Текст книги "Без обезьяны"

Автор книги: Роман Подольный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

ХОЗЯИН МИРА

Ещё не было не то что парохода, но и парусника, когда человек уже населил пять материков. А теперь и на шестом есть своё население – десятки людей на разных языках зовут себя антарктидцами.

Мы уже выяснили, что, занимая новые земли, человек платил за них дорогую цену, поэтому в центре Африки живут люди с чёрной кожей, в центре Европы – с белой.

Но география вмешивается в дела человечества не только когда речь идёт о цвете кожи.

Ну-ка, попробуй решить, кто весит больше – тысяча шведов или тысяча суданцев?

Конечно, тебе хотелось бы сначала узнать, кто из них выше? Что же, шведы – один из самых высоких народов Европы, но в Южном Судане живёт один из самых высоких народов всей нашей планеты вообще.

Значит, тысяча суданцев тяжелее? Нет, наоборот. А кто тяжелее, тысяча русских или тысяча суданцев?

Русские, учтите, в среднем ниже шведов. Значит... Опять-таки нет. Тысяча русских окажется тяжелее тысячи суданцев.

Почему я пользуюсь здесь числом «тысяча»? Да просто потому, что слово «миллион» подошло бы тут ещё больше. Речь идёт о соотношении среднего веса людей. А найти, скажем, суданца весом в центнер и шведа, который потянет вдвое меньше, совсем нетрудно.

В чём же причина «легковесности» среднего суданца?

Может быть, это – наследие колониального прошлого? В какой-то мере, вероятно, да. Но одной науки истории мало для объяснения сути дела. Ведь Италия, например, колонией не была, а тысяча итальянцев легче тысячи немцев. И тысяча аргентинцев или чилийцев тяжелее тысячи бразильцев.

Получается, что чем ближе к экватору живёт народ, тем он легче.

А тысяча жителей высоких (и холодных) плато в Чили весит больше (при одном национальном происхождении), чем тысяча обитателей тёплого Чилийского побережья.

Вот мы перешли от разговора о севере и юге к словам о холоде и тепле. И этот переход справедлив, потому что не сама по себе географическая широта заставляет человека становиться тяжелее или легче, а климат. Для южанина подкожный жир, даже в небольшом количестве, лишняя роскошь. Для северянина – суровая необходимость. Это дополнительная шуба для внутренних органов, и пренебречь ею организм не может. Простой пример. Ты обращал внимание на отличия в фигурах у спортсменов разных видов спорта? Так вот, у пловцов все линии тела словно сглажены – это слой жира тонкой оболочкой окружил мышцы. С водою не шутят, она ведь гораздо холоднее воздуха. И пловцы в среднем тяжелее легкоатлетов, например.

Вот и эскимосу жир под кожей нужнее, чем японцу.

Ты читал роман Жюля Верна «Капитан Гаттерас»? Его герои – путешественники, стремящиеся открыть Северный полюс. По дороге у них кончилось топливо. Они очень страдают от стужи. Все, кроме весёлого доктора Клоубонни. Почему? «Его тучность заменяла ему самую тёплую одежду. По словам Клоубонни, он был очень доволен, что одет подобно моржам или китам, которые благодаря толстому слою подкожного жира легко переносят арктическую стужу».

Кроме того, чем человек крупнее, тем ему легче сберегать тепло в организме. Северянам нужно гораздо больше энергии, чем южанам. Им приходится и есть гораздо больше. И первым исследователям Арктики попросту верить не хотели, когда те рассказывали об аппетите эскимосов. Несколько килограммов мяса на ужин (одному человеку) не кажутся чем-то необычным. Но по мере того как осваивалась Арктика, стало ясно, что и у приезжих резко повышается потребность в пище. Особенно в самой энергоёмкой – жире. У всех участников американской антарктической экспедиции случайно оказалась одна и та же идиосинкразия (здесь – отвращение). Они терпеть не могли жира. Но это – дома, в Соединённых Штатах. А на шестом материке, среди вечных льдов, в шестидесяти– и семидесятиградусные морозы, американцы вдруг обнаружили, что они любят тот же самый жир. Но стоило экспедиции покинуть берега ледяного материка – и идиосинкразия к жиру вернулась. Организм наш умеет иногда заставить мозг почувствовать, что нужно телу. Так ребёнку, у которого в теле не хватает кальция, начинают казаться вкусными мел и извёстка.

А о «масштабах» северного аппетита пусть расскажет за меня тот самый жюль-верновский доктор Клоубонни из «Капитана Гаттераса», которого я уже вспоминал.

«... Вам ни за что не сравняться в прожорливости с гренландцем, который съедает ежедневно от десяти до пятнадцати фунтов тюленины... Полярный желудок... расширяется и сокращается по желанию, способен переносить длительную голодовку и избыток пищи... В арктических странах приходится много есть: это необходимо для сохранения не только сил, но и самой жизни. Поэтому Компания Гудзонова залива отпускает ежедневно на каждого человека восемь фунтов мяса или двенадцать фунтов рыбы... (К слову, Жюль Верн имеет в виду не русские фунты по 400 граммов, а английские, примерно по 450 граммов.) Сэр Джон Росс на земле Будия постоянно изумлялся прожорливости своих проводников. Он рассказывает, между прочим, что двое эскимосов – заметьте, только двое – за одно утро съели целую четверть мускусного быка. Они нарезали мясо длинными лентами и запихивали в рот, затем каждый отрезал у самых губ часть ленты, не вошедшую в рот, и передавал её товарищу...»

Человек стал хозяином мира ещё и потому, в числе прочего, что каждый из нас умеет приспособиться к любому климату планеты. Одежда и жилище избавляют нас от прежней «сверхвысокой платы» за проникновение в тропики и Арктику. Но ни шуба, ни паровое отопление не успели ещё отнять у человека умения приспосабливаться самому.

Каждый из нас испытал это на себе самом. Одно и то же пальто «плохо греет» в начале зимы и хорошо – в самый её разгар, когда морозы стали сильнее. Не пальто стало лучше, а мы приноровились к холоду. (К слову сказать, знаете, почему мы дрожим от холода? Да потому, что при этой дрожи выработка организмом тепла увеличивается почти втрое.) Способность человека приспосабливаться к изменениям климата поражает. Жители Центральной Австралии спокойно спят, не укрываясь, при температуре в ноль градусов. Аборигены Огненной Земли умеют засыпать даже при двенадцати градусах холода. Сначала у наблюдавших такие чудеса учёных наступил некий восторженный шок. Они выражали уверенность, что люди из других стран ни на что подобное ни в какой мере не способны. Но вот в Норвегии поставили элементарный эксперимент. Большая группа студентов зимой прожила шесть недель на открытом воздухе. Зимой – «с минимальной защитой от холода», как было написано в том сообщении об эксперименте, которое я прочитал.

Сначала казалось, что опыт срывается – студенты попросту не могли спать. Но постепенно привыкли и даже научились кое-как работать почти без одежды при низкой температуре. Правда, им было далеко до рекордов огнеземельцев или эскимосов: и те спят в тепле, но зато умеют работать обнажёнными руками в мороз многие часы без перерыва. Исследования показали, что у эскимосов в это время резко усиливается кровоток: с кровью в пальцы благодаря этому поступают повышенные дозы тепла. Видимо, это умение у организма эскимосов в какой-то мере передаётся по наследству. Как и то, что у эскимосов маленькие руки, особенно кисти рук, и ноги. Кстати, чем севернее (в Северном полушарии) живут люди, тем у них сравнительно меньше размер рук и ног. Это похоже на парадокс. Человек к северу от экватора становится крупнее, а руки и ноги у него, наоборот, «мельчают». И потому самые длинные ноги и руки – конечно, в среднем – у жителей Центральной Африки. И в Африке же, понятно, живут самые высокие люди на Земле. Это ватутси в Руанде и Уранде. Среди них гиганты в два с лишним метра высотой не привлекают какого-нибудь особенного внимания. С ватутси соперничают в росте самые длинноногие обитатели планеты – жители болотистых мест в верховьях Нила. Но удивляться такому несоответствию не приходится. Ведь оно у нас общее со всеми остальными животными планеты. Лисы и волки, олени и зайцы подчиняются правилу, по которому они тем крупнее, чем севернее живут. А лапы, пальцы на лапах и даже уши, наоборот, к северу становятся всё меньше.

Длинные (и худые) руки и ноги у множества народов, живущих в жарких странах. И дело тут не только в том, что с продвижением на север руки и ноги «становятся короче».

Ты сам знаешь, как важно человеку иметь нормальную температуру тела. Тридцать семь и три десятых на градуснике – и тебя уже могут не пустить в школу, а при тридцати семи и пяти обеспечены постель и врач. А что делать, если человек работает на сорокаградусной жаре, да ещё, может быть, на солнце? Избыточное тепло уходит вместе с потом. Больше всего потеют у человека руки. Ну и шея. С поверхности рук, составляющей примерно двадцатую долю поверхности тела, уходит с потом пятая доля всего отданного телом воздуху тепла.

Вот и стали длиннорукими, длинноногими и длинношеими жители великих пустынь и полупустынь – древние обитатели Сахары в Северной Африке, пустыни Калахари в Южной Африке, аборигены Австралии, жители многих мест Индии.

Длинный череп африканских негров (ах, как он смущал расистов – ведь те кричали, что чем длиннее голова человека, тем выше его раса) – тоже приспособление к климату. Ты уже знаешь, наверное, что самая маленькая поверхность при самом большом возможном объёме – у шара. А в жарких странах выгодно, чтобы поверхность тела была по возможности побольше при том же объёме. Вот и шёл отбор людей с длинными черепами.

А в последние столетия людей с длинными черепами становится всё меньше, с круглыми – всё больше.

В первые века нашей эры в Европе длинноголовых было вчетверо больше, чем короткоголовых. В средние века тех и других было примерно поровну... Теперь короткоголовых много больше.

Георгий Францевич Дебец проследил этот процесс на семи тысячах черепов, принадлежавших людям, жившим в Восточной Европе от позднего каменного века до средневековья. Учёный обратил внимание на то, что всё это время с головами происходили и другие изменения. Лица у людей становились уже, а кости черепа – тоньше.

Дебец пришёл к предположению, что к этим изменениям имеет прямое отношение образ жизни человека.

Мы стали земледельцами как раз в то время, когда длинноголовых было больше всего. И сразу после этого их число стало падать. Одновременно головы становятся «изящнее», кости черепа тоньше. Уж не оттого ли, что изменилось питание? Первобытный охотник и собиратель живёт, в общем, впроголодь, если сравнивать его с земледельцем. Но это если говорить о количестве пищи. А если о качестве, то ясно же, что охотник ест намного больше мяса. У земледельцев же боязнь за рабочий скот, на котором держится вся жизнь, приводит порой к тому, что они вовсе становятся вегетарианцами. Русский крестьянин, конечно, от Мясной пищи не отказался. Но почти до XX века ел мясо в общей сложности несколько недель, максимум два-три месяца в году. То же относится к крестьянам почти всех стран. А мясо вместе с молоком – главный поставщик кальция, материала для костей тела. Меньше кальция – тоньше кости. Тоньше кости – драгоценнее кость как материал, значит, их надо располагать поэкономнее. А у шара, мы уже говорили по другому поводу, наименьшая поверхность из всех тел того же объёма. И максимальная при прочих равных условиях прочность.

Чем раньше началось в стране земледелие, тем раньше там начала и голова круглеть. Чем беднее сельскохозяйственный район, тем в нём обычно и головы круглее.

Во время гражданской войны, когда люди сильно голодали, у армян, грузин, татар головы становились круглее.

Всё это доказательства, что более тонкие кости головы и рост числа круглоголовых – результат изменений в питании.

Но у русских, украинцев и белорусов при голоде во время гражданской войны головы становились почему-то не короче, а длиннее.

И есть народы, чьё главное занятие скотоводство, однако они тоже становятся в последнее время более круглоголовыми.

Как тут быть? Значит, науке ещё предстоит вынести окончательное суждение о причинах округления головы.

А вообще от особенностей питания зависит очень многое. Когда слабому мальчику говорят: «Мало каши ел», – это не только шутка. У Джека Лондона есть рассказ «Кусок мяса». Его герой, стареющий боксёр, проигрывает решительный бой – из-за того, что у него не было денег на хороший завтрак в день боя. А Джек Лондон хорошо знал мир спорта.

В одной английской деревне большой группе мальчиков стали ежедневно давать дополнительную порцию молока. Так делали три года. Мальчики, получавшие это лишнее молоко, прибавляли в год по три килограмма (остальные – всего по килограмму с небольшим). И даже самые низкорослые «молочные» мальчики, по утверждению английского учёного А. Барнетта, оказались в конце концов выше самых рослых соседских «безмолочных».

Вот что такое полноценная еда!

Герои рассказа Джека Лондона «Ошибка господа бога» приходят в лагерь золотоискателей, поражённый цингой. Каждый день здесь умирают люди, а оставшиеся пока в живых изнурены и беспомощны. Они гниют заживо. И вот, раздобыв (каким путём, это придётся узнать из самого рассказа) сырую картошку, герои Лондона протирают её и идут вливать «животворный картофельный сок, по четверти ложки зараз, в страшные, все в язвах рты... Смертных случаев больше не было. Самые безнадёжные больные начали поправляться с поразительной быстротой. На третий день люди, которые пролежали плашмя долгие недели, даже месяцы, сползли со своих коек и начали двигаться, опираясь на палки».

Понятно, ведь в сырой картошке витамина «С», например, не меньше, чем в апельсине.

Это – цитата из рассказа, но можно составить многие тома из документальных свидетельств о «чудесных выздоровлениях» благодаря витаминам. А лучше всего, конечно, и не нуждаться в выздоровлении. У жителя гор часто в костях меньше минеральных солей, чем у обитателя равнин. Иногда горцы страдают тяжёлой болезнью – зобом. Из-за того, что в воде горных ручьёв и горной почве слишком мало йода. Достаточно добавить в еду йод (в горах обычно продают теперь не простую соль, а йодированную), чтобы болезнь отступила.

Не хватает некоторых полезных веществ многим жителям тропиков. Сильные дожди (и у нас о яростном ливне почтительно говорят «настоящий тропический») вымывают из почвы важные соли. А чего нет в почве – нет и в растениях. Чего нет в растениях – не окажется и у животных. А человек ведь, в конце концов, тоже животное.

К тяжёлым последствиям привёл голод у пигмеев.

... Только сто с небольшим лет назад выяснилось, что в Африке живут пигмеи. До этого их существование многие серьёзные учёные считали сказкой. А затем... затем целые племена и даже народы карликового роста стали находить всюду. И на Филиппинских островах, где о них услышали ещё спутники Магеллана. Именно услышали, потому что, согласно записи одного из них, карлик, ложась спать, подкладывает под себя одно ухо, а другим накрывается. И в Южной Индии. И на островах вблизи неё. И в центральных областях Новой Гвинеи. В Америке совсем недавно тоже нашли племена, где часть индейцев успела стать карликами, а часть – нет. И уже буквально в последние годы обнаружили как будто подлинно карликовое племя.

Правда, не надо считать пигмеев слишком уж крошечными. Средний рост мужчины у них 140–145 сантиметров, женщины – 135. То есть они ниже среднего европейца сантиметров на тридцать, может быть, с небольшим. Итак, Африка и Азия, Америка и Австралия (ведь Новая Гвинея, по существу, часть её) родили на свет карликов. А Европа?

Детальные исследования показали, что в Сицилии, самом большом из принадлежащих Италии островов, есть области, населённые людьми много ниже среднего роста.

Ты должен помнить, что голодные дети растут медленнее, чем сытые. Мало того. Голодное время обычно легче переносят люди худые и маленькие. Это понятно. Чем крупнее человек, тем больше ему нужно пищи. Голод не только делает людей меньше – он ещё и ведёт отбор. Маленькие дольше живут и оставляют больше потомства. Сотни голодных поколений – и появляется карликовый народ. Пигмеи Африки, Индии, Новой Гвинеи и Сицилии – не родня друг другу. Они только братья по нужде, товарищи по несчастью.

Вырастут ли пигмеи, когда им будет лучше житься?

Скорее всего, нет. Новый признак уже, по-видимому, закреплён отбором. Но... вот что случилось в Исландии. Примерно тысячу лет назад её заселили выходцы из Норвегии – очень высокие сильные люди. После двух или трёх веков процветания в Исландию из-за резкого изменения климата пришло на много столетий полуголодное существование. И к XVIII веку исландцы стали низкорослыми. Но затем, особенно в XIX веке, положение стало улучшаться. И исландцы удивительно быстро «вспомнили» свой высокий рост и вернулись к нему.

Вчера читатель этой книги, москвич, ел, вполне возможно, на завтрак пюре из подмосковной картошки с вологодским маслом и запил это блюдо стаканом болгарского овощного сока. Во время обеда на первое был борщ из украинской капусты и молдавских помидоров с мясом из Калужской области, на второе – цветная капуста из-под Орла, на третье – компот из алма-атинских яблок. Кашу на ужин сварили из северокавказского риса, а зерна для какао, которым запили кашу, привезли из Колумбии. Сахар в стакане мог быть сделан из украинской сахарной свёклы. Но мог на него пойти и сахарный тростник с Кубы.

Апельсины везут нам из Марокко, финики – из Алжира, сок манго – из Индии.

В этом важно не только то, что еда становится разнообразнее, а значит, вкуснее. И не только то, что в еде становится больше витаминов, которых зимой в наших краях недостаёт. Северная пища восполняет нехватку отдельных химических элементов на юге, и наоборот; горы приходят на помощь равнине, а та платит тем же.

И, может быть, всё это, вместе взятое, как-то причастно к одной важной загадке последнего столетия. Загадке, которую зовут акселерация.

КАК Я СТАЛ МАЛЕНЬКИМ

Я родился в 1933 году. Ну, само собой, родился, рос, кормили соскою, жил, работал, стал староват, как писал Маяковский. И дорос – в зените, так сказать, своей жизни – до 168 сантиметров»

Много это или мало? Ну, смотря когда. Среди неандертальцев ходил бы в высоких, их средний рост был всего 160 сантиметров. Кроманьонцы – те смотрели бы на меня свысока: с «высока» всех своих 180 сантиметров. Среди людей, обитавших на западе Франции пять тысяч лет назад (средний рост – 159 сантиметров), я опять-таки вырвался бы вперёд. А вот алтайцы двести поколений (5000 лет назад) при своих 175 сантиметрах снова считали бы меня низкорослым.

Так что, наверное, я удачно выбрал для рождения 1933 год – в это время 168 сантиметров казались самым что ни на есть средним ростом для мужчины. Но достиг я этого роста не в 1933 году... А когда мне исполнилось тридцать лет и я наверняка и безнадёжно перестал расти, средний мужской рост дошёл уже до 171,8 сантиметра. А сейчас, в 1972 году, меня догоняет даже собственная двенадцатилетняя дочка. Боюсь, если так пойдёт дальше, я из человека ниже среднего роста скоро стану попросту маленьким. И единственное, что может тут утешить, – то же происходит почти со всеми папами и мамами. Дети тянутся к небу! И называется это акселерацией. От латинского слова, означающего ускорение. (Есть, кстати, в любом автомобиле такая вещь – акселератор.)

Вот несколько фактов. Как-то одна знаменитая французская портновская фирма (она же Дом моделей) решила устроить эффектный рекламный трюк. По парижским улицам должны были пройти девушки, одетые как модницы минувших веков, в сопровождении изысканных кавалеров в костюмах тех же эпох. Руководство фирмы в азарте продемонстрировало чудеса изобретательности и находчивости. Всеми правдами и неправдами удалось добыть из разных французских музеев сотни старинных нарядов. Тут были костюмы и для балов и для битв.

И все усилия оказались напрасными. Не лезла собранная одежда на манекенщиц и манекенщиков, трещала, расползалась по швам при первых же попытках натянуть её на себя. А рыцарские латы оказывались слишком узкими даже для далеко не богатырских грудных клеток. Знай хозяева фирмы антропологию, они и затевать бы это дело не стали. Потому что антропологи вместе с врачами и физиологами уже давно следят за тем, что происходит с человечеством.

На территории нынешней Западной Германии горожане за последнюю сотню лет подросли в среднем на 10 сантиметров. Шведы – в селе и городе – примерно так же. Норвежцы прибавили за те же сто лет всего шесть сантиметров, во они ведь и до того считались самыми высокими людьми в Европе.

В России в XIX веке и в начале XX века такой «рост роста» тоже шёл, но куда медленнее, чем в Западной Европе. А вот после того, как произошла революция и миновали беды и голод гражданской войны и первых лет после неё, советская молодёжь стремительно кинулась догонять по росту западную. И догоняет, и ещё как!

Погибшие под Полтавой солдаты Петра I, как показали раскопки, были в среднем на 20 с небольшим сантиметров ниже нынешних солдат Советской Армии, Так подрос человек в нашей стране за четверть тысячелетия. Но темпы роста явно ускоряются со временем. Призывники 1961 года были выше призывников 1941 года на восемь сантиметров. Призывники 1971 года ещё сильнее увеличили этот разрыв.

Но лучше всего вызванная временем разница видна на детях. Нынешний тринадцатилетний мальчик выше своего сверстника столетней давности минимум сантиметров на восемь-десять. И тяжелее его по крайней мере килограмма на три-четыре, а то и пять. Словом, сегодняшний подросток куда сильнее, чем его прадедушка в ту пору, когда он тоже был подростком.

Факт акселерации признают теперь все, даже самые ярые охотники доказывать, что предки всегда выше, сильнее и умнее своих потомков. Но вот что делать с последствиями этого факта? Как быть, если пятнадцатилетний мальчишка сегодня и выглядит и чувствует себя не менее сильным, чем семнадцатилетний юноша в прошлом веке? А ведь семнадцатилетие всегда считалось временем, когда человек уже очень многое может. Ну, с той физической работой, с какой сто лет назад справлялся семнадцатилетний, пятнадцатилетний сегодня, положим, справится. А с умственной? Став сильнее на два года, стал ли мальчик соответственно умнее?

Знаете, умнее он стал, хотя и не так уж «соответственно». В Англии, скажем, проводятся регулярные проверки способностей школьников. Методы, которые при этом используются, далеко не всегда дают достоверные результаты. Сегодняшние «тупицы» могут оказаться способными, а «вундеркинды» – выйти сверхзаурядными людьми. Но средние результаты одинаковых испытаний в разные годы – их сравнивать можно. И вот получается, что уровень интеллектуальных способностей детей от десятилетия к десятилетию медленно растёт. Слишком медленно, чтобы догнать физический рост, но всё-таки.

Однако способности – это только одна сторона личности. А как быть с другими – с характером, волей, настойчивостью, целеустремлённостью, умением видеть последствия своих поступков, умением правильно оценивать себя и других? Вот с этим, по мнению и антропологов и психологоа, дело обстоит гораздо хуже. То есть, строго говоря, оно не ухудшилось за последние сто лет: сегодняшний пятнадцатилетний в этом отношении не так уж сильно отличается от своего сверстника в 1871 году. Беда в том, что в других отношениях наш пятнадцатилетний уже не тот: сил у него больше, в том числе, возможно, и умственных, а умения верно их направлять не прибавилось. Те черты личности, которые делают человека самостоятельным, по-прежнему формируются лет так в семнадцать-девятнадцать. А бывает (и часто бывает), что позже.

В чём причины акселерации? Их, наверное, много. Похоже, главная – питание. Акселерация прежде всего «поразила» развитые промышленные страны. А в них за последние полтора столетия уровень жизни сильно повысился.

Конечно, и в XX веке большинство людей получает меньше нищи, чем нужно, а главное, не такой пищи, как нужно. Три четверти английских детей (а ведь Англия – весьма высокоразвитая страна) постоянно плохо питаются. Это не значит, что они голодают, но витаминов и белков в их питании не хватает. Нет просто голода – и есть голод скрытый.

Но в начале XIX века в Англии процветали обе формы голода. Грустные картины нищеты рисует Диккенс в «Лавке древностей» и «Крошке Доррит», в «Холодном доме» и «Оливере Твисте». А Фридрих Энгельс приводит страшные цифры о подлинном голоде трудящихся в своей книге «Положение рабочего класса в Англии».

Дети, особенно дети горожан, сейчас едят больше молока и мяса и меньше хлеба и картофеля, чем прежде. А я не зря рассказывал про эксперимент, в котором молоко заставило ребят расти быстрее.

Но – в Японии акселерация идёт полным ходом, а едят там много хуже, чем в Европе. Мясо – почти роскошь, килограмм его стоит столько же, сколько пара туфель. Преуспевающий служащий съедает на обед миску постной лапши – и никто не считает это проявлением скупости. Соседи по рабочему столу обедают так же.

Кроме того, в Европе, Азии и Америке дети в семьях помещиков и капиталистов тоже прибавляют в росте, а в таких семьях, понятно, столетие назад тоже кормили до отвала.

Словом, лучшее питание – только одна из причин акселерации.

Многие врачи считают, что тут очень важно воздействие солнца. То есть светить-то оно ярче не стало, но люди стали лучше пользоваться его светом и теплом. Особенно дети. Они бегают летом в трусах, младенцев не пеленают, одежда вообще, а особенно опять-таки детская, стала более лёгкой, свободной, открытой.

Но все эти блага должны особенно сказываться на деревенских детях. А те растут медленнее городских.

Солнечного света и чистого воздуха в городе человеку достаётся меньше. А чего больше? Больше электрического света, больше шума. Может быть, из-за этого горожане растут быстрее? Есть и такая точка зрения. И подкрепляется она тем, что буквально в последние годы крестьянские дети начинают по темпам роста догонять горожан. А ведь как раз сейчас деревня и в Западной Европе и в СССР бурно нагоняет город и по электрическому свету, и по телевизорам, и по самому темпу жизни.

Сделала рывок вперёд медицина. Дети теперь и болеют реже, и болезни переносят легче. Притом замечено, что крупные, «акселерированные» дети как раз чаще и тяжелее других болеют многими болезнями, в том числе воспалением лёгких. Но если раньше дети от воспаления лёгких нередко умирали, то теперь врачи умеют с ним справляться. Получается, что когда-то крупных детей умирало сравнительно больше, а сейчас они остаются шить – и человечество от этого, понятно, подрастает.

И ещё минимум два десятка причин называют учёные, пытаясь объяснить акселерацию. Видимо, тут правы все или почти все авторы самых разных гипотез.

У акселерации много причин. Много и следствий.

А для себя стоит сделать вывод: надо постараться умнеть так же быстро, как расти, постараться стать сразу и сильным, и настойчивым, и высоким, и самостоятельным.