Текст книги "Ронни. Автобиография (ЛП)"
Автор книги: Ронни Вуд
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
32. Дрюри-Лейн
«Живопись сильнее меня: она заставляет меня оправдывать цены на неё».
– Пабло Пикассо
Качество моей живописи все время только улучшалась, и продажи во время турне «Forty Licks» были отменными. У меня прошли шоу в галереях Лос-Анджелеса и Сан-Франциско, а в Кливленде я организовал музейное шоу в Рок-н-ролльном Зале Славы. Здесь впервые были выставлены сет-листы, которые я разрисовывал на репетициях в Торонто.
Во время репетиций я разрисовывал сет-листы на больших холстах, записывая названия песен и их тональности. Мы вешали эти сет-листы на стены в репетиционной, чтобы знать, где находимся и куда движемся. Я иллюстрировал их, а иногда Кит и Мик добавляли какие-нибудь маленькие завитушки, и они превращались в своеобразные произведения искусства.
Меня стали по-настоящему замечать как художника. В начале января 2003-го у меня прошло шоу моих картин в галерее Нью-Йорка, которое совпало с нашими концертами в «Мэдисон-Сквер-Гарден». Как же американцы радушно и дружелюбно встретили мои работы! Я просто не понимал, откуда у меня столько взялось поклонников – 5000 человек пришли на выставку моих картин в галерее Осаки, Япония, когда мы играли там.
На то шоу пришла юная девушка и начала рыдать. Она так зашлась в истерике, что Джо подумала: «О нет, наверное, у неё от Ронни есть ребенок». Девушка плакала что есть мочи, говоря мне на ломаном английском: «Я писала тебе каждый день в течении десяти лет, а ты не ответил». Она сказала, что написала мне сотни писем, и не получила ни одного ответа. Она все время спрашивала, почему я ей не ответил. Она сказала, что, наверное, я должен ненавидеть её. Всё, что мне пришло на ум – это обнять её и уверить её в том, что я никогда не получал от неё никаких писем.
Разгадка этой тайны пришла, когда она спросила: «Разве ты живешь не в «Атлантик Рекордс»?»
Я прошел через «Forty Licks» и вышел из него всего с миллионом фунтов долгов – и по-прежнему трезвым. Я оставался таким несколько лет. А потом мне пришлось снова столкнуться с трагедией – я потерял своего брата Теда. Он был очень добр ко мне, вдохновлял меня – добрая и светлая душа. Я не перестаю думать о Теде, и у меня осталось несколько прекрасных фото, где мы вместе. Он открыл для меня джаз – Бинга Кросби, Пола Уайтмена, Леона Бисмарка, Бикса Бейдербеке и Луи Армстронга, а также многих других. С него я брал пример в школе искусств. Если позвонить сейчас его жене, то в их автоответчике можно до сих пор услышать его голос.
«Не хлопай в ладоши слишком сильно – это очень старое здание».
– Джон Осборн
Возвращаясь к периоду царствования надо мною Ника Коуэна, в ведении его офисов еще оставалась маленькая галерея, где выставлялись мои картины. В 1999-м у нас прошла выставка, и один мой друг привел туда посмотреть на неё театрального импресарио и композитора сэра Эндрю Ллойда Уэббера. Его особенно впечатлил рисунок с Джаггером «Красный Мик».
Эндрю и его жена Мадлен, крупные коллекционеры искусства прерафаэлитов, решили пересмотреть установившийся обычай запечатления социальных событий Лондона, так что спустя несколько лет он заказал мне сделать групповой портрет. Идея Эндрю заключалась в том, чтобы я изобразил некоторых представителей современного британского общества и выставил эту работу в «Айви»[48]48
Англ. «Ivy» – «плющ» – прим. пер.
[Закрыть] – лондонском ресторане, где можно нередко столкнуться с политиками и персонажами из мира шоу-бизнеса. Он спросил у тридцати завсегдатаев «Айви», где бы они хотели сесть за ленчем, и это стало базисом моей картины.
Её размер – 1 метр 83 см на 5 м 50 см, и там запечатлены 60 лиц в обстановке «Айви». Триптих построен так, чтобы показать один день из жизни ресторана. Его нужно смотреть слева направо, с утра, день и до вечера. Освещение, переданное красками, изображает эволюцию от утра до ночи. На картине есть все подряд – от Джо до Элтона Джона, Кейт Мосс, Наоми Кэмпбелл, Стивен Фрай, Мик и Джерри, плюс известные журналисты, персонажи из телевидения и политики. Я решил добавить туда Дженнифер Лопез, потому что у ней классная попка. Называйте это вольностью художника.
Джэми вытащил меня из дрожащей хватки Ника Коуэна, и, таким образом, унаследовал все дела от него. Это обеспечило мне здоровое будущее с Ллойд Уэбберами в качестве моих новых патронов. По контракту Эндрю дал мне год, чтобы закончить «Айви», но чем больше я углублялся в работу, тем срок увеличивался. Нам пришлось организовать сеансы позирования для каждого, кто был на картине, что оказалось сложной задачей. Что еще больше её осложнило – это то, что моя работа была прервана незначительной причиной – мировым турне.
За исключением Элтона Джона, все остальные прибыли ко мне домой в Лондон. Салман Рушди, по-прежнему находившийся под смертным приговором своей фетвы[49]49
Фетва – исламский религиозный указ, издаваемый улемой – доктором мусульманской религии и закона – прим. пер.
[Закрыть], приехал в пуленепробиваемой машине в сопровождении лучших людей Скотланд-Ярда. Мне позировала Джоан Коллинз: она подумала, что Джо – служанка, и попросила её сделать нам чай. После того, как мне попозировал Саймон Кэллоу, я узнал, что он может рассказать мне истории нескольких картин из моей коллекции.
Пока я все еще работал над «Айви», Мелвин Брэгг пригласил съемочную группу из «The South Bank Show» и снял целую программу обо мне как о художнике. «The Independent» позднее поместила репродукцию «Айви» на первой странице.
Основа картины была создана еще до «Forty Licks», но вся она заняла у меня 5 месяцев во время турне. Это означало, что я перевозил её по всей Европе, так что я мог продолжать работать над ней в перерывах между шоу.
Наконец, состоялось её торжественное открытие в Королевской Академии в сентябре 2003-го. К сожалению, единственным местом, где её смогли вывесить, было кафе. Но и там она наделала много шума, и я был там снова после моего предыдущего появления несколькими годами ранее, когда они взяли у меня картину маслом с буйволом для своего Летнего шоу.
Когда выставка в академии закончилась, нам нужно было решить, где же выставить картину. Эндрю владеет несколькими из самых известных театров Уэст-Энда, и он решил повесить её в театре «Королевский Дрюри-Лейн» – в старейшем работающем театре Лондона. Предварительные наброски к картине также были выставлены здесь. Тогда я не знал этого, но сие историческое здание стало значительным объектом в моей жизни.
«Айви» повесили в баре «Гранд Салун» – это более соответствовало моей натуре. Как-то так оно оказалось в том месте, где сконцентрировались все мои интересы – вино, женщины, песня и живопись (не обязательно в таком порядке, конечно).
До того, как я узнал об этом, все новые и новые мои картины переселились в «Дрюри-Лейн». По-видимому, менеджер театра Руперт Билби с ужасом наблюдал, как туда пребывали бесчисленные картины, зарисовки и скульптуры – не говоря уже об арт-дилерах и туристах, которые заходили туда. Мне, наверное, следовало бы удивиться тому, какой отклик получила эта импровизированная ретроспектива – но я тогда грелся на солнышке в Африке вместе с семьей.
Турне «Licks» подошло к концу, и группа разбрелась кто куда, занявшись каждый своими делами впервые за многие месяцы. К сожалению, наш отдых в Африке не стал таким расслабляющим, как я надеялся – старые привычки снова дали о себе знать, и мой алкоголизм только усилил общее напряжение. Но это одновременно стало для меня поворотной точкой в деле вдохновения. Джэми трудился изо всех сил, чтобы оправдать себя в качестве моего нового менеджера – нелегкая работенка, особенно когда твой единственный клиент валяется в дупель. Понятно, он разозлился и погрозил мне бросить мои дела, если я не возьму себя в руки. Но он с упорством продолжил свое дело, прорываясь сквозь цифры, бюджеты и контракты – и преуспел в этом. Он фактически собрал мой сольный имидж из руин, что вернуло меня на Дрюри-Лейн.
Это место отлично подходило под мои картины. Оно помнило еще 1662 год и короля Чарльза II. За все эти годы оно дважды горело, его сносили, а современное здание стоит с 1812 года; история почти как со мной. Когда я вернулся в Лондон, то был приятно поражен тем, что все долбанное здание превратилось в галерею. Куда бы ты не повернулся – везде был кусочек моей жизни: люди, места; мои работы были везде. Это была фантастика. Я чувствовал себя фантастически. Самое время отмечать.
Я задумал организовать частный просмотр для близких друзей и семьи. Это подразумевало небольшое мероприятие за вечерним чаем в баре, но оно быстро раздулось до больших размеров. Семья Вудов (в том числе мой брат Арт), Джефф Бек, Мик Джаггер, Трейси Эмин, Джэми и Джулс Оливер, Джерри Холл, тетя Мэри и бесчисленное количество других лиц пришли посмотреть на мои работы. В прессе появились статьи, и появились заказы на публичную выставку.
В перерыве между моими сольными концертами на Викарз-стрит в Дублине и «Shepherd’s Bush Empire» в Лондоне я начал вынашивать шоу для Дрюри-Лейн. С мириадами маленьких комнаток и секретных проходов Лейн напомнил мне закулисье на аренах, и он быстро стал моим новым любимым убежищем.
Однажды вечером я без объявления появился в середине «Моей прекрасной леди» с «the Charlatans». Из-за нас там образовался хаос, так как мои гости захотели увидеть мои картины, а также потаенные части строения, что оказалось немного трудновато, когда вовсю идет мюзикл. Но мы все-таки пошли туда.
В другой раз я потушил свой «бычок» об пол и чуть не спалил театр в третий раз. Кажется, этот пол был на сцене.
Моя любовь к театру возросла, и я еще лучше разглядел его потенциал, когда стал соединять музыку и живопись. Я снял театр на ночь и начал работать над программой «Ronnie Wood & Fiends: Концерт и Выставка»[50]50
«Ронни Вуд и Злодеи» – игра слов: англ. «friend» – «друг», «fiend» – «злодей» – Прим. пер
[Закрыть], который вскоре окрестили «Ронни и Ту-ту». Билеты были распроданы за считанные минуты, и 13 марта 2005-го более 2000 зрителей собрались в Лейн.
Живопись была повсюду, музыка была превосходной, атмосфера – электрической; театр роковал. Я гордился этим моментом этим едва ли не больше всего в моей жизни, когда со мной выступили Лия и Джесси, а Джэми и Тайрон организовали продажу картин. Ко мне на сцене присоединились Рэй Купер, Энди Ньюмарк, Дэррил Джонс (который радушно согласился прийти после того, когда этого не смог сделать Вилли Уикс), Андреа Корр, Лия Вуд и Беверли Найт. Также выступили Мик Джаггер, а еще Бернард Фоулер, Кенни Джонс и Ян Маклаган. Когда я глядел со сцены в зал, то чувствовал, что королевская «коробка» сотрясалась, когда Кейт Мосс, Трэйси Эмин, Джимми Уайт и, конечно, Джо хрипло приветствовали меня. Я не чувствовал себя более вдохновленным уже много лет.
За кулисами было так же интересно, как и на сцене. Начиная с коридоров и туннелей под сценой и до верхушки башенки с колосниками, Дрюри-Лейн – это монументальное место в истории театра. Король Чарльз II провел туннель, который ведет из-за кулис в бордель Нель Гвинн на Стрэнде – это был парень с сердцем как у меня. Другой туннель вел к Темзе и служил для контрабанды и для того, чтобы доставлять людей с кораблей в театр по вечерам. Отсюда происходит термин «засценная бригада» – бригада с кораблей за кулисами театра. Двери из дока, система шкивов, оснастка – всё это выходит из Лейн. Мне показалось, что я обрел свой духовное пристанище. Меня смешит тот факт, что король Чарльз II смотрел «Таверну нищих» в 1674-м там же, где теперь наша действующая королева, может быть, пройдет мимо моей картины «Банкет нищих» по дороге в женскую комнату.
В то время, как ночью продолжали роковать, я чувствовал себя более трезвым, чем когда-либо, за долгое время. Я снова дышал полной грудью. То, что началось с того, как здесь решили повесить одну мою картину, выросло вот во что, и это дало мне возможность, а одновременно и подвигло меня постоянно подстегивать себя в творческом плане. Я знал, что когда закончится следующее турне, я вернусь в Дрюри-Лейн еще и еще раз.
Примерно в это же время моя хорошая подруга – художница Трэйси Эмин решила, что ей нужно показать мне новый мир живописи. Она называет меня и Джо своими маленькими лесными мышками[51]51
Англ. слово, образующее фамилию Вуд – «Wood» – «лес» – прим. пер.
[Закрыть], и она стала для нас гидом на Биеннале в Венеции. Мы взяли с собой все наши картины и в конце концов обнаружили себя на вечеринке основателя «Майкрософт» Пола Аллена, которая прошла на его огромной яхте в Лагуне – на ней было достаточно места для 2-х вертолетов, мини-субмарины и баскетбольного корта.
Так получается, что куда бы мы не отправляемся отдохнуть, Трэйси всегда недалеко от нас. Во время нашей последней поездки в Африку мы нашли её в маленьком кенийском городке Ламу. Мы провели чудный день, плавая вдоль кенийского побережья на прекрасном дхау[52]52
Одномачтовое арабское каботажное судно – прим. пер.
[Закрыть], чавкая свежей рыбой, попивая напитки и делясь друг с другом художественными пристрастиями и вдохновением, одновременно принимая обильные солнечные ванны.
Позднее Трейси представила нас Гилберту и Джорджу. Я провел прекрасный вечер с ними, когда они открывали свою ретроспективу – целый этаж своих работ, охватывающий 4 десятилетия – в «Тейт Модерн». В феврале 2007-го я привел туда всю семью.
Где бы мы не путешествовали, мы обязательно стараемся посетить лучшие музеи: во время «Bigger Bang» мы ходили в Прадо в Мадриде, в «the Frick» в Нью-Йорке, в Новый музей современного искусства в Париже и, конечно, в Эрмитаж в Санкт-Петербурге. В Эрмитаже собрана самая скандальная и, определенно, самая изобильная коллекция шедевров и предметов искусства во всем мире. То есть, если дать вам 30 секунд на каждый из всех, что там хранятся, чтобы просмотреть всё, вам понадобится 10 лет. Лия поступила в художественную школу и хорошо там успевает. Джэми как менеджер занимается также моим арт-бизнесом, а Тайрон присматривает за моей галереей «Scream» («Вопль») в Вест-Энде. Они разделяют мою любовь к таким художникам, как Вильям Орпен, который творил в Ирландии и Англии в первой половине XX века, и чьи работы я почитаю и собираю. Живопись в течение всей моей жизни превратилось из хобби в источник доходов, и это – нечто иное, нежели музыка: она объединяет семью.
Иногда со своей страстью к живописи я захожу слишком далеко. Однажды мы с Джо получили приглашение от принца Чарльза посетить званый обед в его доме. Мы оделись как надо и приехали в Кларенс-Хаус, где нас радушно встретил сам принц. У него дома были прекрасные полотна, и когда у меня выдалась возможность, я прошелся по дворцу, окидывая его восхищенными взорами. Я заметил красивейший каталог всех его предметов искусства, переплетенный в кожу с золотым листом, и после обеда мы с Джо взяли его с собой.
Неделю спустя я получил письмо от Его Королевского Высочества, где говорилось: «Дорогой Рон, благодарим Вас за то, что вы посетили прием, и т. п., и т. д., мы были бы очень признательны, если Вы вернёте книгу, которую вы взяли во дворце». Кто бы мог подумать…
33. «Взрыв»
В мае 2005-го «Стоунз» пришли к выводу, что в мире есть еще места, которые нужно повидать. Мы объявили о турне «Bigger Bang» («Еще больший взрыв») в Нью-Йорке, на этот раз в Джульярдской музыкальной школе. Мы сыграли пару песен, в том числе подходящую для этого момента «Oh No Not You Again» («Ох, это снова не ты»), а потом направились в Торонто для подготовки шоу. Репетиции продолжались до тех пор, пока мы не приготовили 70 песен. На «Forty Licks» игрались песни, которые знали все, но в «Bigger Bang» появилось множество новых вещей, так что для того, чтобы отшлифовать и проработать их, потребовалось время. Впрочем, для этого и существуют репетиции, плюс мне никогда не могло наскучить исполнение музыки ради самой музыки, особенно с Китом. Иногда все заканчивалось тем, что я объявлял ребятам, что мне прекращаю разрисовывать сет-листы в перерывах между песнями, но они тем не менее оставались обязательной отправной точкой для всех.
Мы отыграли наше привычное клубное шоу, на этот раз – в концертном театре «Phoenix». Мику всегда казалось, что клубное шоу стоит недели репетиций, и он оказался прав – оно разгоняет жизненные соки по организму так. Как ни одна репетиция.
Как только мы подготовились, то отправились в дорогу.
Я прожил большую часть своей жизни в золотой клетке. Вот на что похожа жизнь в «Роллинг Стоунз» в период турне. Мы имеем привилегии, которые ассоциируются с известностью, но если смотреть изнутри, то это – место с высокими стенами, чтобы туда не проникали люди определенного рода, и чтобы я не мог оттуда выбраться.
Когда мы находимся в Англии, то стараемся вести жизнь, близкую к нормальной настолько, насколько это возможно. Мы с Джо теперь – дедушка и бабушка, и мы много тратим времени на то, чтобы быть семьей. И все-таки кое-что такое случается, когда мы все вместе вчетвером. «Стоунз» на гастролях – это бродячий цирк. Нас окружает безумие. И поэтому мы чувствуем себя заключенными в золотую клетку.
Все время нас окружает надежная охрана. Мы все время ныряем и проскальзываем сквозь, скажем, кухонные входы, потому что за нами всюду следуют люди. Спасибо моему надежному товарищу и телохранителю Гарди – с ним я знаю, что всегда защищен наилучшим образом. Бывали такие времена, когда Мик убегал из отелей с чемоданом через голову в грузовике с хлебом или мороженым. Мы ездим на работу с полицейским эскортом на включенных сиренах – отличный способ добраться до офиса.
Спрос на наши турне просто невероятен, и «Bigger Bang» стал самым востребованным. Теперь нам необходимо программировать свои души на отели и кочевой образ жизни, пренебрегая своими нормальными «я».
У нас всегда интенсивный график, и даже когда выдается свободный день, появляются чисто «стоунзовские» поводы делать то-то и то-то. Видеосъемки, интервью для местного телевидения – всё что угодно. Это значит, что нужно вставать гораздо раньше, чем мне бы хотелось, заниматься гримом и гардеробом – но это необходимо. Мы все испытываем на себе давление извне. Если это не торжественная встреча с лейблом или радиостанцией – то, значит, с мэром или местной футбольной командой. И всегда выпадает чей-нибудь день рождения. «Стоунз» не пропускают ни одного дня рождения во время турне – мы всегда здесь, чтобы петь и помогать имениннику задувать свечи. Мы никогда не остаемся на одном месте более двух или трех дней, что означает, что мы постоянно находимся в дороге – в аэропорт, в новый гостиничный номер, пакуя вещи и распаковывая их. Ни одного свободного дня – это правда.
Джо – единственная жена на зарплате «Стоунз». Слава Богу, что она сопровождает меня в турне – как и дети. Когда у них выдается такая возможность. Они добавляют всеобщее веселье. Однажды на сцене к моим ногам приземлилась пара белых ботфортов, и перед тем, как до них добрался Кит, я поднял их, а после песни заметил, что на них кое-что написано. Там было: «Папа, я люблю тебя. Твоя дочь Лия Икс».
Без семьи я давно сошел бы с ума. Джо постоянно готова к непрерывным изменениям, и она старается быть уверенной в том, что я – тоже. Её девиз – это «Никогда не ревнуй, не ной по поводу алкоголя и всегда занимайся сексом».
Уж поверьте мне – я – то знаю, насколько я счастлив.
Мы с ней путешествуем по миру со всем-всем-всем в 18-и чемоданах и сумках. У ней есть портативная плита, где она может разжечь волшебство; чемодан с принадлежностями для плавания, содержимое которого может поспорить с флагманским магазином «Boots»; плюс по крайней мере две гитары, которые мы используем в гостиничных номерах.
Если вы думаете, что моя комната содержится в порядке, то пусть тогда Чарли возьмёт с полки пирожок. Его комната предельно чиста. Я имею в виду – безупречно: всё точно на своих местах. Его сборы в дорогу – это предмет легенды. Сэвил-Роу – это его убежище. Один журналист как-то написал, что когда он брал у него интервью в его комнате, Чарли больше волновали складки его шелковых носок и их правильное положение – друг на друге – в выдвижном ящике его гардероба. Я видел эти выдвижные ящики – это просто красота. Чарли – самый организованный из всех людей, которых только можно встретить. В конце шоу, когда мы бешено срываемся к нашим лимузинам, которых ждут полицейские машины, чтобы отъехать с ними как можно быстрее, Чарли оглядывается на свою ударную установку в недовольстве, что его барабанные палочки сложены на несколько дюймов левее, чем нужно.
Так как Чарли учился в школе искусств, неудивительно, что он прекрасно рисует. Когда мы гастролируем, он рисует свою спальню, и он утверждает, что нарисовал каждую кровать, в которой он когда-либо спал. Думаю, он также рисовал каждое блюдо, которое ему когда-либо приносили в его номер. Он очень минималистичен, и его линии просты. Он может взглянуть на мои рисунки и сказать: «Ты переработал вот над этим», – тогда я смотрел на них и видел, что он прав, и что мне надо было оставить рисунок таким, каким он получился первоначально. Его советы всегда полезны, и я следую им.
Во время турне он рисует, потому что этим он занимается, когда ему становится скучно, а скучно во время турне ему становится, потому что они ненавидит гастролировать. Ему нравится содержать свой чемодан в порядке. Но он ненавидит быть далеко от дома. Он считает, что каждое турне для него будет последним, и, наверное, так и будет в действительности, за тем исключением, что он любит играть на барабанах, а барабанщиком в группе нельзя быть, когда ты сидишь дома. Я рад, что он с нами – постоянный компаньон по обеденному столу для меня и моей компании, и самое милое лицо, которое просовывается ко мне в гримерку перед концертом.
Во время пресс-конференций Чарли предстает во всей своей красе. Он стоит там со сложенными руками и ничего не говорит. Если кто-то спрашивает его о чем-нибудь, его обычный ответ: «Я не знаю». Почему? Потому что он не настроен говорить ни о чем, ему доставляет удовольствие дать поговорить нам остальным. Он – чудесный человек и во многом – настоящий английский эксцентрик.
Чарли и Билл были всегда очень дружны, когда Билл был в группе. Чарли говорит, что скучает по таким выражениям Билла, как: «Дорогой, я бы не прочь чашечку чая» в перерыве между дублями или «Хорошая пара титек вон там» на сцене. Сейчас они, наверное, еще более дружны, чем когда-либо.
Несколько лет назад, прямо после «Forty Licks», Чарли лёг в больницу. Он победил рак. Никакой суеты – он просто победил его.
В турне у нас есть стилисты, но в основном меня одевает Джо. Л’Рен одевает Мика, а с Чарли и так всё просто: его единственное требование – это чтобы его футболка и носки подходили к местному футбольному полю. Кит одевается только в вещи от Кита. Он также сам стрижется – он встает перед зеркалом, достает ножницы и режет.
Мы пересекали одни и те же границы столько раз, что мы знаем всех парней с таможенного контроля и их собак. Я стараюсь подружиться с собаками, натасканными на поиск наркотиков, и когда бы они не подходили ко мне, я командую им: «Сидеть», но когда собака садится, то значит, что она нашла что-то, так что я говорю:«Нет, нет, не надо сидеть», и парни с таможенного контроля смотрят на меня странными взглядами.
У всех четырех из нас есть по гримерной, которые должны быть оборудованы одинаково каждый раз, что делает приезд на все эти различные места концертов гораздо проще. Моя называется «Восстановление», через дверь – Кит («Лагерь «Рентген»»), Чарли называет свою «Коттон-Клаб», Мик – «Детальная Разработка». В «Восстановлении» всё направлено на достижение комфорта – там тепло и уютно, там стоят свечи, стереосистема и машина для готового эспрессо. Здесь я в основном и предпочитаю находиться. Я настраиваю гитары с моими роуди Дэйвом Роузом и Пьером де Бюпором, делаю тут одну-две зарисовки и перекуриваю сигаретку.
Кит оформляет «Лагерь «Рентген»» картонной фигурой Элвиса в золотом костюме в натуральную величину. Он выковыривает в зубах Элвиса дырки и вставляет туда косяк. В Мемфисе, когда к нему пришел Скотти Мур (гитарист Элвиса) и увидел эту картонную фигуру. Я спросил его: «Что ты подумал, увидев Элвиса в таком виде?»
Он ответил: «Если бы я мог, то задушил бы его».
Еще одна комната, где мы проводим время за сценой – это ложа «Гремучая Змея», место тусовки для всех. Логово для дебошей, разговоров, для песни и хорошей еды, где каждому предоставляется возможность разогреться перед концертом.
Организатор также обязан установить стол для снукера для Кита и меня. Это – требование, которое не обсуждается, и в контракте даже сказано: «Стол для снукера, а не для бильярда». Так что когда у нас есть возможность убить время, мы с Китом играем перед шоу – очень обязательное требование. Но наши игры не длятся очень долго, потому что нас вечно отвлекают от этого наши обязанности. Очень рады вас видеть. Нет, я Рон, а он – Кит. Мы вчетвером проходим гуськом мимо неограниченного числа людей. Улыбаясь и пожимая им руки, пережидая время, пока спонсоры и их клиенты нащелкают фотографий. Мы понимаем. Почему это нужно делать, и сейчас мы подошли к такой стадии, когда мы делаем это эффективно для себя, без лишней крови, перед тем, как снова вернуться в безопасное окружение наших гримерных. Мы желаем друг другу, чтобы это были самые короткие приветствия вообще. Как только с этим у нас покончено, приходит время гримироваться и одеваться.
Повсюду с нами – наши семьи. Где бы мы ни были, что бы ни случилось. У Мика 119 родственников. И в каждом городе есть девочки, которые утверждают, что они – бывшие подруги Кита.
Я стараюсь полежать перед каждым концертом, но это у меня не всегда хорошо получается, так как всегда приходит кто-нибудь из нашего цеха. Ронни, выходи встретить мэра, выходи встретить племянника Сэма. Кого-кого?
Когда становится совсем невыносимо, мы с Китом говорим: «Не могу дождаться выхода на сцену – там-то я обрету мир и покой».
В конце концов, мы вчетвером решили, что мы сами слишком усложнили себе жизнь. Это так сложно – быть заключенным за сценой довольно долгое время перед каждым концертом, что Киту пришла в голову идея проводить саундчеки на сцене. Это значит, что когда мы приехали с «Bigger Bang» в Европу, то вместо того, чтобы приезжать на место концерта в три дня ради шоу, которое начнется в девять вечера, мы не появляемся там до шести. Потом мы встречаемся в комнате для снукера, где наша команда уже установила наш скарб в пробном режиме, чтобы мы могли проехаться по нескольким песням. Это я, Кит, Чарли, наш клавишник Чак Ливелл, басист Дэррил Джонс и певцы Бернард Фоулер, Лиза Фишер и Блонди Чаплин, в то время как Мик бережет свою голос для шоу.
Роуди заботятся о наших гитарах, и я всегда путешествую с сорока штуками – или больше. Я должен это делать, потому что я меняю гитару почти в каждой песне – и мне всегда нужна одна за одной.
Я использую «Fender Telecaster B Bender» – гитару на ремне, которая придает эффект педальной стальной гитары в таких песнях, как «Honky Tonk Women» и «Dead Flowers» («Увядшие цветы»); черный «Zemaitis» на «Let It Bleed» («Лейся, кровь»), «You Got Me Rockin’» («Я рокую пред тобой») и «Rough Justice» («Скорый суд»); «Duesenberg» или мой «Les Paul», как у Слэша, на «Midnight Rambler». Также у меня есть «страт» для «Paint It Black» («Окрась в черное»); педальная стальная гитара для «Far Away Eyes» («Далекие глаза») и «Bob Wills Is Still the King» («Боб Уиллс – по-прежнему король»); компактная стальная гитара для «Happy» («Счастливый») и «Weisenborn» для песен вроде «No Expectations» («Нет надежд»). Я надеваю «Fender Stratocaster» для «Brown Sugar» («Коричневый сахарок») и всех остальных, если только это не акустическая песня, – в таком случае мы с Китом используем «Гибсоны».
На случай гастролей в Штатах я держу здесь полный набор своих гитар, а для Европы – другой полный набор. И нам всегда дарят гитары во время турне. Некоторые из них просто фантастические, как, например, та, что мне подарил Билли Гиббонс из «ZZ Top» – прекрасная серебряная гитара, которую я использую на «Satisfaction».
Когда кто-нибудь дарит мне гитару, я забираю её к себе в комнату, чтобы проверить её, и только потом кладу её к остальным. Спустя все эти годы у меня, например, собралась целое семейство гитар Тейлора – средненькие, а также известные.
Когда меня спрашивают о гитарах, все по какой-то причине хотят знать о гитаре в форме «сортирного сидения», которую кто-то сделал для меня в 1970-м. Её помнят, потому что она выглядит как сиденье для туалета, и она засветилась на фото времен «Faces». Также я играю в ней в клипе с «Top of the Pops». Но, честно говоря, она тогда уже не работала, и я с тех пор на ней не играл.
После шоу мы бросаемся прямо за кулисы, и нас забирает домой наш полицейский эскорт. А потом, в отеле, наступает еще большая проблема, так как чтобы устроиться там, нужна пара часов. Моя комната – больше не «Централ вечеринок». Я включаю телик и смотрю «CSI»[53]53
«Crime Scene Investigation» – «Расследование преступлений» – криминальный телесериал – прим. пер.
[Закрыть] или «Закон», или «Order SVU», работаю над картиной и отдыхаю с Джо и детьми. Заходит меня проведать Бернард Фоулер. Иногда появляется Мик. А Кит говорит: «Заходи ко мне в номер».
Одно из немногих преимуществ жизни в гостиницах на гастролях – это то, что я могу посмотреть «CSI». Я – его большой фан, и во время «Bigger Bang» было время, когда в моем DVD-плеере не было больше ничего другого. Можете себе представить, как я полюбил его, когда после одного из наших концертов в Лос-Анджелесе я встретился с актерским составом «CSI Майами», «Вегаса» и «Нью-Йорка». Они наняли автобус, и 31 человек из этого фильма приехал на концерт. Я не уставал повторять им, как сильно я их люблю. И они пригласили нас с Джо посетить съемки «CSI Майами». После того, как я потусовался с ними целый день в лаборатории, в морге и на оружейном складе, они представили меня своим авторам. Я рассказал им, какие сюжеты мне понравились, и предложил несколько историй. Именно тогда подошел один из продюсеров и предложил мне сняться в одной из серий. Авторы решили, что я могу сыграть «дядю Рона» – взломщика сейфов – прямо здесь же, когда мы начали «мозговой штурм» по поводу новой истории.
Спустя месяц (или около того) я смотрел новую серию и раскрыл преступление задолго до её героев. Это была история, которая крутилась возле парня, у которого было слишком много ТГК[54]54
Тетрагидроканнабинол – основное действующее вещество в конопле – прим. пер.
[Закрыть] в крови. Я понял, что разгадка преступления – в этих следах от марихуаны, так что я позвонил одному из актеров, который пусть останется неназванным, чтобы похвастать ему о своих детективных способностях: «Привет, это Ронни. Я нашел разгадку. Это ТГК в его кровеносной системе».
Он не понял, о чем я толкую.
Я повторил: «ТГК, мужик. Марихуана».
Он запаниковал: «Ты где? Как ты узнал?»
Он взбеленился. Я объяснил, что говорю о фильме, а «коп» на другом конце провода признался, что подумал, будто я знаю, что он был на вечеринке, где курил косяки.