Текст книги "Девочка, которая проглотила облако размером с Эйфелеву башню"
Автор книги: Ромен Пуэртолас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Провиденс вспомнила было про свой желтый почтовый «рено», но тот уже неделю как пребывал в автосервисе после вечеринки, устроенной одним ее коллегой, с обильными возлияниями в прямом и переносном смысле, поскольку ее машина завершила свой бег, врезавшись в уличный пожарный кран. Ну, а уж почтовый велосипед – о нем и думать не стоило.
Короче. Больше ничего не оставалось. Одни только ноги. Но это, сами понимаете, черепашья скорость. Удивительное дело: на дворе XXI век, а люди так ограничены в средствах передвижения! Ох, пора бы уж родиться новому Леонардо да Винчи. Работки у него будет навалом.
Поскольку телепортацию еще не изобрели (человечество пока находится на зачаточных стадиях – депортации и оккупации), Провиденс схватилась за мобильник и набрала номер больницы. Заира, конечно, будет разочарована. И может быть, перестанет ей верить. Но что поделаешь, в жизни бывают такие непредвиденные случаи – увы. А кстати, не подкинуть ли Заире это новое слово – увы? Да и что она скажет девочке? Что приедет позже обещанного? Но когда именно? Этого она и сама не знала.
Провиденс терпеть не могла объявлять людям плохие новости. Поэтому она и стала почтальоншей – ей хотелось доставлять им только приятные известия. Хотелось быть кем-то вроде аиста, приносящего счастье в своей почтовой сумке. Она пошла работать на почту в возрасте двадцати лет, когда в голове у нее были одни только радужные мысли, но опыт научил ее, что почтальон, каким бы оптимистом он ни был, иногда приносит в дома и печальные, и совсем плохие вести. Однако это не обескуражило молодую женщину.
В мобильнике зазвучал сигнал вызова. Потом второй.
Провиденс опустила глаза и вдруг увидела рядом со своей сандалией смятый листок бумаги. Дама, которая его бросила, конечно, скомкала его после того, как высморкалась, но на нем еще можно было различить два слова, напечатанные жирной черной краской:
ВЕРХОВНЫЙ МАГИСТР…
Провиденс подняла глаза, и ее взгляд упал на афишу.
Тут в ее мобильнике прозвучал третий сигнал, но она выключила аппарат еще до того, как ей ответили. Опустить руки – нет, это слишком просто. Может, она и испробовала все возможное. Но оставалось еще и невозможное.
Итак, именно листовка и простая афиша побудили Провиденс броситься очертя голову в самую безумную авантюру своей жизни.
Афиша была рекламой ОНГ – крупной неправительственной организации, занимающейся поддержкой африканских детей, зараженных СПИДом. На ней виднелась какая-то заброшенная деревушка, населенная детьми, которым пририсовали с помощью фотошопа белые крылышки. «Любовь дарует крылья!» – гласила подпись.
Эта максима прокрутилась в голове почтальонши с бешеной скоростью, как носок в стиральной машине, поставленной на отжим. «Любовь дарует крылья». Со временем это выражение превратилось в клише, но молодая женщина была убеждена, что его следует понимать буквально и что эту афишу повесили здесь специально для того, чтобы она попалась ей на глаза, предназначив персонально ей. Казалось, она говорила: «Провиденс, если ты будешь неотрывно думать о Заире, любовь поможет тебе вырастить крылья на спине!»
Уж не стала ли она жертвой того же безумного наития, которое посетило Дедала, отца Икара, в тот день, когда они задумали бежать из лабиринта Минотавра, наклеив перья на руки? Что касается клея, его можно было заменить воском для эпиляции, баночка которого лежала у нее в чемоданчике, но вот где раздобыть перья? Неужто ей придется открыть охоту на голубей, изгадивших бетонные взлетные полосы Орли? И потом, стоит ли ей сравнивать себя с типом, который и не существовал-то никогда, будь он хоть Магуайром греческой мифологии?!
Нет! Наверное, Провиденс была еще безумней, чем думала, ибо что-то подсказывало ей, что она не нуждается ни в каких подручных средствах, чтобы взлететь в небо. Не нужны ей крылья ни из картона, ни из папье-маше. В ней зрела уверенность, что она обойдется без них, собрав в кулак свою волю и слегка взмахнув руками, как это сделал, несколько минут назад, молодой китаец в оранжевом комбинезоне.
Летать.
Это было ее навязчивым ночным сновидением. Стоило всего лишь слегка взмахнуть руками, чтобы оторваться от земли и взлететь. И она парила в воздухе над городами и реками, как птица, не чувствуя своей тяжести. Но, как говорило ее имя, этот сон был всего лишь сном. А потом она просыпалась, и гравитация придавливала ее к твердой земле до конца дня. Она попыталась припомнить, был ли хоть один из этих снов цветным. Потому что, когда она была в возрасте Заиры, ей довелось узнать, что цветной сон, увиденный с пятницы на субботу, является вещим и обязательно сбудется в реальной жизни. Да, она видела цветной сон на эту тему. Однако у нее бывали и другие цветные сновидения. Например, о выигрыше в лото. И она еще ждала, когда же Французская национальная лотерейная компания пришлет ей чек… Ах, как же наивна она была в то время! Время цветения вишен. Ну, в крайнем случае время Мистера Фриза.
Теперь Провиденс выросла, но, несмотря на жестокие пощечины, полученные от жизни, сохранила в душе отголосок детства – тот, что зовется «детской доверчивостью». Летать… Сама мысль об этом была безумной, но все-таки… почему бы и нет?! Что ей мешает грезить с открытыми глазами? Это ведь не запрещено и денег не стоит. А потом, она же ясно видела, как этот китаец воспарил на несколько сантиметров посреди переполненного терминала.
Да, это было безумием, но ей удавались в жизни куда более сложные и невообразимые вещи. Как, например, удочерение семилетней марокканской девочки, больной муковисцедозом – и это в положении одинокой женщиной со скромной зарплатой почтальона. Хуже того – почтальонши.
Так почему бы и не повторить такое чудо?
Французские судьи крайне редко удовлетворяют подобные запросы, но ей повезло – попался необыкновенный адвокат, который блестяще провел ее дело. Так она узнала, что в жизни достаточно окружить себя добрыми людьми, и твои мечты обязательно сбудутся. И что если чего-то желаешь всеми силами души, судьба обязательно подкинет вовремя нужного человека, и мечта сбудется.
А кроме того, она ведь встала на ноги и пошла раньше всех на свете, побежала раньше всех на свете, поплыла раньше всех на свете. Так почему бы ей и не полететь раньше всех на свете, еще раз поразив своих родителей-педиатров? Может статься, шестой палец на ее правой ноге как раз и обладает этой способностью – позволить ей летать. Может, он послужил бы ей маленьким рулем.
Потому что к своим тридцати пяти годам она еще не нашла никакой разумной причины появления этого отростка. А ведь в нашей жизни все имеет свои причины и право на существование. Провиденс не верила в случайности. Этот лишний палец не был ей нужен, зато делал ее единственной в мире.
И если любовь дарует крылья, как это уже установлено, то почему бы той безграничной любви, которую она питала к Заире, не одарить ее такими крыльями? И если в далеком прошлом мы были рыбами и кошками, как полагали Провиденс и Заира, то, наверное, можно допустить – и это не такая уж безумная мысль, – что мы были тогда же и птицами. Ведь если мы были земноводными и водоплавающими, то почему бы нам не быть и пернатыми, летающими в поднебесье?
Провиденс тряхнула головой, как будто этим простым движением можно было разом вытряхнуть оттуда все дурацкие мысли, затуманившие ей мозг. Усталость, вне всякого сомнения, сыграла с ней злую шутку. Иначе как допустить, что женщина тридцати пяти лет, здоровая, уравновешенная и даже не блондинка, сочла возможными подобные глупости?!
Но предположим обратное. Тогда ей следовало бы отказаться от своего плана, только как бы не пришлось потом локти кусать. Этот безумный день явил ей знак. А встреча с пиратом китайского образца стала вторым знаком. И снова перед ней блеснул лучик надежды. Ведь теперь терять нечего, худшее уже произошло, ее рейс отменили. Больше ее ничто здесь не удерживало.
Провиденс улыбнулась. Можно подумать, она с самого начала ждала именно отмены своего рейса, чтобы наконец доказать себе, что готова на все, лишь бы заполучить свою дочь. Готова даже на самое невероятное.
И она уверенно вошла в гостеприимно распахнутую дверь очередного автобуса, моля Бога, чтобы французский язык Мэтра Юэ оказался более современным, чем у его раздатчика листовок.
– Да, ваша правда, с телеуправляемыми самолетами все было бы куда проще, – заключил мой парикмахер.
– Или с телеуправляемыми облаками, – добавил я. – Тогда Провиденс смогла бы одним нажатием кнопки изгнать со своего небосвода эту зловредную тучу, и самолеты взлетели бы все как один. С другой стороны, и Заира могла бы, нажав на кнопку «выключение облаков», извлечь у себя из груди эту гадость. И жизнь стала бы намного проще, а люди намного счастливее.
– Ну, трудно сказать… Во всяком случае, даже в нашем парикмахерском деле телеуправление облаками принесло бы огромную пользу. Вот, например, мои клиентки – они никогда не приходят в дождливые дни. У них от сырости волосы закручиваются мелким бесом. Я уж не говорю о стрижке и укладке: в такую погоду любая прическа выглядит как пакля. А возьмем земледельцев: кто из них отказался бы от возможности контролировать осадки над своим участком?! Н-да, если вдуматься, на земном шаре полно людей, которые в данный момент мечтают о телеуправляемых облаках…
Врач-массажист пришел чуть раньше обычного. Поздоровавшись с девочкой, он присел к ней на кровать. Впервые за два года он уловил в ее глазах легкую грусть, такую же, какая владела ею до того, как в ее жизни появилась Провиденс. То есть в период, который он в шутку называл периодом пре-Провиденс. Нужно признать, что эта француженка просто осчастливила Заиру. Да и его тоже. Когда она приезжала повидаться с девочкой – а она регулярно летала в Марракеш, – он гораздо чаще заходил на женский этаж. Какая красавица эта женщина! И вдобавок такая добрая! Больше всего ему нравилось то, что она открыла малышке целый мир, не говоря уж о ее подарках, о ее горячей любви и нежности. Он никогда не видел, чтобы кто-то преодолевал столько километров ради встречи с больным ребенком, да еще и не родным, с одной лишь целью – дать этому ребенку несколько часов счастья. Как, например, в тот день, когда молодая женщина приехала с целым пакетом фосфоресцирующих звездочек.
«Астрономия – это штука для мальчиков, девочки – они более приземленные», – подумал тогда Рашид-массажист. Но он знал, что во Франции стараются уравнять в правах мужчин и женщин, поскольку так более справедливо. Кроме того, Провиденс никогда в жизни ни в чем не отказала бы девочке, и уж тем более в том, что якобы должно нравиться только мальчикам. Иначе она не была бы женщиной, которая предпочитает зваться не почтальоншей, а почтальоном.
Увидев этот подарок, Заира подпрыгнула чуть ли не до потолка, еще лишенного звезд.
– Как бы мне хотелось попасть туда! – воскликнула маленькая марокканка, указывая на кусочки светящегося пластика, которые Провиденс по ее точным указаниям прилепляла к потолку, балансируя на табурете.
– Ну, вот теперь можешь воображать, будто ты почти на небе, дорогая.
– Я сяду в ракету и полечу на небо из Парижа! Ну-ка, подвинь вправо вон ту звездочку!!!
– В Париже нет ракет, – ответила Провиденс, передвигая означенную звездочку на несколько сантиметров вправо, – во всяком случае, пока нет. Вот если бы ты там поселилась, то, вполне возможно…
Она произнесла это нарочито безразличным тоном, а сама краешком глаза следила за реакцией девочки, стараясь прилепить дрожащими руками пластиковую звездочку к потолку и не выказать свою заинтересованность. Заира просияла, ее глаза вспыхнули, как яркие звездочки в ночной темноте.
– Ну конечно! – вскричала она. – А это по правде или понарошку?
– По правде, – ответила француженка, довольная тем, что девочка приняла ее предложение с такой радостью.
Девочка бросилась к почтальонше и с силой обхватила ее ноги, точно регбист, решивший блокировать игрока команды-соперницы.
– Осторожней, а то я упаду! – воскликнула та.
Рашид улыбнулся. Как же эти двое подружились! Можно подумать, что они искали и наконец нашли друг дружку. Прямо породнились, подумал он, не подозревая, что француженка материализует это слово, официально удочерив Заиру.
– А ну-ка, скажите, мадемуазель, в котором часу сегодня зайдет солнце? – спросила Провиденс, спустившись наконец с табурета и обретя твердую почву под ногами.
Заира сверилась с блокнотиком, который хранила под подушкой, как самое дорогое сокровище.
– В 19 часов 37 минут.
– Прекрасно. Значит, сейчас ты увидишь то, чего еще никогда не видела.
И действительно, очень скоро, когда в палате стало темно, над их головами как по волшебству засверкали звездочки. Словно этот потолок был не из серого цемента, а из шоколада, который растаял под солнцем, открыв восхищенным глазам девочки прекрасное звездное небо Марокко.
Сегодня Провиденс должна была увезти с собой эту маленькую девочку, и все они будут грустить и скучать по ней. Ведь она жила здесь с самого рождения. Была частью их больничной семьи. И все же, несмотря на это, они с огромной радостью посмотрят, как ее маленькие ножки в последний раз пройдут по палате, а потом по каменистой дорожке, ведущей к шоссе. И будут глядеть ей вслед из окон, надеясь, что она обернется, перед тем как сесть в машину скорой помощи, которая доставит их в аэропорт.
Рашид и Лейла знали, что во Франции девочку будут лечить лучшие врачи, – Провиденс об этом уже позаботилась. Конечно, никакие средства, кроме пересадки легких, не могли вылечить муковисцидоз, но прогресс в области медицины позволял хотя бы улучшить качество жизни таких пациентов. И кроме того, нужно признать, что по ту сторону Средиземного моря продолжительность их жизни была намного больше.
Рашид накрыл ладонью ручонку Заиры.
– Неужели она так и не позвонила? – спросил он.
– Нет. Она обо мне забыла. Ты посмотри, уже 11:00! А самолет должен был приземлиться еще в 7:15 утра по местному времени. Ведь не может же такси ехать от аэропорта досюда четыре часа! Даже повозка, запряженная ослом, и та приехала бы быстрее.
Да, видно, такой телеуправляемой маме доверять нельзя. Рано или поздно наступает момент, когда она перестает функционировать – то ли батарейки сели, то ли что-то разладилось в механизме, как у всех игрушек, которые на Рождество приводят детишек в восторг, а заканчивают свой век на помойке еще до конца года. Ее мама больше никогда не приедет.
Девочка пыталась укротить свое проснувшееся назойливое облако, поглаживая маленького плюшевого верблюжонка. В последние дни на нее страшно было смотреть. Ее кожа стала мертвенно-бледной. Такой бледной, что казалась голубоватой. Потому что под ее тонким покровом вздувались длинные вены, напоминающие прожилки на мраморных коринфских колоннах. Она похудела, потеряв несколько кило, тогда как ее грудная клетка вдвое увеличилась в объеме. Слабенькое детское сердечко билось из последних сил. У нее осталось только одно желание: умереть или уехать во Францию. Сегодня, по случаю отъезда, она даже надела свою любимую майку с принтом «I love Paris». Ее пальчики судорожно сжимали верблюжонка.
– Я так не думаю, Заира. У нее наверняка какие-то проблемы. Как она могла о тебе забыть? Знаешь, ведь во Франции часто бывают забастовки пилотов или авиадиспетчеров, когда они думают, что им мало платят или что они работают в плохих условиях. Интересно, что уж тогда нам говорить?!
– Самолеты «Аэробус А-320» компании «Марокканские авиалинии» тоже должны быть телеуправляемыми, как мамы.
– Ну, это давно уже известно: все маленькие девочки мечтают о таком подарке на Рождество – о телеуправляемом «Аэробусе А-320», – с мягкой иронией сказал Рашид.
– Да, с той разницей, что для меня Рождество должно было наступить сегодня, в самом разгаре ав…
Она не успела договорить. Все это было непосильно для такой маленькой девочки. Она вложила все свои надежды в этот день. И теперь облако, которое до того медленно душило ее, напитавшись разочарованием, печалью и гневом, неожиданно разбухло в ее груди, как вскипевшее молоко, и обожгло ей легкие. Заиру сотряс жестокий приступ кашля, и простыня тотчас окрасилась багровыми пятнами цвета земляничного варенья.
– Заира! – крикнул Рашид.
Он уложил девочку на бок и начал энергично массировать, помогая извергать эти большие сгустки облака, закупорившие ее дыхательные пути. В потаенной глубине его сердца рождалась бурная ярость, все сметающая на своем пути, наводящая страх на всю палату. Больные, как всегда в таких случаях, смолкли. В черных глазах женщин блестели слезы скорби. Сколько уже раз им казалось, что они ее потеряли, эту малышку. Она была барометром их надежд, их лучиком света во тьме, она несла им тепло и силу, а теперь угасала у них на глазах, точно свечка под злым ветром пустыни. Жизнь ровно ничего не весит. Даже на нашей Земле, где все подчинено гравитации. Мы живем какое-то время, до тех пор, пока не явится за нами болезнь и не вознесет нас к этому звездному потолку. Усеянному фосфоресцирующими пластиковыми звездочками. Made in China.
Сидя в автобусе без кондуктора, подвозившем пассажиров к станции метро, Провиденс постепенно осмысливала все с ней происходящее. Ибо чем энергичнее она действовала, тем ближе сталкивалась с этой сумасшедшей действительностью, уподобляясь мотыльку, который бьется о стекло лампы. Ей чудилось, будто ее забросили в какое-то четвертое измерение, где для нее не будет ничего невозможного. Она стряхнула с себя законы физики и разума, как герои комиксов «Марвел», твердо убежденная, что если человеческое существо в принципе может совершить этот подвиг – самостоятельный полет, – то, уж конечно, этим существом будет она.
В других обстоятельствах она сочла бы свое поведение абсурдным и тотчас развернулась бы, чтобы присоединиться к своим товарищам по несчастью, которые смиренно, как и подобает нормальным, разумным взрослым людям, ждали развязки в нынешнем маразме гигантского муравейника Орли. Однако сегодня утром все стало возможным. И теперь она держала путь в плебейский квартал Парижа, чтобы пройти ультраинтенсивный курс летания под руководством китайского Мэтра. А главное, это казалось ей самым что ни на есть в мире нормальным поступком.
Если бы сейчас в автобус зашел и сел напротив человек с хоботом вместо носа, Провиденс ничуть не удивилась бы. Впрочем, нечто в этом роде произошло три остановки спустя, когда мужчина в тюрбане, высокий, тощий и узловатый, как высохшее дерево, аккуратно положил на соседнее сиденье короткую деревянную доску, утыканную гвоздями, и уселся на нее так непринужденно, словно подложил под себя газетный лист, чтобы не испачкать брюки. Он раскрыл книгу, чей заголовок, напечатанный синими буквами, выделялся на светящемся желтом фоне обложки, и начал громко смеяться, показывая два ряда великолепных белых зубов и встряхивая своими пирсингами, которые мотались во все стороны.
«Ну и что тут такого, – я просто сижу рядом с факиром и держу путь в кабинет великого китайского духовного учителя, чтобы научиться летать, как птица, – подумала Провиденс. – Ничего более странного не может со мной случиться».
Но вот тут-то она и ошибалась.
Наконец Провиденс предстала перед самым могущественным человеком в мире. Человеком, который знал тайну птиц. Человеком, который научит ее летать над облаками. Верховный китайский Магистр Юэ, Мэтр-90 – правда, молодая женщина не смогла проверить справедливость этого звания, поскольку он принял ее сидя. Сенегалец, закутанный в зеленую джеллабу. Тиарой ему служила дырявая, грязная шапчонка с названием клуба «ПСЖ», троном – дешевый складной стул с драной джутовой спинкой, а скипетром – шариковая четырехцветная ручка.
– Ну и как? – спросил он, заинтригованный и одновременно шокированный поведением этой женщины, которая молча вошла в его кабинет и уставилась на него, все так же молча.
– Э-э-э… я вас представляла совсем не таким.
Человек ответил взрывом смеха. Смеха, напоминавшего не то скрип диванной пружины, не то визг ржавой пилы.
– Я произвел на вас большее впечатление, чем вы ожидали?
– Д-да… можно сказать и так..
– Держу пари, что вы представляли меня китайцем! – Ну… и это тоже… – признала Провиденс, уже сильно нервничая.
– Я работаю не один.
– Ах, вы работаете не один? – повторила она, неприятно удивленная.
– Да, я прибегаю к помощи наемных работников. Где вы прочли мою листовку?
– В Орли.
– Ага, значит, вы видели Чана! На самом деле он зовется вовсе не так, его собственное имя выговорить невозможно, поэтому я зову его Чан, как в «Тинтине». Приятный парнишка. И работает хорошо. Хотя выражается странновато. Он выучил наш язык по франкоязычной версии «Пиратов Карибского моря». Ничего другого у меня под рукой не нашлось. И это сразу чувствуется. Но не стоит его упрекать, он ведь приехал во Францию всего три недели назад, если не меньше. Вот вы можете себе представить, что вам нужно выучить в три недели китайский?
Нет, Провиденс не представляла себе, как она выучит за три недели язык Конфуция. Особенно по американским блокбастерам. Например, по «Звездным войнам». Ничего себе самоучитель языка мандарин. Хорошо, если она достигнет за три недели уровня Чубакки. Да и то вряд ли. Видимо, этот Чан просто гений. Да, наверное, гений, но с весьма сомнительной манерой одеваться и несомненным талантом к вранью. У Провиденс возникло неприятное подозрение: ей показалось, что ее надули по всем статьям. Чан бесстыдно обманул ее. Да и сам Мэтр Юэ, если только он не вымазал себе лицо и руки черной сапожной ваксой, скорее всего, просто обыкновенный африканский колдун.
– А вот ваше имя, Юэ… – спросила почтальонша, желая внятного объяснения.
– Тшшшшшш! Не произносите мое имя, несчастная! Помните, что и у стен есть уши. Кругом столько завистников, – ведь могущество всегда привлекает подонков. Этот китайский псевдоним – просто маркетинговый ход. Но не смотрите так сердито. Поймите меня, в наши дни уже никто не верит африканским колдунам. Наша профессия была дискредитирована шарлатанами самого низкого толка, и мы еще долго будем расплачиваться за это. Вот скажите мне откровенно: если бы вы увидели в листовке имя Профессора М’Бали, вы бы пришли ко мне?
– Наверняка нет! – отрезала молодая женщина.
Ощущение, что ее надули, с каждой секундой крепло и росло, достигая поистине гималайских высот.
– Вот видите! А так я сумел возбудить в вас интерес. В наши дни все питают слепое доверие к китайцам, с их невинными физиономиями и любезными улыбками. Но это любимый прием франкмасонов. Поверьте мне, через несколько лет, когда на китайцев пройдет мода, с ними никто больше не захочет иметь дела. Колесо повернется вспять, и все снова побегут к африканским колдунам. Запомните мои слова. Ну-с, а пока суд да дело, я кручусь как могу.
И он указал на диплом, висевший у него за спиной, в котором президент Республики удостоверял, что господин М’Бали успешно выдержал вступительные испытания, удостоен почетного звания Верховного Магистра Смиренной Секты Богомолов-Вязальщиков и носит имя Юэ.
– Вот он – знак качества и залог доверия!
Провиденс вздохнула, ей оставалось только смириться.
– Знаете, мне плевать, кто вы – китаец, сенегалец или люксембуржец, лишь бы помогли мне решить мою проблему. Я уже потратила уйму времени, пока ехала к вам на метро. А у меня, с вашего позволения, времени мало!
Но Мастер поднял руку.
– Ну-ну, дамочка, – воскликнул он таким тоном, словно успокаивал дикую кобылу, чего, кстати, никогда в жизни доселе не делал, просто случай не представился. – Сначала вы должны немного успокоиться, а потом уж вы мне скажете, чем я могу быть вам полезен.
– Я…
– Тшшшш! Я же сказал: сначала вы успокоитесь. А мне пора закусить, ведь сейчас полдень, время обеда.
С этими словами колдун вынул из походного холодильника, стоявшего у его ног, сэндвич в целлофане и баночку малинового йогурта. Вот так так: самый могущественный человек в мире питался вокзальными сэндвичами и уцененными йогуртами!
Провиденс глубоко вздохнула. В конце концов, от коротенькой паузы вреда не будет. Ладно, выключим машину хоть на несколько секунд. Она решила довериться сидевшему перед ней фанату ПСЖ. Вообще-то в его голосе и выражении лица было что-то успокаивающее. И до чего ж приятно хоть разок переложить ответственность на кого-то другого! Ни о чем больше не думать. Стать простым исполнителем. И Провиденс погрузилась в молчаливое созерцание своих ногтей, с которых уже слезал лак.
– Ну-с, – сказал колдун, покончив с едой и утерев рот бумажной салфеткой для протирки всего на свете. – Теперь я вас слушаю.
– Понимаете, мне нужно кое-что совершенно невозможное.
– Это нормально, вы ведь женщина.
Провиденс предпочла пропустить мимо ушей эту женоненавистническую реплику и мысленно пообещала себе сохранять хладнокровие в течение всей их беседы.
– Я хотела бы научиться летать.
– Для этого есть специальные школы.
– Нет, я имею в виду не вождение самолета. Я хочу летать вот так.
И она взмахнула распростертыми руками, словно захотела проветрить подмышки.
– Вот что мне нужно, – сказала Провиденс.
– Нет проблем.
– Ах, вот как? Значит, моя просьба ничуть вас не удивила?
– Птица, рожденная в клетке, думает, что полет – это болезнь.
– Не вижу связи.
– А ее и нет, просто я люблю вытаскивать на свет божий всякие цитаты, для собственного удовольствия. Эта, например, из Алехандро Ходоровски.
– Прекрасно. Ну… так как насчет моего дельца?
– Мы можем начать в настоящее время на следующей неделе.
– В настоящее время или на следующей неделе?
– На следующей неделе.
– Я была бы вам очень благодарна, если бы вы перестали говорить «в настоящее время», если подразумеваете под этим «на следующей неделе». Это раздражает и вводит в заблуждение! Ну-ка, загляните в эту штуку и скажите, сможете ли вы сделать это «в настоящее время».
Колдун сверился с еженедельником в кожаной обложке, на который ему указала клиентка и страницы которого были пусты до 2043 года.
– В настоящее время я слишком занят, – объявил он, к великому удивлению Провиденс.
– Но ваш еженедельник пуст!
– Пустота и полнота суть понятия относительные и субъективные.
– Я не могу так долго ждать, – ответила почтальонша, состроив трагическую мину номер 4, означающую последний шанс.
– Ладно, тогда начнем в пятницу. И в дальнейшем вы будете приходить по пятницам, это вас устроит?
– По правде говоря, я думала, что вы научите меня летать за один сеанс, скажем за час. Прямо сейчас, в настоящее время, как вы выражаетесь.
– Это будет трудновато.
– А знаете, почему в Марокко всегда хорошая погода?
– Нет.
– Потому что одна маленькая девочка проглотила все облака. Так что даже заболела.
И молодая женщина в две минуты и тридцать фраз посвятила африканца в суть дела, рассказав о потерянном времени, о Заире, о проглоченном облаке, о земляничном варенье, об этой проклятой болезни и о своем обещании.
– Значит, научиться летать за один сеанс… – задумчиво промолвил колдун, когда она закончила свой рассказ.
– Да, я вас очень прошу!
– Ну, посмотрим, что я смогу сделать, только уберите с лица эту трагическую мину номер 4. Меня на это не возьмешь, я ведь колдун. Ладно, постараюсь помочь вам. Займусь этим делом в настоящее время.
– Да это «настоящее время» прямо мания какая-то!
– Так уж устроен мир…
– Значит, я научусь летать?
– Я же вам сказал, что да.
Молодая женщина не могла опомниться от изумления. Все это выглядело слишком хорошо, слишком легко: наверняка тут крылся какой-то подвох.
– Разрешите полюбопытствовать: если вы можете научить летать, то почему же мы не видим в небе никаких людей?
– Потому что не все обладают должными способностями. К тому же мало кто из людей высказывает такое желание. Честно говоря, почти никто. А если совсем честно, то просто никто. Ноль целых, ноль десятых.
– Ноль целых…
– Н-ну… я лично знаю только одного, – ответил он после трехсекундного колебания.
– Вы хотите сказать, что обучили летать одного-единственного человека?
– Если быть точным, я учил летать кучу пациентов (это словцо очень позабавило Провиденс), но преуспел лишь в одном случае.
В его голосе прозвучало сожаление и уныние.
– Значит, Чан – единственный человек в мире, который умеет летать, – заключила молодая женщина.
– При чем тут Чан? Чан не умеет летать, – возразил удивленный колдун.
– Но я видела в аэропорту, как он взлетел, видела ясно, как вас сейчас: он парил над полом.
– Ах, это! Да, Чан действительно левитирует. Но он не летает. Между умением подняться на несколько миллиметров и умением парить в облаках есть большая разница, знаете ли.
– О, простите мое невежество! Еще несколько секунд назад я думала, что гравитация приковывает человека к земле, а теперь узнаю, что одни люди левитируют, а другие летают!
– Перед тем как узнать некие вещи, о них ничего не знают.
– Какая прекрасная прописная истина! Так что же стало с вашим учеником? Надеюсь, вы не сочтете мой вопрос нескромным.
– С Оскаром? Он был мойщиком окон в самом высоком небоскребе Дубая… до тех пор, пока не разбился.
По телу Провиденс пробежала дрожь.
– Ох, простите. Но вот что меня удивляет: если он научился летать, как птица, почему выбрал себе такое малопочтенное занятие, как мытье окон?
– Вы слишком сурово его судите. Каждый человек сам решает, куда направить свои способности. И потом, нужно хранить их в тайне, насколько это возможно. Вот посмотрите на меня: я самый могущественный человек в мире, но прилагаю все усилия к тому, чтобы скрыть это.
– И вам это отлично удается!
– Благодарю. В настоящее время я мог бы посиживать на палубе своей яхты, бездельничая и попивая коктейль «Куба либре» где-нибудь на Сейшелах, однако предпочитаю посвящать свою жизнь другим, улаживать их проблемы (Провиденс вспомнила крик Чана в оранжевом комбинезоне: проблееееемы!). Я пытаюсь научить людей выявлять в себе то лучшее, что в них скрыто. Вот почему я сижу здесь, на бульваре Барбес, в этой жалкой халупе без кондишена, и размышляю над решением мучающей вас проблемы. Ибо я не смогу спать спокойно, пока не сделаю вам счастливой.
– Ах, если бы все были такими, как вы!
– Нужно не похваляться своим могуществом, но использовать его для благородных дел. Ибо оно – средство, а не цель. Так, например, мытье окон в Дубае есть благородное дело. Оскар был прекрасным юношей.
И колдун погрузился в раздумья. Потом снял свою шапчонку ПСЖ и вытер ею лоб. Провиденс спросила себя, почему многие африканцы носят летом шерстяные шапки. Да еще в такой квартире без кондишена, где настоящая парилка. Лично ей хотелось стащить с себя майку и джинсы и нырнуть в ванну с ледяной водой.
