Текст книги "Политические портреты. Л. Брежнев, Ю. Андропов"

Автор книги: Рой Медведев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Несомненно, Косыгин был намного выше Брежнева, как и большинства членов Политбюро, в интеллектуальном, да и во многих других отношениях. Но он никогда не работал в партийных органах, у него не было здесь своей «команды», поэтому он не мог занять в системе политической власти достаточно высокое место. Если же посты лидера партии и главы правительства не совмещались, то доминирующая роль в нашей системе всегда принадлежала лидеру партии, и решения ее высших органов были обязательны для правительства. К тому же Косыгин никогда не был особенно честолюбив, не боролся за политическую власть.

При Хрущеве Косыгин часто председательствовал на заседаниях Совета Министров, так как Никита Сергевич по нескольку месяцев в году находился в поездках – или по Советскому Союзу, или за пределами нашей страны. У Хрущева, как Председателя Совета Министров, было несколько заместителей, но преимущество Косыгина как высококомпетентного специалиста и умелого руководителя выявилось довольно быстро и фактически было признано всеми министрами и заместителями Хрущева. Поэтому чаще всего именно Алексей Николаевич вел заседания правительства в отсутствие Хрущева. Но все же Хрущев не раз, иногда в довольно резкой и обидной форме, давал понять Косыгину, что тот является только его заместителем. Особенно болезненно Хрущев реагировал в том случае, когда Совет Министров обсуждал, а тем более решал в его отсутствие какой-либо из вопросов сельского хозяйства. Теперь, после отставки Хрущева, Косыгин обрел в решении хозяйственных вопросов гораздо большую самостоятельность. Уже на первом заседании Совета Министров СССР после октябрьского Пленума ЦК КПСС, когда обсуждались проблемы угольной промышленности и один из председателей совнархозов (министерства еще не были восстановлены) докладывал по бумажке о состоянии дел в своем регионе, Косыгин резко оборвал его и сказал, что если он не может говорить о делах своей отрасли и региона без бумажки, то лучше вообще воздержаться от обсуждения данного вопроса. В дальнейшем все доклады на Совете Министров делались без бумажек, и сам Алексей Николаевич выступал на заседаниях без всяких заранее составленных письменных докладов, иногда используя лишь черновые заметки.

В отличие от Брежнева, который даже в крайне важных делах был склонен почти полностью полагаться на своих многочисленных помощников и референтов, Косыгин предпочитал обдумывать и решать возникавшие проблемы самостоятельно, но, конечно, не пренебрегал и помощью своих советников и референтов. Почта Косыгина была очень велика. Обычно не только члены Политбюро, но и министры доверяли разбор своей почты помощникам или секретарям, требуя докладывать только о самых важных письмах и документах. Конечно, и Косыгин не смог бы даже просмотреть все приходившие в его адрес письма. Но он просил секретарей представлять ему утром большой список, в котором указывалась бы фамилия автора письма или документа и на следующей строке – тема этого письма. Косыгин отмечал некоторые из писем и затем уже сам прочитывал их и часто тут же писал или диктовал ответ. В отдельных случаях он требовал отправить этот ответ автору письма немедленно, так называемой фельдъегерской почтой.

Такой стиль работы сложился у Косыгина еще тогда, когда он работал министром, затем заместителем премьера, и сохранился, конечно с некоторыми поправками на перегрузки, на посту премьера. Огромная разница между стилем работы Косыгина и его аппарата, с одной стороны, и Брежнева и его аппарата – с другой, была хорошо видна министрам, хозяйственным руководителям, работникам системы образования и культуры, и большинство людей эту разницу оценивали, естественно, в пользу Косыгина. В то время как в окружении Брежнева все больше и больше побеждали именно бюрократические стиль и система принятия решений, в аппарате Косыгина бюрократизм хотя и существовал, но не господствовал.

Различным был и стиль их жизни и повседневного общения с людьми. Так, например, помимо государственных приемов, которые еще с давних времен с большой пышностью и сверхобильными угощениями проводились в Кремле, Брежневу как Генеральному секретарю ЦК КПСС и Косыгину как главе правительства приходилось устраивать полуофициальные приемы, проводившиеся, как правило, на их загородных дачах-резиденциях. Эти приемы были не личной прихотью, но частью общественной и политической деятельности Брежнева и Косыгина, и они проводились поэтому за государственный счет. Однако и на таких приемах сказывалось различие характера и стиля двух лидеров. Крупнейший советский режиссер М. И. Ромм рассказывал мне, что в течение двух или трех месяцев он был приглашен сначала на один из приемов к Брежневу, а затем на один из приемов к Косыгину. На каждом из этих приемов были люди высокого ранга. Но атмосфера была совершенно разной. Дело не только в том, что на приеме у Косыгина гости держались более непринужденно и угощение было более простым. На приеме у Брежнева каждого из приглашенных обслуживал отдельный, именно для этого гостя выделенный официант, и эти официанты все время сновали взад и вперед. На приеме у Косыгина всех приглашенных обслуживали только два-три официанта.

Косыгин вообще не любил различного рода почестей, приветствий и официальных церемоний. Его раздражала слишком большая охрана, особенно тогда, когда он хотел погулять в одиночестве по лесу или половить рыбу на озере близ своей дачи. Охранникам приходилось идти где-нибудь сбоку, иногда даже прячась за кустами.

Косыгин был несравненно более образованным, более умным и более опытным в государственных делах человеком, чем Брежнев. Он был старше Брежнева почти на три года, а это обстоятельство имело в начале XX века немалое значение. В то время, когда 12-летний Л. Брежнев еще ходил в трудовую школу, 15-летний юноша из коренной петербургской семьи А. Косыгин вступил добровольцем в Красную Армию и служил в ней до 1921 года. После демобилизации Косыгин поступил в Петроградский кооперативный техникум, а после его окончания в 1924 году был направлен в Сибирь на работу в систему потребительской кооперации. В 20-е годы эта система играла гораздо большую роль в народном хозяйстве, чем в последующие десятилетия. В 1927 году, т. е. на четыре года раньше Брежнева, Косыгин стал членом партии, но политика его не особенно занимала. Это было время индустриализации и бурного развития всех видов промышленности. В 1930 году Косыгин снова приехал в Ленинград. Он хотел учиться дальше и поэтому поступил в Ленинградский текстильный институт. Он окончил институт в 1935 году и стал работать мастером, а вскоре и начальником цеха на известной в городе и стране фабрике им. Желябова.

Как известно, широкие репрессии начались в Ленинграде еще в начале 1935 года, вскоре после убийства Кирова. Через два года террор распространился на всю страну, но были города и районы, где этот террор проводился с особенной жестокостью. К таким городам относился и Ленинград. Конечно, Косыгин как член партии должен был активно участвовать в собраниях и митингах, посвященных осуждению и поношению «врагов народа». К тому же террор, устраняя одних, открывал для других путь к быстрому продвижению. Несомненно, продвигали вперед не всякого, да и не всякий работник в то страшное время хотел продвигаться на слишком заметное место. Косыгин, однако, не стал отказываться от новых назначений, он был молод и энергичен, умело вел хозяйственные дела, обладая прекрасной памятью и немалыми познаниями в различных областях экономики. В 1937 году он был назначен директором одной из текстильных фабрик Ленинграда, а в 1938 году мы видим его уже на посту заведующего промышленно-транспортным отделом Ленинградского обкома ВКП(б).

Перед войной Ленинград являлся главным промышленным центром страны, и в 1938 году промышленность Ленинграда производила больше продукции, чем промышленность Москвы. Ленинград давал тогда почти пятую часть всей валовой промышленной продукции СССР. Только для того, чтобы войти в курс главных дел в промышленно-транспортном отделе обкома такого города, нужно не менее двух-трех лет. Но Косыгин работал в этом отделе всего несколько месяцев. Еще в конце 1937 года был арестован и вскоре расстрелян председатель Ленинградского горисполкома И. Ф. Кодацкий, видный партийный работник, активный участник Октябрьской революции, член Петроградского Совета с первых дней его основания. Вместе с ним были арестованы почти все члены Ленсовета. Для работы в горсовете срочно подбирались новые люди. В 1938 году, когда Брежнев еще был заместителем председателя исполкома горсовета Днепродзержинска, 34-летний Косыгин занял место председателя исполкома Ленсовета. На XVIII съезде ВКП(б) Косыгин был избран членом ЦК партии.

В 1939 году Сталин и Молотов решили произвести значительное разукрупнение народных комиссариатов. Начали создаваться новые наркоматы, в числе которых был и наркомат текстильной промышленности. Когда возник вопрос о назначении наркома, Микоян предложил кандидатуру Косыгина. Это предложение было принято, и Косыгина срочно вызвали в Москву. Только при встрече на вокзале ему сообщили о том, что он назначен членом Правительства СССР. Еще через год Косыгин был назначен одним из заместителей Председателя Совета Народных Комиссаров СССР. Главой Советского правительства в это время был еще Молотов, но с 6 мая 1941 года этот пост занял сам Сталин. Хотя Косыгин и не надевал в годы Отечественной войны генеральских мундиров, масштабы его деятельности и заслуг несравнимы с заслугами полковника Брежнева. С осени 1941 года и на протяжении всего 1942 года Косыгин был заместителем председателя Совета по эвакуации, руководил переброской и размещением в восточных и южных районах страны многих тысяч предприятий и учреждений. Зимой 1941/42 года Косыгин находился в окруженном и голодающем Ленинграде в качестве уполномоченного Государственного Комитета Обороны. Он помогал налаживать снабжение города, занимался эвакуацией части населения и предприятий. С 1943 по 1946 годы Косыгин, оставаясь заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров СССР, выполнял и обязанности Председателя СНК РСФСР. В то время как Брежнев стал первым секретарем Запорожского обкома КП(б)У, Косыгин был избран кандидатом в члены Политбюро ЦК ВКП(б). С 1948 по 1952 год Косыгин занимал пост члена Политбюро и одновременно выполнял обязанности заместителя Председателя Совета Министров СССР, министра легкой промышленности СССР и в течение одного года еще и министра финансов СССР. Уже тогда Косыгин был хорошо известным всей стране хозяйственным и государственным деятелем.

А. Н. Косыгин был тесно связан с такими партийными и государственными руководителями, как Н. А. Вознесенский, А. А. Кузнецов, М. И. Родионов, которые были арестованы и расстреляны в 1949–1950 годах по сфабрикованному Сталиным, Маленковым и Берией «ленинградскому делу». Несомненно, что и Косыгин мог бы легко стать жертвой этой политической провокации. Но он уцелел. Вполне возможно, что Косыгин и Брежнев впервые встретились и познакомились друг с другом на XIX съезде партии, на котором Алексей Николаевич был избран кандидатом в члены Президиума ЦК.

После смерти Сталина Косыгин временно потерял место в Президиуме ЦК КПСС, но сохранил положение в системе государственных и хозяйственных органов. Он оставался заместителем Председателя Совета Министров СССР, а с 1960 года стал первым заместителем. С 1953 по 1960 год он также был министром легкой и пищевой промышленности, потом министром товаров широкого потребления, первым заместителем председателя Государственной экономической комиссии, первым заместителем председателя Госплана, председателем Госплана. С 1957 года он снова кандидат, а с 1960 года – член Президиума ЦК КПСС. Уже с 1960 года Косыгин стал фактическим руководителем всей системы промышленного производства и планирования в СССР.

Как известно, Хрущев часто вмешивался в работу всех отраслей народного хозяйства, но его любимой отраслью было сельское хозяйство. Когда Косыгин по нескольким, даже не слишком важным вопросам, касающимся деревни, принял самостоятельное решение (из-за слишком долгих отлучек Хрущева с ним далеко не всегда удавалось все согласовывать), то Хрущев, как об этом говорилось на октябрьском Пленуме ЦК КПСС, дважды сделал выговор Косыгину «за вмешательство не в свое дело». В целом Косыгин работал спокойно и умело, сохраняя ровные и, в основном, хорошие отношения как с большинством министров, так и с Хрущевым, хотя именно Косыгину приходилось нередко выправлять многие «перекосы» в системе экономики, образовывавшиеся из-за слишком поспешных и часто недостаточно продуманных реформ Хрущева. Если между ними и бывали споры и разногласия, то они разрешались в рабочем порядке. По свидетельству Сергея Никитича Хрущева, уже в начале 1964 года Никита Сергеевич приходил к мысли о своем уходе с поста Председателя Совета Министров и даже главы партии. При этом он говорил, что хотел бы видеть своим преемником А. Н. Косыгина, чего никогда не говорил о Брежневе.

Когда после октября 1964 года было объявлено о новых назначениях Брежнева и Косыгина, для некоторых наблюдателей еще не было ясно, кто из этих двух людей будет обладать более значительным авторитетом. Доминирующее влияние Брежнева выявилось не сразу. Оценивая этот факт, некоторые из историков видят главную причину оттеснения Косыгина на вторые, а затем даже и на третьи роли в том, что он никогда ранее не работал в партийном аппарате, не знал приемов и методов аппаратной работы.

Но я не считаю это главной причиной. Косыгин и не стремился к получению полной власти в стране, он не стремился доминировать ни в партии, ни в идеологии, он был в первую очередь хозяйственным руководителем и сознавал это. Косыгин был опытным государственным деятелем, хорошо знал международные дела. Именно Косыгин превосходно справился с ролью посредника в индо-пакистанском конфликте во время специальной конференции в Ташкенте в январе 1966 года. Косыгин провел и первый раунд переговоров с немецкими лидерами в 1969 году по вопросу о новой германской «восточной политике». Эти переговоры стали важной предпосылкой разрядки. Косыгин на первых порах контролировал отношения СССР и Вьетнама, и он был последним советским лидером, который встречался с Чжоу Эньлаем в Пекине в 1969 году. Но Косыгин во всех этих случаях выполнял поручения Политбюро и никогда не стремился встать над ним. Когда Брежнев стал постепенно оттеснять Косыгина от иностранных дел, то Косыгин, по-видимому, смирился с этим без сопротивления. Но когда Брежнев отказался изменить структуру руководства ЦК КПСС и стал мешать дальнейшему углублению и расширению экономической реформы, Косыгин просто подал в отставку. Однако, как мы уже говорили, Политбюро отклонило отставку Косыгина и обязало его оставаться на своем посту. Он подчинился, хотя через несколько лет второй раз попросил об отставке, а в середине 70-х годов – в третий. Экономические и хозяйственные дела и без того шли в стране все хуже и хуже, но Брежнев и Политбюро не без основания опасались, что с уходом Косыгина эти дела пойдут совсем плохо.

Иной характер принял в 1965–1969 годах конфликт Л. И. Брежнева с А. Н. Шелепиным. Хотя Шелепин стал членом Президиума (Политбюро) ЦК КПСС только в ноябре 1964 года, в руках этого крайне амбициозного и честолюбивого 46-летнего политика оказалась очень большая власть. Он был не только членом Политбюро и Секретариата ЦК КПСС, но и одним из первых заместителей Председателя Совета Министров СССР. Кроме того, как я уже упоминал, в 1962 году по инициативе Хрущева начала создаваться особая система и организация партийно-государственного контроля с очень большими полномочиями и собственным аппаратом контролеров, во главе которой Хрущев также поставил Шелепина. Ближайший друг Шелепина Семичастный занимал пост председателя КГБ, и все понимали, что Шелепин, который до Семичастного в 1958–1961 годах стоял во главе этой организации, продолжает фактически ее контролировать. Неудивительно, что друзья Шелепина были уверены: Брежнев является всего лишь удобной промежуточной фигурой, и скоро Шелепин возьмет в свои руки руководство всей партией. Все знали, что именно Шелепин играл одну из ключевых ролей при смещении Хрущева, и это обстоятельство еще более увеличивало его влияние и престиж.

Я уверен, что Брежнев со своей тогда еще сравнительно слабой «командой» не смог бы устоять против натиска Шелепина и его крайне активной группы «шелепинцев», недавних выходцев из аппарата ЦК ВЛКСМ и КГБ, занявших влиятельные позиции также и во многих органах массовой информации. Однако Брежнева решительно поддержал Суслов, и это дало Брежневу заметное преимущество. Как можно предположить, Брежнева поддержали и многие другие члены Президиума ЦК и Секретариата, а также ведущие работники партийного аппарата, которым мягкий и даже слабый во многих отношениях Брежнев казался гораздо предпочтительнее как руководитель, чем «железный Шурик» – так немного иронично называли Шелепина в аппарате ЦК по аналогии с «железным Феликсом».

Еще летом 1965 года в кругах, близких к ЦК, ходили упорные слухи о скорых переменах в руководстве. Ожидалось, что Брежнев вернется на свой недавний пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР, а Первым секретарем ЦК станет Шелепин. Говорили также и о возможной отставке Косыгина и назначении на его место Устинова. Но уже к концу года стало ясно, что эти перемены по крайней мере в ближайшее время не состоятся. Как я уже писал, октябрьский Пленум ЦК КПСС принял решение – никогда не совмещать в одном лице посты Первого секретаря ЦК КПСС и Председателя Совета Министров СССР. Но это решение было распространено и на других секретарей ЦК и заместителей Председателя Совмина СССР. В результате Шелепин потерял свой пост одного из заместителей Председателя Совета Министров СССР.

Вскоре ЦК КПСС принял решение о нецелесообразности существования единых органов партийно-государственного контроля. Громоздкий аппарат этой только что созданной организации был фактически ликвидирован. Были образованы вновь Комитет партийного контроля при ЦК КПСС со сравнительно небольшим аппаратом и Комитет народного контроля СССР. По решению декабрьского Пленума ЦК КПСС 1965 года Комитет партийного контроля должен был решать вопросы, связанные с дисциплиной и моральным обликом членов партии, выполнением ими постановлений ЦК КПСС. Председателем КПК был вскоре назначен старейший член Политбюро А. Я. Пельше. Комитеты народного контроля создавались отныне при областных и районных Советах, а группы и посты народного контроля формировались из небольшого числа штатных сотрудников и большого числа нештатных работников, в основном старых большевиков и пенсионеров. Во главе всей этой не особенно влиятельной организации народного контроля был поставлен один из ближайших соратников Шелепина П. В. Кованов.

Одновременно Суслов уверенно взял на себя выполнение обязанностей второго секретаря ЦК КПСС, оттеснив Шелепина в Секретариате ЦК на третье место. Под руководством Суслова начал готовиться и назначенный на весну 1966 года XXIII съезд КПСС. Это было крупным, но еще не окончательным поражением Шелепина. Как известно, каждый съезд партии сопровождается предсъездовской дискуссией. Дискуссия, которая происходила в печати, затрагивала почти исключительно хозяйственные и экономические проблемы, тем более что XXIII съезд должен был утвердить директивы к новому пятилетнему плану. Но неофициально в верхах партии происходили и другие дискуссии, в том числе обсуждался вопрос об отношении к Сталину, о чем мы еще будем говорить в дальнейшем. Непосредственно перед съездом состоялось расширенное заседание Президиума ЦК КПСС, на котором разгорелись споры по многим вопросам. Наибольшую активность при этом проявил как раз Шелепин, в качестве оппонента выступали, однако, не столько Брежнев, сколько Суслов и отчасти Косыгин. Программа изменений, которую развернул Шелепин, была противоречивой и демагогической. Он призывал к борьбе против бюрократизма в партийном аппарате и ликвидации всех остатков системы «пакетов», т. е. отказа от многочисленных привилегий, которые еще сохранились у высших слоев партийного и советского руководства. Это, конечно, не могло понравиться ни Брежневу, ни многим другим руководителям, которые, напротив, стали осторожно возрождать и расширять подобного рода привилегии. Стремление Косыгина добиться сокращения некоторых специализированных отделов в ЦК КПСС Шелепин оценивал как «технократический уклон». Одновременно Шелепин предлагал установить более жесткий контроль за работой творческой интеллигенции, многие из видных представителей которой шли, по мнению Шелепина, по «неправильному» пути. Президиум ЦК КПСС не поддержал предложений Шелепина, но на заседании так и не удалось прийти к единодушному мнению по обсуждаемым вопросам. Было решено, однако, не выносить возникших разногласий не только на съезд партии, но даже на Пленум ЦК, который состоялся за несколько дней до съезда. Об этих разногласиях на Пленуме было сообщено в самой общей форме. Брежнев отметил в этой связи, что для более подробного обсуждения возникших разногласий уже нет времени, и поэтому на съезде члены Президиума ЦК (кроме докладчиков) выступать вообще не будут. Из выступления Косыгина на Пленуме члены ЦК узнали, что заседания Секретариата ЦК проводятся, как правило, под председательством Суслова (раньше они проводились часто Шелепиным, а Брежнев руководил обычно заседаниями Президиума). О Шелепине Косыгин говорил с некоторой иронией, как о человеке, который слишком торопится. Весьма многозначительным было и выступление на Пленуме министра обороны Малиновского. Он заявил, что армия решительно поддерживает нынешнее руководство ЦК КПСС, так и Совета Министров СССР, и что слухи о каком-то недовольстве в армии ни на чем не основаны. Хотя правительство и не утвердило ряд повышений в званиях, предусмотренных в связи с 20-летием Победы, однако этот отказ был хорошо мотивирован. Так, например, было отказано в звании маршала А. А. Епишеву – начальнику ГлавПУРа. Против этого возражал Косыгин, который отметил, что хотя Епишев и имеет военное образование, но это партийный работник, который лишь с 1943 года был направлен на работу в армию, где был членом Военного совета 40-й и 38-й армий. После войны Епишев вернулся на партийную работу, некоторое время был заместителем министра государственной безопасности СССР, а потом – послом СССР в Румынии и Югославии. Хотя он и возвратился в ряды армии в качестве начальника Главного политического управления, присвоенного ему в 1962 году звания генерала армии вполне достаточно. Никаких крупных военных побед Епишев в годы войны не одержал и звание маршала не заслужил. Малиновский с доводами Косыгина согласился.

На XXIII съезде КПСС действительно не обсуждалось никаких спорных проблем. Съезд и его материалы не вызвали интереса в стране: вероятно, это был наиболее скучный съезд за всю историю партии. Как уже говорилось, в докладе Брежнева ни словом не упоминалось не только о недавних разногласиях в Президиуме ЦК КПСС, но и о многих других важнейших событиях отчетного периода, и прежде всего о смещении Хрущева. Конечно, и Брежнев, и делегаты съезда кратко говорили о «субъективистских ошибках», «неоправданных перестройках», об огромном значении октябрьского Пленума ЦК КПСС 1964 года. Но все это были только намеки, а не серьезный политический анализ.

XXIII съезд принял важную поправку к Уставу КПСС: была отменена введенная XXII съездом специальная статья 25 об обязательных нормах обновления и сменяемости состава всех руководящих партийных органов – от секретарей первичных партийных организаций до ЦК КПСС и Политбюро. Эта статья Устава КПСС крайне обеспокоила большинство партийных руководителей, которые были склонны считать свою работу в руководящих партийных органах пожизненной.

Я уже говорил, что XXIII съезд партии избрал новый состав ЦК КПСС. По сравнению с прежним составом ЦК изменения здесь не были особенно значительными. И Брежнев и Суслов старались сдержать свое обещание по поводу «стабильности» кадров. Все же каждому из влиятельных членов Политбюро удалось ввести в состав ЦК КПСС по несколько новых членов из числа своих ближайших сторонников. Брежнев как Генеральный секретарь ЦК КПСС, обеспечил избрание в ЦК не менее 15 своих ближайших соратников. Они пополнили в составе ЦК КПСС ту пока еще небольшую группу, которую можно было бы назвать «людьми Брежнева». Например, членом ЦК КПСС был вновь избран И. И. Бодюл, а С. П. Трапезников впервые вошел в его состав. В то же время Г. С. Павлов, а также К. У. Черненко должны были довольствоваться еще скромными постами кандидатов в члены ЦК КПСС.

После XXIII съезда КПСС влияние Брежнева в руководстве ЦК заметно укрепилось, но для многих западных наблюдателей все еще было неясно, кто именно принимает решения или – хотя бы – кто является «главным» в Кремле. Когда в июне 1966 года в Москву прибыл для переговоров президент Франции Шарль де Голль, то в центре внимания публики оказался не только гость, но и принимавшие его по протоколу Подгорный и Косыгин. Однако во время переговоров в Кремле фактическим главой советской делегации был Брежнев. Французам он показался очень твердым руководителем.

19 декабря 1966 года Брежневу исполнилось 60 лет. В этот день в Москве проходило заседание Верховного Совета СССР по случаю утверждения бюджета и плана на 1967 год. В печати появилось специальное послание Брежневу от ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР, где его именовали уже «выдающимся» руководителем. Брежневу было присвоено звание Героя Советского Союза, и Подгорный приколол на безупречный, как всегда, костюм юбиляра Золотую Звезду Героя. Когда Брежнев занимал свое место в президиуме Большого Кремлевского дворца, депутаты Верховного Совета поднялись со своих мест и устроили ему бурную овацию. Заседание было прервано. Председатель Совета Союза И. В. Спиридонов произнес специальную речь в честь Брежнева. В ответной речи Брежнев обещал оправдать доверие и посвятить остаток своей жизни неустанной работе на благо народа и партии.

Но Брежнев не мог считать свою власть прочной, пока контроль за работой КГБ находился в руках Шелепина и пока связи его самого с верхами армии не были еще достаточно прочными. Нужный повод для изменения руководства КГБ скоро нашелся. В марте 1967 года произошло необычное событие – сбежала на Запад и вскоре оказалась в США дочь Сталина Светлана Аллилуева. Это событие достаточно хорошо освещено в самых различных статьях и книгах, в том числе и в книге самой С. Аллилуевой «Только один год». Бегство Аллилуевой вызвало поначалу большое беспокойство в Политбюро, и не только потому, что речь шла о дочери Сталина, что, разумеется, не могло радовать всех тех, кто стремился к реабилитации Сталина. Аллилуева много знала о нравах и обычаях высших слоев советского общества, она была при этом достаточно образованным, как казалось некоторым ее друзьям, филологом и имела даже научную степень кандидата филологических наук. Еще до того как Аллилуева объявилась в США, она провела две-три недели в Италии и «где-то» в Швейцарии. Комитет государственной безопасности СССР получил задание вернуть Аллилуеву в Москву, и кто-то из ответственных сотрудников КГБ срочно начал действовать. Поводом для смещения Семичастного послужили отдельные недостатки советских спецслужб, связанные с побегом Аллилуевой за границу, хотя это было не единственное обвинение, которое предъявлялось КГБ и его руководству. Семичастный имел, однако, сильного покровителя в лице Шелепина, которого Брежнев все еще опасался. В Москве обратили внимание, что, выезжая 1967 года в Берлин и в Карловы Вары (положение в ЧССР вызывало в это время уже некоторое беспокойство, и Брежнев хотел провести консультации с В. Ульбрихтом и А. Новотным), Брежнев включил в состав официальной советской делегации не Суслова, как предполагалось ранее, а Шелепина. Октябрьский Пленум ЦК был еще слишком памятным событием, и Брежнев хотел обезопасить себя от всяких «случайностей». После возвращения в мае Шелепин заболел, и с диагнозом «аппендицит» его положили для срочной операции в Кремлевскую больницу. Именно в эти дни Брежнев и решил собрать заседание Политбюро для смещения В. Семичастного. В одной из недавно опубликованных статей П. Е. Шелест так описывает эту политическую операцию:

«18 мая 1967 года я приехал в Москву на заседание Политбюро. В повестке дня было много разнообразных вопросов. За несколько часов до заседания меня пригласил к себе в кабинет Брежнев. Намного поговорили о текущих делах, затем он мне сказал: “Сегодня на Политбюро будем решать вопрос об освобождении Семичастного от обязанностей председателя КГБ”. Для меня это было большой неожиданностью и довольно неприятной новостью. Мне хорошо была известна особая роль В. Е. Семичастного в период подготовки и проведения “мероприятий на основе партийной демократии” в отношении Н. С. Хрущева. Безусловно и то, что Брежнев многим был обязан лично Семичастному. Не видя ни малейшей причины к постановке вопроса на Политбюро об освобождении Семичастного, естественно, я задал вопрос: “Какая причина освобождения?” Брежнев уклонился от ответа, но сказал: “Много поводов к тому, чтобы произвести этот акт, позже все узнаешь…” Договорились, что Семичастный будет назначен первым заместителем Председателя Совмина республики, хотя такую должность надо было утвердить дополнительно. Брежнев согласился с этим предложением, даже поблагодарил меня за участие в решении такого “деликатного вопроса”.

Заканчивалось заседание Политбюро, рассмотрены все основные вопросы. Брежнев как-то торопливо и нервозно сказал: “Позовите Семичастного!” Когда он вошел в зал заседания, мы почувствовали его напряженность и недоумение. Но он держал себя хорошо. Неожиданно для многих членов Политбюро Брежнев заявил: “Нам надо обсудить вопрос о Семичастном”. Члены Политбюро удивленно переглянулись. Семичастный подал реплику: “А что обсуждать?” В ответ на это Брежнев сказал: “Есть предложение освободить В. Е. Семичастного от занимаемой должности”. Семичастный снова подал голос: “За что освободить? Мне причина неизвестна, со мной никто по этому поводу не говорил”. Но вопрос Семичастного остался без ответа. Семичастный снова задал вопрос: “Я хочу узнать, за что меня освобождают”. На это последовал окрик Брежнева: “Много имеется недостатков в работе органов КГБ, плохо поставлена разведка и агентурная работа, а случай с Аллилуевой тоже о многом говорит…” Одним словом, было “единогласно” принято решение: Освободить т. Семичастного В. Е. от работы в КГБ в связи с переходом на другую работу»[41]41
  Совершенно секретно. 1990. № 6. С. 20.


[Закрыть].