Текст книги "Кавказская война"

Автор книги: Ростислав Фадеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 52 страниц)

Кроме нескольких других условий, которые мы перечислим ниже, главнейшая причина видимого ныне устранения дворянства от службы в армии именно эта – преобладание бюрократических требований, въевшееся в наше войско с 1862 года, никогда и нигде еще не виданное, обращающее звание офицера, особенно же ротного командира, в канцелярское более, чем в военное. Как неоднократно уже говорилось в нашей газете [205]205
  Т. е. в газете «Русский мир».


[Закрыть], для прекращения некоторых беспорядков в военно-хозяйственной части (в действительности очень мелких), военное управление прибегло не к основным мерам – не к упразднению солдатской работы по внутреннему полковому хозяйству и не к приведению в точное соответствие отпуска с потребностью, а ввело непомерную, ничего не доказывающую и ни от чего не ограждающую письменную отчетность в частях. Ротный командир с его 17 и более шнуровыми книгами обратился из строевого начальника в бухгалтера, полковое управление – в гражданский департамент, вследствие чего офицеры писаки и счетчики стали в армии на первое место и совершенно заслонили боевых. Кроме специальных частей, над которыми сохраняются особые военные инспекции, старающиеся всеми силами поддерживать в частях боевое начало, во всех остальных, т. е. почти во всей армии, находящейся бесконтрольно под рукой военной бюрократии, строевые офицеры ценятся не только преимущественно, но, можно сказать, исключительно по их письменной способности. Есть округа, в которых не признается никакой другой оценки офицеров. Опыт доказывает наглядно несовместимость в одном человеке двух душ – строевой и письменной, или, говоря иначе, военной и канцелярской, невозможность соединить в полку эти два элемента, не жертвуя одним другому. Немудрено, что многие окружные юнкерские училища приготовляют теперь к офицерскому званию свыше 30 % военных писарей. При ныне существующих порядках эти офицеры-писаря, несмотря на свою очевидную несостоятельность во всех других отношениях, оказываются первой необходимостью для полков, становятся людьми дня. Как же русскому дворянству вступать в невозможное соперничество с ними по знанию табелей и положений, по умению составлять рапортички, по безмолвной покорности прихотям письменного начальства, по равнодушию к требованиям настоящей строевой службы и дисциплины, отошедшим далеко на задний план? Кроме того, методическое обучение грамоте солдат поставлено также в одно из главнейших достоинств офицеру, для чего в юнкерские училища введен курс педагогики. В этом отношении также прилежный писарь всегда перещеголяет молодого дворянина, и светского, и хуторского. Заметим мимоходом, что хотя обучение грамоте в войсках – дело полезное, но никак нельзя смешивать качеств школьного учителя с качеством боевого офицера. Если есть еще люди, верующие афоризму, что прусские победы одержал школьный учитель, но никто не поверит, чтобы пруссаки могли побеждать под начальством этих самых школьных учителей. В сущности оказывается, что нынешнего армейского офицера ценят преимущественно по свойствам, может быть и полезным, но чуждым его прямому званию и его воспитанию. Очень понятно, что высшее сословие не идет охотно на конкуренцию, в которой его прирожденные качества, те именно, которыми оно сильно, имеют мало значения.

Кроме этой основной причины устранения русского культурного сословия от службы в армии в последние годы существуют еще многие другие, достаточно уважительные и явные причины, снимающие с него в значительной степени ответственность за кажущееся равнодушие к первой из своих обязанностей. Об этом предмете было достаточно речей во время заседания военных комиссий, потому мы не станем разбирать его подробно, а укажем только для памяти главные факты. Нынешний армейский офицер, кроме особенных исключений, не имеет перед собой карьеры, так как почти все начальствующие лица не вырастают из армии, а приходят в нее извне. Прежде одни офицеры гвардии, в силу своей привилегии в чинах, садились на голову армейским – это было вредно; теперь же рассадником начальства служит и генеральный штаб (что было бы справедливо, если бы этот штаб не был выделен в особую нестроевую корпорацию), и вся бесчисленная военная администрация, так что назначение армейским командиром гвардейского офицера стало из вредного, каким было прежде, относительно полезным, отбивая вакансию у какого-нибудь столоначальника, если б последнему вздумалось снизойти до строевой должности. Затем звание полкового командира, стоявшее прежде очень высоко, теперь уже никого не прельщает: какое значение имеет полковой командир в военном ведомстве, когда каждый начальник отделения военных канцелярий – генерал, каждый столоначальник – полковник, и притом стоящий гораздо больше на виду, скорее подвигающийся в службе, пользующийся значительно высшим содержанием? В военной бюрократии смеются над людьми, имеющими простоту переходить во фронт, хотя бы в начальнические должности. Разумеется, с понижением звания командира на столько же понизилось и звание подчиненного ему офицера, не имеющее теперь никакого значения ни в обществе, ни даже в глазах его собственного высшего начальства. Внимание бюрократических управлений, между которыми поделено командование армией, обращено преимущественно на своих же несчетных сотрудников, на свои хозяйственные ведомства. Что значит для них строевой офицер? Кроме того, при размножении военной бюрократии в такой степени, как она размножилась с 1862 года в числе, личном значении и стоимости, могло ли остаться много вещественных средств на содержание армейских офицеров? Содержание это было повышаемо, но далеко не соответственно чрезвычайному вздорожанию жизни, так что в действительности офицер получает теперь меньше, чем получал прежде [206]206
  Если бы можно было вывести стоимость каждого мелочного распоряжения нашего военного управления и каждого ружья, не по цене бумаги и чернил, не по деньгам, уплачиваемым оружейному фабриканту, а по общему расходу на административный механизм, употребляемый для написания этой бумаги и для заказа ружья, – добытая цифра оказалась бы баснословной. К сожалению, такую работу может совершить не частный человек, а только сама же администрация, которая, конечно, никогда ее не предпримет. В этом отношении не помогут никакие проверочные комиссии. Для избавления русской армии от такого непосильного и непроизводительного бремени, остается в будущем только одно средство: взять военно-административные штаты какого-либо экономного государства и ввести их у нас, на первый раз буквально, не требуя от отдельных ведомств и строевых час – тей переписки и отчетности свыше тех, какие требуются, положим, в Пруссии. <…>


[Закрыть].

Для избавления русской армии от такого непосильного и непроизводительного бремени остается в будущем только одно средство: взять военно-административные штаты какого-либо экономного государства и ввести их у нас, на первый раз буквально, не требуя от отдельных ведомств и строевых частей переписки и отчетности свыше тех, какие требуются, положим, в Пруссии. Исключение может быть допущено только в среде практической деятельности, для хозяйственных комиссионеров, закупщиков и проч., так как тут действительно оказываются иные местные условия; но для написания канцелярской бумаги и сведения счета требуется столько же труда и времени в Пруссии, как и в России. Пусть это буквальное подражание заключит подражательный период нашей истории; оно будет полезнее многих других. Без такого удара по Гордиеву узлу правительство никогда его не распутает, не заставит тысячи людей искренно трудиться над преобразованием, противоречащим их прямым пользам; а между тем у государства видимо не станет средств на содержание разом двух армий – боевой и армии мирных воителей… Мы не перечисляем общих недостатков, существующих, по нашему мнению, в ныне действующей военной системе, и говорим лишь о личном положении офицера. В этом отношении с 1862 года произошло коренное изменение, которое можно выразить немногими словами: армия и военная бюрократия поменялись местами – бюрократия выдвинулась на первый план, армия отошла на второй план. Очень естественно, что большинство людей, желающих устроиться на службе и пользующихся какими-либо преимуществами, – способностью, знанием, ловкостью, покровительством – устремилось в бюрократию, и армии остался один оборыш. Этот прилив людей не улучшил военную администрацию, потому что единственное улучшение ее может состоять только в упрощении, в наложении на каждого действователя личной ответственности, чему усложнение механизма явно противоречит; но оно чрезвычайно ослабило армию, не говоря о других причинах, долженствовавших понизить ее нравственный уровень под бюрократическим управлением. Немудрено, что на звание армейского офицера осталось ныне мало охотников между людьми, имеющими доступ к чему-нибудь другому. Замена прежнего сословного состава офицеров бессословным, не удовлетворяющим никакому ценсу, ни в каком отношении, без сомнения, раздвинула еще более промежуток, образовавшийся постепенно между русским культурным слоем и армией.

В то же время относительное положение нашего дворянства было глубоко потрясено преобразованием 1861 года и рядом последовавших за ним мер, – потрясено и в общественном, и в экономическом отношении. С одной стороны, дворянство почти утратило свое прежнее, явно очерченное место в государственном строе, что не могло не отозваться в известной мере на понятиях его о служебной обязанности и о сродной ему карьере; с другой – имущественные средства большинства значительно понизились, а военное дело вознаграждает людей вещественно очень недостаточно – приманка его заключается совсем в другом. Вследствие всех вышеизложенных причин, взятых вместе, число дворян, посвящающих себя военной службе, должно было необходимо оскудеть у нас. Если б влияние таких условий обнаружилось у наших занеманских соседей, прусское юнкерство, составляющее всю силу победоносного войска новой империи, которую оно сложило, можно сказать, своими руками, отшатнулось бы от армии еще скорее и полнее, а главное сознательнее, как это произошло во Франции. У нас же оказался не разрыв, а только временное охлаждение. Тем не менее дело не может оставаться в настоящем положении. Солдаты без офицеров вовсе не составляют силы, а дать офицеров русской армии может только дворянство, никак не юнкерские училища, наполняемые писарями и исключенными семинаристами.

Наше спасение заключается в просторе, предоставляемом законом о всесословной военной повинности; но для такой цели нужны новые постановления. В нынешнем своем виде недавно вышедший закон, составленный в духе всех прочих военных преобразований системы 1862 года, никак не спасет нас, потому что сделает возврат к естественному, единственно возможному и надежному иерархическому устройству русской армии еще затруднительнее.

Всесословная военная повинность нужна была нашему отечеству как восстановление государственного права в отношении ко всем подданным без изъятия, но не как вещественная потребность; она никогда не может стать вещественной потребностью в громадном государстве, имеющем возможность поставить под ружье, посредством всякого закона о наборе, большее число людей, чем ему нужно. Маленькая Пруссия выросла силой всесословной службы; но, обратившись в Германию, она удержала только право ставить под ружье всех, в действительности же не пользуется и не может им пользоваться. В 1856 году у нас состояло в распоряжении военного ведомства 2 600 000 человек; разве может когда-либо явиться потребность в числе солдат еще высшем? Стало быть, вещественно прежний закон о наборе вполне удовлетворял нуждам государства. Надобно было покончить, ради справедливости, с вопиющими исключениями сословными и племенными, но в то же время не было повода смотреть на новые положения иначе как с этой точки зрения. По нашему мнению, в России ничто не вызывает необходимости призывать каждого, вне дворянства, к лично-обязательной службе, воспрещая покупку зачетных квитанций, так как у нас никак не может оказаться недостатка в солдатах; Пруссия удержала такой закон как существующий, но, по всей вероятности, не создавала бы его вновь для многолюдной Германской империи, если б его прежде не было. Положительное значение новой военной повинности, вне вопроса о праве, может состоять у нас в том лишь, чтобы пополнять посредством ее русскую армию офицерами. Кажется, в этих видах исключительно военное ведомство желало безусловно обязательной личной службы; как ни успокаиваться на бумажных списках, а угрожающий нам состав офицерства из одних писарей режет глаза всякому. Но только избранный для того путь не может привести к цели ни в какой степени. При всесословности можно заставить всякого, на кого упадет жребий, прослужить известный срок нижним чином, но нельзя никого обязать оставаться строевым офицером в мирное время, а вся сила армии – именно в строевых офицерах мирного времени; без них она не станет ни кадром, ни школой, а останется только расходом. Известными мерами очень легко принудить молодых людей высшего сословия дослуживаться до патента на звание офицера резервных войск, чтобы потом, с объявлением войны, не пасти волов в качестве фурштатов: только что же мы станем делать с массой резервных офицеров без офицеров действующих? А первых невозможно удерживать на действительной службе после производства против воли, если условия этой службы их отталкивают. В настоящее же время, когда дворянство, особенно небогатое, стало уже утрачивать, можно сказать, привычку к военной службе и понятие, что в ней заключается прямое его призвание, – вопрос состоит не только в том, чтобы возвратить строевой службе прежний ее блеск, а в том еще, чтобы восстановить прежние привычки и понятия сословия. Разглашенный закон о всесословной военной повинности для такой цели совершенно бессилен.

Упрочение качества русской армии требует той же развязки, какая нужна для того, чтобы вдохнуть жизнь в наш земский строй, вызвать нашу общественную деятельность и сложить наше сборное мнение, вывести наружу национальную личность в образованных слоях, для того чтобы восстановить и окончательно сплотить нравственную и умственную силу русской народности, – требует связного, самостоятельного, законно установленного положения культурного общества, призванного к бытию Петром Великим в качестве политического и служилого государственного сословия, вне которого у нас нет ничего, кроме стихийных сил. Надобно возложить ответственность за гражданское развитие и за армию на сознательных людей – на русских европейцев, сплоченных в одно нравственное целое. Пример армии выказывает эту необходимость столь же убедительно, но еще резче чем все другие стороны нашей жизни. Петр Великий создал русскую постоянную армию как европейскую, с офицерами на образец европейских, без которых она немыслима; для подбора таких офицеров, более чем для чего-нибудь другого, он трудился всю жизнь над образованием культурного европейского слоя в России. Эти офицеры сделали русскую армию, до того времени бившуюся вровную против крымских татар, тем, чем она была на наших глазах – армией, побеждавшей Европу. В последних боях за Кавказом горсти русских солдат против огромных регулярных армий турок, лично очень храбрых и дисциплинированных людей, не уступающих никому другому, вооруженных лучше нас, мы достаточно видели, каким образом нравственная разница между офицерами той и другой стороны решала бой, вне всякого отношения к числу солдат. Наша армия была сильна тем же, чем может быть силен весь наш государственный и общественный строй – тем, что силы могучего от природы русского простонародья направлялись развитыми русскими людьми. Исторический дух нашей армии исчезнет невозвратно, если она перейдет в руки писарей, разночинцев и псаломщиков допетровской эпохи. Неужели такой возврат возможен после полуторавековой истории, потратившей все свои силы без остатка на создание образованного русского общества?

Но, понятен или непонятен такой возврат, он неизбежен при общеобязательной военной повинности, всесословной, безразличной для всех состояний. Последствия его могут быть предотвращены только особыми законно определенными обязанностями дворянства к военной службе, что немыслимо без решения вопроса об общих отношениях русского культурного сословия к государству; могут ли существовать исключительные обязанности без исключительных прав? В этом случае Пруссия, приравнивающая по военному закону свое дворянство к прочему населению, нам не пример по многим причинам: прусское дворянство издревле составляет касту, считающую военную службу своим правом, вследствие чего никакие особые меры не нужны для привлечения его в армию; вступление же каждого нового офицера в полк зависит там от сословного полкового офицерства, крайне ревнивого к своему званию. Затем в Пруссии существует многочисленное и очень образованное среднее сословие, преимущественно дающее офицеров специальным оружиям, сословие, без которого прусская армия не может обойтись и которого у нас совсем нет. Несмотря на то, офицеры-недворяне до такой степени редеют в прусской армии, подымаясь кверху, что на высших ступенях их почти совсем нет, т. е. закон, сравнивавший всех по букве, просеивается административно сквозь сито. Между тем немецкое дворянство составляет только часть образованного общества, в Германии легко было бы подобрать офицеров и вне его, у нас же наследственное культурное сословие заключает в себе все общество, вне которого можно отыскать только писарей и семинаристов. Ясно, кажется, что если уж подражать, то надо подражать не формальному, а внутреннему, действительному порядку подбора прусских офицеров, смотреть не на приемы, вынуждаемые местными условиями, а на цель, к которой стремится берлинское военное управление. Наша отечественная потребность чистосердечнее прусской, мы не желаем просеивать через сито офицеров, раз допущенных к эполетам, откуда бы они ни вышли; но нам нужно, как и всем другим, серьезно расценивать источники, из которых мы почерпаем своих офицеров.

С признанием русского дворянства (вместе с лицами, законно к нему приравненными) государственным сословием в прямом значении слова, оно должно стать сословием обязательно служилым. Права без обязанностей так же невозможны, как обязанности без прав, а наше дворянство, с самого начала своего бытия, особенно же после Петра Великого, никогда не имело самостоятельных корней в русской почве, на образец привилегированных европейских каст; корни его исходили из верховной власти, оно существовало исключительно как правительственное орудие; оно и теперь может упрочить свое политическое бытие только под условием – нести посильную службу Государю и русской земле. Когда речь идет о нашем дворянстве, то вопрос заключается только в размере обязательной службы, требуемой современными нуждами, а не в самой служилости, составляющей душу этого учреждения. Думаем, что военная повинность должна быть обязательной у нас на известный срок для каждого дворянина, достигшего указного возраста, без малейшего исключения, без выкупа и замещения, не по жребию, а поголовно, но только для дворянина. Как сказано прежде, мы не видим никакого понятного объяснения для распространения такой же принудительности на прочие сословия. Мы считаем продажу зачетных квитанций из рук правительства полезным делом, для удовлетворения некоторых нужд армии и для освобождения торговых и промышленных людей от повинности, которую они считают несродной себе; для развития армии их деньги окажутся несомненно полезнее их личности; но в таком случае, цена квитанции должна быть высока, примерно около 3000 рублей: охотников выкупаться окажется достаточно и выручка будет значительная.

Устанавливая обязательность личной военной повинности дворянства, нельзя, однако, упускать из виду, что невольные офицеры, даже дворяне, не удовлетворяют цели. Значение офицера состоит именно в том, что он свободно идет на опасность, а потому имеет нравственное право насильно вести за собой других; кроме того, обязанности офицера, даже в мирное время, требуют, чтобы он предавался им с охотой. Дело не в том, чтобы заставлять порядочных молодых людей служить офицерами, а в том, чтобы дать им нетрудный доступ к этому званию и предварительную привычку к военной службе; при этих условиях, когда русское офицерство станет вновь дворянским по духу, охотники польются в него как и прежде.

Мы изложим свой взгляд по этому предмету, конечно, как личное мнение, но с большей уверенностью, чем излагали его по поводу практического устройства местного самоуправления. В последнем отношении нельзя ступить шагу без всестороннего обсуждения дела самими земскими людьми, – обсуждения, еще не высказавшегося; в первом же, о котором идет теперь речь, нам давно известно мнение большей части русских военных людей, пользующихся и пользовавшихся в наше время заслуженной известностью.

Мы думаем, что прежде всего необходимо восстановление звания полкового юнкера в прежнем его виде, а затем нужно призывать на службу всех дворян подлежащего возраста поголовно, не рядовыми, а юнкерами, с обязанностью прослужить год; из прочих же сословий давать юнкерские галуны, также прямо со вступлением в строй, молодым людям, имеющим гимназический диплом или выдерживающим соответственный экзамен, если они предварительно согласятся на годовую службу; в случае же несогласия, оставлять их рядовыми на срок, установленный нынешним уложением. Независимо от военно-учебных заведений, разряд юнкеров станет рассадником постоянных офицеров добровольных и также обязательных офицеров ополчения; кто не захочет посвятить себя военной службе, тот выучится ей достаточно, по крайней мере для того, чтобы командовать ополченским взводом. Экзамен дворян на юнкера, при поступлении их в строй, должен соответствовать не каким-либо произвольным взглядам канцелярской эрудиции, пробивающейся заголовками пышных и несостоятельных программ, а действительной потребности, – тому, что прямо необходимо для обер-офицера, так же как действительному уровню образования в России; для этого нужно немного, но это немногое молодой дворянин пополнит качествами, придаваемыми ему закалом нескольких поколений. Готовить же просвещенных людей – дело общества, а не военного ведомства, которое тогда только и начинает заниматься общим просвещением, когда сознает себя недостаточно военным. В настоящее время русская армия не почувствует уже недостатка в серьезно образованных людях, не прилагая к тому собственных стараний.

Останется приготовить к военному делу юнкеров, желающих продолжать службу офицерами. Для этой цели нынешние юнкерские училища не годятся: они могут приготовлять только иппологов. Даже преобразованные, они не удовлетворят потребности потому, что соответствуют не военному, а административному подразделению, стоят под рукой бюрократии и навсегда останутся проникнутыми вложенной в них закваской. Их можно только закрыть, а не переобразовать. На место их нужны корпусные классы, временные, зимние, для каждого корпуса отдельно, с преподаванием исключительно военных предметов и, пожалуй, математики. Преподавание, думаем, должно быть серьезное, но не обширное, не педантское, – соответствующее потребностям строевого офицера, а не главнокомандующего или профессора. Главнокомандующие вырастают на иной почве, кроме случаев необычайного дарования, которое само умеет пополнить недостающее ему. Одним словом, приемный экзамен должен в точности соответствовать среднему уровню образования небогатого дворянства; выпускной военный экзамен – средней мере специальных знаний, нужных обер-офицеру. Тогда громадное большинство поступающих удовлетворит тому и другому.

Поступление в военные классы, равносильное желанию остаться на службе, должно зависеть, конечно, от воли каждого. Нежелающий имеет право, по прослужении года, быть перечисленным в ополчение. Но звать дворян в военную службу, особенно на первое время, еще недостаточно; надобно их привлечь к ней. Как большинство дворянства, на которое можно рассчитывать для армии – не богатое, не ценсовое, от людей, изъявляющих желание посвятить себя военной службе, следует обеспечить с первого же дня сообразно их положению – назначить им содержание, кроме общего казенного довольствия, которое они также могут получать деньгами. Содержание должно идти им с того дня, когда они изъявят желание слушать военный курс, – хотя бы с первого же дня службы; но в таком случае они обязуются оставаться в рядах до производства в офицеры. Затем они вольны располагать собой; но огромное большинство, привыкнув к службе, несомненно останется в ней после производства. Средства на содержание обязавшихся юнкеров не составляют вопроса. Если число их будет равняться числу всех нынешних вольноопределяющихся – 7½ тысячам, и если каждому положат примерно по 200 руб. в год, то и тогда сумма эта будет гораздо ниже той, которая расходуется покуда на разных сверхштатных и состоящих около военных канцелярий. Можно надеяться, что у нас никогда не окажется затруднения в денежных средствах на необходимые потребности армии, как только окончательно выяснится вопрос, кто для кого существует: военная ли администрация для армии, или наоборот?

Затем, всем юнкерам, не желающим продолжать военную службу, следует предоставить право оставить ее через год, со званием офицера ополчения, разумеется, при одобрении их начальством; меньше года службы положить нельзя, если человек в это время должен чему-нибудь выучиться. Одна из главных сил России состоит в возможности, ей только свойственной, выставить многочисленное и устроенное ополчение. Потому офицеры ополчения должны существовать не на одной бумаге; даже в мирное время без них, вероятно, не обойдется, хоть на самые короткие сроки, как это происходит в Швейцарии и Англии. С другой стороны, офицеры из дворян-юнкеров еще необходимее в ополчении, чем в армии. В постоянном войске солдат привыкает повиноваться офицеру, как офицеру, независимо от его происхождения. Ополчение же состоит из крестьян, обученных владеть оружием (в чем и должно состоять их подготовление), но не срощенных дисциплиной. Начальствовать с каким-нибудь толком над этими людьми можете тот лишь, кого они признают за высшее лицо еще в родном селе – местный дворянин. Не выработанная между ними дисциплина может заменяться только естественными отношениями старшинства и почтения. Для годности ополчения необходимо, чтобы все наши уездные дворяне были несколько знакомы с военной службой: иначе оно останется вовсе без офицеров, или выступит с такими офицерами, которых лучше уж не беспокоить.

Сущность вышеозначенных мер, которые мы считаем неизбежными в настоящем положении дела, состоит, очевидно, в том, чтобы заменить нынешнюю малосостоятельную, искусственно высиживаемую иерархию русских сил, постоянных и резервных, – иерархией естественной. Когда дело идет о том, чтобы заменить прежнюю рекрутскую армию устроенным для боя русским народом, то исполнимость такого плана зависит прямо от условия, чтобы каждый русский дворянин обратился в прирожденного офицера народной силы (кроме личностей совершенно неспособных). Это необходимо и в военном, и в политическом отношении. Но в таком случае ясно, почему в дворянстве не могут быть допущены ни замещение, ни выкуп, почему от дворянства должна требоваться в основании поголовная военная служба: дворянину пришлось бы откупаться не от солдатства, что еще понятно, но от офицерства.

Мы сказали «в основании» потому, что на практике нельзя, конечно, не допустить многих исключений как в сокращении срока службы, так и в полном освобождении от нее по определенным категориям и лично, для окончания образования, по особым семейным обстоятельствам и проч. Люди не могут установить никакого непреложного правила, что не колеблет, однако же, необходимости общих правил.

Установление твердого военного чиноначалия дает возможность поставить Вооруженные силы России на подобающую им нравственную высоту, обеспечивая их потребным числом и качеством офицеров, но не достигает еще этой цели прямо. Цель достигнется вполне, когда кончится преобладание бюрократии в военном ведомстве, когда устройство и воспитание нашей армии станет исключительно боевым. Самый лучший подбор офицеров, вводимых в полки, если б даже он был осуществим при нынешних условиях, не поправит дела, если офицеры не захотят продолжать службу или окажутся бессильными против общего течения. Мы только указали на этот вопрос и не станем входить в его подробности: он достаточно разъяснен уже в других трудах, чтобы «имеющий очи мог видеть».

Кроме того, для осуществления всей мощи, к какой способна русская армия, для возвращения ей духа суворовских войск, нужно изменение не только многих нововведенных порядков, но и некоторых прежних. Мы говорим о той лишь стороне дела, которая прямо касается качества офицеров. Нужна отмена внешних привилегий по родам войск. Пока каждый русский офицер не будет иметь в глазах правительства, если не общества, того же значения, как кавалергардский или Преображенский, пока эполеты не будут возведены в России в такой же почет, каким пользуется портупея в Австрии, – у нас не возникнет цельного и связного корпуса офицеров. Высшее дворянство стоит в голове низшего – это неизбежно и правильно; но, во-первых, эта ступень может принадлежать ему только нравственно; во-вторых, оно должно быть разлито по всему телу государства и армии, а не скапливаться зауряд в одном месте; тогда только оно принесет свою пользу. Устройство русского служилого сословия, как верхнего, обдуманно сложенного пласта земского царства, несовместно с порядком, существовавшим за столом Карла Великого, где графы служили герцогам, бароны – графам, простые дворяне – баронам. Призвать русское культурное сословие к поголовно-обязательной военной службе, затем чтобы распределять его потом на искусственные и неравномерные по правам разряды, – было бы противоречием русской истории и лишило бы это учреждение жизненности в самом начале.

Неотстранимая потребность времени ведет нас к одному общему исходу: и в общественном устройстве, и в армии дело не обойдется без исторически развитого русского слоя, вызванного к совокупной деятельности.