Текст книги "Картограф (СИ)"

Автор книги: Роман Комаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Купил у знакомого путешественника. Экземпляр в ужасном состоянии, решил продать, пока товарный вид не потерял. А что, у вас есть к нему интерес? Желаете перебить цену?

– Нет, не желаю. Путешественник не говорил, он сам убил эту гиену?

– Занятные у вас вопросы. Не сам, охотники принесли. Глупое было созданье, выбегало к людям. Пристрелили, конечно. Гиены – те еще пакостницы.

Филя вздрогнул. Она выбегала к людям!

– Пойдем, – сказал Витя и потянул его за рукав. – Чего встал?

– Постой, – Филя развернулся и к вящему удивлению хозяина пошел мимо полок. Он остановился у клетки с зеленой ящерицей. Ящерица смотрела на него пристально, раззявив рот кошелкой. Безмолвный крик резал ухо.

– Геккон, – сказал хозяин. – Ручной. Отдам недорого.

Геккон моргнул, и Филя увидел пожилого мужчину, который подает копеечку нищему в грязном зипуне.

– По какому праву вы торгуете людьми? – прошипел Филя, едва сдерживая гнев.

Хозяин испуганно отпрянул.

– Людьми? Да как вы смеете?! Я честный коммерсант! Такие обвинения...

– Филя, ты что, белены объелся? – сказал Витя. – Пойдем-ка отсюда подобру-поздорову.

– Я никуда не пойду. У него тут люди.

– Да где же? Ни одного не вижу.

– Вот, в клетке. И там, и там. Это все люди!

– Сбрендил! – сказал Витя скорбно. – Только тебя из больницы привезли, и опять лечить нужно. Это ящера, посмотри – у ней же хвост. Разве у людей хвосты?

– У Настеньки тоже не было клешней, а теперь есть! – закричал Филя, чуть не плача.

Тем временем хозяин магазина тихо пятился в подсобку, где у него стоял телефон.

– Я отсюда не уйду, – не унимался Филя. – Мы заберем их!

– Кого их?

– Их всех. Людей.

Витя посмотрел на него с жалостью. Филя поставил гиену на пол и вынул из аквариума змею.

– Взгляни, взгляни на нее! Это женщина. Лет сорока, красивая. У нее двое детей, мальчики-погодки.

– Это змея, – со вздохом сказал Витя. – Пятнистая. Положи на место, а то укусит.

– Не укусит. Она знает, что я хочу ей добра. Я спасу ее!

И тут змея грациозно обвилась вокруг Филиного запястья и вонзила ему два длинных клыка прямо в мякоть под большим пальцем. Филя издал истошный вопль, змея шлепнулась на пол и вывернула гибкое тело буквой «Земля». Витя отпрыгнул к витрине.

– Хозяин, она ядовитая? Эй, где вы? Куда вы пропали?

– Полиция? – раздался из подсобки шепот. – Это говорит Тугриков, владелец магазина «Любимец». Ко мне ворвались...

Он не успел договорить, Витя нажал на рычаг.

– Погодите, не надо звать погоны. Моего друга вчера из больнички отпустили. Буянит, сами плачем. Испортили парня. Я его сейчас уведу. А за гиену не беспокойтесь, довезем в лучшем виде.

Хозяин отер бледное лицо рукой и недоверчиво взглянул на Витю.

– Ну, знаете. Такими обвинениями бросаться! Я этого не потерплю. Господи, вы зачем вынули полоза? Немедленно положите назад. Нет, лучше я сам. Это вам с рук не сойдет. Вы мне заплатите, за все заплатите! Как ваше имя?

– Не важно, – зло сказал Филя, зажимая рану. – Вы подлец! Они молят о помощи, а вы их продаете, как дрова!

– Кто молит? Рептилии?

– Да! Они были людьми. Только не притворяйтесь, что не знаете. И гиена была! А ее застрелили. Вы чудовище!

– При чем тут я? Я ее не убивал. И вообще избавьте меня от этого бреда. Скажите спасибо, что я не стал на вас заявлять в полицию, а по-хорошему стоило. Берите гиену и выметайтесь из моего магазина.

Витя поднял с пола чучело и начал подталкивать Филю к двери.

– Вы дьявол, сам дьявол! – кричал Филя, вырываясь. – Отпустите их, слышите!

Хозяин вытащил упирающегося полоза из-под нижней полки, бросил обратно в аквариум и погрозил ему пальцем. Филе же он на прощание сказал:

– Лечитесь, молодой человек. У вас с головой не все в порядке. Уверен, лоботомия вам поможет.

Филя хотел что-то еще добавить, но Витя затащил его в машину и запер дверь. Метель поглотила все звуки, кроме рева мотора.

– Ну и дебош ты учинил!

– Давай отвезем гиену и вернемся.

– Ни за что! Хочешь ограбить лавочку, езжай без меня. И гадов домой не тащи, мать их до обморока боится.

– Витя, ты не понимаешь! Они как Настенька. Кто им поможет, если не я?

– И чем ты им поможешь, скажи на милость? Кормить нечем, ухаживать не умеем. Перемрут! Или ты знаешь, как их обратно в людей... того?

– Пока нет, но я найду способ.

– Не найдешь, его нет. Уймись. Это не люди.

– Люди! Люди!!

– Дал бы тебе в зубы, да руки заняты. Псих конченый!

Они вырулили на проспект и через четверть часа оказались возле Копейного переулка. Приметный дом был один – кабак. Шумная вечеринка была в разгаре, визжали цыганки, у ворот понуро стоял привязанный медведь в ермолке. Пьяные гости выскакивали на порог с бутылками в руках. Тротуар был усеян осколками, которые блестели в свете фонаря, как изумруды.

– Нам туда, – неуверенно сказал Витя. – Дубина я дубина, кольчугу не надел.

– Я не отдам ее! – сказал Филя и вцепился в гиену изо всех сил. – Это надругательство над трупом.

– Отдашь, еще как отдашь! – и Витя со всей мочи ударил его портсигаром по темени. Мир вспыхнул, рассыпался редкими огнями и померк.

Филя пришел в себя и задохнулся от боли. Под волосами нащупалась шишка размером с воробьиное яйцо. Чертов Витязь, застал его врасплох! Унес девчонку, гнида. Филя выскочил из машины и побежал к кабаку.

Витю он увидел не сразу. Тот сидел за столиком, обнявшись с незнакомым офицером, и подпевал пьяному хору. На столе валялись пустые бутылки из-под вина и шампанского, на серебряном блюде покоилась голова молочного поросенка, хребет и куча ребер. Нестерпимо пахло газом и отрыжкой. Половой вытирал с паркета липкую лужу. Чучело гиены стояло на лавке. Осовелый парень пытался кормить его с ложки салатом.

Филя подошел к парню и вырвал ложку у него из рук. Витя вскочил.

– Все в порядке, он со мной.

– Скажи ему, чтоб не шумел, – велел усатый офицер и грохнул глиняной кружкой по столу. Она раскололась, и пиво хлынуло на скатерть.

Филя молча взял гиену и направился к выходу.

– Положь собачку! – промямлил осовелый парень и черпанул пятерней, как будто собирался поплыть.

Витя подбежал, схватил гиену за передние лапы и потянул на себя.

– Отдай! – прошипел он. – Отдай, кому сказано.

– Не отдам. Бухай дальше, а я домой.

– Никуда ты не поедешь. Машина моя.

– Такси поймаю.

– А деньги откуда возьмешь?

– Придумаю что-нибудь. Пусти, лапу оторвешь.

– Нет, не пущу. Он, – Витя кивнул на усатого офицера, по всей видимости, это и был майор Шевяков, – знаешь сколько денег за нее отдал? Тебя догонят и убьют. Эта дрянь того не стоит.

– Сам ты дрянь. Какого черта ты сел с ними пить?

– Пригласили, вот и сел!

– Эй, вы! Разойтись, ать-два, вашу мать ядрену вошь, – проревел майор Шевяков. – Бегом сюда, щуку несут.

Карлики, одетые поварятами, торжественно внесли в зал огромное блюдо с царицей-щукой. Она была такой длинной, что хвост пришлось сложить в три погибели, и на изломах проступало белое мясо. По бокам источал пар картофель, в свернутых улиточкой листьях винограда чернела икра, на голове у рыбы майонезом была нарисована корона. Филя замер. И это тоже человек! Борец, силач, некогда поднявший индийского слона на плечах, теперь лежит со вспоротым брюхом, начиненный рисом и грибами в сметане. Филя бросился к блюду.

– Не смейте его есть! Каннибалы!

Один из карликов ловко подставил ему ножку, и Филя растянулся на полу под знойный хохот офицеров. Компания приступила к щуке, отрезая как попало огромные ломти. Картофель покатился в разные стороны, конопатый от икры. «Хоть ты не ешь!» – мысленно взмолился Филя, глядя на Витю. Тот помедлил немного и положил вилку на стол.

Карлики разбежались, один и них задержался возле Фили, смачно харкнул и сказал тонким голоском:

– Фулюган!

Филя встал на четвереньки, дрожа от гнева. Осколок зеркала при падении раздробился, скальпель был цел и требовал крови, но каннибалов было слишком много. Он не справится с ними один. Кто-то из гостей, проходя мимо виляющей походкой, вылил ему на голову полный бокал красного вина. От гогота пошатнулись стены. «Спалить гнездо разврата, – пронеслось у Фили в голове. – Додон, жги!»

Откуда ни возьмись, по полу пробежал вихрь. Он подхватил окурки, мелкий сор, обертки и понес их в угол. Свет судорожно мигнул. Ставни захлопнулись, в камине выла зима, упавшая в трубу. От щуки почти ничего не осталось, майор Шевяков исследовал ее челюсть – многозначительно совал туда кулак. Карлики разносили сладости и доливали вино в неразбитые бокалы. Цыгане принялись петь и плясать, медведь топтался на задних лапах с видом мученика.

Филя наблюдал. «Дождемся, когда они перепьются вдрызг, и рванем», – сказал он Додону. Тот кивнул и притаился за хрустальным кувшином, полным лимонада. Витя вылез из-за стола и внимательно рассматривал засиженные мухами эстампы.

– Это что такое? – спросил он неожиданно резким голосом. Никто ему не ответил. Цыганский хор усилил натиск, медведь опустился на все четыре лапы и лег. Майор Шевяков вышел танцевать барыню, споткнулся и чуть не упал, но был пойман товарищами.

Филя подошел к Вите.

– Узнаешь? – спросил тот тревожно. На эстампе была та самая избушка на сваях, которую Филя рисовал на спине Грифона.

– Она! – выдохнул Филя. – Постой, может, надпись есть.

Он перевернул эстамп. «Полесье, живописный уголок». Витя разом протрезвел. Он оглянулся, приложил эстамп к груди, словно бы собираясь протереть от копоти и жира, и потихоньку прикрыл его полой куртки.

– Пойдем отсюда, – сказал Витя. – Засиделись. Гиену отдали, пожрали, пора и восвояси.

– Пора! – откликнулся Филя и мысленно добавил. – Додон, пли!

Только они вышли из кабака, здание охватило пламя. Оно пробежало по шторам, бумазейным обоям, лизнуло соломенную крышу. Пьяные офицеры не сразу сообразили, в чем дело, и продолжали пировать. Карлики и цыгане кинулись вон, но дверь была плотно закрыта, окна тоже.

– Выпустите нас! – кричали они. – Горим!

Наконец и офицеры разобрались, в чем дело, и принялись ломать дверь. Она не поддавалась.

– Заклинило! А ну, навались!

Филя и Витя из машины наблюдали, как красный петух взметнулся над кабаком.

– Поехали, – жестко сказал Филя.

– Они же сгорят заживо!

– Так надо. Заслужили.

– Ты кто, бог, чтоб их судить?! Я пойду помогу.

В этот момент дверь разлетелась, и ослепшие от дыма, подкопченные офицеры вывалились на тротуар. Один за другим выскочили карлики и кинулись врассыпную. Цыгане волокли обезумевшего медведя. Он ревел и метался, разбрасывая людей, как щепки.

– Как видишь, все живы, – равнодушно сказал Филя.

– Ну, ты и сволочь! По тебе тюряга плачет.

– Разве я учинил пожар?

– Может, и ты. С тебя станется!

Витя проверил, на месте ли эстамп, и завел мотор. Вино отпустило его, но руль он держал нетвердо. Автомобиль кидало из стороны в сторону, и по дороге в Малярово они поймали чуть ли не каждую кочку. На заднем сидении тряслось чучело гиены.

Нищий

На следующий день Витя принялся перепаковывать рюкзак. Он занимался этим с суровым сосредоточением знатока, придирчиво рассматривал и сортировал вещи, разравнивал мизинцем соль в спичечном коробке.

– Едешь туда? – поинтересовался Филя.

Витя кивнул. С тех пор, как он узнал, что на карте изображено Полесье, он стал угрюм и неразговорчив. Когда рюкзак был набит до отказа, он сел чистить кольчугу, хотя она и без того блестела, как серебряная. Лягушка отлеживалась в своем стеклянном саркофаге.

Рыбий корм крабу понравился. Он даже в целом как-то повеселел и бодрее перебирал ножками. Филя часами наблюдал за ним в умилении. Сомнений не было, это Настенька. Каждый щелчок крошечных клешней напоминал о ней, во взгляде чудилась хитреца и детское любопытство. Филя запустил руку в аквариум и нежно погладил краба по спинке. Тот засуетился и побежал прятаться под камень.

– Дурашка! – сказал Филя. – Чего боишься? Я тебя не обижу.

Из-за шкафа выглядывало чучело гиены. Варвара Михайловна, увидев его, чуть не лишилась чувств. Она умоляла, чтобы эту поганую псину отнесли на помойку, но Филя с трофеем не расстался. Убитую негритянку к жизни не вернуть, поэтому он решил захоронить ее при первой же возможности. Снег уверенно лег, земля промерзла, могилу придется выдалбливать. Но чем? Киркой, заступом? Ему еще не приходилось заниматься подобным. Отвезти на кладбище и договориться с мужиками? Так денег нет! А если наведаться ночью, подсунуть в уже раскопанную яму и чуток присыпать землей? Похоронить, как животное, без креста и поминовения. И никто не узнает, где могилка ее.

Витя достал эстамп и принялся его гипнотизировать, как будто ожидал, что тот с ним заговорит.

– Поедешь один? – спросил Филя

Витя покосился на него и многозначительно сказал:

– Герой всегда один.

«Герой – штаны с дырой», – мысленно усмехнулся Филя.

– Что ты рассчитываешь там найти?

– Какое тебе дело? Занимайся своим крабом.

– То есть не знаешь. Я так и предполагал!

– Знаю!! – взорвался Витя. – Думаешь, я дурак? Вот карта, что еще надо?

– Приедешь ты на место, а дальше? Будешь бродить кругом и спрашивать, не ждет ли кто Витязя?

Витя яростно перематывал бечевкой одеяло, отчего оно стало напоминать немецкую колбаску, вздувшуюся от жара, готовую лопнуть и выплюнуть жирный мясной сок. Краб нерешительно выбрался из-под камня и бочком пошел вдоль стенки, выискивая, не завалялась ли где сушеная креветка. Филя было потянулся за кормом, но потом вспомнил, что перебарщивать нельзя, и сел обратно на стул. Витина ярость веселила его безмерно.

– У меня все схвачено, – сказал Витя неуверенным тоном.

– Сомнительно. Как в сказочке: пойди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что.

– Да что ты ко мне привязался?! Какое тебе дело? Ну, даже если сгину я, что с того? Не твоя печаль!

– Я помочь тебе хочу.

– Чем? Вопросами?

– В том числе. Я вижу, что у тебя никакого плана. Едешь наугад. Кто тебе вообще сказал, что ты должен туда переться?

– Так ты же сам нарисовал мне карту!

– Карта ничего не значит.

Витя скрипнул зубами и отвернулся.

– Мне лет семь было, – начал он тихо, словно пересиливал себя. – Я бегал по двору и разбил коленку. Мать с сестрами ушли куда-то, я один. Больно было, сидел ревел. Тут звякнуло, я оглянулся – старушка стоит. Махонькая такая, сморщенная. Ты чего ревешь, говорит, тебе нельзя, ты герой. Какой герой, спрашиваю. А такой, говорит она, истинный, тебе подвиг на роду написан, победишь чудище-страшилище и найдешь дверь заветную, а за ней – ключи от счастья человеческого.

– И ты ей поверил?

– А то! Потом, когда мать вернулась, я ей все рассказал. Она рыдать! Говорит, рано тебе об этом думать, подрастешь, вот тогда. Я ждал-ждал, хоть и сильно невмоготу было. Любопытно до ужаса! Как-то раз она меня подозвала, я побольше был, и говорит: та старушка всю правду сказала, только не ключи за дверью лежат, а другое.

– Другое? Что?

– Там щелочка в стене сделана, туда надо прошептать заветное желание, и оно сбудется.

Филя закатил глаза:

– Витя, ты вроде взрослый человек, таксист даже, а все как дитя малое. Это бред, бред сивой кобылы! Детская побасенка!

Витя подскочил, ткнул Филю кулаком в грудь и рявкнул:

– Завали хлебало! Ничего тебе больше не скажу.

Филя на секунду ощутил раскаяние. Похоже, довел он человека до белого каления, а все почему? Потому что демон поселился в нем, проросло зерно диаволово и точит внутренности, поедает душу.

– Прости, я... я не хотел.

«Хотел, еще как хотел! – захохотал демон, кружась в шутовском фуэте. – Не отступай, добей, растопчи его!»

Филя напрягся и упек демон в темницу, откуда он продолжал вопить, но приглушенно, так, что слов не разобрать.

– Стало быть, заветное желание? Возьмешь меня с собой?

– Нет, – отрезал Витя. – Ты все испортишь.

– Я пригожусь, вот увидишь.

– Ага, если в меня будут стрелять, я тебя вперед пихну. Вот и пригодишься.

– Хотя бы так, – сказал Филя со всей возможной серьезностью. – Слушай, карта смазана, это плохой знак. Помнишь, Гомункул сказал, что если картограф ошибется и нарисует в доме лишнюю комнату, она появится? А тут хуже. Я напортачил – я исправлю. Понадобится, на месте перерисую.

Витины глаза вспыхнули от радости, но тут же погасли.

– Нет, – повторил он. – Не положено.

– Подумай. Без меня пропадешь. А со мной дело выгорит. Думаешь, щелка только одно желание исполнит?

Угадал! Витя заюлил, лицо перекосилось в полуулыбке-полуоскале.

– И чего ты будешь просить? – ядовито спросил Филя. – Новое авто?

Витя отвернулся.

– Я бы, – сказал Филя – попросил превратить мою сестру обратно в человека.

– Вдруг такое не исполняется? Потратим на тебя желание впустую.

– С каких пор помочь человеку – это впустую?

– А с таких! Я тебя вообще не знаю! Пустил жить, а ты уж и на шею лезешь? Иди к черту со своим крабом! Эта карта моя и желание мое. Как хочу, так и потрачу. На себя!

– И пожалуйста! – крикнул взбешенный Филя. Он схватил пальто, быстро оделся и вышел на улицу. С неба валились крупные хлопья снега, елка у дома напротив стояла в шапке, чуть склонив верхушку. Филя пошел к автобусной остановке. Было около часа дня. Он поспеет вернуться к ужину последним рейсом. Гривенника, найденного в дырявой подкладке, хватит на билет туда и обратно, и еще на один раз останется.

Выйдя у Караван-сарая, Филя с удивлением обнаружил, что в нем кипит жизнь. Грузчики катили тележки с товаром, пестро одетые торговцы зычно зазывали покупателей, нищие толкались у входа, тряся пустыми кошелками, и взахлеб выли. Несколько богатых горожанок сбились в стайку и протискивались сквозь этот живой коридор с нескрываемым омерзением. Филя перешел дорогу и отправился к дому Гомункула. Звонил, звонил – никто не открывает. Постучал – тишина. Тогда Филя приоткрыл дверь и на цыпочках вошел внутрь. Ощущение беды обрушилось на него, как ушат кипятка. Все шкафы лежали вповалку, стекла разбиты, дверцы вырваны с корнем. Коробочки, склянки, бутылки раскатились по углам. Шуршала рваная бумага.

– Есть кто живой? – спросил Филя охрипшим голосом.

В соседней комнате распахнулась створка, заполоскалась занавеска.

– Аркадий Николаевич! Вы здесь?

Филя обошел нижний этаж, потом поднялся наверх. Гомункула нигде не было. Царил разгром. Вывороченные ящики, битая посуда, грязные, порванные листы. В спальне на некогда белоснежном, а теперь пепельно-сером ковре обнаружилось большое коричневое пятно. Шерсть в этом месте слиплась.

«Убили! – подумал Филя и содрогнулся. – Пришли ночью, застали врасплох. Кто? За что? И что мне делать? Позвонить в полицию? Нет, я больше с ними не свяжусь. Гомункула не вернешь, он наверняка уже труп, столько крови потерял. Прочь отсюда!»

И Филя стремглав выбежал из дома. Он прислонился к шершавой стене Караван-сарая и прикрыл глаза. Его единственный в этом злокозненном мире помощник исчез, и он почувствовал себя слабым и невесомым. Кто теперь ответит на его вопросы? К кому пойти за советом? Ему было не жалко Гомункула, врать себе Филя не стал. Но теперь не у кого узнать, как вернуть Настеньке человеческий облик. Выход один – сесть Вите на хвост и попытаться договориться с этой магической щелью, будь она неладна. Он получит свое! Он не отступится!

– Грошик для старика! – раздался скрипучий голос.

– А? – вырвалось у Фили. Он открыл глаза и увидел, что к самым его ногам подполз безногий слепой нищий.

– Грошик! – сказал нищий и протянул кривопалую руку.

Филя отодвинулся: еще пальто запачкает! Оно, конечно, тоже не первой свежести, но уж блох бы не хотелось.

– У меня нет.

– Есть! – заявил нищий. – В кармане посмотри!

Филя пошарил в кармане, поймал монетку, покрутил ее и кинул обратно.

– Там пусто.

– Врешь! Дай!

– Не дам! Не дам! Мне самому надо!

Нищий принялся обшаривать вонючие лохмотья.

– А у меня вот что есть, – сказал он, вытаскивая непричржавый ключ, похожий на кусок подковы. – Купи!

– Мне это не нужно, – Филя развернулся и быстрым шагом пошел в сторону остановки, но нищий, упираясь кулаками в землю, погнался за ним.

– Стой! Ты к нелюдю ходил?

– К кому? То есть да, ходил.

– Прибили его третьего дня, – скорбно сказал нищий.

– А вы в курсе, кто это сделал?

Нищий приложил ладонь ко рту, призывая наклониться. Когда Филя свесился, как вопросительный знак, нищий схватил его за ухо и с силой дернул.

–А-ха-ха! Попался, который кусался!

Едва сдерживая порыв, чтобы не пнуть калеку, Филя выпрямился и пошел к остановке. Ухо горело – больше от досады, чем от боли.

– Куда полетел, птенчик! – крикнул нищий. – Не улетай, купи ключик. А то как избушку откроешь?

Филя замер.

– Какую еще избушку?

– Ту самую, заветную.

– Не понимаю, о чем вы.

– Нелюдь мне говорил, что ты придешь. Сказал, заплатишь щедро. Ну, гони денежки.

Филя выгреб монеты и заново пересчитал.

– Это все, что у меня есть.

– Мало! – сказал нищий. Губы разошлись в жадной ухмылке и обнажили гнилой рот.

«Толкнуть его, – подумал Филя. – Вырвать ключ, и бегом!»

Словно услышав эту мысль, нищий приподнялся на руках и попятился к стене.

– У меня больше ничего нет! – сказал Филя. – Берите это, или уйду.

– А пальто? Давай пальто, я мерзну.

Филя оглянулся. И справа, и слева люди, не время для разбоя. Может, достать скальпель, вдруг он убедит нищего?

«Не рекомендую, – шепнул в ухо Додон. – Полоснешь, он ключ проглотит. Из брюха доставать придется, мокрая работенка».

«Что ж, пальто ему отдать?» – с вызовом спросил Филя.

«Отдай! Себе купишь получше. На шелковой подкладке с бобровым воротником».

«Конечно, куплю, у меня же дома миллионы в кубышке!»

«Не мелочись. Скидывай! А то на автобус опоздаешь».

Филя нехотя снял пальто и кинул нищему. Монеты остались в кармане.

– А шарфик? – капризно сказал нищий.

«Не очень-то он и слепой», – подумал Филя. Шарф ему было жалко, его Настенька вязала. Он рывком стянул его с шеи и бросил нищему в рожу.

– Ключ!

– Пожалте, сударь, – нищий отвесил комический поклон и протянул ему ключ. Филя с отвращением принял его и завернул в носовой платок. Холод нырнул под рубашку. Филя обхватил себя руками и помчался на остановку. Нищий, довольно урча, примерял пальто. Шарф красовался у него на голове, свернутый на манер тюрбана.

«Чем платить за проезд? – подумал Филя. – Все отдал».

«Часы остались», – любезно напомнил Додон.

«Это папины!»

«Тогда пешком иди. Всего-то сорок верст».

Филя выругался самыми грязными словами, которые знал, и снял часы. Красивые черные стрелки углом расчерчивали пожелтевший циферблат. Металлический корпус, не единожды поцарапанный, хранил тепло его кожи. Когда-то отец показал, как пускать им солнечные зайчики. Это была любимая летняя забава Настеньки. Теперь и с этим придется расстаться.

Людей на остановке было немного, и все они делали вид, что Фили не видят, словно без пальто он стал прозрачным. Автобус задерживался. Суставы заломило, не помогали ни похлопывания, ни прыжки. Третий раз на улице раздетый! Это становится дурной привычкой. Когда автобус наконец подъехал, Филя был едва живой.

– Ограбили? – с сочувствием спросил водитель.

– Да! Помогите, прошу. Денег ни копейки, все в пальто осталось.

Филя зажал часы в ладони, только ремешок чуть торчал.

– Садись. Самого грабили до трусов, знаю. Тебе куда?

– В Малярово.

– Далече. Ну, да ладно! Человек человеку друг.

«Человек человеку демон», – устало подумал Филя, садясь на заднее сиденье. От печки разливалось спасительное тепло, сильно пахло бензином. Он не заметил, как задремал.

– Ау, парень! Вставай, приехали.

Филя вскочил. Вдали виднелся конек дома Зязиных. Водитель кивнул на прощание, и Филя растерянно улыбнулся, не зная, как отблагодарить. Если бы такие люди встречались ему чаще, быть может, он бы и не попался в силки Додона.

До калитки Филя бежал трусцой. Редкие прохожие оглядывались в недоумении и спешили мимо. Баба с лопатой в руках застыла, глядя на него. Филя со всей силы хлопнул калиткой, так, что с забора повалился снег. Будет теперь в Малярове разговоров на неделю!

– Что с вами случилось? – переполошилась Варвара Михайловна. – Идите сюда, к печке. Обогрейтесь.

– Хулиганы раздели, – отмахнулся Филя.

– Господи, управы на них нет! Вы в полицию звонили?

Филя поморщился.

– Нет, и не буду. Сестру не нашли, а тут пальто. Копеечное дело, перевод чернил.

– Зря вы так. У Горюновых второго дня теленка украли, и уже нашли.

– Теленок одно, а пальто другое.

Варвара Михайловна пожала плечами и принялась перетирать полотенцем мытую посуду.

– Скажите, ведь ваш муж был картографом? – осторожно спросил Филя.

Женщина вздрогнула.

– Да, – ответила она чуть холоднее, чем обычно.

– Что с ним произошло? Вы простите меня, это не праздное любопытство. Я сам картограф. Хочу знать, что меня ждет.

– Вы? – удивилась Варвара Михайловна. – Как же так? А, теперь понимаю, отчего вы седые.

Она вздохнула и поставила последнюю тарелку на стол.

– Он был хороший человек. Добрый, детей любил. Витюшу всегда носил на плечах, не давал ему ходить ножкой. Девочкам леденцы покупал – что ни день, то леденец. Баловал. И меня не обижал. Работал на заводе. Денег хватало, обуты-одеты. А потом ему станком ногу разворотило, слег.

Филя сочувственно кивал.

– Ногу, конечно, отняли, ходил на деревяшке, – продолжила она. – Взялся пить. Связался с какими-то... А однажды пришел домой страшный, по локоть в крови. Ну, говорит, мать, теперь заживем, разбогатеем. И показывает мне карту, а на ней наш двор. Я испугалась, прошу его: Василь, не надо. На завод вернись, старшой заходил, примут тебя. А он мне: давно я хотел оттуда убраться, уж не вернусь. Рисовать буду. В золото тебя одену. Девочкам женихов найдем – принцев. Витьке кабриолету куплю.

«До чего же дети в отца пошли, – невольно подумал Филя. – Те же замашки».

– Рисовал он, рисовал. Два раза от малокровия лечился. Всю кровь из себя выдавил, – Варвара Михайловна потихоньку смахнула слезу. – Только деньги куда-то девались. Думала, домик найдем получше, переедем. Куда там! Спрошу, когда же, – он злится. Исхудал, брюки так и падали. И смотрю – волос у него странный лезет. Вроде как не человечий.

– Не человечий?

– Густой, звериный. И сам как зверь. Чуть что, с кулаками. Детей не трогал, больше меня. Витя кричал: пусти маму, лез драться. Вера из дома ушла, еле вернули. Я терпела, такая, видно, у меня доля. Выгнать бы, да что люди скажут? Стыдно. А он все пуще. Один раз так избил, что я встать не могла. Как до кровати доползла, не помню. Неделю лежала, Валя хозяйство приняла.

Филя потихоньку начинал понимать Витины чувства. Отца-изувера трудно простить.

– И вот просыпаюсь я как-то ночью, – почти шепотом сказала Варвара Михайловна, – А рядом со мной медведь ворочается. Большущий, когти длинные. Я завизжала, он вскочил и к дверям. Я зову его: Вася, Васенька, вернись. А он ни в какую. Рычит, скалится. Ушел. Больше не видели. Сосед говорит, застрелили его прошлой зимой. По засеке шатался, мужика задрал.

У Фили нестерпимо зачесались чешуйки. Вот, стало быть, куда он катится! Не сегодня-завтра потеряет человеческий облик. Варвара Михайловна молча теребила передник.

– Простите, – молвил Филя. – Я не хотел.

– Что вы! Я сама... Вите тяжко, он отца очень любил. Теперь одни.

– С вашего позволения, пойду спать, – засуетился Филя. – Клонит что-то.

– Конечно, конечно! Вы устали, а я вас тут держу. Чайку не выпьете?

– Нет, спасибо.

Витя бездельничал. Лягушка сидела у него на животе и пучила зоб.

– Охолонул? – спросил Витя.

– Да уж. Без пальто вернулся.

– Так тебе и надо.

– Слушай, у меня и без того был тяжелый день. Я к Гомункулу ездил.

– И? – Витя зевнул и щелкнул легонько лягушку по носу.

– Нет больше Гомункула. Убили.

Витя вскочил.

– Кто? За что?

– Ничего не знаю. В дому кавардак, на полу кровища. Засохла в камень, день прошел, а то и больше. Может, его вообще убили сразу, как мы ушли.

– Думаешь, калмыки? Черт, выследили, сучье племя! Но почему его?

– Не калмыки это. Другой кто-то. Теперь, если что, и податься некуда.

– Не больно-то он нам и помог, – заметил Витя. – За лягушку помнишь, сколько содрал? Чай, надул кого-то, а тот его возьми и кокни.

Филя молча достал ключ и протянул Вите.

– А это еще что?

– Ключ. Я его на пальто выменял. От Гомункула осталось, он хотел нам это передать.

– Нам или тебе?

– Не знаю. Витя, я думаю, это ключ от хижины.

– Хижины?

– Да, от той, что на карте. Видишь, тут маленький кротик нарисован?

Витя задумался.

– Постой-ка, ты разве не просто так, для красоты крота нарисовал?

– Да, но я же в бреду это делал. Без сознания, считай, был. В любом случае, какая разница – сам, не сам. Вот ключ. Он откроет хижину.

– А, ну ладно! – Витя попытался положить ключ в карман, но Филя ловко его выхватил.

– Нет! Он мой. Я за пальто его купил.

– Ах ты сволочь! Продай! Сколько тебе нужно?

– Нисколько. Ты берешь меня с собой и точка. Или я пойду и утоплю этот ключ в колодце, ясно?

Витя выругался.

– Будь по твоему. Завтра утром едем. Собирай манатки.

Филе нечего было собирать, но он сделал вид, что вяжет вещи в узелок.

– Гад ты все-таки, – сказал Витя, помолчав. – Вернемся, выметайся из моего дома. Видеть тебя больше не хочу.

– Договорились, – откликнулся Филя. Теперь ему было все равно. Он спасет Настеньку, а дальше хоть трава не расти. Вместе с ней он выстоит против всего мира. На что ему Витя? Он попрощается с ним с легким сердцем. Пора перевернуть эту скорбную страницу. Перевернуть и забыть.

Когда в доме стихла возня, Филя воззвал к Додону.

«Ты здесь? Я собираюсь в дорогу».

«Собирайся, мне-то что? – проворчал Додон. – Я тебе не папенька, чтоб пасти».

«Мы умрем?»

«Один выживет».

«Я?»

«Ха! – сказал Додон. – Это вопрос не ко мне. На том поле не я распорядитель. Моя вотчина здесь».

«В доме?»

«У тебя в голове, картограф, у тебя в голове».

Филя вздохнул.

«А кто убил Гомункула? – спросил он. – Калмыки?»

«Где им! – усмехнулся Додон. – Жив твой Гомункул, ничего ему не сделалось. Хитрый, быстро сообразил и в тень ушел. А одну пульку пропустил, пропустил, на задницу не скоро сядет».

«Что значит, в тень ушел?»

«Мы все живем в тени и выходим, когда нужны», – загадочно сказал Додон.

«Кто в него стрелял?» – упрямо спросил Филя.

«Хочешь найти и отомстить? За свою шкуру радей. За тобой, голубчик, идет охота. Картографы в дефиците. Одного благодетеля ты умертвил, а их тьмы и тьмы! Нашлись бравые молодчики, пошли пытать Гомункула, где ж это новый картограф вылупился. Подать, дескать, его сюда. Не выдал тебя Гомункул, утек. Скажи ему спасибо».

«Спасибо! – послушно сказал Филя. – Но ведь Гомункул говорил, что его адрес открывается только истинному картографу. Как же его нашли?»

«Так было раньше, пока ты Витязя с собой не притащил. Порвалась нитка, любой мог войти».

«Стало быть, я виноват?»

Додон фыркнул.

«Муки совести? Поздновато. Лучше выбрось это из головы. Завтра тебе на подвиги ратные. Адью!»