Текст книги "Не время для нежности (СИ)"

Автор книги: Роман Савков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Глава 14. Юстина Эбберг

Помещение имело не более пятнадцати метров в диаметре: темный пол, выстланный листами ребристого металла, привезенного не иначе, как из Железного леса, да выкрашенные белой масляной краской стены. Опасная, должно быть, работа выпала древним добытчикам артефактов… Местные кузнецы – и тогда, и сегодня – изделий подобного качества и размера сотворить были неспособны.

Линзой вогнутый потолок, одновременно являющийся дном исполинского резервуара, в котором собиралась питающая город вода, обильно потел – поверхность его, словно звезды безоблачное небо, усеяли тысячи капель.

В центре помещения, от пола до потолка вертикально был проложен десяток широких труб. По ним из земных недр, где работали паровые машины, доставлялась ценная в периоды пролета Огненосных скатов жидкость. Машины использовали ресурс бережно, отправляя наверх даже отработанные пары, а с ними сбрасывали и часть скопившегося тепла, моментально разогревая металл до сотни градусов.

К одной из позеленевших от времени труб – их тут никто не чистил – был привязан голый по пояс человек. Юстина приволокла его в сумерках, под самое утро. Когда отгулявшие ночь горожане уже находились в уютных постелях, а усталая стража, снизив служебное рвение, ожидала на постах пересменка.

Мужчина еще не пришел в сознание. Голова со свалявшимися от пота волосами, примотанная к металлу широкой атласной лентой, смотрела прямо. Обрюзгшее лицо, красное и опухшее от недельного запоя, не выражало эмоций. Глаза были закрыты.

Юстина находилась чуть в стороне от линии его взгляда – так, чтобы очнувшись впервые, человек не смог обнаружить девушку сразу, и изрядно при том понервничал. Ей хотелось сохранять интригу как можно дольше. В этом она руководствовалась убеждением, что незнание порождает страх.

Работорговец непременно заговорит о нужном – напуганное до полусмерти, жалкое, грязное животное…

К сожалению, существовала немалая вероятность, что сказано будет больше, чем того бы хотелось. Под давлением неизбежны проколы – поведает о многом и повинится даже в том, чего не совершал. Но уж она-то сможет отделить зерна правды от плевел. По крайней мере, Юстина очень на это надеялась. Все-таки она – не простой обыватель Разделенного мира.

Дочь Тысячеглавой! А это важная деталь в опустившейся, обреченной на гибель земле.

Она стояла у стены, скрестив на высокой груди руки, когда человек пошевелился. Закашлялся, отхаркивая липкую мокроту на пол. Сделал попытку согнуться – не вышло. Конопляные веревки, намертво приковавшие его к трубе, впились в кожу. Разлепил слезящиеся глаза, долго шарил взглядом по округе, пытаясь понять, где довелось очнуться.

Юстина молчала, наблюдая со стороны за мучениями мужчины: она не стала раздевать его донага, ограничившись лишь удалением ненужной сейчас рубахи. Грязные, в разводах, портки оставила на прежнем месте. Пусть и дальше прикрывают срам, смотреть на который не было ни желания, ни какой-либо необходимости.

– Где… я?… – облизнув пересохшие губы, прохрипел человек.

Тишина была ему ответом.

– Кто… здесь?.. – Он вновь закашлялся. Не в силах вытолкнуть липкий комок из горла, втянул со свистом воздух, проглотил. – Все демоны дерьмового мира, какой дряни я вчера наглотался, – хрипло выговорил он. Неожиданно продолжил: – Можешь не прятаться… Знаю, что не один.

– Виновата горбушка хлеба, – не удержалась Юстина.

– Что, а? Не понял…

– Отравился, когда закусывал – говорю.

– А… Хорошая шутка, – рассмеялся мужчина. – Знаю ее… Покажись!

Эбберг медленно вышла на линию его взгляда. В помещении не было окон, свет давали несколько керосиновых ламп. Отблески огня, просочившись свозь мутное закопченное стекло, водили хоровод с тенями на выгнутых плоскостях стен. Светильники оставили рабочие – время от времени они наведывались сюда для профилактических работ. Конструкция требовала присмотра.

– За что ты меня… Что я тебе сделал?! – перестав смеяться, спросил работорговец. Невпопад добавил: – Красивая…

Эбберг сокрушенно покачала головой – этого человека уже не переделать.

Впрочем, она не собиралась читать ему морали. Пусть этим занимаются священники, в их обязанности входит спасение заблудших душ. Она лишь может помочь ему задуматься…

Сказала:

– Биндон все также многолюден?

– Ты об этой дыре? – Он задышал чаще. Продолжил с кривой усмешкой: – Век бы глаза на него не смотрели. Но что поделаешь, работать надо – жена, детишки, то да се…

Девушка склонила голову, подошла ближе, пытаясь углядеть в глазах привязанного к трубе хотя бы тень раскаяния. Бестолку все. Плескалась на дне зрачков мутная водица вседозволенности.

Возможно, замешалась где-то под ней и совесть, к которой Юстина могла бы попытаться воззвать?.. Нет – ее она не наблюдала.

Коротко влепила пощечину, отчего голова мужчины зазвенела, словно пустой металлический шар. Заросшее щетиной лицо безобразно перекосило в ленте. Подумав, добавила вторую – с другой стороны. Просто выровняла немного.

– За что!? – взвыл работорговец. Поерзал, пытаясь освободить путы. – Стража, стража-а! Спасите, режу-ут!

– Похмелье мешает говорить правду, – серьезно сказала девушка, стоило ему затихнуть. – Но я, так и быть, помогу вытравить его из твоей головы. Кстати… Кричать можешь сколь угодно долго – не услышат. Иначе бы заткнула кляпом рот.

– Да я уж как-нибудь сам справлюсь – не в первый раз… – Он шмыгнул носом, из которого потянулась темная струйка. – Развяжи, а? Что я тебе сделал?

– Не прикидывайся бедной овечкой, – сказала она. – Ты прибыл из Биндона неделю назад. Известно, что люди твоей профессии привозят оттуда.

– Поведай мне, о чем речь ведешь – не томи: о рабах или гонорее? – он с трудом подавил смешок, вырвавшийся было из глотки. – Демоны… как голова-то раскалывается.

– Интересует живой товар, – невозмутимо сказала девушка. – При тебе было двадцать невольников. Кому ты их продал?

– Что мне за это будет? Освободи. Договоримся.

Юстина молча подошла к пленнику – из рукава в ладонь скользнуло что-то тонкое. Тускло блеснуло лезвие острого перочинного ножа. Прислонив холодящий металл чуть повыше волосатой груди мужчины, стала медленно, с легким нажимом, опускать орудие пытки вниз, к не менее волосатому выпирающему животу.

Работорговец зашипел, потом взвыл, кляня и ругая дрянную девку. Она смотрела ему в глаза. За блескучей полоской металла оставался кровоточащий след.

– Воняет, как от крысы, – сказала она, закончив экзекуцию. – У нас мало времени, в следующий раз я увеличу нажим. Знаешь, что будет, когда доберусь до брюха?

Он ничего не ответил, продолжая мычать от причиненной боли.

– Лезвие тут коротковато и тупится быстро. Не для того сия поделка предназначена, чтобы шкуры чужие портить, но для нашего дела сгодится, верно я говорю?

На лице мужчины отразилось понимание. Похоже, только сейчас он осознал безвыходность ситуации, в которую попал. Читалось во взгляде желание выложить все, что ни попросят.

– Ребят моих погубила? – спросил он, часто дыша.

Одна лампа моргнула несколько раз и затухла. Стало гораздо темнее.

– Кому ты продал рабов, – повторила Юстина спокойно.

– Людно в тот вечер было, у прилавков не протолкнуться… – Он попытался сосредоточиться: набрал побольше воздуха в легкие, зажмурился – боль не проходила. Вновь часто задышал. – Семерых – мужчин и женщин, южан, кто покрепче… забрали перекупы с вокзала: скорее всего в Аданай, спешили на ночной экспресс. Двух девчонок отправили на запад. Уж кто забрал, прости, не подозреваю даже – не представлялись они… Мне главное, чтобы барыши мои отбили, а там хоть трава не расти…

– А остальные?

– Последних забрал Кариссай. Не собственной персоной, конечно. Лицо в городе известное, светить на рынке хлебалом ему ни к чему. Но одного из подручных я признал.

– Назови имена, – сказала она, стараясь не выдать волнение.

– Подручного?

– Проданных рабов.

– А кто их ведает. Мое дело – довезти из Биндона в целости. По возможности, конечно… Путь оттуда тяжел даже для опытного человека… И продать быстро, чтоб на еде не потерять.

Юстине захотелось его ударить. Просто так. Несмотря на то, что – она чувствовала это – работорговец говорил правду.

– Если нужен кто-то из них, так и скажи. Есть кое-какие связи, помогут отыскать. Развяжи только. В моем деле иногда случаются накладки… Но их всегда можно исправить.

Пол и стены едва заметно завибрировали. От труб с привязанным к ним человеком донеслось утробное урчание. Юстина молча глядела, как тот испуганно вращает глазами; нож скрылся в рукаве блузы – он сделал необходимое, развязал язык работорговца и более не понадобится. Вряд ли этот пьянчуга сможет дополнить свой рассказ существенными фактами, но и того, о чем поведал – уже достаточно. Теперь она знает, с чего начнет, когда закончит с порученным Выворотнем делом.

Отошла к стене, где стоял приготовленный вещевой мешок. Достала широкие бинты. Потом сбросила одежды и начала утягивать грудь. Мама всегда ставила в укор, что она у нее слишком велика и не годится для эффективной работы.

Конечно, можно было подумать о смене специализации – на что только не пойдешь ради сохранения Чулушты, но Юстине этого не хотелось. Клинками она владела много лучше, чем языком. Да и норов ее, к тому же, совершенно на то не годился: еще снесет кому-нибудь голову первым попавшимся под руку предметом – за косо брошенный взгляд или недостойные речи…

– Видел твоих сестер раньше, не здесь – на юге… Чем руководствуется Тысячеглавая, когда отбирает вас? Ни разу не видел такой, что бы ни привлекала взгляд…

– Не из трусливых, значит?

– Трусы, как и у вас, у нас долго не живут.

– Прибереги лесть для другого случая.

Работорговец, несмотря на терзающую тело боль, пожирал ее взглядом. Звук в трубах стих, и он на время успокоился, решив, что опасности с этой стороны можно больше не ждать. Спросил с прорезавшейся надеждой в голосе:

– Не убьешь?

– За что? За то, что всю жизнь ломал чужие судьбы?.. – сказала Юстина Эбберг, не глядя на работорговца. Достала из мешка комбинезон песочного цвета. Осмотрев придирчиво, принялась втискиваться в него. – Нет, я – не буду этого делать.

Она еще хранила воспоминания о клетке, в которой прибыла в Сар-город семнадцать лет назад. Она помнила работорговца: имя забыла, однако в сознание впечаталось его лицо – еще молодое и по-своему красивое. И ухмылка была все та же – неприятная.

Она не могла убить этого человека собственноручно, так как только благодаря его стараниям нашла свое предназначение в жизни. Но сколько ради этого нужно было стерпеть!..

Теперь путь повторяла младшая родная, а не названная в Чулуште, сестра. И Юстина сделает все возможное и невозможное, чтобы с ней ее история не повторилась.

Одевшись, избавила от чехлов два выгнутых дугой клинка, приладила к бедрам. Волосы спрятала под капюшоном. После чего водрузила мешок со скинутым тряпьем на плечо, подошла ближе.

– Так и оставишь, истекать кровью? – спросил человек. Он уже и не надеялся, что она развяжет путы. Сказал, чтобы нарушить тягостное молчание, от которого становилось не по себе. – Ты из… Чулушты. Над тобой Тысячеглавая мать, которая запрещает вам лгать.

– Только слепой и глухой не знает об этом… Верно говоришь, – сказала она улыбнувшись. Вздохнула: – Мы в водонапорной башне, в центре Сар-города. Скоро тут появятся люди, много людей. Они помогут тебе освободиться.

– В чем подвох? – недоверчиво проговорил работорговец. Именем его Юстина так и не поинтересовалась.

– Все будет хорошо, – ободряюще сказала она. Подняла, закрывая нижнюю часть лица, матерчатую маску. – Верь мне. Дочери Тысячеглавой говорят лишь правду.

Дождавшись, когда на лице человека проступит недоумение, перемешанное с пониманием, что живым ему отсюда все же не выбраться, Юстина затушила оставшиеся керосиновые лампы и направилась к выходу. Открыла дверь.

Солнце на краткий миг ослепительным лучом ворвалось в помещение. Привязанный к трубам человек зажмурился от яркого света и тут же ощутил вибрацию и глухой рокот исходящие от металла. Нестерпимо холодный до этого, он ощутимо потеплел.

Глаза работорговца невообразимо расширились.

– Ах ты, мерзкая тварь… – сказал он быстро. – Сука никчемная! Мелкая шлю…

Он дико заорал, оборвавшись на полуслове, когда машины с глубин выбросили и погнали по трубам отработанный пар, а вместе с ним и избыточное тепло.

Юстина плотно прикрыла дверь за собой, избавляя город от ненужных душераздирающих воплей. Подумала над последним оборотом: «Мелкая, крупная – а не все ли равно? Сути это нисколько не меняет. Смешно – да и только».

Снаружи на трубах, к одной из которых намертво был привязан корчащийся от кипятка из земных недр работорговец, крепился сверток. Его передал на вокзале Ирхай.

Девушка приладила к нему и взвела детонатор. Привесила ненужный теперь мешок со своей одеждой: пусть разорвет на мелкие кусочки, не оставив улик. Потом развернулась, стала спускаться по фермам, стараясь держаться тени.

Юстина осознанно игнорировала приспособленную для обслуги лестницу, там можно было наткнуться на случайного свидетеля, который мог бы поломать весь план.

Перебежала по земле вдоль хозяйственных пристроек. Прыгая через кучи в замусоренном переулке, добралась до дальнего его края. Убедившись, что никто за ней не наблюдает, словно большая гибкая кошка, взобралась по стене на двухэтажный дом.

Там, на горячей жестяной крыше – до полудня было далеко, но в это утро жар от солнечных лучей мог сравниться с жаром пекла, в которое только что отправился работорговец, – она распласталась и поползла к кирпичному парапету.

Возможно, много позже, когда Юстина вернется в Чулушту, Мама припомнит ей эту выходку. Она не поощряла обман даже для достижения главной цели – поголовного истребления Высших. Но девушке было, что сказать в ответ: формально она не лгала ему, и не доводила обманом до края.

Его убила недальновидная беспечность, алчность, презрение к чужой жизни. Скольких погубил он, собирая барыш на торговле живым товаром? Стирая из памяти имена, коверкая судьбы… Немало душ, среди которых была и ее собственная, искалечили он и его подручные. Заслужили… Пусть теперь оправдываются перед Последним богом. Уже на том свете.

Перемахнула через преграду. Падая, толкнулась от стены, перекатилась по кровле соседнего одноэтажного здания. Здесь можно было идти слегка пригнувшись: недостроенные стены второго этажа надежно скрывали девушку от посторонних глаз. Постояв под аркой будущего окна, выглянула наружу. Тишина и запустение: обыватели видят десятый сон, стража гуляет поодаль, изнемогающий от жары человек в дальнем конце улицы хмуро выметает дорожку перед скобяной лавкой.

Дождавшись, когда он отвернется, высоким прыжком перескочила на балкончик через переулок. Неуловимо перетекла дальше. Ловко перебирая руками и ногами, поползла наверх. Там, за невысоким парапетом, третьим этажом кто-то пристроил полуротонду. Ее Юстина высмотрела давно. По периметру высоких столбов шла чугунная решетчатая ограда, дающая удобную для наблюдений тень. В ней-то она и спряталась.

Место было выбрано хорошее: все последующие строения казались чуть ниже, это позволяло наблюдать две улицы разом. Приготовила свисток. По расчетам, до вывода преступника из подземелий оставалось не так уж и много времени.

На улице Ясеней, где недавно наблюдала она лавочника прибирающего вход, вдруг произошло движение: пронесся мальчишка в синей тунике, долго капался у какой-то двери. Справился наконец – на свет вышел отряд воинов в белом. Став узким полукругом, они запустили внутрь человека в черном балахоне, и медленно направились вдоль по улице. Над скобяной лавкой, на кровле, тоже шевельнулась тень…

Юстина смотрела во все глаза. Чувствуя, как медленно, но верно брови ползут на лоб, она с интересом наблюдала за происходящим. Во-первых: кем бы ни был прятавшийся на крыше магазинчика человек – ему удалось удивить и, так уж и быть – призналась она себе честно, восхитить девушку. Еще никому и никогда, кроме избранных сестер Чулушты, не удавалось скрыться от ее внимательного взгляда. Во-вторых: закрались сомнения. А не ее ли человека повела стража – только иной, не предусмотренной планом дорогой

Лориани решил перестраховаться: нанял другого исполнителя для важного дела, а ее оставил на заклание?.. Нет. Не настолько он глуп, чтобы подставляться перед Тысячеглавой дважды и собственноручно подписывать себе смертный приговор. Он хитер, но не туп, как пробка.

Тогда отчего же ведомый стражей так похож на ее цель?

Она не видела лица, фигуру скрывал мешковатый обвисший балахон. Но Юстина чувствовала близость, которая возникала каждый раз между ней и заказом, как называла их девушка: все равно, какое действие предстояло совершить – спасти или уничтожить. Эту способность с благословением подарила ей Мама.

И ощущение росло по мере приближения процессии.

Все же девушка решила не спешить и обождать еще немного. В конце концов, приговоренных было трое. Стражники могли вести другого, тогда неудивительно, что она почувствовала знакомое щемящее тепло в груди. Их связывала идея!

Она пропустила момент, когда прятавшийся над скобяным магазинчиком мужчина в широкополой шляпе сбросил заряды – с улицы Ясеней донеслись два негромких хлопка. Мостовая около солдат подернулась зеленоватым туманом.

Пара воинов успела отскочить назад, но остальные попадали замертво, исчезая в колышущемся болотного цвета облаке.

Летели зеленые искры. Ядовитый туман рос в размерах, отрезая путь отступившим. Выставив вперед оружие, и затравленно озираясь по сторонам, солдаты пытались докричаться до сослуживцев.

До нее доходили слухи об изобретенном алхимиками сонном газе, однако в действии его девушка еще ни разу не видела.

Человек бесстрашно спрыгнул вниз. Прорвав навес над входом, приземлился на мостовую. «Сущий дуболом», – усмехнулась Юстина. Вновь хихикнула про себя, когда тот, поддерживая штаны, будто боясь лишиться их и тем самым оконфузиться, слегка пригнулся и нырнул в бурлящее облако.

«Это не спонтанная акция, к нападению он явно готовился, – пронеслась мысль. – Но как же топорно все обставлено!» Девушка покачала головой.

В этот момент на Дубовой открылись ворота постоялого двора. И точно такой же конвой в белых шишаках и панцирях повел вдоль домов метущийся полами по пыльной мостовой обвисший шерстяной балахон.

Девушка просияла – не обманул Выворотень!

Забыв о потасовке на соседней улице, Юстина дождалась, пока замыкающие группу воины не поравняются с ней, а потом что есть мочи дунула в свисток, который все время висел на шее. Серия звуковых импульсов, неслышных человеческому уху, но ощутимая животными – пара матерых дворовых котов с мявом прыснула с чердака соседнего дома – ушла в сторону водонапорной башни.

Расчет был на то, что хлопок в основании цистерны и как следствие повреждение водонапорных труб отвлечет ненадолго стражников. Быть может, часть из них рванет к башне, облегчив Юстине задачу… Но вопреки ожиданию, этого не произошло. То ли сигнал послала недостаточно сильный, то ли детонатор дал сбой. Дунула еще раз – с таким же успехом она могла бы попытаться проломить головой гранитную кладку…

Ударить нужно было сейчас, более удобного случая у нее не будет. Прокляв Кариссая с Ирхаем вместе взятых, и свою доверчивость – тоже, она по-кошачьи мягко и быстро спустилась скрытой от глаз воинов стеной. Выглянула на мгновение – последний из них находился в десятке метров.

А ведь так хотелось обойтись без лишних жертв!..

Поправив маску на лице и, вынув клинки из ножен, росчерком молнии бросилась к конвою. Закружилась рядом песчаным вихрем.

Засверкали в безумном танце гнутые лезвия клинков; заскрипел, рассыпаясь на лоскуты от ударов заговоренной стали, выбеленный доспех. Двое замыкающих, не успев ничего понять, упали, не проронив и звука. Остальные услышали. Обернулись, выхватывая мечи. С десяток оскаленных рычащих ртов и девятнадцать бешеных глаз направились на Юстину. Не мешкая, она ударила эфесом в лоб ближайшего – с повязкой поперек лица, отправляя его в забытие. На один обозленный глаз стало меньше.

Стоявшие на ногах воины обступили ее полукругом, норовясь прижать к стене. Человек в шерстяном балахоне присел на корточки, укрыв голову руками. О побеге он даже не помышлял. Да и не удастся ему, изможденному тюремной диетой, далеко уйти. Догонят и наподдают для острастки.

Прищурившись, не дожидаясь, когда сомкнется ряд воинов, Юстина сделала выпад; потом, без паузы, второй. Взвихрилась, отбивая запоздалые удары. Зацепила кого-то… Еще трое выбыли из схватки, не способные вести бой.

Сделав движение, будто собирается взмахнуть кинжалом – солдаты оценили ее предыдущие успехи и решили уйти в глухую защиту не разрывая строй – вспорхнула на груду ящиков. Толкнулась от стены ногой и ходом пролетела над головами, сшибая клинками шишаки у подвернувшихся под руку бедолаг.

Осталось двое

Изготовившись к атаке, Юстина сделала пару решительных шагов навстречу. Те, так же быстро и слаженно, отступили к ящикам у стены.

– Зачем тебе висельник? – подал голос один. – Все одно не жилец – его съест чахотка.

И действительно, в подтверждение его слов человек в черном тряпье зашелся тяжелым кашлем.

– Тоже желаешь к нему присоединиться? – нахально спросил другой. – Скоро тут наши ребята появятся. Придется отвечать за содеянное.

– Посмотрим, – сказала она, ударив клинками.

Первый воин справился с атакой, второй рухнул мешком, где стоял. Она хищно уставилась на уцелевшего. Сделала выпад, другой, выбила из руки меч. Набросилась сзади – обтекла, словно капля. Взяла в удушающий прием и держала так до тех пор, пока он не потерял сознание.

Потом подошла к стоящему на четвереньках человеку, сдернула капюшон. Это отличалось от изображенного личным художником Лориани: жирные лоснящиеся волосы, заросшее щетиной до неузнаваемости лицо. Высохшая и тонкая кожа, словно натянутая на череп, обильно шелушилась. Но это был именно он.

Чтобы убрать все сомнения, быстро спросила:

– Имя!

– Грик Седо…

– Меня. Послали. Освободить. Иглао! – сказала она раздельно. Так, чтобы замутненный болезнью мозг различил и усвоил каждое сказанное слово. – Как. Твое. Имя?

– Викис, – прокашлял человек. – Меня зовут – Иглао Викис.

Юстина помогла ему подняться.

– Надо уходить, – бросила она. Кивнула в сторону безвольно раскинувшихся на земле воинов. – Дружки их скоро набегут.

– А они? – спросил Иглао, направляясь за Юстиной, прочь с улицы. – Жить будут?

Некоторые из поверженных стражников дышали – заметно вздымался доспех на груди. Другие застыли в пыли неподвижно.

– Не знаю, – призналась Юстина. – Старалась так, чтобы обойтись без излишних жертв… Кто его знает, как все обернулось – могли сами подставиться. Думала, все пройдет намного чище, но утро с самого начала не заладилось …

– Помолиться бы за спасение души усопших…

– О себе подумай, – ответила девушка. – Не ровен час – издохнешь на полпути, а мне ты нужен только живой.

Последние слова она произнесла в затхлом переулке, который должен был вывести их к входу на первый уровень городских катакомб. Из мелькающих мимо окон на них пялились с опаской и любопытством чужие глаза: от мала до велика – битва вышла скоротечной и шумной. Те, кто постарше, поспешно отводили взгляд, стараясь скрыться в темноте помещений, другие, еще не наученные жизнью, – глядели с неистребимым юношеским азартом. Как бы этого ни хотелось Юстине, внимания избежать не удалось.

Сходу выбив неприметную дверь, они спустились по истертой, крошащейся под ногами лестнице и долго петляли по узким коридорам, распугивая бродячих кошек. Те, фыркая, рвались из-под ботинка в последний момент и, немного успокоившись, провожали беглецов взглядом зеленых светящихся в темноте глаз.

Вынырнули где-то у Паркового холма, за оградой. Потом продирались сквозь кусты терновника, при этом основательно подрав одежду. Иглао все время приходилось тянуть за собой: он умолял оставить его и спасаться самой, на что Юстина сыпала проклятиями и силой гнала висельника вперед. До пинков и зуботычин, к счастью, ни разу не доходило, а то неизвестно еще как бы он себя повел. Мог запросто остановиться – похоже, давно смирился с необходимостью умереть. Тащить его на загривке девушке не хотелось.

А когда забрались на вершину относительно высокого всхолмья, они остановились передохнуть. Кусты разрослись там особенно густо. Переплетенные шипастые ветви надежно скрывали их от глаз случайных прохожих. Конечно, если найдутся безумцы способные совершать променад в самое пекло.

Бросив беглый взгляд на Иглао, и не заметив среди рванья, в которое превратилась тюремная роба, опасных царапин, девушка вернулась к осмотру своих: пара широких прорех на бедрах, и изодранный на лоскуты рукав. По белой коже, от плеча до локтя, протянулась тонкая едва заметная полоса запекшейся крови.

«Не критично, но одежду жаль,» – заключила Юстина. Укорила себя, что так легко рассталась с повседневным нарядом, который оставила в основании водонапарной башни. Взрывпакет не сработал, и теперь у стражи не будет сомнений в причастности к краже преступника одной из дочерей Тысячеглавой.

Она непроизвольно повернула голову в направлении, где совсем недавно вела бой и высилась над домами уродливым исполином цистерна с питьевой водой. Работорговец, причастный к созданию той, в кого превратилась некогда жизнерадостная девочка из Биндона, должен был давно затихнуть.

Холм качнуло.

Ослепительно сверкнуло под башней, донесся звонкий хлопок. Над мешаниной рыжих крыш медленно поднялась, покачиваясь, словно змея перед броском, сотканная из песка и пыли исполинских размеров воронка.