Текст книги "Девочка, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню"
Автор книги: Ромен Пуэртолас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)
Поскольку они летели не слишком высоко, люк самолета открылся, но, в отличие от фильмов-катастроф, никого не втянул внутрь, точно устрицу. Двое мужчин в черных костюмах схватили Провиденс за талию и дернули к себе. Молодая француженка беспрепятственно проскользнула в салон и миг спустя оказалась в кресле с соломинкой в одной руке и бокалом виски в другой, хотя ни того ни другого не просила.
Вот так скромная почтальонша из южного пригорода Парижа встретилась с самым могущественным человеком в мире. После Мэтра Юэ, конечно.
Невзирая на свою безграничную власть, Обама был человек простой. И, как всякий простой человек, менял свои лакированные туфли на удобные красные тапочки с изображением Гомера Симпсона, когда находился дома (или в самолете, что, в общем-то, одно и то же). Именно в таком виде, одетый в цвета своей нации, то есть в темносиний костюм с белым галстуком, и обутый в ярко-красные тапочки, этот государственный деятель с сияющей улыбкой на устах принял у себя молодую француженку.
– My dear Providence, I jumped right away in my Jumbo the very moment I…
Рядом с ним, как по взмаху волшебной палочки, возникла белозубая блондинка и начала переводить:
– Дорогая Провиденс, я прыгнул в свой «джамбо» в ту же секунду, как узнал о вашем подвиге. В настоящий момент я должен был лететь в Грецию на открытие Олимпийских игр, в частности на новые соревнования по дальности плевания вишневыми косточками, в коем виде спорта первенство, как мне доложили, удерживают французы. Правда ли, что они вяжут спортивные костюмы с запахом рокфора? Вообще-то, французы и так неважно пахнут… (Это он просит меня не переводить, но я не могу удержаться.) В общем, я захотел увидеть вас собственными глазами. То, что вы совершаете, прекрасно и благородно. И даже фантастично. Как сказал бы Нил Армстронг, «маленькие взмахи рук для человека, но гигантские взмахи рук для человечества». Жаль только, что первой на это отважилась француженка. (Это он тоже попросил меня не переводить, но я и тут не смогла удержаться.) Поздравляю вас от имени Соединенных Штатов Америки! Пью за ваш первый полет! И награждаю вас американской медалью Мира. Какая связь между миром и вашим полетом? Да никакой, просто это единственная медаль, оставшаяся у меня для наград. Этих у меня целая куча – я их раздаю направо и налево, а они все не кончаются.
– Я полагаю, это он тоже попросил не переводить?
– Нет, отчего же?
– Гм…
Барак Обама взял медаль на бело-голубой ленточке, сложенной бантиком, которую протянула ему другая белозубая блондинка, также возникшая как по взмаху волшебной палочки, и пришпилил ее к верхней части бикини Провиденс. А потом с чувством расцеловал почтальоншу в обе щеки.
– Thank you, – сказала молодая француженка, польщенная и одновременно обеспокоенная этой прибавкой веса.
Двое мужчин в черных костюмах секретной службы тотчас крепко вцепились в нее, сопроводили к люку самолета и решительным жестом выбросили наружу, пожелав счастливого полета, так что она даже не успела крикнуть: «Джеронимо!»
Провиденс понадобилось несколько секунд, чтобы снова войти в ритм своего полета. Но не успела она в него войти, как опять заслышала глухой рокот. Новый самолет, на сей раз белый и с надписью «ФРАНЦУЗСКАЯ РЕСПУБЛИКА» на фюзеляже, летел к ней, как только что – американский. «Видно, аэропорты закрыты не для всех», – подумала молодая женщина.
Открылся люк, две мощных руки ухватили Провиденс, и не успела она ахнуть, как оказалась перед президентом французов Франсуа Олландом.
– Надеюсь, я первый? – с ходу спросил он ее.
– Да, господин президент, – соврала Провиденс.
– Ну, слава богу! – с облегчением сказал он. – Неужели даже Обама не успел?
– Даже Обама.
– Супер! Знаете, я прыгнул в свой борт номер один «Эр-Франс» сразу, как только до меня дошла эта весть.
– О, не сомневаюсь, господин президент.
Эх, будь она президентшей, она бы уж давно прыгнула в борт номер один «Эр-Франс», чтобы слетать за дочкой. Увы, плебеям вроде нее остается только осваивать полеты домашними средствами, махая руками, как курица крылышками в видеоигре, изобретенной неизвестными гениями.
Подобно своему американскому коллеге, Олланд поздравил Провиденс, правда не прибегая к помощи никаких белозубых блондинок, и вручил ей медаль на голубой ленточке «За заслуги перед Отечеством». В один миг медаль была пришпилена к ее бикини.
– Благодарю вас, господин президент, я очень польщена.
– А откуда на вас эта американская медаль?
– Какая медаль?
– Да вот эта, на вашем лифчике!
– Ах, эта…
– Похоже на американскую медаль Мира! Но вы же мне сказали, что я первый?!
Он выглядел таким же растерянным, как Адам в день Дня матерей.
– О, месье, вы действительно первый.
– Но тогда как вы объясните эту чертову Обамову побрякушку на своих сиськах?
У президента Франции была одна скверная привычка: когда он нервничал, то выражался крайне вульгарно. Видя, что ситуация близка к скандалу, советник президента подошел к шефу и привел его в чувство несколькими убедительными словами.
«– Прошу меня извинить, мадемуазель. Я сейчас слегка нервничаю. И это легко понять: ведь мой рейтинг скоро опустится ниже аргентинского песо.
С этими словами он улыбнулся и расцеловал Провиденс.
После чего грубые руки спецагентов энергично наподдали под зад почтовой Мэри Поппинс и выбросили ее в облака, не дав ей времени выкрикнуть: «Supercalifra gilisticexpialidocious (или «Это антиконституционно»). И она полетела дальше, преисполненная гордости и обремененная еще одной медалью на бикини. Так она и не узнала, какие именно убедительные слова нашептал советник своему президенту, стараясь его успокоить. Государственная тайна.
Кстати, о советниках, президентах и государственных тайнах: политический кортеж на этом не закончился. Вскоре в небе развернулся настоящий балет президентских боингов и аэробусов. Первые лица государств всего мира не могли пройти (вернее, пролететь) мимо «женщины, которая летает». И каждое из этих лиц считало своим долгом пожать ей руку и вручить соответствующую награду. Председатель правительства Испании Рахой прицепил ей шоколадную медаль (экономический кризис обязывает!), президент Путин выдал ей российский паспорт (на случай, если она захочет получить российское гражданство), а госпожа канцлер Германии, прилетевшая, чтобы рассмотреть вблизи ее цветастое бикини, спросила, где она достала такой красивый ансамбль и нет ли там, случайно, таких же, но размером побольше. В общем, весь мир находил поступок Провиденс фантастическим. Да так оно и было. Один взмах рук, и она превратилась в фею, спешившую на помощь своему ребенку.
Только оставшись в одиночестве, Провиденс уразумела, что познакомилась с самыми важными персонами в мире: с Обамой, который пах зубной пастой, с Путиным, который пах банкнотами, и с Олландом, который, будучи истинным французом, насквозь пропах сыром и чесноком. И теперь ей казалось, что она знает их так же хорошо, как старых друзей.
Но она улетела от них не только с запахами.
Ее бикини было обвешано медалями, точно комбинезон десятилетнего мальчишки, записанного в лыжную школу Шамони. А сколько всего ей предстояло рассказать Заире, когда они встретятся, если только девочка уже не узнала обо всем через интернет. И хорошо бы ей узнать – тогда она поняла бы причину опоздания Провиденс. Господи, это первый день ее материнства, а она уже так разочаровала свою дочку. Какой позор!
Вскоре Провиденс заприметила вдали воду. Серебристые блики. Миллионы перламутровых раковин. Несколько километров моря между двумя оконечностями суши. Это добрый знак – значит, там пролив. Гибралтарский. И значит, теперь она уже довольно близка к цели.
Солнце, по-прежнему ярко сверкая, начинало медленно клониться к горизонту. Сегодня оно было ей верным спутником и не сожгло крылья, как Икару.
Внезапно под ней распростерлась суша. Господи, да это же Марокко! Земля обетованная! И Провиденс начала закладывать вираж для снижения, как будто и впрямь была самолетом. Ей представилось объявление стюардессы: «Сложите, пожалуйста, откидные столики и приведите спинки кресел в вертикальное положение!» Через несколько минут она пролетит над Марракешем. А чуть дальше к востоку находится больница, большое белое здание посреди бескрайнего желтого ковра, между пустыней и горами.
Но едва Провиденс устремилась к земле, как перед ней возникло нечто клубящееся и таинственное.
Она вздрогнула.
«Меняй курс! – приказала она себе. – Быстро меняй курс!»
Монахи оказались правы: это походило на поварской колпак и одновременно на большой кочан цветной капусты.
Это было слишком прекрасно, чтобы длиться вечно.
И тогда Провиденс, спеша сменить курс и спастись от грозного кучево-дождевого монстра – облака мощностью в две атомные бомбы, облака с ледяными глыбами в 1000 оборотов, как у стиральной машины, – бросилась в поток ветра, который понес ее к грозной вершине горы, приближавшейся с поистине головокружительной скоростью. Лыжник на горном спуске при виде елки, возникшей на его пути, плюхается в снег на пятую точку. В небе действует тот же принцип.
Но медали, обременявшие молодую женщину, как ветерана войны в праздник 14 июля или южноамериканского, еще не свергнутого диктатора, тянули ее вниз, и она почувствовала, что бессильна управлять своим полетом. Тщеславие погубило ее.
И как буйная волна выбрасывает тело пловца на скалистый берег, так и поток воздуха с безжалостной силой понес нашу почтальоншу к земле. Она стала беспомощной, жалкой игрушкой в руках бешеной стихии. Слишком хрупкая, чтобы бороться с этой силой, она рухнула на верхушку первого же дерева, которое, посвистывая, проходило там, внизу.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
КОНЕЦ ТУРНЕ НА СПИНЕ ДРОМАДЕРА
А в нескольких километрах от нее Заира вела упорную борьбу с другим облаком. Опутанная пластиковыми трубками, девочка выглядела Спящей красавицей в стеклянном гробу. Медики погрузили ее в искусственную кому, чтобы облегчить страдания, и в этом состоянии она ждала операции по пересадке легких, на успех которой было очень мало шансов. Все указывало на то, что ожидание напрасно и что Заира медленно угасает. Ее слабенькое дыхание звучало все тише и грозило скоро прерваться навсегда.
Через несколько часов ее не станет. И она уже не будет радовать больничную палату своим жизнерадостным смехом, своей детской веселостью. Уже не будет играть, не будет записывать в тетрадку невероятные истории, произошедшие в мире. Уже не будет заполнять голову мечтами, глаза – звездами, сердце – любовью. Будет заполнять собой лишь часть небытия – деревянный ящичек длиной в несколько десятков сантиметров в заброшенном уголке пустыни. Будет заполнять неутешной скорбью только сердце своей новой мамы. Исчезнет с той же скоростью, с какой появляются лица на поляроидном снимке, или со скоростью поездов, увозящих нас далеко от перрона, где остались любимые люди. Заполнит собой лишь память живых. Не заполнит даже свое собственное тело.
Через какое-то мгновение маленькую принцессу с черными глазами безжалостно лишат этой временной телесной оболочки, полученной при рождении всего на несколько лет. Через какое-то мгновение ее лишат души, которая позволяла ей любить, мечтать, ненавидеть, бояться, страдать от жары или от голода в течение всего того времени, которое она находилась среди нас. Которая сделала ее человеком. Сделала частью той прекрасной расы, к которой принадлежим все мы, обитатели этого мира, странные существа разного цвета кожи, с руками, ногами, лицами – морщинистыми или гладкими, головами – лысыми или покрытыми волосами, животами – тощими или не очень, половыми органами – мужскими или женскими, глазами – сухими или влажными, раскосыми или широко раскрытыми, и сердцами, бьющимися то ровно, то взволнованно.
Это маленькое детское тельце никогда не узнает, что такое поцелуи и объятия влюбленного мужчины, что такое наслаждение и оргазм, что такое старость. Оно появилось на свет незавершенным.
Мы рождаем детей, чтобы те выросли большими, сильными, непобедимыми, чтобы они прожили долгую счастливую жизнь, но некоторые из них умирают раньше нас, прожив всего несколько лет. Девять месяцев нужно человеку, чтобы появиться на свет, и всего один миг, чтобы его покинуть. Через какое-то мгновение контракт Заиры на жизнь с определенным сроком пользования истечет и ей придется уступить другим свое место в мире. Санитарки постирают ее простыни, обмахнут матрас и приготовят постель для другой пациентки, как будто ничего не случилось, как будто она и вовсе никогда не существовала. И жизнь пойдет дальше, но уже без нее. Все-таки это несправедливо – исчезнуть вот так, не оставив ни следа. Даже самые ничтожные создания – улитки – и те оставляют после себя хоть какой-то след, даже если это всего лишь тоненькая липкая струйка слизи.
– Смотрю на нее, а вижу свою дочку, – сказал один из молодых врачей, сидевших около Заиры. – И у меня сейчас только одно желание – вернуться домой, обнять ее и сказать, как я ее люблю. И проводить с ней побольше времени, пользоваться каждой свободной минутой, чтобы побыть с ней.
И вдруг оба врача увидели, что у Заиры дрогнули веки.
Глядя на девочку, распростертую на этой койке в искусственном сне, они и представить себе не могли, как далеко она сейчас находится. А она сидела в поезде, который на полной скорости вез ее в Китай.
* * *
Заира раскрыла свой рюкзачок. Она взяла с собой в дорогу только одно яблоко, бутылку воды и пакет с десятком слоеных язычков – все это она стащила на больничной кухне. Довольно скудные припасы для такого долгого путешествия. Но она решила пополнить их при первом же удобном случае. Ведь характер-то у нее был боевой, недаром же написано в книжке, что «все Заиры мужественно борются за свое счастье и счастье человечества». Конечно, воровать нехорошо, но иногда счастье человечества оправдывает похищение яблока. Аллах, ее создатель, конечно, простит ей такое пустяковое прегрешение.
Девочка протерла яблоко ладошкой и вгрызлась в него так решительно, что сладкий сок брызнул изо рта и покрыл ее губы блестящей пленкой. Ох, как приятно было поесть! Она покинула больницу на пустой желудок, быстро и бесшумно, когда здание уже погрузилось в ночной мрак. Но сначала дождалась, когда больные во всем отделении крепко уснут, и на цыпочках прокралась в кухню.
Больницу она покидала впервые в жизни. И впервые в жизни чувствовала себя свободной. Теперь она могла идти куда захочет.
К великому удивлению Заиры, «Восточный экспресс», таинственный поезд, о котором она узнала совершенно случайно, гуляя по Сети, поезд, чья красота и мощь безмерно восхищали ее, ожидал девочку в конце длинной каменистой дороги, ведущей от больницы к шоссе, извивавшемуся между барханами пустыни. До сих пор ей не приходилось видеть, чтобы поезд проходил по пескам в этом заброшенном уголке мира, но она не стала раздумывать над этим, побоявшись его упустить. Раз он здесь, тем лучше. Она бесстрашно зашла в вагон и расположилась в купе, где сидел только один пассажир – старый господин азиатской внешности с котелком на голове, который сосал через соломинку суп из картонного стакана. Поезд тронулся в мертвой тишине и покатил прочь из этого мрачного места.
Теперь Заира жевала свое яблоко уже спокойнее, а старый господин все так же медленно посасывал свой суп. Приятная симфония желудков, полных еды или близких к тому. Чем полнее желудок, тем более пусто в груди. Ибо девочка вдруг почувствовала, что облако в ее груди исчезло и больше не мешает ей. Теперь она дышала совершенно нормально. Прощай навек, прерывистое хриплое дыхание Дарта Вейдера! Наконец-то это жуткое замогильное дыхание утихло. Облако покинуло ее грудь, точно улитка – свою раковину.
Она заметила уголком глаза, что старый господин, сидевший напротив, наблюдает за ней поверх своих очков и соломинки. Поняв, что привлек внимание девочки, он аккуратно поставил картонный стакан на соседнее сиденье, вытер губы белым шелковым платком, извлеченным из внутреннего кармана твидового пиджака, и улыбнулся ей:
– Куда же это ты едешь, да еще одна?
Девочка помолчала, прежде чем ответить. Собственно говоря, чем она рискует, назвав ему цель своего путешествия?
– Еду посмотреть на звезды.
– Ты полагаешь, что поезд – наилучшее средство передвижения для этой цели? – с веселым недоумением спросил господин. – Не кажется ли тебе, что ракета лучше приспособлена для такого дела?
К большому удивлению Заиры, азиат говорил по-арабски. На прекрасном арабском языке, без малейшего акцента.
– Нет, я еду туда, где производят звезды.
– Ага… Завод по производству звезд? Ну, ясно, ясно… И где же он находится?
– Он называется «Фабрика звезд» и находится в Китае, – ответила маленькая марокканка, дивясь необразованности такого взрослого человека.
– О, Китай – прекрасная страна. Не знаю, производят ли там звезды, но зато производят таких, как я.
– Значит, вы китаец?
– А разве не видно? – спросил ее попутчик, приподняв на лоб очки, чтобы лучше продемонстрировать свои раскосые глаза, одним из которых он ей и подмигнул. – Но если ты еще сомневаешься…
И он протянул ей руку ладонью вверх. На ладони была вытатуирована надпись.
– Made in China, – прочитала Заира.
– Это означает «Сделано в Китае».
– Я знаю, – ответила девочка, умолчав об истории с Рашидом и решив не показывать ему кусочек звезды, который она прихватила с собой, старательно завернув в носок.
– Китай – очень красивая страна. Но для такого долгого путешествия ты что-то очень легко снарядилась. Деньги-то, по крайней мере, у тебя есть?
– Нет. Только бутылочка воды и пакет слоеных язычков.
Старик медленно покачал головой. Интересно, знал ли он что-нибудь о слоеных язычках? Засунув дрожащую руку в кожаный портфель, стоявший рядом с ним, он вытащил оттуда листок бумаги и протянул ей:
– Вот, держи, он поможет тебе в пути. Этот рисунок я сделал много лет назад, когда еще умел рисовать… Я ведь известный и почитаемый художник у себя на родине. Скажи, что он сделан мной, и тебе дадут за него хорошую цену.
Девочка взглянула на листок, перевернула его. Но листок был девственно чист с обеих сторон.
– И что это? – удивленно спросила она.
– Ну, разве ты не видишь? Это море без кораблей.
– Ах вон оно что…
Заира, не желая показаться невежливой, засунула листок в свой рюкзак. Затем она достала оттуда свой блокнот, притворилась, будто выбирает нужный листок, вырвала первый попавшийся и протянула его старику. Тот с большим интересом осмотрел чистый белоснежный листок с обеих сторон и удивленно спросил:
– И что это такое?
– Ну разве вы не видите? Это небо без облаков, – с хитроватой улыбкой ответила девочка. – Правда, я еще никому не известна, так что мой рисунок, наверное, стоит недорого. Но все-таки это небо без единого облака… А для меня, знаете ли, это очень-очень важно…
И тут по динамику объявили, что поезд прибывает на пекинский вокзал. Их путешествие продолжалось всего пять минут, но это как будто никого не удивило. Заира надела свой рюкзачок и попрощалась с попутчиком, который в ответ учтиво приподнял котелок.
Сойдя с поезда, она вдруг вспомнила, что даже не спросила у старого господина, как его зовут, а значит, не сможет выручить за его рисунок ни одного юаня. За этот белый листок, самый дорогой в мире.
Китай был очень похож на все фотографии Китая, которые она видела в интернете. А Пекин оказался суетливым, перенаселенным городом с яркими красками и пряными запахами. Если Китай и прославился как страна по производству звезд, то одновременно он был страной велосипедов. Заира приметила один из них, хромированный, зеленый, не запертый на замок, а просто прислоненный к ограде в глубине какого-то двора. Она оставила вместо него, в качестве компенсации, пакет слоеных язычков и влилась в двухколесный поток с ловкостью коренной жительницы китайской столицы.
Вскоре бетон уступил место влажным зеленым рисовым делянкам. Завод звезд находился всего в нескольких километрах, и Заира преодолела их в десять нажимов педалей. Именно в десять, ни одним больше, ни одним меньше – она их сосчитала. И достигла цели без путеводителя, без карты, без навигатора, словно проделывала этот путь каждое утро и каждый вечер.
Подъехав к огромному зданию, которое она еще издали признала как «Фабрику звезд», Заира положила велосипед наземь и бодро вошла внутрь. Там она увидела сотни китайцев, которые усердно обтесывали зубилами неизвестный ей материал цвета антрацита, выделывая из него безупречно круглые шары; все эти трудяги дружно обернулись и хором поприветствовали гостью. Заире моментально предоставили французско-китайского переводчика, чтобы ознакомить ее с полным производственным циклом. Каждую минуту большие самосвалы, прибывавшие из карьера, местоположение которого держалось в строгой тайне, сгружали тонны минерала в огромные чаны. Стальные челюсти камнедробилки перемалывали сырье, и оно на конвейере отправлялось в многочисленные цеха. Там, как уже известно, из него высекали идеально гладкие шары, которые затем покрывали химическим фосфоресцирующим составом, светящимся в темноте. «Цвет используемого состава – А786 – напоминает свечение автомобильных фар», – с улыбкой пояснил переводчик. Впрочем, здесь улыбались все без исключения. Китайцы работали тяжело и усердно, как китайцы. Но никогда не жаловались, а обтесывали камни с утра до ночи, беспрерывно улыбаясь, довольные своей судьбой в этой расчудесной стране.
Заира поблагодарила их, как и намеревалась, за то, что с приходом ночи их звезды освещают небо ее далекой пустыни. То есть светят ее народу. Потом она вручила тому, кого сочла главным начальником над китайцами, рисунок старика – любителя супа. «Это “Море без кораблей”», – пояснила она, но начальник явно не понял, что к чему. «Неважно. Главное, что этот рисунок стоит миллионы!» – добавила она, и тогда начальник низко поклонился ей и так бережно уложил листок в широкий карман своего черного халата, словно это было бесценное сокровище.
Визит продолжился.
В предпоследнем цехе рабочие с помощью металлических трафаретов и молотков штамповали на шарах одним четким мощным ударом знаменитую надпись Made in China, из-за которой, собственно, девочка и очутилась здесь. Однако самым интересным оказался последний этап – запуск сияющих шаров в небо, чтобы они освещали планету. Переводчик, желая познакомить Заиру с этой операцией на деле, дал ей в руки каменную звезду и пригласил занять место в стволе одной из гигантских пушек, нацеленных в небо. В одно мгновение, быстрее, чем это можно описать или вообразить, девочка очутилась в воздушном пространстве и поплыла по нему вместе со своей звездой.
Но ей недолго пришлось любоваться сверху нашей голубой планетой. Чья-то рука схватила ее сзади и втянула в помещение, которое она тут же узнала – это была Международная космическая станция. Каким-то неведомым образом она оказалась одетой в костюм звездолетчицы и начала кувыркаться в невесомости, пытаясь ухватить плавающие в воздухе кастрюли. Это было единственное место во вселенной, где волосы Заиры, связанные в хвостики, торчали кверху, как у Пеппи Длинныйчулок.
Заира посмотрела в запотевшее окошко духовки. Никогда еще она не видела такого пышного, высокого суфле. Потом она разбила два яйца над кастрюлькой, которую ей удалось поймать в воздухе, отделила белки от желтков и начала их взбивать. Без всяких усилий с ее стороны они за несколько секунд превратились в роскошный «плавучий остров», вздымавшийся над краями кастрюли белоснежным Монбланом.
– Рамадан начинается только завтра! – объявил один из стратонавтов, подплывая к Заире.
Девочка обернулась и увидела араба в оранжевом комбинезоне, который начал уписывать суфле, хитро поглядывая на нее.
– Это я запасаюсь впрок, на завтрашний день, – сказал он в свое оправдание. – Поздравляю, очень вкусно!
– Кто вы?
– Ахмед Бен Бугуиш, первый марокканский стратонавт, к твоим услугам! А ты, если не ошибаюсь, Заира, первая кондитерша-космонавтша, не так ли?
Девочка гордо выпрямилась, хотя удерживать такую позу в невесомости было трудновато.
– Да, это именно я. Хотя лучше называть меня кондитершей-звездолетчицей или марокконавтом. Значит, в межзвездном пространстве тоже соблюдают Рамадан?
– Ну разумеется, – ответил тот, перекувырнувшись через голову.
И полетел за «Межзвездным Рамаданом для начинающих» – тоненькой черной книжицей в два десятка страниц, приклеенной скотчем к полке.
– Вот, погляди, это руководство изменило мою жизнь, – сказал он Заире. – Оно стало самым моим близким другом в космосе.
– Вот как?
– Должен тебе признаться, что прежде я и представить себе не мог, что в один прекрасный день в час молитвы не буду знать, в какой стороне у нас Мекка… Да и как прикажешь ориентироваться в этой космической станции?!
– А потом еще вот какая проблема: попробуй-ка встать на колени в невесомости!
И марокканец откинул волосы со лба, показав девочке почти заживший шрам.
– Моя голова познакомилась с каждым острым углом в этой консервной банке, – пожаловался он. – Вот почему эта книжица здесь совсем не лишняя. Она – мой лучший друг в этом пространстве, я тебе точно говорю.
– А я когда-нибудь смогу тоже стать вашим лучшим другом в пространстве? – спросила Заира.
– Это зависит только от тебя.
– От меня?
– От тебя и твоего облака. Конечно, ты здесь желанная гостья и можешь оставаться на нашей станции сколько угодно, особенно если будешь готовить мне такие чудесные десерты. Но, между нами говоря, Заира, я бы предпочел, чтобы ты боролась со своим облаком, чтобы ты победила его внутри себя и вышла из комы…
* * *
И в этот момент внизу на земле, в трехстах пятидесяти километрах от станции, в захудалой провинциальной больнице, рядом со спящей девочкой пронзительно заверещал монитор, заставив подпрыгнуть обоих врачей, сидевших у изголовья больной, и разнося по коридорам и по всему миру зловещий сигнал несчастья.
Место действия: где-то между пустыней и небом (Марокко).
Показания сердцеметра: 15 километров.
Дуновение воздуха вырвало Провиденс из летаргии, и оно же побудило ее раздуть ноздри до пределов возможного. Это было сильнее ее. Мерзкий запах, который она так ненавидела, буквально пропитал ее кожу, так резко вернув ей сознание. Даже холодный душ и тот не произвел бы большего эффекта.
Первым ее побуждением было проверить, сохранился ли у нее в трусах пузырек, подаренный Отцом-настоятелем. Она попробовала шевельнуть рукой, но та осталась неподвижной, словно ее сковала невидимая сила. Сперва молодая женщина решила, что во время падения сломала руку или повредила плечо, но вскоре поняла, что ее движениям мешает веревка. Да-да, ее руки были скручены за спиной веревкой, а сама она крепко-накрепко привязана той же веревкой к столбу, врытому в землю. Провиденс зажмурилась, но тут же снова открыла глаза, и этот резкий взмах ресниц разогнал тонкую пелену слезной жидкости, затуманившей ее взгляд. Нет, она не спала. Она действительно находилась на вершине живописной горы, луна еще не встала, и… было ясно, что ее похитили берберы.
– Берберы?!
– Боши, – счел нужным пояснить сидевший перед ней человек, дыша ей в лицо своим дромадерским запахом. – Наше племя обитает на всей этой территории, от горной цепи Высокого Атласа до равнины Суса.
Тончайшее обоняние молодой женщины подсказало ей, что совсем недавно во рту у этого дикаря побывали: рагу из барашка, приправленное травами, сладким перцем и капелькой лимонного сока, финики, мятный чай и… козий зад… Трудно поверить, сколько можно узнать о людях, всего лишь принюхавшись к ним.
– Боши? – изумленно переспросила Провиденс.
Ей показалось, что немцы здорово изменились со времен Второй мировой войны.
– Да, боши, – повторил человек – по-французски, но с кошмарным акцентом, таким густым, что хоть режь его ножом. Или берберским кинжалом. То есть бошевским кинжалом.
За его спиной виднелось несколько кожаных шатров. Но из людей, кроме них двоих, нигде ни души. В общем, обстановочка совсем не радовала.
– А почему я связана? – воскликнула Провиденс, пытаясь высвободить руки и в результате стянув свои узы еще крепче.
Человек погладил заросший щетиной подбородок, щелкнул языком и смачно облизнулся.
– Такие прекрасные газели не часто встречаются в наших краях…
Ну вот, нате вам, мало ей было аппендицита, теперь сбывался ее кошмар номер два – похищение. Перед каждым путешествием, которое она, как правило, совершала одна, родные и знакомые имели пагубную привычку предостерегать ее от «похитителей женщин», безнаказанно разбойничавших во всех диких, варварских странах, куда Провиденс имела глупость ездить в отпуск. В Таиланде и в Саудовской Аравии следовало избегать примерочных кабинок, где женщин подстерегали злодеи с ватой, пропитанной хлороформом, готовые усыпить свою жертву, запереть ее в деревянный ящик и отправить на рынок белых сексуальных рабынь, улучшив таким образом статистику своего злодейского промысла. В Марокко ни в коем случае не следовало ходить одной по горам из-за грабителей, обитавших в пустыне, которые ловили белых женщин, насиловали, а потом продавали первому встречному в обмен на энное количество верблюдов, в прямой зависимости от их красоты или в обратной зависимости от характера (чем больше характера, тем меньше верблюдов). Всем давно было известно, что рабовладельческие рынки просто ломятся от блондинок на острых шпильках, которым в один прекрасный день пришла в голову неудачная мысль выйти из туристического автобуса, чтобы пописать в кустиках по дороге в Уарзазат.
Итак, Провиденс угодила в преддверие ада, иными словами, на одну из стоянок кочевников, где мужчины, изнывающие от одиночества, пускали слюни при виде грязного козьего зада. Она даже подумать боялась о том, что они сделают с такой красивой молодой женщиной, как она, заблудившейся в пустыне, да еще в бикини.
– Куда вы подевали мой пузырек? – спросила она у старого развратника, который пожирал ее глазами.
– Какой пузырек?
– Ну, пузырек, который был у меня там…
И она указала ему подбородком на правую сторону своих трусов, едва прикрывавших шрам от операции аппендицита, но тут же осознала, что выбрала не лучший способ отвлечь от себя внимание дикаря. Попутно она заметила, что на ней больше нет ни одной из тех медалей, которые главы государств пришпилили ей на лифчик бикини. Наверное, часть их сорвало при падении. А те, которые не сорвало, скорее всего, лежали в карманах из верблюжьей кожи у грабителей пустыни, обожавших все, что блестит.
– Ладно, забудем о пузырьке. Вы здесь один?
