Текст книги "Без обезьяны"

Автор книги: Роман Подольный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

МАЛЬЧИК И ДЕВОЧКА, МУЖЧИНА И ЖЕНЩИНА

Трудно быть мужчиною!

Тебе ещё и двух лет нет, а родители уже плакать не велят, ссылаясь именно на то, что ты мужчина. Дальше – хуже. И тяжесть за девочек надо носить, и в дверь их пропускать, и за косички их не дёргать. Трудно! Но надо.

А почему? Потому что мужчина и женщина, мальчик и девочка равны только по уму и правам, но не по своим физическим возможностям.

Всё начинается буквально со дня рождения: мальчики в среднем чуть тяжелее девочек. И обычно на сантиметр выше (хотя лучше сказать не «выше», а длиннее – ведь ни те, ни другие стоять ещё не могут).

Целых десять – двенадцать лет требуется девочке, чтобы нагнать своего ровесника по росту. Мало этого – годам к тринадцати девочки уже не ниже, а выше мальчиков. Но – ненадолго. Ещё год, два, три – и мальчики, стремительно вытягиваясь, снова обгоняют девочек. Те к восемнадцати годам часто и вовсе перестают расти, а юноши продолжают тянуться вверх.

Мужчины не только выше, но и крупнее, массивнее, тяжелее. В них немного быстрее бежит кровь, в их теле химические реакции идут быстрее, им нужно больше еды и воды. В теле мужчины сравнительно большую долю места занимают мышцы и кости. В среднем женщина ниже мужчины на 9 сантиметров, а легче – на 8 килограммов.

Кстати, у обезьян мандрилов самцы весят в три, четыре, даже в пять раз больше самок; у горилл разница тоже очень велика. Но у наших прямых предков на протяжении последних сотен тысячелетий внешняя разница между мужчиной и женщиной скорее не уменьшалась, а увеличивалась. (И не мудрено. Ведь первой специализацией людей, первым разделением их по труду было, не считая возрастного, распределение обязанностей между мужчиной и женщиной, закрепление за каждым полом своей доли дел сверх дел, общих для всех.) Словом, не случайно мужчин называют сильным полом и по праву на мальчика возлагают заботу о его более слабом товарище.

Впрочем, более слабым товарищем девочка становится не сразу. И далеко не во всём она слаба.

Больше десяти лет – с первых классов – следили учёные за физическим развитием 87 девочек и 89 мальчиков. В год несколько раз тщательно измеряли силу, с которой каждый из них мог сжимать кулак, ударять, натягивать эспандер.

До тринадцати лет мальчики и девочки шли наравне. А в шестнадцать-семнадцать только очень немногие девушки могли повторить средние результаты юношей. И это при том, что учёные специально позаботились об одинаковом питании и сходных играх для тех и других.

Но и силой разница в пользу юношей не исчерпывается. Вот сцена из «Приключений Гекльберри Финна» Перечитай-ка её ещё раз, в сокращённом мною виде.

Гек Финн отправляется «на разведку» переодетый девочкой и заходит в дом к женщине лет сорока. Они разговаривают о судьбе беглого негра Джима, которая очень волнует Гека. И вот...

«Мне стало до того не по себе – просто не сиделось на месте. Надо было чем-то занять руки, я взял со стола иголку и начал вдевать в неё нитку... Женщина замолчала... смотрела на меня как-то странно, с любопытством и слегка улыбаясь». А потом... «она начала говорить, какие нынче тяжёлые времена, и как им плохо живётся, и что крысы обнаглели и разгуливают по всему дому, словно они тут хозяева... Одна то и дело высовывала нос из дыры в углу. Женщина сказала, что она нарочно держит под рукой всякие вещи, чтобы бросать в крыс... Она показала мне свинцовую полосу, скрученную узлом, заметив, что вообще-то она попадает метко, только вывихнула руку на днях и не знает, попадёт ли теперь. Выждав случая, она швырнула этой штукой в крысу, но не попала и охнула, так больно ей было руку. Потом попросила меня швырнуть ещё раз... Я взял эту штуку и, как только крыса высунулась, нацелился и швырнул – и если б крыса сидела на месте, так ей бы не поздоровилось. Женщина сказала, что удар первоклассный и в следующий раз я непременно попаду. Она встала и принесла обратно свинцовую полосу, а потом достала моток пряжи и попросила, чтобы я ей помог размотать. Я расставил руки, она надела на них пряжу, а сама всё рассказывает про свои дела. Вдруг она прервала рассказ и говорит:

– Ты поглядывай за крысами. Лучше держи свинец на коленях, чтобы был под рукой.

И она тут же бросила мне кусок свинца. Я сдвинул колени и поймал его. А она... сняла пряжу у меня с рук, поглядела мне прямо в глаза очень ласково и говорит:

– Ну, так как же тебя зовут по-настоящему?.. Билл, Том, или Боб, или ещё как-нибудь?»

А потом сама объяснила Геку, как она его разоблачила:

«Господь с тобой, сынок, разве так вдевают нитку в иголку? Ты держишь нитку неподвижно и насаживаешь на неё иголку, а надо иголку держать неподвижно и совать в неё нитку. Женщины всегда так делают, а мужчины – всегда наоборот. А когда швыряешь палкой в крысу или ещё в кого-нибудь, встань на цыпочки и занеси руку над головой да постарайся, чтобы это вышло как можно нескладней, и промахнись этак шагов на пять, на шесть. Бросай, вытянув руку во всю длину, будто она у тебя на шарнире, как бросают все девочки, а не кистью и локтем, выставив левое плечо вперёд, как мальчишки; и запомни: когда девочке бросают что-нибудь на колени, она их расставляет, а не сдвигает вместе, как ты сдвинул, когда ловил кусок свинца. Я ведь заметила, что ты мальчик, ещё когда ты вдевал нитку, а всё остальное я пустила в ход для проверки».

Вот как попался умный и смелый Гек. Ну, а почему все эти вещи мальчик и девочка делают по-разному?

Понятно, почему мальчик ведёт себя иначе, чем девочка, когда ему бросают на колени какую-нибудь вещь. Девочка ведь в юбке, а поймать что-нибудь в юбку очень удобно, растянув её. Мальчику приходится полагаться только на собственные обтянутые брюками ноги. Что касается иголки и нитки, то прежде всего приходит в голову такое объяснение. Неопытному человеку кажется, что вдевать нитку в иголку лучше «мужским способом». На самом же деле «женский способ» рациональнее. А шьют-то женщины, поэтому они лучше разбираются, что и как тут надо делать. Ну, а насчёт меткости и манеры кидать камнями? С одной стороны, здесь та же история, что с шитьём, только в киданье опытнее и умелей мальчики. А с другой... Дело, может быть, не только в умении. Да, мальчики обычно куда лучше девочек умеют кидаться камнями. (Это не значит, что среди читательниц этой книги нет особо меткой девочки; я ведь говорю о средних результатах.) Почему?

Толщина и форма костей ног и рук у мужчин и женщин не одинакова. Ловкость мальчиков не случайна. Мальчики не только мускулистее девочек. Похоже, что у них 1 грамм мышц способен на большее усилие – иначе говоря, у мальчиков больше «удельная сила» (как бывает удельный вес).

В крови мужчины в среднем больше гемоглобина и эритроцитов (красных кровяных шариков), чем у женщины. Когда мальчик становится подростком, его кровь постепенно приобретает способность поглощать без вреда больше ядовитых продуктов, вырабатывающихся при работе мышц. Лёгкие мальчика вбирают теперь больше воздуха и забирают из него больше кислорода. Даже сердце бьётся у отрока реже, чем у отроковицы.

Вот по всему по этому и установлены разные нормы для мужских и женских спортивных разрядов. И спортивные требования к мальчикам и девочкам тоже предъявляются разные.

Но и силой, и ловкостью, и прочим ребятам особо хвастать всё-таки не приходится.

Гек лучше девочки кидал камни, но шить-то не умел. У «слабого пола» есть свои преимущества. Скажем, обычно гораздо точнее движения. Мальчики куда более неуклюжи – начиная с раннего детства и кончая старостью. Девочки внимательнее, осторожнее, терпеливее. Может быть, из-за этого они раньше начинают сами есть и одеваться, говорить – особенно, когда дело касается уже не отдельных слов, а целых фраз.

Английский учёный Барнетт, подводя итоги всевозможных сравнительных испытаний мальчиков и девочек, говорит: «... У мальчиков лучше развиты технические и математические способности... у девочек лучше развито эстетическое чувство; например, они точнее и быстрее различают цвета. Считают также, что девочки обладают лучшей памятью, особенно в детстве, у них более развиты способности к языкам».

Но всё это опять-таки в среднем. Есть и женщины блестящие математики, есть мужины великолепные переводчики.

Любопытно вот что. Большинство психологов, исследователей человеческого разума, склонно говорить о важности природных различий в психологии мужчины и женщины. А социологи, исследующие общество, отношения в нём между людьми, совсем другого мнения. Они считают, что все психологические различия, от застенчивости – у девочек, до драчливости – у мальчиков, воспитываются, появляются не от рождения, а со временем.

А в последнее время много говорят о том, что вовсе не мужчины должны считаться сильным полом. Посудите сами. Кто выносливей, кто лучше переносит тяготы жизни? Женщина!

Кто легче переносит болезни? Женщина! Кто дольше живёт? Женщина!

Мальчиков рождается больше, чем девочек: сто шесть на каждую их сотню. А среди взрослых лет двадцати пяти – двадцати шести мужчин и женщин уже поровну. «Лишние» мальчики не выдержали болезней и опасностей, которые девочкам удалось благополучно миновать. И живёт женщина в среднем лет на семь-восемь дольше, чем мужчина. И всевозможные врождённые недостатки встречаются у мужчин много чаще. Например, дальтоники – люди, не различающие некоторых цветов, – почти все мужчины.

Часто в спорах о том, кто «лучше» – мужчина или женщина, вспоминают о явном мужском перевесе среди гениев. Нельзя назвать поэтессу, равную Шекспиру или Пушкину, нельзя назвать учёную, что встала бы рядом с Пастером и Менделеевым. Хотя... А Мари Кюри? Ну ладно, она пока одна такая.

Как же это получилось, что женщины тут – количественно – уступают мужчинам?

Сразу же вспомнишь о воспитании. Сотни и тысячи лет женщин отнюдь не готовили для науки и литературы, и последствия этого сказываются до сих пор. Женщине и в наше время приходится больше времени тратить на детей и домашнее хозяйство. Это тоже стоит нам массовой потери женских талантов.

Но, возможно, есть и ещё одна причина. Гениальность – редкое исключение, отклонение от нормы. А среди женщин вообще любых исключений меньше. Мужчин же больше не только в Академиях наук, но и в сумасшедших домах.

А культуру, цивилизацию, общество двигают вперёд не только гении, но и таланты, и просто способные, и даже середняки... И вклад женщины в человеческую историю ничем не уступает мужским заслугам.

Да, мы, мужчины, приручили животных. А наши матери и сёстры первыми взялись за земледелие, – на этом сходятся почти все историки. Первыми кузнецами, конечно, были мужчины. Сколько шума подняли они своими первыми молотами! А первые глиняные горшки обжигали, по-видимому, не боги и не мужчины, а женщины. И известная поговорка звучала сначала, наверное, так: «Не богини горшки обжигают». А если первые художники были мужчинами, то надо ли напоминать, кого из людей они начали рисовать раньше всего!

Я говорил о том, что в прошлом почти все (или просто все) народы мира прошли через матриархат. И хотя дословно этот термин означает «власть женщин», такая власть почти наверняка не была слишком тяжёлой. А некоторые учёные полагают даже, что и власти в точном смысле слова не было. Просто имущество передавалось от матери к дочери, и родство считалось по женской линии. А когда хотели помянуть прошлое, то говорили не «деды и прадеды наши», «а бабки и прабабки». Но у огромного большинства народов мира к XX веку матриархат был в безнадёжно далёком прошлом. Мягкие, благородные люди племени тода в Южной Индии, лишив женщин имущества, права быть жрицами и права голоса в совете, окружают тем не менее каждую из них благоговейным уважением, представляют женщине самой выбирать себе мужа (предложение делает она; когда на это решается юноша, невеста прогоняет его за нескромность). Тода не могут себе представить, что женщину можно ударить. Девушки тода – королевы, у которых отняли королевство, но все почести оставили.

Увы! Тода почти одиноки. У других первобытных – и не только первобытных – племён и народов женщина чаще всего была служанкой мужчины. У индейцев Америки, у аборигенов Австралии она редко имела возможность хоть как-то что-то решать даже в собственной семье.

Да что аборигены Австралии! Священная книга мусульман Коран (а на земле сотни миллионов мусульман) предусматривает право мужа поступать с женой, как ему заблагорассудится. Чтобы развестись, ему достаточно трижды произнести словесную формулу развода. (Когда-нибудь ты посмотришь неплохую кинокомедию на эту тему – «Адам и Хева». Детям до шестнадцати – можно.) У женщины права на развод нет ни при каких обстоятельствах, Да и вообще с правами у них плохо. Побои доставались на долю женщины и в Австралии, и в Африке, и в Америке, и в Азии, и до самого недавнего времени в Европе. В том числе и в России. Была даже поговорка про мужа: «Бьёт – значит, любит», Женщина гордилась побоями! Считала их необходимой частью жизни...

А знаете, всё-таки есть прогресс!

У нас в стране сейчас женщины в среднем образованнее мужчин. Женщины составляют большинство педагогов и врачей; скоро их будет больше и среди инженеров и учёных.

В Соединённых Штатах Америки, самой богатой капиталистической стране, женщинам принадлежит куда больше половины всех денег и имущества. (Правда, управляют этим имуществом в основном мужчины.)

Подлинного политического равноправия женщинам удалось добиться только в социалистических странах. В капиталистическом мире оспаривается и отвергается даже простой и ясный лозунг: равная оплата за равный труд. Далеко не всюду женщина имеет право выбирать и быть избранной в парламент, быть судьёй или инженером. И всё же сегодня женщины в большей степени товарищи и соперники мужчин, чем когда бы то ни было.

И в семье во многих странах голос женщины звучит громче, чем голос мужчины. Может быть, потому, что женщина пока в большей, чем мужчина, степени живёт семьёй. Впрочем, так-то было ведь и раньше, а голоса женщине чаще всего вообще не давали. Возможно, наше время просто более справедливо, чем предыдущие эпохи, и поэтому даёт больше власти тому, у кого больше обязанностей.

А уж обязанностей этих у женщины! И для того, чтобы выдержать их груз, нужны такая стойкость и такая мужественность!

Не зря Евгений Евтушенко написал:

 
 Я люблю вас нежно и жалеюще,
Но на вас завидуя смотрю.
Лучшие мужчины – это женщины.
Это я вам точно говорю!
 

Итак, нечего выяснять, кто лучше: мальчик или девочка. А вот кем лучше быть? Мужчиной или... «лучшим мужчиной»? Но тут уж выбора нет. Кем уж человек родился... Зато прежде всего от него самого (самой) зависит, каким (какой) он будет.

КАКИМИ ВЫ БУДЕТЕ?

Вы любите фантастику Беляева? Того самого, который написал «Человека-амфибию»? Я тоже. И не удержусь от цитаты из его романа «Борьба в эфире», действие которого происходит в самом далёком будущем. Вот что говорит один из его героев от лица своих современников:

«Мы находим прекрасной безволосую голову женщины и приходим в ужас от волосатого чудовища, похожего своей гривой на животное... Мы не едим твёрдой пищи. Нам не нужны зубы. Естественно, что они без работы становятся всё более слабыми. Через несколько поколений люди станут совершенно беззубыми, и челюсть превратится в маленький придаток...»

Уэллс попытался заглянуть в будущее ещё дальше. В его «Борьбе миров» на Землю прилетают завоеватели с Марса. Вот как они выглядят:

«... В этих существах не было ничего земного. Это были большие круглые тела, скорее головы, около четырёх футов22
  Фут – примерно 30 сантиметров.


[Закрыть] в диаметре, с некиим подобием лица. На этих лицах не было ноздрей (марсиане, кажется, были лишены чувства обоняния), только два больших тёмных глаза и что-то вроде мясистого клюва под ними... Около рта торчали шестнадцать тонких, похожих на бичи щупалец, разделённых на два пучка – по восьми щупалец в каждом...

Большую часть их тела занимал мозг...»

Но Уэллсу (или его герою, от лица которого идёт рассказ) кажется вполне вероятным, что марсиане произошли от существ, в общем похожих на нас. Потому что «развитие механических приспособлений должно в конце концов задержать развитие человеческого тела, а химическая пища ликвидирует пищеварение... волосы, нос, зубы, уши, подбородок постепенно потеряют своё значение для человека... Будет развиваться один только мозг. Ещё одна часть тела имеет шанс пережить остальные – это рука, «учитель и слуга мозга». Все части тела будут атрофироваться, рука же – всё более и более развиваться».

Фантасты – им и положено фантазировать. Но и Беляев и Уэллс в данном случае сами придумали не так уж много. Они взяли за основу своих описаний выводы из статей и книг, написанных учёными. В конце прошлого века, когда появилась «Борьба миров», и в двадцатые годы двадцатого века, когда была написана «Война в эфире», многие антропологи верили в дальнейшую эволюцию человеческого рода, не зависящую от его воли. Сейчас огромное большинство учёных смотрит на дело иначе.

Шея внука не становится ведь длиннее, если дед всё время вытягивал собственную шею, а у щенка с пятьюдесятью поколениями бесхвостых – по воле человека – предков хвост всё равно при рождении налицо.

И пещерная рыба слепа не из-за того, что у тысяч её предков глаза были без дела и исчезли сами собой. Нет! Глаза не нужны – тратить на них энергию невыгодно; тому, кто всё-таки тратит её, хуже – он быстрее умирает, после него меньше потомства и так далее. Впрочем, об этом механизме у нас уже шла речь. И я заново повторил – с новыми примерами – прежние рассуждения лишь затем, чтобы напомнить: для исчезновения каких-то наследственных черт нужно, чтобы их носитель не оставил детей. А с чего бы это людям с большими зубами раньше умирать, чем мелкозубым? Л если уж действительно на то есть причина, так чего проще – обеспечить их твёрдой пищей (как обеспечивают сейчас в армии двойной порцией людей с болезненно большим аппетитом).

Значит, не с чего зубам исчезать.

И вообще получается, что человеку не с чего изменяться: голова у него не станет больше, раз люди с головою средних размеров не будут умирать бездетными, и ногти на пальцах не исчезнут (Беляев предрекал и это), потому что их обладатели ничем не хуже тех, у кого ногтей почти или вовсе нет.

Могут, конечно, быть разные небольшие изменения, но в целом человек должен остаться таким, как сегодня. Он вышел из-под власти естественного отбора, а меняет виды животных именно отбор.

Но теория теорией, а как с практикой? Какими конкретными фактами можно подтвердить эти общие положения применительно к человеку?

Советский антрополог В. П. Алексеев сравнил черепа обезьян, синантропов, неандертальцев, кроманьонцев и таких же людей, как мы.

И что же получилось? Вдруг оказалось, что за более чем миллион лет размеры отдельных деталей лица и черепа менялись довольно беспорядочно. Лицо то расширялось, то сужалось, череп становился то длинней, то круглей, глаза (глазницы) то больше, то меньше. Даже увеличивался в целом череп далеко не всё время – на пути от неандертальцев к нам он явно кое-что потерял в объёме. И только лоб у человека становился всё менее наклонным, всё более отвесным, – тысячелетие за тысячелетием. Но с каждым тысячелетием это изменение наклона шло всё медленнее. К нашим же дням и вовсе прекратилось. А мелкие изменения, которые тысячу, десять тысяч, сто тысяч лет идут в одну сторону, а следующие тысячу, десять тысяч, сто тысяч в другую, – они главным чертам человеческого облика не угрожают. Итак, в последние десятки тысяч лет человек становился в среднем то выше, то ниже, голова у него то круглела, то удлинялась, и все или почти все остальные изменения внешнего облика развивались то в одну, то в другую сторону. В результате нет, по-видимому, никаких принципиальных физических отличий между современным владимирцем и человеком с Сунгиря, жившим под Владимиром тысячу поколений назад.

Но, может быть, между этими двумя владимирцами есть отличия во внутреннем развитии мозга, в способностях, творческом потенциале?

У нас, пожалуй, нет прямых доказательств, что такие отличия отсутствуют. Зато есть немало косвенных.

Во-первых, вот уже около ста лет психологи умеют определять некоторые характеристики человеческой психики. С середины XIX века научились исследователи узнавать, сколько времени занимает у человека простая психическая реакция. Сотни и тысячи людей в лаборатории сотни раз нажимали на кнопку по заранее оговорённому сигналу; время, разделяющее появление сигнала и ответ на него человека, – это и есть время простой психической реакции. За сотню с лишним лет оно не изменилось. Конечно, даже при той грандиозной скорости, с которой человек карабкался по лестнице эволюции, сотня лет – ничтожно мало. Но ведь это же та сотня лет, на которую приходится грандиозная научно-техническая революция. С 1850 года, когда Гельмгольц впервые определил среднее время такой психической реакции, в десятки раз увеличилась средняя скорость транспорта, в сотни раз – скорость резания на токарных станках, изменился темп жизни, но на быстроте психической реакции всё это не отразилось. У пилота сверхзвукового самолёта она та же, что у кучера почтового дилижанса.

Не изменился и объём так называемых оперативной памяти и оперативного внимания. Иными словами, средний человек, как и сто лет назад, способен запомнить сразу (если не пользоваться специально разработанными приёмами) примерно шесть-семь не связанных между собою слов, отдельных, не зависящих друг от друга предметов, букв и т. п.

На «магическую семёрку» натолкнулась сравнительно недавно и инженерная психология. Если схожих в целом, но отличающихся друг от друга по одному какому-нибудь признаку сигналов больше семи, человек теряет способность правильно определять, чем именно они отличаются. Ну, а раньше? Может быть, десять тысяч лет назад средний человек умел запоминать в тех же условиях только пять предметов? Или, наоборот, девять? Можно ли сегодня выяснить, сколько именно? По-видимому, можно! Историки, этнографы, археологи давно обратили внимание на то, что всюду в древнем мире и среди первобытных племён более позднего времени считалось священным число семь.

Древние часто говорили о «семи чудесах света» и «семи мудрецах Эллады»,; Но время сохранило для нас разные списки этих чудес и этих мудрецов, в которых не все названия чудес совпадают, как и не все имена мудрецов. Для грека в число чудес света входит гробница царя Мавзола – Мавзолей (это название стало в наше время нарицательным). Римлянин заменяет его Колизеем. Средневековый хронист заменяет храм Артемиды в Эфесе Соломоновым храмом в Иерусалиме или Ноевым ковчегом. Но и тот и другой заменяют, а не добавляют восьмое или десятое чудо. Впрочем, и мы ведь выделяем «по наследству» семь цветов радуги, семь тонов в музыке, считаем время семидневными неделями и говорим «семь раз отмерь, один отрежь». Сначала учёные объясняли это «засилье» семёрки тем, что на небе видны простым глазом семь подвижных светил – Солнце, Луна, Венера, Марс, Юпитер, Меркурий, Сатурн. Эти светила играли огромную роль в древнешумерском календаре, считались богами, каждому из них был посвящён особый день в неделе. (Если ты учишь в школе английский, то знаешь, что для англичан и сегодня воскресенье, например, sunday, – день Солнца. А у французов понедельник – день Луны, вторник – день Марса, среда – день Меркурия и так далее.

Но как показал, в частности, советский археолог Б. Фролов, семёрка была «привилегированным числом» и У людей, живших более двадцати пяти тысяч лет назад. На орнаментах той поры особенно часто встречаются узоры с повторением семи точек, семи изгибов, семи чёрточек. Не потому ли, что и для создателей такого орнамента семёрка тоже была границей, за которой оперативная память оказывалась бессильной?

Не собираясь объяснять все загадки «магической семёрки» только данными психологии, Фролов говорит о «едином рациональном начале, общем для всех представителей человека современного типа: стремлении приспособить поток информации к ограниченным возможностям своей памяти, восприятия, внимания». Он призывает учёных больше заниматься изучением таких «психических констант» (постоянных), характерных для вида «Человек разумный» на протяжении всей его истории.

Тысяча поколений отделяет нас от сунгирца, но эта же тысяча поколений и соединяет нас с ним.

Что же, выходит, попади мы и на десять тысяч лет вперёд, только одеждой и отличались бы мы, гости, от хозяев того времени? Вот за это не поручусь. Мы же всё время говорим о том, что человеческий облик надёжно защищён от воздействия эволюции. Мы стали хозяевами своего облика. Но хозяевами или только сторожами, заботящимися лишь о его охране?

Мысль о том, что человек захочет сам себя сделать другим, кажется странной, даже дикой; она многих может заставить вознегодовать и запротестовать. Но ведь, по существу, у этого возмущения первоисточник – прошлое. В нас сидит полученная от предков вместе со всей современной культурой идея о том, что человек – венец творения, идеал возможного, вершина совершенства. Ещё бы – сам господь бог ничего лучшего сделать не мог. Правда, он – по библии – сотворил ещё и ангелов. Те чище человека, возвышеннее, прекраснее, но и им старик господь повелел поклониться человеку. Ангелы нам кланяются! Куда уж улучшаться? И даже многие фантасты – не в пример Беляеву – при всём неоспоримом богатстве своего воображения не могут представить себе облик совершеннее, чем нынешний человеческий. И на этом основании придают его всем инопланетным существам.

Трудно спорить с этими умными и уважаемыми людьми. Но мне всё-таки кажется, что они ошибаются в принципе. Разве не кажутся странными мечтатели, которые объявляют совершенством настоящее?

Александр Беляев говорил об относительности взглядов на красоту. Иван Ефремов, современный советский фантаст, защищает (правда, не во всех своих произведениях) представление о сегодняшней красоте как красоте полной и абсолютной: для всех эпох и всех планет.

Но ведь такое же попросту невозможно! Чернышевский говорил о разных идеалах красоты в разных классах даже одного и того же народа.

Есть в Индии племена, у которых красота женщины определяется прежде всего длиной её шеи. Шею, понятно, искусственно растягивают. Ну, это искусственное вмешательство, его можно не принимать в расчёт. Но вот в Африке есть народы, у которых женщины отличаются особой толщиной нижней части тела. Это издавна считается здесь красивым. А в остальной Африке и в остальной части мира?

Ладно, положим, что за идеал человека будет принят некий средний сегодняшний землянин, без учёта особых вкусов некоторых сравнительно отсталых (пока!) народов. Но разве с этим землянином всё обстоит благополучно? У него есть миндалины и аппендикс, он сравнительно часто болеет, не так уж долго живёт, куда менее талантлив и остроумен, чем хочется (Кому? Ему и его друзьям – человечеству).

Ладно, вырежем миндалины, удалим аппендикс (забудем сейчас об основательных предположениях, что то и другое всё-таки нужно человеку). Начиним землянина вакцинами ото всех болезней. Будем воспитывать в нём с детского сада какой-то талант плюс учить острить...

Но ведь и операция по извлечению аппендикса и вакцинация – это тоже вмешательство в жизнь человеческого тела! Правда, во внутреннюю, так сказать, жизнь, а на внешнем виде человека ни то, ни другое не сказывается. Но что же, неужто внутреннее в данном случае совсем уж маловажно рядом с внешним?

Ты никогда не болел чёрной оспой, туберкулёзом, полиомиелитом, брюшным тифом, дифтеритом, коклюшем. А если бы болел всем этим безобразием, то сейчас был бы в лучшем случае калекой, а в худшем – тебя вообще бы не было. Между тем в твоей крови наготове и защитные средства от всех этих болезней. Средства, которые должны бы появляться только у болевших и выздоровевших. Вмешательство это в естество человека, в природу его? Да конечно же!

«Ну, вакцинация – это совсем другое дело», – скажете вы. Да точно такое же! Когда входило в жизнь прививание оспы (а прививали-то людям коровью оспу), то многие возмущались тем, что человеку хотят передать и коровьи качества. Это было почти двести лет назад. А уже в нашем столетии стали лечить людей вспрыскиванием им взятых у животных гормонов (гормоны – активные вещества, вырабатываемые в организме особыми железами). И вот такой высокоэрудированный, глубоко порядочный и добрый человек, как Артур Конан-Дойль (кто не читал его рассказы о Шерлоке Холмсе!), был потрясён до глубины души этим методом лечения. И в очередном рассказе сэра Артура славный Шерлок Холмс обнаруживал профессора, под влиянием павианьих гормонов время от времени начинавшего себя вести по-обезьяньи.

Смешно? Сегодня уже – да. А тогда рассказ, наверное, казался правдивым и страшным. Это нынче легко быть умнее большого писателя, потому что не мы с вами умнее его, а наша эпоха больше знает, чем его время.

Вот я и не хочу повторять старых ошибок. Человек может не захотеть меняться внешне. Но он не может отказаться от внутренних изменений. Не хотим же мы болеть и умирать раньше времени. А раз не может – раньше или позже они повлекут за собой и внешние перемены.

Значит, будет у человека – по Беляеву – 1) большая и 2) лысая голова? Насчёт первого – не уверен. Насчёт второго – почти уверен в обратном. Голова будет большой, если признают, что это лучше, что больший объём мозга выгодней. (А это совсем не обязательно. Вспомните большеголовых, по сравнению с нами, неандертальцев.)

Голова будет лысой, если это посчитают красивым. А не посчитают, останутся верны представлениям о красоте густой шевелюры – шевелюра и утвердится.

Потому что человек – царь природы – станет царём и собственной природы. Он уже присматривается к генам и раздумывает над генной хирургией. А ведь гены – это конкретные носители всех врождённых свойств и черт человека; от длины носа до мягкости характера (которая, впрочем, может быть и воспитанной). Генная хирургия – изменение свойств живого существа на уровне генов, то есть в самом зародыше.

Захотят генные хирурги – отрастят человеку хвост, захотят – вырастят крылья. Только не «захотят» ни того, ни другого. «Хотеть» будут тогда того, что человеку действительно нужно. А зачем даже крылья хозяину самолёта и вертолёта, а «тогда» – уже и гравитационного ковра и чего-нибудь почище? Незачем. .

А чем человеку стоит обзавестись? Боюсь, что не могу ответить на этот вопрос. Изменения будут, а какие – Человек ведает!