Текст книги "Политические портреты. Л. Брежнев, Ю. Андропов"

Автор книги: Рой Медведев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 54 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

Я писал выше, что уже на XXIII съезде КПСС опытные наблюдатели и делегаты видели, что дирижерская палочка находится в руках М. А. Суслова, хотя сам он и не выступал с речью. Именно к Суслову обращались во второй половине 60-х годов многие работники аппарата ЦК КПСС для разрешения спорных вопросов. Это обстоятельство, несомненно, раздражало все более разраставшееся окружение Брежнева, его личную «команду», которая хотела обеспечить как своему шефу, так, конечно, и себе большую самостоятельность в решении идеологических, политических и внешнеполитических проблем, а также в расстановке номенклатурных кадров. Между тем Брежнев в силу своей нерешительности Долгое время опасался делать какие-либо энергичнее шаги в этом направлении. Перелом в отношениях между Брежневым и Сусловым наступил в самом конце 1969 – начале 1970 года.

По традиции в конце каждого года собирался пленум ЦК КПСС, который в преддверии сессии Верховного Совета СССР обсуждал и оценивал итоги уходящего года и намечал основные директивы к плану на предстоящий год. В качестве докладчика на пленуме выступал обычно Председатель Совета Министров СССР, после чего происходили краткие прения. Так именно начал свою работу и декабрьский Пленум ЦК КПСС в 1969 году. Однако на этом Пленуме вскоре после основного доклада с большой и по тем временам довольно радикальной речью по проблемам управления и развития народного хозяйства выступил Л. И. Брежнев. Эта речь содержала резкую критику в адрес органов хозяйственного управления; оратор откровенно говорил о плохом состоянии и больших трудностях советской экономики, ставящих под угрозу выполнение восьмой пятилетки. Эта речь была подготовлена в секретариате Брежнева группой помощников под руководством его нового референта А. Е. Бовина, человека прогрессивных и независимых взглядов. Разумеется, Брежнев не обязан был согласовывать свою речь предварительно с членами Политбюро, так как не он являлся докладчиком по основному вопросу. Он выступал в прениях и мог поэтому, казалось бы, свободно высказывать свое личное мнение. Однако Брежнев был все же не рядовым оратором, а лидером партии, и его речь на следующий день была опубликована во всех газетах, которые не публиковали при этом речи других участников прений. Поэтому для многих функционеров именно речь Брежнева воспринималась как директивная. Необычная самостоятельность Брежнева не только удивила, но и обеспокоила многих членов Политбюро, которые уже привыкли к вялости и пассивности генсека и теперь забеспокоились, что усиление влияния и власти Брежнева не только ослабит влияние и власть других членов Политбюро, но и нарушит ту «стабильность» в кадрах партийного руководства, которая сложилась после 1964 года. Естественно, больше других был недоволен Суслов, с которым Брежнев не нашел нужным заранее проконсультироваться. Выступить в одиночку против Брежнева Суслов, однако, не решился. Он подготовил специальную записку для членов Политбюро, которую подписали также Шелепин и Мазуров. В этой записке подвергалась критике речь Брежнева как политически ошибочное выступление, в котором наибольшее внимание сосредоточено на негативных явлениях и ничего не говорится о тех путях, с помощью которых можно и нужно исправить недостатки в народном хозяйстве. Предполагалось обсудить «письмо трех» на предстоящем в марте 1970 года Пленуме ЦК.

Брежнев был явно обеспокоен. По совету своих помощников он предпринял не совсем обычный шаг. Он отложил на неопределенный срок Пленум ЦК КПСС и выехал в Белоруссию, где в это время проводились большие маневры Советской Армии, которыми руководил лично министр обороны А. А. Гречко. Никто из членов Политбюро не сопровождал Брежнева, с ним отправились только некоторые наиболее доверенные помощники. В Белоруссии Брежнев провел несколько дней, совещаясь не только с Гречко, но и с другими маршалами и генералами. Этот неожиданный визит Брежнева к военным произвел впечатление на членов Политбюро. Они увидели нового, более самостоятельного и независимого Брежнева. Никто не знал содержания бесед Брежнева с Гречко и маршалами, да и Брежнев не был обязан в данном случае отчитываться перед членами Политбюро, не входившими в Совет обороны. Однако было очевидно, что военные лидеры обещали Брежневу полную поддержку в случае возможных осложнений. Вскоре стало известно, что Суслов, Шелепин и Мазуров «отозвали» свою записку, и она нигде не обсуждалась. По возвращении Брежнева в Москву Суслов первым выразил ему свою полную лояльность. Вся система печатной и устной пропаганды, а также весь подведомственный Суслову идеологический аппарат быстро перестроились на восхваление нового «великого ленинца» и «выдающегося борца за мир», который становился отныне не только руководителем, не только первым среди равных, но и неоспоримым лидером, «вождем» партии и фактическим главой государства.

Перед праздниками на площадях и главных улицах и других городов обычно вывешивались портреты всех членов Политбюро. Так было и перед 1 Мая 1970 года. Но теперь повсюду на стенах домов появились огромные портреты одного Брежнева, большие плакаты с цитатами из его речей и докладов. Изображение Брежнева во многих случаях было более крупным, чем других членов Политбюро. Газеты почти ежедневно стали публиковать фотографии Брежнева. Передовые статьи в газетах и теоретические статьи в партийных и научных журналах начали включать цитаты из «произведений» Брежнева. Масштабы всей этой начавшейся с весны 1970 года пропагандисгской кампании по укреплению и утверждению авторитета «вождя» партии намного превосходили все, что делалось во времена Хрущева и за что Хрущев был подвергнут столь резкой критике на октябрьском Пленуме ЦК КПСС.

Глава 2
Консервативный поворот 60-х годов. 1964–1970 годы

Ступени развития советского общества и политическое лидерство в СССР

Не только у некоторых западных советологов, но и у наиболее консервативных советских историков можно встретить утверждения, что советская коммунистическая система в сущности никогда не менялась и, однажды возникнув, продолжает жить и определять природу советского общества, его политику и идеологию до сих пор. Изменяются лишь некоторые, и притом не самые главные, черты внешнего облика советского коммунизма. Его основные признаки – однопартийная система, тоталитаризм или авторитарность, государственно-экономическая монополия и идеология – неизменны. С этой точки зрения сталинизм является прямым и логическим продолжением ленинизма, а «хрущевизм» и «брежневизм» – лишь различными формами сталинизма. При этом переходы от одной стадии развития общества к другой строго детерминированы, альтернативность или многовариантность в развитии нашей страны отрицаются. Это ошибочная точка зрения. Наша страна и наше общество прошли в своем развитии несколько стадий или эпох, когда трансформировались не только внешние формы, но и существенные элементы и социальные институты самого общества, менялось международное положение страны и ее роль в мире. Американский советолог Уильям Г. Хейланд писал еще в начале 1982 года:

«К сожалению, западная советология подпала под влияние исследовательской школы, подсознательно усвоившей некоторые основные положения марксистского детерминизма. Эти исследователи утверждают, что в расчет следует принимать только систему. Система обладает собственной мощной инерцией и собственными закономерностями, институтами и динамикой. Со времени Сталина лидеры уходят и приходят; кто находится у руля – не имеет значения: советская политика все равно будет той же самой.

Это вздор. Леонид Брежнев – не Никита Хрущев, а Хрущев – не Иосиф Сталин. Немыслимо, например, чтобы Брежнев был в состоянии провести безжалостные кровавые чистки 30-х годов, даже если бы он располагал для этого необходимой властью и возможностями. Представим другую ситуацию: допустим, Хрущеву удалось бы предотвратить октябрьский переворот 1964 года и сохранить власть до конца своих дней. Как бы он реагировал на войну во Вьетнаме, чехословацкий кризис и «восточную политику» Западной Германии? Так же, как Брежнев? Пошел бы Хрущев на вторжение в Чехословакию накануне встречи с Линдоном Джонсоном? Или, предположим, Брежнев не оправился бы после болезни в 1975 году. Одолел бы Андрей Кириленко своих соперников?»[47]47
  Problem of Communism, USA, I–II, 1982, р. 17–18.


[Закрыть].

Это резонные вопросы, хотя Хейланд слишком упрощенно толкует понятие «марксистского детерминизма».

Разные принципы можно положить в основу периодизации советской истории. Но не будет ошибочным сказать, что в условиях столь централизованного и пока еще авторитарного государства, как Советский Союз, каждая устойчивая администрация и партийное руководство создают свою эпоху. С этой точки зрения, оглядываясь назад, мы можем говорить об эпохах Ленина, Сталина, Хрущева и Брежнева, а также о начале новой эпохи, которую на Западе все чаще называют эпохой Горбачева. Речь идет в данном случае о действительно разных фазах развития общества, которые отличаются друг от друга не только личными качествами и именем советского лидера и его ближайшего окружения, но и различными социально-экономическими структурами, методами хозяйственного и политического руководства, общественным благосостоянием, характером и особенностями правящей элиты, международным положением страны, приоритетами во внешней и внутренней политике, техническим оснащением и ролью вооруженных сил и военно-стратегическими концепциями, значением тех или иных общественно-политических институтов, господствующими настроениями и мировоззрениями, общей культурой, стилем поведения, даже внешним видом и привычками рядовых граждан и руководителей, характером искусства, архитектуры, литературы и многими другими ценностями и проявлениями общественной, государственной и культурной жизни.

Но не следует и преувеличивать роль политических лидеров в развитии СССР, ибо изменения в советском обществе определяются в огромной степени такими факторами, как развитие науки и техники, экономический прогресс и соответствующие перемены в социальной структуре. В нашей стране не существует достаточно четкого конституционного механизма, устанавливающего порядок смены различных администраций. В этот важнейший процесс нередко привносится поэтому значительный элемент случайности. И все же мы видим, что выдвижение каждого нового лидера на вершину советской пирамиды власти объясняется не только случайностями или личными амбициями, но и сложным сочетанием социальных сил и общественно-политических настроений, влияние которых оказывается более сильным, чем воля уходящего лидера. Ленин страстно противился выдвижению Сталина как своего преемника. Однако его призывы на этот счет были оставлены без внимания. И примерно та же картина наблюдалась при всех последующих сменах партийно-государственной администрации в СССР. Не сумел удержаться у власти Г. М. Маленков, принявший на свои не слишком крепкие плечи наследие Сталина. Еще почти через десять лет был устранен от власти Н. С. Хрущев. Известно также, что после смерти Л. И. Брежнева не смог прийти к власти ни его «законный наследник» А. П. Кириленко, ни ближайший фаворит К. У. Черненко. Этот последний все же сумел сменить на посту главы партии и государства Ю. В. Андропова, который, конечно же, предпочел бы другого преемника. Однако и «завещание» Черненко в марте 1985 года было оставлено без внимания.

Вместе с тем было бы ошибочным преуменьшать роль политических лидеров в нашей стране, где их огромное влияние часто только подчеркивает слабость существующих у нас демократических институтов, авторитарный характер власти и отсутствие демократического разнообразия в политической и культурной жизни народа.

Существует мнение, что в Советском Союзе сам аппарат, партийно-советский истеблишмент или правящая элита определяют и выдвигают новых руководителей в соответствии с интересами и потребностями выгодной для аппарата системы власти. Это мнение содержит немалую долю истины. После Ленина у нас пока еще не было примеров выдвижения такого «вождя», который не принадлежал бы сам к высшим слоям сложившегося ранее аппарата власти и который был бы враждебен господствующим здесь настроениям, интересам и ожиданиям. Однако из этого обстоятельства вовсе не следует непреложный вывод о незначительной роли лидера в советской системе управления. Во-первых, сам состав правящей элиты в Советском Союзе неоднороден, и она отнюдь не является каким-то «новым классом», все члены которого связаны прочной круговой порукой. Во-вторых, настроения и ожидания аппарата могут не совпадать с настроениями и ожиданиями широких масс, от которых этот аппарат не отделен ни юридическими, ни сословными, ни какими-либо иными труднопреодолимыми перегородками. Эти обстоятельства и может использовать новый лидер, особенно в условиях авторитарной системы власти. Он может постепенно изменить не только стиль и методы управления или свое ближайшее окружение, но и значительную часть всей правящей элиты. Он может создать новые институты управления и оказать влияние на все сферы общественной и культурной жизни, на темпы и формы развития экономики, на характер внешней и внутренней политики. Это положение и позволяет историкам и политологам «персонифицировать» пережитые нашей страной эпохи.

Наряду с утверждением о неизменности природы и идеологии советской коммунистической системы до сих пор можно встретить тезис о развитии советского общества как об относительно равномерном и плавном процессе, в ходе которого под руководством партии происходила реализация идей социализма. Разница состоит лишь в том, что в наших прежних учебниках эта реализация идей социализма рассматривалась как синоним прогресса, процветания и демократии, а во многих западных работах – как расширение и углубление тоталитаризма и возвышение государства над личностью. Думаю, что обе эти точки зрения являются ошибочными, хотя бы потому, что развитие нашего общества никогда не представляло собой плавного и равномерного процесса.

Если принимать во внимание лишь наиболее важные сдвиги в природе общества, то можно отметить, что каждая из перечисленных выше эпох была во многих отношениях отрицанием предыдущей, сохраняя в других, не менее важных отношениях преемственную связь с прошлым, опираясь на его достижения или, напротив, развивая его пороки. Каждая новая администрация решала немало острых проблем, оставшихся ей в наследство. Но в это же время накапливался груз новых проблем, которые в рамках данной ступени развития оставались нерешенными в силу объективных или субъективных причин. Объективная логика общественного развития оказывалась у нас в слишком большой зависимости от субъективной логики становления того или иного политического лидера.

Весьма существенные различия можно наблюдать поэтому не только между различными периодами советской истории, но и внутри каждого из них. Любая из перечисленных выше эпох включает в себя период становления, краткий или более продолжительный период стабильности, а также период упадка, накопления трудностей и противоречий, для обозначения которого вполне подходит и такое понятие, как кризис. Мы должны с полной определенностью сказать, что не только развитие капитализма, но и развитие социализма – причем во всех социалистических странах – шло до сих пор от кризиса к кризису, хотя характер, обстоятельства и главные факторы, создающие в той или иной стране обстановку общественно-экономического и политического кризиса, были, конечно, различными в лагере социализма и в лагере капитализма.

Некоторые из западных наблюдателей, констатируя наличие очередного серьезного кризиса в СССР, нередко отождествляли его с тупиком, из которого, по их мнению, советское общество уже не сможет выбраться. Это мнение также ошибочно. Конечно, различного рода кризисы существенно тормозили развитие нашего общества, тем более что многих из них можно было бы избежать при более разумном руководстве. Однако до сих пор наше общество и государство не без труда, но все же рано или поздно находило выход из кризиса и обретало новый импульс к развитию.

Это всегда был, однако, нелегкий выход, и он сопровождался обострением политической борьбы. Опять-таки – вопреки многим стереотипам, отрицающим наличие политической борьбы в нашем обществе и признающим только «неантагонистические противоречия при социализме», – мы должны признать, что наше общество и сегодня все еще остается обществом строящегося социализма и что на всех этапах его развития сохраняется политическая борьба. Эта борьба обостряется в те краткие, а иногда и довольно продолжительные периоды, которые можно было бы назвать переходными – от одной эпохи к другой. Не сразу наше общество перешло от эпохи Ленина к эпохе Сталина, и все это переходное время было наполнено острой политической борьбой. Напряженная борьба происходила и в первые годы после смерти Сталина. Эта борьба приняла своеобразные формы и в середине 60-х годов, при переходе от эпохи Хрущева к эпохе Брежнева. Наконец, она вновь обрела остроту после смерти Брежнева – при рождении той новой эпохи, многие важные черты которой определились как раз в последние два-три года.

Наличие политической борьбы в советском обществе признают сегодня и многие ведущие советские социологи. Как писал в 1988 году А. П. Бутенко, «одним из широко распространившихся предрассудков является мнение, будто проблем политического лидерства и борьбы за власть, столь характерных для буржуазного общества, при социализме не существует… Однако ликвидация эксплуататорских классов и ликвидация классов вообще, как показала жизнь, не совпадают. Социализм остается обществом классовым, знающим политические отношения и государственную власть.

Чем дальше, тем больше обнаруживалось, что проблема преемственности власти, связанная со сменой лидеров, а следовательно, и с борьбой за лидерство, имеет место и в послекапиталистическом обществе, т. е. встает и перед новым обществом и осуществляется в нем. В самом деле, разве утверждение сталинского режима представляло собой просто смену одного лидера – Ленина другим лидером – Сталиным, а не существенное изменение в расстановке социально-классовых сил, стоящих у власти? Разве приход к власти Хрущева и его сторонников, борьба их за преодоление “культа личности” и его последствий представляли обычную смену умершего лидера живым, а не существенную передвижку в функции власти от одних социально-политических сил к другим? Разве смещение Н. С. Хрущева с поста политического лидера было совершено из-за “состояния его здоровья”, а не было производным от столкновения различных представлений о будущем развитии, результатом действия определенных политических сил, недовольных его лидерством и его политикой? Несомненно и то, что последняя смена политического руководства в Советском Союзе являет собой политический поворот, обусловленный не только личными качествами нового советского лидера, но прежде всего глубинными интересами и потребностями общественно-политических сил, стремящихся к преодолению застоя и кризисных явлений в советском обществе, к обновлению теории и практики социализма».

С этими словами нельзя не согласиться, как и с утверждением, что «сколько-нибудь серьезной научной разработки эти и другие аспекты политической практики у нас пока не нашли»[48]48
  Московские новости. 1988. 28 февраля. С. 12.


[Закрыть].

Все сказанное выше позволяет сделать вывод, что смещение Хрущева положило начало новой эпохе жизни советского общества и государства. Начальный период был временем становления режима Брежнева и продолжался примерно 5–6 лет. Это было богатое событиями время. Унаследовав должность и положение главы партии, а стало быть, и фактического главы государства, Брежнев не унаследовал ни того почти безграничного влияния, ни той почти безраздельной власти, которую имел Хрущев, не говоря уже о Сталине. Но Брежнев, как казалось, и не стремился к этому. Он не стремился, подобно Сталину, подняться над советским истеблишментом на недосягаемую высоту и не вел, подобно Хрущеву, постоянной борьбы с бюрократическим аппаратом. Брежнев не просто доверился аппарату, он, можно сказать, передоверил как аппарату, так и своим коллегам по Политбюро и Секретариату большую часть функций по управлению обществом и государством, лишь изредка проявляя какое-то подобие инициативы. Он действительно обеспечил этому аппарату небывалую ранее стабильность. После неизбежных перестановок в хозяйственном и партийном управлении, которые совершались после эпохи Хрущева в 1964–1965 годах, в руководстве республик и областей, министерств и государственных комитетов не происходило почти никаких существенных перемен. Прошло время быстрых карьер, но прошло время и быстрых падений. Именно время Брежнева оживило теорию номенклатуры как какого-то «нового класса», ибо никогда еще серая и безликая посредственность бюрократического управления не обретала такой силы, как во времена Брежнева. Но никогда еще и бесплодие бюрократического управления не выявлялось с такой полнотой, как в эту эпоху.

В течение полутора лет новое руководство пыталось изменить то, что ему казалось ошибочным в деятельности Хрущева. Это было время реформ и контрреформ, а также оживленной идеологической борьбы, которая частично происходила и внутри партии. Застой в экономике, характерный для начала 60-х годов, сменился заметным оживлением в развитии промышленности и сельского хозяйства. Но это было время значительного ухудшения международного положения Советского Союза. Обострились отношения СССР с развитыми капиталистическими странами, решительно ухудшились взаимоотношения с Китаем, резко возросли центробежные силы в странах Варшавского пакта и СЭВ. Результатом этих событий стало форсированное военное строительство, поэтому советский военный комплекс развивался быстрее и лучше, чем многие другие отрасли народного хозяйства.

Вторая половина 60-х годов характеризовалась активизацией консервативно-догматических тенденций в советской культурной и общественно-политической жизни. Брежнев и его окружение не стремились продолжить линию XX и XXII съездов партии, а, напротив, стали проводить сначала осторожную, а потом все более настойчивую политику по реабилитации Сталина.

Недовольство интеллигенции и молодежи наступлением консервативных сил, разочарование в прежней системе ценностей, внешнее влияние – все это нашло свое выражение в формировании независимых от государства и руководства КПСС общественных групп и течений общественной мысли. Стало зарождаться, и в первую очередь среди интеллигенции, независимое общественное мнение. Появились движения и группы с национальной или националистической окраской. Партийные и советские власти ответили на деятельность всех этих групп и движений различного рода репрессиями.

Разумеется, Брежнев был в эти годы доминирующей фигурой в партийном руководстве. Но почти все решения принимались коллективно на заседаниях Политбюро, и каждый из членов партийного руководства имел гораздо больше, чем раньше, возможностей решать подведомственные ему проблемы самостоятельно. Гораздо большая, чем в прошлом, независимость в решениях была предоставлена и руководителям республик и областей. Брежнев держался в 60-е годы как первый среди равных, и он почти никогда не принимал единоличных решений по важным вопросам. Поэтому имя Брежнева в меньшей мере связано с важнейшими событиями 60-х, а потом и 70-х годов, чем это было в эпоху Сталина или Хрущева. Брежнев часто был лишь одним из важнейших участников, а не инициатором тех или иных крупных исторических событий, и его личная роль была нередко скромнее, чем об этом думали западные наблюдатели. Но это вовсе не значит, что его власть была только формальной.