Текст книги "На сем стою"

Автор книги: Роланд Бейнтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Далее следует изложение всех тех реформ, которые должны быть одобрены собором. Папству следует вернуться к апостольской простоте. Папа не должен носить тиару, и верующие не должны целовать его стопы. Получая таинство, предлагаемое ему коленопреклоненным кардиналом через позолоченную соломинку, папа обязан стоять, подобно всякому иному "зловонному грешнику". Количество кардиналов должно быть уменьшено. Церкви надлежит отказаться от мирских владений и притязаний, чтобы папа мог всецело посвятить себя исключительно духовным заботам. Доходы Церкви должны быть урезаны – никаких более аннатов, пошлин, индульгенций, золотых лет, резерваций, налогов на крестовые походы и других трюков, с помощью которых обирались "пьяные немцы". Дела немцев должны рассматриваться церковными судами в Германии под руководством немецкого примаса. Это предложение вело к формированию национальной церкви. Оно совершенно определенно было рекомендовано для Богемии.

Предложения Лютера по вопросам монашества и брака священников превосходили все, сказанное им ранее. Монахам нищенствующих орденов следовало запретить проповедовать и исповедовать. Количество орденов должно быть сокращено, равно как и отменено правило о необратимости монашеского обета. Священникам нужно дать разрешение вступать в брак, поскольку женщина им необходима в доме для ведения хозяйства, а поставить мужчину и женщину в такие обстоятельства равносильно тому, что поместить солому рядом с огнем и рассчитывать на то, что она не загорится.

Разнообразные рекомендации были высказаны относительно сокращения количества церковных праздников и контроля над паломничеством. Святые должны канонизировать друг друга сами. Государству необходимо провести реформу законодательства и принять законы, регулирующие налоги в пользу государства. Эта всеобъемлющая программа реформ в большей своей части была с ликованием воспринята в Германии.

Фоном для сложившейся ситуации служило глубокое возмущение коррумпированной Церковью. Вновь и вновь папу позорили сопоставлением его с Иисусом. Эта тема пользовалась популярностью еще у Гуса и Виклифа. В библиотеке Фридриха Мудрого хранился иллюстрированный труд на чешском языке о несоответствиях между Христом и папой. Подобная же работа была позднее издана в Виттенберге с примечаниями Меланхтона и гравюрами Кранаха. Та же идея высказывалась и в "Обращении к христианскому дворянству", где говорилось о том, что Христос ходил пешком, а папа путешествует в паланкине в сопровождении трех-четырех тысяч погонщиков мулов; что Христос омывал ноги Своим ученикам, а папе целуют ноги; что Христос держал Свое слово даже в отношении врагов, а папа заявил, что по отношению к неверным сдерживать свои обещания необязательно и обязательства, данные еретикам, ничего не значат. Хуже того, по отношению к ним применялись меры принуждения. "Но с еретиками следует бороться с помощью книг, а не костров. О, Господи Христос, обрати взор Твой вниз. Да грянет день суда Твоего и уничтожит дьявольское гнездо в Риме!"

Публикация буллы

Между тем в Риме была составлена булла "Exsurge Domine". Книги Лютера сожгли в Пьяцца-Навона. Булла была отпечатана, заверена и скреплена печатью для дальнейшего распространения. Издание ее на севере поручили двум исполнителям, наделенным по этому случаю полномочиями папских нунциев и особых инквизиторов. Одним из них был Иоганн Экк. Другой – Иероним Алеандр – слыл известным гуманистом, знатоком трех языков: латыни, греческого и еврейского, в свое время он был ректором Парижского университета. Молодые годы свои он провел в Голландии, поэтому в определенной степени ему было известно положение дел в Германии. Его неразборчивость в вопросах нравственности не вызывала осуждения во времена нереформированного папства. Эти двое разделили сферы своей деятельности отчасти по географическому принципу. Экк должен был заняться восточными землями, Франконией и Баварией. Алеандру же поручались Нидерланды и Рейнская область. Распределение функций заключалось в том, что Алеандру предстояло взять на себя отношения с императором, его двором и с высшей знатью – как церковной, так и светской. Сфера деятельности Экка в основном ограничивалась епископами и университетами. Действовать им было предписано в полном согласии.

Инструкции обязывали Алеандра прежде всего доставить буллу "нашему возлюбленному сыну Карлу, императору Священной Римской империи и католическому королю Испании". В это время Карл находился в центре внимания всей Европы. Он был молод и еще не проявил себя. Папа рассчитывал на то, что Карл последует примеру своей бабушки, Изабеллы Католической. Немцы же видели в нем наследника своего деда, Максимилиана Германского. В случае, если Лютер потребует слушания своего дела перед императорским судом, Алеандру предписывалось ответить, что решение этого дела находится исключительно в руках Рима. Впервые высказано предположение о том, что Лютер может попросить передать его дело светскому суду. Составлявший этот меморандум секретарь проявил необычайную проницательность, поскольку вырабатывались инструкции еще до апелляции Лютера к кесарю. Без ведома Алеандра Экку было дано тайное поручение подвергнуть отлучению, помимо Лютера, еще несколько человек по своему усмотрению.

Посланцы папы без энтузиазма восприняли поручение, угрожавшее их жизни. Экк существенно усложнил свою задачу, неразумно добавив имена шестерых человек – троих из Виттенберга, включая Карлштадта, и троих из Нюрнберга, включая Шпенглера и Пиркгеймера. Трудно было выбрать более неудачный момент для выступления против лидеров германского гуманизма, поскольку согласие между ними было сильно, как никогда. Алеандр также столкнулся в Нидерландах с многочисленными сочувствующими Лютеру. Там жил Эразм, который высказался так: "Жестокость этой буллы плохо согласуется с умеренностью Льва". И еще: "Папские буллы имеют большой вес, но богословы придают больше значения книгам, в которых аргументация выводится из свидетельства Священного Писания, которое не понуждает, но наставляет". В Антверпене марониты – испанцы и португальцы еврейского происхождения – печатали Лютера на испанском языке. Немецкие торговцы распространяли его идеи. Альбрехт Дюрер выполнял в Антверпене заказы, одновременно ожидая, что Лютер и Эразм очистят Церковь. По долине Рейна распространялись слухи о том, что Зиккинген может с оружием встать на защиту Лютера подобно тому, как он это сделал в случае с Рейхлином.

Экк столкнулся с совершенно неожиданным противодействием. Герцог Георг упрямо заявлял, что о его владениях в булле ничего не сказано. Ожидалось, что окажет сопротивление Фридрих Мудрый, но сделал он это совершенно неожиданным образом. Фридрих сообщил, что по сведениям, полученным им от Алеандра, Экк не имеет полномочий включать в перечень отлученных от Церкви кого-либо еще, помимо Лютера. Экк был вынужден обнародовать полученные им тайные инструкции. Под тем или иным предлогом даже епископы всячески затягивали, иногда до полугода, обнародование буллы. Венский университет отказался предпринимать какие-либо действия без епископа, а Виттенбергский университет выразил протест против того, что опубликование буллы поручено одной из противоборствующих сторон. "Нельзя поручать козлу быть огородником, волку – пастухом, а Иоганну Экку – нунцием". Не только Виттенбергский университет, но даже и герцог Баварский выразил опасение, что опубликование буллы вызовет беспорядки. Для подобных тревог были определенные основания. В Лейпциге Экку, опасавшемуся за свою жизнь, приходилось скрываться в монастыре. В Эрфурте, где печаталась булла, студенты обозвали ее "пустомельством" и пошвыряли все экземпляры в реку, чтобы посмотреть, не всплывут ли они. В Торгау буллу разорвали и втоптали в грязь. Легко удалось найти общий язык лишь с епископами Бранденбурга, Мейссена и Мерсебурга, которые разрешили опубликовать буллу 21,25 и 29 сентября соответственно. В честь своего триумфа Экк прибил красноречивую табличку в Ингольштадтской церкви: "Иоганн Экк, professor ordinarius богословия и канцлер университета, папский нунций и апостольский протоно-тарий, издавший согласно повелению Льва Х буллу против лютеранского вероучения в Саксонии и Мейссене, водружает эту табличку в благодарение за то, что вернулся домой живым".

Задача Алеандра осложнялась тем, что булла попала в Германию до ее публикации, причем текст отличался от оригинала. Алеандра, однако, любезно принял императорский двор в Антверпене, а его величество пообещал голову положить за защиту Церкви и чести папы и святейшего престола. Он выразил совершенную готовность исполнить предписания буллы в подвластных ему землях, поэтому Алеандр смог организовать 8 октября в Левене аутодафе книг Лютера. Однако когда огонь разгорелся, студенты пошвыряли туда труды по схоластическому богословию и средневековое наставление для проповедников, озаглавленное "Спи спокойно". Подобный же акт сожжения был организован в Льеже семнадцатого числа. Монахи нищенствующих орденов и консервативно настроенные преподаватели Левенского университета были исполнены решимости сделать жизнь Эразма невыносимой. Уже начиналась контрреформация, поддержанная императорской властью.

В Рейнской области, однако, все обстояло совсем иначе. Правление императора было там чисто номинальным. Когда 12 ноября Алеандр попытался организовать в Кельне костер, палач, несмотря на то, что архиепископ дал свое согласие, отказался предать книги огню без императорского указа. Архиепископ применил всю свою власть, и книги все же были сожжены. В Майнце противодействие выразилось в более решительных формах. Перед тем как поднести факел к книгам, палач обернулся к собравшейся толпе и спросил, на законном ли основании осуждены эти книги. Когда же прогремело единодушное: "Нет!" – палач отступил, отказавшись поджигать костер. Алеандр обратился с жалобой к архиепископу Альбрехту и заручился его разрешением уничтожить несколько книг на следующий день. Приказ был выполнен 29 ноября, но не штатным палачом, а могильщиком, причем при этом присутствовало всего лишь несколько женщин, которые принесли гусей на рынок. Алеандра забросали камнями. Как он заявил позднее, не вмешайся аббат, ему пришлось бы расстаться с жизнью. Не имей мы других свидетелей, можно было бы усомниться в словах Алеандра, поскольку, выгораживая себя, он склонен преувеличивать опасность.

Но в данном случае его слова поддержаны независимым свидетельством. Ульрих фон Гуттен написал гневное стихотворение (и на латыни, и на немецком языке):

О Боже, книги Лютера они сжигают.

Твою святую истину распинают.

Прощение продается заранее,

А небесами торгуют за золото.

Германский народ совсем истек кровью,

И его совсем не просят раскаяться.

Зло творят с Мартином Лютером -

Твоим, о Боже, защитником.

Не пожалею для него я ничего,

Жизнь и кровь свою ему я отдаю.

10 октября булла достигла Лютера. На следующий день он писал Спалатину:

"Эта булла проклинает Самого Христа. Вместо того чтобы дать мне возможность высказаться, она требует от меня отречения. Я намерен действовать, исходя из того, что она подложна, хотя и уверен в ее истинности. Хорошо, если бы Карл оказался мужчиной и выступил на битву за Христа против этих бесов. Но я не страшусь. На все воля Божья. Князю, вероятно, не остается ничего другого, кроме как закрыть глаза на происходящее. Посылаю вам копию буллы, чтобы вы смогли убедиться, что за чудовище сидит в Риме. Решается вопрос о вере и Церкви. Радостно мне, что я могу пострадать за столь благородное дело. Я недостоин столь священного испытания. Я чувствую себя куда более уверенно сейчас, когда твердо знаю, что папа – антихрист. Эразм пишет, что монахи захватили власть над императорским двором и помощи от императора ожидать не приходится. Я отправляюсь в Лихтенберг на встречу с Мильтицем. Прощайте и молитесь за меня".

Игра в жмурки уже началась. Фридрих Мудрый, используя инструкции Алеандра и поручение Мильтица, играл против Иоганна Экка. Мильтиц не получал никаких известий от папы и поэтому совершенно откровенно заявил, что Экк не имел права издавать буллу, пока не прерваны проходящие в дружеской атмосфере переговоры. Фридрих, исполненный решимости продолжать их, организовал еще одну встречу Лютера с Мильтицем. Архиепископ Трирский, конечно же, также присутствовал в роли арбитра. По этой причине Лютер оспорил истинность буллы. Он утверждал, что Рим не стал бы выставлять двух курфюрстов дураками, изъяв дело из их рук. "Поэтому я не поверю в подлинность этой буллы, пока не увижу своими глазами настоящие свинец и воск, шнур, подпись и печать".

Какое-то время Лютер учитывал возможность того, что булла может быть как подлинной, так и поддельной. Исходя из этого, он со всем жаром бросился в наступление. Совершенно очевидно, что его поддерживал Спалатин, которому Лютер писал:

"Трудно выступать против всех этих епископов и князей, но нет иного пути избегнуть ада и гнева Божьего. Если бы вы не побуждали меня, я предоставил бы все Богу и не делал бы ничего сверх того, что уже сделано. Я составил ответ на буллу на латыни и направляю вам один экземпляр. Текст на немецком сейчас в типографии. Когда еще от начала мира сатана столь яростно выступал против Бога? Меня подавляет размах ужасающего богохульства этой буллы. Многочисленные и весомые доводы почти убедили меня в том, что последний день вот-вот грядет. Началось крушение царства антихриста. Я вижу, как эта булла порождает непобедимое восстание, которого заслуживает римская курия".

Против омерзительной буллы антихриста

Упомянутый Лютером ответ назывался "Против омерзительной буллы антихриста". Лютер писал:

"Я слышал, что направленная против меня булла прошла через всю землю прежде, чем достигла меня, поскольку, будучи дочерью тьмы, страшилась она света лица моего. По этой причине, равно как и в силу того, что осуждает она безусловные христианские положения вероучения, у меня есть сомнения: действительно ли она исходит из Рима, не является ли сочинением человека, искусного во лжи, распространении раздоров, заблуждений и ереси, чудовища, именуемого Иоганном Экком? Подозрения мои усилились еще более, когда я услышал, что Экк был апостолом буллы. Воистину нет ничего странного, если там, где Экк почитается апостолом, обнаружится и царство антихристово. Однако пока я буду действовать как если бы считал Льва непричастным – не потому, что чту римское имя, но потому, что не считаю себя достойным столь высоких страданий ради истины Божьей. Ибо кто пред Богом был бы более счастлив, чем Лютер, коли осуждение его исходило из столь могущественного и высокого источника и за столь несомненную истину? Но дело истины требует более достойного мученика. Я, грешный, достоин другого. Но кто бы ни написал эту буллу, он есть антихрист. Я заявляю перед Богом, нашим Господом Иисусом, Его святыми ангелами и всем миром, что всем сердцем не согласен с выраженным в этой булле осуждением, что проклинаю ее как омерзительное осквернение и богохульство Христа, Сына Божьего и нашего Господа. Вот мое отречение, о булла, дочь булл.

Изложив свое свидетельство, я перехожу к булле. Петр сказал, что живущая в нас вера требует объяснения, но сия булла осуждает меня лишь собственными словами без каких бы то ни было подтверждений из Писания, в то время как свои доводы я черпаю из Библии. Я спрашиваю тебя, невежественный антихрист, неужели полагаешь ты, что одними лишь своими словами сможешь одолеть броню Писания? Этому ли ты научился в Кельне и Левене? Если достаточно лишь сказать: "Я отрицаю, я отвергаю", – то какого глупца, какого осла, какого крота, какую дубину нельзя было бы осудить? Неужели же лицемерная натура твоя не смущается того, что ты пытаешься закоптить сияющее Слово Божье? Отчего бы нам не поверить туркам? Почему бы нам не принять евреев? Отчего бы нам не славить еретиков, коли достаточно простого осуждения? Но Лютер, привыкший к bellum, не боится bullam1. Я способен отличить пустой клочок бумаги от всемогущего Слова Божьего.

Используя наречие "соответственно", они показывают свое невежество и нечистую совесть. Относительно положений моего вероучения сказано, что "некоторые из них еретические, некоторые ошибочны, а некоторые скандальны, соответственно". Это все равно, что сказать: "Мы не знаем, которая из них какая". О, педантичное невежество! Мне хотелось бы, чтобы они ответили мне не "соответственно", но ясно и определенно. Я требую, чтобы они доказали не "соответственно", но определенно, внятно и разборчиво, с полной безусловностью, ясно и очевидно, пункт за пунктом, а не относительно моих взглядов вообще, что же в них еретического. Пусть покажут, в чем я еретик, или спрячут свое жало. Они говорят, что некоторые положения еретические, некоторые ошибочны, некоторые скандальны, а некоторые оскорбительны. Можно подразумевать, что еретические не являются ошибочными, ошибочные – не скандальны, а скандальные не оскорбительны. Но что же в таком случае значит, когда нечто нельзя считать ни еретическим, ни скандальным, ни ложным, но тем не менее оно оскорбительно? Поэтому, нечестивый и бездушный папист, коли ты желаешь нечто написать, то пиши доказательно.

1 Игра латинских слов. Буквально: привыкший к войне (bellum) не боится булл (bullam). – Прим. переводчика.

Написана ли эта булла Экком или папой, она есть средоточие всяческого нечестия, богохульства, невежества, наглости, лицемерия, лжи – одним словом, она есть сатана и его антихрист.

А о чем помышляете вы, светлейший император Карл, короли и христианские князья? Вы крещены были во имя Христово и соглашаетесь терпеть эти безбожные вопли антихриста? О чем помышляете вы, епископы? А вы доктора? О чем вы думаете, все исповедующие Христа? Горе живущим в эти времена. Гнев Божий грядет на папистов, врагов креста Христова, и всем должно противодействовать им. И тогда. Лев X, кардиналы и все вы там, в Риме, я брошу вам прямо в лицо: "Если сия булла исходила от вашего имени, то я использую власть, каковая дана мне крещением и каковою я стал сыном Божьим и сонаследником Христа, утвердившись на скале, против которой бессильны врата ада. Я призываю вас отречься от дьявольского богохульства и высокомерного нечестия, а если вы не пожелаете сделать это, то мы низвергаем вас как одержимых сатаною и угнетаемых им, как проклятое семя антихристово во имя Иисуса Христа, которого вы гнали". Но я, однако, излишне увлекся. Я не имею пока положительных доказательств того, что булла эта написана папою, но не апостолом нечестия, Иоганном Экком".

Далее следует обсуждение положений вероучения. Трактат завершается так:

"Если же кто презирает мое братское предостережение, того я извещаю, что нет на мне его крови в последнем суде. Я скорее готов тысячу раз умереть, нежели изъять хотя бы один слог из подвергшихся осуждениям положений. И равно, как они отлучают меня за святотатство ереси, так и я отлучаю их во имя святой истины Божьей. Христу судить, какому из этих отлучении должно исполниться. Аминь".

«О свободе христианина»

Спустя две недели после написания этого трактата появился другой, столь отличный от него, что возникало сомнение – написан ли он тем же человеком, а если автор все же один, то как может он претендовать хотя бы на какое-то подобие искренности. Эта работа называлась "О свободе христианина" и открывалась раболепным обращением к Льву X. Небольшой этот труд явился результатом беседы Лютера с Мильтицем, который, будучи верным своему принципу посредничества, попросил Лютера обратиться к папе, чтобы исповедать свою веру и разъяснить ложность мнимых призывов к мятежу, в которых его обвиняют. Лютер мог отвечать со всей искренностью. Он боролся не против человека, но против системы. В течение каких-то двух недель Лютер мог обличить папство как антихриста и в то же время обращаться к папе лично со всей почтительностью.

"Благословеннейший отец! Во всех противоборствах последних трех лет я помнил о вас, и хотя окружающие вас льстецы побудили меня обратиться к собору, оспаривая несостоятельные указы ваших предшественников, Пия и Юлия, их глупая тирания никогда не побуждала меня выказывать непочтение к Вашему Святейшеству. Да, я резко отзывался о нечестивом вероучении, но разве Христос не называл Своих противников порождениями ехидны, слепыми поводырями и лицемерами? А разве Павел не именовал своих противников псами, злыми деятелями и сыновьями сатаны? Кто мог сравниться в язвительности с пророками? Борьба моя направлена не против чьей-то жизни, но затрагивает исключительно Слово Истины. Ты, Лев, подобен для меня Даниилу во львином рву в Вавилоне. Среди твоих кардиналов есть, возможно, три или четыре человека ученых и безупречных, но что могут они среди такого множества? Римская курия достойна не вас, но самого сатаны. Можно ли найти под небесами что-либо более вредоносное, ненавистное и испорченное? В нечестии своем она превосходит турок. Но не думайте, брат Лев, что, обличая этот злостный вертеп, я поношу вас лично. Вспомните о сиренах, которые могли сделать человека наполовину золотым. Вы слуга слуг. Не слушайте тех, кто утверждает, будто невозможно стать христианином без вашего одобрения, и превозносит вас как господина над небесами, адом и чистилищем. Заблуждаются те, которые ставят вас над собором и вселенской Церковью. Заблуждаются полагающие, что лишь вам одному дано право истолковывать Писание. Направляю вам сей трактат как предзнаменование мира, дабы вы имели возможность увидеть, какого рода занятиям я мог бы с большей пользою себя посвятить, если окружающие вас льстецы оставят меня в покое".

Далее излагается написанный Лютером гимн о свободе христианина. Если Лютер полагал, что это письмо и трактат смягчат папу, то он был человеком исключительной наивности. Уже в самом верноподданническом письме отвергался примат папы над соборами, а трактат утверждал священство всех верующих. Утверждение, будто его обличения направлены не против папы, но против курии, можно считать приемом, широко распространенным среди революционеров конституционной направленности, которые не желают признаться себе в том, что выступают против главы правительства. Подобным же образом английские пуритане того времени утверждали, что они ведут борьбу не с Карлом, но лишь с окружающими его "людьми злобными". По мере развития конфликта подобного рода выдумки становятся слишком очевидными, чтобы приносить пользу. Лютеру быстро пришлось отказаться от предположения, что существует различие между папой и его окружением, поскольку булла была издана от имени папы и не оспаривалась Ватиканом. Она требовала отречения. На это Лютер не мог пойти. 29 ноября он обнародовал работу под названием "Соображения по всем положениям вероучения, несправедливо осужденным в римской булле". О тоне этого трактата можно судить по двум отрывкам из него:

№ 18. Осуждалось предположение, что "индульгенции являются благочестивым надувательством верных". Лютер комментировал:

"Признаю, что был неправ, когда сказал, что индульгенции есть "благочестивое надувательство верных". Я отрекаюсь от своих слов и говорю: "Индульгенции следует рассматривать как нечестивейшее мошенничество и плутовство со стороны негодяев-пап, с помощью которого они обманывают души и лишают верных их добра"".

№. 29. Осуждалось предположение, что "определенные положения вероучения Яна Гуса, осужденные Констанцским собором, являются наихристианнейшими, истинными и евангельскими, которые вселенская Церковь осудить не может". Лютер комментировал:

"Я был неправ. Я отрекаюсь от своих слов, будто некоторые положения вероучения Яна Гуса соответствуют Евангелию. Ныне я говорю: "Не некоторые, но все положения вероучения Яна Гуса были осуждены антихристом и его апостолами в синагоге сатаны". А вам, святейший наместник Божий, я говорю прямо в лицо, что все осужденные положения вероучения Яна Гуса – христианские и соответствуют Евангелию, ваши же – самые что ни на есть нечестивые и дьявольские".

Этот трактат появился в тот день, когда книги Лютера были сожжены в Кельне. Распространялись слухи, что следующий костер будет устроен в Лейпциге. Шестьдесят дней милости скоро истекут. Обычно срок исчислялся со дня фактического получения указа. Булла достигла Лютера 10 октября. 10 декабря Меланхтон от имени Лютера пригласил преподавателей и студентов университета собраться в десять часов у Эльстерских ворот, где в возмездие за сожжение благочестивых и евангельских книг Лютера будут преданы огню нечестивые папские уложения, канонический закон и труды богословов-схоластов. Свершая акт отмщения, Лютер собственноручно швырнул в пламя папскую буллу. Профессора разошлись по домам, студенты же запели Те Deum и строем прошлись по городу с еще одной буллой, прибитой к шесту, и с индульгенцией, пронзенной мечом. Были сожжены труды Экка и других противников Лютера. Лютер публично оправдал соделанное им.

"Поскольку они сожгли мои книги, я сжег их. Канонический закон был включен в их число, поскольку именно он делает папу богом на земле. Доселе я не рассматривал всерьез эту сторону деятельности папы. Все осужденные антихристом положения моего вероучения есть христианские. Редко доводилось папе одолевать кого-либо с помощью Писания и разума".

Фридрих Мудрый взялся оправдать поступок Лютера перед императором. Одному из канцлеров он писал:

"После того как я покинул Кельн, там были сожжены книги Лютера, что затем вновь повторилось в Майнце. Это весьма прискорбно, поскольку д-р Мартин торжественно выражал готовность поступать сообразно имени христианина, и я упорно настаивал на том, что не должно осуждать его, не выслушав, равно как и не должно сжигать его книги. И коль ныне он отвечает ударом на удар, я надеюсь, что Его Императорское Высочество милостиво оставит сие без внимания".

Фридрих еще никогда не заходил так далеко. Курфюрст утверждал, что за всю свою жизнь он не обменялся с Лютером и двумя десятками слов. Фридрих уверял, что он не выражал какого-либо мнения об учениях Лютера, но требовал только, чтобы им была дана беспристрастная оценка. И сейчас Фридрих мог сказать, что он не защищает взглядов Лютера, но лишь оправдывает его поступок. Он был совершен не по богословским, но по юридическим побуждениям. Книги Лютера сожгли незаконно. Да, действительно, он не должен был отплачивать тем же, однако императору следует закрыть глаза на эту выходку, поскольку Лютера на нее спровоцировали. Фридрих говорил о том, что немцу, с которым поступили не по закону, следует простить сожжение не только папской буллы, но и всего канонического закона – этого основного юридического кодекса, который в средние века составлял юридическую основу европейской цивилизации даже в большей степени, чем гражданский закон.

Глава десятая

НА СЕМ СТОЮ

Фридрих поступил разумно, обратившись к императору. В Риме вопрос был решен, и формальное отлучение оказывалось неизбежным. Вопрос заключался лишь в том, последует ли дополнительное наказание со стороны государства. Решить этот вопрос предстояло самому государству. Совершенно очевидно, что Лютеру оставалось лишь проповедовать, преподавать, молиться и ожидать, пока другие решат, какие действия им следует предпринять по его делу.

Ответ последовал через шесть месяцев. Если сопоставить их с четырьмя годами бездействия Церкви, то это немного. Можно было, однако, предположить, что воспитанный на ортодоксальных испанских взглядах император не потерпит никаких задержек. Но положение императора не позволяло ему поступать в соответствии со своими желаниями. Пышность церемонии коронации не избавляла его– от необходимости поставить свою подпись под имперской конституцией, кое-кто, однако, полагал, что два пункта этой конституции были включены туда Фридрихом Мудрым с целью уберечь Лютера. Согласно одному из них, никакой немец – независимо от своего положения – не мог быть вывезен для суда за пределы Германии. Другой же пункт гласил, что никто не может быть поставлен вне закона без причины и не будучи выслушанным. Чрезвычайно сомнительно, что эти положения были действительно направлены на защиту прав монаха, обвиненного в ереси, и ни в одном из сохранившихся документов ни Фридрих, ни Лютер на них не ссылаются. В то же время император был конституционным монархом, и независимо от своих личных убеждений он не мог позволить себе править Германией, основываясь на произвольных повелениях.

Карлу приходилось учитывать и раскол в общественном мнении. Одни выступали за Лютера, другие против, третьи стояли между ними. Сторонники Лютера были многочисленны, сильны и громкоголосы. Алеандр, папский нунций в Германии, сообщал, что девять десятых немцев кричат: "Лютер!" – одна же десятая: "Смерть папе!" Без сомнения, это преувеличение. В то же время считаться сторонником Лютера было весьма популярно. Франц фон Зиккинген из своей крепости в Эбернбурге контролировал долину Рейна и вполне мог воспрепятствовать прибывшему в Германию без испанских войск императору предпринять какие-либо действия. Кроме того, сторонники Лютера громко заявляли о себе, особенно Учьрих фон Гуттен, который, презирая возможность смирения перед Римом ради того, чтобы избежать отлучения Лютера, обрушивал на курию громы и молнии из Эбернбурга, требуя в своих выходивших один за другим манифестах крови Алеандра. Булла Exsurge была перепечатана с язвительными комментариями, а Гуттен в своем трактате изобразил себя "буллоубийцей". Он просил императора стряхнуть с себя свору облепивших его священников. Альбрехту Майнцскому угрожали расправой. Папского нунция Алеандра призывали учесть страстное пожелание германского народа и рассмотреть дело Лютера в справедливом суде, право на который имеют даже отцеубийцы. "Неужели ты думаешь, – требовал Гуттен,– что вероломством побудив императора издать указ, ты сможешь разлучить Германию со свободой веры, религии и истины? Ты полагаешь, что сможешь напугать нас, сжигая книги? Вопрос этот решится не пером, но мечом".

Из всех сторонников Лютера наибольшим влиянием пользовался Фридрих Мудрый. Его поддержка простиралась до того, что он оправдывал сожжение папской буллы. На Вормском сейме он позволил Фрицу, своему придворному шуту, изображать кардиналов. Фридриха не удалось подкупить ни Золотой розой, ни наделением Замковой церкви правом выдавать индульгенции, ни дарованием земельных угодий его сыну. Наиболее откровенное его мнение о деле Лютера дошло до нас только через третьи руки. По словам Алеандра, он слышал от Иоахима Бранденбургского, что Фридрих сказал ему: "Наша вера давно уже нуждалась в том свете, который принес ей Мартин". Есть все основания усомниться в истинности этих слов, поскольку оба человека, передавшие их, страстно стремились запятнать Фридриха, приписав ему поддержку Лютера. Сам курфюрст неоднократно заявлял о том, что, не разделяя мнений д-ра Мартина, он просто требует справедливого слушания его дела. Если при справедливом рассмотрении дела монаха тот окажется осужден, Фридрих будет первым, кто исполнит по отношению к нему свой долг христианского князя. Однако требование справедливого суда со стороны Фридриха означало, что обвинения Лютера должны основываться на Писании. Зачастую Фридрих недостаточно ясно представлял себе, вокруг каких проблем идут споры, когда же это было ему понятно, он проявлял решимость и настойчивость.