Текст книги "Девочка, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню"

Автор книги: Ромен Пуэртолас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

От диспетчера пахло безграничной добротой и все тем же марсельским мылом. И, поскольку он выглядел восприимчивым, молодая женщина рассказала ему свою историю. От того самого эпизода с аппендицитом в Марракеше вплоть до нынешнего дня. Не упустив ни единой мелочи из этого знаменательного приключения.

– Она умирает, Лео! – сказала она напоследок. И по ее щекам градом покатились слезы, мерцающие, как тысячи жемчужинок. – Заира – это все, что есть у меня в жизни.

Диспетчер подумал: у этой молодой женщины такое же большое сердце, как у реактивного двигателя «Аэробуса А-320» (у каждого свои аналогии). Он собрался ей это сказать, но решил, что вряд ли она поймет. А может, даже сочтет нелестным такое сравнение. Ведь, если вдуматься, в двигателе «Аэробуса А-320» и вправду нет ничего романтического или поэтичного. Сам-то он, конечно, считал этот самолет шедевром технической мысли, идеальным сплавом хрупкости (одна замороженная курица запросто могла разрушить лопасти мотора) и мощи (сила реактивной газовой струи могла поднять в воздух многотонный самолет!).

Лео одолевали сомнения. Разумеется, он ни минуты не верил в то, что его почтальонша способна летать. Человек по определению не может летать самостоятельно. Это основной закон физики, и Лео верил в этот закон больше всего на свете. Такова была его профессия, его религия. Он был инженером по контролю за воздушной навигацией, сокращенно ИКВН, как говорили на авиажаргоне, человеком науки, который верит в реальные явления, а не в химеры. Но что-то ему подсказывало, что сейчас все встанет с ног на голову, ибо эта женщина буквально очаровала его. Очаровала и зачаровала. Она обладала каким-то неотразимым обаянием. Во-первых, у нее была самая прелестная огорченная мина, какую он видел в жизни. Во-вторых, его не оставили равнодушным ее ноги, ее тонкая талия, ее белая, чуть позолоченная загаром кожа, маленькие ручки и, главное, хрупкие запястья. Да-да, именно эти хрупкие запястья, такие изящные. И такой совершенной формы. Если бы он дал себе волю, то вынул бы линейку, чтобы измерить их и убедиться, действительно ли они так миниатюрны, как кажется со стороны. Ибо когда-то он поклялся себе, что женщиной его жизни станет только чемпионка мира по хрупкости запястий. И что именно по этим характеристикам он ее и распознает. Этой странной манией Лео навлек на себя множество саркастических насмешек своих коллег. Мы живем в обществе, где пристрастие к толстым запястьям более распространено, чем пристрастие к тонким. Короче: увидев запястья стоявшей перед ним молодой женщины, он подумал, что наконец нашел идеальное создание, которое искал всю жизнь и с которым мечтал провести короткий остаток своего существования, отмеренный ему судьбой.

Откуда в ней столько силы, воли и любви, чтобы вообразить себя способной взлететь в небо? Эта наивная уверенность, столь чуждая нашему грешному миру, поразила его до глубины души. А какое прекрасное тело! Какая прекрасная душа!

И Лео решил дать ей шанс. Просто из желания посмотреть, что она будет делать, оказавшись на взлетной полосе. В конце концов, поле-то свободно. Самолеты стоят на приколе, и аэропорт уже закрыт. Все лучше, чем сидеть в своей будке и ждать у моря погоды. Да и общество этой женщины было ему очень приятно. При взгляде на нее его сердце трепетало. И этот сердечный трепет был вполне невинным и приятным.

Лео был тронут тем, что она называла его по имени. Но в то же время он думал о своей работе, о реакции начальства, о грозящем ему дисциплинарном взыскании за то, что он допустил эту особу в свой кабинет и сейчас проведет ее на взлетное поле.

Мир кружился с сумасшедшей скоростью.

И его голова – тоже.

На какое-то мгновение он вспомнил себя маленького: отец привел его в парижский Пантеон и с улыбкой сказал, указывая на маятник Фуко, колебавшийся на тросе над пустотой: «Перед тобой единственный, уникальный ориентир в пространстве. Мы живем в мобильном мире, где нет ничего постоянного, ничего вечного. В нем все меняется и вокруг нас, и внутри нас, притом с сумасшедшей скоростью. Если ты сможешь найти среди этого хаоса свой ориентир, держись за него до последнего.

Он поможет тебе в минуты сомнений, когда все вокруг тебя – твой дом, твои привязанности, твои привычки – начнет рушиться. Я нашел такой ориентир в твоей маме. Она – мой неизменный ориентир, моя опора, мое прибежище. Мой личный маятник Фуко».

И Лео решил, что начиная с этого дня Провиденс станет ориентиром в его вселенной.

Правда, отношения с этим ориентиром пока что складывались неважно, поскольку он (ориентир) собирался навострить лыжи, то есть отправиться в путешествие, оставив между ним и собой две тысячи километров.

Но Лео дал Провиденс разрешение на взлет.

Ему не терпелось помочь ей встретиться с дочерью. А главное, не терпелось увидеть своими глазами, как эта женщина в бикини взлетит к облакам, хотя он ни секунды не верил в успех. Она набросилась на него и поцеловала в щеку возле губы, а потом пылко обняла и прижала к груди. У нее была такая нежная кожа. И как же красиво выглядело это сочетание их разных по цвету рук! Словно молочная капля на черном лоснящемся блюдце его ладони. «Спасибо вам!» – сказала она ему, вложив в это слово весь жар своего сердца, все сияние своих прекрасных золотистых глаз. Потом посерьезнела и спросила, что ей делать дальше.

Диспетчер надел наушники с микрофоном, прослушал эфир и произнес несколько слов по-английски, обращаясь к пилотам иностранных самолетов, стоявших на взлетных полосах с момента закрытия аэропорта. Затем он с улыбкой обратился к Провиденс:

– Ну вот, путь свободен. Не поднимайтесь слишком высоко. Чем выше вы взлетите, тем ниже будет температура воздуха, а вы слишком легко одеты. И потом, не забывайте, что на большой высоте мало кислорода. Вы и сами это скоро заметите. А теперь я провожу вас на взлетную полосу.

Почему он взял на себя труд давать ей подобные советы? Она же все равно ни на миллиметр не оторвется от асфальта, а он ее наставляет так, словно уверен в ее способности достичь стандартной крейсерской высоты в тридцать тысяч футов.

– Я так и знала, что вы мне поможете, – ответила она с самой ласковой и обольстительной улыбкой.

Они спустились по узкой винтовой лестнице, какие бывают в башнях морских маяков, и вскоре оказались на передней линии, перед взлетными полосами, которые по какому-то чудесному совпадению служили также и посадочными. За широкой застекленной стеной терминала собралась группа зевак, с интересом наблюдавших за этой сценой.

– Ну, в добрый путь! – сказал небесный диспетчер.

И в тот же миг Провиденс, с невыразимой легкостью влюбленных почтальонш, взмыла в небо.

– Нет, постойте, вы что, смеетесь надо мной? Целый час вы распространяетесь о всяких чепуховых подробностях, а когда дело дошло до самого интересного – до полета Провиденс Дюпуа, – впихнули это в одну-единственную фразу. «И в тот же миг Провиденс, с невыразимой чем-то-там, взмыла куда-то там…» Вы думаете, я этим удовлетворюсь?

Желая облегчить взлет Провиденс и избавить ее от лишних усилий, Лео придумал использовать двигатель реактивного самолета, чтобы нагреть воздух, который, устремившись вверх потоком крошечных молекул, увлек бы вместе с ними и тело молодой женщины. То есть действовал бы по принципу воздушного шара или по законам фантазии и научной фантастики. Если бы его выдумка сработала, Провиденс было бы легче преодолеть первые метры полета (а сам он мог бы претендовать на Нобелевскую премию – или на лечение в психушке). Ну а там, наверху, ей осталось бы только замахать руками и пуститься в свое чудесное воздушное путешествие.

Не иначе как она его загипнотизировала.

Никогда в жизни Лео не пришло бы в голову содействовать чужим сумасшедшим поступкам. Но сейчас им повелевала сила, не имеющая ничего общего с разумом. Сила, которая зарождалась в самых потаенных глубинах его сердца. Сила, которая звалась любовью, чтобы не сказать безумием. И если логика подсказывала Лео, что ему предстоит увидеть сокрушительное фиаско, ибо Провиденс не оторвется от раскаленного бетона взлетной полосы ни на миллиметр, то его сердце, напротив, трепетало в ожидании ее волшебного полета в небе.

И вообще, сначала надо посмотреть, как оно будет. Ведь она выглядела такой уверенной в себе…

Диспетчер вызвал по рации кабину самолета компании «Люфтганза» и переговорил с пилотом. Затем подвел Провиденс к левому соплу двигателя, поставил ее на безопасном расстоянии и вернулся за своими наушниками, чтобы контролировать маневр.

Лопасти двигателя начали вращаться. Сперва медленно, потом все быстрее и быстрее. Лео, сильно сомневавшийся в благополучном исходе своего эксперимента, все же решил довести его до конца. Даже если летчик посчитает его полным идиотом. Он помахал молодой женщине, заверяя ее, что все будет в порядке. Поскольку самолет не располагал зеркалом заднего вида, немецкий пилот даже не подозревал, какая фантастическая сцена разворачивается у него за крыльями.

Наконец поток теплого воздуха слегка взметнул коротенькую стрижку Провиденс и вызвал легкую дрожь в ее стройном теле. Несколько секунд спустя тот же поток подхватил ее и вознес в небо вместе с ее цветастым бикини, словно ломтик подсушенного хлеба, выброшенный тостером.

Место действия: небо, обычно называемое «атмосферой» (Франция).

Показания сердцеметра: 2105 километров.

Когда молодая почтальонша открыла глаза, она уже летела по небу в более чем ста метрах над землей. Под ней простирался гигантский аэропорт с прикованными к нему самолетами – сверху он походил на архитектурный макет. Люди выбежали на взлетное поле и смотрели на нее, задрав головы и заслоняясь ладонями от солнца. Наверняка они были так же перепутаны, как она. До нее доносился неразборчивый гул, словно толпа приветствовала ее криками.

Ну вот, значит, ей удалось!

Мэтр Юэ и Отец-настоятель оказались правы: она могла летать, ей от рождения была дана эта способность.

Просто невероятно!

А внизу, на земле, Лео сообщил пассажирам через громкоговорители о миссии Провиденс, и они тотчас забыли свои мелкие огорчения, отмененные рейсы, деловые встречи или начало каникул, приобщившись к судьбе матери, которая одной силой своей любви взлетела, как на крыльях, чтобы встретиться с дочерью, ожидавшей ее на другом берегу моря. Это было прекрасное любовное послание о том, что нет разных национальностей и религий, а есть только народ, только единая человеческая раса, наблюдающая за ней. Болеющая за нее. За это уникальное существо, которое одним напряжением воли смогло осуществить свою мечту. Кстати, мечтать могут только люди. Ибо животные вряд ли на это способны, разве что в романе Джорджа Оруэлла.

Провиденс различила внизу, далеко внизу, Лео, который бешено жестикулировал, прощаясь с ней. Счастливая почтальонша с удвоенной энергией взмахнула руками и поднялась еще на несколько метров, не забывая, впрочем, совет диспетчера: не лететь слишком высоко, иначе за каким-нибудь облаком ее подстерегут холод и нехватка кислорода.

Вскоре аэропорт исчез из вида; теперь она летела над обширными желто-зелеными пространствами, похожими на гигантский лоскутный квадрат – точь-в-точь банный коврик от ИКЕА; этот пейзаж указывал ей дальнейший путь. Провиденс не запаслась компасом, но она инстинктивно чувствовала, в какую сторону нужно лететь. Матери, как никто, знают такие вещи.

Ей вспомнилась песенка Жака Бреля:

 
Это был мой первый цветок
И моя первая девушка
Первая такая чудесная
И мой первый страх
Я летел ей-богу
Ей-богу я летел
Мое сердце распростерло руки.
 

Казалось, бельгийский певец написал это специально для нее.

Для этого дня.

Для этого полета.

Вскоре молодая почтальонша увидела впереди первое облако и полетела прямо к нему, поскольку оно не напоминало ни цветную капусту, ни поварской колпак, а выглядело просто большим влажным комком ваты. Она проскользнула в него между волокнами, но едва оказалась в самом центре, как ей брызнул в лицо и увлажнил тело, словно гигантский облакораспылитель, фонтан переохлажденных капелек воды. Какое дивное ощущение! И какой аромат! Отец-настоятель был прав: нюхать облака так приятно! Кстати, вот еще один запах в копилку ее обоняния! Запах Рая. Да, такое не каждый день попадается.

Провиденс парила в воздухе, энергично разводя руки в стороны, словно плыла брассом; так она плавала в бассейне Турель, когда была маленькой, и точно так же плавала во сне. А вот теперь она плавает в небе. Но разве это сравнимо с плаванием во сне!

Мимо нее пролетела птичка, что-то чирикнув ей на ухо. Похоже, птичку тоже удивило появление человека в небесах, и она еще несколько метров держалась рядом с Провиденс, а потом снова исчезла в небесной синеве – видно, спешила поделиться этой невероятной новостью с сородичами.

В детстве Провиденс часто бранили в школе учителя: где, мол, у тебя голова, вечно ты витаешь в облаках. И вот теперь, пожалуйста, она витает в облаках вся целиком, с головы до ног.

«Сосредоточься! – приказала она себе. – Думай о кубке «Тур де Франс»!»

Внезапно, минуя слева третье облако, Провиденс почувствовала страх.

Полет только-только начался, но она ясно представила себе, как одолеет еще какое-то расстояние, а потом, измученная усталостью, камнем полетит на землю. И ведь это вам не мультик, где персонаж двигается в пустоте и падает лишь в тот момент, когда сам это заметит. В реальности она свалится с неба, как бутерброд. Как в экспериментах, которые они с Заирой шутки ради устраивали во время полдника.

Они намазывали на сухарик немножко масла и варенья, клали его на ладонь, вытягивали руку, поворачивали ее ладонью вниз и роняли бутерброд на пол, стараясь, чтобы он упал маслом вверх. Провиденс наслаждалась этой забавой, как ребенок, тогда как Заира, более рассудительная, вела статистику, делая пометки. Например, из двадцати случаев сухарик 16 раз упал намазанной стороной вниз, три раза – не намазанной, а один раз остался приклеенным к ладони. Нередко уборщица, встревоженная смехом других больных, фурией врывалась на кухню и при виде пола, измазанного вареньем, охаживала виновных половой щеткой, не желая слушать, что они проводят научный эксперимент чрезвычайной важности, от которого зависит судьба вселенной. Уборщицу куда больше волновало состояние пола, нежели состояние вселенной, и она прогоняла их из кухни, громко бранясь по-арабски. Вернувшись в палату, девочка записывала результаты опытов в тетрадку и сопровождала их следующими научными выводами:

вывод № 1

Бутерброд, находящийся на весу, всегда падает.

Вывод № 2

Бутерброд почти всегда падает маслом с вареньем вниз. Как культура: чем ее меньше, тем тоньше слой. Значит, не будет преувеличением сказать, что бутерброд почти всегда падает культурой вниз (впрочем, это звучит довольно бессмысленно).

Вывод № 3

Если в виде исключения бутерброд падает на пол сухой стороной, это означает, что он намазан не с той стороны.

Провиденс вернулась к реальной действительности.

Ей необходимо сосредоточиться. Именно так наказывали ей монахи. Ибо в реальной жизни нет места никаким Game over.

До сих пор путешествие вроде бы проходило благополучно. Но что будет на обратном пути? Провиденс задумалась, каким образом они вернутся вдвоем с Заирой. Ведь их самолету не позволят взлететь, и вместе с ним на земле останется бригада медиков, нанятая ею для сопровождения больной во Францию.

А взять Заиру на руки и взлететь вместе с ней тоже невозможно, слишком велика будет тяжесть. Кроме того, у девочки уже есть одно облако в груди, и вряд ли она перенесет полет среди других облаков.

Провиденс даже всплакнула при этой мысли.

Один метеоролог, на много километров ниже, зафиксировал на своем компьютере эти слезные брызги. Красивый зеленовато-голубой цвет закрасил его гигрометрическую модель. Похоже, будто впервые в истории неба дождь шел не из облаков, а над ними.

Нынче днем Франсуа Олланд решил проехаться на метро. Прежде он никогда не пользовался этим видом транспорта. Во-первых, потому, что он жил там, где работал, то есть в Елисейском дворце: на манер арабских бакалейщиков, китайских рестораторов или содержателей салунов в американских вестернах, которые все как один обитали на верхнем этаже своих заведений. Во-вторых, потому, что это было бы невиданной головной болью для его службы безопасности, – вечно она ставила ему палки в колеса, когда он хотел гульнуть налево. Наконец, в-третьих и последних: кто бы посмел отсоветовать ему предпринять сей демарш?! Президенту Республики не каждый дерзнет запретить делать то, что ему взбрело в голову, разве что этот «каждый» решил уйти в преждевременную отставку.

Вот почему служба безопасности не смогла помешать президенту спуститься в недра парижского метро. Но, увы, глава государства неудачно выбрал день, ибо один из его советников почти тотчас разыскал его там, чтобы лично сообщить (поскольку в этой пещере XXI века мобильники выключались автоматически), что мир потрясло беспрецедентное событие, а именно: одна женщина улетучилась.

– Ну нет, не вздумайте снова морочить мне голову байками о матери семейства, которая взяла в супермаркете котлеты, якобы желая накормить своих голодных детей, и улетучилась! Хватит с меня неприятностей 2007 года! Вышвырните ее прочь, как ту, первую, которую выгнал Саркози!

– Господин президент, эта улетучилась вовсе не из супермаркета. Она улетучилась в небо.

– Ну, и что она там украла? Облака?

И господин Олланд, высоко ценивший собственные шутки, испустил короткий смешок, напоминавший кудахтанье. Его свита постаралась выдавить из себя нечто похожее. И это дружное птичье кудахтанье пронеслось по всему вагону, заполненному на 99,9 процента полицейскими и на 0,1 процента гражданскими лицами, а именно дамой лет пятидесяти, зажатой с двух сторон «гориллами», которую заставили дать подписку о неразглашении государственной тайны, обязывающую ее забыть тут же, на этом самом месте, все, даже самые остроумные слова нашего доброго президента.

– Она улетучилась как птица, месье.

– Как птица? Вот это уже интересно. Лига защиты птиц в курсе?

– Нет, месье.

– Хорошо. А ГУТА?

– Нет, месье.

– Еще лучше. Ну, а Главное управление внутренней безопасности?

– Нет, месье.

– Ну что ж, меньшего я от вас и не ожидал. Ладно, в таком случае всем в Шарль де Голль!

– Но женщина взлетела из Орли.

– Прекрасно, тогда всем в Орли!

– Месье, но… аэропорт Орли закрыт.

– Прекрасно, тогда всем в Шарль де Голль!

– Месье, сегодня закрыты все аэропорты. Разве вы не ознакомились с утренним пресс-релизом?

– Если вы имеете в виду тот гроссбух в красной обложке на сотню страниц, который мне срочно доставили в 11 часов утра, то – нет. Я, как Помпиду, не читаю пресс-релизов, состоящих более чем из одной фразы. Потому что, когда в пресс-релизе больше одной фразы, – это уже не пресс-релиз.

– Хорошо, в следующий раз мы пришлем вам телеграмму, – пролепетал советник.

– Что вы сказали?

– О, ничего, господин президент. Просто заметил, что вы правы. Мы проследим за тем, чтобы все будущие пресс-релизы не превышали по объему одной фразы. Ну, в крайнем случае двух, с вашего позволения.

– Да, и, пожалуйста, чтобы я больше не видел этих гроссбухов в красных обложках. Я никогда их не читаю, эти гроссбухи в красных обложках. Они наводят на меня страх. Такой гроссбух в красной обложке – просто бомба, которая в любой момент может взорваться у вас в руках. Понятно? Прекрасно. Вернемся к нашим аэропортам.

– Все закрыты, месье.

– Нет такого аэропорта, который был бы закрыт для президента Республики!

– Дело в том, что гигантское облако вулканического пепла мешает самолетам летать. Именно так и было указано в утреннем пресс-релизе.

– Вот видите, смогли же вы уместить это в одной фразе: «Гигантское облако вулканического пепла мешает самолетам летать». Все просто и понятно. Ну так вот, сообщаю, к вашему сведению, что никакое облако пепла не может помешать взлететь президенту французов!

Итак, все скоренько выбрались наверх, вызвали мотоциклетный эскорт и под вой сирен сопроводили месье Олланда в Орли, где президента уже поджидала усатая представительница пограничной полиции, дабы ввести его в курс дела.

– Здравствуйте, месье, – сказал ей президент, – введите меня в курс дела.

– Господин президент, я не мужчина, ответила полицейская.

… Ну, это ваше личное дело, старина, – пошутил глава государства, которому совершенно не хотелось вникать в частную жизнь чиновников. – Я всего лишь попросил вас ввести меня в курс дела, а не в курс ваших сексуальных проблем. Даже если мне и понравилось ваше выступление на Евровидении.

Усатая дама задрожала от ярости.

– Летяга… пардон, летунья… только что перелетела через испанскую границу, месье.

– Что-о-о? Значит, она уже у этих едоков паэльи! Ну, хватит, мы и так потеряли массу времени, ведите меня скорей к президентскому самолету. И пошевеливайтесь! ц

– Я просто обожаю Олланда, – объявил парикмахер.

– А я не так чтобы очень. Но все же я его предпочитаю другому Франсуа.

– Франсуа Миттерану?

– Да, Миттерану. Мне никогда не нравился этот деятель – слишком уж холодный и чопорный.

– Н-да, тут вы правы, именно слишком холодный и чопорный. Но… не стоит плохо говорить о покойниках..

Место действия: над Пиренеями (Франция – Испания).

Показания сердцеметра: 1473 километра.

Облака плывут по небу, как гигантские конверты, как послания одного времени года другому, – так выразился однажды албанский поэт Исмаил Кадаре. Ни одна почтальонша не смогла бы написать лучше.

О, как же прекрасен был мир при взгляде сверху! Совсем другое ощущение, чем при взгляде из иллюминатора, поскольку люди до сегодняшнего дня еще не изобрели воздушных судов со стеклянным полом, как на марсельских туристских пароходиках. А жаль, это было бы замечательно. Но даже если бы изобрели, пассажиры не смогли бы насладиться той прохладной свежестью и влагой, что так нежно ласкает вам лицо в свободном полете, а кроме того, еще и запахом. Запахом Рая! Вдобавок Провиденс была вольна управлять своими движениями, лететь куда угодно и выбирать высоту, на которой ей хотелось парить в небе.

Она заприметила внизу установщиков флюгеров на церковных шпилях, мойщиков окон за перекуром, развалившихся на стеклянных крышах зданий. А скольких людей она застала в момент падения с балконов, просто с ума сойти. И еще молодых девушек в слезах, альпинистов-любителей, целую кучу всяких персонажей из одной песенки Жака Ижлена. За несколько часов она успела пролететь над главными городами Франции и над гигантской горной цепью, разделявшей ее страну и Испанию. А там ковер, расстилавшийся под ней, изменился, словно по взмаху волшебной палочки: утратил свою веселую зеленую раскраску, пожелтел и поблек. Чем ближе к южным широтам, тем более иссохшей выглядела бесплодная земля.

Дважды Провиденс прерывала полет, чтобы напиться и восстановить силы. Как выяснилось, утолить жажду, попав в облако и открыв рот, не очень-то легко. Это все равно что ловить воду из пульверизатора, распыленную на расстоянии пяти метров. Чтобы выпить стакан такой воды, ей потребовались бы многие часы. Поэтому она совершила промежуточную посадку еще до Пиренеев, в местах, где было полно рек и речушек, да и просто родников, бьющих из горной скалы. После чего без всяких усилий снова взмыла в небо.

Поглядывая вниз, на землю, Провиденс иногда замечала там длинные вереницы людей, напоминающие скопища муравьев. Очевидно, они следили снизу за ее полетом. Она убедилась в этом, пролетая над Мадридом, где ей встретился воздушный шар. Надо же, оказывается, воздушным шарам сегодня позволено летать! Как же она не подумала об этом способе путешествия?! Шар подлетел ближе, и четверо пассажиров передали ей с борта корзинку с бананом и домашними пирожными от «болельщиков», желавших выразить ей горячие дружеские чувства и гюблаюдарить за жизненный урок любви и душевной силы. «Мысленно мы с вами там, в облаках! – гласила записочка, сунутая в баночку с салатом. – Вы – наша любимая Фея-Колокольчик!» А журналист, находившийся на борту с камерой и микрофоном, сообщил ей, что там, на земле, ее уже прозвали Феей желтого «рено», поскольку она работает на почте.

Фея желтого «рено»… У обычных фей только пара крыльев, а у нее – все четыре колеса.

Ну что ж, неплохое имечко.

А главное, такая популярность!

В один миг Провиденс стала знаменитой, как Джоконда. Да что там Джоконда – такой же знаменитой, как актрисы французского и американского кино: Софи Серсо, Жюльетт Бриошь, Одри Туту, Марион Котильон, Анджелина Чтоли, Натали Портмоне и даже Пенелопа Груз.

Но самое главное в этом было то, что подвиг Провиденс воспламенил весь мир, и планету накрыла гигантская волна всеобщей любви. На мгновение затих грохот войн и вооруженных конфликтов, на мгновение затих голос ненависти. Как неоднократно пел с эстрады Майкл Джексон: «Heal the world, make it a better place»[7]7
  «Спаси мир и сделай его прекрасным местом» (англ.).


[Закрыть]. Увы, он уже не увидит этого зрелища, как не увидят его Нельсон Мандела, Мартин Лютер Кинг, Ганди и мать Тереза. По грустной иронии судьбы, все, кто когда-либо боролся за мир во всем мире, ныне покинули его. Сирийцы сложили оружие на мешки с песком и, заслоняясь от солнца свободными руками, уставились в небо. Правда, они так и не увидели француженку, летевшую слишком далеко к западу от них. Однако они хотя бы перестали сражаться. Эта внезапная и нежданная передышка напоминала примирение супружеской пары, которая случайно увидела по телевизору фильм о любви, взялась за руки и плюхнулась на диван, вмиг забыв о многонедельных раздорах. А один палестинец, державший на мушке своего автомата израильтянина, сказал: «Ладно, давай забудем!» И примерно так же было повсюду. Разбитые семьи воссоединялись, сбежавшие отцы возвращались к родному очагу, беспутные матери мчались к мусорным бакам, чтобы достать оттуда выброшенных младенцев.

Оказывается, вот как можно спасти целый мир.

Притом даже не специально.

Просто в одно прекрасное утро Провиденс вышла из дома с мусорным мешком в руке и попутно спасла мир.

Но еще до того, как все новостные телеканалы планеты разнесли эту добрую весть своими громогласными:  Breaking new!»[8]8
  Сенсация! (англ.)


[Закрыть], ситуация вернулась на крути своя. Перемирие длилось всего несколько минут. Если точно, три минуты. А затем, не успел весь мир прийти в себя и снова заняться повседневными делами, не успел еще пролететь тихий ангел, как палестинец нажал на курок. И в тот же миг какой-то белый убил негра в Германии, а какой-то негр прикончил парочку белых в Южной Африке; какой-то юный псих устроил бойню в американском университете, открыв стрельбу из ружья, подаренного ему по случаю открытия банковского счета, а группа лесорубов-нелегалов замочила пятерых индейцев амазонского племени ава; один иранец пристрелил одного иракца, а другой иракец пристрелил другого иранца; один пакистанец плеснул серной кислотой в лицо женщине, взглянувшей на другого пакистанца; один бразилец прибил насмерть старушку, пытаясь вырвать у нее сумочку; один террорист-смертник бригады Джебхад ан-Нусра[9]9
  Джебхад ан-Нусра – террористическая организация, запрещенная на территории РФ. – Прим. ред.


[Закрыть] взорвал себя на рынке Дамаска в толпе гражданских лиц, результат – двенадцать погибших, сорок три раненых; один перуанец в депрессии бросился вниз с крыши семиэтажного дома, прихватив с собой свое пончо и флейту и раздавив при падении двоих ни в чем не повинных прохожих.

Словом, мир вернулся к своему нормальному состоянию.

И тем не менее никому не под силу стереть эти три минуты всеобщего мира, во время которых не была зафиксирована ни одна смерть. Даже естественная. Старики и больные, сжав зубы, удерживались от смерти, – так люди удерживаются от чихания, чтобы не разбудить спящего ребенка.

Подвиг молодой почтальонши не только произвел мирную революцию в умах и сердцах мужчин и женщин, населяющих нашу прекрасную планету, но также оказал существенное влияние на их тела, эти груды плоти, которые они повсюду таскают с собой и которые делают их более человечными и уязвимыми. Ибо не будет преувеличением сказать – и международная пресса также этого не отрицала, – что в означенный день во всех уголках земного шара [10]10
  Да знаю я, знаю, что у земного шара нет углов, поскольку он – сфера; мой издатель сколько раз мне об этом напоминал, в связи с выходом моего романа «Невероятные приключения факира, запертого в шкафу ИКЕА».


[Закрыть] множество людей, увидевших по телевидению, как Провиденс летит за своей дочкой, исцелилось от болезней. Кто от рака, кто от лейкемии, а кто и от разбитого сердца.

Ну, а потом мир вернулся к своему нормальному состоянию.

Ничего не подозревая, Провиденс ухватилась одной рукой за корзину шара, махая оставшейся рукой и таким образом сберегая силы, как велосипедист, держащийся одной рукой за машину своего спонсора. Она с улыбкой отвечала на вопросы журналиста, сочетая усилие и дипломатию. Мэтр Юэ, наверное, весь изошел от ярости, сидя перед дешевеньким телевизором в своей душегубке на Барбесе или в роскошной резиденции в Шестнадцатом округе, если таковая существовала. Может, он даже сжевал от злости свою шапку – ту самую, вязаную, с символикой «Пари Сен-Жермен». В любом случае на вкус она была, наверное, ничуть не хуже вокзальных сэндвичей, которые он пожирал в присутствии своей ученицы. Но он должен был понять, почему она продемонстрировала свои летательные способности всему миру. Ведь они служили благородной цели, а не для того, чтобы мыть стекла самого высокого небоскреба Дубая.

Поступок молодой женщины стал действительно примером для подражания, как «Тур де Франс», даже при том, что она давно переплюнула эту гонку по всем параметрам. И она получит свой дурацкий кубок! Чу Нури по праву будет ею гордиться!

Вскоре воздушный шар отлетел (или это Провиденс отлетела от него), и почтальонша опять обрела покой в своем новом жилище. Ибо облака стали теперь ее жилищем. И она замахала руками с удвоенной энергией.

Каждый раз, как у нее немели мышцы, она думала о Заире, и боль в руках слегка отступала. Каждая истекшая секунда приближала ее к дочери, и каждый взмах рук, и каждый оставшийся далеко внизу город, и каждая река, и каждое пересеченное ею облако. Все-таки это фантастика, ей-богу! Просто чудо! Не иначе как она видит все это во сне… но ощущения были слишком реальными, чтобы в них не верить.

И вдруг от этих размышлений ее оторвал глухой мощный рокот. К ней приближался бело-голубой самолет. На его фюзеляже она увидела большие буквы: UNITED STATES OF AMERICA. Он завис в воздухе рядом с ней, как в фильмах, где пиратской корвет подходит вплотную к беззащитному кораблю, готовясь взять его на абордаж. Самолет был так близко, что Провиденс даже разглядела сквозь стекло пилотской кабины летчика, жующего жвачку. В океане она плыла бы в компании дельфинов, в воздухе она плывет в сопровождении воздушных шаров и самолета президента Америки! В тот час, когда все остальные летательные аппараты прочно стояли на земле, только одному самолету разрешили бороздить небеса, и это был самолет, на борту которого находился президент Соединенных Штатов.