Текст книги "Не время для нежности (СИ)"

Автор книги: Роман Савков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Глава 10. Юстина Эбберг

Всю ночь Юстина готовилась к выполнению задуманного: разведывала возможные пути, какие пригодились бы в случае незапланированного отхода; следила за перемещениями стражи, взяв на заметку проулки и тупики, которые те предпочитали обходить стороной.

Делала она это, тайно перемещаясь по крышам жилых домов и многочисленных магазинчиков. Кошкой металась от кровли к кровле, изредка спускаясь на землю только для того, чтобы смутной тенью перебежать к отдаленному зданию.

Однажды попался ей на глаза мальчишка: не могла сказать точно – видел он ее или нет, но переживать за этакий пустяк не стала. В Сар-городе хватало темных личностей, какие не посмотрят, что мал. Если голова на плечах имеется, струхнет трепаться языком о тревожном.

И пусть даже расскажет – что с того? Лица он все равно рассмотреть не успел. Мелькнула и исчезла тень в отдалении. Не его дело…

Потом Юстина отсыпалась до полудня в номере. Не раз приходилось ей забываться сном на камнях под открытым небом, и на железном полу – тоже бывало. Но только если выдавалась возможность отдохнуть в достойных условиях, все же предпочитала она мягкую перину строгим нравам родного края.

Из гостиницы вышла в самое марево: жар поднимался от земли и дрожащими струями уходил в укрытое смогом небо. Прошла в городской парк, принялась ждать курьера.

Привратники у крепостной стены несли службу лучше всяких похвал: протащить мимо них снаряжение и главный инструмент следующей акции, взрывчатку, казалось невыполнимой задачей. Поначалу у Юстины вообще закрались подозрения, что Мама ошиблась с выбором плана, но вскоре поносила себя же за неверие.

Вдали раздалось ворчливое тарахтение паровой коляски. Над пригорком вознеслась чадящая труба, а затем явилась взору и сама вытянутая угловатая кабина, по бокам которой шли начищенные до нестерпимого блеска медные вставки с хищным орнаментом.

Остановилась метрах в ста. Раскрылась пассажирская дверь.

Люди, способные помочь Юстине Эбберг, пришли к ней сами, едва услышав зов Тысячеглавой. И не кто-нибудь, а Кариссай собственной персоной пожаловал на уговоренную встречу. «Не нашел, кому мог бы довериться? – подумала она. – Или сам, на старости лет, решил поучаствовать в деле?»

Раньше дочь Тысячеглавой его не видела, а только слышала об этом странном человеке. Он был жесток, и дурная слава, которой тот оброс с головы до пят, вызывала в девушке отвращение.

Сгорбленный в три погибели старик в чопорном цилиндре, опирающийся на вычурно гнутую трость, предпочел спешиться и пройти разделяющее их расстояние пешком. Юстина ожидала его на лавочке под вязом, которую облюбовала еще перед походом во владение Выворотня.

Кряхтя, как старая развалина, он присел рядом. Трость при этом держал перед собой, выпрямив спину, насколько позволяла его изуродованная осанка.

– Геморрой, – пожаловался он. – Бич, с которым приходится мириться.

– Мы можем встать, если вам так будет удобнее, – равнодушно сказала Юстина. Она могла бы перечислить еще два-три недуга, признаки которых проступали на усеянном старческими пятнами лице; и с десяток тех, что мучили его тело, спрятавшись под шелушащейся страдающей от обширной экземы кожей.

– Позвольте мне самому, молодая особа, решать – что и когда я буду делать, – проскрипел старик. По мнению Юстины он обладал абсолютно несносным характером. И как только дожил до столь почтенных седин?

Кариссай снял перчатку, повернулся, изучая безупречный профиль девушки. Протянул руку и прикоснулся к гладкой щеке. Пальцы замерли ненадолго, ощущая близость и тепло нежной кожи. Заскользили вниз, под блузу.

– Как прекрасна твоя плоть, – прошептал он хрипло. В голосе проскользнула нотка сожаления. – Был бы на десяток лет моложе…

– В следующий раз я их отрежу, – предупредила Юстина, не оборачиваясь.

Улыбнувшись, Кариссай нехотя убрал руку.

– Разве этому учит ваша Мать – столь неучтиво разговаривать с людьми, пожелавшими оказать посильную помощь? – прокаркал он.

Она холодно посмотрела на него – жалкий старик, в затылок которому дышит смерть, решил укорить ее Тысячеглавой. Да он не достоин даже мельком брошенного взгляда ее!

Даром, что по-прежнему стабильно присылает новых дочерей. Оттого и жив пока. Не будь он важен, расправилась бы без раздумий – медленно, не щадя. Точно так же, как поступают его люди с девочками, которых Мама отказывается принять под свою защиту.

– Тысячеглавая исправно платит за оказанные услуги и сохраняет жизнь, – промолвила девушка, – тем, кто выполняет все возможное для сохранения Чулушты. Иногда люди забывают об этом, и на смену им приходят другие. Их не счесть.

– Строптивая девка… – тихо прокомментировал старик. – Угрожаешь?

– Предлагаю перейти к делу, – просто ответила она. – Солнце уже высоко, нет времени на пустые разговоры.

– Тогда знай, что груз окажется на вокзале к вечеру.

– Почему – не сейчас?

– Вы обратились не вовремя. Нет нужных людей на вратах.

– Л-ладно, – подумав, сказала Юстина. – Доставка будет северным поездом?

– Нет, старые запасы. Извозчик приедет за рудой. Ирхай его зовут – улыбчивый такой парень. Узнаешь сразу.

– Я услышала тебя, – девушка встала, собираясь сейчас же уйти. Ей было мерзко сидеть рядом с заживо разлагающимся подобием человека. – Зачем нужна была эта встреча? Мог бы передать информацию посыльным.

– Желал собственными глазами увидеть ту, которая изменит мир.

– Один человек не в силах этого сделать.

– Не обольщайся, девочка, – махнул облезлой рукой старик. Хрипло рассмеялся: – Ты не одна, вас много. И, рано или поздно, вы его угробите.

Юстина ничего не ответила. Пошла прочь, под горку. Задыхающийся смех старика, стоящего одной ногой в могиле, был слышен, пока она не вышла за пределы парка.

Кариссай, воплощавший извращенные фантазии с провалившими тест Тысячеглавой рабынями, был мерзок Юстине. Чего только стоило вытерпеть прикосновение шершавой руки! В жесте не было похоти, лишь сожаление об утраченных годах – и зависть, которая выжигала его изнутри.

В каждом густонаселенном городе у Мамы имелись свои люди. Не те, которых она пестовала с малых лет, приучая к лишениям во имя существования Чулушты, другие – «сочувствующие», все больше готовые помочь за серебро и злато. Выбирать не приходилось: как для вызвавшегося оказать посильные услуги отребья не пахли вырученные за одноразовую акцию деньги, так и дочерям Тысячеглавой было все одно – кто придет им на помощь. Впрочем, когда договоренность не соблюдалась и уплаченное – по простодушию лихой души или из прихоти и желания легкой наживы – оседало в чужих карманах… она легко соглашалась проредить число недостойных.

Несмотря на преклонные годы, Кариссаю пока удавалось балансировать на той грани, что отделяла бренное тело от небытия, но девушка надеялась, что топтать мостовую Сар-города, ему осталось недолго. Шайке, кормящейся с торговли живым товаром, однажды должен настать конец. А пока в географическом центре Разделенного мира Мама почему-то считала его необходимым злом и многое прощала.

С ее мнением приходилось считаться, оно было выше личной неприязни дочерей.

Юстина вернулась в гостиницу: администратор поприветствовал ее дежурной полуулыбкой, горничная, что следила за порядком в номере, поздоровалась вежливо – тщательно скрывая неприязнь. Постоялица не нравилась им – слухи о девушках западного края, ходили один страшнее другого, но отказать в предоставлении крова они не могли, небеспричинно опасаясь, что в дальнейшем это могло отразиться на работе заведения.

Остальные – и обслуга, и гости – скорее всего, прятались по номерам, отсыпаясь после ночных гуляний. Или занимались делами в хозяйственных помещениях. Судя по запаху, доносившемуся со стороны кухни, там готовка не останавливалась ни на миг: стучали о разделочные доски ножи, звенела посуда, а еще кого-то громко отчитывали за пересоленый соус.

По дневному времени освещение на втором этаже было потушено. Источником света служило высокое – в пол – окно, выходившее на балкон, обнесенный низким кованным под плющ заборчиком. Сейчас оно было раскрыто настежь.

Там, на мягком кожаном диванчике, прячась от жара под плотной матерчатой крышей навеса, лежал кто-то. Вздыхая и постанывая при каждом неловком движении, ворочался с боку на бок, корил бога на все лады бога, которого Чулушта не признает никогда.

Юстина подошла ближе, чтобы проверить предположение. Отметила, что догадка оказалась верна.

На столике с мелкими гнутыми ножками стояла пузатая бутыль зеленого стекла – безнадежно пустая. Рядом с ней, сосредоточенно глядя перед собой и задумчиво сдвинув брови, словно силой мысли хотел заставить сосуд вновь наполниться, решал непосильную для ума задачу давешний пьянчуга. Слабый ветерок трепал распушившиеся края широкополой соломенной шляпы, которую прижимала к столешнице бутыль.

– Ты так и не назвала своего имени, девочка! – сказал он, стоило ей приблизиться на пару шагов. Голову работорговец удерживал обеими руками, очевидно, считая, что стоит ее отпустить – сорвется с плеч и укатится. Морщился при каждом слове, будто те перезвоном колоколов отдавались в черепе.

Он выглядел несколько лучше вчерашнего, однако красное опухшее лицо выдавало его с головой. Все силы организма были направлены на борьбу с прогрессирующим похмельным синдромом.

– Можешь звать меня Юстиной, – сказала девушка. Скрывать ей было нечего.

– О! По светскому этикету я, кажется, должен… извиниться! – Он медленно закрыл глаза. Посидел так немного, приходя в себя, – видно, последняя фраза, противореча естеству, заиграла в мозгу особенно переливистой трелью. Взглянул на девушку мутными зрачками.

Не было в них ничего: ни раскаяния, ни сожалений по поводу сказанного. Она и не ждала. Подошла ближе.

– Падай рядышком – в ногах правды нет, – он хлопнул по обивке дивана. Изобразил миролюбивую улыбку. – Обговорим, мою… неправоту. – И это слово далось ему с великим трудом.

– Скучно сидеть одному весь день – дыра знатная, – пожаловался он, имея ввиду гостиницу, в которой ему пришлось остановиться. – Проведем его с пользой. Думаю, мы оба не в обиде останемся: к плечу сильному прижмешься, и я – щедро заплачу.

Для убедительности он махнул снятым с пояса кошелем:

– Ласков буду… Тысячеглавая, слышал, дорого за услуги берет, но мы ведь не гордые, договоримся… Верно размышляю?

– Ты адресом ошибся, – невозмутимо ответила Юстина. – Квартал Красных фонарей южнее, в Черном городе.

– Чего я там не видел… – махнул он рукой расстроенно. – Всех давно уж перещупал. К чему мне те девки подержанные…

Подошел, ласково взяв под локоток. В руке плескалась неизвестно откуда взявшаяся початая бутылка овсяного пойла. Как кот замурлыкал:

– Вожу я вас детями, понимаешь, а ни разу вблизи подросших не видывал. Дай хоть посмотрю…

– Выпьешь?! – предложил он громко. По коридору пролетело отраженное от стен и закрытых дверей эхо.

– Нет, – отрезала Юстина. Пояснила: – Не люблю, когда алкоголь забивает естественные запахи тела. Это размазывает, притупляет ощущения.

– А зря. Мозг хорошо прочищает. Ему ведь тоже отдыхать нужно.

– Еще что-то?

В запасе у нее оставалось немного времени, которое Юстина хотела бы потратить на личные надобности. Почему бы и не сейчас? Тянуть с этим не стоило.

– Да не спеши ты, говорю. Скоро в Биндон мне возвращаться, а там подобных не сыскать. Откуда ж взялась такая, м-м-м… раскосая. Ниор или Хатала?

Встал, приобнял ее за талию. Разило от него хуже, чем из глотки червяка с южных пустошей.

– Какая разница?

– О-о. Большая разница! Очень большая… – Они медленно двинули вдоль коридора. От мужчины веяло застарелым потом и перегаром. А еще – он буквально сочился нескрываемой похотью. – К каждой из вас подход особенный нужен: в Ниоре сплошь недотроги одни стыдливые… – глотнул из бутылки мутноватой белесой жидкости, – из Хаталы девчонки выходят куда проще…

– Мне все равно, – сказала она, продолжая движение. Слегка изменив направление, повела к комнате, которую снимала. Коридор также оставался пуст, как и до ее прихода. «Видели ли их, когда уходили с балкона?» – подумала Юстина, а потом решила, что это не имеет значения. Вскоре ей надлежало покинуть Сар-город по более веской причине, чем исчезновение обычного работорговца. Профессия у них опасная – многое может произойти.

– А ты сговорчивая, – не унимался человек. Он принял еще на грудь: ему становилось лучше, дурманящее действие дешевого алкоголя потихоньку замещало головную боль. Но Юстина знала, что не допустит того, чтобы его мигрень скоро закончилась.

Оказавшись в номере, девушка прошла к кровати, села на застеленную одеялом перину, набитую пахучими, способствующими легкому сну травами. Работорговец из Биндона не спешил проходить внутрь: встал, расставив руки в проходе.

– А у тебя ничего так – симпатичненько, – сказал он, обведя комнату глазами. – Дорогая ночлежка должна быть…

Запрокинул бутылку, выливая остатки в рот – даже не покривился для приличия. Глотка у него была железная. Утеревшись рукавом позвал:

– Линек, Амирал!

Сделал шаг внутрь. Бутылку он вышвырнул за дверь. Стал медленно, рисуясь, расстегивать ремень на брюках. Сказал:

– Извини, крошка, забыл предупредить, – на ногах он держался теперь уверенно, будто выцедив до дна вонючее пойло, достиг равновесного состояния. Голову его уже не сжимает в тисках от частых похмельных спазмов и можно с легкостью совершать действия, о которых с минуту назад даже не помышлял, но и нет еще ощущения безмятежности, которое планировал настичь некоторое время спустя. – Не один я буду.

В номер вошли еще двое: один чернокожий, в распахнутой рубашке с бугрящимся от плеча до живота шрамом – никак на зуб червю попадался, счастливчик. Другой – посветлее, но все равно смуглый от южного солнца, заросший бородой по глаза.

Юстина бросила им ключи. Сразу с тремя у нее еще не было.

– Быстрая, какая, а?! – в голосе работорговца прозвучало нетерпение. С ремнем он справился и теперь спускал штаны.

Дождавшись, когда под одобряющие возгласы уроженец пустынь закроет дверь, Юстина забралась на кровать с ногами. Широко раскрыв напуганные глаза, отползла к дальней стенке.

Мозг ее в это время был спокоен и собран, но сердцу, как говорено, не прикажешь – предвкушая действо, оно учащенно билось в груди.

– Что вы собираетесь сделать со мной? – спросила она дрожащим от волнения голосом. Подумала обреченно: «Шаровары и блуза будут испорчены – придется менять».

– Что барышня пожелает, – с блуждающей в колючих волосах ухмылкой сказал бородатый.

– И кое-что немного больше… – с сильным акцентом добавил его чернокожий друг.

…Если бы горничная, которой надлежало по распорядку дня убираться в оставленных комнатах… Или постоялец, от скуки слоняющийся вдоль коридора, решили бы остановиться у этого номера и вслушаться в глухую возню, ритмичное уханье и редкие страстные стоны, изредка доносящиеся из-за двери, то они могли бы подумать, что заперших ее людей не стоит беспокоить по пустякам и вообще отрывать от частных дел – сугубо личных и до безобразия естественных. И постарались бы уйти как можно быстрее…

Особо набожные прихожане Храма, к тому же, покивали бы головой, одобряя, что творящееся за дверью непотребство додумались хотя бы спрятать от чужих глаз, закрыв ее на замок, а не свободно демонстрировали прохожим, как это иногда практиковалось в квартале Красных фонарей Черного города. И тоже – решили бы поскорее удалиться…

Другие, возможно, пожалели бы, что их никто не удосужился пригласить на праздник жизни, которая била ключом за непреодолимой преградой. Они могли бы, в ожидании развязки, остаться до конца. Стоя неподалеку или бесстыдно прижавшись к шершавому дереву ухом. Но таких испорченных в Сар-городе водилось не больше, чем в любом другом, и потому их тоже не оказалось рядом, когда открылась дверь…

В образовавшуюся щель выглянула голова довольной сделанным Юстины: дыхание слегка учащено, прическа растрепана чуть более обычного. Убедившись, что коридор пуст, она шагнула через порог, подобрала одиноко лежавшую посреди ковровой дорожки бутылку, потом шагнула обратно.

Осмотрела комнату: подняла пару упавших стульев, возвратила на стол съехавшую к полу скатерть, расправила на кровати скомканное белье. Раскрыла шторы, впуская в комнату солнечный свет.

Ей пришлось постараться, как следует, чтобы перехватить инициативу и сделать «кое-что немного больше», как выразился тот чернокожий, с вдруг нагрянувшими гостями. Пробуя слова на вкус, она несколько раз повторила эту фразу вслух, но так грубо и топорно выдавливать из себя звуки у нее не получалось. Скопировать южный акцент оказалось сложнее, чем она предполагала ранее.

Два тела девушка спрятала под кровать, подтерла капли крови. А вот для главного виновника торжества места под ней не нашлось. Связав лишенного сознания работорговца, заткнув кляпом рот, она оттащила его в ванную комнату и заперла там. Юстину не беспокоило, что тот сумеет освободиться и позвать на помощь – узел, которым спеленала его, был проверен не единожды. От суетливых движений пенька затягивалась только сильнее, вызывая удушье. Не хотелось ему навредить – не сегодня, но выбора, как такового, Юстине не оставили.

Придирчиво осмотрела себя в зеркало, поправила прическу. Блузу, как и думала, пришлось достать новую. Прежняя, разорванная в клочья – мужчины тоже спешили, отправилась в мусорную корзину. Вышла в коридор и заперла дверь на два оборота. Уходя из гостиницы, попросила, чтобы в номере больше не прибирались – подкрепила просьбу парой медяков. Отправилась по мостовой в направлении вокзала.

На этот раз Юстина предпочла держаться узких кривых переулков. Солнце медленно, но неуклонно стремилось к закату, и в них кое-где воцарилась глубокая тень, в которой попадались ничем непримечательные на вид люди. Впрочем, если доводилось встретить брошенный ими пристальный взгляд, наружу тут же выплывала их истинная личина, спрятанная до ночной поры.

Таких Юстина определяла без особых проблем. Они тоже чувствовали излучаемую девушкой опасность, и поспешно отступали в сторону, стоило ей только приблизиться на расстояние в нескольких метров.

Были и те, кто видел дочь Тысячеглавой впервые. Они порывались завязать с девушкой разговор, но их поспешно останавливали «коллеги», разумно полагая, что лучше оставить девушку в покое и не доводить дело до рукоприкладства. Которое, с большой долей вероятности, способно было легко перерасти в массовое побоище.

Рано или поздно она могла встретить тех, кто не побоялся бы встать у нее на пути – внутренне к этому Юстина была готова, но ей повезло. Попадались в основном осторожные, тертые жизнью субъекты.

Через два часа она стояла на перроне. Поезда не было, как и пассажиров, ожидающих его прихода. На лавках у касс сидела группа рабочих в измазанных угольной пылью робах – Юстина насчитала около двадцати человек. Уперев руки в боки, перед ними стояла высокая, в теле, женщина – тоже в робе и клетчатой косынке на голове – и, судя по высокому тону и эмоциональности речи, за что-то их отчитывала.

Изредка на Юстину поглядывали – одеяние ее было заметно издалека, однако подходить и расспрашивать о причинах прибытия долгое время никто не решался. То ли знали о норове девушки, почуяв с такого расстояния ее родство, то ли авторитет женщины, стоявшей перед ними, был куда сильнее естественного любопытства.

Наконец, не выдержав, с одной из лавок вскочил один. Совсем пацан еще, по виду. Встал, а росту так и не прибавилось. Спросил что-то у старшей – та кивнула в ответ. Сорвался с места и вприпрыжку, придерживая на ходу кепку, побежал к Юстине.

Приблизившись, вопросительно и с нескрываемым интересом уставился на нее.

– А правду говорят, что в Чулуште нет мужчин, а только девушки? – сказал он самой детской непосредственностью.

– Верно, – ответила Юстина. – Ни мужчин, ни мальчиков. Только сестры.

– Как же вы живете? Это должно быть очень скучно.

– Нам некогда скучать, – улыбнулась она. От ребенка Юстина не ожидала подвоха.

– Виолика велела узнать, зачем к нам пожаловали, – решил он перейти к делу. Ощущалось, что хочет спросить еще о чем-то, однако взгляд его постоянно возвращался к собравшимся на лавках рабочим. Были там и молодые безусые парни, и крепкие кряжистые мужики под пятый десяток лет. Надо отдать должное, женщина умела держать подчиненных в узде.

– Ирхай обещался подъехать, – сказала Юстина, наклонясь. – Его жду. Знаешь?

Эти слова вызовут подозрения у верховодящей мужиками бабы: только очень нелюдимый человек мог не знать, чем, кроме контроля над месторождениями ископаемых, промышляют сестры Чулушты. Женщина в клетчатом платке такого впечатления не производила.

Впрочем, если у той появятся неожиданные вопросы, Юстина найдется что ответить ей. Для доставки малозначительной корреспонденции Дочери Тысячеглавой нередко прибегали к помощи курьеров: чтобы передать мелкую бандероль или письмо с верительными грамотами. Пока же она – была вне подозрений.

Ничего не ответив, мальчишка вернулся к старшей. Помурыжив подчиненных еще около пяти минут и затем громогласно объявив об окончании собрания, она сама направилась к Юстине. Пацан вился за женщиной следом, в нескольких шагах, старательно ускользая от хмурого взгляда, когда та оборачивалась назад.

Остановилась напротив, уперла руки в рыхловатые бока, измерила сверлящим взглядом. Не решаясь забежать вперед – девушка из Чулушты вызывала у мальчугана священный трепет, он приплясывал поодаль. Глаза его горели огнем бесстрашного естествоиспытателя.

– Зачем Ирхай понадобился? – спросила, как назвал женщину мальчишка, Виолика.

Юстина повторила. Отметила, что даже сейчас, когда возраст собеседницы перевалил за четвертый десяток, а тело обрело пышные формы, Виолика сумела пронести через годы большую часть красоты, которой обладала в молодости. Такая до сих пор должна нравиться мужчинам.

– Какое отношение он имеет к вам? И в какую заразу этот остолоп успел снова вляпаться?

В голосе женщины чувствовалось напряжение. Вероятно, она воспринимала подчиненных, как свою семью, и оттого остро переживала за судьбу каждого из них. “Интересно, есть у нее дети, – подумала Юстина, – или те работяги уже заняли все места в сердце?” Сказала вместо этого:

– Слышу о нем впервые. Мама передала посылку, и только – там нет ничего противозаконного.

– Знаю я ваш закон. Проблемы ходят за Тысячеглавой след в след – от вас одни неприятности…

От Виолики веяло враждебностью, она нисколько не пыталась это скрыть.

Юстина равнодушно пожала плечами: мир был полон неразрешенных конфликтов. Одним больше, одним меньше – какая кому разница? Оттого ничего не изменится.

– Смотри, – буркнула женщина, – если хотя бы один волос упадет с его головы…

Сжатый кулак хрустнул костяшками пальцев.

– Он не пострадает, – пообещала Юстина. – Не в этот раз.

Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что сестры западного края не совершают бесцельных путешествий. Тем более – существенно удалившись от родных мест.

Только завидев одну из них, люди исподволь готовились к худшему. Но открыто обвинить в несовершенном еще проступке – ни городская стража, ни простой или наделенный властью обыватель Сар-города – не могли. Хоть и понимали, что появление дочери Тысячеглавой так или иначе будет связано с бедой, которая в скором времени не преминет случиться неподалеку.

Смотрели на нее долго, а после – отводили взгляд, надеясь что в ту злополучную пору будут находиться ином, недоступном для ее отголосков, месте.

Фактически, при появлении беспокойных девиц патрули на улицах усиливались, но чрезвычайное положение – обычно – власти объявлять не спешили. Боялись прослыть дующими на воду перестраховщиками, и тем самым раз и навсегда испортить отношения с Тысячеглавой, к чьим услугам неоднократно приходилось прибегать.

Виолика относилась к той категории людей, которая Юстине нравилась. К той породе, с которой она, в силу их непримиримого характера, всегда будет «на ножах». Всем видом своим женщина выдавала, как противна ей эта встреча.

Она молча прожигала Юстину взглядом. В нем читалась открытая неприязнь.

Потом сказала:

– Ирхай будет через час – у него отгул взят до сумерек. Если ждать останешься, на лавку сядь, – указала она в сторону, где еще недавно распекала подчиненных. – Начнешь под ногами мешаться – выгоню взашей.

Не дожидаясь ответной реакции, ушла в направлении хозяйственных построек.

Ветерок донес последние слова:

– Сначала один объявляется – через десяток лет и просит невозможного. Потом – другая… свалилась же, демоница, на мою голову! Слышала я, что неприятности ходят парами, но где это видано, чтобы приметы выполнялись дословно? – Она всплеснула руками, ругнувшись на вывернувшегося из-под ног мальчишку. – Куда катится мир…

Пацан некоторое время крутился рядом с Юстиной. Ему было интересно понаблюдать за такой диковинкой, как наемница из Чулушты – в слухи он не верил. Потом, вспомнив о неотложных, наверное, делах, убежал вслед за бригадиршей. Юстина вновь поразилась умению этой женщины держать в ежовых рукавицах ватагу разновозрастных работяг. Безраздельную власть ее на территории вокзала, похоже, никто до сих пор оспорить не решился.

Девушка прошла к лавкам и, с интересом поглядывая на вдруг воцарившуюся на перроне деловую суету, стала ожидать Ирхая.