тебя в Каса Барко ждет один человек. Он приехал, чтобы увезти тебя в Лондон. Его зовут Родни Экленд.
Селина окаменела. Потом беззвучно прошептала:
– Родни...
– Он прилетел ночью из Лондона. Когда вернулся из Боурнмаута и узнал, что ты одна отправилась в Сан-Антонио, тут же сел на первый подходящий самолет... Я ему сказал, что ты не моя дочь, и, должен заметить, он не особенно удивился. Короче: мистер Экленд хочет с тобой поговорить.
Подул прохладный бриз, и Селина поежилась. Джордж смотрел на тоненькую золотую цепочку, исчезающую в вырезе ее крохотного бикини, – теперь он знал, что на ней висит вовсе не крестик. Протянув руку, он вытащил цепочку до конца, и в воздухе закачалось подаренное Родни Эклендом обручальное кольцо с сапфиром и бриллиантами, рассыпавшими вокруг сверкающие искры.
– Селина. Почему ты мне не сказала?
Глаза у нее были такие же темно-синие, как сапфир, лежавший у него на ладони.
– Не знаю.
– Вы с Родни обручены? – Она кивнула. – И собираетесь через месяц обвенчаться. – Она снова кивнула. – Но почему это такой секрет?
– Это не секрет. Я говорила про вас с Родни. Сказала, что, возможно, Джордж Даер – мой отец, и что я хочу его отыскать. И попросила Родни со мной поехать. Но он не смог. У него были дела в Боурнмауте, и ему в голову не пришло, что я решусь полететь одна. Он сказал, что, если вы – мой отец, незачем вас пугать, свалившись как снег на голову. А если не отец, получится совсем уж глупо. Он не понимает, как это важно – иметь родителей, семью...
– Ты с ним давно знакома?
– С детства. Его фирма всегда вела бабушкины дела. Бабушке он очень нравился, и, я знаю, она хотела, чтобы я вышла за него замуж.
– И теперь ты выходишь.
– Да. Я привыкла во всем ее слушаться. – В темных глазах Джорджа промелькнуло что-то, похожее на сострадание, а Селине ужасно не хотелось, чтобы он ее жалел. – Мы уезжаем из Куинс Гейт. Сняли прелестную квартирку в новом районе. Вам бы понравилась... Солнечная, и вид из окон прекрасный. Агнесса будет жить с нами. Я уже заказала подвенечное платье. Белое, очень длинное. Со шлейфом.
– Но обручальное кольцо с пальца сняла. И спрятала.
– Я думала, вы мой отец. А увидеться в первый раз с отцом мне хотелось... ну, чтобы я была просто я. Никому не принадлежащая: ни другому человеку, ни другому образу жизни.
– Ты его любишь?
– Вчера я задала вам тот же вопрос, но вы не ответили.
– Тут есть разница. Мы говорили о моем прошлом, а это – твое будущее.
– Да, понимаю. Потому это все так важно. – Джордж не ответил. Селина подняла руки и расстегнула золотую цепочку. Кольцо соскользнуло; Селина подхватила его и надела на палец, а потом снова застегнула цепочку на шее. Все ее движения были продуманными и четкими. – Нехорошо заставлять Родни ждать.
– Да, конечно. Садись в шлюпку, а я поплыву следом на этой посудине. Только не исчезай, не попрощавшись.
– Я никогда так не поступлю. И вы это знаете.
На террасе Родни стало жарко. Он бы мог снять пиджак, но под пиджаком были подтяжки, демонстрировать которые Родни считал неприличным и поэтому, встав с кресла, перешел в прохладную комнату. Там он принялся расхаживать из угла в угол, пытаясь разобраться в необычном дизайне дома, и не заметил появления Селины, поднявшейся по ступеням террасы и остановившейся на пороге.
Лишь когда она его окликнула, Родни обернулся. Селина стояла в дверях. Родни уставился на нее, не веря своим глазам. Он не мог понять, как за столь короткое время можно было так измениться. Вместо довольно бесцветной блондинки с бледным лицом, оживляемым только ярко-голубыми, как у сиамской кошки, глазами, он увидел загорелую девушку с распущенными мокрыми волосами и в купальнике, показавшемся ему воплощением дурного вкуса. Огромная белая кошка, гревшаяся на солнышке на террасе, подошла и стала нежно тереться о Селинины голые ноги.
В воздухе повисло странное напряжение. Наконец Селина сказала:
– Привет, Родни. Что за сюрприз! – Она попыталась произнести эти слова обрадованно, но восклицание увяло на последнем слоге.
– Сюрприз, – сказал Родни. – Так и было задумано. – Не верилось, что он несколько часов назад вылетел из Лондона, просидел всю ночь в теплом темном костюме, спустился из деревни в Каса Барко по каменистой дороге. Его башмаки, правда, были запорошены белой пылью, однако в остальном Родни выглядел так же безукоризненно, как всегда. Подойдя к Селине, он положил руки ей на плечи и нагнулся, чтобы ее поцеловать, но не удержался от укоризненного замечания: – Что это на тебе надето?
Селина пожала плечами.
– Больше мне купаться не в чем.
На террасе висел старый купальный халат, Селина сдернула его с веревки и надела. Халат был жесткий от соли, пересохший от долгого пребывания на солнце и пропитан запахом Джорджа. Селина плотно в него завернулась, и почему-то ей сразу стало очень уютно и совсем не страшно.
Родни сказал:
– Как ты могла уехать, ничего не сообщив?! Я с ума сходил.
– Я же знала, что ты в Боурнмауте.
– Я позвонил тебе, как только вернулся в Лондон, и Агнесса сказала, где ты. – И добавил: – Разумеется, я вылетел первым же самолетом.
– Очень мило с твоей стороны.
– Как насчет возвращения домой?
– Я хотела вернуться раньше, но в аэропорту меня обокрали, и я не могла купить обратный билет.
– Надо было немедленно телеграфировать, и я бы тут же перевел деньги.
– Я... мне не хотелось тебя беспокоить. Кроме того, – добавила она, решив быть до конца честной, – я вообразила, как ты скажешь: «Я тебе говорил!» Ты был прав, а я – не права, и Джордж Даер... не мой отец...
– Я так и предполагал.
– Но согласись, мне нужно было самой убедиться... – Это была мольба о прощении, однако Родни предпочел ничего не заметить.
– И все равно я считаю, что тебе следовало поручить это мне.
– Да ведь я просила тебя со мной поехать. Я очень хотела... ты сам не захотел.
– Не захотел? Не смог. И ты это знаешь.
– Ты мог отложить встречу с миссис Не-знаю-как-там-ее.
– Селина! – Родни был потрясен и – возможно, лишь сейчас – понял, что изменения коснулись не только внешности его невесты: они куда глубже и серьезнее.
Селина набрала воздуху в легкие.
– Все равно я ни о чем не жалею. Я рада, что приехала, хотя Джордж и не мой отец. И, если меня спросят, скажу, что в любом случае поступила бы точно так же.
Это был вызов, но, прежде чем Родни успел обдумать ответ, к ним присоединился Джордж Даер; поднявшись по ступенькам на террасу и взяв на руки Пёрл, он непринужденно вмешался в разговор.
– Ну что, все о'кей? Любящие сердца вновь соединились... Теперь, полагаю, надо выпить по глоточку, чтобы остудить страсти.
– Я не буду пить, спасибо, – сухо сказал Родни.
– А сигарету?
– Нет, пока не хочу. – Родни прочистил горло. – Я сказал Селине, что хорошо бы нам поскорее вернуться в Лондон. В гостинице «Кала Фуэрте» меня ждет такси; можно ехать прямо в аэропорт.
– Вы очень предусмотрительны, – заметил Джордж.
Родни бросил на него быстрый взгляд, заподозрив в этих словах иронию, но темные глаза Джорджа были совершенно серьезны. На всякий случай Родни все же пропустил последнее замечание мимо ушей и повернулся к Селине: – Пожалуй, тебе пора собираться. Где ты остановилась?
Воцарилось долгое молчание. Родни смотрел на Селину, Селина переводила взгляд с Родни на Джорджа и обратно. Джордж невозмутимо поглаживал Пёрл.
– Здесь, – сказала Селина.
Родни заметно побледнел.
– Здесь?
– Да. Здесь. В Каса Барко.
– Ты здесь спала?
– Мне больше некуда было пойти...
Селину слегка передернуло; Джордж понял, что она волнуется. Родни, однако, этого словно бы не заметил и заговорил ледяным тоном:
– А тебе не кажется, что это несколько неприлично?
Джордж внезапно бросил Пёрл на ближайший стул и ответил, опередив Селину:
– Я так не считаю. Не забывайте, что Селина, как-никак, моя родственница.
– Весьма далекая, чего не следует забывать. Да и не в том дело.
– А в чем?
– У вас в доме появляется – нежданно, негаданно – совершенно незнакомая девушка, и вы ее у себя оставляете, и сами не уходите, и, как я успел заметить, спите практически в одной комнате. Возможно, вы не дорожите своей репутацией, это ваше личное дело, но ради Селины могли бы что-нибудь придумать.
– А если мы этого не хотели? – усмехнулся Джордж.
Хладнокровие покинуло Родни.
– Мне очень жаль, мистер Даер, но мы говорим на разных языках. Я нахожу ваше поведение недостойным.
– Что ж поделаешь...
– Вы всегда пренебрегаете общепринятыми нормами поведения?
– Да, всегда. Я не считаю их для себя обязательными.
Родни внезапно захотелось сбить его с ног, но потом он решил, что Джордж этого не достоин и заслуживает только презрения. Он демонстративно повернулся к Селине.
– Селина... – Ее опять затрясло. – Все это мне крайне неприятно, но я готов поверить, что ты ни в чем не виновата. И готов обо всем забыть, однако прежде хотел бы убедиться, что никакие слухи не просочатся в Лондон.
Селина уныло посмотрела на Родни, на его гладкое, чисто выбритое, казалось, без единой морщинки лицо: невозможно было себе представить, что человек с таким лицом превратится в потрепанного жизнью и умудренного опытом старца. Нет, он и в восемьдесят лет останется таким же безликим и отглаженным, как только что принесенная из прачечной рубашка.
– Почему, Родни? – спросила она.
– Я... мне бы не хотелось, чтобы о случившемся узнал мистер Артурстоун.
Ответ показался Селине таким нелепым, что она не удержалась от смеха. Мистер Артурстоун с его подагрическими коленями... ее предполагаемый посаженный отец... причем тут, черт подери, мистер Артурстоун?
– А сейчас, – Родни поглядел на часы, – не будем больше терять время. Надень что-нибудь и пошли.
Джордж в этот момент закуривал сигарету. Услышав слова Родни, он погасил спичку, вынул сигарету изо рта и сказал:
– Селина не может поехать с вами в Лондон. Она потеряла паспорт.
– Она... что?
– Потеряла паспорт. Вчера. Совершенно непонятным образом.
– Это правда, Селина?
– О! Я... да...
Джордж молча сверлил ее взглядом.
– Конечно, правда. Дорогой мистер Экленд, вы не представляете, что здесь творится. Они готовы украсть золотые зубы у вас изо рта, если только дотянутся.
– Но это же паспорт, Селина. Ты понимаешь, как это серьезно?
– Ммм... Я... – пробормотала Селина.
– Ты сообщила британскому консулу?
– Нет, – снова вмешался Джордж. – Но она сказала гвардейцам в аэропорту, и они проявили большое участие и понимание.
– Удивительно, как они сразу не посадили ее за решетку.
– Я тоже был удивлен, но очаровательная улыбка – даже в Испании – способна творить чудеса.
– И что же нам теперь делать?
– Если вы спрашиваете у меня совета, я бы вам порекомендовал сесть в такси и отправиться обратно в Лондон, а Селину оставить здесь... со мной... Нет, – Джордж не позволил разъяренному Родни раскрыть рта, – я говорю совершенно серьезно. Это наилучший выход. Вы, вероятно, сумеете использовать свои связи, да и мы сделаем все возможное, чтобы выцарапать ее из тюрьмы. А на условности я бы на вашем месте чихал, старина. В конце концов, я, очевидно, самый близкий Селинин родственник и ответственность за нее готов взять на себя...
– Ответственность? Вы? – Родни попытался в последний раз воззвать к благоразумию невесты: – Неужели ты хочешь здесь остаться? – При одной мысли, что Селина может этого хотеть, у Родни зашевелились волосы на голове.
– Ну... – Ее неуверенность была достаточно выразительна: Родни все понял.
– Ты меня поражаешь! Откуда такой эгоизм?! Почему-то моя репутация тебя не волнует... Как можно не понимать, что речь идет не только о твоем добром имени! Нет, это просто возмутительно! Что скажет мистер Артурстоун! Страшно подумать...
– Но ведь нетрудно ему все объяснить, Родни. Не сомневаюсь, что ты это прекрасно сделаешь. И знаешь... пожалуй, скажи, что ему не придется быть моим посаженным отцом. Мне, правда, ужасно жаль, но так будет лучше. Я уверена. Зачем тебе такая обуза... после того, что произошло... И... вот твое кольцо...
Она сняла и протянула Родни кольцо – сверкающие бриллианты и темно-синий сапфир, которые должны были связать его с ней навсегда. У Родни возникло желание взять кольцо и широким жестом швырнуть через ограду террасы в море, но оно слишком дорого ему обошлось, поэтому, смирив гордыню, он без единого слова сунул его в карман.
– Прости, Родни.
Родни счел наиболее достойным сохранить мужественное молчание. Повернувшись на каблуках, он направился к выходу, но Джордж его опередил и распахнул перед ним дверь.
– Ужасно обидно, что путешествие оказалось таким неудачным. Вам стоит приехать в Кала Фуэрте попозже – летом здесь куда интереснее. Катанье на водных лыжах, подводное плаванье, охота на меч-рыбу... Непременно приезжайте!
– Пожалуйста, не думайте, мистер Даер, что я или мои компаньоны позволят вам выйти сухим из воды.
– Я и не смею так думать. Не сомневаюсь, что мистер Артурстоун – большой знаток своего дела и рано или поздно найдет на меня управу. Вы уверены, что мне не нужно отвезти вас в деревню?
– Благодарю, я предпочитаю пойти пешком.
– Что ж, chacun a son gout [17]17
У каждого свой вкус ( франц.).
[Закрыть]. Было очень приятно с вами познакомиться. До свидания.
Родни ничего не ответил – просто в безмолвной ярости вышел из дома. Джордж проводил его взглядом и, лишь когда он благополучно поднялся в гору, закрыл дверь.
Потом обернулся. Селина стояла на том же месте посреди комнаты. Вид у нее был такой, словно она ждала повторения вчерашней бурной сцены, однако Джордж, призвав на помощь все свое самообладание, только сказал:
– Ты, конечно, не проконсультировалась с психоаналитиком, собравшись замуж за этого типа? Не подумала, что тебе половину жизни придется переодеваться к обеду, а другую половину – выискивать в словаре длинные ученые слова? Кстати, кто такой мистер Артурстоун?
– Глава фирмы, где работает Родни. Очень старый и немощный: у него артрит коленных суставов.
– И его попросили быть твоим посаженным отцом?
– Никого больше не нашлось.
Это прозвучало как признание очень несчастного человека. Джордж спросил:
– Это ты о мистере Артурстоуне или о Родни?
– Пожалуй, и о том, и о другом.
– Я думаю, – мягко сказал Джордж, – всему виной твоя навязчивая идея. Насчет отца...
– Да. Наверное, так оно и было.
– А сейчас?
– Как рукой сняло.
Ее опять передернуло, и Джордж улыбнулся.
– Знаешь, Селина, раньше я бы не поверил, что за такое короткое время можно так хорошо узнать человека. Например, я с первого взгляда вижу, когда ты врешь, что – увы! – случается довольно часто. У тебя округляются глаза, и зрачки становятся совсем крохотные. Как острова в океане. Когда я ляпаю очередную глупость, а ты изо всех сил стараешься не рассмеяться, у тебя опускаются уголки губ и на щеках появляются ямочки. А когда сильно волнуешься, начинаешь дрожать. Сейчас ты волнуешься.
– Ничего подобного. Просто озябла после купанья.
– Тогда пойди и оденься.
– Но сначала я должна вам что-то сказать...
– Успеется. Сначала оденься.
Джордж вышел на террасу и закурил. Солнце грело спину, проникая сквозь тонкую ткань рубашки. Родни Экленд ушел, убрался из Каса Барко, из жизни Селины. Так же, как ушла из его жизни Дженни, – стоило ему рассказать обо всем Селине, и ее призрак безвозвратно исчез, и от той печальной истории не осталось следа. Дженни и Родни – оба отступили в прошлое, а настоящее было светлым и радостным, а будущее казалось многообещающим и, точно рождественский чулок, сулило кучу приятных сюрпризов.
Внизу, в саду, Хуанита развешивала простыни, не переставая весело напевать; по всей вероятности, она у себя в прачечной и не заметила, какая драма разыгралась в доме. Джорджа вдруг захлестнула волна теплых чувств. Никто лучше него самого не знал, что его собственная дорога в рай всегда была вымощена добрыми намерениями, однако теперь он твердо себе обещал, что, как только опубликует новую книгу, не ограничится тем, что подарит Хуаните экземпляр, который займет почетное место на кружевной салфетке. Нет, подарить нужно будет что-нибудь такое, чего бы ей ужасно хотелось, но позволить себе купить она не могла. Шелковое платье, или украшение, или хорошую газовую плиту.
