Текст книги "Войны античного мира: Походы Пирра"

Автор книги: Роман Светлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

Таким образом, кавдинский мирный договор принес не спокойствие, которого от него безрассудно ожидали в Самниуме приверженцы мира, а одну войну вслед за другой и ожесточение, усилившееся, с одной стороны, сожалением о пропущенной благоприятной минуте, а с другой – сознанием, что было нарушено торжественно данное слово, что была запятнана воинская честь и что были принесены в жертву боевые товарищи. Самниты не приняли выданных им римских офицеров частью потому, что были слишком великодушны, чтобы вымещать свои неудачи на этих несчастных, частью, потому, что этим путем они признали бы исполнение договора обязательным только для тех, кто скрепил его клятвой, а не для римского государства. Они великодушно пощадили даже заложников, подлежавших по военному праву смертной казни, и тотчас взялись за оружие. Они заняли Луцерию и взяли приступом Фрегеллы (434), прежде чем римляне успели заново организовать свою армию; а чего могли бы достигнуть самниты, если бы не выпустили из рук достигнутых результатов, видно из перехода на их сторону сатриканов[97]97
  Это были жители не того Сатрика, который находился подле Анция, а другого Вольского города того же имени, находившегося подле Арпина и получившего организацию римской гражданской общины без права голоса.


[Закрыть]. Но силы Рима не были ослаблены, а только на минуту парализованы; под влиянием стыда и ожесточения там собрали всех людей и все средства, какие только находились под руками, и поставили во главе вновь организованной армии Луция Папирия Курсора, который был столь же испытанным в боях солдатом, сколь и славным полководцем. Эта армия разделилась: одна ее часть направилась через Сабинскую область и через адриатическое побережье к Луцерии; другая пошла туда же через самнитскую территорию, преследуя самнитскую армию, с которой успешно вступила в борьбу. Обе армии сошлись под стенами Луцерии, осаду которой римляне повели тем усерднее, что там содержались в плену римские всадники; апулийцы и в особенности арпанцы оказали в этом случае римлянам важное содействие, главным образом тем, что доставляли съестные припасы. Чтобы освободить город, самниты вступили в бой с римлянами, но были разбиты; тогда Луцерия сдалась римлянам (435), а Папирий имел двойное удовольствие – он освободил уже считавшихся погибшими боевых товарищей и отплатил стоявшему в Луцерии самнитскому гарнизону за каидинские виселицы. В течение следующих лет (435–437) война велась не столько в Самниуме[98]98
  Более чем неправдоподобно мнение, будто в 436–437 гг. между римлянами и самнитами существовало формальное перемирие на два года.


[Закрыть], сколько в соседних странах. Прежде всего римляне наказали самнитских союзников в областях Апулийской и Френтанской и заключили новые союзные договоры с апулийскими теанинцами и канузинцами. В то же время Сатрик был приведен в покорность и строго наказал за свое отпадение. Затем война была перенесена в Кампанию, где римляне завладели (438) стоявшей на границе Самниума Сатикулой (быть может, теперешней S. Agata de'Goti). Но там военное счастье, по-видимому, снова стало им изменять. Самниты привлекли на свою сторону жителей Нуцерии (438), а вскоре вслед затем и жителей Нолы; на верхнем Лирисе соранцы сами прогнали римский гарнизон (439); авзоны готовились к восстанию и угрожали важному пункту – Калесу, даже в Капуе стала деятельно работать антиримская партия. Самнитская армия вступила в Кампанию и стала лагерем под стенами Капуи в надежде, что ее приближение доставит перевес национальной партии (440). Однако римляне немедленно напали на Сору и снова завладели этим городом, после того как разбили спешившую на выручку Соры самнитскую армию (440). Движение среди авзонов было подавлено с беспощадной строгостью, прежде чем вспыхнуло восстание, и туда был назначен особый диктатор для возбуждения и решения политических процессов против вожаков самнитской партии в Капуе, так что самые влиятельные между ними сами лишили себя жизни, чтобы не попасть в руки римского палача (440). Стоявшая подле Капуи самнитская армия была разбита и принуждена удалиться из Кампании; римляне преследовали ее по пятам, перешли через Матезе и зимой 440 г. стали лагерем под стенами столицы Самниума – Бовиана. Нола была покинута союзниками, а римляне были так осмотрительны, что навсегда отделили этот город от самнитской партии, заключив с ним такой же выгодный для него союзный договор (441), какой заключили с неаполитанцами. Фрегеллы, находившиеся со времени кавдинской катастрофы в руках антиримской партии и служившие для нее главным укрепленным пунктом в области Лириса, наконец также были взяты на восьмом году после их занятия самнитами (441); двести граждан из числа самых знатных членов национальной партии были отправлены в Рим и обезглавлены на открытой площади в предостережение повсюду сильно волновавшимся патриотам. Таким образом, Апулия и Кампания были совершенно во власти римлян. Чтобы окончательно обеспечить свое владычество над завоеванной территорией, римляне построили на ней в промежутке времени между 440 и 442 гг. несколько новых крепостей: в Апулии Луцерию, в которой поставили постоянным гарнизоном пол-легиона ввиду ее изолированного и опасного положения; Понции (нынешние острова Понцы) для обеспечения своего владычества в омывающем Кампанию море; Сатикулу на границе Кампании и Самниума в качестве передового оплота против этого последнего; наконец Интерамну (подле Monte Cassino) и Суэссу Аурунку (Sessa) на дороге из Рима в Капую. Сверх того были поставлены гарнизоны в Кайяции (Cajazzo), в Соре и в других важных в военном отношении пунктах. В довершение мер, принятых для защиты Кампании, была проведена из Рима в Капую та большая военная дорога, которую цензор Аппий Клавдий обратил в 442 г. в шоссе, оградив ее необходимыми плотинами при переходе через Понтийские болота Замыслы римлян становились все более и более очевидными; дело шло о покорении Италии, которую с каждым годом все теснее охватывала цепь римских крепостей и дорог. Самниты уже были опутаны римлянами с двух сторон; непрерывный ряд владений от Рима до Луцсрии отделял северную Италию от южной, точно так же как крепости Норба и Сигния когда-то отделяли вольсков от эквов; и подобно тому как в ту пору Рим опирался на герников, теперь он стал опираться на арпанцев. Италики наконец должны были бы понять, но с падением Самниума все они утратит спою свободу и что следует, не теряя времени, прийти соединенными силами на помощь к храбрым горцам, которые уже и течение пятнадцати лет одни выдерживали неравную борьбу с римлянами.

Самниты, по-видимому, должны были бы найти союзников прежде всего в тарентинцах; но к числу неблагоприятно сложившихся для Самниума и Италии обстоятельств принадлежит именно то, что их судьба находилась в эту решительную минуту в руках этих италийских афинян. С тех пор как первоначальное государственное устройство Тарента, бывшее по древнедорийскому образцу строго аристократическим, превратилось в полнейшую демократию, в этом городе, населенном по преимуществу корабельщиками, рыбаками и фабрикантами, развилась невероятно интенсивная жизнь; не столько знатные, сколько богатые жители Тарента и в мыслях и на деле устраняли от себя всякие серьезные заботы, увлекаясь оживленным разнообразием обыденной жизни и переходя от благородной отваги самых гениальных замыслов к позорному легкомыслию и ребяческим сумасбродствам. Так как здесь речь идет о том, от чего зависело бытие или небытие высокоодаренных и исстари знаменитых наций, то уместно будет напомнить, что Платон, посетивший Тарент лет за шестьдесят перед тем, нашел – как он сам о том свидетельствует – весь город пьяным на празднестве Диониса и что сценическая шутовская пародия, известная под названием «веселой трагедии», в первый раз появилась в Таренте именно в эпоху великой самнитской войны. К этому беспутному образу жизни тарентинских франтов и к этой беспутной поэзии тарентинских писак служила дополнением заносчивая и недальновидная политика тарентинских демагогов, постоянно вмешивавшихся в то, до чего им не было никакого дела, и оставлявших без внимания то, к чему их призывали самые существенные их интересы. Когда римляне и самниты стояли друг против друга в Апулии после кавдинской катастрофы, эти демагоги отправили туда послов, которые обратились к обеим сторонам с требованием положить оружие (434). Это дипломатическое вмешательство в решительную для италиков борьбу, понятно, было не чем иным, как предуведомлением, что Тарент наконец решился выйти из своего прежнего пассивного положения. Он, без сомнения, имел достаточные для того основания; но вмешиваться в войну было для него и трудно и опасно, потому что демократическое развитие его государственного могущества опиралось на морские силы; и между тем как благодаря этим морским силам, опиравшимся на многочисленный торговый флот, Тарент занял первое место между великогреческими морскими державами, его сухопутные военные силы, которым теперь приходилось играть главную роль, состояли только из наемных солдат и находились в глубоком упадке. При таких условиях для тарентинской республики было вовсе не легкой задачей участие в войне, которая велась между Римом и Самниумом, даже если не принимать в растет по меньшей мере стеснительной для Тарента вражды с луканами, в которую его сумела втянуть римская политика. Однако твердая воля, конечно, была в состоянии преодолеть эти затруднения, и в этом смысле было понято обеими воюющими сторонами требование тарентинских послов о прекращении военных действий Самниты как более слабые изъявили готовность исполнить это требование, а римляне отвечали на него тем, что выставили сигнал для боя. Разум и честь предписывали тарентинцам немедленно вслед за властным требованием их послов объявить войну Риму; но тарентинским правительством не руководили ни разум, ни честь, и оно, как оказалось на деле, ребячески относилось к весьма серьезным делам. Тарент не объявил Риму войны, а вместо того стал поддерживать в Сицилии олигархическую городскую партию против Агафокла Сиракузского, который когда-то состоял на службе у тарентинцев, но впал в немилость и был уволен; тогда тарентинцы, по примеру Спарты, отравили в Сицилию флот, который мог бы оказать им более полезные услуги у берегов Кампании (440)i

С большей энергией действовали народы северной и средней Италии, которых, как кажется, особенно встревожило основание крепости Луцсрии. Прежде всех поднялись этруски (443), для которых уже за несколько лет перед тем истек срок перемирия, заключенного в 403 г. с Римом Пограничной римской крепости Сутрию пришлось выдерживать двухлетнюю осаду, а в горячих сражениях, происходивших под стенами этого города, успех постоянно был не на стороне римлян; наконец испытанный в самнитских войнах полководец – консул 444 г. Квинт Фабий Руллиан – не только восстановил в римской Этрурии перевес римского оружия, но даже смело вторгся в собственно этрусскую территорию, до тех пор остававшуюся для римлян почти неизвестной страной по причине различий языка и неудобств путей сообщения. Переход через Циминийский лес, за который еще не проникала ни одна римская армия, и разграбление богатой страны, долго не подвергавшейся бедствиям войны, подняли всю Этрурию на ноги; римское правительство, сильно не одобрявшее эту безрассудно смелую экспедицию и слишком поздно запретившее отважному главнокомандующему переходить через границу, стало с крайней поспешностью собирать новые легионы, для того чтобы быть в состоянии отразить ожидаемый напор всех этрусских военных сил. Но своевременная и решительная победа Руллиана при Вадимонском озере, которая так долго сохранялась и народной памяти, закончила неосторожное предприятие славным геройским подвигом и сломила сопротивление этрусков. В противоположность самнитам, в течение восемнадцати лет не прекращавшим неравной борьбы, три самых сильных этрусских города – Перузия, Кортона и Арреций – уже после первого поражения согласились заключить отдельный мирный договор на триста месяцев (444), а когда римляне в следующем году снова разбили остальных этрусков при Перузии, тогда и жители Тарквиний заключили с ними мирный договор на четыреста месяцев (446); после того и остальные города устранились от участия в борьбе, и в Этрурии на время прекратились военные действия. В то время как совершались эти события, война не прекращалась и в Самниуме. Экспедиция 443 г. ограничилась подобно предыдущим осадой и взятием отдельных самнитских городов, но в следующем году война приняла более оживленный характер. Опасное положение Руллиана в Этрурии и распространившиеся слухи об уничтожении северной римской армии поощрили самнитов к новым усилиям; римский консул Гай Марций Рутил был ими побежден и сам тяжело ранен. Но новый оборот дел в Этрурии разрушил возрождавшиеся надежды. Люций Папирий Курсор был снова поставлен во главе римских войск, посланных против самнитов, и снова вышел победителем из большого и решительного сражения (445), для которого союзники напрягли свои последние силы. Составлявшие цвет их армии солдаты в пестрых одеждах с золотыми щитами и солдаты в белых одеждах с серебряными щитами были при этом истреблены, а блестящие доспехи побежденных украшали с тех пор в торжественных случаях ряды лавок, тянувшиеся вдоль римского рынка Бедственное положение самнитов все усиливалось, а борьба становилась для них все более безнадежной. В следующем году (446) этруски положили оружие, и в то же время сдался римлянам на выгодных условиях последний из городов Кампании, державших сторону самнитов, – Нуцерия, на которую было сделано нападение и с моря и с суши. Хотя самниты нашли новых союзников в северной Италии в лице умбров, в средней Италии в лице марсов и пелигнов, и даже от герников вступило в их ряды много добровольцев, но все это могло бы доставить им решительный перевес над римлянами в то время, когда этруски еще не прекращали борьбы, а теперь лишь способствовало большему успеху римского оружия, не создав для Рима серьезных препятствий. Когда умбры сделали вид, будто намереваются идти на Рим, Руллиан, выступив со своей армией из Самниума, загородил им путь у верховьев Тибра, не встретив к этому препятствия со стороны ослабленных самнитов, и этого было достаточно, чтобы разогнать умбрское ополчение. После того театр войны был перенесен снова в среднюю Италию. Пелигны были побеждены; вслед за ними были побеждены и марсы; хотя остальные сабелльские племена все еще номинально были врагами Рима, но на самом деле Самниум мало-помалу остался с этой стороны в совершенном одиночестве. Впрочем, он получил неожиданную помощь из области Тибра. Союз герников, у которых Рим потребовал объяснений но поводу того, что нашел их соотечественников между взятыми в плен самнитами, объявил Риму войну (448) – правда, не столько по расчету, сколько с отчаяния. Некоторые из самых значительных герникских общин с самого начала отказались от всякого участия в войне, но самый важный из герникских городов, Анагния, привел объявление войны в исполнение. Однако это неожиданное восстание в тылу римской армии, занятой осадою самнитских крепостей, было в военном отношении крайне опасно для римлян. Военное счастье еще раз улыбнулось самнитам: Сора и Кайяция попали в их руки. Но анагницы были неожиданно скоро приведены в покорность посланными из Рима войсками; эти войска освободили и стоявшую в Самниуме армию; тогда все снова было потеряно. Самниты просили мира, но безуспешно, так как два противника не могли договориться насчет мирных условий. Только поход 449 г. привел к окончательной развязке. Две римские консульские армии вторглись в Самниум: одна из них под начальством Тиберия Минуция, а после его гибели под начальством Марка Фульвия, шла из Кампании через горные проходы; другая под начальством Луция Постумия подымалась от берегов Адриатического моря вверх по течению Бифсриа; они сошлись под стенами самнитской столицы Бовиана, одержали решительную победу, захватили в плен самнитского полководца Стация Геллия и взяли Бовиан приступом Падение главного центра самнитских военных сил положило конец двадцатидвухлетней войне. Самниты вывели свои гарнизоны из Соры и из Арпина и отправили в Рим послов с просьбой о мире; их примеру последовали сабелльские племена – марсы, марруцины, пелиты, френтаны, вестины, пиценты. Условия, на которые согласился Рим, были сносны; хотя и потребовались уступки некоторых земель, как например территории пелигнов, но вообще они, как кажется, были не очень значительны. Равноправный союз между сабелльскими республиками и Римом был возобновлен (450). Вероятно, около того же времени и вследствие заключения мира с самнитами был заключен мир между Римом и Тарентом Впрочем, эти два города не вступали в непосредственную борьбу между собой; с начала и до конца продолжительной войны между Римом и Самниумом тарентинцы были пассивными ее зрителями и только в союзе с саллентинцами не прекращали своих распрей с союзниками Рима – луканами. Но в последние годы самнитской войны они еще раз попытались выступить на сцену более энергичным образом Частью вследствие того что беспрестанные нападения луканов ставили их самих в затруднительное положение, частью вследствие того что они все яснее сознавали опасность, которою грозило их собственной независимости окончательное покорение Самниума, они решились еще раз вверить свою судьбу кондотьеру, несмотря на то что обращение к Александру Молосскому не принесло в свое время утешительных результатов. На их призыв явился спартанский принц Клсоним с пятью тысячами наемников, к которым он присоединил набранный в Италии отряд такой же силы, вспомогательные войска мессапов и из некоторых менее значительных греческих городов, а главным образом двадцатидвухтысячную тарентинскую гражданскую милицию. Во главе этой значительной армии он принудил луканов заключить мир с Тарентом и поставить во главе своего управления преданных Самниуму людей, взамен чего, впрочем, отдал им в жертву Метапонт. Когда это случилось, самниты еще не прекращали войны; ничто не мешало спартанцу прийти к ним на помощь и употребить свою сильную армию и свое военное искусство на защиту свободы италийских городов и народов. Но Тарент действовал не так, как стал бы действовать в подобном случае Рим, да и сам принц Клеоним далеко не был ни Александром, ни Пирром. Он не поторопился начинать войну, от которой можно было ожидать скорее неудач, чем наживы, а предпочел вместо того действовать заодно с луканами против Метапонта и проводил приятно свое время в этом городе, поговаривая о походе против Агафокла Сиракузского и об освобождении сицилийских греков. Между тем самниты заключили мир, а когда римляне стали после того серьезнее интересоваться юго-восточною частью полуострова и, например, в 447 г. римский отряд опустошил территорию саллентинцев или, точнее, производил там рекогносцировки по приказанию свыше, тогда спартанский кондотьер сел со своими наемниками на суда и завладел врасплох островом Керкирой, откуда было удобно предпринимать хищнические морские набеги на Грецию и на Италию. Когда тарентинцы были, таким образом, покинуты своим полководцем и в то же время лишились своих союзников в средней Италии, тогда и им, и присоединившимся к ним луканам и саллентинцам, конечно, не оставалось ничего другого, как искать мира, на который римляне и согласились, как кажется, на сносных условиях. Вскоре после того (451) нашествие Клеонима, высадившегося на территории саллентинцев и приступившего к осаде Урии, было даже отражено местными жителями при помощи римлян.

Победа Рима была полная, и он ее использовал вполне. Если самнитам, тарентинцам и другим еще более отдаленным от Рима племенам были предписаны вообще очень умеренные мирные условия, то это было сделано не из великодушия, с которым римляне не были знакомы, а из умного и ясного расчета. Первая и главная задача римлян заключалась не столько в том, чтобы как можно скорее принудить южную Италию к формальному признанию римского верховенства, сколько в том, чтобы довести до конца покорение средней Италии (которое уже было подготовлено во время последней войны проведением военных дорог и основанием крепостей в Кампании и Апулии) и, таким образом, отрезав северную Италию от южной, лишить их всякой возможности действовать заодно в случае войны. К достижению этой цели были направлены с энергичной последовательностью и дальнейшие военные предприятия римлян. Прежде всего римляне воспользовались первым удобным случаем (быть может, ими же созданным), чтобы разом покончить с находившимися в области Тибра союзами эквов и герников, которые когда-то соперничали с римским единовластием и еще не были совершенно преодолены. В том же году, в котором был заключен мир с Самнием (455), консул Публий Семпроний Соф начал войну с эквами; сорок поселений покорились ему в течение пятидесяти дней; все владения эквов, за исключением той узкой ложбины, которая до сих пор носит свое старинное народное название (Cicolano), поступили под власть римлян; в следующем году была построена на северной окраине Фуцинского озера крепость Альба, в которой был поставлен шеститысячный гарнизон и которая, сделавшись передовым оплотом против воинственных марсов, вместе с тем упрочивала владычество римлян над средней Италией; через два года после того была основана на верхнем Турано, ближе к Риму, крепость Карсиоли; оба эти города были союзными общинами на правах латинов. Чтобы уничтожить старинную союзную связь между городами герников, был отыскан желанный повод в том факте, что если не все города герников, то по меньшей мере Апатия принимала участие в последних стадиях самнитской войны. Участь Анагнии, естественно, была гораздо более тяжелой, чем при предшествовавшем поколении участь латинских общин, находившихся точно в таком же положении. Она не только должна была довольствоваться подобно тем латинским общинам пассивным правом римского гражданства, но лишилась подобно церитам и самоуправления; сверх того на одной части ее территории, на верхнем Трерусе (Sacco), был организован новый гражданский округ и одновременно был организован другой на нижнем Анио (455). Римляне сожалели только о том, что три самых значительных после Анагнии герникских общины – Алетрий, Верулы и Ферентин – также не отложились от Рима; вследствие их вежливого отказа на предложение добровольно вступить в римский гражданский союз и вследствие отсутствия всякого благовидного предлога, чтобы принудить их к этому силой, пришлось по необходимости предоставить им не только автономию, но даже право созыва народного собрания и общности браков и таким образом сохранить тень того, что еще напоминало о старинном союзе герников. Соображения этого рода не стесняли римлян в той части территории вольсков, которою до того времени владели самниты. Там поступили и римское подданство города Лрнин и Фрузино, а у этого последнего была отнята третья часть его территории; кроме того, на верхнем Лирисе вольский город Сора, уже ранее того занятый гарнизоном, был в придачу к Фрегеллам превращен в латинскую крепость и занят четырехтысячным легионом. Таким образом, древняя страна вольсков была вполне покорена и пошла быстрыми шагами к романизации. Через местность, отделявшую Самниум от Этрурии, были проведены две военные дороги и обе были защищены крепостями. Северная дорога, из которой впоследствии образовалась фламиниева дорога, прикрывала линию Тибра; она шла через союзный с Римом Окрикул в Нарнию, которую римляне так переименовали из древней умбрийской крепости Неквина, когда основали там военную колонию (455). Южная дорога, впоследствии называвшаяся Валериевой, вела к Фуцинскому озеру через вышеупомянутые крепости Карсиоли и Альбу. Мелкие племена, на территории которых предпринимались эти сооружения, – умбры, упорно защищавшие Неквин, эквы, пытавшиеся снова завладеть Альбой, марсы, нападавшие на Карсиоли, – не были в состоянии поставить Риму преграды на его пути; те две сильные крепости почти беспрепятственно вдвинулись между Самниумом и Эгрурией. О громадных сооружениях дорог и крепостей, обеспечивавших владение Апулисй и в особенности Кампанией, уже было ранее упомянуто; они окружили Самниум цепью римских крепостей с востока и с запада. О сравнительном бессилии Этрурии свидетельствует тот факт, что римляне не нашли нужным обеспечить свое господство над ущельями Циминийского леса посредством проведения шоссейной дороги и постройки крепостей. Сутрий, который был до того времени пограничною крепостью, и впоследствии оставался конечным пунктом римской военной линии; римляне удовольствовались тем, что возложили на близлежавшие общины содержание в порядке той военной дороги, которая вела из Сутрия в Арреций[99]99
  Военные действия во время кампании 537 г. и в особенности проведение в 567 г. шоссейной дороги из Арреция в Бононию доказывают, что еще ранее этого периода была проведена дорога из Рима в Аррепий. Однако эта дорога еще не могла быть в эту пору римской военной шоссейной дорогой, так как, судя по ее позднейшему названию «Кассиевой», она не могла быть проведена в качестве via consularis ранее 583 г; мы убеждаемся в этом из того, что между Спурием Кассием, который был консулом в 252, 261 и 268 гг. и о котором, конечно, не может быть и речи в данной связи, и Гаем Кассием Лонгином, который был консулом в 583 г, не встречается в списках римских консулов и цензоров пи одного Кассия.


[Закрыть].

Благородная самнитская нация поняла, что такой мир был пагубнее самой несчастной войны, и стала действовать согласно с таким убеждением. Именно в то время кельты снова начинали после долгого бездействия шевелиться в северной Италии; кроме того, некоторые из северных этрусских общин все еще вели борьбу с римлянами, так что непродолжительное затишье чередовалось там с жаркими, но бесплодными схватками. Еще вся средняя Италия была в брожении и часть в открытом восстании; постройка крепостей еще была только начата, и сообщения между Этрурией и Самниумом еще не были совершенно прерваны. Быть может, еще было не поздно спасти свободу; но не следовало медлить: с каждым годом, проведенным в мирном бездействии, трудность нападения возрастала, а силы нападающих слабели. Прошло только пять лет со времени заключения мира, и еще не успели закрыться раны, нанесенные сельскому населению Самниума двадцатидвухлетней войной, когда самнитский союз возобновил в 456 г. борьбу. Благоприятный для римлян исход последней войны был в сущности последствием того, что луканы были союзниками Рима, а вследствие того Тарент держался в стороне; пользуясь этим уроком, самниты прежде всего напали всеми своими силами на Ауканию; им удалось поставить там во главе управления людей своей партии и заключить союз между Самниумом и Луканией. Понятно, что римляне немедленно объявили им войну, впрочем, в Самниуме хорошо знали, что иначе и быть не могло. Как были в ту пору настроены умы самнитов, видно из того, что самнитское правительство предупредило римских послов о невозможности поручиться за их личную безопасность, если они вступят на самнитскую территорию. Таким образом, война снова вспыхнула (456), и, между тем как одна римская армия действовала в Этрурии, главные военные силы Рима, пройдя через Самниум, принудили луканов заключить мир и прислать в Рим заложников. В следующем году оба консула уже могли обратить свое оружие против Самниума; Руллиан одержал победу при Тиферне, а его верный боевой товарищ Публий Деций Мус – при Малевенте, и две римские армии простояли лагерем пять месяцев в неприятельской страна. Это было возможно благодаря тому, что тускские государства стали поодиночке вступать в мирные переговоры с Римом. Самниты, без сомнения, с самого начала войны ясно видели, что победа была возможна только при том условии, чтобы вся Италия соединилась против Рима; поэтому они всеми силами старались предотвратить заключение сепаратного мира между Этрурией и Римом; когда же их полководец Геллий Эгнаций наконец предложил этрускам прислать им подкрепления в их собственную страну, тогда этрусский союзный совет решил не уступать и еще раз предоставить решение дела оружию. Самниум употребил крайние усилия на то, чтобы одновременно выставить в поле три армии, из которых одна предназначалась для защиты собственной территории, другая должна была вторгнуться в Кампанию, а третья, самая сильная, должна была идти в Этрурию; действительно, эта последняя без потерь достигла в 458 г. Этрурии под предводительством самого Эгнация, пройдя через территории марсов и умбров, где находила содействие со стороны местного населения. Тем временем римляне завладели несколькими укрепленными пунктами в Самниуме и уничтожили влияние самнитской партии в Ауканий, но походу предводимой Эгнацием армии они не успели воспрепятствовать. Когда в Риме узнали, что самнитам удалось уничтожить все громадные усилия, потраченные на отделение южных италиков от северных, что появление самнитских войск в Этрурии послужило сигналом к почти повсеместному восстанию против Рима и что этрусские общины самым деятельным образом старались приготовить свои ополчения к войне и привлечь к себе толпы галльских наемников, тогда и Рим стал напрягать все свои силы и начал составлять когорты из вольноотпущенников и женатых людей – одним словом, и тут и там сознавали, что приближается окончательная развязка. Однако 458 год, как кажется, прошел в вооружениях и в передвижениях войск. На следующий год (459) римляне поставили двух лучших своих полководцев – Публия Деция Муса и престарелого Квинта Фабия Руллиана – во главе находившейся в Этрурии римской армии, которая была усилена всеми войсками, какие оказались ненужными в Кампании, и доходила по крайней мере до 60 тыс. чел, среди которых более трети было полноправных римских граждан; сверх того были сформированы два резерва – один подле Фалерий, другой под стенами столицы. Сборным пунктом для италиков служила Умбрия, где сходились дороги из земель галльской, этрусской и сабелльской; туда же и консулы двинули свои военные силы частью по левому, частью по правому берегу Тибра, между тем как первый резерв повернул в Этрурию с целью отвлечь этрусские войска от главного места военных действий для защиты их отечества. Первое сражение было неудачно для римлян: их авангард был разбит соединенными силами галлов и самнитов в округе Кьюзи. Но упомянутая выше диверсия достигла своей цели; между тем как самниты самоотверженно проходили мимо развалин своих городов, чтобы вовремя прибыть на назначенное им место, этрусский контингент, напротив того, большею частью отделился от союзной армии, лишь только узнал о вторжении римского резерва в Этрурию; вследствие этого ряды союзной армии сильно поредели, в то время как дело дошло до решительной битвы на восточном склоне Апеннин подле Сентина. Тем не менее это был жаркий бой. На правом фланге римлян, где Руллиан боролся во главе двух легионов с самнитской армией, исход долго оставался нерешенным На левом фланге, где командовал Публиций Деций, римскую конницу привели в расстройство галльские боевые колесницы, и легионы уже начинали подаваться назад. Тогда консул призвал к себе жреца Марка Ливия и приказал ему обречь в жертву подземным богам и голову римского главнокомандующего, и неприятельскую армию; вслед за тем он бросился в самые густые ряды галлов и нашел там смерть, которой искал. Это геройское самопожертвование человека высокой души и любимого военачальника не осталось бесплодным. Спасавшиеся бегством солдаты потратились назад, самые храбрые устремились вслед за своим вождем на неприятельские ряды, для того чтобы отомстить за его смерть или умереть вместе с ним, и в ту же минуту прибыл на помощь расстроенному левому флангу присланный Руллианом консуляр Луций Сципион во главе римского резерва. Дело решила превосходная кампанская конница, напавшая на галлов с фланга и с тыла; галлы обратились в бегство, а вслед за ними пошатнулись и самниты, начальник которых Эгнаций пал у ворот лагеря. Девять тысяч римлян покрывали поле сражения; но купленная дорогой ценой победа стоила такой жертвы. Союзная армия распалась, а вместе с нею распалась и коалиция; Умбрия осталась во власти римлян, галлы разбежались, а остатки самнитской армии возвратились в стройном порядке через Абруццы в свое отечества Кампания, которую самниты наводнили своими войсками во время этрусской войны, была по окончании этой войны снова занята римлянами без больших усилий. Этрурия просила в следующем году (460) мира; Вольсиний, Перузия, Арреций и вообще все города, примкнувшие к союзу против Рима, обязались соблюдать перемирие в течение четырехсот месяцев. Но у самнитов были иные намерения: они стали готовиться к безнадежному сопротивлению с тем мужеством свободных людей, которое хотя и не в силах повернуть на свою сторону счастье, но способно пристыдить его. Когда две консулярные армии вступили в 460 г. в Самниум, они повсюду встречали самое ожесточенное сопротивление; Марк Атилий даже потерпел неудачу подле Луцерии, а самниты успели проникнуть в Кампанию и опустошить территорию римской колонии Интерамны на Лирисе.