Текст книги "Аферы века"

Автор книги: Ростислав Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

«Охотники»… за кладоискателями

Рассказы и легенды о неисчислимых кладах, запрятанных в труднодоступных местах земли и ждущих своих открывателей, всегда будоражили умы людей, причем не только жадных до наживы, но и вполне уравновешенных. Видно, таковы особенности характера людей, особенно мужского пола. История знает массу случаев, когда в поисках кладов, в большинстве случаев мифических, кладоискатели полностью разорялись, а иногда даже погибали.

Эту безумную страсть людей необычайно ловко использовали для своего обогащения различные аферисты, в хитросплетенные сети которых часто попадались простые и доверчивые люди.

В соответствии с газетными публикациями, в России всплеск таких афер имел место в период с 1905 по 1912 год, то есть перед 100-летним юбилеем Отечественной войны. Очевидно, этому способствовали рассказы о брошенных французами при отступлении из Москвы драгоценных трофеях.

Отметим, что обнаруженные в газетных публикациях и ниже воспроизведенные случаи aфep с кладами непосредственного отношения к событиям 1812 года не имеют, но вместе с тем, по нашему мнению, они достаточно необычны и занимательны.

Работа по поиску кладов. Рис. из «Петербургского листка» от 4 сентября 1911 года.

Необыкновенно тонко провел аферу с кладом некий Сигизмунд Половской, которого журналисты окрестили «рыцарем индустрии мошенничества». Дело в том, что объектом своей аферы он выбрал известного московского археолога и опытного коллекционера старинных редких монет А. Рогожина. Половской к этой операции готовился тщательно и длительное время. Подготовка к ней заключалась как в поиске легенд о месте расположения кладов, так и в мероприятиях, якобы подтверждающих правдоподобие легенды. И аферист был вознагражден за свой, хотя и совсем неправедный, труд.

События разворачивались в знакомых и многими любимых дачных местах тосненского пригорода Петербурга, отличавшихся приятным взору ландшафтом, небольшими прозрачными извивающимися речушками и, что не менее важно, близостью к столице. Предприимчивый аферист пронюхал, что среди крестьян сел Тосно, Саблино и Николаевское существовало поверье, передаваемое из поколения в поколение: в XVII веке княжна Евпраксия Оболенская, поместье которой находилось в этих местах, спасаясь от кого-то бегством, зарыла свои богатства на берегу реки Тосно, недалеко от села этого же названия. Половской также знал, что в поиске этих богатств уже не раз участвовали многие кладоискатели, тратившие большие деньги на раскопки, но всегда безуспешно.

Однако для Сигизмунда Половского главной для проведения продуманной аферы была упорно ходившая легенда о кладе, местоположение которого никому не удалось найти. Летом 1909 года он приобрел на берегу реки Тосно, в трех верстах от села, крошечный участок земли, якобы для постройки небольшой дачи. Хотя крестьяне и удивились, что новый хозяин хочет строить дачу в глухом месте, в стороне от дороги и соседей, но землю ему продали, благо он давал за нее хоть какую-то цену. Половской с постройкой не торопился и лишь осенью, в конце сентября, привел рабочих для земляных работ, наконец работа закипела. Кроме того, привезли воз бревен, правда, очень тонких, годных разве только на постройку времянки или сарая. Это вызвало среди окрестных крестьян разговоры о жадности нового дачника. Однако земляные работы продолжались своим чередом, и вдруг… накануне праздника Покрова рабочие выкопали маленький полусгнивший ларец, в котором находились старинные золотые монеты. Хотя эти монеты особой нумизматической ценности не имели, но все же стоимость их доходила до 150–180 рублей.

Слух о такой необычайной находке распространился с молниеносной быстротой и дошел даже до столицы. Не теряя времени, «счастливчик» Половской, организовав надежную охрану участка с кладом и захватив старинные монеты, поехал в Москву для встречи со специалистом по старинным российским монетам Алексеем Рогожиным. В ярких красках Половской поведал коллекционеру все, что было связано с легендой и находкой, и предложил ему вступить в компанию по дальнейшему поиску клада.

Страстный коллекционер старинных монет загорелся заманчивой и, казалось, реалистичной идеей поиска клада. Но прежде чем дать согласие на участие в этой операции, требовавшей больших затрат, он решил всесторонне продумать это предложение. Кстати, у него были книги и по вопросам кладоискания. Оказалось, что в справочных данных одной из них значится и клад Евпраксии Оболенской. Это и убедило господина в правдивости рассказа Половского. Тем более что находку золотых монет на берегу реки Тосно подтверждали и рабочие, являвшиеся непосредственными участниками этого события.

И все же, прежде чем дать согласие на финансирование поиска клада, осторожный Рогожин решил своими глазами увидеть место действия, и он вместе с Половским выехал в Петербург. После осмотра участка, где были найдены золотые монеты, они заключили договор, по которому Рогожин должен владеть всеми богатствами, найденными рабочими в пределах купленного им у Половского земельного участка на берегу реки Тосно. Вскоре были продолжены интенсивные поиски клада большой группой земельных рабочих, и буквально через несколько дней, в конце октября, к огромной радости Рогожина, рабочие находят кувшин с 75 редкими золотыми монетами, представляющими огромную коллекционную стоимость. Рогожин трясущимися руками забирает монеты, а Половскому платит имевшиеся у него в наличии 12 тысяч рублей, что в сотни раз больше покупной стоимости земли дачного участка. Кроме того, он обязался впоследствии после каждой находки платить eщe по 13 тысяч рублей.

Далее события разворачивались следующим образом. Половской «неожиданно» получил телеграмму о болезни своей тетушки и на несколько дней выехал в Варшаву. Рогожин же, продолжая следить за работами, не приводящими к новым находкам, с нетерпением ждет Половского. Последний не приехал не только в назначенный срок, но и через неделю, и через месяц. Тогда Рогожин принял решение поехать ненадолго в Москву, чтобы провести экспертизу золотых монет у специалистов, хотя он и сам считался авторитетом среди нумизматов.

К своему горю и стыду, он узнает, что монеты необыкновенно искусно были изготовлены из меди и не стоили даже 10 рублей. Он также выяснил, что Половской является известным аферистом, который на своем веку талантливо надул yжe не одного человека на почве кладоискания, а десять лет назад он был даже под судом за продажу медных опилок под видом золота.

Незадачливому коллекционеру оставалось только утешать себя тем, что у него на руках не оказалось больше денег, а то бы он и их потерял.

Стоит только полистать отечественные газеты, выходившие в начале века, как сразу убеждаешься, что деятельность аферистов на российской территории дополнялась аферами международных кланов, в которых выходцы из России занимали не последнее место, а иногда и главенствовали. В рассматриваемый период деятельность этих групп россиян приняла массовый характер. Так как руководство аферами осуществлялось, как правило, из Испании, журналисты окрестили эти аферы «испанскими». Они имели широкий спектр оттенков как по масштабам операций, так и по сложности хитросплетенных планов их реализации. Но все они имели в своей основе много общего. Во-первых, их объединяли однотипные аферные предложения по получению чуть ли не «золотых гор», стоит только внести небольшой пай в операцию по приобретению кладов, находящихся в Испании.

Во-вторых, одинаковый контингент втягиваемых в аферы людей – это коммерсанты, вышедшие из низов, имеющие приличный жизненный достаток, но не обладающие необходимым интеллектом для анализа существа предложения.

Подробное изучение и описание только «испанских» афер потребовало бы не одного пухлого тома детективных историй. Две из таких историй в сжатом виде приводятся ниже.

Начиная с сентября 1910 года обыватели Петербурга, в основном купеческого сословия, стали довольно часто получать в почтовых конвертах (почему-то желтого цвета) извещения, написанные по-русски изысканным литературным языком. По почтовым штемпелям, стоявшим на конверте, можно было установить, что письма посылались из старинного испанского города-порта Барселоны, расположенного на берегу Средиземного моря. В этих письмах адресаты извещались о том, что у них есть реальная возможность заработать одну треть капитала в 850 тысяч рублей, стоит только внести сравнительно небольшой аванс. При этом неизвестный испанский адресат писал: «Я в настоящее время сижу в тюрьме, так как не могу уплатить причитающиеся с меня пени за различные издержки по ведению дела, составляющие около 4 тысяч рублей. Пока я не уплачу эти деньги, мне не выдадут моего имущества. В одном из моих чемоданов находится ключ от другого моего чемодана, в котором хранится все то состояние, заключающееся в ценных бумагах и наличных деньгах, всего на сумму более 850 тысяч рублей».

Далее сообщалось, что если адресат согласится выручить заключенного в испанской тюрьме, то ему следует прислать телеграмму, текст которой был приложен на листе бумаги с адресом в Барселоне и надписью «Orangen vie Vorjahr» (Апельсин, как в прошлом году).

Эта испанская надпись означала зашифрованное согласие петербургского адресата на участие в предлагаемом деле. В письме также была просьба не показывать никому его содержание, а в случае посылки телеграммы гарантировалось последующее ознакомление со всеми деталями дела. Письмо, очевидно из осторожности, не было подписано.

На первый взгляд, предложение, исходящее от реального барселонского адресата, выглядело вполне правдоподобным и, естественно, заманчивым. Но если вчитаться в текст предложения и продумать все его детали, то становилось яснее ясного, что это самая обыкновенная афера, направленная на бессовестное ограбление людей. Сколько петербуржцев клюнуло на эту аферу, установить не удалось. Наверное, кто-то из особенно жадных до наживы вместо обогащения потерял 4 тысячи рублей – сумму, огромную по тем временам. Известно только, что несколько таких писем было доставлено в испанское консульство в Петербурге, которое направило запрос в Барселону.

Газета «Петербургский листок» писала, что задержать мошенников не удалось – они оказались неуловимы.

Знаменитые «испанские» аферисты в сферу своей мошеннической деятельности включали не только Петербург. Они расставляли свои сети и в других российских городах. Так, уже в самом конце 1910 года некоторые зажиточные одесситы стали получать письма из Испании, помеченные штемпелем барселонской тюрьмы, якобы от одного из ее заключенных, который пишет, что по политическим причинам он посажен в тюрьму и сильно страдает от желания отомстить испанскому правительству, сводящему с ним счеты. При аресте у него якобы были конфискованы все его бумаги, деньги и имущество. Но ему удалось заблаговременно запрятать в надежном месте чемодан с двойным дном, где у него хранится чек на большую сумму, находившуюся в одном из европейских банков.

В письме к одесскому адресату предлагалось принять участие в чрезвычайно заманчивой и выгодной сделке, а именно приехать в Испанию и купить за сравнительно небольшие деньги секрет нахождения этого чемодана, месторасположение которого в различных письмах варьировалось. То его якобы зарыли в труднодоступном лесном массиве, то будто бы спрятали в спальном номере гостиницы или сдали на хранение на одном из вокзалов.

Предложение сопровождалось такими подробными и, казалось бы, реальными данными, что не только не возбуждало подозрения, но и невольно заставляло поверить в его правдоподобность. Так, в случае согласия на такую операцию одесскому господину обеспечивалось свидание с «заключенным» в тюрьме, где последний обязывался предъявить документы, указать адреса солидных свидетелей, берущих на себя все гарантии по этому делу. Таким образом, предложение подкреплялось достаточно убедительными аргументами для принятия решения о поездке в Испанию. Однако не учли аферисты только одного – они решили обмануть не кого-нибудь, а одесситов, что было не так-то легко. Одесские и варшавские газеты писали, что одесситы, получая такие письма, с ухмылкой бросали их в корзину и говорили: «А мы придумали бы еще что-нибудь и похитрее».

В других городах находились умники, которые «заглатывали приманку с крючком». Так, по сведениям газеты «Утро Варшавы», один киевский кондитер соблазнился «на грош купить пятаков» и поехал в Испанию по указанному в письме адресу. Там он, к своей радости, убедился в достоверности всего изложенного в предложении и выложил свои наличные 3500 франков за покупку чека, который находился в чемодане с двойным дном, спрятанном в указанном месте. Чек на сумму 50 тысяч франков был оформлен на предъявителя и не вызывал никакого сомнения.

В соответствии с рекомендациями заключенного испанца кондитер для безопасности не стал получать наличные деньги в Испании, а поехал в Германию, где в одном из берлинских банков предъявил чек. К своему ужасу, он был немедленно арестован – чек был подложным. Оказалось, что президент берлинской полиции уже давно знал о шайке «испанских» аферистов и о возможности появления в стране поддельных чеков и предупредил об этом директоров банков. Кроме того, для слежки были выделены агенты. Не успел бедняга-кондитер и моргнуть, как в наручниках под конвоем был направлен в тюрьму. Там с него сняли показания и отпустили – глупый россиянин их не интересовал. Перепуганному кондитеру после этого было не до поиска своих обидчиков. Он схватил шапку в охапку и срочно выехал из Германии в свой родной Киев, где его ждал скромный, но надежный достаток и спокойная жизнь.

Летом 1909 года многие из столичных жителей, в основном среднего достатка, получили по почте из Лемберга (дореволюционное название города Львова) объемные письма, в которых им предлагалась возможность разбогатеть, отправив адресату всего 10 рублей. Это заманчивое предложение подробно и всесторонне обосновывалось автором письма, который называл себя «дезертиром Степаном Борисовым».

Он писал, что пять лет тому назад, живя в Кишиневе, должен был быть призван в армию. Так как ни знакомых, ни родных у него не было, то избежать призыва не удалось и он был «забрит» в армию, а после принятия присяги отправлен в Тирасполь, где его зачислили в драгунский полк. Прослужив всего шесть недель, Борисов решил бежать и вскоре оказался в чуждой ему Галиции, которая ни в какой степени не могла заменить ему родину, и поэтому он сильно тосковал.

К своему счастью, Борисов через некоторое время познакомился с таким же, как и он, дезертиром, именовавшимся Дмитрием, и они вскоре стали друзьями. Но крепкая их дружба продолжалась недолго – у Дмитрия была какая-то тяжелая и неизлечимая болезнь, и он вскоре скончался. Перед смертью, по словам Борисова, он открыл ему свою большую тайну: «Я умираю, и вместе со мной должен погибнуть клад в 40 миллионов рублей. Я благословляю Бога, что он послал мне тебя. Прими же в знак моей благодарности за дружбу все то, чем я должен был владеть».

Вместе с тем Дмитрий взял слово с Борисова, что если он сам не сможет стать обладателем этого огромного состояния, то не отдаст его иностранцам – клад должен остаться в руках российских подданных без различия вероисповедания и национальности. При этом он передал документы и рисунки, позволяющие найти местоположение клада. Этот клад, состоящий из бриллиантов, золотых слитков и старинных монет на общую сумму около 40 миллионов рублей, в свое время принадлежал одному владетельному румынскому князю, который при смене власти в стране вынужден был спасаться бегством и при этом погиб. Клад же был спрятан в одном из маленьких городков Бессарабии.

Борисов писал, что, ознакомившись с бумагами, он почувствовал себя самым несчастным человеком: являясь хранителем секрета о местонахождении клада, не мог никак им воспользоваться. Ради такого богатства он готов был рискнуть своей жизнью и приехать на родную бессарабскую землю. Но, даже предприняв это, он все равно не смог бы овладеть сокровищами. Это объяснялось необходимостью получения разрешения от российского правительства на проведение земляных работ. Кроме того, необходимы были большие расходы на наем рабочих для раскопок, а также на устройство канала для отвода воды из трех колодцев, на дне которых находятся богатства. Первое ему невозможно было сделать как дезертиру, а второе – как человеку, не имеющему за душой ни гроша.

Ввиду этих обстоятельств Борисов решился на создание общества на паях, с задачей приобретения клада.

Далее в письме ставились условия, что богатство ни в коем случае не должно достаться богачам. Борисов утверждал, что при посредстве некоторых своих знакомых сумел составить список небогатых, но честных людей, которых не развратит богатство и они не потеряют человеколюбия.

Из текста следует, что «дезертир» был достаточно сообразительным человеком, правильно определившим контингент адресатов и умевшим использовать слабые стороны человеческой натуры. Об этом свидетельствовала и завершающая письмо фраза: «Мне очень приятно сообщить Вам, что в составленном списке одним из первых красуетесь Вы».

«Дезертир» также утверждал, что, по расчетам, расходы по раскопкам и извлечению клада не превысят 10 тысяч рублей. Эту сумму Борисов рассчитывал собрать с членов общества, состоящего из 1 тысячи человек. Поэтому если адресат пожелает принять участие в затеянном деле, дающем право на равную долю со всеми, то следует прислать 10 рублей по адресу: «Herrn Stephan Borisoff, Lemberg (Galicie)».

Трудно даже себе представить, сколько простаков поддалось на эту ловко закинутую «дезертиром» Степаном Борисовым удочку. Можно с большой уверенностью предположить, что деньги ему послали многие, так как в те времена для гражданина среднего достатка потеря 10 рублей ни в коей мере не нарушала бюджетного баланса семьи. С другой стороны, вечно соблазнительные «а вдруг», «а если» делали свое дело, причем в пользу мошенника. Поэтому Борисов мог без большого напряжения сил пожинать плоды своего «труда».

Об этом свидетельствует достаточно ярко такой, ставший достоянием гласности, факт. Один из петербуржцев, проживавших в доме № 22 на Забайкальском проспекте, получив письмо с приведенным выше предложением, решил навести справки о Борисове у своего знакомого, проживающего в Лемберге. В ответном письме этот знакомый сообщил, что запрашиваемый Степан Гаврилович Борисов появился в Лемберге всего два месяца назад. Он не имеет никаких занятий, но живет на широкую ногу. При этом обращает на себя внимание тем, что получает массами денежные переводы со всех концов России и Румынии. Он совсем и не дезертир, а мещанин из уездного города Оргеева, расположенного в 40 верстах от Кишинева, и ему 50 лет от роду. Последнее подтверждает, что Борисов никак не мог призываться в армию 5 лет назад – чересчур стар. Следовательно, никакой он не дезертир, а крупный и хитрый мошенник.

Напечатанный летом 1909 года в газете «Петербургский листок» рассказ о «дезертире» Степане Борисове должен был предостеречь жителей столицы от козней мошенника. Но жизненный опыт показывает, что никакие резонные доводы и уговоры не действуют на людей, стремящихся получить «даровые деньги», и они продолжают совершать глупости, выбрасывая на ветер трудовые сбережения. Мошенникам же, как говорится, не нужно даже нагибаться за деньгами – они сами идут к ним в руки.

Таинственное ограбление

21 августа 1910 года газета «Раннее утро» перепечатала сообщение венских газет из Триеста, в котором говорилось, что «у ехавшего из Петербурга в Цетинье на юбилейные торжества Александра Чернятьева на борту парохода „Принц Гогэнлоэ“ при переезде из Триеста в Черногорию выкрадены многочисленные драгоценности, в том числе юбилейные подарки для короля черногорского, наличных денег около 400 тысяч франков и много документов. Никаких следов преступников не найдено. Производится тщательное судебное следствие».

Кем же был Александр Чернятьев, удостоенный высокой чести везти юбилейные подарки королю Черногории, а затем так безжалостно ограбленный неизвестными злоумышленниками?

Родился Чернятьев в Иркутске в очень бедной семье. Отцом его был солдат, а матерью была, по одним сведениям, прачка, по другим – нищенка. В детские годы он много скитался с матерью по белу свету. Случайно жизнь его столкнула с богатым сибирским чаеторговцем Чернагиевым, которому смышленый и бойкий мальчик очень понравился. Купец не имел детей, поэтому он с радостью усыновил Александра. Теперь ушли в прошлое годы голодных и холодных скитаний Александра – он оказался в дружной и обеспеченной семье и был по-настоящему любим приютившими его пожилыми людьми. Но уже в самые юные годы у мальчика стали проявляться черты себялюбия и аферизма, и он не ценил то, что дала ему судьба. К 16–17 годам он стал так безудержно кутить и разбрасывать не заработанные им деньги, что навлек на себя гнев усыновившего его отца. Так как никакие уговоры на Александра не действовали, то Чернагиев вынужден был предложить ему убираться на все четыре стороны.

Молодой человек, обладавший большими природными талантами, отправился странствовать по свету с одной только целью – разбогатеть и стать знаменитым. Этой цели он решил добиться любыми, пусть даже самыми нечестными путями.

Фото из «Петербургской газеты» от 5 июня 1911 года.

Попав вначале в цирк и став артистом, он объездил с ним весь свет, особенно европейские страны. Благодаря своим способностям изучил многие европейские языки. Но в цирке нужно было много работать, чтобы заработать на жизнь. Александр познал славу, но не смог разбогатеть. Поэтому без какой-либо жалости и без всяких угрызений совести он бросает своих друзей-артистов и уходит из цирка.

После этого, оказавшись в Швейцарии, он встретил там нескольких больных и старых русских богачей, доживавших свои последние дни в прекрасных альпийских климатических условиях. Александр сразу же понял, что на болезнях несчастных старых людей можно сколотить себе большое состояние. Он притворился сердобольным человеком, готовым оказать любые услуги беспомощным старикам. На самом деле он стал заниматься подлогами завещаний, то есть встал на путь аферы.

В начале 80-х годов Александр Чернагиев появился в Париже, но уже под несколько измененной фамилией – Чернятьева, которая, очевидно, показалась ему более звучной. Но главное – этой пышной фамилии сопутствовал приобретенный каким-то жульническим образом титул графа. В столице Франции он вел роскошный образ жизни и имел большой авторитет среди таких же, как и он, прожигателей жизни.

За три года столичной парижской жизни он всевозможными жульническими махинациями сумел присвоить несколько миллионов франков. Это уже не могло остаться без внимания полиции: Чернятьева выдворили из Франции.

В дальнейшем его путь лежал в Америку, где он, спекулируя своим ложным графским титулом и связями с европейской аристократией, довольно долго выманивал крупные суммы денег у американских богачей.

Вернувшись в Европу, он вначале обосновался в Швейцарии, затем в Лондоне и, наконец, в Вене.

В ряде европейских газет, выходивших в конце 1910 года, сообщалось, что за «графом» Чернятьевым числится более 30 рискованнейших мошеннических проделок, совершенных только в аристократической среде Парижа, Лондона, Вены и других европейских столиц. В это же время берлинская и венская печать, уделяя большое внимание «графу» Чернятьеву, отмечала, что среди международных аферистов высокого пошиба он на голову превосходит де ля Рамэ и своего соотечественника Марголина.

Прежде чем перейти к непосредственным событиям, связанным с «ограблением» «графа» Чернятьева, который, по его словам, направлялся курьером в столицу Черногории город Цетинье (Цетине), следует буквально несколько слов посвятить этой стране, что явится необходимым фоном для освещения происшедшего. Черногория – страна, находящаяся на юге Динарского нагорья, у Адриатического моря, – была заселена в основном славянами. Многолетняя история этой страны так или иначе была связана с борьбой ее народа против османского ига. С 1852 года Черногория стала княжеством, а в результате Русско-турецкой войны 1877–1878 годов это княжество наконец было признано независимым.

В августе 1910 года княжество Черногория превратилось в королевство, возглавляемое королем Николаем I. Это событие, имевшее всемирное значение, было торжественно и пышно отпраздновано. Главы ряда стран прибыли в Цетинье, чтобы отдать долг уважения новому королю. У побережья Черногории корабли многих государств артиллерийскими залпами оповестили о начале новой истории многострадальной Черногории. В связи с этим знаменательным событием российский император Николай II пожаловал Николаю I высочайшее звание генерал-фельдмаршала Российской армии.

Кроме того, в Цетинье, в основном на кораблях и пароходах, прибывали как делегации, так и отдельные высокопоставленные представители государств с многочисленными подарками всем членам королевской семьи. В том числе из Триеста – порта в Северной Италии – отплыл пассажирский пароход «Принц Гогэнлоэ», направлявшийся на торжество в Цетинье. Попутно по пути его следования предполагались остановки в некоторых портах для развлечения пассажиров – в основном туристов. Среди пассажиров 1-го класса был и турист из России – «граф» Чернятьев. Этот респектабельный господин внешне ничем не отличался от окружавших его богатых спутников. Большую часть времени он проводил за карточным столом. Ему почему-то очень везло в игре, и его компаньоны страшно «кипятились», стараясь отыграться. За такой азартной игрой время летело незаметно.

В один из перерывов в игре Чернятьев, как бы между прочим, сообщил своим партнерам, что везет с собой большие денежные суммы и ценности, предназначенные черногорскому королю и его семье. Это сообщение никого не удивило, и на него не обратили особенного внимания, так как на пароходе кроме туристов были и пассажиры, выполнявшие посольские и курьерские функции.

Но на подходе парохода к месту назначения Чернятьев неожиданно обратился к капитану с заявлением, что у него из каюты украли пакет с документами, деньгами и драгоценностями на 2 тысячи рублей. Капитан, не подозревая, что имеет дело с аферистом, вынужден был дать команду на проведение тщательного обыска. Этот обыск, всполошивший и испортивший настроение у всех пассажиров и членов команды парохода, ни к чему не привел.

Последующие действия «графа» были совсем странными, а его показания – крайне противоречивыми, причем он все время увеличивал сумму потерь от кражи. Так, по прибытии парохода в Черногорию Чернятьев неожиданно заявил портовой полиции, что, как оказалось, у него пропало не 2 тысячи рублей, а в 10 раз больше. Через несколько часов пропажа, с его слов, достигала уже 32 тысяч рублей. Наконец, по возвращении в Триест, «граф» подал официальную жалобу на кражу из каюты парохода 400 тысяч рублей. Эта цифра впоследствии и мелькала в сообщениях многих европейских газет.

Цель проведенной «графом» аферы точно установить никому не удалось. Рядом европейских газет высказывалось предположение, что Чернятьев рассчитывал получить денежную компенсацию за «утрату» с австрийского Ллойда, которому принадлежал пароход. Ясно только одно, что из задуманной «графом» аферы ничего не вышло. Об этом свидетельствует, например, сообщение, появившееся 12 декабря 1910 года в газете «Раннее утро»: «Мы уже тогда выражали сомнение в подлинности как графского достоинства Чернятьева, так и его миссии. Он оказался давним знакомым иностранной полиции. Его неоднократно судили и высылали».

Однако нельзя не отметить, что через несколько дней после происшествия на пароходе «Принц Гогэнлоэ» «граф» Чернятьев благополучно и даже в полное свое удовольствие провел несколько дней в немецком городе Дассау. Здесь он появился при полном параде, а его грудь украшали несколько орденов. Местные власти оказали ему надлежащие почести, он был принят при дворе. Министр Лоуэ и обер-гофмаршал фон Герренкирхен нанесли ему визиты. Словом, все шло, по сообщениям газет, как в гоголевском «Ревизоре». «Граф» любезно и красочно рассказывал о постигших его неудачах с «курьерской миссией» и в заключение, покидая Дассау, объявил, что уезжает во Франкфурт.

В это же время полиция Франкфурта, а также Берлина приняла самые решительные меры по наказанию афериста. А так как он особенно и не прятался, то его вскоре арестовали и должны были судить в Триесте в начале 1911 года. Больше что-либо из газет узнать о «графе» Чернятьеве не удалось. Наверное, и на этот раз этот крупный международный аферист отделался, как и ранее, небольшой тюремной отсидкой.