Текст книги "Последний взгляд"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 26

Бетти, будто мы заранее сговорились, вышла на крыльцо и пригласила меня в дом.

– Письма у меня. Те самые, которые Ник взял из отцовского сейфа, – сказала она спокойно, провела меня наверх в свой кабинет и вынула из ящичка коричневый конверт. Из конверта высыпалась куча авиаписем, сложенных по пачкам. Их было не менее двухсот.

– Откуда вы знаете, что Ник взял их из сейфа?

– Он мне сам сказал это позавчера вечером, когда доктор Смизерэм на минуту оставил нас вдвоем. Ник сказал, что спрятал письма в своей квартире, и объяснил, где их найти. Я вчера съездила за ними.

– Ник не сказал, зачем он их взял?

– Нет.

– А вам понятно зачем?

Она села на большую пеструю подушку.

– У меня возникали самые разные предположения, – сказала она. – Мне кажется, тут дело в обычном сыновнем комплексе. Несмотря ни на что, Ник всегда очень уважал отца.

– А вы своего уважаете?

– Не обо мне речь, – оборвала она меня. – Да и потом, с девчонками иначе – у нас все менее определенно. А мальчишка или хочет походить на отца, или нет. Ник, по #8209;моему, хочет.

– И все же это не объясняет, зачем Ник украл письма.

– Я и не говорила, что могу это объяснить. Ему, наверное, казалось, что вместе с письмами к нему перейдет отцовская храбрость и все прочее. И письма приобрели для него большое значение.

– Почему?

– В этом виноват сам мистер Чалмерс. Он часто читал Нику письма, во всяком случае, отрывки из них.

– Недавно?

– Нет, когда Ник был еще мальчишкой.

– Лет восьми?

– Начал он примерно в это время. Мне кажется, мистер Чалмерс надеялся таким образом повлиять на Ника, сделать из него мужчину и всякое такое, – сказала она презрительно, но презрение относилось не к Нику и не к его отцу, а к самой идее.

– Когда Нику исполнилось восемь, – сказал я, – с ним случилась беда: Вы знаете об этом, Бетти?

Она низко опустила голову, и светлые волосы закрыли ей лицо.

– Да, он тогда застрелил человека. Он мне той ночью сказал. Но не будем об этом говорить, хорошо?

– Еще один вопрос: как сам Ник относится к этому убийству?

Она обхватила плечи руками, словно ее трясло от озноба, она скрючилась на подушке.

– Не будем об этом разговаривать.

Подтянув колени к подбородку, она в отчаянии уткнулась в них лицом – в такой позе сидел той ночью Ник.

Я перенес письма на столик у окна. Отсюда был виден ослепительно белый фасад дома Чалмерсов, увенчанный красной черепичной крышей. Казалось, у этого особняка – своя история, и я прочитал первое из писем в надежде пополнить свои знания о ней.

Пирл #8209;Харбор, 9 октября 1943 года

Миссис Хэролд Чалмерс

2124, Пасифик #8209;стрит,

Пасифик #8209;Пойнт, Калифорния

Дорогая мама, на длинное письмо не хватает времени. Но я хочу как можно скорее сообщить тебе, что мое заветное желание исполнилось. Мне сказали, что письмо будет читать военная цензура, поэтому я просто упомяну, что вокруг вода и воздух, и ты поймешь, где я выполняю свой долг. Мама, у меня такое ощущение, словно мне пожаловали дворянство. Пожалуйста, передай мои добрые вести мистеру Роулинсону.

Наше путешествие было однообразным, но довольно приятным. Мои приятели пилоты в большинстве своем проводили время на юте, стреляли летающих рыб. Я не выдержал и сказал, что они даром тратят время и омрачают красоту дня. Сначала я думал, что мне придется схлестнуться с четырьмя #8209;пятью ребятами сразу. Но в конце концов им пришлось признать, что я прав, и уйти с юта.

Надеюсь, дорогая мама, что ты здорова и счастлива. Я в жизни не был так счастлив, как сейчас. Твой любящий сын

Ларри.

Видно я ожидал, что письмо прольет какой #8209;то свет на случившееся, но оно меня разочаровало. Его писал не знающий жизни задавака #8209;юнец, который противоестественно рвался на войну.

Поражало лишь то, как этот юнец мог превратиться в такого сухаря, как Чалмерс.

Второе письмо, лежавшее сверху, было послано года через полтора после первого. Оно было длиннее, интереснее и явно написано человеком более зрелым, которого война отрезвила.

Мл. лейтенант Л. Чалмерс

с борта «Сорел #8209;бей» (К.А.

[7]

[Закрыть]185)

15 марта 1945 года

Миссис Хэролд Чалмерс

2124, Пасифик #8209;стрит,

Пасифик #8209;Пойнт, Калифорния

Милая мама, мы снова на передовой, поэтому мое письмо еще не скоро отправят тебе. Трудно писать, зная, что письмо долго пролежит у меня. Это все равно, что вести дневник – а этого я очень не люблю – или разговаривать с диктофоном. Правда, писать тебе, милая мама, совсем другое дело.

Если не считать тех новостей, которые не пропустит военная цензура, у нас все по #8209;прежнему. Я летаю, сплю, ем, читаю, мечтаю о доме. И все мы так. Хотя мы, американцы, и создали не только самый могущественный, но и самый передовой флот в мире, все мы, в сущности, никудышные моряки. Единственное, чего мы хотим – вернуться на матушку #8209;землю.

Те же чувства испытывают и кадровые моряки – они все, как один, хотят служить на берегу и выйти в отставку, все #8209;все, кроме штабных крыс, которые не помышляют ни о чем, кроме карьеры. Не отличается от нас и британский флот, с офицерами которого я недавно познакомился в некоем порту. В ту ночь мы узнали о разгроме Германии; было трогательно смотреть, как радовались англичане. Слухи, как тебе известно, оказались преждевременными, но к тому времени, когда ты получишь это письмо, с Германией уже будет покончено. А после этого Япония продержится не больше года.

Я тут познакомился с двумя летчиками, они бомбили Токио, и спросил их, как дела. Неплохо, отвечали они, ни один наш самолет не был сбит (нашей эскадрилье далеко не так повезло). Они выполнили задание, а теперь возвращаются домой, в Штаты, и чувствуют себя на седьмом небе. Несмотря на это, они взвинчены до предела, на лицах их застыло напряженное выражение, и между ними по любому поводу разгораются ссоры. Летчики чем #8209;то напоминают скаковых лошадей – они до того растренированы, что это уже нездорово. Надеюсь, что я не выгляжу так со стороны.

А вот командир нашей эскадрильи Вильсон выглядит именно так (он больше не читает наших писем, так что я могу не стесняться в выражениях). Вот уже четыре года как он на войне, но мне кажется, он ничуть не переменился – все тот же чопорный выпускник Иельского университета, что и четыре года назад. Однако мне кажется, он остановился в своем развитии. Он отдал лучшие годы войне, и теперь ему уже не оправдать тех надежд, которые на него возлагались. (После войны он хочет служить в каком #8209;нибудь консульстве.)

Если не считать одного #8209;двух ливней, погода стоит отличная, синее море сверкает под лучами солнца, что очень способствует полетам. Правда, сейчас на море волнение, а это как раз не способствует. Наше старое корыто кренится, скрипит и виляет, будто танцует хулу; вещи летят на пол. Меня колышет бездны колыбель

[8]

[Закрыть], образно выражаясь.

Что ж, пойду спать. Любящий тебя

Ларри.

Довольно впечатляющее письмо, с какой #8209;то подспудной грустью. Одна фраза врезалась мне в память: «Он отдал лучшие годы войне, и теперь ему уже не оправдать тех надежд, которые на него возлагались». Ее с таким же успехом можно было отнести и к самому Чалмерсу. Третье письмо было датировано 4 июля сорок пятого года.

Милая мама, мы почти у самого экватора, очень донимает жара, но не подумай, что я жалуюсь. Если мы и завтра будем стоять у этого атолла, я поныряю с борта: мне уже несколько месяцев не приходилось плавать – с самого Пирл #8209;Харбора.

Теперь мое самое большое удовольствие – душ, я его принимаю каждый вечер перед сном. Вода не холодная, потому что при температуре моря около 90° остудить ее нелегко; к тому же у нас режим строгой экономии: ведь воду здесь приходится конденсировать из морской. И все же я получаю большое удовольствие от душа.

Доставило бы мне удовольствие и многое другое: полакомиться свежими яйцами на завтрак, выпить стакан холодного молока, поплавать у нас в Пойнте, посидеть #8209;поболтать с тобой мама, в нашем саду, любуясь горами и морем. Мне очень горько было узнать, что ты плохо себя чувствуешь и что зрение тебе отказало. Пожалуйста, поблагодари от меня миссис Тратвелл (миссис Тратвелл, привет!) за то, что она тебе читает.

Не беспокойся обо мне, мама. После довольно тревожного периода (мы тогда потеряли командира Вильсона и великое множество других) наступило затишье. И теперь я даже испытываю угрызения совести – правда, не настолько сильные, чтобы выпрыгнуть за борт и поплыть к Японии. Хорошие вести с японского фронта, верно? Я имею в виду бомбежку городов. Теперь уж не секрет, что мы поступим с Японией так же, как с тем самым островом (не станем его называть), куда я столько раз летал на задания.

Любящий тебя

Ларри.

Я вложил письма в конверт. Видно, каждое из них отмечало новый период в развитии Чалмерса. Юноша или мужчина переходил от восторженного идеализма (первое письмо) к впечатляющей зрелости (второе), а от нее к усталости и пессимизму (третье). И я задумался над тем, что же видел сам Чалмерс в этих письмах; что заставляло его читать их сыну вслух?

– Вы читали эти письма, Бетти? – спросил я девушку, за все время ни разу не шелохнувшуюся на своей подушке.

Она подняла голову. Взгляд у нее был мрачный, отсутствующий.

– Простите, не расслышала. Я задумалась.

– Вы читали эти письма?

– Не все. Мне хотелось понять, почему с ними так носятся. По #8209;моему, письма просто нудные. А то, где про бомбежку Окинавы, противно читать.

– Можно мне оставить у себя те три, что я прочитал?

– Отчего бы и нет, оставьте хоть все. Если отец их найдет, мне придется объяснять, как они ко мне попали. А это погубит Ника.

– Ник пока еще не погиб. Не стоит кидаться такими словами.

– Оставьте этот отеческий тон, мистер Арчер. Не надо меня поучать.

– Почему же? Я не верю, что люди родятся всезнайками, а с возрастом все забывают.

Моя резкость подействовала на нее благотворно.

– А, это платонизм. Познание как воспоминание. Я тоже в него не верю, – сказала она и, вскочив с подушки, подошла ко мне. – Почему вы не хотите отдать письма мистеру Чалмерсу? Ведь не обязательно говорить, как они к вам попали?

– Он сейчас дома?

– Увы, понятия не имею. Я ведь, знаете ли, не все время слежу за чалмеровским домом. Во всяком случае, не больше шести – восьми часов в день, – добавила она с вымученной улыбкой.

– А вам не кажется, что пора бы и избавиться от этой привычки?

Она удрученно посмотрела на меня:

– И вы против Ника?

– Как видите, нет. Но я едва знаю его. А вас знаю. И мне жаль вас: ведь вы очутились между двух огней. Альтернатива достаточно мрачная.

– Вы имеете в виду Ника и отца, верно? Но это вовсе не так.

– Не упрямьтесь, именно так. Эта недостойная война на измор, которую вы ведете с отцом, может, и кажется вам войной за свободу, но тут вы глубоко заблуждаетесь. Вы только связываете себя с отцом все более тесными узами. И даже если вам удастся вырваться из #8209;под его опеки, свободы вам не видать. Вы так устроены, что место отца тут же займет другой деспотичный представитель сильного пола. Я имею в виду Ника, вы не ошиблись.

– Не смейте говорить о нем ничего плохого!

– Я говорю о вас, – сказал я. – А вернее, о том положении, в которое вы себя поставили. Почему вы не хотите покончить с этим?

– А что мне тогда остается делать?

– Почему вы спрашиваете меня? Ведь вам уже двадцать пять.

– Я боюсь.

– Чего?

– Не знаю. Просто боюсь, – и, помолчав, она сказала глухо:

– Вы знаете, как погибла моя мать. Я ведь вам рассказывала? Она выглянула из этого самого окна – она любила здесь шить – и увидела, что у Чалмерсов поздно вечером горит свет. Мама пошла проверить, в чем дело, грабители погнались за ней на машине и сшибли ее.

– Почему они ее убили?

– Не знаю. Может быть, просто случайно.

– Что им понадобилось в доме Чалмерсов?

– Не знаю.

– Когда все это произошло, Бетти?

– Летом сорок пятого года.

– Вы ведь не можете этого помнить: вы тогда были совсем маленькой.

– Верно, но мне рассказывал отец. И с тех пор меня не покидает страх.

– Я вам не верю. Прошлой ночью, когда миссис Траск и Хэрроу явились к Чалмерсам, вы не боялись.

– Нет, боялась, ужасно боялась. Мне не надо было туда ходить. Они оба погибли.

И тут я понял, чего она боится. Она была убеждена (или подозревала?), что Ник убил и Хэрроу, и миссис Траск и толкнула его на это преступление она. Возможно, где #8209;то в ее мозгу гнездилось не выраженное словами ощущение, что в младенчестве она послужила причиной гибели своей матери.

Глава 27

Шорох шин под окнами вернул мои мысли к настоящему. Я узнал черный «роллс» Чалмерса. Он вышел из машины, нетвердой походкой пересек двор, отпер дверь и скрылся в доме.

– Да, дурные привычки заразительны, – сказал я Бетти.

– Какие привычки?

– Я стал следить за домом Чалмерсов. А ведь, собственно говоря, в них нет ничего особенно интересного.

– Может, вы и правы. Но все равно они люди необычные, за такими всегда следят.

– А почему они за нами не следят?

Мое настроение передалось ей.

– Потому что они интересуются только собой. И до нас им нет дела, – она невесело улыбнулась. – Но ваш намек я поняла: мне тоже следует больше интересоваться собой.

– Или чем #8209;нибудь еще. Кстати, что вас интересует?

– История. Мне предложили стипендию в другом городе. Но у меня было ощущение, что я нужна здесь.

– Для чего, для слежки за чужими домами?

– Вы свое доказали, мистер Арчер. Не надо перебарщивать.

Выйдя из дому, я положил письма в багажник и пошел через улицу к Чалмерсам. Только теперь – замедленная реакция – я понял, что смерть матери Бетти имеет самое непосредственное отношение ко всему случившемуся. Если б Чалмерс захотел, он, наверное, мог бы мне помочь в этом разобраться.

Двери открыл сам Чалмерс. Его худое загорелое лицо еще больше осунулось. Вид у него был болезненный, усталые глаза покраснели.

– Не ожидал вас увидеть, мистер Арчер, – сказал он вежливо, но не слишком любезно. – Мне казалось, моя жена прервала дипломатические отношения.

– Я надеюсь, мы все же можем поговорить. Как дела у Ника?

– Хорошо, – и добавил озабоченно: – Мы с женой весьма благодарны вам за помощь. И я хотел бы, чтобы вы об этом знали. К сожалению, вы попали между двух огней: Тратвелл и доктор Смизерэм никак не могут сработаться, а при сложившихся обстоятельствах мы вынуждены выбрать Смизерэма.

– Доктор берет на себя большую ответственность.

– Наверное. Однако вас ведь это никак не касается. – Чалмерс начал терять терпение. – Я надеюсь, вы пришли ко мне не затем, чтобы нападать на доктора Смизерэма. В нашем положении просто необходимо на кого #8209;нибудь опереться. Мы ведь не острова, – сказал он неожиданно, – и в одиночку нам не справиться со своими проблемами.

Злость, прозвучавшая в его словах, меня встревожила.

– Вполне с вами согласен, мистер Чалмерс. Я по #8209;прежнему рад был бы помочь вам, чем могу.

Он подозрительно посмотрел на меня.

– Как помочь?

– Вы знаете, я начал разбираться в этом деле. И мне кажется, корни его уходят вглубь, в те времена, когда Ника еще не было на свете. А следовательно, Ник может играть в нем лишь довольно невинную роль. Добиться полного его оправдания я вам не обещаю. Но доказать, что он не более чем жертва, подставная фигура, берусь.

– Мне кажется, я вас не совсем понимаю, – сказал Чалмерс. – Но что же вы стоите в дверях, входите.

Он провел меня в тот самый кабинет, где началась вся эта история. И я почти физически ощутил, как давит на меня атмосфера этой комнаты. Я почувствовал, что прошлое заполняет здесь все пространство. А каково же Чалмерсу, подумал я, который живет с этим ощущением изо дня в день.

– Хотите хереса, старина?

– Нет, спасибо.

– Что ж, тогда и я воздержусь. – Он крутанул кресло у бюро, уселся у монастырского стола и уставился на меня. – Если не ошибаюсь, вы собираетесь обрисовать мне ситуацию в общих чертах.

– Постараюсь это сделать с вашей помощью, мистер Чалмерс.

– Разве я могу вам помочь? Я перестал что #8209;либо понимать, – он беспомощно развел руками.

– Что ж, тогда попрошу вашего терпения. Я только что говорил с Бетти Тратвелл о смерти ее матери.

– Да, да, она пала жертвой несчастного случая, ужасная трагедия.

– Мне кажется, ее смерть нельзя объяснить несчастным случаем. Как я понял, миссис Тратвелл была ближайшим другом вашей матери.

– Да, они очень дружили. Миссис Тратвелл трогательно ухаживала за матерью в последние дни ее жизни. И если я и могу в чем #8209;то ее упрекнуть, так только в том, что она не сообщила мне, что мать близка к смерти. Я тогда был в плавании и понятия не имел, что мать доживает последние дни. Можете себе представить, что я пережил: в середине июля наш корабль пристал к западному побережью, и тут я узнаю, что обеих уже нет в живых. – Его грустные голубые глаза перехватили мой взгляд. – А теперь вы мне говорите, что смерть миссис Тратвелл нельзя объяснить несчастным случаем.

– Я должен выяснить, как умерла миссис Тратвелл. Хотя это ничего не изменит. Если убийство – хотя бы и случайное – является результатом уголовного преступления, закон все равно квалифицирует его как преднамеренное. Но у меня возникли подозрения, что миссис Тратвелл и впрямь была убита намеренно. Будучи ближайшей подругой вашей матери, она должна была знать все ее тайны.

– У матери не было тайн. Она пользовалась всеобщим уважением.

Чалмерс в запальчивости вскочил, кресло со скрипом завертелось. Повернувшись ко мне спиной – в этот момент он чем #8209;то напоминал упрямого мальчишку, – Чалмерс уставился на картину, маскирующую дверь сейфа: парусник по #8209;прежнему стоял в бухте, голые индейцы валялись на берегу, испанский отряд маршировал по небу.

– Если Тратвеллы пытались очернить мою мать, – сказал он, – я привлеку их к суду за клевету.

– Ничего подобного, мистер Чалмерс. Никто и слова худого не сказал о вашей матери. Я только пытаюсь выяснить, кто залез в ваш дом в сорок пятом году.

Тут он повернулся ко мне лицом.

– Эти люди не могли быть знакомы моей матери: она дружила с лучшими людьми Калифорнии.

– Нисколько не сомневаюсь. Но не исключена возможность, что грабители знали вашу мать, а также знали, ради чего лезли в ваш дом.

– На этот счет я могу вас просветить, – сказал Чалмерс. – Мать имела привычку держать все свои деньги дома. Она унаследовала ее от моего отца, вместе с деньгами. Я неоднократно уговаривал мать положить деньги в банк, но она и слышать об этом не хотела.

– Деньги достались грабителям?

– Нет. Вернувшись с войны, я нашел их в целости и сохранности. Но мамы уже не было в живых. И миссис Тратвелл тоже.

– И большая сумма осталась после вашей матери?

– Вполне значительная. Несколько сотен тысяч долларов.

– Каково происхождение этих денег?

– Я уже вам сказал: мать получила их в наследство от отца, – он посмотрел на меня устало и недоверчиво, словно подозревал в намерении оскорбить память матери. – Уж не хотите ли вы сказать, что эти деньги ей не принадлежали?

– Никоим образом. А нельзя ли нам хоть ненадолго забыть о вашей матери?

– Нельзя, – добавил он с мрачной гордостью. – Я ни на минуту о ней не забываю.

Я немного повременил, потом предпринял новую попытку.

– Я ведь вот что хочу выяснить: в вашем доме, в этой самой комнате, с перерывом в двадцать три года произошли два ограбления, или по крайней мере две попытки ограбления. Мне кажется, они связаны между собой.

– Как?

– Через людей, которые в них замешаны.

Глаза Чалмерса затуманились, он снова опустился на стул.

– Мне не ясна ваша мысль.

– Я хочу сказать, что в обоих ограблениях могли участвовать те же люди и подвигли их на это те же причины. Мы знаем, кто совершил последнее ограбление. Ваш сын Ник под влиянием Джин Траск и Сиднея Хэрроу.

Чалмерс закрыл глаза рукой, опустил голову – редкие волосы рассыпались, и среди них заблестела похожая на тонзуру плешь.

– Их убил Ник?

– Как вам известно, я сильно в этом сомневаюсь, но доказать, что это сделал не он, не могу. Пока не могу. Однако вернемся к ограблениям: Ник взял золотую шкатулку, в которой хранились ваши письма, – я намеренно избегал упоминать имя его матери. – Возможно, письма похищены случайно и грабители охотились только за шкатулкой. Она была нужна миссис Траск. Знаете почему?

– Очевидно, потому, что она воровка.

– Она придерживалась другого мнения. И шкатулку она не считала нужным прятать, а держала на виду. Шкатулка, по всей видимости, принадлежала бабке миссис Траск, а после ее смерти дед миссис Траск подарил шкатулку вашей матери.

Чалмерс еще ниже опустил голову и запустил пальцы в волосы.

– Вы ведь говорите о мистере Роулинсоне?

– Увы, да.

– Мне оскорбительны ваши слова, – сказал он. – Вы бросаете тень на невинные отношения пожилого человека и почтенной женщины…

– Забудем на время об их отношениях…

– Не могу, – сказал он. – Не могу забыть… – и уронил голову на руки, чуть не стукнувшись при этом о стол.

– Я не хочу никого осуждать, мистер Чалмерс, и меньше всего вашу мать. Просто я установил, что она была знакома с Самюэлем Роулинсоном. Роулинсон возглавлял пасаденский Западный банк, банк этот разорился в результате хищения, совершенного примерно в одно время с попыткой ограбления вашего дома. В хищении обвинили зятя Роулинсона – Элдона Свейна, – и, возможно, не без оснований. Правда, мне говорили, что мистер Роулинсон сам обчистил банк.

Чалмерс выпрямился.

– Кто мог такое сказать?

– Другое действующее лицо этой драмы – вор #8209;рецидивист по имени Рэнди Шеперд.

– И вы принимаете на веру слова подобного типа и позволяете ему поливать грязью мою мать?

– Кто говорит о вашей матери?

– Словно я не знаю, что вы собираетесь преподнести мне пресловутую версию о том, будто моя мать взяла у этого распутника краденые деньги? Я не ошибся, не так ли?

Глаза его налились кровью. Он заморгал, вскочил, занес кулак, но где ему было тягаться со мной – я перехватил его руку в воздухе и с легкостью опустил ее вниз.

– К сожалению, мне приходится прервать нашу беседу, мистер Чалмерс.

Я сел в машину и повел ее вниз к автостраде. Серая пелена тумана по #8209;прежнему обволакивала подножие холма.