Текст книги "Начинающий блоггер или месть бывшей жены (СИ)"

Автор книги: Роксэн Руж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Мама, ты как? Что произошло?

Какие сложные вопросы. И что ответить?

– Упала неудачно.

– Это же как надо было упасть то, что даже костыли понадобились?

Нет, рассказывать о ночных приключениях не стала. Пусть дочка, хоть она и сама уже взрослая, и дальше думает, что мать по ночам крестиком вышивает, а не с пилонов летает.

– А мы сегодня с Александром Дмитриевичем заявление в загс подали, – сказала я, надеясь, что отвлекающий маневр сработает.

– Даааа!? – прокричала радостная Света в трубку. – Поздравляю. Когда свадьба?

– Через месяц. Мы решили особых торжеств не устраивать.

– Почему? – искренне удивилась Света. Да, в ее возрасте я бы тоже хотела белое платье, метровый торт и оставляющих на невесте с женихом предсказание "к деньгам" голубей. – Ну а платье то хоть будет?

– Не знаю даже, может быть костюм…

– Так, на выходных едем за свадебным платьем, – сказала Света и отключилась, тем самым обрывая все мои возражения.

Ну какое платье?! И так не первой молодости невеста, еще и с загипсованной ногой.

– Стоп, – одернула сама себя. Что это еще за настрой. Допустим, не девочка, так и это не плохо. Говорят же, что женщины, словно хорошее вино, с возрастом становятся только лучше. А мой виноград сорокалетней выдержки и подавно. Немного терпкий в чувствах, с легкой кислинкой в характере, и игристостью в одном месте.

"Эх, сама себя не похвалишь, никто другой и не почешется!" – думала я, заглядывая в принесенный мне на стол отчет.

Стоит разок упасть и приоритеты тут же меняются

– А знаешь, как тебя за глаза народ в компании стал называть? – спросила Лариса, запихивая в рот целую филадельфию. Я жадно проследила глазами за красной рыбкой. Да, дала я маху, заказав только овощной салат и апельсиновый сок.

Подсолила свой обед, дабы сделать его более насыщенным. Все, последний раз. А завтра никакой соли, правда-правда.

Мысленно перенаправила себя в магазин свадебной одежды, где дожидалось своего часа мое одеяние. Платье было по фигуре, в оной мне и следовало оставаться. А в связи с тем, что в последнее время я тренировала только руки и одну ногу, нужно было придерживаться ужасного буквосочетания – ПП. Что в переводе с моего ломанного французского обозначало – подайте пожрать.

– Ну и как же? – прохрустела своим диетическим до тошноты обедом.

– Барбоссой! – ответила подруга, макнув следующим ролом в соус.

– Ху из ит? Собака что ли? – уточнила. Вспомнился детский рассказ, в котором одна собака к другой в гости ходила.

– Темнотааа. Это же пират такой с деревянной ногой, костылем и скверным характером. – И снова эта пытка. Очередной ролл пролетел передо мной. Да ну это ПП. Подцепила филадельфию с тарелки Ларисы, макнула ролл в соус и отправила лакомство в пункт назначения.

Даже после одного кусочка настроение улучшилось.

– Ладно, по поводу ноги и костыля вопросов нет. А чем характер то мой не устроил? – наколола еще один ролл, применяя к ПП новое определение – подруга прости.

– А сама не замечаешь, как все в россыпную бросаются, заслышав твою поступь в коридоре?

Ну да, немного нервная в последнее время стала. Что есть, то есть. А как не стать то? Руки имеются, ноги имеются, кровать имеется, жених имеется. Секса нема.

Да что уж греха таить, в последние две недели полного воздержания подсознание играло со мной очень изощренным способом. Во сне, кажется, я прелюбодействовала с половиной народа из нашей компании. Даже с теми, кого и не видела ни разу, но точно знала, что они есть.

Самородов же обходил меня стороной, причем с той, где торчала здоровая нога. Боялся причинить мне, видите ли, вред. Конечно, я понимаю, что тут уж надо будет ухитриться и подстроиться. Но я же открыта для любых экспериментов. Уж кому, как не ему это знать. Или, поэтому и обходит стороной, так как знает…

Не важно!

Погрузившись в свои мысли, представляя возможные варианты "приспособы" для ноги, я подтянула тарелку с роллами к себе поближе. Ладно, сегодня еще поем, как человек, а завтра с утра выпью два стакана воды. Говорят же, что при похудении надо пить больше.

– Кушайте не обляпайтесь, – прокомментировала мой поступок Лариса, забирая в виде компенсации нетронутый апельсиновый сок.

– Шпашибо!

После обеда вернулась в свой кабинет, отмечая краем глаза поведение сотрудников. Да, Лариса права. Слишком уж я затянула удила. Народ сделался при моем появлении молчаливым, безулыбчивым, трудящимся в поте лица мрачным рабочим классом.

А кто в этом, собственно, виноват?

Вся наша личная жизнь с Айсбергом Дмитриевичем заканчивалась, как только Степашка и Каркуша отправляли всех спать. Не смотря на все мои поползновения на половину кровати к Самородову, ночь наша проходила за невинными поцелуями и разговорами о скорой свадьбе. Две недели! И наступит день, когда это произойдет! Мня разгипсуют! Да, к своему стыду, этого дня я ждала сильнее.

К шести часам за мной приехал Самородов.

– Как прошел день? – спросил, касаясь губ легким поцелуем. Слишком легким на мой взгляд.

– Нормально. Сегодня узнала, что меня сотрудники прозвали Барбоссой, – ответила я, принимая помощь в усадке меня на кожаное сиденье машины.

– Как пирата что ли?

Да, вот сейчас я точно почувствовала себя темной и дремучей.

– Ага, – ответила, наблюдая, как Самородов расплывается в улыбке.

– Ну да, есть что-то общее.

Так, надо обязательно посмотреть кто это вообще такой. Уж очень подозрительная улыбка у Айсберга Дмитриевича.

Единственный плюс, который можно было извлечь из ситуации с загипсованной ногой, это отлынивание от домашней готовки. Большим бонусом к будущему мужу прилагалось умение, а что еще важнее, желание готовить. Да, конечно, это не было что-то замудренное. Фуа-грами мы не баловались. А вот вкусное сочное мясо вкушали.

Самородов на кухне смотрелся сногсшибательно. В моем случае, конечно, это страшно, али не сороконожка, чтобы с ног сшибаться часто. Оставалось сидеть на кухонной столешнице, уложив загипсованную ногу на стул и наблюдать, как Айсберг Дмитриевич в домашних шортах и фартуке в цветочек на голый торс нарезает кубиками мясо.

Между делом, точнее между ничего неделанием, я старалась всячески обратить на себя внимание. Край халатика повыше, вырез на груди пошире, улыбку потомнее. Только все это было мимо кассы. Айсберг Дмитриевич не поддавался, отодвигаясь от меня дальше вместе с разделочной доской.

Вот и как с ним бороться!? Не ковылять же мне за ним следом?

– Жарко у нас тут, – сказала я, развязывая поясок. Шелковый лоскут заструился по ноге, падая на пол. Самородов отвлекся на пару секунд, провожая взглядом ткань. Вернулся к своему занятию, лишь скорость нарезки увеличилась. Дааа, дела.

Следом на пол последовал и халатик, он, в общем-то, и так выполнял исключительно эстетическую функцию, прикрывая самый минимум, теперь же весь минимум можно было лицезреть «без фильтров».

Надо отдать должное мужской выдержке. Айсберг Дмитриевич выдавал свое волнение лишь покрасневшими ушами и повернутым ко мне спиной телом.

Ничего, где наша не пропадала.

Нащупала застежки на бюстгальтере. Расцепила крючки. Скрутила лифчик так, чтобы самодельный снаряд обязательно долетел до места, и одним точным броском отправила черный ком в напрягшуюся мужскую спину.

Самородов медленно повернулся. Я поймала на себе его потемневший взгляд, в уме перебирая варианты, чем бы еще развратить неподдающегося на провокации жениха. Раскинула в стороны руки (ноги и до этого были раскинуты) и взмолилась:

– Ну, возьми же меня, Нехочуха!

Словно в замедленной съемке Самородов наклонился, подхватил лежащий на полу развернувшийся (разорвавшийся) снаряд и медленно направился ко мне, на ходу снимая с себя фартук в цветочек. Подошел вплотную, встав как раз по центру раскинутых рук и ног. Идеальное положение наших тел по отношению друг к другу. Обвила его словно путами всеми своими дееспособными конечностями.

– Привет, – прошептала я, запуская пальцы в его волосы, притягивая ближе.

– Привет, – ответил Самородов. Оперся руками о столешницу с обеих сторон от меня. Прислонился своим лбом к моему. Я провела подушечками пальцев по его плечам, чувствуя, как напряженные мышцы пульсируют под моими руками. Немного усилила давление, наблюдая как на его коже проступают белые следы.

Самородов наклонился, прикусил кожу на моем плече, тут же целуя покрасневший участок. Прошелся цепочкой поцелуев до моей груди, чередуя ласки с укусами. Это придавало остроты ощущениям, заставляя тело инстинктивно выгибаться, раскрывая всю себя навстречу мужским губам.

Вот он, мой Айсберг Дмитриевич. Вернулся. Словно и не было этих двух недель, на протяжении которых я боролась с ощущением, что рядом со мной чужой человек

Его ладонь легла мне на колено здоровой ноги, поднимаясь выше, поглаживая нежную кожу, переместилась на ягодицы. Вторая рука проделала точно такой же путь, но медленней, бережней что ли. Я потянулась к его губам, стараясь сократить между нами оставшееся расстояние в несколько сантиметров. Самородов сжал мои бедра сильнее, я же в ответ укусила его за нижнюю губу, ловя ртом глухой мужской стон.

Уже совсем не Нехочуха, он немного отстранился от меня, чтобы раздеться. На пол полетели шорты и белье. Я проследила взглядом за последней преградой, разделяющей нас, небрежно сброшенной на плитку, радуясь, что вечно аккуратный Айсберг Дмитриевич изменил своим собственным принципам. Если бы он сейчас начал складывать пирамидкой вещи, я, ей богу, зарядила бы ему костылем.

Самородов вернулся ко мне. Его руки легли на мои бедра, сильнее сжав ягодицы. Одним резким движением он переместил меня на самый край столешницы, вжимаясь в меня. Откинулась немного назад, подчиняясь натиску мужских губ и рук.

– Дааа, – выдохнула я, крепко сжимая мужские запястья.

Холод столешницы был абсолютным противопоставлением горячему мужскому телу. Его жар наполнял меня, раскрывал, заставлял забыть обо всем.

Физическая и эмоциональная разрядка наступили одновременно. Возможно, именно это и стало причиной моей нестандартной реакции. Прижавшись к Самородову всем телом, чувствуя отголоски затихающего оргазма, я заплакала. Просто не могла это контролировать. Первая слезинка проделала свой путь по щеке, словно лазутчик. Тихо и без свидетелей. Остальные же побежали под аккомпанемент всхлипов.

Должно быть, для Самородова такая реакция тоже была непривычна. Он отстранился от меня, испуганно оглядывая на момент каких-либо повреждений.

Надо взять себя в руки. Он же ко мне ближе, чем на расстояние вытянутого костыля больше не подойдет.

– Мила, что, где… – "Когда" – мысленно добавила я. Воспользовалась кухонным полотенцем, закрыв им заплаканное лицо. – Я сделал тебе больно?

– Нет, – ответила я, всхлипывая. – Ты сделал мне очень хорошо.

И новый поток слез устремился в полотенце. Да, на самом деле, я была настолько переполнена эмоциями, что им просто не хватило места во мне.

–

Мои дорогие, извините, что долго не было проды. По состоянию здоровья не могла сделать этого раньше. Но теперь все ок), возвращаемся в рабочий режим! Спасибо, что Вы со мной!

Хруст сердца

Я проснулась словно от толчка, окутанная собственным страхом. Сердце билось часто-часто, ладони покрыла испарина, ноги свело, скручивая пальцы. Неприятное чувство, как будто что-то плохое должно произойти, накрыло меня с головой.

Посмотрела на спящего Самородова. Может разбудить? Нет, пусть лучше он пребывает в объятьях Морфея, чем устраивает панику на корабле. Думаю, на сегодня я уже достаточно напугала его.

Да, нервишки не плохо было бы подлечить.

Взбила подушку, расправила одеяло, угнездилась. Нет, сон прошел окончательно. А вот состояние тревожности осталось.

Посмотрела на циферблат часов. Три ночи. Мдааа. Нужно попытаться уснуть, так как состояние невыспавшейся амебы не сулит ничем хорошим ни мне, ни окружающим.

Закрыла глаза, представила в своем воображении зеленую полянку с белой изгородью посередине. Раз баран, два баран, три баран. Через изгородь перелетело сорок шесть белых комков, а эффекта ноль. Попробовала заняться дыхательной гимнастикой. Как оказалось, это была плохая идея. К бессоннице добавилась головная боль и эффект "вертолета". Еще мигрени мне не хватало.

Нащупала костыли, встала с кровати. Сходила на кухню, налила себе стакан молока, предварительно разогрев его в микроволновой печи – говорят, что помогает расслабить голову перед сном. А еще помогает техника заземления. Сама не пробовала, но советы от "бывалых" поступали. А почему бы, собственно, и не испытать на себе.

Подцепила кусочек мяса, оставшегося после ужина, тем самым обманув подступающий голод, направилась обратно в комнату.

Самородов крепко спал, раскинувшись на кровати. Счастливый человек. Вот сейчас заземлюсь и к нему под бочок.

Встала около кровати. Говорят, очень расслабляет это заземление. А так расслаблюсь и сразу под одеяло. Конечно, было бы отлично, имей я опору обеих ног, ну, что имеем – с тем и работаем. Оперлась на костыли. Наклонила голову, немного ей потреся. Волосы добавили темноты, закрыв лицо, словно вуалью. Здоровую ногу немного согнула в колене. Закрыла глаза, представляя себя на пляже.

Главным условием данной техники – полное расслабление. Важно было оставаться в представляемом тобой месте, выкинув весь мусор из головы. Если хлам попытался бы проникнуть обратно в мозговой центр, нужно было дополнить выбранное место новым штрихом.

Так, после пяти минут моего полного расслабления, воображаемое место представляло из себя пляж, белый горячий песок, шум волн, яркое солнце, запах кокосового молока.

И почему-то чей-то вскрик. Сначала подумала, что нафантазировала слишком реалистично орущую чайку. Только вот птица-говорун – сильно даже для меня.

– Милаааа, – ворвалось в сознание, резко выбрасывая меня с пляжа в нашу спальню.

– Аааа, – застонала я. Подняла голову, разминая затекшую шею. Вот тебе и расслабление. Немного даже дезориентировалась в пространстве. Огляделась. Шкаф, плазма, прикроватные тумбочки, как, собственно, и сама кровать, на которой сидит Самородов с глазами по пять рублей.

– Что такое? – спросила я, чувствуя вновь подступающую панику. Спина моментально покрылась испариной. Самородов смотрел так, будто за мной стояло огромное чудище.

Медленно повернула голову, конечно, никого за собой не обнаружив.

– Саш, ты зачем меня так испугал то?

– Я испугал? – Самородов выдал нервный смешок. – Мила, я проснулся, а тут ты у кровати стоишь. Качаешься на своих костылях. На слова не реагируешь.

– Я заземлялась, между прочим.

Самородов бросил на меня какой-то неоднозначный взгляд, с пол минуты переваривал услышанное, а потом расхохотался.

– Да, и почему я сам не догадался.

В общем, сон так и не пришел. Но теперь мне компанию составил Айсберг Дмитриевич, отгоняя от меня все плохие мысли. Тревога, ненадолго, но, отступила.

Бессонная ночь плавно перетекла в напряженный рабочий день. Строительство объектов шло полным ходом. Отчеты о проделанной работе кипой лежали у меня на столе.

– О, боже мой, – прикрыла глаза, разминая шею. Бессонная ночь давала о себе знать. Казалось, весь песок со строящихся объектов находится у меня в глазах. Посижу с закрытыми глазами. Немножко. Пять минут…

Телефонный звонок разбудил меня. Пять минут продлились дольше. Часы свидетельствовали о том, что проспала я почти полчаса.

Мелодия звонка продолжала играть, пока я медленными движениями, еще не отойдя ото сна, пыталась дотянуться до телефона.

– Ало, – первая попытка вышла хриплой. Откашлялась. – Слушаю…

– Людмила Константиновна, беда.

Знакомый страх пробежался по спине, замуровывая меня в ледяной кокон. Я же чувствовала, знала…

На том конце провода вещала Галина Сергеевна. В последнее время мы часто с ней созванивались. Она рассказывала о жизни детей. Так я узнала, что после нашего праздника одного мальчугана усыновили. Расстроилась, конечно, что это был не Кирилл. Но и за мальчугана, обретшего свою семью, была рада. В каждом нашем телефонном разговоре я всегда расспрашивала о самочувствии Кирилла, надеясь на какое-то чудо самоизлечения.

– Кирилл в больнице, – сказала Галина Сергеевна. Вместе с ее словами пришло ледяное спокойствие, сосредоточенность, ясность мысли. Как будто мой незримый враг, наконец, обрел свое лицо. И теперь мне стало гораздо легче, так как я знала, с кем предстоит бороться.

– Галина Сергеевна, в какой Кирилл больнице? Я могу заручиться вашим разрешением пройти к нему?

Конечно, Галина Сергеевна пообещала посодействовать мне во всем.

После завершения нашего с ней телефонного разговора, я перезвонила Самородову.

– Саша, сейчас позвонила Галина Сергеевна. Кириллу стало хуже. Он в больнице. Я еду к нему, – сама была поражена, с каким хладнокровием все это было сказано.

– Мила, ты уверена, что готова к этому? – последовал вопрос.

Самородов не стал уточнять. Но в его словах содержалось больше, чем просто один вопрос. Готова ли я привязаться к больному ребенку? Готова ли пережить еще одну потерю? Готова ли?..

– Да.

Наверное, это первое решение в моей жизни, принимая которое я ни капли не сомневалась.

– Сейчас подъеду.

Самородов отключился. Как и я. Не в смысле, сбросила вызов, а перестала функционировать на все то время, пока ждала его. Отогнала дурные мысли, выстроила вокруг себя непробиваемую стену, задушила все эмоции на корню.

В больницу мы прибыли через минут двадцать. Весь путь в машине стояла полная тишина. Нет, она сейчас была кстати. Я хотела оставаться в своем коконе, а разговоры могли бы разрушить иллюзию того, что все будет хорошо.

Удивилась ли я тому, что Александр вошел в вестибюль больницы вместе со мной? Не знаю, скорее нет. В регистратуре нас направили в кардио отделение. Мы поднялись на лифте на третий этаж. А там за двустворчатыми деревянными дверями, выкрашенными в персиковый цвет, с вставками из толстого стекла, находился ряд палат.

Самородов открыл передо мной дверь. Гнетущая тишина накрыла меня, словно в этом помещении звуки просто не имели место быть.

К нам подошла медсестра. Я представилась, не забыв упомянуть и имя Галины Сергеевны.

Конечно, посещения пациентов чужими людьми были строго запрещены. Но для нас сделали исключение. «Чужие люди» неприятно резануло слух. Но тут уж как угодно называйте, только к ребенку пустите.

Медсестра подвела нас к таким же двустворчатым дверям, распахнула их. Кажется, и здесь тоже нет места звукам или это я так выстроила свою эмоциональную непроницаемость, что отключила вообще все чувства.

В палате находилось четыре койки. Каждая была занята. На трех из них сидели мамы с маленькими ребятишками разного возраста. На четвертой сидел Кирилл. Он внимательно наблюдал, как на соседней койке мальчик собирает конструктор. На вошедших он не обратил никакого внимания, вероятно, просто не думал о том, что кто-то может прийти к нему.

Мы прошли, лавируя между койками. Подошли к Кириллу. Только после этого он оторвался от наблюдения за сборкой какой-то неведомой конструкции. В голову пришла запоздалая мысль, что надо было купить ему какую-то игрушку. Обязательно исправлюсь.

Кирилл похудел, побледнел, а носогубный треугольник был синюшным. Или здесь, в этом персиковом царстве, он казался таким?

Я видела, как процесс узнавания отражается на лице мальчика радостной улыбкой. Он перевел взгляд на меня, потом на Самородова. Оторвавшись от созерцания наших лиц, опустил глаза на мою ногу. Нахмурился.

– Сильно болит? – спросил Кирилл.

– Вообще не болит. Не возражаешь, я присяду? – я указала на кровать. Мальчик пересел, давая возможность уместиться мне рядом.

Александр взял стул, находящийся у стола. Подсел к нам.

– Галина Сергеевна сказала, что ты здесь. Как дела? – спросила я, понимая, на сколько глупо сейчас звучит мой вопрос.

– Все хорошо, тетя…

– Тетя Люда, – помогла я ему. – А это Александр Дмитриевич, – представила я Самородова. Конечно, Кирилл его знал. Как могло быть по другому? Я же столько раз ловила на Самородове взгляд мальчика. Но сейчас, не смотря на свою эмоциональную скорлупу, я не знала, что сказать.

– Дядя Саша, – поправил меня Самородов. Протянул руку мальчику.

– Кирилл, – ответил тот, отвечая на рукопожатие. Его лицо озарилось такой радостью. Ведь сам Александр Дмитриевич стал для него немного ближе. Стал дядей Сашей.

Мы просидели в палате еще минут сорок. Кирилл заметно расслабился. Начал улыбаться, смеяться над шутками. А мою затею написать что-нибудь на гипсе воспринял с большим энтузиазмом.

"Я хочу, чтобы вы паправились". Пусть и с ошибкой, но эти слова проникли в меня, цепляя все струны души и сворачивая их в ком.

Как же я хочу сказать тебе тоже самое, маленький мой, но боюсь, что если начну, не смогу остановить слезы, которые и так уже на подходе.

Конечно, о состоянии здоровья Кирилла нам не удалось выяснить ничего. На все вопросы был один ответ – чужие люди. Никто. Доступ к информации о состоянии здоровья пациента имеют лишь члены семьи. А с учетом того, что Кирилл круглый сирота, то наши попытки больше походили на бег по кругу.

Так и оставшись ни с чем, мы вернулись на работу. Александр предложил отвезти меня домой, только что мне там делать одной? Нет, лучше вернуться в Землестрой. Там хотя бы немного можно отвлечься.

Отвлечься…

Я штудировала информацию, выданную мне поисковиком на тему пороков сердца. Столько разновидностей, столько неизлечимых случаев, столько горя и боли. В какой-то момент поймала себя на мысли, что уж если есть место пороку, то пусть он будет вот этим, в какой-то степени, самым легким.

Вечером, возвращаясь домой, я сказала Самородову то, что планировала сказать весь день:

– Саша, я хочу усыновить Кирилла. – Голос ровный, хотя и свело горло, словно на шею накинули удавку.

Лучше сказать это сейчас, выяснить все до свадьбы. Самородов может отказаться. На самом деле, имеет полное право. Это слишком серьезный шаг. Так же как и я имею право выбрать ребенка.

Как мне сказала Ольга Ивановна… Материнское сердце подсказало. Сегодня я ощутила это на себе. Наверное, я и до этого дня чувствовала родство с этим мальчиком, только сегодня к этому прибавилось необходимость быть рядом. Не ему, мне.

Самородов тяжело вздохнул. Потер переносицу.

– Мила, я переживаю за тебя. Я хотел бы, чтобы ты взвесила все риски.

– Я все обдумала, – сказала я холодно, понимая, что вот сейчас прозвучат слова и я поставлю жирную точку, навсегда разделяющую нас.

– Ты готова пройти через это?

– Если ты о том, что я уже потеряла одного ребенка, и могу потерять и Кирилла, то да, я это понимаю. Я пройду через это! – ответила я, отстегивая ремень безопасности. Будто уже прямо с этого места готова была двинуться в путь. Гордо выйти из машины на скоростную трассу. Ага.

– Тогда это единственное верное решение в данной ситуации. В горе и в радости, да?..

Защелка от ремня безопасности вернулась на место. Я повернулась к Самородову, до сих пор не веря в то, что услышала.

– Ты уверен, Саш? Это серьезный шаг. Не надо идти на него из жалости ко мне или Кириллу. Я и одна справлюсь…

– Мила, – прервал мою речь Самородов. – Ну как это все умещается в твоей голове!?

Как, как? Заземляюсь периодически.