Текст книги "Кавказская война"

Автор книги: Ростислав Фадеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 52 страниц)

Россия не знает еще вполне, какое приобретение для нее составляет Закубанский край. Не говоря о великом политическом результате, одни материальные выгоды нового завоевания делают его неоцененным. Богатства его не баснословные богатства края, лежащего в антиподах. Кубанская область, изобильнейшая всеми дарами природы, девственная земля, вместе с тем омывается европейским морем, отстоит на день плавания от Ростова и Трапезонта, на несколько дней от Одессы и Константинополя, Марселя и Триеста. И, однако ж, Закубанская страна действительно столь же девственна, как берега Амура. Прежнее туземное население прошло по этой почве, но не смяло ее. Странно видеть, до какой степени полумиллионное горское население оставило мало следов человеческого труда посреди могущественной закубанской природы; точно жила здесь какая-нибудь орда бродячих дикарей. Есть циклопические развалины: но они принадлежат другим людям баснословной эпохи; зато везде снежная, не тронутая человеком земля, везде первобытные леса; обработанные поляны составляют исключение. Конечно, роскошная растительность быстро заглушает в этом крае завоеванные человеком поля, как только перестают их поддерживать; чрезвычайное плодородие почвы позволяло жителям ограничиваться небольшими хозяйственными участками; но тем не менее поразительно видеть непочатые богатства природы, урывок бразильской пустыни, на берегу покрытого пароходами европейского моря.

Кубанская область представляет все условия неизменного плодородия. Нависшие над нею вечные снега, неизмеримые ледники Гренландии посреди теплых краев растекаются тысячами тысяч ручьев и речек и заливают жирную почву, согреваемую жарким солнцем; вода постоянно размывает горные породы и застилает подгорные земли слоем нужных для растений минеральных веществ; всякий ручей для этого края то же, что Нил для Египта. В стране между хребтов и Кубанью плодороднейшие поля, как шахматные клетки, перемежаются с темными лесами, то строевых, то фруктовых деревьев; и замечательно, что эти фруктовые деревья, по большей части не дикие, но садовые, дающие отличные плоды; переселенцы стали уже вывозить их сотнями возов на продажу. На влажной почве растут кормовые травы в полроста человека. В предгорьях волнистые поля до такой степени испещрены цветами, что при каждом дуновении ветра будто радуга рассыпается перед глазами. Во всем простор человеку; в теплом и здоровом климате пашни, пастбища, леса и везде вода, все у него под рукой. На южном склоне растительность роскошна не по-европейски. Прибрежная страна Кавказа не узкая полоса земли между горой и морем, как южный берег Крыма; она сама по себе составляет целую область, обставленную как теплица, закрытую от северных ветров и открытую южным. Глубокие долины, спускаясь от вечных снегов к морю, рассыпаются у берега холмами, образующими прелестнейшую страну, какую только можно видеть. Непроницаемые леса южного склона состоят на третью часть из драгоценных пород мебельного дерева: кавказской пальмы и негноя, продаваемого на пуды, по 3 и 4 р. пуд, стоит только подвести его к берегу. Колоссальные каштаны и грецкие орехи, сверху донизу обвитые виноградом, покрывают целые долины непроницаемым зеленым пологом; выше тянутся дубовые и чинаровые леса. Горное пространство между северным и южным склоном представляет иной характер; но и в этой местности природа щедро вознаградит труд человека. Высокие земли, лежащие у подошвы вечных снегов, одеваются летом такими тучными травами, что стада, сгоняемые с них осенью, едва могут двигаться от жира. Эти земли будут летним пастбищем всей области, как прежде у черкесов. Верховья горных долин заросли корабельными сосновыми лесами; богатые рудные жилы во многих местах видны по поверхности; из-под скал бьют ключи минеральной воды. В трех параллельных поясах, северном, нагорном и южном, природа Кубанской области одинаково великолепна, но в каждом поясе она блистает своею особенною, оригинальною красотою. Жизнь животная так же разнообразна, как растительная. Неисчислимые стада кабанов и оленей пасутся на северной покатости; туры и дикие быки живут в горах; пестрый барс прыгает в цветных лесах южного склона. И эта роскошная, можно сказать, новооткрытая страна лежит не на Тихом океане, а на берегу Черного моря. Неистощимые пашни, вековые леса, сады; виноградники, рудные жилы Кубанской области заключены в треугольнике между судоходною рекой, замерзающею только на один месяц в году, и берегом никогда не мерзнущего моря. Когда будет построена черноморская железная дорога, житель Москвы на третий день пристанет в восточном берегу.

Кубанская область вырастит породу людей, о которых мы не слыхали даже в сказках. Мы увидим русских горцев. Круглолицый, белокуренький русский мальчик повезет заезжую туристку на своих лошадках по обрывистым горным тропинкам смотреть с соседней вершины, как встает солнце из-за снегов и тень горы вдруг протягивается через целую область.

ПИСЬМО ОДИННАДЦАТОЕ

Очерк покорения западного Кавказа доведен до конца. Есть, однако ж, вещи, хотя не истекающие прямо из предмета этих писем, но имеющие к нему такое тесное отношение, что заключение читателя было бы не полно, если б они не были поставлены перед его глазами. Вещи эти – новое положение, в которое завоевание Кавказа ставит нас относительно всего азиатского вопроса, и кавказская армия, составляющая не только часть сил Русской империи, но органическое целое, особый типический оттенок русского войска, созданный Кавказом. Сначала об армии. С завоеванием гор кавказская армия, заключавшая в себе до сих пор около трети действующих сил государства, стала подвижною. Помимо всяких завоевательных видов, нравственное влияние этого события не может остаться без больших последствий; но изменяет численную пропорцию европейских сил в такой же мере, как если бы население, равное прусскому, со всеми своими военными средствами, сделалось частью России. Материальные средства государства не увеличились, но сосредоточились, что в итоге составляет то же самое.

Я сказал: как если бы Пруссия, со всеми своими военными средствами, стала частью России. Действительно, численность кавказской армии представляет довольно близко итог действующих прусских войск, считая регулярные и иррегулярные полки и батальоны, вместе с прикомандированными дивизиями. Но кавказская армия еще не вся покуда стала подвижною. Я выразил общую мысль, осуществление которой двинулось вперед быстрыми шагами. Совершился факт, последствия неизбежны. Но восточный Кавказ до сих пор еще парализует часть наших сил. Там населения остались в горах и лесах; их необходимо сдерживать присутствием войск, пока они не обезоружены поголовно. В прошлом году случились вспышки в Чечне и у подгорных лезгин; неугомонный мюридизм не остыл еще в душах. Положение это не представляет никакой опасности политической. Мюридская война была сложным результатом многих особенных обстоятельств, которые не могут больше повториться; общее восстание в горах никогда не состоится. Тем не менее Чечню и Дагестан покуда еще необходимо занимать войсками. Две кавказские дивизии и 13 линейных батальонов парализованы охранением гор. Но с нынешним годом открылась возможность устранить в близком будущем и это последнее затруднение. Страшный погром западного Кавказа грянул в души прикаспийских горцев таким же сокрушительным впечатлением, как покорение страны их в 1859 г. Нынешним летом весь Кавказ был завоеван вторично, и это второе, нравственное завоевание, упрочивает наше положение в восточных горах лучше первого, материального. Теперь стало возможным предпринять последовательный ряд мер, которые низведут чеченцев и лезгин на ту же степень мирных поселян, на которой уже поставлены разбитые остатки черкесских племен. Через несколько времени кавказская армия станет в полном смысле слова действующею армией.

Впрочем, и теперь уже итог подвижных сил, которыми располагает кавказская армия, совершенно удовлетворяет цели и круто изменяет прежние отношения, так что покуда больше и не нужно. Стотысячное войско, действовавшее в Кубанской области, стало свободным. Я считаю сто тысяч, по спискам, потому что если многие местные силы, входившие в его состав, остаются дома, зато они могут быть замещены другими подвижными кавказскими войсками, всегда совершавшими азиатские походы, как гренадерская дивизия. Кубанские казаки, в своем действующем комплекте, также не местное войско. Сто тысяч по спискам составляют не менее 70 тысяч действительно стоящих под ружьем. В Кубанской области никогда не находилось в рядах такого числа людей; но там происходила местная война, полки стояли в штаб-квартирах, и множество рук было отвлечено на хозяйственные потребности; при походе все эти люди займут место в рядах, причем действительно численность войска, ставшего подвижным, нельзя считать ниже 70 тысяч, даже без действующего комплекта кубанских казаков. Сегодня 70-тысячная, завтра стотысячная русская армия, составленная из закаленных в битвах и походах полков, готовая с кавказского перешейка протянуть руку куда угодно. Этот факт, совершившийся, покуда Европа волновалась по поводу Польши, конечно, не может нравиться людям, которые видят общественное бедствие в каждом внутреннем и внешнем успехе России. Всем понятно, что восточная война пропала для Европы даром. Нельзя забывать этого обстоятельства при оценке настоящего положения политических дел.

На Кавказ возлагались большие надежды. Фраза: «Россия прикована к Кавказу и не может располагать своими войсками» – стала пословицей у европейских дипломатов в Азии. Вдруг, совершенно неожиданно, перспектива изменилась, – непокорные горцы исчезли, как будто никогда не бывали, и на кавказском перешейке видна лишь подвижная русская армия. И какая армия!

Чего бы ни стоили государству шестьдесят лет местной войны, о жертвах нечего жалеть, когда ценою их Россия приобрела кавказскую армию. Эта армия составляет вместе с коренными алжирскими полками, которых очень немного, единственные европейские войска, способные выдержать без расстройства походы в глубь варварских стран. Англичане достигают этой цели только тем, что ходят муравьиными шагами, обремененные нескончаемыми обозами; английские полки никогда не становятся способными к азиатским походам; но правительство, ценою непомерных жертв, переносит Англию в азиатскую глушь; если позволят мне такое выражение, оно всюду возит за своими солдатами искусственную английскую атмосферу, без которой они жить не могут. Понятно, что при таких условиях возможно содержать лишь самые ограниченные силы, достаточные против неприятеля, которому надобно показать европейцев, чтобы заставить его бежать, но совершенно недостаточные против серьезного противника. Сохранять числительность и бодрость людей, бегая по неделям без отдыха и живя, когда случится, чем бог послал, – без этой способности, приобретаемой войском только долголетнею походной жизнью, нельзя рассчитывать на значительные успехи, даже в европейской войне, посреди самой изобильной страны; азиатские же походы становятся возможными только при этом условии. Мы видели разительный пример того на трех пехотных дивизиях, присланных в подкрепление кавказскому корпусу во время турецкой войны. Войска эти потом обтерпелись и, после шестилетнего пребывания в крае, вышли отсюда боевыми и походными. Но в первое время, покуда продолжалась турецкая война, хотя мы держались около своих пределов и войска продовольствовались из магазинов, находившиеся в действующем корпусе российские полки (как их называли) с трудом выдерживали поход и требовали самых мелочных попечений.

Кроме того, что больше половины людей лежало в госпиталях, остальные, выстоявшие в рядах, привыкши жить на всем готовом, долго не могли удовлетворять сами собою первым жизненным потребностям, не умели, ни в каком случае, заменить казенную поставку своею изобретательностью; их надобно было кормить с ложечки как малых детей. Притом же их нельзя было ни послать в отдел, ни ставить на передовой позиции; так они были неопытны. Если б мы отошли дальше и войскам пришлось жить исключительно средствами страны, российские полки были бы отчасти парализованы. Во французской армии существует то же самое отношение между алжирскими и собственно французскими полками. Один капитан зуавов говорил мне, показывая на свежий, будто с иголочки линейный полк: эти господа не умеют поставить палатки на косогоре без нашей помощи. Вести азиатский поход со свежими казарменными европейскими войсками – значит повторять сцены крестовых походов, терять бесчисленное множество людей, не достигая цели. Относительное могущество европейских государств во всем, что касается азиатских дел, надо мерить только силою флота и количеством обтерпевшихся боевых войск, с которыми можно предпринять дальний поход в варварскую страну. Флот имеет тут значение лишь как средство соприкосновения между отдаленными странами: Англия и Франция поэтому единственные западноевропейские нации, сильно заинтересованные в азиатском вопросе. Мы не имеем сильного флота, но имеем непосредственное соприкосновение с центрами Азии, вполне его заменяющее. Выгода даже на нашей стороне. Относительное могущество трех держав в решении азиатских дел определяется, стало быть, только численностью войск, приспособленных к дальнему азиатскому походу. Численность эту я считаю у французов по количеству боевых алжирских войск, которыми они могут располагать, никак не выше 30 тысяч человек. Притом едва ли французское правительство решится когда-нибудь отделить больше одного корпуса в чисто азиатскую войну. Читатели помнят, насколько общее мнение Европы считало Францию парализованною мексиканскою войной. В случае серьезного столкновения в Азии нужно будет напряжение сил и на европейском материке. Крымская же кампания не пример. Это была война чисто европейская, в которой Франция и Англия могли спокойно сосредоточить все свои силы на одном приморском пункте. Притом Франция может перевезти свои войска в Азию только морем, т. е. совершить полусухопутную экспедицию без достаточного числа кавалерии и обозов. Возможный круг действий для нее – Малая Азия и Сирия. Для действий же на восток от Евфрата, основанием которых необходимо должен служить Индийский океан, Франция едва ли может поставить половину показанного числа. Англичане вовсе не имеют настоящих походных войск, но делают их такими ценою чрезвычайных пожертвований, обременяя полки нескончаемыми обозами, так что английский солдат в Индии обходится гораздо дороже, чем у нас офицер. При такой стоимости трудно выставить сколько-нибудь значительное войско.

Последняя война англичан с Персией явно показала, как трудно им удаляться от моря, до какой степени они слабы в сухопутной кампании. Даже на своей почве, в Индии, в самых серьезных обстоятельствах, они никогда не могли сосредоточить более 12 тысяч англичан; а вне пределов Индии и вне приморских районов даже такая норма будет преувеличенною. При столкновении с европейцами сипаев нельзя считать ни во что, а потому действительную силу англичан для какого бы то ни было предприятия на азиатском материке, в сколько-нибудь значительном расстоянии от берега европейских морей, никак нельзя считать выше 15 тысяч человек на самый большой конец. Кавказская армия в полном составе одних подвижных старых пятибатальонных полков, с кавалерией, артиллерией и некоторым числом казаков, без прикомандированных дивизий и линейных батальонов, составляет не менее ста тысяч человек; значительная часть этой силы стала теперь подвижною, и скоро наступит время, когда вся армия будет такою же. С заселением западных гор казаками и обезоружением восточных горцев Кавказ может быть защищаем весьма ограниченными силами; трех ныне прикомандированных дивизий вполне будет достаточно для обороны и для занятия края. Я вовсе не знаю наших войск на Сырдарье и Сибирской линии; но, судя по обстановке, их можно считать походными войсками. С ними итог сил, которыми Россия располагает для азиатских войн, не отвлекая ни одного человека от европейской границы, составляет не менее 120 тысяч под ружьем; между тем как Англия имеет их едва ли 15 тысяч, а Франция не более 30 тыс. Владея внутренними азиатскими бассейнами и всеми центральными позициями, сливаясь безраздельно с независимою Азией на пространстве нескольких тысяч верст, протягивая руки одновременно от Трапезонта до Кореи, Россия вместе с тем располагает на своей азиатской границе действующими силами, втрое превосходящими соединенные силы ее соперников. Вот положение, созданное России покорением Кавказа.

Прошу читателей не приписывать этим словам смысла, которого они не имеют. Я вовсе не желаю моему отечеству завоевательных планов Александра Македонского. Я представляю только положение вещей, как оно есть. До покорения Кавказа европейские дипломаты оказывались правы: со стороны Азии Россия была прикована к Кавказу и не могла разорвать своей цепи. Ничтожность сил, которые мы могли отделить в последнюю турецко-азиатскую войну, слишком очевидно доказывала этот факт. Но теперь положение дел совсем иное. На азиатской почве сила туземных государств даже с помощью, которую могут дать им европейские союзники, совершенно ничтожна против силы кавказской армии, свободно располагающей всеми своими средствами. Никакие перевороты не могут более изменить этого отношения, окончательно установленного судьбою в нашу пользу. Азиатские же вопросы имеют для держав морских, или сопредельных с восточным миром, как Австрия, т. е. для всех самостоятельных представителей Европы, не менее важности, чем самые первоклассные вопросы европейские. Начиная хоть с Турции, которая держится в Европе тем только, что она сильна в Азии; три четверти ее армии состоит из азиатских подданных, без содействия которых европейские области не остались бы под турецкою властью 24 часов. Вся Азия находится более или менее в таком же отношении к Европе. Каждая страна этого великого материка связана, как клавиш со струной, с каким-нибудь значительным европейским интересом; в настоящее время, если потребуют обстоятельства, Россия может наложить руку на эти клавиши. Новое положение, созданное России завоеванием гор и превращением самой боевой в свете армии из местной в подвижную, из кавказской в азиатскую, есть очевидная действительность. О ней можно сказать то же, что сказал Наполеон о французском знамени: II, est comme le soleil, tant pis pour celui qui nele voit pas [64]64
  Оно подобно солнцу, и тем хуже для того, кто этого не видит (фр.).


[Закрыть]. Покорение Кавказа составляет великое приращение русской силы; помимо всяких завоевательных замыслов, Россия должна понять его истинный смысл.

Как боевое войско, кавказская армия незаменима во всякой войне, азиатской и европейской. Понимающие французские офицеры откровенно сознаются теперь, что успехом крымской войны они почти исключительно обязаны двадцати тысячам испытанных походных войск, взятых ими из Алжирии. Войска эти были всегда впереди; они нанесли нам главные удары. Мы могли бы разбить линейное французское войско; у нас было много храбрых полков, готовых на отчаянную битву; но храбрыми полками нельзя заменить полков боевых; а этого элемента у нас не было на театре войны. Россия имела в то время на Кавказе тысяч семьдесят старых солдат, по нашему убеждению, превосходящих алжирцев; но они были поглощены местною войной, ни один кавказский батальон не принял участия в решении европейского спора под Севастополем. Только одиночные лица переходили из кавказской армии в крымскую и сейчас же заслуживали известность.

Я пишу эти письма не для военных читателей; но о характеристике кавказской армии, о тех особенностях, которые отличают ее от других войск, я должен сказать несколько слов. В военном деле есть вещи, которые должны быть известны всякому гражданину, потому именно, что он гражданин, соучастник общественного интереса, а не оторванная личность. Военное же могущество для великой нации, ограждаемой только собственною силой, то же в нынешнем состоянии света, что для отдельного человека личная самостоятельность, та сила воли и положения, при которой он не даст себя в обиду, постоит за свои права и права своих близких и не склонит головы против убеждения. Как в прижатом человеке заглохнет всякий талант, так и в запуганной нации, которая в серьезном международном случае побоится кого-нибудь, не разовьется ничего высокого. Божьи дары расцветают только в тех людях и у тех народов, которые смеют высоко держать голову. Я полагаю, что основания, на которых лежит военное могущество государства, составляют один из первых общественных интересов для каждого гражданина. Полагаю также, что в главных чертах это дело далеко не так специально, чтоб общественное мнение не имело к нему такого же доступа, как и ко всем вопросам народной жизни. Наилучшее устройство народных сил есть дело чисто практическое, истекающее прямо из свойств и особенностей народа, к которому оно прилагается; в главных чертах оно сливается с самою сущностью народного быта; правильное отношение военной организации к формам жизни и характера народа влияет, с одной стороны, на все отправления национальной деятельности, с другой, от него зависит степень могущества государства. Поэтому общественное мнение не должно чуждаться обсуждения этого великого дела и оставлять его исключительному кружку специалистов, слишком расположенных смотреть на него теоретически, забывая иногда личность народа, из которого образуется войско; общество должно относиться к этому делу сознательно. Все главные военные вопросы, которые общество считает чисто специальными, темны для него по большей части оттого только, что не поставлены перед его глазами или не освещены надлежащим образом.

Упоминая об особенностях кавказской армии, хотя они действительно очень резки, я вовсе не подразумеваю местного цвета. Оригинальная страна, в которой эта армия развилась, отпечатлелась на ней многими мелкими наружными чертами. Но в том, что составляет существенное отличие этой армии от других войск, в ее военных понятиях, в ее духе, сказались не особенности страны, в которой она развилась, а наклонности русской природы, предоставленной самой себе. В кавказской армии русская душа вылилась со всею полнотой, и в этом главная ее сила. Вторая сила ее – боевой опыт, идет потом. По моему понятию, первая гораздо важнее. Эти два качества относятся одно к другому как способность и знание. Способный человек всему выучивается легко.

Резкий переворот в воспитании войск, предпринятый в начале нынешнего царствования, ведет к той же цели. В одной чрезвычайно интересной статье генерал Лебедев рассказал, каким образом известный гатчинский гарнизон был рассадником той механической выправки, взятой из школы Фридриха II, которая как бы обесцветила нашего солдата. Войска Петра Великого, Елизаветы и Екатерины были иного характера, они были характера русского, весьма близко подходящего к нынешней кавказской армии. Через несколько лет по смерти великой императрицы, Жомини, мог уже написать о нашем войске, говоря от лица Наполеона [65]65
  V’e politique et militaire de Napoleon. «Политическая и военная жизнь Наполеона», известный труд А. Жомини.


[Закрыть]: Beaucoup de gens ne voyaient dans cette troupe qu’une raideur desagreable. Je n’ai jamais aime les armees automates; cependant j fus surpris de la precision et de l’aplomb de cette infan-terie [66]66
  Многим людям неприятна негибкость организации и действий этих войск. Мне тоже никогда не нравились армии, составленные из автоматов; захваченная врасплох, эта пехота сразу же теряет Устойчивость и боевой дух (фр.).


[Закрыть], точно будто дело шло о немецком или английском войске. Такое понятие о нашей армии господствует в Европе. Между тем, кто только видел кавказского солдата или моряка бывшего черноморского флота, кто понял характеристику румянцевских и суворовских войск, тот знает, что нет ничего на свете более противоположного русской натуре, как автоматичность и машинность, свойства исключительно немецкие. Русский солдат в своей настоящей природе не так жив и скор, как французский, но не только более упорен, а еще гораздо более самостоятелен. Он делает всякое дело сознательно, на войне применяется к каждому новому обстоятельству необыкновенно верно и скоро, понимает противника удивительно метко. С этим вместе, во всем, что касается военного отличия, он очень честолюбив, дорожит мнением товарищей и начальников и высоко ценит славу полка. Нашего солдата можно сделать машиной только ценою большей части его качеств, которые он при этом утрачивает. Вся Россия знает понаслышке характер екатерининских войск. То были самые стремительные, самые решительные, всегда нападавшие войска. Все сражения Суворова, хоть, например, против французов, были наступательные. Как только, с введением прусской школы, частные начальники стали у нас хвалиться тем, что по слову смирно воробьи садятся на штыках, этот характер начал ослабевать в русских войсках. Они остались столь же отважными, потому что русскому человеку не учиться – стать глядеть в глаза смерти; но в значительной степени утратили предприимчивость, стали исключительно позиционными войсками. Весь ряд наших войн против тех же французов, на которых Суворов всегда нападал, представляет преимущественно ряд оборонительных сражений. Этот факт можно оспаривать, но нельзя оспорить. В продолжение этих войн все попытки наступления с нашей стороны постоянно обращались в оборону, как только дело доходило до серьезной развязки, даже в 1814 году, когда союзные войска несравненно превосходили неприятеля числом; для подтверждения можно назвать все большие сражения с Аустерлица, где мы в последний раз наступали до 1815 года. Крымская война подтвердила то же самое, мы были преимущественно сильны в обороне. В турецко-кавказской войне, стоя рядом с присланными из России полками, мы видели то же самое. Кавказские пехотные полки были вооружены кремнями, полки, вновь присланные изнутри России, были все с пистонами [67]67
  Фадеев имеет в виду, что полки Кавказской армии были вооружены устарелыми кремневыми ружьями, в то время как вновь прибывшие контингенты уже имели более современные и надежные пистонные ружья, на которые в то время перевооружалась русская армия.


[Закрыть], и, однако ж, опыт показал, что эти последние, твердые на позиции, были не так надежны для наступления. В оборонительном сражении можно также разбить неприятеля и преследовать его, и мы одержали довольно побед в нынешнем веке. Но необходимость ограничиваться оборонительным боем доказывает, что войску многого недостает. И это очень понятно. В наступлении против серьезного неприятеля, когда обе стороны напрягают все силы и всю изобретательность, чтобы взять верх, машинный полк собьет противника разве один раз изо ста. Стройные батальоны, марширующие и равняющиеся под картечью, ломящие врага гранитною стеной, принадлежат изобретению кабинетных тактиков. Подходя к неприятельскому фронту, всякая часть обращается в толпу; подходя к неприятельскому фронту, даже на довольно значительном расстоянии, войсками уже нельзя командовать, каждая рота предоставлена себе, а машинные войска без команды – неодушевленное тело. Для удачи натиска, встречающего стойкое сопротивление, нужно поголовное уменье, то есть личная предприимчивость, самостоятельность суждения и воли, готовность предпринять без положительного приказания все, что может служить к успеху, – и это нужно со стороны каждого ротного командира, даже каждого унтер-офицера. Отбиваться же стоя на месте можно при одной храбрости и дисциплине.

Вот отчего со введением в наших войсках фридриховской школы – механического строя – пришлось отказаться от наступательного боя. Я знаю, что у нас никогда не отказывались от него сознательно; но зато бессознательный результат, всегда выходивший в конце, свидетельствует об этом факте еще сильнее.

Кавказские войска были заброшены в отдаленный угол Империи в самом начале влияния прусской школы, когда оно обнаруживалось только в маршировке, но еще не в характере солдата. В тот год, когда Суворов со своими очаковскими гренадерами выгнал французов из Италии, другие русские войска заняли Тифлис. С тех пор они 64 года находились в постоянных походах. Вновь прибывшие на Кавказ части скоро перерабатывались в местном духе. Как пришел русский полк в этот край – полком суворовским, таким они остался. Главное отличие и главная сила кавказских войск в ряду нашей армии состоят в том, что они развивались в духе, наиболее свойственном русскому человеку, что они остались изо всех наиболее русскими войсками.

Россия имеет теперь 100 тысяч таких солдат. Коренное преобразование, совершаемое в воспитании русской армии с начала нынешнего царствования, есть, в сущности своей, возвращение к духу суворовских и кавказских войск.

Различие в духе и понимании вещей войсками того и другого образца очень велико. Механическое воспитание войск не состоит только в одной искусственной выправке солдата; начинаясь с этого пункта, оно распространяется на все отправления военной жизни и развивается наконец в мысль, что хорошее войско должно быть, по возможности, обращено в исправную машину, послушную каждому обороту руки механика, – как известная артиллерийская машина, много раз предлагавшаяся, стреляющая разом из нескольких тысяч стволов по одному спуску, но как артиллерийская машина, так и механическое войско подвержены ломке, разом останавливающей их действие. Чтобы достигнуть такого идеала, надобно стереть личность людей. При такой системе нельзя ожидать выдающихся личностей, самостоятельность умов и характеров, – в механическом войске они не только излишни, но даже вредны, – и потому при ней выдвигаются вперед преимущественно люди скромные, аккуратные в мелочах; качества похвальные, но очень трудно согласуемые с энергией настоящего боевого человека. Потом из этих же людей выходят начальники, от которых становится уже невозможным требовать противоположных свойств. Понемногу печать однообразия кладется на все; исчезает личность и вместе с нею великая нравственная связь между людьми одной части; остаются только формальные отношения.

Есть армии, в которых подобный характер выливается естественно из самого общественного склада. Но совсем иначе развивается русский военный человек, когда он развивается натурально. Живой пример тому – кавказская армия.

Первое, что в кавказской армии бросается в глаза, это типический характер полков, вовсе не существующий в других войсках. Кавказский полк не есть численное собрание людей, отличающееся от другого подобного собрания только цветом воротника; он есть организм, нечто вроде маленькой национальности, проникнутой одним духом, сложившей себе свои понятия и обычаи, высоко ценящей свои предания; выработавшей свой особенный боевой характер, иногда резко противоположный характеру другого полка, – как следует между людьми, которые не только существуют, но действительно живут вместе, и потому срастаются нравственно в одно целое. Каждый из старых кавказских полков отличается в военном отношении своеобразными достоинствами, потому что все естественно развивающееся выходит своеобразно. Один полк живой как огонь, смелый до дерзости, совершающий атаку не иначе как бегом, особенно искусный в рассыпном бою и лесной войне; другой полк – не столь живой, но твердый как камень, упорный до чрезвычайности, привыкший действовать связно, умеющий ходить не задыхаясь по самым страшным крутизнам, обдуманно решительный, и так далее. Сколько я видел, в русских полках некавказских, между солдатами не живут полковые предания; с очевидцами исчезает память о минувшем. На Кавказе предания составляют священное дело, их знает, ими хвалится каждый служащий в полку. Для кавказских офицеров дурное слово об их полке, даже о его прошедшем, есть дуэльное дело – и натурально: здешний полк не собрание единиц, но живая личность. Своеобразный характер полков есть всегда пробный оселок и основание боевых качеств войска. Он доказывает зрелость его, развитие нравственной силы, связывающей людей в одно целое. Без единого духа, проникающего в какое ни есть отдельное общество, нельзя ожидать ничего особенного ни в войне, ни в мире.