Текст книги "Ронни. Автобиография (ЛП)"

Автор книги: Ронни Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

11. Джозефина

«Значит, теперь вам две чашки чаю?!»

– Арчи Вуд

Вернемся в Англию в 1977-й год – мои отношения с Крисси были на последнем издыхании. Они превратились в нечто вроде обмена истасканными женами рок-звёзд с соответствующими ощущениями. Перед самой встречей с Джо у меня была пламенный и глубокий роман с женой Джорджа Харрисона Патти Бойд. Однажды вечером в доме Джорджа «Фрайар Парк» в Хенли я завел его в сторонку и доложил ему на полном серьезе, что когда наступит время ложиться спать, я пойду в комнату к Патти. Он с кажущейся невозмутимостью показал пальцем на комнату, где остановились я и Крисси, и добавил: «Я буду спать там». Когда пришло время, мы решили разойтись каждый на место своей дислокации, положив руки на шишки (дверные) соответствующих комнат.

«И ты собираешься сделать это?», – спросил я. «Увидимся в суде», – ответил Джордж, и мы разошлись. Патти была немного удивлена, увидев меня. Я сказал ей, что подумал, будто ей серьезно пренебрегают, что она тратит себя понапрасну, и открылся, что она мне сильно нравится. На следующее утро мы были разбужены Джорджем, который проинформировал меня в том, что уже позвонил своим адвокатам. Но он на самом деле не сделал этого. Мы с Патти отправились на Багамы, а Крисси и Джордж – в Португалию. Когда бы я не приезжал во «Фрайар Парк», мой друг Джордж неизменно встречал меня у двери со своим укулеле: «Смешной парнишка – он носит одежду своей сестры – не знаю, как его зовут, но, думаю, он из этих…». Ринго и я всегда громко смеялись над этой песенкой.

Мои отношения с женщинами были страстными, романтическими, даже в определенной степени дебоширскими, но их значение в моей жизни было никаким по сравнению с той серьезной встречей, которая была предуготовлена мне далее.

Меня пригласили домой к Дэвиду Моррису. Он был женат на женщине по имени Лоррейн, и это благодаря ей я повстречал женщину всей моей жизни. На вечеринке всё было так, как и на всех других, если не считать одной шикарной кудрявой блондинки, время от времени прохаживавшей мимо меня. Эта блондинка напомнила мне юную Голди Хоун – классная попка и все такое, она была одета в бабушкино голубое платье, твидовый жакет от Харриса и клевые бежевые бутсы. Мне хотелось познакомиться с ней, так что я вручил Крисси сэндвич с «Кваальюдом». Ей он пришелся по вкусу, и она заснула, тогда я мысленно распрощался с Патти и пошел искать эту самую женщину.

Я подкрался к Джо сзади и уже собрался хорошенько ощупать эту попу, но она заметила меня в зеркале, повернулась ко мне лицом и посмотрела мне прямо в глаза.

– Я Ронни Вуд.

– Я Джо.

– Я Ронни Вуд, – повторил я на тот случай, если она не врубилась с первого раза.

Мне пришлось достать экземпляр «Black And Blue», чтобы показать ей, кто я такой, но, кажется, она этим не была впечатлена. Оказывается, она видела «Стоунз» на концерте в «Эрл’з Коут», не обратила внимание на меня и рано ушла, потому что она провела дерьмовый вечер со своим мужем.

Я спросил её, чем она занимается в жизни, и она ответила: «Я работаю в «Вулвортс»[21]21
  Супермаркет – прим. пер.


[Закрыть] на Оксфорд-стрит».

Я не мог понять, что такая красотка могла делать в «Вулис». «Ты что, менеджер?»

Она ответила: «Нет, я продавец раскрошенного печенья». Она залезла в свою сумочку, достала свою записную книжку-календарь и показала мне несколько фото с ней в качестве модели, сделанных в Америке. Она объяснила мне, что 6 девушек и 4 парня из этой книжки все работают в «Вулис», и выиграли конкурс на предмет презентации «Вулвортс» в Штатах. Она даже назвала мне их имена, среди которых был парень, бывший, как она сказала, сыном самого мистера Вулвортса.

Я сказал: «Ну, по-моему, в «Вулвортс» работают красивые девушки», и продолжил эту болтовню. Но спустя некоторое время ей, как мне показалось, перехотелось говорить, она отстранила меня и смешалась с толпой. Я решительно не хотел отпускать её. Я спрятался в ванную комнату, немного приоткрыл дверь в неё и стал ждать, когда она пройдёт мимо. Когда это, наконец, случилось, я решил воспользоваться своим шансом: «Псст, иди сюда!» Она посмотрела на меня как на сумасшедшего. Я сказал: «Псст, иди сюда, быстрей, мне нужно сказать тебе что-то важное». Сбитая мной с толку, она вошла, и я сразу же прикрыл дверь, запер её на защелку и сказал: «Знаешь, что скажу?..»

Словно омолодившись и подзарядившись, я вырос в своих глазах и сделал ей предложение, стрелявшее без промаха:

«Поцелуй меня».

Для меня это была любовь с первого взгляда, это точно. На следующий день я поехал в «Вулис» на Оксфорд-стрит, чтобы найти её. Я прождал её в своей машине целый день. Мой шофер Фрэнк, наверное, подумал, что я немного тронулся. Как только я увидел последнего из уходивших сотрудников, то спросил его о шикарной блондинке, которая продаёт печенье – той самой, которая выиграла конкурс моделей. Он посмотрел на меня очень странно, и тут я всё понял. Джо из ничего сплела лабиринт небылиц – «пятёрка» за изобретательность.

Я опять помчался на квартиру Дэвида Морриса, потому что мне нужно было во что бы то ни стало встретить эту девчонку снова. Не может такого быть, чтобы она ускользнула так просто. Я тусовался у дома, пока наконец не подъехал маленький оранжевый «Фольксваген», и из него вышла Джо. Я сообщил ей: «Ты работаешь не в «Вулвортс»». Она спросила: «Откуда ты знаешь?» Я ответил: «Я только что провел целый день, ожидая тебя на Оксфорд-стрит».

И вот, снова найдя её, я не собирался её отпускать. Я тусил с ней весь оставшийся день в доме Дэвида, и когда стало совсем поздно, то я убедил Лоррейн и Дэвида в том, что не могу поехать на машине домой, потому что уже поздно. Они позволили мне остаться. Но Лоррейн и Джо понимали, что у меня на уме (все понимали, что у меня на уме), так что они выделили мне спальню наверху – на максимальном расстоянии от Джо. Я лег в кровать в ожидании, когда все заснут. Когда я решил для себя, что всё в моем поле зрения чисто, то прокрался в спальню Джо. Она попыталась выгнать меня, но не тут-то было. Я забрался к ней в постель. Она оказалась в общем-то не против и только попросила меня снять своё пальто.

Теперь я был подходяще одет, и она решила, что мне стоит остаться. В ту ночь она тоже осталась одетой. Конечно, я старался продвинуться дальше, но этого не получилось, за исключением того, что мне удалось полежать рядом с женщиной, которая полностью поглотила моё внимание.

В середине этого цветущего романа я все-таки продолжал работать. «Стоунз» презентовали альбом «Love You Live», так что мне пришлось отбыть на несколько дней в Нью-Йорк. Но я знал, что всё это у меня серьезно, и хоть Джо и считала меня сумасшедшим, я позвонил ей из Штатов, чтобы сказать: «В ближайшие два дня встречай меня в Париже». У ней был маленький сон Джэми, и она была небогата. Ей в общем-то не хотелось туда ехать, но я уговорил её, и мы договорились встретиться в «L’Hotel» – очень шикарном, но очень маленьком отеле на левом берегу. Она наскребла достаточно денег, чтобы купить билет и заплатить за такси из аэропорта Орли в центр города, и прибыла в «L’Hotel» в районе восьми. Потом она сказала мне, что прибыла так поздно специально, чтобы не показаться слишком расположенной ко мне.

Она подошла на ресепшн и объявила, что она здесь, чтобы встретиться с мистером Вудом, но парень за столом её не понял. Она сказала: «Я здесь, чтобы встретиться с мистером Вудом».

Он ответил ей: «У нас не останавливался никакой мистер Вуд».

Она почувствовала себя в довольно затруднительном положении, серьезно обеспокоенная, и, не зная, что делать, спросила, можно ли ей снять комнату. Парень за столом сказал, что у них нет свободных комнат, так как в Париже сейчас неделя мод. Кстати, все парижские отели были тогда забиты до отказа.

Она чуть не разрыдалась. Она оказалась на мели, без денег. Наверное, тот тип, наконец сжалился над ней, разрешив ей занять комнату горничной на верхнем этаже. Комнаты в «L’Hotel» очень маленькие, а комнатка горничной была больше похожа на кладовую. Она поднялась наверх, чувствуя себя идиоткой, которую заманил в Париж какой-то рок-музыкант, и попыталась заснуть на этой нелепой узкой кровати. Но заснуть ей не удалось, так как она чувствовала себя настолько глупой, что злилась на меня и просто не могла вообразить, как ей убраться отсюда следующим утром.

Она просыпалась каждый час и звонила в холл, чтобы узнать, приехал ли я. Но там по-прежнему отвечали, что нет. Она не могла знать, что на «Конкорде», на котором я летел из Нью-Йорка, сломался двигатель (когда он остановился на скорости 1100 км/ч, мой кофе разлился по проходу), так что мы сделали аварийную посадку в аэропорту Шэннон в Ирландии, и некоторое время провели в зале ожидания. Фредди Сесслера приняли за Мика Джаггера, что ненадолго подняло нам настроение, и когда, наконец мотор починили, мы полетели дальше. Как только мы приземлились в Париже, я помчался в «L’Hotel» с Китом на буксире.

Как только я приехал, то понял, что даже не знаю даже её настоящего имени. Она работала моделью как Джо Ховард, но когда я спросил на ресепшене о Джо Ховард, клерк, который был не тот, кто поселил её ночью (и потому не знал, что она здесь ждет меня), смотрел на меня пустым взором. Я попытался описать её, но это ничего не решило. Наконец, я убедил его показать мне список гостей. Как только я взглянул на все имена, то заметил «Дж. Карслейк», и сделал вывод, что я близок к разгадке, так как это имя начиналось на Дж. Я сказал ему, чтобы он вызвал её.

Клерк за столом показал на часы и сказал, что, скорее всего, не сможет никому позвонить в такой час, за тем лишь исключением, что я должен быть уверен в том, что это – та самая персона. Наверное, он увидел, как я хотел видеть эту самую персону, и позвонил наверх. Когда ответил женский голос, он спросил: «Вы мисс Карслейк? Вы ли также мисс Ховард? Вы знаете мистера Вуда? Он здесь».

Я услышал, как она вскричала: «Пришлите его наверх».

Она выпрыгнула из кровати, быстро прихорошилась, и я постучал к ней в дверь. Она открыла, я вошел, Кит – тоже. Он прошел вслед за Джо, сел за маленький стол и, не говоря ни слова, вытащил ложку и стал готовить себе дозу. Джо вскочила, не в силах вымолвить ни слова, потому что она никогда не видела ничего похожего. Кит вмазался, потом взглянул на неё, сказал: «Ты, наверное, Джо? Привет, дорогая!», – и смачно её поцеловал. Джо вперила суровый взгляд на меня. Я только вымолвил: «Извини уж моего друга, мы всюду ходим вместе». Мы так и делали в то время. И следующие несколько лет мы постоянно тусовались втроем: Кит, Джо и я. Патти (жена Кита) тоже присоединялась к нам – таким образом, нас становилось четверо. Мы могли тусить бесконечно, придумывать для себя долгими вечерами небывалые страны, наслаждаться музыкой, путешествиями и созерцать друг друга.

Кит остался с нами на 3 дня. Имейте в виду – эта комната была размером с телефонную будку. Менеджмент отеля должен был быть удивлен тем, что произошло с нами. У нас ведь была только одна кровать, для Джо и меня, и Кит занял всё её оставшееся пространство. Нам оставалось всего ничего.

Джо все время спрашивала меня: «Когда же мы выгоним Кита?» Но мы не могли оставить его одного в опиумном дурмане. Плюс ко всему эти три дня прошли для Джо и меня мгновенно. На третий день Кит, который чувствовал себя уже посвежее, предложил: «Мы тут целых три дня, почему бы не перебраться на мою квартиру?»

«На твою квартиру?» – Джо не могла поверить, что у него есть собственное жилье в Париже, а он тем временем провел три долгих дня с нами в нашей крохотной комнатке. Так что мы выбрались из «L’Hotel» и поехали на квартиру. Это место было совершенно вверх дном, но в ней было больше спальных мест, чем в том нашем шкафу.

Кит предоставил нам свою кровать, а Джо занялась приведением всего жилища в порядок, где мы и свили гнездышко. Мы закрыли дверь, оставив Кита одного, разделись, прыгнули в койку и занялись делом.

Наконец, мы упали на пол, оказались зажатыми у стены и не могли встать. Кит услышал шум, прибежал и обнаружил нас обоих голыми у стенки. Мы все ржали. Так началась наша совместная жизнь. И хотя Джо уезжала домой каждую неделю, чтобы повидать своего сына, следующие 5 месяцев мы провели в Париже, бешено влюбленные друг в друга.

Из квартиры Кита мы переселились на пару месяцев в небольшой отель, который назывался «Chateau Frontenac». Джо прозвала его «Chateau Front and Back» («Шато Взад-Вперед»), а потом мы сняли квартиру, нижние соседи в которой не разрешали нам ходить по полу в обуви. Мы назвали это место «Поместье Жалоб».

«Стоунз» записывали альбом «Some Girls» («Некоторые девушки»), так что вся банда была в сборе, в том числе и Чач, который жил в «Frontenac» в комнате, следующей за нашей. Это было всё очень ново для Джо, которая все время спрашивала Чача: «Что происходит?» Он сказал: «Просто делай как я», и преподал ей основы зависания вместе со «Стоунз».

«Some Girls» – один из моих любимых альбомов «Стоунз». Во многом альбом был плодом нашей дружбы, но я также наслаждался всяческим взаимодействием с Миком. Я немало повеселился, тусуясь с ним и учась у него разным вещам. Мы строили основание нашей дружбы на всю жизнь через музыку, вино и песню.

Рядом со звукозаписывающей студией была маленькая комнатка, которую Джо сделала своей собственной – она повесила на её дверь табличку с надписью «Клуб Джо», украсила её подушками и свечами, и стала много проводить там времени за чтением. Я заползал туда в перерывах между дублями за палчонкой. Мы записывались всю ночь, и никогда не уходили домой ранее 6-и утра. Джо готовила завтрак для меня и Кита, а также присматривала за его сыном Марлоном, когда он наносил нам визит. Кит каждую ночь читал Марлону на ночь сказки, невзирая, впрочем, на его предпочтения.

Джо жила в Париже как настоящая француженка, и ей особенно нравились фруктовые и овощные рынки. Хотя она не всегда затоваривалась там тем, чем хотела. Однажды она пошла купить грибов, но не знала разницу между фунтами и килограммами, так что нам пришлось жить на грибном супе, грибном омлете, всем грибном – несколько месяцев.

Когда пришла пора пора Рождества, и «Стоунз» отправились на каникулы, мы с Джо стали подумывать о том, чтобы вернуться в Англию, но нам не хотелось, чтобы тот пузырь счастья, в котором мы находились, лопнул так быстро, и мы решили выбраться поближе к солнцу. Нам нужно было найти жаркое местечко, куда можно было бы слетать, и вот мы решили по чьему-то совету обратиться к знакомому колумбийскому наркоперевозчику.

Это был парень по имени Виктор – неизвестно, было ли это его настоящее имя или нет, – но так его все называли. Мы сталкивались с ним на гастролях по старой памяти. Он был очень показушный парень, крикливо одевавшийся, заказывал самые дорогие номера в гостиницах, имел собственный самолет и всегда говорил нам: «Всё, что я имею – это ваше». Когда мы обратились к нему в сильной нужде отпраздновать Рождество и Новый год, он пригласил нас на Багамы. То есть, поточнее – он решил, что мы полетим с ним в Нассау, а собственно, нам было все равно куда.

Оказалось, что это не столько предложение, сколько приказ. Он сказал: «Вы поедете со мной в мой дом в Нассау», и мы согласились. Он держался по-деспотически, и что-то убедило нас в том, что лучше будет, если мы полетим с ним на самолете. Он также пригласил Ринго Старра, так что мы вроде как были уверены в нём.

В полёте из Парижа Виктор безумно курил маленькие самокрутки с «дуджи»[22]22
  Героин – прим. пер.


[Закрыть]. У него с собой была целая куча этих «грязных сигарет», которые он решил взять с собой на Багамы. Прямо перед посадкой он передал Джо свой чемоданчик и сказал: «Ты пронесешь его».

Она сказала мне: «Я не хочу этого делать», и я тоже не хотел, но он был парень не промах и только после долгих препирательств нашел выход из положения. Он взял коробку с сигаретами, которую мы купили в «дьюти фри», распечатал её, положил свое курево в одну пачку и положил их на самое дно коробки, прежде чем опять её запечатать.

Когда мы очутились на таможенном досмотре, все наши вещи положили на весы перед инспектором, там же была и коробка с сигаретами. Инспектор спросил: «Чьё это?»

Джо ответила: «Это – его», и показала на Виктора.

Но он сказал: «Нет, это – его», и показал на меня.

Я показал обратно на Виктора: «Это – его».

А Виктор кивнул на Джо и промолвил: «Должно быть, это – её».

Это было похоже на комедийный скетч за тем лишь исключением, что инспектор не смеялся, а теперь повернулся к Джо и заставил её открыть сумку. Он обыскал сумку полностью снаружи и внутри, добрался до коробки с сигаретами, открыл одну пачку – не ту, – и мы прошли.

Как только мы добрались до его прекрасного особняка, и когда появился Ринго, Виктор пригласил нас – вернее, снова заставил – пройти в звукозаписывающую студию, которая там у него была, чтобы мы для него поиграли. Мы не собирались с ним спорить, так что я и Ринго играли для него – помню, я написал песню под названием «Tiger Balm» («Тигровый бальзам») – и он записал её. Недавно мы с Ринго вспоминали то время, когда гостили у этого парня, путая строчки с риффами и наркоманский жаргон с рисунками ударных[23]23
  Здесь непереводимая игра слов: «drug patters for drum patterns» – прим. пер.


[Закрыть].

Так скоро, насколько это было возможно, мы с Джо умчались назад к нашей парижской идиллии. В конце концов мы узнали, что Виктора арестовали и заключили в тюрьму. Наверное, его отец возненавидел своё чадо, не смог примириться с мыслью, что его сын – крупный наркодилер, и не стал за него заступаться. Но это был не последний раз, когда мы с Джо проводили каникулы с деятелями из мира известных субстанций.

В то время Джо совершенно не была знакома с наркотиками и всем, что им сопутствовало. У ней были какие-то немецкие снотворные таблетки, которые она приобрела в одной своей модельной поездке, но Кит их нашел, так что они пропали. Это были старые добрые наркотические времена, когда на фармацевтику можно было положиться. Снотворные погружали тебя в сон, только если ты не запивал их алкоголем. Когда ты смешивал снотворное с ним или с фармацевтическим кокаином, то балансировал где-то посередине. В те времена была таблетка под названием десбутол, она была наполовину бирюзовой, наполовину оранжевой, наполовину тонизирующим и наполовину снотворным. Фредди Сесслер доставал их в Париже, и это были лучшие Фреддины наркотики. Теперь там их больше не производят.

Джо боялась таблеток, и пугалась всякий раз, когда Кит вкалывал себе. Мне тоже не доставляло особого наслаждения видеть, как он делает это, потому что я всегда ненавидел иголки. Но Париж был для «Стоунз» самым подходящим местом, поэтому мы и любили записываться здесь. Там гораздо спокойней, чем где-либо, нет безумных поклонников, просто наркоши и дилеры. Один из дилеров был парнем с французским именем, которое мы не могли произнести, так что Джо называла его Жан-Пьер Ле Ванкер[24]24
  англ. «wanker» – онанист, – прим. пер.


[Закрыть]. Он прославился своим сексом с одной девчонкой – он вколол себе амилнитрат, засадил ей и умер в процессе. Такие вещи отпугивали Джо от всех наркотиков, кроме более-менее «развлекательных».

Эти пять месяцев в Париже стали для Джо настоящей боевой проверкой. Она не видела до этого ничего подобного. В то же время мы с Джо восхитительно любили друг друга, занимаясь этим при каждой подходящей возможности, особенно в «Клубе Джо» в студии. Она наворачивала на окно шарфы, чтобы никто туда не мог заглянуть, вешала на дверь табличку «Не заходить без разрешения», и мы проводили каждое свободное мгновение вместе.

Эти пять месяцев пролетели как пять дней, и когда мы вернулись в Лондон, Джо была беременна нашим дитём любви – Лией. Она была зачата во время страстной ночи в квартире Яна Маклагана в Баттерси.

Я впервые привел Джо домой, чтобы познакомить её с моими мамой и папой в тот же вечер, как мы приземлились в Хитроу. Я не знал, как объяснить им, что я по уши влюбился в неё, потому что я всё еще был женат на Крисси, а Джо всё еще была замужем.

Мы проехались по Йивсли, и я показал Джо те места, где я вырос, а потом я привел её в дом на Уайтторн-Авеню и сказал своим родителям: «Я только что встретил эту девушку в аэропорту, за ней не приехали, она на мели, я хочу довезти её до дому, не правда ли, она красивая?»

Джо сидела смирно, пока мой папа странно оглядывал её, потому что понимал, что это – поддельные извинения. Так же это понимала и моя мама, которая продолжала бормотать: «Я понимаю…. Просто будьте осторожны…», – и подмигнула мне.

Мой папа всегда знал толк в женщинах, и ему Джо очень понравилась. Позднее, когда мы опять посетили Йивсли, мои родители уже знали всю правду, и лишь только Джо поставила для Арчи пиво на его маленький столик, он ущипнул её за попку. Это сильно удивило её. Он подмигнул ей: «Я бы еще мог вставить тебе, девочка».

Джо стала моим всем, но я не был уверен в том, как правильно поступить с Крисси. Мне нужно было объясниться с ней перед тем, как я смог поселиться с Джо, и это могло занять у меня определенное время. Тем временем нужно было что-то серьезно решать и с Джо. У ней был маленький сын, и она должна была быть уверена, что она делает правильное решение, объединяясь со мной.

Джо проживала со своей подругой Сьюзен. Тогда же меня встретила у дверей «Уика» Крисси. Наши отношения изжили себя. Я принял на себя поток оскорблений, она говорила, что не любила меня никогда и сама планировала со мной развестись. Потом она призналась мне, что любит Джимми Пейджа и жила с ним несколько месяцев, часто одеваясь в его компании в один лишь фиговый листик, в то время как я развлекался с Патти Бойд. Я этого больше не мог терпеть и понял, что это – мой шанс.

Я решил: «Сейчас – или никогда», и уехал. Мне было все равно, что на дворе стояло два часа ночи, я позвонил на квартиру, где жила Джо. Когда ответила её подруга Сью, я сказал: «Просыпайся, Джо. Я в дороге». Спустя десять минут я был там и сказал Джо: «Я покинул Крисси».

Теперь, более чем тридцать лет спустя, мы с Джо по-прежнему вместе. Спустя несколько дней после того, как я покинул Крисси, мне позвонил Кит Мун и сказал: «Я слышал, что у тебя новая девушка. Приводи её. Она должна пройти моё прослушивание». Я сказал: «Да ладно?»

Он ответил: «Черт возьми, конечно. Все мы любим Крисси, так что я пекусь только о твоих интересах. Я имею в виду – держись, мужик, ты же женат». На него внезапно напало желание морализировать. «Приводи свою новенькую, и лучше бы ей представлять из себя что-нибудь, потому что если она плоха, то она не нужна».

Под предлогом, что нам будет весело встретиться с одним из моих товарищей, я привел Джо к Муни, не говоря ей, что это будет «прослушивание». Они сошлись вместе, как дом с огнем в пожаре. Когда мы уезжали, Муни пожал мне руку и сказал: «Ты заслужил моё одобрение».

Примерно ближе к началу лета Крисси попала в автокатастрофу. Она в спортивном «Мерседесе», который я купил для неё, въехала в окно магазина в Ричмонде. Я пришел повидать её. Лишь только я вошел в палату к Крисси, как она сразу же стала бранить меня: «Как ты можешь покинуть меня с моим сломанным хребтом?»

Потребовался год, чтобы все бумажные дела были утрясены, и мы с Крисси были разведены. К тому времени мы с Джо были в Лос-Анджелесе.

Вскоре после того, как я получил на руки все бумаги на развод, Джо получила свои. Их отношения были прохладными уже больше года. Джо, будучи свободной, расцвела, и я заполучил её в самом соку.

Всё получилось, и я обрел свою девочку. Но жизнь со своими взлётами и падениями всегда дарует как сокровища, так и удары: теперь я потерял «Уик».

У меня появились проблемы с внутренним департаментом государственных сборов, и они не оставили мне выбора: сумма в 80 тыс. фунтов, которую там запросили, была просто неподъемной. Я никак не хотел расставаться со своим домом, никак не хотел выезжать. Меня вдохновляли жаркие летние дни в саду, и я трансформировал идеи в студии «Уика», где они умножались и материализовались. Дом скрипел от рок-н-ролльных воспоминаний, и в нём протекала наиболее плодотворная работа. Мысли о Большом Доне, Дурачке – моём привратнике, потном Дживсе, который неплохо работал, но создавал инциденты. Это был тот человек, которому было поручено бить моих недругов. И о Фрэнке Фойе, шофере, фанате «Квин» (!), надежном плече для девушек, основательном, терпеливом человеке, который всегда доставлял меня домой. Я всегда мысленно возвращаюсь ко всем сокровищам «Фитиля», которые приходят мне на ум, когда я проезжаю мимо него. Прекрасный образец Георгианской архитектуры 1775 года с ландшафтными садами и видом на Темзу с вершины Ричмондского холма, который до сих пор является предметом зависти среди ценителей пейзажей в Европе.

Я отдал Крисси часть денег, которые я получил за «Уик», затем упаковался и отправил все это в Лос-Анджелес. Я чувствовал, как будто начинаю жизнь сначала – на этот раз с Джо, став булочкой в её печке, – и с 2-х летним сыном Джо Джэми. Это был 1978-й.

В конце концов мой дом купил Пит Таунзенд, он превратил комнату для снукера в офис и избавился от моего стола. Не считая этого его разрушительного решения, знать, что «Уик» в надежных руках – это большое облегчение. Он часто напоминает мне: «Твоя студия в нетронутом состоянии – точно в таком, в каком ты оставил её. Она всё такая же».

Отлично.

Джо никогда не жила в «Уике». Кстати, она посетила его один раз. Я взял её туда сразу после того, как мы все перевезли оттуда. Мы вместе прошлись по пустым комнатам, пока не добрались до овальной спальни, единственным оставшимся предметом в которой была кровать. Мы провели там романтический вечер перед тем, как переселиться с нашей новой любовью и всем остальным скарбом в Лос-Анджелес.