Текст книги "Хрупкий брак"

Автор книги: Розали Эш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Розали ЭШ
ХРУПКИЙ БРАК

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Энни опаздывала на свадьбу.

Она не просто спешила – она неслась, как антилопа, спускаясь вниз по вьющейся по прибрежным скалам дороге, на обочине которой она оставила свою машину. Она была так расстроена из-за опоздания, что едва ли осознавала, насколько это чудесно – снова оказаться в родном Корнуолле, да еще летом, и не замечала вокруг себя такой волнующе знакомый пейзаж, не обращала внимания на серовато-синее сияние Атлантического океана под жарким июньским солнцем и не ощущала нежный аромат тамариска и розовой прибрежной армерии.

Энни спешила к раскинутому на лужайке навесу, где устраивался свадебный прием. Волосы ее от бега вырвались из держащей их заколки и разлетелись по плечам белокурым облаком, а короткое розовое платье задралось, открывая загорелые, на зависть стройные бедра, но вскоре она замедлила шаги, перевела дыхание и постаралась взять себя в руки.

Она должна хотя бы попытаться успокоиться и придать себе уверенный вид. Это, конечно, свадьба ее родственников, но все равно она должна вести себя как полная достоинства хозяйка фирмы, ответственной за организацию приема. Ей следует поддерживать профессиональный имидж. Люди ожидают увидеть мисс Анушку Тревеллик, владелицу «Праздничных поваров», выглядящей… ну, солидно и респектабельно. А не хватающей широко раскрытым ртом воздух в попытке отдышаться.

Остановившись у входа под навес, она взволнованно осмотрела счастливые лица гостей. Недалеко она заметила Лив, свою младшую сестру, которая тоже работала в «Праздничных поварах» в перерыве между окончанием школы и поступлением в университет. Лив смеялась и разговаривала с новобрачными Майлсом и Элисон. Похоже, все гости тоже выглядели вполне довольными – они пили шампанское, ели изысканные закуски, собственноручно изготовленные Энни, улыбались и болтали.

Вроде бы все идет отлично. Она немного успокоилась.

Пошарив в сумке, Энни вытащила пудреницу и рассмотрела свое отражение: из зеркальца на нее глянуло раскрасневшееся и вспотевшее лицо. Что ж, этого следовало ожидать. Ее машина заглохла на шоссе, она долго ждала аварийную бригаду, потом терпеливо дожидалась, пока они устранят неисправность, а затем обнаружила, что в ее сотовом телефоне села батарейка.

После безуспешных попыток пригладить своенравные пряди волос, падающие на ее высокие скулы и закрывающие беззащитные медово-карие глаза, она захлопнула пудреницу.

От неожиданно накатившей слабости у нее закружилась голова. Земля словно провалилась под ногами, она покачнулась и, как слепая, ухватилась за спинку стоящего рядом стула.

– Ты в порядке? – раздался у нее за спиной мужской голос.

Только американцы умеют говорить вот так, нараспев. Ее сердце подпрыгнуло, затем сильно забилось.

Джош Айзек!

Энни не видела его около двух лет, и их последнюю встречу никак нельзя было назвать дружелюбной. И все же она узнала его голос.

Девушка поспешно выпрямилась во весь свой небольшой рост и постаралась придать себе такой же спокойный и собранный вид, какой всегда был у него. Но наткнулась на взгляд ярких синих глаз, сверкнувший на нее из-под густой челки черных волос, и внезапно обнаружила, что нервно поигрывает ремешком своей розовой замшевой сумочки.

– Да, спасибо. Как поживаешь, Джош? – Она быстро окинула его взглядом. И почему это не пришло ей в голову, что он будет здесь? Ее мама позвонила и выложила все возможные сплетни о свадьбе, но ни единым словом не обмолвилась о том, что в числе приглашенных будет Джош. Хотя она и сама могла об этом догадаться, ведь кузен Майлс и Джош так дружны…

В последний раз, когда Энни видела его, они наслаждались отдыхом на жарком греческом острове и на Джоше не было ничего, кроме футболки и обрезанных джинсовых шорт. Сегодня же он был облачен в официальный серый костюм со вставленной в петлицу белой гвоздичкой. Во рту у Энни вдруг пересохло. Как же она могла забыть, насколько он хорош?

– Вполне нормально, благодарю.

Он внимательно, с головы до ног, оглядел фигуру стоящей перед ним девушки, и ее слегка удивил его ставший вдруг озабоченным взгляд.

– Мне показалось, ты вот-вот упадешь в обморок. Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?

– Совершенно уверена. – Она заставила себя ослепительно улыбнуться. – Просто моя поездка оказалась неудачной, да и обед я пропустила…

– Что за ирония судьбы для профессионального повара! – поддразнил он. – Садись. Я принесу тебе поесть…

– Не беспокойся… – Она совершенно не ожидала такой заботы с его стороны и растерялась. – Надо же, как удачно ты оказался поблизости, а теперь еще играешь роль доброго самаритянина.

– Я – свидетель жениха. – Он улыбнулся. – И моя обязанность – приветствовать опоздавших.

Ну конечно, кто же еще, как не он, мог быть свидетелем Майлса? Джош и ее двоюродный брат оба были журналистами, она подозревала, что Майлс видел в более старшем и более опытном Джоше образец для подражания: бесстрашный герой, военный корреспондент, работающий по контракту на агентство Рейтер, отправляющийся в самые опасные военные зоны и добывающий ужасные истории, над которыми ахает и рыдает весь мир.

Энни исполнился двадцать один год, когда она впервые познакомилась с Джошем. Они тогда всей семьей отдыхали на греческих островах. И она влюбилась в него с первого взгляда. Джош жил на расположенной по соседству вилле своей сестры. Энни было достаточно лишь взглянуть на него, мускулистого и загорелого, широкоплечего и узкобедрого, увидеть, как он умело катается на доске на хрустальных волнах Эгейского моря, чтобы вдруг почувствовать восторг узнавания, ощутить, как все ее чувства всколыхнулись, подобно приливу, хотя она никогда прежде Джоша не видела.

После этого наступил незабываемый период, в течение которого она постепенно узнавала его все лучше и лучше. Они вдвоем арендовали машину и исследовали весь маленький островок, по вечерам, под темным, звездным небом пили узо на набережной, ели ароматный сувлаки из свинины или мусаку. Они не всегда были вдвоем – разумеется, родственники часто присоединялись к ним, но каким-то образом Энни всегда оказывалась за столом рядом с Джошем, и ей нравилось думать, что его слова всегда в основном предназначались ей. Они шутили, смеялись и говорили, говорили… О чем – она даже сейчас не помнила, помнила лишь, что ее не оставляло ощущение, будто она знала его много лет…

Но через три недели она вернулась обратно в Англию, с горечью сознавая, что идол Майлса оказался глиняным…

Стоило подробностям происшедшего всплыть в ее памяти, и она почувствовала, как застарелая боль и негодование вновь зашевелились в ней. На какой-то короткий и волшебный миг ей тогда почудилось, что Джош отвечает на ее чувства, пока он не разбил ее мечты, грубо обвинив в нарочитом флирте с женихом его сестры.

«Интересно, он все так же обо мне думает?» – мелькнула в голове Энни мысль. Что ж, если да, то она даже сможет ему подыграть. И она включила на полную мощь свою самую кокетливую и зазывную улыбку.

– Ну, если твоя работа – встречать припозднившихся гостей, то, может быть, поприветствуешь меня как следует, а, Джош, дорогой? – дразнящим голосом произнесла она. Она отбросила белокурые волосы с лица, затем, отведя руки за спину, вздернула подбородок и подставила ему гладкую золотистую щеку для поцелуя.

Несколько секунд Джош молча смотрел на нее. Она заметила, как в его глазах промелькнул холодный огонек, и тут же поняла, что он вспомнил Грецию. Молча он опустил свой взгляд в глубокий вырез ее платья, туда, где над розовой льняной тканью виднелись мягкие и нежные полукружия груди. И когда он наконец наклонился к ее щеке, чтобы поцеловать, она почувствовала, как жар омывает все ее тело.

– Так ты продолжаешь следовать уловкам сексуальной кошечки? – ядовито проговорил он. – И это после того, как два года тому назад я сам видел урон, нанесенный тобой?

Энни показалось, что из нее разом выпустили весь воздух.

– Какой же ты невоспитанный, Джош, – выдавила она из себя, пытаясь сохранить улыбку. – Если ты даже на свадьбе не умеешь вести приятный светский разговор, то тебе, пожалуй, стоит вернуться к своим осажденным городам. Извини, я вижу кое-кого, с кем хотела бы поговорить…

Улыбка Джоша стала еще шире. К ее удивлению, когда она сделала шаг в сторону, он остановил ее, удерживая возле себя. Его сильные, коричневые от загара пальцы держали ее достаточно крепко, но так, чтобы ненароком не оставить синяков, на ее нежной коже.

Энни нервно сглотнула. Несмотря на прошедшие два года, похоже, он все еще имеет власть над ней. Одно прикосновение его руки – и ее нервные окончания словно обожгло.

– Никак не успокоишься? – поддразнил он. – Флиртуешь с каждым, кто носит брюки?

Кажется, он находит ее забавной, отметила она про себя возмущенно, а два года тому назад относился к ней лишь с холодным осуждением.

– Я вижу, ты нашла свое призвание, готовишь ужины и обеды для лондонского общества. Конечно, ведь это дает такую прекрасную возможность встретить огромное количество мужчин. И не имеет значения, если они уже связаны священными узами брака, так?

Эти обвинения заставили ее затрепетать от возмущения. В груди поднялась жаркая волна, залила шею и бросилась краской в лицо.

– Что именно ты имеешь в виду? – взорвалась она, не замечая удивленных взглядов гостей. – Если я правильно тебя поняла, ты хочешь сказать, что…

– Энни, остынь. Не устраивай сцену.

– Я не собираюсь остывать! Знаешь что? Мне тебя жаль! Честное слово! Что дает тебе право судить меня, Джош Айзек? Ты считаешь, что сам идеален?..

– Эй! Что здесь происходит? Энни, не волнуйся. – Около них вдруг оказался Майлс. Его появление разрушило жаркое напряжение, возникшее между Энни и Джошем. – Я, конечно, не силен в свадебном этикете, но уверен, что устроительнице свадебного приема не следует так ругаться со свидетелем жениха. Это может плохо повлиять на бизнес!

При словах Майлса Энни почувствовала, как ее гнев испаряется и на смену ему приходят угрызения совести. Даже если забыть о бизнесе, ей совершенно не хотелось расстраивать Майлса и Элисон.

– Прости, Майлс…

– Ты в порядке, Джош? Насколько я помню с детства, словесные атаки Энни могут быть очень болезненными… – Взгляд Майлса, преисполненный любопытства, по очереди останавливался то на Энни, то на Джоше.

Энни сжала кулаки. Джош посмотрел на нее горящим синим взглядом.

– Что ж, возможно, я тебя недооценил. Если ты так яростно себя защищаешь, может быть, у тебя все-таки есть совесть? – произнес он бархатным голосом, кивнул Майлсу и повернулся, чтобы уйти. Толпа проглотила его, а Энни окружили члены семьи, целуя и обнимая. К тому времени, когда все поздравили ее с великолепным свадебным угощением, и в особенности с чудесным свадебным тортом, ее чувства к Джошу Айзеку и осознание вины за устроенную публичную сцену были временно заглушены острым удовольствием от возвращения в Корнуолл и встречи с семьей в полном ее составе.

– Так что у вас там случилось? В смысле, с Джошем? – требовательно спросила у нее позже Лив.

– Ах, ничего особенного…

– Я тебе не верю! – Лив улыбнулась. – Я бы не назвала жаркую ссору со свидетелем Майлса «ничем особенным».

– И вовсе она не была жаркой, – слабо запротестовала Энни. – Мы просто… э-э… разошлись во мнениях.

– В самом деле? – Лив намотала прядь своих длинных темных волос на палец и посмотрела на сестру, наморщив лоб.

Энни отпила шампанского и вздохнула.

– Ну ладно. Он сказал кое-что такое, что вывело меня из себя. Я разозлилась, и теперь мне стыдно. То, что он сказал, было чепухой, и мне следовало просто рассмеяться ему в лицо. Надеюсь, что сплетни не разойдутся слишком далеко и люди не перестанут приглашать нас для устройства ужинов и приемов…

– Ну, эффект может быть совершенно обратным, – весело сказала Лив. – Это внесло некоторое оживление в программу вечера. А что именно он сказал?

– Он предположил, что я нашла свое призвание во флирте со всеми клиентами мужского пола подряд, совершенно при этом не заботясь, женаты они или нет.

– Что? – Лив выглядела такой ошарашенной, что Энни чуть не рассмеялась. – И почему это, интересно, он такое тебе сказал?

– Джош Айзек и я не очень хорошо ладим, – медленно объяснила Энни. Раскрошив пирожок на мелкие кусочки, она уставилась в свою тарелку. – Он считает меня кем-то вроде… ну, охотницы на мужчин, насколько я понимаю.

– Но почему?

– Помнишь, пару лет тому назад, на вилле Калимаки?..

Аппетит у Энни совершенно пропал, и она отодвинула от себя тарелку. Лив покачала головой.

– Помнишь жениха младшей сестры Джоша, такого противного американца? Он приставал ко мне каждый раз, стоило Камилле отвернуться. В конце концов я вернулась домой в Англию, а он бросил ее и поехал за мной.

– О Господи, я совсем забыла об этом!

– А вот Джош не забыл.

– Но это же была не твоя вина! – удивилась Лив. – Уверена, бедняжке просто здорово повезло, что дело не дошло до свадьбы!

– Джош во всем винит меня.

– В таком случае, дорогая моя Энни, ты была права, что накричала на него. Нельзя же тебя винить за то, что ты отлично выглядишь в бикини!

Энни встретилась со смеющимися глазами сестры и расхохоталась сама.

– Какая мудрость, хотя ты на пять лет моложе меня!

– Значит, это был плохой год для нас обеих, – заметила Лив. – Помнишь, как ужасно я была влюблена в того вероломного французика? Той осенью?

– Помню.

При воспоминании о тех событиях Лив даже застонала.

– Я была такой глупой – впечатлительной шестнадцатилетней дурочкой… Но ты никогда не рассказывала мне о Джоше.

– Просто думала, что тебе и своих проблем хватает. – Энни нервно сглотнула, вспоминая события того года. Поклонник Лив был преподавателем французского в их колледже, и сначала он дал влюбленной Лив надежду, а потом преспокойно вернулся во Францию, даже не попрощавшись. Видеть свою обычно уверенную в себе Лив в состоянии депрессии было для Энни так же больно, как если бы бросили ее саму. – Мужчины!.. – Энни иронично подняла одну бровь и посмотрела на сестру. – Очень сомнительная часть человеческой расы, я считаю.

– Вряд ли наша новобрачная с тобой согласится. – Лив задумчиво улыбнулась, кивая на кудрявую белокурую головку и сияющее личико Элисон. – И я просто обожаю свадьбы!

– Чужие свадьбы всегда прекрасны, – улыбнулась Энни. – Особенно когда прием устраивают «Праздничные повара»!

– Какая меркантильность! – хихикнула Лив и посмотрела на сестру. – Неужели тебе не хотелось бы когда-нибудь самой выйти замуж?

Энни состроила гримаску.

– В принципе я не против замужества, – сказала она, пожимая плечами. – Только вот где найти мужчину, которому можно доверить самое сокровенное, и при этом знать, что он не обманет тебя?

Она замолчала, увидев, что к ним присоединилась Мэган, их самая младшая сестра.

– Привет, Мэгги. Ты чудесно выглядишь!

– Ничего подобного, я выгляжу как какая-нибудь чертова молочница! – произнесла Мэгги, усаживаясь на траву около входа под навес. – Питер Восс из деревни только что мне это сказал!

– Так выражаться не очень-то достойно леди, Мэгги, милая, – пожурила ее Энни, с сочувствием окидывая взглядом наряд младшей сестренки – множество пышных нижних юбок, светло-голубую тафту и маленький кокетливый передничек с нагрудником из белого кружева. Обсуждая детали предстоящей свадьбы, невеста Майлса упрямо настаивала на приторно-конфетном варианте для нарядов подружек невесты, и это едва не послужило причиной бунта со стороны Мэгги, утонченной двенадцатилетней модницы.

– Все, теперь это можно снять и выбросить, – решительно сказала Мэгги, стянула передничек, бросила его рядом на траву, расстегнула верхние пуговки голубого платья и принялась яростно обмахиваться широким подолом. – Элисон очень славная, конечно, но она совершенно не соображает…

– Шшш, Мэган! – зашипела Лив, обменявшись взглядом с Энни.

Энни осторожно глянула через плечо. Элисон, блистательная в белоснежном платье, пышностью напоминающем гору взбитых сливок, стояла неподалеку от них с группой своих родственников, и ее хорошенькое личико сияло от удовольствия.

– Говори потише, – мягко сказала Энни, наклоняясь, чтобы отвести влажную прядь медово-белокурых волос с лица Мэгги. – Элисон и Майлс очень любят друг друга и…

– О, только не надо романтических лекций! Ты ведь не веришь в любовь и замужество – сама всегда так говорила!.. – Мэган состроила гримасу отвращения, вскочила на ноги и убежала.

– А я еще кое-что вспомнила о том лете на вилле Калимаки, – вдруг сказала Лив. – Вы с Джошем глаз не могли оторвать друг от друга. Там ведь было много народу, но, насколько я помню, вы с ним постоянно вели задушевные разговоры. И еще вспоминаю, как он смотрел на тебя. Так жадно, и покровительственно, и… как-то даже по-собственнически!

– Лив, ради Бога! – Энни чувствовала, что начинает заливаться румянцем. – У тебя слишком бурное воображение.

Неужели Лив права? Неужели он действительно смотрел на нее так, как описывала сестра? При этой мысли кровь прилила к лицу. Тогда она так старалась удержать свои чувства под контролем и не выдать себя, что, возможно, могла ничего и не заметить.

Она вспомнила, как Джош учил ее и Камиллу серфингу. Энни была совершенно безнадежна, но Джош проявлял чудеса терпения. Однажды она упала с доски и порезала ногу об острый камень, и он помог ей подняться по крутым ступенькам, бегущим вверх от пляжа к вилле, затем подхватил на руки и последние несколько десятков метров пронес ее – она никогда не забудет ту пьянящую радость, которую она почувствовала, оказавшись у него в объятиях…

Как ясно она помнила все подробности той сцены: Джош в выцветших голубых шортах, его тело, такое сильное, загорелое и мускулистое, как у атлета, его густые черные волосы, растрепавшиеся от ветра, и она сама в крошечном желтом бикини.

Когда он наконец поставил ее на ноги в прохладном холле виллы, ей показалось, что их вдруг окутало облако сексуального напряжения. Бесчисленные короткие секунды он смотрел на нее, и она боялась вздохнуть, уверенная, что сейчас он ее поцелует, и дрожащая от робкого нетерпения. Он наклонил голову, глаза его прикрылись, пальцы запутались в мокрых прядях ее волос, и она ощутила, как предвкушение пронизало все ее тело наподобие удара электричеством; но затем одна из дверей холла распахнулась, появились ее мать и Лив, и все волшебство момента испарилось.

На следующее утро Джош уехал с острова на несколько дней из-за какого-то неожиданного дела, а к тому времени, как он вернулся, на острове уже появился жених Камиллы, и все сразу изменилось…

Слава Богу, что эти события остались в прошлом, сказала Энни себе. Сегодня она постарается держаться подальше от Джоша, а потом позаботится, чтобы никогда с ним в будущем не встречаться…

– Вся беда свадебных приемов заключается в том, – сказал Джош, отыскав Энни у стойки бара, чем свел на нет все ее надежды, – что никто толком не знает, когда следует закругляться.

Она поняла, что он протягивает ей оливковую ветвь примирения, и заколебалась, принимать ли ее. Наконец ей удалось выдавить из себя полуулыбку.

– Да, я тебя понимаю, – согласилась она. – Если я когда-нибудь выйду замуж, то просто выслушаю поздравления, тут же прыгну в самолет и полечу куда-нибудь к солнцу.

– В Грецию, например? – поинтересовался он вкрадчиво.

Неужели он снова попытается ее разозлить?

– Возможно. – Энни пожала плечами. – Я питаю слабость ко всему греческому. Но при такой маме, как Алексия, это неудивительно.

– Твоя мама, кажется, преподаватель классических языков?

Ей наконец-то удалось привлечь к себе внимание бармена и попросить бокал апельсинового сока со льдом. Джош потребовал пива похолоднее.

– Да. Она преподает латинский и греческий. Но еще до замужества мама объездила всю Грецию. – Они поддерживают этот светский, ничего не значащий разговор только, наверное, для того, чтобы скрыть смущение от той сцены, отметила Энни про себя с легкой усмешкой.

Она повернула голову, наблюдая за двигающимися на танцевальной площадке гостями.

Джош заметил ее взгляд, и от его быстрой широкой улыбки сердце девушки подскочило. Теперь она стала старше и умнее, быстро напомнила Энни себе. И не позволит смертельной смеси поддразнивания и шарма под именем Джош Айзек застать ее врасплох…

– Пойдем… – Он передал ей бокал апельсинового сока и, поддерживая за локоть, вывел из-под навеса в прохладный английский летний вечер.

Она так растерялась, что подчинилась ему без единого слова протеста. Когда они оказались достаточно далеко от навеса и их перестала оглушать музыка, единственным звуком, нарушавшим тишину вокруг них, стал шум бьющегося о скалы прибоя.

– Может, ты немного перебрал со спиртным? – спокойно спросила Энни, высвобождая свой локоть из его пальцев.

– Нет. Если только не считать перебором несколько бокалов шампанского и такого же количества минеральной воды. Это мое первое пиво за вечер. – Он задумчиво отпил из своего стакана и улыбнулся ей опасной улыбкой. – А почему ты спросила? У меня что, язык заплетается?

– Да нет, говоришь ты вполне нормально. Я просто никак не могу взять в толк, почему ты вдруг начал вести себя так, словно мы добрые старые друзья. Или мне показалось, что всего несколько часов назад ты оскорблял меня и ставил под сомнение мои моральные принципы?

– А ты тоже не особенно-то стеснялась, – усмехнулся он. – Ну ладно. Я пытаюсь предложить перемирие.

– Так ты извиняешься за то, что оскорблял меня?

– Именно.

– Хорошо. Я тоже приношу свои извинения… – она старалась говорить с такой же иронией, какая слышалась в его голосе, – но в основном мне стыдно, потому что я не смогла сдержать себя. А почему вдруг такая перемена?

Он улыбнулся еще более покаянно.

– Потому что одна из твоих драгоценных родственниц едва не откусила мне ухо, – произнес он.

– Лив? – Энни не смогла удержаться от смеха, хотя обнаружила, что ей становится все труднее справляться с раздражением.

– Кажется, она решила, что я в тебе ошибся.

– В самом деле? А ты сам как считаешь?

Джош пожал плечами. Энни поняла, что не может отвести взгляда от игры его упругих мускулов под тонкой белой рубашкой.

– Трудно сказать, пока я не узнаю тебя получше, – протянул он. Его взгляд лениво окинул ее стройную фигурку. Внезапно Энни стало трудно дышать. Уж не хочет ли он ее соблазнить?

– Даже и не пытайся, – коротко бросила она, собираясь вернуться к гостям.

– Энни, подожди… Он преградил ей путь.

– Послушай, – начал он мягко. – Я признаю, что некоторые весьма… нелестные впечатления застряли у меня в голове после того лета на Скиафосе. Но твоя сестра…

– Моя сестра очень славная и преданная, однако я сама могу постоять за себя. – Энни вскинула голову. – И твоего одобрения я добиваться не собираюсь!

– В этом-то я уверен, – пробормотал он охрипшим голосом. – Но, может, сегодня вечером мы вспомним старые добрые времена?

У Энни вырвался короткий, недоверчивый смех. Его близость заставляла ее нервничать. Она шагнула назад и глубоко вздохнула.

– Я что-то не заметила, чтобы ты страдал от недостатка популярности в обществе!

– Я не уверен, что все еще люблю дискотеки, – сказал он сухо. – В этом году мне исполнится тридцать.

Как это ему удавалось – быть уязвимым потерявшимся маленьким мальчиком и в то же время таким сексуальным?

– Насколько я могла судить, ты чувствовал себя вполне прекрасно на танцевальной площадке.

– Наследие беспутной юности, – сказал он. – В подростковом возрасте и даже позже мне нравились всевозможные бессмысленные развлечения. Вон там есть скамейка. Может, пойдем и посидим немного?

Он направился к обрыву над морем, снова взяв ее за локоть. Решив, что будет выглядеть очень по-детски, если просто вырвется и убежит, Энни подчинилась. От соприкосновения с теплым пожатием его пальцев по ее руке пробегала дрожь.

Деревянная скамья стояла на краю обрыва, и отсюда открывался великолепный вид на море и побережье, а от морского ветра ее частично укрывали буйно разросшиеся кусты цветущего тамариска. Пушистые пепельно-розовые цветы распространяли в сумерках густой аромат.

Джош уселся на скамейку. Энни осторожно опустилась рядом.

– Тамариск идет к твоему платью, – заметил он, затем отвернулся и устремил взгляд на море.

Она наблюдала краешком глаза, как он потягивает пиво.

– Похоже, что подростком ты был кем-то вроде… нигилиста. Может быть, остался им и до сих пор? – пошутила она.

– Почему ты так говоришь?

– Ну, я думала о твоей работе.

– Ах, это. Ты считаешь, что то, чем я занимаюсь, похоже на нигилизм?

– Ты же должен признать, что в такой профессии существует элемент… саморазрушения. Добровольное присутствие на линии огня…

– Я не рискую без надобности, – сказал он уклончиво. – И вообще, мы, кажется, говорили о тебе.

– Я не собираюсь ничего тебе рассказывать!

– Почему бы и нет? Насколько я помню, мы много чего рассказывали друг другу тем летом на Скиафосе.

– Я вообще не могу понять, почему мы сейчас об этом говорим! Мы не виделись два года. Мы чужие люди… – Она едва отдавала себе отчет, что начинает снова заводиться. Проблема заключалась в том, что прежняя влюбленность в Джоша Айзека вспыхнула с новой силой, вопреки здравому смыслу…

– Мы не можем быть чужими людьми, Энни. Я учил тебя виндсерфингу. Мы старые приятели…

Она снова вздернула голову, наткнулась на его улыбку, и кровь внезапно забурлила в ее жилах.

– Возможно. Но давай будем честными: мы ведь не очень-то нравимся друг другу, – резко и напряженно сказала она, словно защищаясь.

– Верно. Не правда ли, странно? – А вот теперь он в открытую ее поддразнивал. – И все же это не удерживает меня от желания потребовать тот поцелуй, что ты так щедро мне предлагала несколько часов тому назад…

Он неспешно обнял ее за плечи.

– Джош, я предлагала обычное светское приветствие…

Энни не знала, как ей вообще удалось выдавить из себя эти слова, так вдруг охрип ее голос. Близость Джоша была для нее настоящей пыткой. Одно его прикосновение, даже самое случайное, казалось ей изощренной лаской. Она отчаянно пыталась взять себя в руки.

– Ах, светское приветствие? Такое? – Он наклонился и провел губами по одной горячей щеке, затем по другой.

– Да… э-э… нет… не такое… – Она не могла сдержать дрожи, совершенно потеряв голову от его близости.

Джош Айзек бесил ее и приводил в замешательство. Но, несмотря на недоверие, ей безумно хотелось, чтобы он поцеловал ее. За одну долю секунды ей показалось, что исчезли эти последние два года и она снова в белой прохладе греческой виллы, затаившая дыхание от вспыхнувшей страсти, ждущая поцелуя, которого никогда не было…

– А может быть, так? – прошептал он. Пальцами, которые почему-то слегка дрожали, он отвел локоны белокурых волос от ее лица, не отрывая от нее внимательного взгляда. Она прерывисто вздохнула, и он обвел длинным пальцем изгиб ее полных губ.

А потом притянул ее еще ближе, прижав к себе так крепко, что жар его тела обжег ее грудь огнем, и страстно поцеловал…