Текст книги "Ронни. Автобиография (ЛП)"

Автор книги: Ронни Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

25. Перемена

Во время турне с Бо Диддли я принял предложение по поводу клуба во Флориде. Мне можно было бы на него не реагировать. Но, имея в виду такое вдохновляющее предложение и нетронутую местность Майами, я подумал, что это будет попаданием в точку. «Вуди’c-На-Пляже» стал первым большим ночным клубом в арт-деко-округе Южного Пляжа, и это было в то время, когда это местечко только набирало обороты. Я должен был знать, что все это кончится плохо, когда Кит окрестил его «Види’с-На– Пляже».[36]36
  Игра слов: англ. «weed» – «сорняк» – прим. пер.


[Закрыть]

Перед тем, как мы прибыли туда, на Южном Пляже по-прежнему было полно дилеров крэка, и пальмовые деревья росли прямо на улицах. Сейчас там просто не продохнуть. Когда мы с Джо поехали посмотреть, что там, нас в конце концов сделали почетными гостями на церемонии закладки первого камня, где присутствовал мэр, который вручил мне ключи от города для того, чтобы я начал свое дело.

Клуб был спроектирован Барбарой Хьюланицки (это её «Biba»[37]37
  Модный британский магазин в 60–70-е гг. – прим. пер.


[Закрыть]) при участии Джо. Он был весьма в духе «Miami Vice», очень клевый и вселяющий трепет. Внутри клуба был приватный бар, а внутри приватной секции клуба был внутренний кабинет, а внутри этого внутреннего кабинета – еще один внутренний кабинет, который был зарезервирован для Джерри Ли, меня, Бо, Рэя Чарльза, Тутса. Фэтса и ребят.

Он был замечательно спроектирован – в нем был плавательный бассейн в форме гитары, который вдохновлял молодых фотографов и юных моделей.

Когда мы начали с «Вуди’с», мы наблюдали, как обновляются деко-отели, и везде были заложены пальмы, что сделало это место похожим на все остальные. Мы стали первым более-менее сносным клубом в той части Майами. Мы с Бо официально открыли «Вуди’с» первым выступлением «Gunslingers». К несчастью, два года спустя пожарная управа закрыла нас. За шум, конечно – что еще можно было от этого ожидать?

Это был клуб живой музыки!

С Рэем Чарльзом, Фэтсом Домино, «the Crickets», Бадди Гаем и целой кучей блюзовых людей у нас прошло здесь несколько отличных ночей. Ночь четверга была ночью реггея, и у нас была своя группа под названием «Woody’s Orphans» («Сироты Вуди»). Я нанял своего товарища Бобби Киза в качестве музыкального руководителя, так что я знал, что музыка получится рокующей. И я был прав. «Вуди’с» оставил о себе отличную память, но он реально обошелся в копеечку. Хотя мы хорошо проводили время в Майами, летать туда-сюда из нашего дома в Нью-Йорке было трудновато. Мы с Джо начали скучать по дому и снова попивать. Мы подумывали о том, чтобы снова переселиться в Англию, когда мы столкнулись с дешевой, негламурной стороной Нью-Йорка. Мы слишком близко увидели её насильственную сторону.

Однажды мы вышли на обед в потрясный индийский ресторан в глубине Манхэттена под названием «Нирвана». С нами были Джэми и Лия, а также подружка Джо Мелисса. Она вежливо отпросилась в туалет, но её не было так долго, что Джо начала беспокоиться. И тогда Мелисса вернулась за стол вся дрожащая и в крови. Она сказала, что в женском туалете спрятался мужчина, который пристал к ней, ограбил её, а потом избил. Она стояла в лифте вся в крови, и никто даже не пошевелил бровью. Тогда Нью-Йорк был безжалостным. Мелисса только закричала: «Вуди, Вуди! Посмотри, что они со мной сделали!»

Джо отправила Мелиссу в больницу, а я отвел Лию и Джэми домой. Они тоже были встревожены. Как только я привел их домой, мне пришлось отправиться в студию, так как в тот вечер мы записывались. Я не знал этого, пока не вернулся, но как только Джо вернулась домой, она услышала, как какие-то дети на улице вламываются в автомобиль. Она выглянула из окна и прикрикнула на них. Они оглянулись и просто помахали ей ножом.

Нападение на Мелиссу и эти детки с ножами стали последней каплей. Я пришел домой на рассвете, и к тому времени Джо окончательно решила, что нам нужно покинуть Нью-Йорк: «Вся наша семья и друзья – в Лондоне. Я хочу, чтобы мои дети были в безопасности. Мы отправляемся домой».

Я не собирался с ней спорить – я был согласен, так что мы упаковались в рекордные сроки и мы полетели обратно в Англию. Пока мы не нашли дом в Уимблдоне, не упорядочили наши вещи и не переселились туда в конце 1986-го, мы жили у наших давних друзей Лоррейн и Саймона Кёрка.

26. Тормоза

Дом в Уимблдоне был меньше, чем что-либо, где мы когда-либо жили, но в конце сада там была студия. Это было место для моего оттяга, и я проводил большую часть времени там. Было очень здорово оказаться снова дома. Мои дети были окружены семьей и друзьями, мы с Джо возобновили старые дружеские отношения и снова вписались в жизнь Лондона. Жизнь была прекрасна, и нас везде встречали с распростертыми объятиями.

Однажды утром после большой вечеринки я обнаружил своего друга – чемпиона по снукеру Джимми Уайта без чувств в моей студии позади сада. Его тогдашняя жена Морин искала его все утро. Когда она нашла его, то подцепила за воротник и так протащила по всей тропинке. На половине пути к дому он проснулся. Она все еще кричала на него. Все, что он мог сказать ей, было: «Что у нас на завтрак, любимая?» Мы с Джо смотрели на все это из окна, заходясь в истерическом хохоте.

Одним из наших местных прибежищ была пивная под названием «Рука об Руку», которую из-за прошлых драк Джимми выразительно называет «Руки вкруг Глотки». Мы стали неразлучны. Кстати, он помог мне в судействе на лучшую пивную года вместе с Денисом Комптоном (который играл в крокет за Мерилендский Крокетный Клуб, а также выиграл кубок с «Арсеналом»), Вилли Рашденом, Софи Даль и Тимом Райсом. Соответствующее стадо для серьезного соревнования. Денис немного вмешался в наше судейство, так что одна пивная в Патни потеряла из-за него баллы после того, как нам пришлось преодолеть кучу коридоров и ступенек перед тем, как мы, наконец, добрались до нашего стола. «Не отмечай эту пивную, Рон – слишком много ступеней», – сказал он.

Дом в Уимблдоне казался сперва отличным, но со временем форма этого строения начала угнетать меня. Она была вроде ничего себе, но когда вы приглашаете столько гостей, сколько приглашали мы, начинаешь себя чувствовать как на предприятии с потогонной системой. Мне казалось, что я постоянно утрамбовываю там друзей и знакомых, чтобы мне было удобнее.

Большими плюсами в доме были мои музыкальная и художественная студии. Я написал большую часть своих действительно значительных картин маслом в той студии в конце сада. Во время вечеринок я сбегал в это убежище и рисовал в покое, часто в компании «Dirty Strangers» или Теренса Трента Д’ Арби, Джонни Марра, Бобби Уомэка или Джерри Уильямса. С последним я сочинял песню под названием «Goodbye» («Прощай»), когда узнал, что мой отец скончался. Я начал писать большие полотна «Стоунз» маслом, а потом делать с них шелкографии. Я снова по-настоящему вошел во вкус этого дела и даже полетел в Сан-Франциско, чтобы поработать над некоторыми гравюрами и монотипами. Я решил, что должен сделать предложение отделу «Современное искусство» аукциона «Christie’s» и выторговать там сделку на изготовление серии печатных копий.

Результатом этого стали «Декады» – серия черно-белых портретов звезд из разных эр. 30-е были представлены Луи Армстронгом, Биксом Бейдербеке и Банком Джонсоном. 40-е – триптихом с Чарли Паркером. 50-е – Джеймсом Дином, Марлоном Брандо и Элвисом. 60-е – «Битлз» и «Стоунз», только я вместо Брайана Джонса вставил себя. Это – вольность художника. В 70-х были Род Стюарт, Дэвид Боуи и Джонни Роттен. В 80-х – Мадонна, Энни Леннокс и Ким Уайльд.

Чтобы помочь мне стать более продуктивным в своей работе, Коуэн нанял какого-то козла с забавной прической, который бы будил меня и заставлял «творить». Это не сработало, и этот парень просто заколебал меня. Это продолжалось, пока меня не представили профессиональному печатальщику по имени Бернард Пратт, с которым у меня сложилось художественное партнерство, которое мне так было нужно. У него была студия в Кенте, и мы немедленно начали работать. Я почувствовал себя настолько вдохновленным в его студии, где он приобщил меня к новым техникам и разрешил возиться с любой из его машин и печатать. Бернард стал моим вдохновителем и другом на двадцать лет. С кем-то можно просто работать – мы же вместе были креативны и уважали друг друга.

Бернард и его жена сказали, что я могу оставаться у них, когда бы меня не застигло вдохновение, и я начал приходить туда на 2 или 3 дня подряд. Я работал всю ночь, спускался примерно в 3 часа дня, чтобы что-нибудь поесть, и снова работал всю ночь. Однажды ночью по Кенту прошелся ураган, и, к моему ужасу, от исторического города Севеноукс[38]38
  Англ. «Семь дубов» – прим. пер.


[Закрыть] остался только один дуб.

Я реально проникся всем этим и начал упорно работать. Мы делали прекрасные шелкографии, гравюры и новые оригиналы для серии выставок по всей Европе.

Во время показа в одной из галерей Швеции с ними там было очень странно договариваться. Вместо денег они выдали мне розовато-лиловый «Вольво». Я же вожу «Бентли». Спустя несколько месяцев я услышал странные звуки снаружи дома и пошел посмотреть, что же это такое. Над домом парил полицейский вертолет, который уносил с собой машину. Конечно же, оказалось, что кроваво-лиловое «Вольво» ворованное. Галерея не покупала этой машины; они взяли её напрокат в Стокгольме, отдали мне её в Лондоне и сказали, что она отныне моя. Так что полиция забрала мой «Вольво», что означало, что мне не заплатили за выставку. Такова жизнь – дальше!

Это был не единственный случай, когда у меня были проблемы с полицией из-за машин. Спустя несколько лет я пошел на премьеру фильма, главную роль в котором сыграл мой большой друг Винни Джонс. После фильма я схватил картонное изображение моего товарища во весь рост, положил его на заднее сиденье своего «Бентли» и поехал на вечеринку. В тот же вечер какой-то осторожный сосед взглянул из своего окна на мою припаркованную машину и увидел «труп на заднем сиденье «Бентли»». В одно мгновение к неудовольствию меня и товарищей по гулянке, вооруженная полиция окружила мою машину, выбила заднюю дверь и обнаружила Винни во всей его картонной красе.

Вечеринок в Уимблдоне становилось слишком много, так что я пропадал на несколько дней в конце сада со своими товарищами – игроками в снукер Джимми Уайтом и Ронни О’ Салливаном, и мы оттягивались. Мы втроем возвращались, когда дома все немного стихало. Джо замечала нас, знала, что мы были в нехорошем месте, замечала странные запахи, и тогда вступал Джимми: «Ох, извини, милая, этот запах – моя вина. Я только что наложил в твою мусорную корзину». За закрытыми дверями Джимми, Ронни и я заменили друг другу знакомства с многими персонажами в Англии. Все мы троё остаемся верными нашей дружбе и по сей день.

У нас с Джимми было много совместных взлетов и падений. Однажды мы всю ночь играли в снукер и веселились, а к утру перебазировались в гостиную с некоторыми другими. Джо отправила детей в школу и снова отправилась спать. Её папа Майкл оставался с нами все время. Это был чудесный человек, выглядевший как Питер Устинов, он соорудил такие архитектурные конструкции, как заграждение от приливов на Темзе, привез в Англию «Ламбретты»[39]39
  Марка американских мопедов – прим. пер.


[Закрыть] и учредил музей «Ламбретты» в Девоне. Однажды утром он спустился и увидел, что мы все еще на ногах. Он приготовил нам завтрак, но мы не были голодны. Мы с Джимми перебрасывались шутками в зале. Он стал шутить с нами, засмеялся в последний раз и умер у нас на глазах.

По дороге домой после его похорон, с Лией и Тайроном на заднем сидении, мы попали в автокатастрофу. Это было дождливая ночь, Джо вела машину, и мы заметили, что на нашей полосе разлито масло. Мы оба чувствовали себя выжатыми как лимон после похорон. Я чавкал белыми конфетами, чтобы не заснуть. Следующее, что я увидел – это то, что машина закрутилась, мы оказались на асфальте и на встречной полосе.

Автомобили проносились мимо нас, и я боялся, что одна из них может врезаться в нас. Я совершил невероятно глупый поступок, выйдя из машины и встав на встречной полосе, чтобы сигнализировать проезжавшим машинам о том, что мы в беде. И вот со стороны на нас наехала машина, её фары засветили прямо на меня, и я прыгнул на капот нашего автомобиля. Та машина свернула в сторону, врезалась в другую машину, наехала задом на нашу и зажала мои ступни. У детей оказалось несколько порезов, Джо была в порядке, но я застрял в водосточном желобе и даже не осмеливался взглянуть вниз, думая: «Вот так. Я лишился ног».

Прибыла полиция, плюс куча свидетелей – и когда я выплюнул белые конфеты, кто-то в толпе сказал: «Бедному парню совсем плохо – даже зубы ему выбило».

Врачи из скорой помощи спросили меня, чувствую ли я ноги, и только потом я посмотрел, чтобы увидеть, что ноги все еще были со мной. Я сломал две кости на одной ноге и одну на другой, и три месяца ходил в гипсе. Мои ступни болят до сих пор – но учитывая то, что могло вообще произойти, я могу только сказать, что отделался малой кровью.

27. Бум

Как только спор Мика и Кита был разрешен, мы впятером собрались в отеле «Савой» 18 мая 1988-го – первый раз за два года, когда мы все были в одной комнате. Кит и Мик сошлись на том, что настало время снова поехать в турне. Для Билла, Чарли и меня это не было скоропалительным, но соглашение на то, чтобы снова воссоединиться, не было свободно от своих проблем. Вышел первый альбом Кита «Talk Is Cheap» («Разговоры – это дешевка»), а также «She’s the Boss» Мика. После этого Кит отправился в собственное турне по Штатам, назвав свою группу сначала «Organized Crime» («Организованная Преступность») перед тем, как сменить название на «the X-Pensive Winos». На встрече в «Савое» я почувствовал как бы второе рождение «Стоунз». Наше Второе Пришествие.

В январе 1989-го «Роллинг Стоунз» были внесены в Рок-н-Ролльный Зал Славы, и я полетел в Нью-Йорк вместе с Миком, Китом и Миком Тейлором на церемонию в «Уолдорф-Астории». Билл и Чарли остались в Англии, и – как это обычно бывает, когда «Стоунз» появляются с минус кем-нибудь – скоро расползлись слухи, что Билл Уаймен покидает группу, и что со «Стоунз» определенно покончено.

Нас представил на церемонии Пит Таунзенд, который предупредил нас: «Чем бы вы не занимались в жизни – не старайтесь стареть красиво. Это вам не пойдет». Мик принял данную честь от нашего имени, и указал на то, какая в этом скрывается ирония, что после нашего такого плохого поведения мы были здесь в качестве лучших. Он также упомянул Стю и Брайана. Потом мы все вышли на сцену для обычного джэма вместе с Тиной Тернер, которая спела с Миком дуэтом в «Honky Tonk Women», и с Литтл Ричардом, который спел «Can’t Turn You Loose» («Не могу доставить тебе удовольствие») и «Bonie Moronie».Это, наверное, был первый раз, когда Мик и Кит играли вместе на публике, за 8 лет.

Им это наверняка понравилось, потому что прямо вслед за этим они вдвоем оказались в студии Эдди Гранта на Барбадосе. Это было впервые, когда они остались наедине в одной и той же комнате, за последние 5 лет. Если у них и были какие-то трения, в конце концов они были отброшены прочь, так как они провели там следующие два месяца за сочинением десятка песен. Все остальные встретились с ними сначала на Барбадосе, а потом в студии Джорджа Мартина на Монтсеррат, мы записали эти песни и начали серьезно подумывать о следующем турне – «Steel Wheels» («Стальные Колеса»).

Позднее мы изобрели свою версию аренных выступлений. Никто из нас не считал, что мы делаем нечто из ряда вон выходящее, так как арены казались нормальным местом для рок-концерта. Мы окинули взором эти места и примерно в это же время начали экспериментировать над все большим количеством сценических и световых эффектов, не считая взрывы пиротехники, огромные надувные губы и пенисы, превращая концерты в нечто большее. Ни одна группа не делала того, что мы делали. Мы заново придумали рок-концерт.

Мик и Чарли проектируют наши сценические приспособления и стараются представить, как они воплотятся в практику. Так что когда они обсуждали концепцию арены, то приглашали дизайнеров, которые знали, как работать масштабно. Арены означали, что группа могла теперь играть в городах, где нет больших стадионов. Проектируя дизайн турне 1989 года, Мик и Чарли зашли настолько дальше всего того, что мы делали до этого, что группа заставила переписывать все книги о себе. Никто никогда не видел ничего подобного «Steel Wheels». В этом турне было запланировано использовать самую большую сцену, какую мы когда-либо использовали, и планы были в том, чтобы сделать самое значительное шоу, которое мы когда-либо сотворяли.

За всеми делами «Роллинг Стоунз» стоял принц Руперт Лоувенстайн. Он был банкиром и личным финансовым советником в лондонском Сити в 60-х, и он стал тем человеком, который реально спас группу в 70-е, когда «Стоунз» едва не распались. Он понял, что «Steel Wheels» может обернуться большой коммерческой удачей.

Канадский промоутер Майкл Коль и его компания «Concert Production International», заплатила большую сумму денег, чтобы иметь привилегию поставить сей спектакль. Чтобы ему помогли оплатить турне, Майкл привлек спонсоров. Это также стало началом предконцертных деловых встреч, которые мы теперь расцениваем как разминкой перед сценой. «Faces» могли бы поступать так же.

Когда всё встало на свои места, и когда турне было уже на мази, мы собрали нашу обычную пресс-конференцию, чтобы анонсировать «Steel Wheels». В июле 1989-го СМИ встречали нас на Большом Центральном Вокзале Нью-Йорка на платформе, следующей за поездом. Все думали, что мы собираемся здесь сыграть что-нибудь живьем, или взорвать поезд. Вместо этого Мик достал огромный мафон, словно взятый в гетто, и проиграл кассету с нашим новым синглом «Mixed Emotions» («Смешанные чувства»), который мы потом исполняли по ходу турне.

Спустя месяц мы встретились в Торонто для репетиций, и мы все почувствовали облегчение. В одной из комнат случилась встреча только для нас пятерых – «На борту» – там мы решаем многие вещи. Я сказал им: «Я на мели, и мне нужны деньги на еду, чтобы прокормить свою семью; как вы думаете, ребята, можно ли мне дать небольшой аванс перед турне?» Чек был выписан, и Вуды снова стали кушать. А в первые дни «Стоунз», когда контролем денег занимался Стю, в какой сумме кто-либо не нуждался бы, он давал ему только 20 фунтов. Как это не забавно, с тех пор ничего не изменилось – за исключением сумм.

На репетициях мы словно препарировали каждую песню под микроскопом, потому что есть песни, которые мы отбираем для клубов, которые кажутся более интимными – вроде «Fool to Cry» («Дурак плакать») и «Stray Cat Blues» («Блюз бродячего кота»), и есть песни, которые лучше исполнять на аренах – как «Worried ‘Bout You» («Волновался за тебя») или «Can’t You Hear Me Knockin’?» («Слышишь ли ты, как я стучу?»). Потом есть песни, которые мы играем на стадионных шоу, которые должны быть значительными вещами – как «Saint Of Me» («Святого из меня») и «Out of Control» («Вне контроля»).

Для репетиций мы снимали целые строения, потому что нам нужно много пространства, и в последние несколько турне мы используем для этого школы в Торонто. Мы заполняем такое место на несколько этажей нашим звукозаписывающим оборудованием, устанавливаем гримерные, офисы, буфет и маленькие студии. Мы также используем в дело каждый дюйм спортивного зала в качестве главной комнаты для репетиций, который мы обставляем как целиком оборудованную студию звукозаписи. Я люблю репетиции, каждый чувствует себя там возбужденно, и после небольшого перерыва в игре очень здорово вернуться к каждодневной работе.

Мы отрабатываем песни, которые, как нам кажется, прозвучат лучше, каким-то говорим «да», а другим – «нет», когда Мик или Чак прогоняют с нами свои списки песен, объясняя, почему какие-то должны быть в нем, а какие-то – нет. Если мы соглашаемся, то репетируем песню. Если мы не можем согласиться – то нет.

В углу репетиционной мы устанавливаем холст на подставке, записываем каждую песню, которую мы репетируем, жирно маркером, а рядом с названием пишем тональность, в которой мы её играли. Не так давно я стал рисовать на этих списках, превращая их в маленькие произведения искусства. Потом после репетиций мы вешаем эту раму на стену спортзала, чтобы видеть, что мы отрепетировали в каждый вечер.

«Steel Wheels» начался, и слухи о нашем распаде смолкли. Мы отыграли 70 концертов и каждый, кто смотрел шоу, соглашался, что ни одна группа еще не делала что-либо подобное.

После перерыва на Рождество мы полетели в Японию на наши первые там гастроли, и полностью продали билеты на 10 вечеров в 50-и тысячном «Tokyo Dome». Потом мы прибыли в Европу и сменили название шоу на «Urban Jungle» («Урбанистические джунгли»), потому что в Европе было только несколько арен, которые были достаточно большими для того, чтобы там можно было осуществить то, что было на «Steel Wheels». Когда, наконец, турне закончилось после 115-и шоу, кто-то подсчитал, что мы сыграли живьем перед более чем 6-ю миллионами людей.

Джо взяла с нами в «Steel Wheels» Лию и Тайрона. С детьми турне стало более выносимым, потому что и Джо, и я терпеть не могли расставаться с ними. Это было первое турне Тайрона – мы никак не могли оставить его дома одного с няней. Он говорит, что его самые ранние воспоминания от турне со «Стоунз» – это слишком большой шум, слишком много музыки, слишком много крика и слишком много сна в странных местах. Он приходил пообедать с нами, и если ему хотелось спать, он просил у нас «два стула». Мы брали два стула, ставили их вместе, клали на них нашего уставшего мальчика и укрывали его пальто и свитерами. Он быстро засыпал, а мы продолжали роковать.

Джэми в Англии ходил в школу, но у Лии в турне был учитель. Ей это было все равно, но позднее, когда в её позиции оказался Тай, то он не смог заметить разницы между учителем и нянькой. Лия естественно приняла все, что было в турне. Ей очень нравилось быть полностью окруженной любовью всех наших друзей в турне, смотреть шоу, помогать нам с костюмами, залезать в самолеты, помогать своей маме упаковывать вещи и тусоваться со своей менторшей и «старшей сестрой» Лизой Фишер – нашей великолепной подпевщицей в течении теперь уже почти двух десятилетий.

Дочки Кита Анджела, Тео и Алекс, вместе с его сыном Марлоном также гастролировали с нами, как и дети Мика Джейд, Джимми и Лиззи, а позднее Джорджия, Габриэль и Лукас. Дочь Чарли Серафина тоже была с нами, и его внучка Шарлот (моя дорогая подруга) – последнее прекрасное добавление к нам. Дети тусовались вместе и выросли, гастролируя по миру вместе с нами.

Джо, Кит, Патти, Мик, Джерри и я считали, что это будет для них прекрасным опытом – дать детям возможность увидеть так много всего в мире, пока они еще совсем юные, – и проводить с удовольствием время вместе. Мы не понимали, насколько велико это удовольствие, пока однажды Джо не получила счет за комнату, в котором были указаны икра, паштет из гусиной печенки, шампанское и чипсы. Тай и Лия играли в хозяев со своими товарищами, и вот это всё они и ели тем вечером. Также они использовали день-деньской минибар в роли холодильника. Мы роковали, как шторм, по миру, и наши дети – тоже.

Слухи о том, что Билл покидает группу, которые циркулировали начиная с 1989-го, становились все более и более реальными. Билл Уаймен присоединился к «Стоунз» как Билл Перкс (это его фамилия по отцу). После того, как он отыграл с ними первый концерт в клубе «Marquee» в январе 1963-го, он решил, что «Билл Перкс» звучит недостаточно похабно, и сменил фамилию.

Когда я впервые познакомился с Биллом, он жил с очень красивой шведкой до мозга костей Астрид Лундстрем. Они были вместе 17 лет. Билл был единственным женатым из «Стоунз», когда они создали группу, и у него был маленький сын по имени Стивен – таким образом, Билл стал первым отцом среди «Стоунз».

Он поссорился с Астрид (в первый раз) в районе 1979-го и влюбился в прекрасную американскую модель по имени Сюзанн Аккоста. Кажется, они встретили друг друга слишком рано, и когда они расстались, то Астрид ненадолго вернулась в его жизнь. Потом он и Астрид поссорились снова – навсегда, и следующий роман Билла вошел в газетные заголовки по совсем неправильным причинам.

Мэнди Смит была красива, блондиниста и юна. Они поженились, когда ему было 52, а ей – явно не столько же. Спустя годы он снова разжег пламя своей любви к Сюзанне, и что самое хорошее, у них теперь трое прекрасных деток – настолько прекрасных, насколько это можно себе пожелать.

За почти все время своей карьеры в «Стоунз» Билл был известен как «тихий стоун», потому что когда он стоял на сцене, то всегда оставался на одном месте. Он редко когда двигался.

Во времена «Steel Wheels» Билл все время говорил нам, что это – его последнее турне, и что когда мы вернемся домой, то он покинет группу. Мы все знали, что он ненавидел перелеты, но никто из нас до конца не мог поверить, что он ненавидит перелеты больше, чем любит быть «роллингстоуном».

Я заметил это во время одного из последних перелетов в том турне. Я сидел подле него, когда он выглянул в окно, потом еще раз, и вдруг начал дурить: «Вуди, посмотри-ка сюда! Видишь то, что виднеется из-под крыла? Это струйка топлива».

Мне это не понравилось: «Струйка топлива?»

Он настаивал: «Мы так же вытечем отсюда».

«Да ладно?» – я наклонился через него, чтобы посмотреть в окно, и конечно, увидел, что что-то вытекает из-под крыла. Конденсация.

«Ненавижу самолеты, – сказал он. – Мне не суждено будет сесть на второй такой же. Этому самолету не нужно было подниматься в воздух».

«Но Билл, нам все это нужно, чтобы попасть на концерт, мы же летим не следующий».

«Только не я, – ответил он, все время показывая на «струйку топлива», – Вот так. В будущем, если у меня когда-нибудь будет новая группа, мы поедем на машине, на пароме и на поезде – на чем бы ни было, – но только не снова на самолете».

Он надолго сдержал свое слово. Позднее я узнал, правда, что он снова полетел, но это произошло только после 2001-го. Его брат работал в Штатах, так что Билл полетел в Нью-Йорк, чтобы повидать его. Ему нужно было лететь назад 11 сентября. Ничего удивительного нет в том, что с тех пор ноги его не было на борту самолета.

Как бы то ни было, все остальные решили, что перелеты – это то, с чем нужно смириться, и что Билл просто устал от аэропланов: он покончил с ними, когда мы уже все были дома. Мы были убеждены, что через 18 месяцев, когда будет объявлен новое турне, он снова отправится в путь с нами. Никто из нас не верил, что он уходит из «Стоунз». Мы сыграли пару перенесенных ранее концертов на стадионе «Уэмбли» в конце европейского турне, и это стало последним появлением Билла на сцене вместе с нами.