Текст книги "Представитель по доверенности (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Поблагодарив мой бесценный источник информации, я откланялся и двинулся во вторую больницу «скорой медицинской помощи», где, в отделении нейрохирургии уже больше месяца пребывала в своем растительном безмолвии молодая девушка Софья Белоцерковская.

Осознание ситуации возникло у моей голове в тоже самое мгновение, когда я, придерживая на плечах свой личный медицинский халат, что постоянно возил в «тревожном» старом саквояже в машине, подошел к кровати, в которой, безмолвной статуей, сидела бледная как смерть, молодая девушка с пустыми серыми глазами.

Если школьную любовь Сергея Кривошеева – Свету Кошелькову, месяц не кормить, а потом ударить по голове плоской стороной штыковой лопаты, чтобы в голове прекратилась всякая мозговая деятельность, то Света станет на одно лицо с несчастной Софией – черные волосы, хотя и висящие сосульками, большие серые глаза, худые, очень бледные руки поверх больничной простыни – за исключением некоторых мелких деталей, на койке лежала, равнодушно глядя сквозь меня, девушка, чей тип красоты заставлял сильнее биться сердце серийного грабителя Сережи Кривошеева.

Глава 24

Глава двадцать четвертая.

Декабрь одна тысяча девятьсот девяносто второго года.

Десятый день лечения.

– Здравствуйте! Прошу прощения…– я, как сайгак, ворвался в тесный кабинет арбитражного судьи, на бегу успев заметить недовольные гримаски на лицах истца и его представителя.

– Вы кто? – судья демонстративно бросил взгляд на часы на стене, где минутная стрелка уже показывала три минуты двенадцатого, после чего, вопросительно уставился на меня.

– Представитель ответчика. Вот моя доверенность и паспорт. – я положил документы на стол перед секретарем, уселся на свободный стул и полез в портфель, надеясь, что не забыл дома необходимые документы.

Да, опаздывать в суд не хорошо, даже на три минуты, но я еле-еле вырвался из стен РОВД – с утра у нас опять был разбор полетов после ночного ЧП. Сегодня ночью в Нахаловке группа захвата «ночной милиции» нос к носу столкнулась с парой местных аборигенов на мотоцикле. Естественно, «овошники» пожелали задать вопрос горячим сибирским парням, не холодно ли им в декабря месяце передвигаться по сибирским улицам на двухколесном стальном скакуне. Мотоциклисты, очевидно, постеснялись посторонних людей, и от интервью уклонились, развернувшись на пятке и нырнув в узкий проулок. Но сотрудники охраны оказались парник упорными, выбрали «звонок другу», вызвав все свободные экипажи и устроили веселые догонялки. На стороне органов правоохраны была подавляющее численное превосходства, возможность координировать действия по радио и много стволов огнестрельного оружия. Местные же противопоставили знание местности, малые габариты экипажа и принцип «дома стены помогают». В три часа ночи градус догонялок возрос до того, что один из экипажей сообщил, что по ним с мотоцикла стреляли, и он вынужден открыть огонь ответный. После этого шутки быстро кончились – в одном из переулков был найдем брошенный мотоцикл «Минск», с разбитым пулей задним фонаре, вспоротой, метким выстрелом, подушкой заднего сидения и обильными пятнами бурого цвета на этой же подушке. И вот теперь все причастные к этому происшествию руководители старались подстелить побольше соломки, готовясь в возможными неприятностям и мучая подчиненный личный состав взаимоисключающими указаниями. На фоне этого бардака мое появление на службе в костюме прошло практически незаметно, пара вопросов – не женюсь ли я сегодня? не в счет.

Зато в арбитражном суде я практически не отличался от присутствующих, мимикрируя под юриста-цивилиста.

– Ваша честь, у нас произошли изменения в предмете иска…– вкрадчиво начал юрист противной стороны и положил перед мной и судьей по стопке листов бумаги, озаглавленные «Уточнение исковых требований». Я мельком взглянул в текст и поморщился – количество нолей в сумме иска существенно увеличилось. Если мы иск проиграем, то Завод можно будет закрывать, и то, мы еще должны останемся. Интересно, откуда у этих жуликов такие цифры умопомрачительные – они что, нас на поминутный счетчик поставили и проценты на проценты умножают.

– Ответчик…– судья равнодушно подняла на меня глаза: – Вы иск признаете?

– Нет, уважаемый суд, полностью не признаем.

– Хорошо, можете сидя отвечать. Предлагаю начать заседание. Ходатайства стороны имеют.

– У меня, ваша честь несколько ходатайств. –я, как школьник, поднял руку вверх.

– Слушаем.

– Первое – в связи с тем, что исправленное исковое заявление представитель истца не направил нам заранее, как того требует закон, а изложенные в документе изменения исковых требований нуждаются в изучении экономистами и сметчиками, так как я соответствующими знаниями, к сожалению, не обладаю. На этом основании прошу отложить судебное заседание. И второе – большинство представленных суду документов, которые, якобы, являются доказательством передачи Истцу товарно-материальных ценностей и оборудования, переданы суду в виде ксерокопий. Часть этих документов подписаны людьми, не имеющих надлежащих полномочий, но это мы рассмотрим в судебном заседании. Но, мы настаиваем на представлении суду оригиналов документов, подписанных действующим генеральным директором, так как считаем, их поддельными. Если истец будет продолжать утверждать, что подписи являются подлинными, мы будем ходатайствовать л проведении экспертизы.

– Истец? – судья вопросительно взглянула на представителя истца поверх очков.

– Мои противники вновь переглянулись, после чего юрист противной стороны заявил, что они уверены в подлинности подписей моего генерального директора. Экспертиза будет проводиться экспертами бюро судебных экспертиз. Истцу надлежит представить специалистам бюро подлинники договоров, а представителю ответчика обеспечить явку в бюро своего руководителя для получения экспериментальных образцов подписи, а также представить в бюро свободные образцы подписи директора.

О дате следующего заседания вам сообщат дополнительно. Все могут быть свободны.

Ну и все, на сегодня в суде я отстрелялся, сейчас поеду домой, скину в шкаф свой костюм, пообедаю и поеду заниматься своей милицейской работой, тем более, что сегодня она у меня закончится очень поздно.

Глядя на живую мумию, что замерла в больничной кровати и когда-то отзывалась на имя София, я, с гневом думал, что бы я сделал с человеком, который поступил так с моим ребенком? Наверное, древнее правило –око за око, было истинной справедливостью, не замутненной торгашескими отношениями последующей «Русской правды» – денежная вира, градация размера возмещения в зависимости от цветовой дифференциации штанов. И хотя к появлению на свет Софии Белоцерковской я не имел никакого отношения, а на ее папу надежды было мало, я решил взять месть за нее, раздражавшему меня Сереги Кривошееву, в свои руки, правда особым, по-милицейски, извращенным манером.

Вечер этого же дня.

– Тетя Галя, в Сергей дома? – стараюсь говорить максимально пискляво и, очевидно, у меня это получилось, так как слышу в трубке ответ, что Сергей еще на работе и будет где-то через час.

Часом Сергей не отделался, прошло, как минимум, часа два, когда я увидел, что во двор, быстрым шагом, оскальзываясь на льду, зашла знакома фигура. Машину я поставил так, чтобы все, проходящие к подъезду, где проживает семья Кривошеевых, проходила бы мимо водительской двери, из которой я и выскочил.

Когда Кривошеев буквально шагнул в мои распахнутые дружеские объятия, узнавание на его лице мгновенно сменилось ужасом, на который я сначала и не обратил внимание.

– Здорово. Что, котенка домой несешь? – я, с любопытством, сунул нос за отвороты теплой куртки, вздыбившейся на груди парня, разглядел за расстегнутым воротом странный мех, когда Кривошеев сильно толкнул меня от себя. От толчка ноги и меня разъехались в стороны, но я успел ухватится парня за плечи и утянул его вниз.

– Писец щенку…– успел подумать я, когда, худой, но костлявый и жесткий Сережа Кривошеев обрушился на меня сверху. Он даже попытался схватить меня за шею, но тут я смог перекрутится, оказавшись на, яростно вырывающимся из-под меня, парне.

Поняв. Что придушить меня он не сможет, Кривошеев вырвал одну руку и сунул ее куда-то вниз.

– Сейчас в живот ножом ударит… – с взвизгнул от страха и напряжения, и. пользуясь разницей в массе, смог придавить сначала одну руку противника, а потом и вторую, к мерзлому асфальту, сел на дергающемся подомной противнике и полез за пояс, за наручниками.

– Ма…– набрал побольше воздуха, попытался заорать Сергей, но сначала он не смог, так как дыхание в борьбе со мной, а, через секунду, я вбил его крик обратно в горло, вскользь ударив парня по губам ладонью. Я уже понял, что за «щеночек» прячется под теплой курткой, на груди у Сережи Кривошеева, оттого, моей главной задачей стало надеть на парня стальные манжеты, а появление мамы Гали на сцене было категорически противопоказано. И так, метрах в пятидесяти, замерла и наблюдала за нами какая-то тетка, но, как мне кажется, она не жила в одном доме с Кривошеевыми и тайна задержания Сергея какое-то время должна была сохранится.

Через несколько минут я встал, отряхнулся и вздернул на ноги Сережу, со скованными за спиной руками и откинув вперед двое сидение, стал запихивать жулика на заднее сидение «Нивы».

Попытку жулика похулиганить – пнуть по моему сидению, оставить отпечаток ботинка на белой обивке потолка, я пресекал жестко, не боясь за следы рукоприкладства на физиономии Сергея – норковая шапка, спрятанная под курткой у задержанного списывала применение силы во время задержания.

В Дорожном РОВД все пошло по накатанной – двое понятых, протокол изъятия норковой шапки – «формовки» из-под куртки жулика, крики, что ему подбросили и, к моему сожалению, отсутствие потерпевшей. В принципе, дело обычное, примерна половина граждан считает, что если они придут завтра, то сорванная с головы шапка все равно найдется, но, кто мы такие, чтобы их осуждать.

Кривошеев написал на меня жалобу на имя районного прокурора, что он шел домой с работы, когда на него набросился, ранее знакомый ему, оперативник Громов, который, нанеся несколько ударов в район головы и лица, чем сломил заявителю волю к сопротивлению, засунул ему под куртку чью-то шапку, после чего с хохотом, закричал, что теперь Кривошееву не отвертеться. Прочитав этот крик души, я приобщил заявление к своему рапорту о задержании, затолкал Кривошеева в камеру, после чего пошел в кабинет Руслана, немного поспасть перед ночным спектаклем. Из кабинета я позвонил Наташе, попросив погулять с Демоном и ложиться спать, после чего позвонил другу. Второй разговор был очень коротким, так как говорить было нечего, все было обговорено заранее.

После часа ночи жизнь в маленьком РОВД, типа Дорожного, обычно замирает, во всяком случае, в моем подвале. Рота ППС, доложив результаты работы за вечер, разъезжается по домам, наверху остается четверо человек в дежурной части, следователь и дежурный опер, которые часам к двум тоже пытаются уснуть, молясь Богу, чтобы до утра их не подняли на срочный выезд. Около двух ночи я спустился ненадолго в подвал, после чего вывел из камеры гражданина Кривошеева и повел его в сторону своего кабинета.

– Стой! – спуск в подвал зиял жуткой чернотой, и я остановил Сергея, ухватив его за плечо: – Осторожно спускайся, там сегодня все лампочки перегорели…Не хватало, чтобы ты, вдобавок к разбитой морде, еще и ноги сломал.

Мы осторожно спустились в на один пролет, потом на второй.

– А что, лампочку нельзя вкрутить? – Кривошеев чуть не упал со ступеньки, я успел поймать его в самый последний момент.

– А я тебе что, электрик? – огрызнулся я: – Завтра старшина придет с утра, может лампочки и вкрутит…

Из-под запертой двери моего кабинета пробивалась тонкая желтая полоска электрического света. Я обошел, замершего в темноте, Кривошеева и отпер дверь своей обители – то, что задержанный попытается удрать или ударит меня по голове сзади, я не боялся. По поведению Сергея я понял, что в темноте он видит очень плохо.

– Заходи, присаживайся. Рассказывай, с кого шапку сорвал?

– Ни с кого не срывал, купил с рук, отцу в подарок…

– Понятно… – я тянул время, мне, в принципе, было неинтересно, что сейчас говорил мальчик Сережа, который сам себе казался очень умным, я просто ждал и, в конце концов, дождался…

Издалека донеслись чьи-то тяжелые, уверенные шаги.

Мы оба замерли, прислушиваясь. В полной тишине, погруженного в черноту, подвала шаги приближающего человека звучали тревожно. Человек замер где-то наверху, после чего быстро, как будто видел в темноте, не хуже, чем днем, спустился по лестнице, сделал несколько быстрых шагов и замер на границе тьмы и круга зыбкого света, падающего от неяркой электрической лампы на моем столе.

– Так что, Сережа, не хочешь мне ничего рассказать?

– Я же все сказал…

– Прекрати, освободи меня от своей лжи. – я поморщился: – Я лучше сам все расскажу. Ты то можешь не слушать, а вот ему…

Я ткнул пальцем в темноту, где на границе света и тьмы шевелилось, злобно сопело и даже позвякивало железом, что-то большое и опасное. На несколько секунд, тот, кто живет в темноте, подошел совсем близко и из круга черноты показались носки огромных кирзовых сапог, чуть ли не сорок седьмого размера.

– Там кто стоит? – Сергей даже переставил стул, чтобы видеть вход в кабинет.

– Это папа той девочки стоит, которую ты избил, снял сапоги и шапку и бросил в снегу замерзать…

– Я никого не…

– Сергей, я тебе сказал, мне твои слова неинтересны. Я знаю, как оно там было, а теперь и он знает…– я кивнул в сторону коридора: – Я сейчас тебя выведу из райотдела, и ты с папой Софии, ту девочку Софией зовут, так вот, ты с папой Софии прогуляешься немного, и вы поговорите. Если твой отец не смог объяснить, что девочек бить нехорошо, то папа Софии тебе это вобьет на всю оставшуюся жизнь, сколько там у тебя ее осталось. Ты же понимаешь, тот, кто бьет девочек, оттого, что они очень похожи на тех, за которыми ты несколько лет бегал в школе, но она тебе не дала, он человеком считаться не может. Ты несколько недель назад незнакомую девчонку из-за шапки искалечил, сегодня еще с кого-то шапку снял… А, потому как ты смело себя ведешь, то я понимаю, ты опять человеку голову пробил и поэтому считаешь, что заявления на тебя не будет? Ну, и как тебя на улицу выпускать, к нормальным людям?

– Я никого…

– Да пошел ты в… – я вскочил, но сразу после этого сел, успокоившись, а в темноте кто-то пошел на выход, постепенно удаляясь, причем вновь, к моему удивлению, по темной лестнице он поднялся очень быстро.

– На подписывай протокол и будем с тобой прощаться. Я тебя на крыльцо выведу и вернусь сюда, а ты уйдешь из райотдела, и что с тобой дальше произойдет, мне совсем неинтересно. Давай, поднимайся.

По длинному коридора отдела милиции Сергей Кривошеев шел по прямому, как взлетная полоса аэродрома, коридору, очень медленно, совсем не как человек, которому до свободы остается всего несколько шагов. Через стекло входных дверей была видна, качающаяся на проводе яркая лампа, мимо которой пролетали сверкающие на свету, снежинки. Метров за двадцать до выхода, внезапно, лампа, висящая на крыльцом Дорожного РОВД, с громким хлопком лопнула и крыльцо погрузилось в темноту. Сергей дернулся и сбился в шага.

– Иди давай…– я, нетерпеливо, подтолкнул его вперед.

Из-за стекла дежурки выглядывал, заспанный помощник дежурного по РОВД, очевидно, проснувшийся от хлопка лопнувшей лампочки.

– Что, лампа перегорела? – я остановился напротив: – У меня сегодня, в подвале, тоже все лампы погасли, чуть ноги не сломал на лестнице. Этого выпиши из журнала задержанных, я его на завтра явкой обязал. Кривошеев его фамилия.

Я обернулся к Сергею, который, не отрываясь, смотрел в темноту ночи, начинавшуюся сразу за дверью в РОВД. Высокий забор стройки, начинавшейся в десяти метах от нашего крыльца, закрывал вид ряда высотных зданий, уходивших вдоль улицы Дрейфующих на льдине, казалось отрезал здание РОВД от центра большого Города. Я на мгновение замер от мысли, что не знаю ни одного жильца, проживающего в этом здании, да и не видел их, практически, никогда. Двор дома представлял унылое зрелище, из кривых стволов вездесущих тополей, пары ржавых качелей и кучи шлака у дверей заброшенной кочегарки. Всю эту картину ограждал серый забор, установленный когда-то строителями метро, но так ими и забытый, хотя строительство закончилось лет пять назад…

На крыльце РОВД мелькнула чья-то тень, и я подтолкнул замершего Кривошеева в сторону двери:

– Давай, иди, тебя ждут.

Сергей сделал шаг вперед, после чего остановился, и, навалившись на массивную ручку двери. Затравленной обернулся на меня:

– Стопе, начальник, нам поговорить надо…

– Не, о чем, нам с тобой разговаривать, иди давай, мне двери закрыть надо…– я показал на металлическую скобу, что лежала в углу.

– Погоди, начальник, я за грабеж хочу рассказать, когда я шапку ту снял, я вспомнил, что это я был…

– Так иди, папаше той девочке и расскажешь, он тебе грехи твои и отпустит. – я попытался впихнуть гражданина Кривошеева на свободу, но он, буквально повис на дверях, на давая их раскрыть.

– Ты что, думаешь я тебя не выпихну? – я шагнул назад, чтобы взять разбег.

– Дядя Паша, ну не надо этого делать, ты же человек! – взвыл Сергей, которого мое настойчивое желание выпихнуть его на улицы, пугало больше, чем ночная тьма за толстым стеклом входной двери: – Я сказал, что все расскажу, значит расскажу…

Семь явок с повинной Сергей Кривошеев написал тут-же, на маленьком столике у входа в РОВД, где постовые обычно оформляют доставленных алкашей и прочих мелких дебоширов.

Периодически, входная дверь, очевидно, под порывами ветра, начинала приоткрываться, издавая протяжный скрип, отчего пишущий свои признания Сергей резко и испуганно оборачивался, а потом еще несколько секунд не мог вернуться к своим воспоминанием. В камеру он вошел с нескрываемым облегчением, а я, заставив борющегося со сном помощника дежурного, зарегистрировать все семь явок с повинной в книге учета преступлений, вышел на улицу, потянулся, переполняемый восторгом охотника, загнавшего в ловушку опасного зверя и двинулся к припаркованной в стороне «Ниве».

Двери машины были заперты изнутри, и мне пришлось стучать костяшками по стеклу, пока на пассажирском сидении не встрепенулась чья-то огромная туша.

Дима Ломов в старом крытом полушубке, натянутом поверх фуфайки и огромных сапогах сорок седьмого размера, в темноте производил устрашающее впечатление, которого так не хватала Сереже Кривошееву, чтобы сделать выбор, между признанием в грабежах, последствия которого были, по его понятиям, не такими однозначными и коротким разговором с огромным папой искалеченной девочки, последствия которого вызывал у Сергея приступ паники и спазмы по всему телу.

– Ну что, как дела? – мой товарищ сладко зевнул, прикрыв ром огромной ладонью.

– Все ОК, семь явок по грабежам дал. Я тебя тоже в раскрытие запишу.

– Пошути мне еще…– несколько обижено буркнул мой бывший напарник и отвернулся к окну, изображая сон: – Вези меня давай домой, а то уже утро скоро.

Глава 25

Глава двадцать пятая.

Декабрь одна тысяча девятьсот девяносто второго года.

Через два дня после окончания лечения.

До Нового Года оставалось два дня. Позавчера, в субботу, выписанный из стационара венерической направленности, неуловимый Руслан Конев, появился на утреннем разводе, и сразу получил втык от руководства, за то, что – цитирую «Вы с Громовым, конечно, дали много раскрытий по общеуголовной направленности, но когда результат будет по твоей специальности, дорогой товарищ, а именно, по розыску преступников». И теперь, опухший от безделья и «непрерывных новейших методов лечения», Руслан, размахивая руками, рассказывает мне, что с сегодняшнего дня жить он начнет по-новому – половая жизнь только в двух презервативах, а жуликов он будет задерживать каждый день.

Я пью чай и бессмысленно улыбаюсь – до конца года осталась пара дней, я традиционно записался на дежурство первого января, и со второго до восьмого числа могу быть свободен.

Вчера вечером, гуляя с Натальей, Кристиной и Демоном возле «Военторга», удачно сторговал небольшую, но ровную и относительно пушистую пихту, после чего барышни, оставив нас с псом на улице, забежали в магазин для военных, откуда вышли, неся пять коробок с елочными игрушками. Когда женская половина моей семьи, придя домой, обнаружила, что нарядить лесную красавицу сейчас невозможно, так как у хозяина дома, который ранее елки в своей квартире не ставил, а как кукушонок, праздновал любимый праздник в чужих гнездах, отсутствует приспособление для фиксации вечнозеленого дерева. Женщины, под угрозой репрессалий, немедленно поставили перед мной жесткий ультиматум – либо бежать вновь в магазин за специальной подставкой, либо одно из двух.

Нагулявшийся Демон, кинув на меня сочувственный взгляд, кряхтя, втянул свое тело в надежное укрытие между горячей батареей и диваном, демонстрируя, что этот путь мне придется проделать одному. Но, данный вариант меня абсолютно не устроил, поэтому пришлось открывать утепленную дверь на лоджию, и, негромко чертыхаясь, искать пакет со строительным песком и эмалированное ведро. Через час техническое сложное сооружение из ведра, песка, воды, системы тросов и нестерильной ваты, изображающей снег, вполне надежно удерживало зеленое дерево в максимально возможном вертикальном положении.

На всякий случай, я забрался на стул, изображая готовность водрузить на вершину пихты елочную верхушку или гирлянды, чем избежал неблагодарного труда по украшательству зеленых ветвей. Где-то внизу копошились девицы, цепляя на ветки шарики и еще что-то блестящее, а я наверху, наслаждался покоем. Наконец мне сунули в руку длинную верхушку, которую я, относительно ровно, нацепил, и на этом процесс подготовке к новому году был завершен, во всяком случае, с моим участием. Но, в конце концов, зачем я заводил в своей семье столько женщин?

Решение исполкома о усыновлении Кристины Яновны Клюевой мной было получено пять дней назад, одновременно с этим администрация детского дома, где заместителем директора работала моя хорошая знакомая, мне передали и Кристину, а в конце января следующего года должны были вызвать в районный отдел ЗАГС на оформление документов об усыновлении. К моему удивлению, мои женщины друг к другу притерлись очень быстро, каких-то скандалов или конфликтов между ними я не заметил, так-то Новый ю, год мы будем праздновать практически полной семьей.

– Извини, Руслан, я задумался. Что ты сказал? – я глотнул остывшего чаю и, с преувеличенным вниманием, уставился на товарища.

– Я говорю, что может быть вы к нам в гости зайдете. Мы с Инной вдвоем только будем, так-то…

– Рус, спасибо, конечно, но обещать ничего не могу. Сам понимаешь, ребенок в доме, вдруг она спать захочет рано. А одну ее в квартире не бросишь. В любом случае, я позвоню заранее, предупрежу…– я потрепал приятеля за предплечье и, прихватив свою кружку, отправился к себе в подвал – если хочешь отдыхать на праздники, все материалы надо сдать завтра –послезавтра, а иначе, сразу после праздников схлопочешь выговор, а то и не один за нарушения процессуальных сроков.

Трудно представить, но руководство уголовного розыска так и не поняло, что у них, в течении почти месяца, на службе отсутствовал оперативный сотрудник. На два суточных дежурства Конева я записал в субботы – в те дни, когда начальства на службе присутствовало в меньшем количестве, да и мысленно руководители (они тоже люди), были не на службе. Дежурному по РОВД вообще было все равно, главное, что трезвый опер вовремя заступил в наряд, а какая у него фамилия – Конев или Громов, это было никому не интересно, мало ли зачем парни поменялись. Наташа, конечно была недовольна, так как человека, который имеет лишь один выходной в неделю, а в этот выходной имеет только одно желание – выспаться, очень трудно назвать полноценным партнером в семейной жизни. В любом случае, все плохое когда-то заканчивается, закончилось и моя служба за себя и за того парня. С утра мы с Русланом, хихикая, спалили в пепельнице, его листок нетрудоспособности, с диагнозом «заболевание» и жирной печатью Областного диспансера кожной венерологии. После чего расползлись по своим делам – Руслан поехал с составе группы на очередной вызов, я же продолжил закрывать свои долги.

К вечеру стопка бумаг на столе изрядно уменьшилась – пребывающий в предновогоднем настроении начальник розыска аж мурчал от удовольствия, когда я, как трудолюбивая пчелка, приносил ему на подпись очередной, сшитый черной ниткой «отказняк» или бумаги для передачи в следственный отдел. Эти два материала я закончу завтра – я отодвинул от себя документы, потянулся и начал одеваться.

Ночь на тридцатое декабря.

– Руслан, ты вообще знаешь сколько время? – я взъерошил волосы, чтоб хоть немного начать соображать. За моей спиной Наташа, что-то недовольно прошептав, отвернулась к стене, натянув на себя одеяло – жизнь в огромной питерской коммуналке, очевидно, дает хороший иммунитет к ночным звонкам.

– Время половина третьего… -не понял моего вопроса Руслан и продолжил говорить: – тут коммерса одного подстрелили, так у него в документах твоя визитка…

– Как его фамилия? – я даже не напрягся, в последнее время этих визиток я раздал не один десяток.

– Соколов Григорий Андреевич, директор ПО «Энергоспецремонт»…

– Григорий Андреевич? Стоп! – тут я почувствовал, что окончательно проснулся и даже взбодрился: – У него же охрана вроде бы была?

– Она и сейчас есть… – Руслан коротко хохотнул в трубку: – Присутствуют тут два гаврика. Говорят, что что действовали в соответствие с договором и инструкцией – в случае применение в отношении клиента огнестрельного оружия, никаких действий не предпринимать, вызвать скорую и милицию, что они и сделали. Так ты его знаешь? Можешь что-то рассказать. А то скоро начальство приедет, мне надо что-то докладывать.

– Слушай, я его знаю постольку –поскольку, несколько раз советы давал, как юрист. Он не коммерс, он директор завода, пока государственного. У него на заводе бывшие сотрудники много воровали, вот он сейчас с ними судится. А ты вообще где сейчас?

– Я на съезде с моста на Заводскую, там, где площадка фур и шиномонтажка. Вот у него там встреча с кем-то была. Он стоял возле шиномонтажки, а эти телки метрах в пятидесяти о него в своей машине. К пострадавшему подъехала темная машина, иномарка, какая – они не разглядели, потом увидели несколько вспышек, и звуки выстрелов. А потом темная иномарка, с пробуксовкой уехала в сторону Химзавода, а эти по рации связались со своим дежурным и доложили ситуацию, после чего дежурный частной охраны вызвал докторов и в на телефон «02» позвонил.

– Понятно, Руслан. Я сейчас подскочу. Тебя где там найти можно?

– Я с проходной Речного порта звоню, потом на место вернусь.

– Все, бывай. Я выезжаю.

Пока ехал по ночным улицам, успел сто раз проклясть себя за то, что оставил вопрос личной охраны директора на его усмотрение. Сейчас по телевизору во множестве крутили рекламные ролики различных учебных центров и охранных фирм, где мужественные мужики и миловидные барышни ловко крутили сальто, умудряясь метко поражать мишени в прыжке и после пяти витков или прыжков, как у них там это называется? Но, чтобы два профессионала умудрились «прокакать» нападение одиночки? Я этого категорически не понимал. Нельзя сказать, что генеральный директор Завода был образцом начальника, обходительностью и особым обаянием он не отличался, но, с другой стороны свое слово всегда держал и все мои предложения поддерживал до конца, а что еще надо в оси взаимоотношений «начальник-подчиненный»? Да и деньги что я получал от Завода, при трезвом взгляде на них были самыми «легкими», не требующими никаких предварительных затрат и не несущие рисков убытков. Поэтому я, если генеральный еще жив, должен сделать все, что в моих силах, чтобы он максимально долго оставался в таком состоянии.

Все места происшествия, если имело место тяжкое преступление, одинаковы. В снегу бродит эксперт-криминалист, снимая фотоаппаратам что-то, ведомое только ему, в машине строчит протокол места осмотра следователь, недовольно поглядывая по сторонам – нашли ей понятых в два часа ночи или нет?

В стороне, жмутся на холоде, несколько оперов уголовного розыска, не понимающих, зачем их поднял по тревоге дежурный по РОВД и заставил ехать в этот забытый Богом край района, где даже поквартирный обход сделать невозможно, по причине отсутствия квартир в радиусе нескольких сот метров. Возле пары «Волг» кучкуются начальственные чины, беседующие о чем-то с, внушающими уверенность, лицами, глядя на которые переполняешься уверенностью, что преступление будет раскрыто в ближайшие сутки, ну может быть в течении трех-пяти дней. Все эти действия происходят в рамках бесполезного, но обязательного ритуала «активная работа на месте происшествия», результатом которого будет лишь «эффект красных глаз» личного состава.

Я, припарковал машину возле дежурного «УАЗа», с ходу включился в обрядовое действо, с потертой папкой с бланками протоколов под мышкой, бодро прошагал мимо начальство, чтобы мое лицо, полное решимости немедленно перевернуть весь город в целях раскрытия тяжкого преступления, имеющего большой общественный резонанс, было благосклонно отмечено руководством, кураторами и надзирающими чинами, после чего «поручкался» с коллегами, как губка впитал известные подробности происшествия, затем очень быстро, пока не остановили, вернулся к машине и уехал.

Через двадцать минут.

– Куда вы претесь, молодой человек? – усталый доктор чуть не ударил меня дверью, выглядывая из реанимационного блока: – Вам же сказали, что в ближайшие двое суток, если больной выживет, ожидать разговора с ним не стоит…

– Да я не общаться с ним приехал. – я огляделся по сторонам: – Хотя если очнется, с удовольствием, с вашего, доктор, разрешения, естественно, поговорю. Мне бы табурет или стул получить, и уголок, чтобы я вам глаза не мозолил и не мешал…

– Что, все серьезно? – доктор мгновенно перестал гневаться и вышел из блока реанимации полностью: – Могут сюда приехать?

– Возможно…– я развел руки в стороны: – Сам не хочу, но исключать не могу.

– Тогда вот туда садитесь, а стул в коридоре возьмите, который вам понравится.

– Спасибо, доктор. – я взял стул, выглядевший более крепким, и уселся в углу, у окна, в месте, позволяющим контролировать единственный вход в этот бокс.