Текст книги "План вторжения"
Автор книги: Рональд Лафайет Хаббард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 50 страниц)
Хеллер все еще продолжал пребывать в растерянности. Только бы мне удалось убрать его побыстрее с этой планеты, а там уж я позабочусь, чтобы он никогда не смог даже задуматься о судьбе графини Крэк. И тут я решил нанести на эту красочную картину заключительный мазок.
– Поверьте, я специально изучал все эти отрасли, я, можно сказать, знаток в этой сфере, у вас же такой подготовки просто не могло быть, – сказал я. – Если мы без промедления приступим к выполнению нашей миссии, я торжественно обещаю вам и даже клянусь, что, как только мы возвратимся, я сразу же займусь этим вопросом и сумею оказать вам весьма действенную поддержку. Я постараюсь провести вас по запутанным правовым коридорам Волтара. А без моей помощи вы просто не в состоянии будете освободить ее и вернуть ей достойное место под солнцем.
Я ровно ничем не рисковал, давая эту клятву. Он никогда не вернется. Сейчас меня больше заботили тошнота и боль в желудке. Очень может быть, что это – результат полученного удара. Хеллер внимательнейшим образом слушал меня. Он был взволнован и растерян.
– Мне нужно обдумать все это, – сказал он наконец.
Тут мне стало ясно, что на данном этапе я добился максимума. Я все еще боялся его. Моя рука попрежнему безвольно лежала на рукояти стенгана, не в силах даже сжать ее. И я постарался как можно быстрее уйти из этого опасного места. В конце концов, я продолжал оставаться полностью беззащитным перед лицом прямой смертельной опасности. Подобное положение повергло меня в ужас!
ГЛАВА 2
Оказавшись в полумраке ангара, я снова попытался пошевелить рукой. Она совершенно не подчинялась моей воле. Она свободно висела и болталась, но ни локоть, ни кисть не сгибались, несмотря на все мои старания. Пальцы тоже не гнулись. Я понял, что влип понастоящему!
Угроза, что миссия снова окажется отложенной, что я не смогу вырваться из-под смертельно опасного надзора, который пообещал мне Ломбар, что я утрачу все свои должностные оклады, вынужден буду отправиться в отставку и. в конечном итоге окажусь среди бродяг, ночующих в придорожных канавах Города Трущоб, по прежнему не снималась с повестки дня. Но в данный момент все это отходило на второй план. Я в ужасе смотрел на свою бездействующую руку. В Аппарате просто не существует отпусков по болезни или по временной нетрудоспособности. Если здесь кто-либо получает серьезное ранение или в результате физического состояния оказывается неспособным к выполнению возложенных на него обязанностей, от него просто избавляются. В лучшем случае его просто отправляют в отставку. Если же при этом он занимал пост, дающий допуск к жизненно важным секретам Аппарата, то его не выбрасывают на улицу. Ему просто стреляют в затылок, а тело без лишнего шума зарывают в ближайшей канаве.
Я чувствовал себя так, как должен себя чувствовать человек, окруженный стаей диких зверей и лишенный при этом возможности защищаться. Осознание своей беспомощности приводило меня в паническое состояние. Если я не могу в любой момент вытащить пистолет и выстрелить, то я тем самым отдаю себя на милость любого сотрудника Аппарата – буквально первого встречного. Я уже и без того успел узнать много такого, что уверен, найдется масса людей, которые будут рады убрать меня с дороги.
Я постарался как можно лучше замаскировать свою ущербность и направился к аэромобилю. День подходил к концу, работа в ангаре постепенно затихала, поэтому и людей здесь оставалось немного. У моего водителя, повидимому, день выдался довольно тяжелый. Я видел, как он все время носился туда-сюда, выполняя бесчисленные поручения Хеллера.
Ске привольно развалился на заднем сиденье и беззаботно спал. Какое-то мгновение я молча стоял у аэромобиля, разглядывая его фигуру сквозь открытое окно. Я уже был готов отворить дверь и велеть ему отвезти меня куда-нибудь, но тут новая мысль, внезапно пришедшая мне в голову, буквально сразила меня. У меня не было денег!
Вне всяких сомнений, мне прежде всего следует обратиться за помощью к врачу. Однако тут мне пришла на ум сценка с тем дешевым лекарем, что обслуживает в основном проституток. Я вспомнил, что он ушел, едва выяснилось, что у меня нет ни одной кредитки. Если Ске все это время выполнял поручения Хеллера, то у него наверняка должны быть при себе какие-то деньги. Пользуясь здоровой левой рукой, я бесшумно отворил дверь. Стараясь не качнуть кабину, я проник внутрь. С выработанной многолетней практикой сноровкой я обыскал верхние карманы его мундира. Бешеная удача!
Мои натренированные пальцы извлекли из кармана банкноту достоинством в десять кредиток! Но этот подонок тут же проснулся. Я сразу же сделал шаг назад.
– Погодите минутку! – жалобным тоном взмолился Ске. – Это же не мои деньги! Их оставляли в залог за взятую напрокат полицейскую форму! Мне их вернули в костюмерной, и теперь я должен отдать их офицеру Хеллеру!
Вранье! Он вообще слишком часто врет. Я надеялся, что он не обратил внимания, что правая моя рука не действует. Иначе он мог бы и напасть на меня. Но я все-таки отступил на безопасное расстояние.
Теперь передо мной встала проблема, где бы отыскать подходящего врача. Мне необходимо подыскать такого, который не имел бы возможности сообщить куда следует о моем физическом недостатке. У меня от всех этих забот просто голова шла кругом, но тут мое внимание привлек транспортный корабль, который стоял, готовый к отлету.
Огромный портальный кран на рельсах перед въездом в ангар держал этот корабль в своих мощных захватах. Высокий и узкий как шпиль, корабль вздымался на высоту примерно четырехсот пятидесяти футов, поскольку сейчас стоял на хвостовом оперении. Он весь почернел, корпус его был иссечен космосом и временем. Корабль относился к устаревшим моделям и производил впечатление довольно запущенного. Типичный транспортный корабль Аппарата из тех, что используются для перевозки личного состава! После того как их заправят горючим или отремонтируют, одним словом, сделают то, ради чего их и доставляют в ангар, портальный кран вывозит их на стартовую площадку. Обычно это делается к закату солнца, команду судна доставляют из казарм и считается, что предстартовую ночь они проводят в подготовке судна к старту на рассвете.
Корабль, который привлек мое внимание, явно отправлялся завтра на какую-то из планет Конфедерации. Команда его должна была насчитывать примерно человек пятьдесят. Перед самым рассветом сюда доставят еще тысяч пять охранников Аппарата, проведут их строем по летному полю, а потом погрузят подобно бесчувственным телам в отсеки, отведенные для перевозки личного состава. Корабль проведет в полете многие месяцы, и если мне повезет, то я к тому времени тоже буду далеко отсюда. На борту обязательно должен быть офицер, отвечающий за здоровье как личного состава, так и пассажиров. Именно на это я и решил сделать ставку. Я потребую, чтобы он вылечил мне руку, и никто никогда ничего об этом не узнает.
Я подошел к портальному крану. Гигантский корабль вблизи казался еще больше. У входа для персонала стоял часовой – астролетчик с сонным выражением лица. Он преградил мне путь.
– Я должен проверить корабль до его отлета, – сказал я и левой рукой достал удостоверение.
Часовой даже не потрудился заглянуть в него. Я прошел внутрь. Смрад, обычный для судов Аппарата, сразу обрушился на меня. Подготовка к очередному рейсу отнюдь не предполагала мойку или чистку корабля: невесомость зачастую вызывает тошноту и рвоту, а на этом судне, похоже, умудрились сохранить всю блевотину, оставленную прошлыми контингентами пассажиров с того времени, когда корабль был спущен со стапелей несколько столетий назад.
Когда суда находятся в режиме полуготовности, все проходы внутри их оказываются в вертикальном положении. Поэтому мне пришлось взбираться по бесконечным трапам, а это совсем не легкая задача, если держаться за перекладины только одной рукой. Путь безмерно усложнялся тем, что на корабле имелась масса боковых ответвлений и переходов. Каюты команды и офицеров всегда размещаются в носовой части, поэтому мне пришлось забираться чуть ли не на самый верх. Здесь нетрудно было и заблудиться, тем более что все знаки и стрелки, указывающие направление, заросли таким густым слоем грязи, что надписи было уже невозможно прочитать. Я с трудом забирался все выше и выше, пока наконец не услышал, к превеликой радости, голоса где-то далеко вверху.
Оказалось, что до меня доносятся обрывки песни. Так-то они готовятся к рейсу! И не думая проверять все лишний раз на корабле, команда собралась где-то там, очень может быть, что в кают-компании, и знай дерет себе глотки. Доносилась до меня и музыка портативного органчика. Как раз в данную минуту зазвучали первые аккорды новой песни. Астронавты, как я всегда не уставал повторять, никак не относятся к разряду нормальных людей. А уж астронавты Аппарата так и вовсе поголовно настоящие психи.
Сейчас они затянули песню под названием «Судьба астролетчика». Это был самый настоящий реквием. И чего они вечно распевают эти траурные мелодии, перед тем как отправиться в очередной полет? Похмелье у них такое тяжелое, что ли? Мое настроение никак не улучшалось от того, что мне приходилось карабкаться наверх под такую заунывную, навевающую тоску мелодию. Но я продолжал борьбу, невзирая ни на какие преграды! Песня звучала глухо – можно было подумать, что она доносится из могилы.
За металлом обшивки мрак,
Бесконечности звон глухой.
Нас забудет и друг, и враг,
И жена обретет покой.
Я пропустил одну из перекладин, и чуть было не грохнулся с высоты двухсот футов.
А покой – он смерти сродни,
Подчинись ему, все забудь.
Мы одни, мы совсем одни,
Космос – это наш дом, наш путь.
Я попытался двигаться быстрее. Эта похоронная мелодия явно действовала мне на нервы.
Это наш роковой удел,
Обреченных единственный путь.
Космос нам тишиной прозвенел,
Все оставь, все забудь, все забудь!
Я снова чуть было не свалился. От металлических стен полупустого корабля отражалось эхо, и это делало песню просто жуткой и какой-то пронизывающей. Поскорей бы добраться туда, к ним. Может, они при виде офицера хотя бы заткнутся. Мне и без того сейчас достаточно плохо.
Если ты рожден для любви
И земля тебя греет, как мать,
Ты нам вслед с тоской не гляди,
Не спеши свои путы рвать!
Я сунул голову в дверь их помещения. Песня как раз закончилась, и астронавты сидели, тесно прижавшись друг к другу. Надо сказать, не только песня, но и вид у них был похоронный, а было их здесь человек двадцать.
– У вас на борту имеется врач? – задал я общий вопрос.
Обезьяноподобный, огромного роста верзила, наверняка разыскиваемый на половине планет Конфедерации за совершенные в прошлом преступления, поднял на меня покрасневшие заплаканные глаза и молча указал на противоположную стену коридора. Ручной орган начал выводить новую мелодию.
На противоположной стене я разглядел табличку с почти не различимой надписью: «Офицер медсанчасти. Дверь не открывать».
Действуя одной левой рукой, я повернул ручку двери и вошел в каюту. Вонь разлагающегося мяса и застарелый запах тапа резко ударили мне в ноздри. Кто-то громко храпел, лежа в койке на карданной подвеске. С некоторым трудом мне удалось разбудить спящего. С опухшими спросонья и с похмелья глазами врач этот всем своим видом опровергал тот типичный образ доктора, что навязан нам литературой и песнями про докторов. Он выглядел именно тем, чем и являлся на самом деле – смердящей полуразложившейся развалиной.
Моя рука, – сказал я. – Ее внезапно парализовало!
Ну что ж, купи себе новую, – сказал он и попытался снова отвернуться к стенке. Он явно не собирался прерывать свой сон.
Мне пришлось повозиться, чтобы придать ему сидячее положение.
У меня есть деньги, – сказал я.
Эти слова дошли до него. Он вспомнил о своей профессии.
– Я хочу, чтобы ты определил как специалист, что же со мной произошло, – произнес я.
Я снял пояс с кобурой и кое-как сумел избавиться от мундира. И все это без малейшей помощи с его стороны. Поначалу он принялся осматривать не ту руку, и мне пришлось обратить на это его внимание. Осмотр сопровождался громкими зевками и плевками в сторону, пару раз даже делались перерывы для принятия новой порции тапа. Он задавал мне вопросы, колол руку. Вопросы не отличались разнообразием. Чаще всего это было: «А теперь больно?» И он снова похлопывал меня по руке или колол ее маленькой иглой.
Была у него в кабинете еще и какая-то машина. Когда он поставил меня перед ней, я решил, что он просвечивает меня какими-то лучами, но тут же услышал бульканье вливаемого в глотку тапа.
– Ни пуль, ни осколков, ни переломов, – услышал я его бормотание. Потом, недоуменно пожав плечами, он велел мне одеться.
Пока я одевался, он посматривал на меня каким-то странным взглядом.
– Ну что ж, – объявил он наконец, – теперь ясно, что с тобой. Я как раз затягивал ремень. Поскольку он не собирался вдаваться в подробности, я достал из кармана десятку, намереваясь спросить, найдется ли у него сдача. Ведь оказанная мне помощь никак не могла стоить более двух кредиток. Он же просто взял деньги и опустил в карман.
Затем он сладко зевнул и изрек совершенно безапелляционно:
– Диагноз мной установлен – ты можешь свободно пользоваться своей рукой. – И он самым явным образом вознамерился занять свое место на подвесной койке.
Но я решительно преградил ему путь:
– За такие деньги я ожидаю большего!
По выражению лица врача можно было подумать, что я успел ему смертельно надоесть.
Тебе хочется обязательно услышать какой-нибудь медицинский термин? – осведомился он – Ну что ж, отлично: временный паралич истерического происхождения верхних мышц плеча и предплечья. – И он без промедления начал взбираться на койку.
Но это же ничего не объясняет! – воскликнул я
– А здесь и объяснять нечего, – сказал он. – Кроме того, ты наверняка просто не заметил, что уже пользовался рукой совершенно нормально, когда только что надевал мундир и затягивал ремень.
Я совершенно обалдело поглядел на него, потом перевел взгляд на руку. Потом пошевелил пальцами. Они двигались, как ни в чем не бывало! И вообще я отлично владел рукой! Он снова полез на койку.
Погоди! Погоди. Скажи, чем это могло быть вызвано?
Машина указала, что в твоей руке нет ни пуль, ни осколков, ни переломов, не наблюдается и ничего такого, что могло бы нару шить функцию головного мозга, в спинномозговом канале тоже не обнаружено никаких инородных частиц или новообразований, которые могли бы вызвать отклонения с такими симптомами. Значит, синдром никак не связан с возможным нарушением этих функций.
Я заставил свой голос звучать весьма угрожающе.
– В таком случае скажи, что же именно могло вызвать все эти твои симптомы!
Тут ему стало окончательно ясно, что он не сможет улечься в постель, если не применит ко мне силу или не объяснит достаточно доходчиво причину моей внезапной болезни. Он пожал плечами:
– Трудно сказать. Истерия? Нервное потрясение на поле боя? Поскольку вы офицер, то естественно, это не может быть последствием электрошока, ибо его к офицерам не применяют. Вообще-то подобное состояние может объясняться бесчисленным множеством причин.
– И все-таки? – Я продолжал стоять на его пути. Вид у него был довольно удрученный.
Кто его знает. Невралгическое предрасположение, которое неожиданно проявилось во временном параличе? Гипноз?
За такие деньги ты должен назвать причину более определенно! – сказал я.
За десятьто кредиток? Да что я тебе – штопальщик морд в Городе Трущоб?!
Но это в пять раз превышает нормальный гонорар! – воскликнул я.
А ты и был встревожен ровно в пять раз больше любого нормального пациента, – отпарировал он, а затем, решительно оттолкнув меня, забрался на койку и почти тут же возобновил свой храп. Да, он все-таки настоящий профессионал!
ГЛАВА 3
Вернувшись к аэромобилю, я несколько раз обошел вокруг него, погруженный в глубокие раздумья. Уже почти стемнело. Время от времени я сгибал и разгибал руку, проверяя работу суставов пальцев. Все функционировало просто отлично.
Я, пытался разложить по полочкам то, что наговорил мне этот грязный мясник. Будучи весьма осведомленным в вопросах земной психологии, я отлично понимал, что именно он имел в виду, когда говорил о «невралгическом предрасположении». Я – далеко не невротик. Следовательно, в качестве причины остается только гипноз. Но я ни когда не был под гипнозом, за исключением того периода, когда штудировал языки.
Конечно, я продолжал подвергаться страшному риску. А что, если такое случится со мной вновь? Представить страшно. А вдруг, как только я соберусь кого-то застрелить, рука моя перестанет работать? Мысль об этом заставила мои волосы зашевелиться. И вместе с тем я не мог и близко подойти к кому-либо из врачей Аппарата. Любое проникновение в мое подсознание обнаружит слишком многое. Врач, безусловно, тут же донесет о том, что я выбалтываю государственные секреты, и со мной будет покончено!
А что еще сказал этот (…) мясник? Ах да – что он не какой нибудь «штопальщик морд из Города Трущоб». Может быть, здесь и лежит ключ к решению моей проблемы. Я часто видел вывески таких врачей. И я принялся разрабатывать план, собрав в кулак все свои немалые таланты в данной области.
Когда я открыл наконец дверь аэромобиля, мой водитель со свойственной ему бестактностью сразу решил ошарашить меня вопросом:
– А как я должен объяснить офицеру Хеллеру то, что не могу вернуть ему деньги?
Я тут же ударил его. Правда, левой рукой, поскольку все еще не мог целиком полагаться на свою правую. Но тем не менее я его ударил. И только после этого спокойно занял свое место в аэромобиле.
– Доставь меня в Отдел Провокаций! – приказал я.
В сгущающихся сумерках мы пронеслись над Правительственным городом. Пролетая над рекой Уайл, мы спустились почти до самой воды и вскоре проскользнули в туннель между ветхими складскими строениями. Я вышел из машины и быстро взбежал по ступенькам.
Рейза Торр как раз собирался домой. Он неподвижно застыл на месте. Мне показалось, что он стал белее кости, но при таком плохом освещении за это трудно ручаться. Я решил вести себя с ним подружески, чтобы он не чувствовал себя скованно.
– Ну, как – довелось пообщаться с хорошенькими девушками в последнее время? – спросил я, чтобы придать нашей встрече непринужденность.
Тип, сопровождавший меня в прошлый раз, остановился за моей спиной. Здесь, должно быть, в последнее время побывали грабители, потому что в руке у него был пистолет.
– Я сам позабочусь здесь обо всем, – сказал Рейза Торр сдавленным голосом.
Да, я теперь и сам прекрасно здесь ориентировался. Ведь я великолепно знал расположение складов. Я сразу же направился к отделу гражданского платья. Рейза Торр следовал за мной. Сопровождающий уже успел куда-то исчезнуть.
– Мне нужен костюм для езды на спидвиле, – сказал я. – Обычный уличный. Совсем простенький.
Рейза Торр за это время, как видно, пришел в себя. Скорее всего у него сегодня просто выдался тяжелый день. Ну и, естественно, он вообще был довольно нервным человеком. Но что его всегда отличало, так это здравомыслие. Он сразу направился к полкам и достал с одной из них костюм для езды на спидвиле – их обычно изготавливают из блестящего и прочного, надежно защищающего тело от ранений материала. Этот был сделан из яркого материала, украшенного оранжевокрасными блестками, изображавшими языки пламени. Узорчик можно было разглядеть с расстояния в добрую милю, да и тогда он наверняка резал глаза.
– Нет-нет, – запротестовал я.
И сам подошел к полкам, где и выбрал простой, черного цвета костюм, точно подходящий мне по размеру. По всей вероятности, хозяин его побывал в какой-то аварии, поскольку воротник костюма был заскорузлым от запекшейся крови, но не стоит быть уж слишком разборчивым, а к тому же и времени у меня было в обрез.
– Теперь шлем, – сказал я, направляясь к другой стойке.
И снова он обогнал меня и попытался всучить мне шлем с изображением языков пламени, да еще без защитного щитка. Я отстранил его шлем и молча снял с полки скромный, без всяких полос и узоров, но зато с защитным щитком черный шлем,
– Теперь мне нужен тройной нож, – сказал я.
Я повел его в отдел вооружений и не сразу, но нашел там то, что мне было нужно. Ножи эти просто великолепны. Преступники обычно пользуются ими, когда им требуется убить кого-то особо зверским способом. Тонкое как игла лезвие длиною в десять дюймов без всякого усилия входит в тело. Когда же оно вонзается до предела, то выбрасывает три узких и острых как бритва отростка, расположенных наподобие пропеллера. Когда нож пытаются вытащить, эти три лезвия выворачивают наружу все внутренности. У него даже на рукоятке имеется специальное кольцо, чтобы можно было посильнее дернуть. Некоторые специалисты по борьбе с применением холодного оружия даже жалуются, что ножи эти якобы очень трудно вытащить из тела, но это скорее всего обычные капризы мастеров.
О боги, – сказал Рейза Торр. – Кого вы собираетесь прикончить?
Я сомневаюсь, что возвращу вам все это, – уклончиво ответил я.
Я тоже очень сомневаюсь в этом, – сказал он.
Однако я решил пропустить мимо ушей несправедливый намек на мою нечестность. Меня целиком поглощали мысли о проведении в жизнь моего плана.
Вернувшись в аэромобиль, я приказал водителю следовать окружным путем к окраине Города Трущоб.
Ночь уже вступила в свои права. Правда, настоящее оживленное вечернее движение транспорта пока еще не началось. В близлежащих городах вернувшиеся с работы люди в эти часы сидят, как правило, за ужином. Однако в Городе Трущоб очень немногие могут похвастать тем, что ежедневно имеют ужин. Хотя население Города Трущоб справедливо считается неимущим, это вовсе не означает, что никто здесь не проявляет активности. Полуразрушенные и на первый взгляд заброшенные дома таят в себе островки кипучей жизни. Эти точечки света, казалось, не только не рассеивали окружающий мрак, но лишь усиливали его. Пятьдесят квадратных миль развалин вытянулись вдоль берегов озера, которое вернее было бы назвать резервуаром с провонявшей стоячей водой. Никому не известно, когда был основан Город Трущоб. Похоже, даже в момент основания он был уже старым. Ходили слухи и даже целые легенды о том, что Ломбар зачастую устраивал здесь поджоги, в надежде раз и навсегда положить конец месту, где он провел свои юные годы. Я лично сомневаюсь в правдивости этих россказней. В разрушительной работе Ломбар был бы наверняка более продуктивным, а кроме того, я прекрасно знал, как он ненавидит трущобы. В один прекрасный день, сказал он мне однажды, все это будет сметено с лица планеты, а население поголовно истреблено. И судя по внешнему виду, город уже давно созрел для подобной меры.
Наконец я разглядел внизу то, что мне требовалось. Это была одна из светлых точек на фоне общего мрака. В таких притонах Города Трущоб обычно собиралась молодежь. Иногда они даже организовывали здесь оркестры, которые, как правило, не выдерживали никакой критики. Тап стоил здесь одну двадцатую кредитки и был отвратительного качества. Вокруг такого места обязательно должны находиться спидвилы.
Я приказал водителю посадить машину в стороне от огней полицейского участка. Площадку подобрали в том месте, которое когда-то могло быть парком. Я заставил водителя выключить все огни, чтобы он не мог видеть, что я делаю. Немного повозившись, я снял с себя мундир и натянул костюм для езды на спидвиле и шлем с затененным стеклом. Я оставил удостоверения и служебные бумаги, а также стандартное оружие сотрудника Аппарата в мундире, прихватив только тройной нож и небольшую пачку фальшивых денег. Водителю я строго наказал сидеть здесь, дожидаясь моего возвращения, и не включать никаких осветительных приборов.
Ступая совершенно бесшумно, я зашагал в том направлении, откуда доносились звуки оркестра. Остановился же я поблизости от ярко освещенной площадки. Там танцевала целая толпа молодежи. Краткая рекогносцировка на местности выявила достаточно мощныйспидвил, поставленный в довольно затененном месте. Я тут же открыл отмычкой замок. Замок открылся настолько легко, что парень, который поставил его здесь, был просто по справедливости наказан за ротозейство!
Не включая мотора, я откатил его на порядочное расстояние, а когда оказался в полной безопасности, вдали от чьих-либо глаз, включил мотор и помчался по так называемому бульвару Города Трущоб, взметая колесами облака пыли и мусора. Отвратительная вонь, доносившаяся с гниющего озера, была настолько осязаемой, что, казалось, ее можно было разводить руками. Район, к которому я летел сейчас на всех парусах, был известен своими форникационными машинами, электрическими возбудителями и специалистами по штопке продавленных черепов. Через несколько минут перед моими глазами замелькали слабо освещенные вывески. Я сбросил скорость.
Написанные корявыми буквами, они сплошь усеивали облупившиеся стены, как бы стремясь прикрыть собой все это убожество. Вывески содержали следующие призывы: «Освободите свой гниющий кишечник», «Посетите Дворец Приятного Возбуждения». На другой стене доходчиво и ясно сообщалось: «Электростимуляция пениса производится здесь». И наконец я отыскал то, что мне требовалось. На здании, еще более разрушенном и запущенном, чем все остальные, красовалась в числе прочих вывесок и такая: «Лечение душевно больных. Срочное исследование мозговой деятельности. Специалист по нервам и психологии. Лечение гипнозом. Очистка желудка. Посетите доктора Катсуица, пока не поздно. Торопитесь!» Вот он! Тот человек, который мне сейчас просто необходим.
Я колебался всего лишь мгновение, да и то только потому, что рядом находился участок «синебутылочников». Фактически полицейский пост располагался всего в тридцати футах от входной двери доктора Катсуица. Это было удобно для обеих сторон, потому что полиция наверняка в случае надобности направляла задержанных прямо к доктору Катсуицу. Но для моих целей это было не вполне приемлемо. Я решил, что осторожность не помешает.
Развернувшись, я пошел в обратном направлении и свернул в аллею. Дальше тянулись целые кварталы совершенно разрушенных домов. Теперь я мог осмотреть дом доктора с обратной стороны. Полуразвалившаяся стена соседнего дома не представляла для меня серьезной преграды. Тут весьма кстати был и оконный проем, в котором к тому же светился огонь. С кошачьей ловкостью я взобрался на стену и проник сквозь этот проем в довольно обширный холл. В этой развалюхе явно жили люди. В дальнем конце холла из двери вышла женщина, но тут же вошла в другую дверь. Естественно, она меня не заметила. С этим я отлично справляюсь. Я снова соскользнул в проход между домами и вскоре отыскал дверь доктора Катсуица. Внутри дома горел свет.
Я смело толкнул входную дверь.
