Текст книги "Ронни. Автобиография (ЛП)"
Автор книги: Ронни Вуд
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Как только я стал безработным – почти в тот момент, когда я положил трубку после разговора с Питером – мне позвонил Кенни Пикетт и сказал, что он заново собрал группу «Creation» и хочет поехать с ней в турне по Германии. Группа была почти в полном сборе, но Эдди Филлипс отказался в ней участвовать, так что Ким спросил меня, не хочу ли я поиграть на лид-гитаре. Это было повеселее, чем работа с Джеффом Беком (и, определенно, повеселее, чем вообще ни с кем не работать), особенно потому, что «Creation» были особенно успешны в Германии – настолько, что в качестве поддержки с ними выступала Дайана Росс и «the Supremes».
Они захотели, чтобы я проворачивал на сцене те же трюки, что и Эдди Филлипс – например, играл на гитаре скрипичным смычком. Это было очень странно, более – причуда, чем что-либо, но выглядело клево. Так что меня просто поставили перед фактом, и я научился играть смычком очень быстро.
Что еще более забавно, Филлипс на сцене рисовал. Мне это понравилось. Я ставил перед собой большой мольберт и ведерко с черной краской, так что каждый вечер во время нашего концерта я как-то так играл и рисовал одновременно. Не знаю, насколько хороши были мои рисунки, и что случилось с ними потом, но мне кажется, что они уничтожались, лишь только мы покидали сцену. Рисовать во время игры – это было впереди своего времени и добавляло веселья всему концерту. Плюс ко всему я занимался одновременно двумя любимыми делами.
Группы хватило только на то турне, потому что она была дезорганизованной, и каждый тянул одеяло на себя. Спустя несколько лет они попытались воссоединиться, но было уже поздно. Ким Гарднер создал группу «Эштон, Гарднер и Дайк», которая прославилась хитом «Resurrection Shuffle» («Шаффл «Воскресение»»), а Кенни Пикетт снова стал роуди (на этот раз у «Led Zeppelin».).
Но тем не менее, это были хорошие времена, так как только я вернулся домой, то мне в нетерпении позвонил Питер Грант, который сказал, что новая ритм-секция себя не оправдала, и Джефф реально захотел вернуть нас. Никому не нужные Мики и Ронни оказались не такими уж и не нужными.
Мне доставило удовольствие слушать, как Грант извивается, и я заявил ему: «Только на моих условиях». Он спросил: «Сколько?» «2000 фунтов в неделю». А это были тогда бешеные деньги. К моему удивлению, он согласился.
Так что я вернулся в Штаты с группой Джеффа Бека в четвертый (и в пятый) раз, но с каждым новым путешествием гастрольная жизнь становилась все более и более невыносимой. Это было, как мне думалось, главным образом из-за того, что с Джеффом стало решительно невозможно работать.
Единственной компенсацией было то, что помимо денег с Родом становилось все веселее и веселее тусить вместе.
У нас была обычно одна комната на двоих, и мы всегда беспокоились, что один из нас увидит, что делает другой, когда мы приводили к себе пташек, что было очень часто. Так что как только мы заселялись в гостиницу, то начинали строить перегородку между нашими кроватями из горы стульев, диванных подушек и всего прочего, что можно было найти в комнате, подобным образом отстаивая право на личную жизнь. Получалось нормально, но вскоре мы решили, что будет невероятно весело, если с нами одновременно будут происходить «случайности», когда со всего размаху ломаешь перегородку, и она накрывает тебя. Стулья и подушки переворачивались, мы раскидывали руками и ногами, девчонки верещали от испуга и кричали – дескать, какие мы ужасные, а мы с Родом заходились в истерическом смехе.
Еще одна игра, в которую мы играли, называлась «Операция Вуд-Стюарт», в которой участвовали доктор Вуд и доктор Стюарт, а также все желающие из присутствующих групи. Мы с Родом переодевались в докторов – в белые халаты и даже со стетоскопами – и говорили нашим «пациенткам», что нам нужно провести кое-какие медицинские исследования и даже в случае чего – «операцию». Кое-кто из девушек глядели на нас в ужасе и тут же мчались к выходу. Но другие принимали условия игры, считали нас занятными и любили играть с нами, гинекологами широкого профиля.
5. Чач
Во время нашего третьего турне по Штатам «Faces» два вечера играли в «Grande Ballroom» в Детройте, Мичиган. Здесь группу ждал реально большой успех, и нам всегда нравился Детройт, так как тогда это был лучший рок-н-ролльный город в Америке. Публика в Детройте всегда с радостью узнавала и принимала нас, пятерых английских парней, испытавших на себе влияние американского ритм-энд-блюза, которые выросли на скиффле, в свою очередь уходившем корнями в блюграсс и блюз, и которые смешивали два этих жанра в нечто совершенно особенное, что белые слушатели в Штатах не слышали от американских групп.
Еще мы считали, что это – чудный город, так как в нем было полно девчонок, жаждущих свиданий. Тогда мы не знали этого, и только много позднее поняли, почему в Детройте так много свободных девушек – все их бойфренды отбыли во Вьетнам.
Из-за того, что мы были бедными, или, что более вероятно, из-за того, что Питер был слишком прижимист, чтобы входить ради нас в траты, у нас не было роуди (кроме Питера Бакленда, который открыл для меня гитары «Zemaitis»), так что в Детройте, как, впрочем, и везде, где мы играли, нам приходилось нанимать в этом качестве местных.
Роуди – это всегда неизбежный элемент в любой группе, потому что благодаря роуди всё начинает работать. Они присматривают за гитарами, усилителями, барабанами – за всем, что мы называем «задней линией». Каждую гитару нужно настроить по-своему, у бас-гитары – только четыре струны, и они ощутимо толстые, а ритм– и лид-гитары разнятся между собой, так что роуди должны знать, какая гитара используется в такой-то песне, и настроить её соответственно – в «открытом ми» или «открытом соль»[12]12
Настройки гитары, дающие, если не зажимать ни одного лада на грифе, соответственно ми-мажорный или соль-мажорный аккорды – прим. пер.
[Закрыть], или еще какой-либо. Быть роуди – это нелегкая работа, но тогда она была еще сложнее, так как если концерт намечался на восемь вечера, группа могла не появиться на месте до девяти, а выйти только в одиннадцать, но роуди должен быть там с девяти утра, потому что под его контролем находится вся сцена, и ему нужно проработать все связующие моменты. Потом, после концерта, он должен задерживаться на несколько часов, так как все надо погрузить в грузовик, чтобы перевести это на следующий концерт. Эти парни просто никогда не спали. Сейчас, конечно, у групп есть грузчики и водители.
В те два вечера моим роуди был белый парень с огромной прической – афро, родом из Маркетт, Мичиган, который всего на несколько месяцев был младше меня и носил сложное имя Ройден Уолтер Маджи. Однако никто не звал его Ройденом – все знали его как Чач.[13]13
Англ. «Chuch» – жарг. завершающее слово в резких утвердительных предложениях, типа русского «Амба» – прим. пер.
[Закрыть]
После нашего второго шоу в «Grande» я сказал: «Спасибо, Чач, что ты так заботился обо мне», а потом, не подумав о том, что я когда-либо увижу его снова, сказал ему обычные слова – мол, если будешь в Англии, то звони.
Спустя несколько месяцев Чач по какой-то причине ступил на английскую землю. Не знаю точно, что он собирался здесь делать, но тут его сразу ограбили, и он потерял всё – даже свой багаж. У него совершенно ничего не осталось, за исключением моего телефонного номера в кармане, так что он позвонил мне и рассказал, что с ним случилось. Я ответил: «Ну так быстрее приезжай ко мне, добро пожаловать в Англию!»
Мы с Крисси жили в Рейвенсвуд-Коут в Кингстон-Хилл, который я купил за год до этого за 12 тыс. фунтов. У нас был попугай по кличке Сэди, который жил у входной двери и, когда кто-либо открывал её, то он встречал гостей соответствующим приветствием. Приехал Чач, и Сэди поприветствовал его, как он делал обычно в таких случаях: «Пошел на…, пошел на…». Чач остался у меня на 32 года. Он стал моим постоянным роуди, членом семьи «Роллинг Стоунз» и рок-н-ролльной легендой.
Мы поселили Чача в малюсенькую спальню в этом, кстати, довольно маленьком доме. В нем была кухня, наша спальня, вторая спальня и одна ванная. Что касается всего остального, то зал служил и гостиной, и столовой, я хотел сделать его своей музыкальной комнатой. Когда прибыл Чач, я сам достраивал её, возводя в ней каменную стену в час по чайной ложке. Теперь он был с нами, и мы, наконец, завершили её.
Я нанял Чача в качестве полноправного роуди, и он работал со мной и в «Faces», и в «Стоунз». В то время у английских групп еще не было американских засценных команд, так что Чач стал первым в этом качестве, но Чач был также и лучшим, несмотря на то, что ему наступил на ухо медведь.
Вначале он настраивал гитары визуально. Он подмечал степень натяжения струн, и потом я говорил ему, что он промазал на октаву. Но к середине 80-х он стал делать это превосходно с помощью стробо-тюнера, который позволяет настраивать гитару даже не-музыканту.
Так что Чач присматривал за моими гитарами и усилителями, а когда он работал на «Стоунз» – то еще за ударной установкой Чарли. Чарли всегда путешествовал с одной и той же установкой, плюс пара запасных барабанов, пластиков и тарелок на тот случай, если произойдет что-нибудь не так, потому что Чарли – это Чарли, а он очень придирчив по отношению к тому, на чем он играет, а также придирчив к тем, кто возле его установки отирается. Чач был первым и, скорее всего, единственным человеком, которому Чарли доверял свои барабаны. Стю (клавишник-основатель, гастрольный менеджер и верный друг «Стоунз») всегда удивлялся тому, как тот настраивал его пластики.
Чач также на славу трудился над клавишами – и над всеми ручками около них – для Яна Маклагана во время «Faces» и Яна Стюарта в «Стоунз». Это – очень кропотливая работа, так как чтобы инструмент зазвучал во весь диапазон, нужно настроить басы, средние и верхние ноты. Также Чач занимался и звуковыми системами вокалистов.
Подумайте только – Чач в одиночку мог сделать всю работу для целой группы, если это требовалось. Он также с распростертыми объятиями встретил мою жену Джо, когда она поехала на гастроли в первый раз. Он капитально облегчил для неё всю гастрольную поездку, показал ей весь такелаж и стал её большим другом. Он даже принял её в команду роудей «Конкретные». Это была по-черному дружная компания, в которую входили самые лучшие роуди – Джонни Старбак, Гэри Шульц и Эрни. Джо стала в ней единственной девушкой.
В июле 2002 г. Чач скончался от сердечного приступа в возрасте 54-х лет во время репетиции «Стоунз» в Торонто, когда мы готовились к турне «Forty Licks». Мы все почувствовали себя опустошенными после этого. Он был начальником нашей засценной команды и нашим гастрольным менеджером, но самое главное – он был нашим другом более 30 лет.
Наша группа и вся сценическая бригада присутствовала на его похоронах в Маркетт, Мичиган. Мы купили ему дубовый гроб, потому что гитарные грифы и барабанные палочки делаются из дуба. Мик, Кит и Деррил Джонс встали, когда я сыграл «Amazing Grace» («Какая прелесть») на своей небольшой стил-гитаре для него и для его жены Клейр.
С тех пор не проходит и дня, когда кто-нибудь из группы или кто-то в бригаде не говорит о нем. Несколько парней из бригады даже носят черные футболки с белыми буквами впереди: ЧАЧ. Он был лидером этой банды.
Во время турне «Bigger Bang» на наш концерт пришла мама Чача. Все все бросают, когда знают, что она за сценой. Она относится к нам как к своей семье, и имеет на то полное право. Какой сюрприз! Она проходит за сцену и говорит каждому: «Чтобы я к вам не пробралась, вам надо нанять кавалерийский полк».
Мы все приветствовали её с поцелуями, и были очень рады видеть её, ей около 90 лет, и вдруг она задирает свой сарафан, чтобы показать нам футболку с Чачем и «Стоунз» в виде японских мультиков. Замечательно.
Я сказал ей: «Миссис Маджи, не могли бы вы спрятать свои титьки?», на что она немедленно ответила: «Это не мои титьки, это мой сын».
Чач по-прежнему рокует.
6. «Faces»
Между моим четвертым и пятым турне по Штатам вместе с Джеффом Беком Стив Мариотт из «Small Faces» заявил, что ему больше не хочется играть в этой группе, и покинул её, чтобы вместе с Питом Фрэмптоном создать «Humble Pie». Не понимаю, почему он так поступил – может быть, потому, что он стал терять контроль над группой. Они только что записали «Ogden’s Nut Gone Flake» («Огден – сумасшедший чудак») – отличный альбом. Мы с Родом все время переслушивали его, так что уход Стива стал для меня шоком, и я не видел в этом шаге смысла.
Я не знал о Ронни Лейне из Адама, но Крисси как-то работала секретаршей у Дона Ардена, который был менеджером «Small Faces» до 1966-го, и она возвращалась домой вечерами с рассказами об этих «забавных карликах», которые тусовались в её офисе. Крисси первой доложила мне свежие новости о том, что Стив покинул группу. Уход Стива поставил Ронни, Мака и Кенни в сложное положение, так что, рискуя получить отказ и бравируя тем, что судьба представила мне очередной удачный момент, я откопал номер Ронни – так же, как я поступил несколько лет назад в случае с Джеффом Беком, – и позвонил ему.
Я сказал: «Это будет преступлением, если вы распадетесь. Вы – любимая группа моя и Рода. Что вы собираетесь делать после ухода Марриотта?»
Он ответил: «Не знаю, мы в растерянности. Не хочешь присоединиться и поиграть с нами?»
Я все еще был занят с Джеффом Беком, но к тому времени уже определенно знал, что мне нужно нечто новенькое, чтобы выбраться из мертвой хватки Питера, так что я воскликнул: «Конечно, хочу». Я приехал на квартиру к Маку, и мы проиграли всю ночь спиной друг к другу, потому что вроде как боялись чего-то. Но мне понравился саунд, у них было отличное чутье, и я начал думать, что у меня может быть какое-то будущее с этими парнями, так что после робкого начала мы уже знали, что у нас что-нибудь да выйдет.
Следующее, что случилось – это то, что мой брат Арт попросил меня собрать студийную группу для сейшена. Его «Artwoods» распались. Но у него по-прежнему был контракт на 4 пластинки, который ему хотелось доиграть. Я решил, что это будет весело, а также будет отличным шансом собраться с моими друзьями по «Small Faces». Я убедил Рода прийти вместе с Ронни, Маком, Кенни, Артом и мною, так что мы вшестером оказались в студии. Мы назвали себя «Quiet Melon» («Тихая Дыня») и посчитали себя временным составом. И хотя те 4 песни, что мы записали, не снискали никакого успеха, нам поступило несколько заявок на концерты. Мы играли на бале в Кембриджском университете, потом на балу в Оксфордском университете, а потом на балу в университете Суррея. Но вскоре Арту наскучил музыкальный бизнес и он решил отойти от дел, что положило конец «Тихой Дыне».
Мне все еще оставалось доиграть 5-е турне по Штатам с группой Джеффа Бека, но всё было уже предрешено. Джефф и Питер стали большой болью в заднице, и наше турне обернулось кошмаром. Мы покинули Англию в начале июля 1969-го, но я и Род решили еще малость помучиться, так как мы знали, что группе пришел конец, и это – последнее её турне, однако Ники не выдержал г*****того Питера и первый решил, что пора сваливать, так что вместо него начал подрывную деятельность против нашего менеджмента Тони Ньюмен. Группа распалась за две недели до фестиваля в Вудстоке. Нас планировали поставить в тот концерт и в фильм. Сейчас-то я понимаю, что у нас не было никаких шансов заявить там о себе или выступить как должно. Была определенная ирония в том, что Ники сразу же присоединился к «Jefferson Airplane» и отыграл на Вудстоке вместе с ними.
Вместо того, чтобы отыграть в Штатах 3 месяца, мы вернулись в Англию через 3 недели. Моя дружба с Ронни, Маком и Кенни продвинулась вперед еще на немного, когда мы вчетвером стали искать предложений от клубов. Мне нужно было не останавливаться в работе, а Ронни, Мак и Кенни остались тогда практически не у дел.
В те дни музыкальная сцена контролировалась несколькими значительными агентами, у которых всё было всё шито-крыто, и они были вроде мафии, потому что вы не могли рассчитывать на сколь-нибудь хорошую оплату своего концерта, если не связываться с ними, а потом они нагревали вас на деньги, права на песни и выплаты от ваших альбомов. «Small Faces» расстались с Доном Арденом в 1966-м, когда поняли, что он получает от них много денег, но не могли понять, почему у них нет стольких денег. Все та же старая история. Они избавились от Дона и попали в руки к Эндрю Лугу Олдэму.
В 1963-м Олдэм был неудавшимся 19-летним поп-певцом, который стал специалистом по связям с общественностью в музыкальном бизнесе, и тогда его нанял к себе менеджер «Битлз» Брайан Эпстайн. Спустя несколько месяцев после того, как он начал раскручивать «Битлз», он стал заниматься также «Gerry & the Pacemakers». Потом Олдэм сходил в «Crawdaddy» и там услышал «Стоунз». Он решил, что они станут его группой, и потратил много своей энергии на то, чтобы подружиться с Миком. Когда он, наконец, убедил Мика, что он – тот, кто им нужен, то стал заниматься их связями с общественностью, придумал им образ «плохих парней», выдумал фразу «Разрешите ли вы своей дочери жениться на роллингстоуне?» и вскоре стал их менеджером.
Те деньги, что он выручил от «Стоунз», были потрачены им на создание «Immediate Records» – хиповой и нужной компании – самой приятно непредсказуемой из всех лейблов, так как если вас приглашали на рождественскую вечеринку в «Immediate Records», это означало, что вы – важная персона, так как туда приходили действительно важные представители музыкального бизнеса. «Биттлз», «Стоунз» и все остальные сталкивались там друг с другом.
«Immediate» не являлась крупной корпорацией с бухгалтерами и людьми из мира маркетинга, которые вынашивали идеи о том, какая музыка нужна публике и как она должна звучать, и поэтому она всем так нравилась и была такой особенной штучкой. Олдэм позволял музыкантам сходить с ума и делать то, что они хотят, и пригласил к сотрудничеству своих друзей и клиентов вроде Мика и Кита, чтобы они продюсировали записи для своих друзей. Первым большим хитом «Immediate» стал «Hang On Sloopy»[14]14
Достаточно неприятное и неприличное словосочетание – прим. пер.
[Закрыть] группы «the McCoys», но первым её удачным проектом стали «Small Faces», и те деньги, что эти парни принесли «Immediate», поддерживали существование этого лейбла несколько лет, пока «Immediate» не прекратила свое существование.
Ронни, Мак, Кенни и я проводили время в репетиционной студии «Стоунз» «Bermondsey» в Южном Лондоне, потому что ей заведовал Стю. Так как у нас не было денег, он пожалел нас и позволил пользоваться ей бесплатно. Мы стали «Small Faces» минус Стив плюс Вуди. У нас не было еще названия, у нас не было вокалиста, и у нас не было своих песен, так что мы играли инструменталы. Музыку таких по-настоящему фанковых американских групп, как «Booker T & MGs» с Элом Джексоном, «The Meters» с Зигабу, Отиса Реддинга и блюз, «the MarKeys» и «the BarKeys», задушевную блюзовую музыку.
Так мы тусовались примерно недель шесть, и в это время я пропустил действительно важный телефонный звонок. Джаггеру было нужно заменить Брайана Джонса, и он решил примерить его мантию на Мике Тейлоре. Тейлору был всего 21 год, когда он присоединился к «Стоунз». И до этого он играл в нескольких группах. Однажды вечером в 1966-м Джон Мейолл, у которого была команда под названием «the Bluesbreakers», позвонил Тейлору с просьбой заменить на один концерт их гитариста. Этим гитаристом был Эрик Клэптон. Тейлор впечатлил Мейолла настолько, что спустя пару лет Тейлора насовсем пригласили в «the Bluesbreakers». Эта группа распалась примерно в то же время, когда Мик Джаггер искал замену Брайану.
Мы вращались в одних и тех же кругах, так что я знал Тейлора и считал, что он – хороший выбор, хотя у них в конце-концов с ним далеко дело не пошло. Но все следующие 5 лет я даже и не подозревал, что Джаггер сначала позвонил мне.
Дуракам везет. На его звонок ответил Ронни Лейн.
Мик спросил его: «Не хочет ли Вуди присоединиться к «Стоунз»?»
Лейн ответил ему: «Ронни неплохо там, где он сейчас, большое спасибо».
Представляю, как повернулись бы дела, если бы в тот день на этот звонок ответил я. Было бы трудно отказаться от этого…
В течение этих 6-и недель в студии «Bermondsey» Род с любопытством слушал нас из комнатки на лестнице. Я был убежден в том, что нам необходим Род, но остальные беспокоились, будто это будет еще один властный певец вроде Стива Марриотта. Также Род не был уверен уверен в том, чтобы связаться с группой вроде этой – после всего того, через что он прошел в группе Джеффа Бека.
Мне пришлось убеждать ребят в том, что Род нам нужен, а Рода – в том, что ему нужны мы. Кенни взобрался по лестнице и привел его из слуховой комнаты. Лед отчуждения тронулся. Собравшись вместе в одном помещении, мы осмотрелись и, заметив, что я и Род ростом выше остальных, решили, что «the Small Faces»[15]15
«Маленькие лица» – англ. «лицо» означало, помимо всего прочего, иерархическую ступеньку в движении модов – прим. пер.
[Закрыть] выросли и решили назваться просто «the Faces».
Род придал «Faces» динамичность, которой не было у группы Джеффа Бека и «Small Faces». Вспоминая об этом, я хочу ткнуть пальцем на главную причину того, из-за чего все изменилось: нам просто было весело.
Например, в 1971-м мы появились на телепрограмме «Top Of The Pops» вместе с известным рок-диджеем Джоном Пилом, который изображал, что подыграет нам на мандолине. Во время выступления мы гоняли на сцене в футбол (это была идея Рода на тот случай, чтобы можно было приглянуться какой-нибудь футбольной команде), и публике было ясно, что нам хорошо.
Так продолжалось следующие 4–5 лет. Именно столько «Faces» и продержались – пятеро парней, которые любили выходить на сцену и наслаждаться самим процессом. На сцене мы, бывало, лажали и разражались смехом по этому поводу, и публика тоже смеялась вместе с нами и получала удовольствие.
Из-за того, что я и Род уже гастролировали по Штатам, а остальные – еще нет, мы представляли, каким весельем все это может обернуться, так что мы поехали в турне по Америке так скоро, как только это было возможно. Всего «Faces» провели 11 американских турне.
Во время одной из наших первых поездок в Штаты мы обнаружили, что Мак не знал, что американские и английские розетки разнятся, так что когда он включил свой «Хэммонд», он зазвучал в другой тональности, нежели мы. Мы только посмеялись над ним. Мы стали первой группой, у которой на сцене был бар вместе с официантами в смокингах, так что мы могли по ходу концерта выпивать, не заходя за сцену, и создали о себе репутацию солидной, но веселой группы.
В какой-то момент «Faces» стали второй самой успешной британской рок-группой после «Стоунз». Также мы прославились своим раздолбайством, так как большую часть времени мы, на…, скучали по дому, а когда не скучали, то сидели в гостинице в каком-нибудь странном городе и помирали со скуки. В организации нашего досуга мы были эксцентрично изобретательны. Целыми днями мы дразнили друг друга и терроризировали каждого, у кого хватало смелости зайти в нашу комнату – живописные зрелища обнаженных женских тел были там обычным делом. «Хирургия» была в самом разгаре – она цвела и пахла. Не переводился фармацевтический кокаин, равно как местный грог и сигареты с марихуаной, которые были хлебом насущным для всех, кроме Рода, которые лишь иногда осмеливался пожевать немного гашиша.
Вечера были заняты рискованными разведками боем, требовавшими известной изворотливости. Все местные ночные притоны были нашими.
Если вы никогда не бывали на гастролях, то представить, в сколь третьеклассных условиях мы находились, довольно трудно. Мы тогда уезжали на 3 месяца и на этот срок едва наскребали денег. Наши подъемы были очень высоким, но спуски – очень крутыми, так что каждому из нас часто так хотелось выбросить белый флаг…
Род любит говорить, что во время таких гастролей мы были очень несчастливыми, потому что просто в г***о волновались, и никто думал о группе хорошо. Однажды Лейни мог выдать: «Я собираюсь домой» – а если не он, то – Род на следующий день. Тогда я заходил к ним в номер и уговаривал остаться. А потом то же самое говорил Кенни. Помню, как однажды он в буквальном смысле рыдал, что хочет вернуться назад в Англию, потому что ему до смерти надоело гастролировать.
Всякие договоренности обычно организовывались криво. У компаний по прокату авто не хватало для нас машин – так мы не могли покинуть аэропорт. Мы опаздывали на концерты. Только благодаря нашему работоголичному агенту из фирмы грамзаписи Рашу Шоу мы играли тогда, когда это было практически невозможно. Он оставался с нами даже тогда, когда мы угрожали ему физической расправой, прижав к стенке с восклицаниями вроде: «Сделай нас знаменитыми или умри». Фрустрация наступала очень быстро, и чтобы стресс настиг тебя, ждать приходилось недолго.
Вначале мы делили между собой комнаты в дешевых мотелях, но никто не делал ничего одновременно с другими, так что это добавляло масла в огонь, и мы вымещали злобу на мебели. Позднее, когда каждый мог позволить себе отдельную комнату, мы кочевали от «Холидей-Инна» до «Холидей-Инна», и так как все эти комнаты были практически одинаковыми, мы преобразовывали их под себя. Мы тратились на дорогие предметы интерьера, или украшали уже имеющиеся. Моим любимым занятием было дорисовывать художественное оформление над кроватью велосипедами, самолетами или фаллосами. Род пририсовывал яйца ко всему на свете.
Уже побывав в Америке с группой Джеффа Бека, мы с Родом знали, что уже можно от этого ожидать, и, в особенности, как проводить вечеринки. Мы знали, как будет весело, если пригласить публику к нам в гостиницу, так что в середине концерта мы объявляли: «Мы остановились в «Холидей-Инне» вверх по улице», и после концерта сотни людей шли с нами домой. Наши вечеринки начинались с того, что мы бросали в бассейн голых девушек. Обычно они завершались тем, что менеджер отеля выгонял нас из отеля за испорченную мебель в том же бассейне.
Нам необходимо было развеяться, так что мы играли в футбол в коридорах и шныряли по ночной гостинице, переставляя чужую обувь. Каждый, кто оставлял свои ботинки перед дверью, чтобы её начистили, должны были бы забыть о её существовании, если в отеле находились мы. На следующее утро мужчины находили у своих дверей женские туфли, или одну туфлю, или две левых туфли. Однажды мы вынесли всю мебель из номера и установили её в коридоре. Кушетки, кровати, лампы, все подряд. Мы садились за них с журналами, пока не пришел менеджер и не зашелся смехом. У него было чувство юмора, так что мы отнесли все обратно и пообещали, что будем вести себя хорошо. Но это было только тогда. С другими гостиничными менеджерами нам не везло, и мы вскоре приобрели репутацию крушителей отелей. В этом искусстве «Faces» стали пионерами.
Вскоре мы начали также крушить сцену. Однажды Род подбросил микрофон в воздух, встал в стойку, и всё такое. Публике это понравилось, так что он сделал это и следующим вечером. Публике это понравилось и на следующий раз, и он стал делать это всё время. Это стало частью шоу. Он продолжал заниматься этим, пока однажды в Детройте он не кинул микрофонную стойку так высоко, что она не прилетела обратно. Она запуталась в каких-то проводах над сценой и просто повисла там.
Где бы мы не играли, Мак всегда заказывал на сцену «Стейнвей»[16]16
Марка концертного рояля – прим. пер.
[Закрыть], и если промоутер привозил что-либо другое, Мак после концерта разбивал это вдребезги. Но в основном мы крушили отели, если нас что-то раздражало, и это не продолжалось подолгу. Плохое обслуживание. Грубияны. Слишком много шума. Особенно часто этим занимался Мак, потому что его могло вывести из себя почти все что угодно. Если он получал горелую яичницу на завтрак, то спустя мгновение весь его завтрак рисковал оказаться в воздухе и на стенах.
Иногда нас критиковали, будто мы устраиваем погромы в гостиницах для того, чтобы просто сделать рекламу какому-нибудь из наших альбомов. Это чепуха. Как мы с Родом часто объясняли это – мы никогда не делали ничего для того, чтобы попасть в газеты, мы делали это потому, что нам это нравилось. Наверное, неудивительно, что мы стали также первой группой, которой запретили останавливаться в сети «Холидей-Инн». После нашего второго или третьего турне по Штатам там категорически отказались принимать заказы у «Faces». Мы не могли позволить себе остановиться где-нибудь еще, так что нам пришлось выкручиваться, чтобы получить места в отеле, и тогда мы стали резервировать себе номера как «Fleetwood Mac» или «Grateful Dead».
В детройтском «Холидей-Инне» была одна гражданка на ресепшене по имени Мона – настоящая зануда – и она стала одной из немногих, кто понял, что мы – не «Fleetwood Mac» или «Grateful Dead», а опасная шайка крушителей гостиниц, так что нам пришлось оттуда убраться подобру-поздорову.
Нам также запретили появляться в отеле «Беверли Уилшир» в Лос-Анджелесе. Мы оказались в этом городе, и узнали, что здесь же остановились «Стоунз», и послали им записку. Они пригласили нас на вечеринку, где было полно выпивки и обнаженных женщин. Мы так испортили паркет на полу, что эти номера потом пришлось полностью ремонтировать. Когда подвалил Кит Мун, то он вошел в коридор, но его не пустили на вечеринку с нами, так что он разбил посреди коридора палатку и отказался уходить. В другой раз он въехал на своем джипе прямо в стеклянные окна через коридор прямо на лестницу. Затем он высунулся из машины и сказал на ресепшене: «Нельзя ли мне забрать свои ключи, пожалуйста?»
«Какой деликатный джентльмен этот Кит Мун!»
– моя мама
Не уверен, было ли это в ту поездку и в том ли отеле, но по-моему, в гостинице «Беверли Родео» произошла чудесная история с Питером Раджем, который, как это забывают, тогда был менеджером «Стоунз». Питер отошел на ленч, а когда вернулся, то обнаружил, что в его номере поселилось 1000 цыплят. Можете себе представить, сколько это шума и какая это неприятность, когда вокруг тебя куча цыплят?
Когда мы летали коммерческими рейсами, то шатались по аэропорту, нещадно терроризируя всех вокруг, крича дразнилки и гогоча. Когда мы стали летать частными самолетами, то всегда приглашали пилотов и стюардесс на концерт, а потом в отель, и в конце концов они все оказывались голышом в бассейне.
«Faces» на гастролях были сгустком юмора, тщеславия и скуки. Смесью неконтролируемой радости с шутками и подколами в аэропортах, на интервью и концертах, на встречах с менеджментом или звукозаписывающими компаниями.
Всегдашняя атмосфера озорства. А также постоянная борьба за музыкальное совершенствование – в нашем понимании. Достигавшаяся часами строжайшего внимания к темпу, аутентичности стиля и максимуму самоотдачи. Нашей целью было выражение подлинного уважения к авторам тех песен, которые мы заимствовали у них: «Booker T & MGs» (которые сопровождали «Memphis Group») с Элом Джексоном на ударных и «The Meters» с Зигабу Моуд Листом. От Отиса Реддинга до блюзовых исполнителей вроде бэкбитов Фрэнсиса Клэя и Фреда Билоу, прорывающегося сквозь басы Вилли Диксона и крики Мадди Уотерса. Моя игра на губной гармонике сформировалась под влиянием Сонни Боя Уильямсона, Джуниора Уэллса и Литтл Уолтера. Начиная с репетиций и кончая сценой – мы старались подхватить и передать дальше их музыкальное послание.