Текст книги "Последний взгляд"

Автор книги: Росс Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 24

Я не нашел Мойры ни перед госпиталем, ни в моей машине. В конце концов мне удалось отыскать ее на стоянке для машин персонала. Она сидела за рулем мужниного «кадиллака».

– Мне надоело ждать, – сказала она весело. – Вот я и решила проверить, хороший ли вы сыщик.

– Нашли время играть в прятки.

Ответ мой, должно быть, прозвучал грубо, потому что она закрыла глаза, помолчала и вылезла из «кадиллака».

– Я пошутила. А впрочем, мне и вправду захотелось проверить, будете ли вы меня искать.

– Я искал. Довольны?

Она подергала меня за руку.

– Все еще сердитесь?

– Не на вас. На вашего мерзкого мужа.

– Что еще натворил Ральф?

– Задирал нос, обозвал меня подонком. Но это, так сказать, в личном плане. Серьезней другое. Он решительно не хочет пускать меня к Нику – ни сейчас, ни потом. А за пять минут я мог бы многое выяснить.

– Надеюсь, вы не станете просить, чтобы я ходатайствовала за вас перед Ральфом?

– Нет.

– Мне никак не хотелось бы очутиться меж двух огней.

– Если вам этого не хочется, – сказал я, – прячьтесь получше.

Она искоса взглянула на меня, и этот взгляд вдруг выдал ее истинный характер – робкий, непостоянный и легкоранимый.

– Это правда? Вы действительно хотели со мной разминуться?

Я молча обнял ее – слова были ни к чему. Но она тут же высвободилась.

– Я могу ехать домой. А вы?

Я сказал, что могу, но без особой уверенности. Мое отношение к Смизерэму, в котором к злобе теперь примешивалась еще и подозрительность, влияло на отношение к его жене. А это наталкивало на малоприятные мысли: я подумывал, уж не воспользоваться ли мне Мойрой, чтобы отыграться на Смизерэме, а то и переиграть его. Я отгонял эти мысли, но они засели где #8209;то в подсознании, как забиваются в темные углы шкодливые дети.

Мы ехали на север. Заметив, что я чем #8209;то озабочен, Мойра сказала:

– Если вы устали, я могу сесть за руль.

– Дело не в усталости, – я постучал себя по лбу. – Мне надо кое #8209;что обдумать, а мой компьютер – ранняя примитивная модель, он не говорит ни «да», ни «нет», а только «может быть».

– Насчет меня?

– Насчет всего.

Мы молча проехали Сан #8209;Онофре. Огромный шар атомного реактора маячил в темноте, как потухшая луна, упавшая с неба. Над ним светилась настоящая луна.

– Скажите, а ваш компьютер запрограммирован на вопросы?

– Не на все. Некоторые его выводят из строя.

– Вот и хорошо, – сказала Мойра мягко и серьезно, – Мне кажется, я знаю, о чем вы думаете, Лью. Вы выдали себя, когда сказали, что, если бы вам дали побыть пять минут с Ником наедине, вы бы все выяснили.

– Не все. Но многое.

– Вы считаете, что Ник убил всех троих, ведь так? Хэрроу, и бедняжку миссис Траск, и того типа на складах?

– Может быть.

– Нет, скажите, что вы на самом деле думаете?

– А я и на самом деле думаю: «Может быть, он убил». Я почти не сомневаюсь, что того типа на складах убил он. Относительно двух других я сомневаюсь, и с каждым часом сомневаюсь все больше. Теперь у меня возникло предположение, что Ника использовали как подставное лицо и что Нику может быть известно, кто подвел его под удар. А следовательно, он может оказаться четвертым.

– Вам поэтому не хотелось ехать со мной?

– Я этого не говорил.

– Но я почувствовала. Слушайте, если вам так надо быть там, поворачивайте машину, я пойму. – Потом она добавила: – Я всегда могу завещать свое тело науке. Или попытать счастья с другим кандидатом.

Я засмеялся.

– Ничего смешного, – сказала Мойра. – Мир идет вперед семимильными шагами, и при современной конкуренции кандидатами не пробросаешься.

– Возвращаться попросту не имеет смысла, – сказал я. – Ника хорошо охраняют. Он не может оттуда выбраться, и к нему никто не сможет пройти.

– Значит, оба ваших «может быть» под надежной охраной, не так ли?

Мы надолго замолчали. Мне хотелось порасспросить ее о Нике и ее муже, но, если б я воспользовался и этой ситуацией, и этой женщиной, я опустился бы до уровня компьютера, до уровня шпиона, а так низко я никогда не опускался.

Незаданные вопросы, растревожив меня, так и остались незаданными. Мозг мой бездействовал. И то чувство, что для меня нет жизни вне работы, которым я иногда взбадривал себя, как наркотиком, вдруг улетучилось.

Женщина рядом со мной обладала незаурядной интуицией. Почувствовав, что я сбросил защитную броню, она прижалась ко мне. Ее тепло согревало меня.

Она жила на берегу Монте #8209;Висты, ее прямоугольный дом – сплошная сталь, стекло и деньги – возвышался на крутой скале.

– Если хотите, поставьте машину под навес. Может, зайдем в дом и выпьем?

– Разве что одну рюмку.

Она попыталась открыть дверь.

– Это же ключ от машины, – сказал я.

Она на минуту задумалась.

– Интересно, что бы это могло значить?

– Скорее всего, одно – вам нужны очки.

– Я и так читаю в очках.

Она пропустила меня вперед и зажгла свет в холле. Мы прошли в восьмиугольную комнату, в которой вместо стен были сплошные окна. Луна висела так низко, что, казалось, протяни руку – и дотронешься до нее; внизу зигзагами белели волнорезы.

– Приятное местечко.

– Вы в самом деле так думаете? – спросила она удивленно. – Видит бог, пока мы не построились, здесь было красиво, и планы у архитектора тоже были интересные. Но дом нарушил все, – сказала она и, помолчав, добавила: – Построить дом – все равно что посадить птицу в клетку, а птица – ты сам.

– Это у вас в клинике так говорят?

Она обернулась ко мне с улыбкой:

– Я много болтаю?

– Вы предлагали выпить.

Она придвинулась ко мне: в скудном свете, проникавшем сквозь окна, лицо ее серебрилось, глаза и рот казались черными.

– Что вы хотите?

– Шотландское виски.

Она отвела глаза. Меня снова поразил ее незащищенный взгляд; он промелькнул так же неожиданно, как мелькает свет, зажженный где #8209;то в глубине дома.

– А если я передумаю? – сказал я.

Она не стала противиться. Сбросив одежду, мы рухнули на ковер, как борцы, у которых одинаково почетным и достойным считается пригвоздить противника и быть пригвожденным им. В какую #8209;то минуту она вдруг сказала: «А ты нежный».

– В старости есть свои преимущества.

– Не в этом дело. Ты напомнил мне Сынка, а ему ведь было всего двадцать. С тобой я снова почувствовала себя Евой в раю.

– Такие разговоры нас далеко заведут.

– Ну и пусть, – она приподнялась на локте. – Тебе неприятно, когда я говорю о Сынке?

– Как ни странно, нет.

– Правильно. Бедняжка был такой никчемушный. Но нам было хорошо вместе. Мы жили, как несмышленые ангелы, друг для друга. Он до меня не знал женщин, я знала только Ральфа.

Когда она заговорила о муже, у нее упал голос, а у меня – настроение.

– Ральф был ужасно техничный и самоуверенный. Он врывался в постель, как армия колонизаторов в слаборазвитую страну. А с Сынком все было совсем иначе. Он был такой трогательный, такой сумасшедший. Наша любовь была фантазией, в которой мы жили… Мы играли, все равно как дети играют в папу и маму. Иногда Сынок делал вид, что он Ральф. Иногда я делала вид, что я его мать. Тебе кажется, мы были не в своем уме? – спросила она с нервным смешком.

– Спроси Ральфа.

– Тебе скучно?

– Напротив. И долго длился ваш роман?

– Почти два года.

– А потом вернулся Ральф?

– В конце концов да. Но я порвала с Сынком до его приезда. Нашей фантазии не было удержу. Сынку – тоже. Кроме того, я не могла сразу перескочить из его постели в постель Ральфа. Меня и так чуть не замучила совесть.

Я посмотрел на нее.

– Никогда в не подумал, что тебя может замучить совесть.

Помолчав с минуту, она ответила:

– Ты прав. Не в совести дело. Отчаяние меня замучило. Я отказалась от единственной в своей жизни любви. И ради чего? Ради дома за сто тысяч долларов и клиники за четыреста? Глаза б мои на них не глядели. По мне уж лучше назад, в «Магнолию», в мой однокомнатный номер.

– "Магнолии" больше нет, – сказал я. – И не слишком ли ты раздула эту историю?

– Может, я кое #8209;что и преувеличиваю, – ответила она задумчиво, – особенно хорошее. Женщины склонны сочинять истории, в которых они играют главные роли.

– Хорошо, что мужчины этим не занимаются.

Она засмеялась.

– Пари держу, что историю с яблоками придумала Ева.

– А историю с раем – Адам.

Она придвинулась ближе.

– Ты псих. Считай это диагнозом. Я рада, что все тебе рассказала. А ты?

– Как #8209;нибудь переживу. А почему ты рассказала мне об этом?

– По разным причинам. К тому же у тебя есть одно неоценимое преимущество – ты мне не муж.

– В жизни не получал лучшего комплимента от женщины.

– Нет, серьезно. Если б я рассказала все это Ральфу, меня бы просто не стало. Я превратилась бы в один из его прославленных психиатрических трофеев. Он набил бы из меня чучело и повесил на стенку в кабинете в ряд с дипломами. – И добавила: – Да, собственно говоря, он так и сделал.

Я хотел было еще порасспрашивать ее о муже, но понимал, что сейчас не время и не место; мне по #8209;прежнему не хотелось воспользоваться возникшей ситуацией.

– Забудь о Ральфе. А что сталось с Сынком?

– Встретил другую девушку и женился на ней.

– Ты ревнуешь?

– Нет, просто мне тоскливо. У меня ведь никого нет.

Мы бросились в объятия друг друга, и, хоть нас объединяла и не любовь, на время тоска забылась. В Уэст #8209;Лос #8209;Анджелес в эту ночь я так и не попал.

Глава 25

Я не стал будить Мойру и уехал рано утром. С моря полз туман, он окутал густой пеленой дом на скале и берег Монте #8209;Висты. Я медленно вел машину между рядами призрачных деревьев.

Внезапно туман рассеялся. Небо очистилось, его перерезали лишь две самолетные инверсии. Я поехал в центр – отметиться в полицейском участке.

Лэкленда я застал в кабинете. Электрические часы над его головой показывали ровно восемь. На какой #8209;то миг у меня появилось неприятное ощущение: я решил, что Лэкленд наделен магической силой, благодаря которой он вызывает меня к себе ровно в восемь.

– Спасибо, что заскочили, – сказал он. – Садитесь. А то я уже стал подумывать, куда же вы подевались.

– Ездил в Сан #8209;Диего по следу.

– И клиентов брали с собой?

– Их сын попал в беду. Они поехали в Сан #8209;Диего ухаживать за ним.

– Понятно. – Он помолчал, кусая губы, словно в наказание – зачем задают вопросы. – А что с ним случилось, или это тоже семейная тайна?

– Отравился снотворным. И ушиб голову.

– Попытка самоубийства?

– Возможно.

Лэкленд так резко наклонился ко мне, что мы чуть не стукнулись лбами.

– После того как укокошил миссис Траск?

Вопрос застал меня врасплох, и я ответил уклончиво:

– В убийстве Джин Траск подозревают прежде всего Рэнди Шеперда.

– Знаю, – сказал Лэкленд, давая мне понять, что я не открыл ему ничего нового. – Мы получили на Шеперда материал из Сан #8209;Диего.

– Там упоминается, что Шеперд с давних пор знал Элдона Свейна?

Лэкленд закусил верхнюю губу.

– Вы уверены в этом?

– Да, я говорил вчера с Шепердом еще до того, как его заподозрили в убийстве. Он сказал мне, что Свейн удрал, прихватив с собой его дочь Риту и полмиллиона долларов. По #8209;видимому, Шеперд всю жизнь потратил на то, чтобы урвать хоть часть этих денег. Кстати, я почти уверен, что именно Шеперд уговорил миссис Траск нанять Сиднея Хэрроу и приехать сюда, в Пойнт. Он решил загребать жар чужими руками – выяснить все через них, не подвергая себя риску.

– Выходит, у Шеперда все же были причины убить Свейна, – сказал Лэкленд вдруг упавшим голосом, словно вся его энергия ушла на это пятнадцатилетнее расследование, – были причины сжечь Свейну руки и уничтожить отпечатки пальцев. Где же вы с ним виделись?

– На мексиканской границе около Империал #8209;Бич. Но сейчас вы его вряд ли там застанете.

– Вот именно. Кстати говоря, Шеперда видели в Хемете вчера вечером. Он ехал на север в украденном «меркурии» последнего выпуска – черном с откидным верхом – и останавливался у бензоколонки.

– Надо проверить Пасадену. Шеперд родом оттуда, и Элдон Свейн тоже.

Я выложил Лэкленду все, что узнал о пасаденских делах, о Свейне и миссис Свейн, об их убитой дочери и о том, как Свейн разорил роулинсоновский банк.

– Теперь, когда вам известны эти факты, – заключил я, – вы не можете винить во всем Ника Чалмерса. Когда Элдон Свейн похитил деньги, его еще на свете не было. А все вертится вокруг этих денег.

Лэкленд с минуту сидел молча. Неподвижное лицо его походило на растрескавшуюся землю.

– Не думайте, что эта история известна вам одному, – сказал он. – Роулинсон, владелец банка, в двадцатые – тридцатые годы всегда отдыхал здесь. Я еще и не то могу вам рассказать.

– Сделайте одолжение.

– Не хотелось бы вас разочаровывать, Арчер, но как бы далеко мы ни забирались, от Ника Чалмерса нам не уйти. У Роулинсона была возлюбленная в нашем городе. С тех пор как она овдовела, они всегда отдыхали вместе. Знаете, кто была его возлюбленная?

– Бабка Ника, – сказал я, – вдова судьи Чалмерса.

Лэкленд не мог скрыть своего разочарования. Взяв напечатанную на машинке страничку из папки «входящие», он внимательно ее перечитал и, скомкав, швырнул в мусорную корзину в углу. Бумага упала на пол, я подобрал ее и бросил в корзину.

– Как вы все это узнали? – спросил он меня наконец.

– Я вам уже говорил: порасспросил кое #8209;кого в Пасадене. И тем не менее не понимаю, какое отношение ко всей этой истории имеет Ник. Он ведь не в ответе за бабку.

Лэкленд впервые не смог возразить. Но когда я покинул полицейский участок, меня вдруг осенило: скорее всего, истина в обратном – не Ник в ответе за бабку, а она за него. Старинные связи между Роулинсонами и Чалмерсами не случайны.

По дороге в центр я миновал здание суда. На бетонном барельефе над входом старуха Фемида с повязкой на глазах возилась с весами. Пора бы тебе завести поводыря, мысленно посоветовал я ей. У меня неожиданно поднялось настроение, а это не сулило ничего хорошего.

Съев на завтрак бифштекс с яйцом, я заглянул в парикмахерскую – побриться. Время близилось к десяти, Тратвелл наверняка уже был в конторе.

Однако его там не оказалось. Секретарша сообщила, что он ушел минуту назад и не сказал, когда вернется. На этот раз секретарша красовалась в черном парике, а мой ошарашенный взгляд она приняла за комплимент.

– Люблю менять обличья. Мое прежнее мне так надоело.

– Мне тоже, – я скорчил гримасу. – Мистер Тратвелл поехал домой?

– Не знаю. Ему пару раз звонили по междугороднему, потом он сорвался с места и уехал. Если так будет продолжаться, он всех клиентов растеряет, – девица завлекательно улыбнулась, словно ждала, что я предложу ей новую вакансию. – Как вам кажется, к моему цвету лица идут черные волосы? Ведь я натуральная шатенка. Но мне нравится экспериментировать.

– Вы просто прелестны.

– Мне и самой так казалось, – сказала она, захлебываясь от самодовольства.

– Откуда были междугородние звонки?

– Один из Сан #8209;Диего – звонила миссис Чалмерс. А еще кто звонил, не знаю: она не назвалась. Голос вроде бы старый.

– Откуда звонили?

– Она не сказала. Звонили по прямому проводу.

Я попросил ее соединить меня с Тратвеллом. Адвокат был дома, но не мог или не хотел подойти к телефону. Я поговорил с Бетти.

– С вашим отцом ничего не случилось?

– По #8209;моему, нет. Надеюсь, что нет. – Голос Бетти звучал озабоченно и подавленно.

– А с вами?

– Тоже ничего, – сказала она без особой уверенности.

– Если я приеду, он не будет против?

– Не знаю. Только поторопитесь. Он собирается уехать из города.

– Куда?

– Не знаю, – сказала она мрачно. – Но если вы даже с ним и разминетесь, мистер Арчер, мне все равно хотелось бы с вами поговорить.

Подъехав, я увидел перед домом тратвелловский «кадиллак». Дверь открыла Бетти. Глаза у нее были тусклые и безразличные. Даже золотые волосы казались поблекшими.

– Видели Ника? – спросила она.

– Видел. Доктор им доволен.

– А сам Ник что говорит?

– Он не мог говорить.

– Со мной бы он поговорил. Мне так хотелось поехать в Сан #8209;Диего, – она судорожно прижала кулачки к груди, – но папа не пустил меня.

– Почему?

– Из ревности к Нику. Я знаю, так говорить нехорошо. Но отец сам себя разоблачил. Сегодня утром, после того как миссис Чалмерс дала ему отставку, он сказал, что мне придется выбирать между ним и Ником.

– Почему миссис Чалмерс дала ему отставку?

– Спросите отца. У нас с ним разрыв отношений.

В коридоре за ее спиной появился Тратвелл. Он, по всей видимости, слышал наш разговор, однако виду не подал, только раздраженно посмотрел на дочь, но это заметил один я.

– В чем дело, Бетти? В нашем доме не принято держать гостей на пороге.

Она молча повернулась и ушла в комнату, закрыв за собой дверь. Тратвелл стал жаловаться, но сквозь его жалобы прорывалась злоба.

– Она потеряла голову из #8209;за этого слизняка. Меня и слушать не хочет. Правда, может, теперь послушает. Но входите же, Арчер. У меня для вас новости, – он провел меня в кабинет. Тратвелл был на этот раз особенно продуманно одет и более, чем обычно, выхолен. В свежайшем летнем костюме из искусственного шелка, спортивной рубашке с подобранным в тон шелковым галстуком и таким же платочком; от него пахло лавро #8209;вишневой водой и хорошим одеколоном.

– Бетти сказала, что вы расстались с Чалмерсами. У вас такой вид, словно вы празднуете это событие.

– Бетти не следовало вам этого рассказывать. Она совсем не думает, что можно говорить и чего нельзя.

Его красивое свежее лицо исказила капризная гримаса. Он то и дело поглаживал седую шевелюру. Бетти нанесла удар его самолюбию, подумал я, а больше у него в жизни ничего не осталось.

Перемена в Тратвелле обеспокоила меня гораздо больше, чем перемена в его дочери. Она еще молода и успеет много раз измениться, прежде чем у нее установится характер.

– Славная девочка ваша дочь, – сказал я.

Тратвелл захлопнул дверь кабинета и привалился к ней спиной.

– Не надо расхваливать ее мне. Я прекрасно знаю, что она собой представляет. Но сейчас она всецело под влиянием этого сопляка, а он настраивает ее против меня.

– Думаю, вы ошибаетесь.

– Вы ей не отец, – сказал он, словно отцовство придавало ему особую прозорливость. – Она опустилась до его уровня. Она стала говорить на вульгарном фрейдистском жаргоне. – Лицо его налилось кровью, голос прерывался. – Вы не поверите, но она обвинила меня в том, что я проявляю к ней нездоровый интерес.

Здоровым его и впрямь не назовешь, подумал я.

– Я знаю, откуда идут эти идеи – продолжал Тратвелл, – от Смизерэма. И знаю, почему Айрин Чалмерс дала мне отставку. Она по телефону мне прямо сказала, что на этом настоял великий и непогрешимый доктор Смизерэм. Он наверняка стоял рядом с ней и подсказывал, что говорить.

– Ну, а она объяснила, что тому причиной?

– Боюсь, что вы, и только вы, Арчер. Я не собираюсь вас критиковать – а что же еще он делал? – но, насколько я понимаю, вы задавали слишком много вопросов. Это пришлось не по вкусу доктору Смизерэму. Он решил взять на себя общее руководство, что, на мой взгляд, может привести к катастрофе. Ни один адвокат не возьмется защищать Ника, не зная, что он натворил. – Тратвелл настороженно посмотрел на меня.

Стоило ему заговорить о деле, как к нему тут же вернулась его адвокатская самоуверенность.

– Вы куда лучше меня знаете обстоятельства дела.

Во фразе Тратвелла прозвучал вопрос. Но я медлил с ответом. Мое отношение к Тратвеллу менялось. Правда, не радикально. Должен признаться, я с самого начала не вполне понимал, что им движет, и не слишком ему доверял. Теперь мне стало окончательно ясно, что Тратвелл использовал меня в своих целях и намеревается использовать впредь. Как Шеперд загребал жар руками Хэрроу, так и Тратвелл хотел загребать жар моими руками. И теперь он – красивый, ловкий, холеный, как кот, – ждал, что я буду разоблачать перед ним друга его дочери.

– В этом деле не так #8209;то просто что #8209;либо узнать… Мне даже неизвестно, на кого я работаю. И вообще, работаю ли я…

– Разумеется, работаете, – сказал он благосклонно. – Ваши труды будут полностью оплачены, и я гарантирую вам оплату, включая по меньшей мере сегодняшний день.

– А кто будет платить?

– Чалмерсы, разумеется.

– Но ведь вы больше не ведете их дела.

– Пусть вас это не тревожит. Передайте мне ваш счет, и они его оплатят. Вы не какой #8209;нибудь сезонный рабочий, и я не позволю им так с вами обращаться.

Грош цена его словам, подумал я. Едва я перестану быть ему нужен, как он тут же забудет о своих обещаниях. И все же Тратвелл меня озадачил. Я не знал, как поступить. Обычно в таких случаях прежде всего жертвовали мной.

– А мне не следует отчитаться перед Чалмерсами?

– Нет. Они вас уже уволили. И потом, они не хотят знать правду о Нике.

– Как он?

Тратвелл пожал плечами.

– Айрин ничего не сказала.

– Перед кем я теперь должен отчитываться?

– Передо мной. Я работал на Чалмерсов тридцать лет. И они еще убедятся, что меня нельзя одним махом скинуть со счетов, – пророчествовал он, улыбаясь, но в голосе его звучала угроза.

– А если не убедятся?

– Не сомневайтесь, убедятся. Если вы беспокоитесь о деньгах, я лично обещаю платить вам начиная с сегодняшнего дня.

– Спасибо, я обдумаю ваше предложение.

– Торопитесь, – сказал он с улыбкой. – Я сейчас выезжаю в Пасадену на встречу с миссис Свейн. Она позвонила сегодня утром – уже после того, как миссис Чалмерс дала мне отставку, – и предложила купить у нее семейные фотографии. Мне хотелось бы, чтобы вы поехали со мной.

В моей професссии не всегда поступаешь, как хочется. Откажись я иметь дело с Джоном Тратвеллом, он мог бы отстранить меня от расследования и, чего доброго, навсегда закрыть для меня округ.

– Я поеду в своей машине. Встречусь с вами у миссис Свейн. Ведь вы к ней едете? В Пасадену?

– Да, но мне хотелось бы, чтобы вы поехали со мной, нам надо бы поговорить. Я не вполне понимаю, почему этим фотографиям придается такое значение.

– Я и сам не понимаю. Может, они ничего нам не дадут. Так что не выкладывайте денег, пока мы их не посмотрим.

– Значит, я могу рассчитывать, что вы поедете за мной?

– Можете, – сказал я, но поехал за ним не сразу. Сначала я решил поговорить с его дочерью.