Текст книги "Начинающий блоггер или месть бывшей жены (СИ)"

Автор книги: Роксэн Руж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Чудо

Не знаю, сколько времени мы с Айсбергом Дмитриевичем просидели, словно истуканы с одинаково поведенными лицами. Точнее, он просидел, а я пролежала. Медсестра успела сменить еще одну капельницу, объясняя это тем, что мой организм крайне истощен. Как же ему не истощиться, ведь всю последнюю неделю я жила на воздухе и воде. И то, последний элемент – аш два о – поступал лишь в тех случаях, когда нужно было протолкнуть нервный ком в горле.

– Саш, – прошептала я. Никак не отреагировал. – Саша, – позвала уже более настойчивей, теребя его колено.

Айсберг Дмитриевич отмер, сфокусировал свой взгляд на мне. Улыбнулся. Первая эмоция за сегодняшний день.

– Саш, как там Кирилл, ты узнавал?

– Все хорошо, Мила. Врачи сказали, что все в плановом режиме.

– Саш, – сквозь первый всхлип позвала его. – Как же это так, а?..

Я накрыла ладонью свой впалый живот, словно стараясь защитить того, кто там внутри, от всего плохого.

– Мила, тебе нельзя нервничать, – с сухим надломом в голосе проговорил Айсберг Дмитриевич, повторяя мой жест, кладя ладонь на мой вздрагивающий от рыданий живот. – Не надо, маленькая, не плачь.

От его слов заплакала еще горше. Самородов присел на край кровати, немного отодвигая подставку для капельницы. Отогнул край моей футболки, наклонился и поцеловал мой живот.

– Спасибо, – услышала я его тихий голос. Не знаю, к кому была обращена эта благодарность. Мне, себе, маленькому зародившемуся чуду или каким-то высшим силам…

"Спасибо", – вторила я мысленно. Я тоже не знала, к кому обращена моя благодарность. Кому я обязана этим чудом?!

Вошедшая медсестра отключила капельницу, достала из моей вены катетер, освобождая руку. Вышла из палаты, тихо прикрыв за собой дверь. Айсберг Дмитриевич, похоже, даже не заметил этого.

Да, следовало подержать конечность какое-то время в согнутом состоянии во избежании гематом, но я не удержалась, зарываясь пальцами в волосы Самородова. Он не прекращал целовать мой живот, а я не прекращала сыпать мысленной благодарностью всем и вся.

А вдруг все это ненастоящее? Быть может, ударилась головой, когда потеряла сознание. Я помню, как все врачи в один голос твердили, что я никогда больше не смогу иметь детей. Что мне нужно смириться, сжиться с этой мыслью и рассмотреть какие-либо другие варианты, кроме естественных родов.

А тут…

– Саша, можно тебя попросить. Сходи, пожалуйста, в аптеку. Купи мне тест.

Какой-то заскок. Мне нужно было обязательно самой убедиться в своей беременности. Конечно, врач сказал… Да, мне и раньше тоже много чего говорили…

Самородов спорить не стал, и через двадцать минут передо мной лежало пять разных тестов, обещающих быть точными на девяносто девять процентов.

Взяла с собой в уборную одноразовый стаканчик. Вскрыла по очереди все коробочки. С замиранием сердца проследила, как в первом тесте маркированная жидкость добралась до контрольных засечек. Первый тест выдал мне две полоски. Три остальных так же порадовали своею полосатостью, а пятый наградил меня большим плюсом в контрольном окошке.

Вышла из уборной, неся впереди себя веер тестов сположительным результатом. Не хотела расставаться ни с одним из них. Айсберг Дмитриевич подошел ко мне, внимательно разглядывая каждый.

– Саша, кажется у Кирилла скоро появится компания.

Самородов ничего не ответил. Крепко меня обнял и поцеловал.

Следующие три дня Айсберг Дмитриевич выполнял функции буфера. И делал это весьма успешно. Теперь, вся информация о Кирилле попадала сначала к нему, потом, после фильтрации, переходила из его уст в мои уши.

Что уж говорить, если в больнице удалось остаться, используя чистой воды шантаж. Самородов хотел отправить меня подальше от стрессовой зоны. Сказал, что сам останется здесь, а мне нужен покой. Пришлось отстаивать свое место в палате аргументируя это тем, что, находясь я не в больнице, больше ужасов себе напридумываю.

На второй день Кириллу провели операцию по закрытию грудной клетки. Эту информацию Самородов не стал от меня скрывать, так как, узнай я об этом от чужих людей, ему бы не поздоровилось. Я старалась не думать, что все это время ребенок лежал вот так, подцепленный к аппаратам, с открытым всему миру сердцем.

А еще через два дня Кирилла перевели из реанимации в нашу палату. Нам предстояла реабилитация, но врачи уверили, что все будет хорошо.

Бледное личико, впалые щечки и страшный еще не зарубцевавшийся шрам. Если бы не строгий взгляд Самородова, наверное, разревелась бы. А сейчас было опасно показывать при нем какие-либо эмоции.

Медсестра нас предупредила, что Кирилл первые несколько дней будет вялым, ведь все это время, что он пролежал со вскрытой грудной клеткой, он находился под действием сильных лекарств.

Ох, и каким взглядом наградил ее Айсберг Дмитриевич. Благо, медсестра была не из робкого десятка, в общем не испуЖалась особо.

Наконец, наш дядя Саша немного успокоился. Стал больше времени проводить на работе, навещая нас только вечером. Конечно, я скучала, думаю, как и Кирилл. С другой стороны, радовалась хоть малой толике свободы без его строгого взгляда.

А это только начало моей беременности!

Последующие несколько дней мы с Кириллом были зеркальным отображением друг друга. Он, – бледный после перенесенной операции, я – зеленая от начавшегося токсикоза.

Постепенно Кириллу становилось лучше. А я все чаще удалялась в уборную. Особенно часто это происходило, когда нам привозили в палату еду.

– Тетя Люда, с вами все хорошо, – спросил Кирилл обеспокоенным голосом.

– Все хорошо, Кирюш. Такое бывает, когда женщина ждет ребенка. Понимаешь?

Кирилл посмотрел на меня внимательно, кивнул, ушел в дальний угол палаты и там провел практически весь день, тихо собирая конструктор.

Я не могла понять, что случилось. Кирилл словно закрылся от меня. Отвечал на вопросы односложно. Лишь вечером, после того как ушел Самородов, предварительно потрепав соломенные волосы Кирилла, поцеловав мой живот, а потом уже и губы, мне удалось добиться ответа от мальчика.

– Зачем вам теперь я нужен, раз у вас будет родной ребенок! – голос мальчика сорвался и он заплакал.

– Кирюша, но ты мне тоже родной. Ты что!? Я же тебя так люблю. – Подошла к нему поближе, села на колени, притянула мальчика к себе. – Я никогда-никогда тебя никому не отдам, слышишь?!

Моя футболка намокла от детских горючих слез. Он лишь кивнул, поднимая на меня свои большие глаза.

– А можно я буду вас мамой называть? – спросил он, смотря на меня так, словно я для него весь мир.

– Можно, солнышко, – ответила я, целуя детскую макушку.

Через три недели нашего послеоперационного проживания в палате врачи стали поговаривать о выписке. У Кирилла взяли заключительные анализы. Направили на узи сердца. Результаты всех устроили, и, сунув нам в зубы выписку и рекомендации, занимаемые несколько листов, наконец, отпустили на все четыре стороны. С зубами я может и перегнула, но не сильно. Из палаты мы выезжали помпезно. Вынося оттуда, кажется, пол магазина игрушек и вещей. И это при том, что Кирилл оставил своим друзьям по подарку "на память".

Нам с Кириллом разрешено было нести только по небольшому пакетику. Остальное же легло на плечи Дяди Саши. Да, Кирюша пока не поднимал вопрос о том, чтобы называть его папой. Хотя, я в этом не сомневалась, что очень хотел.

У больницы нас встречал Максим, а дома Ольга Ивановна и Света. Сейчас, когда уже угроза миновала, мы рассказали Ольге Ивановне об операции Кирилла. Бабушка тут же приголубила мальчика, растрогав внука да и всех нас до глубины души.

Весь праздник закончился в восемь вечера, ведь дома ДЕТИ. Боже мой!

– Самородов, не сходи с ума, а. Кирюху сейчас от приставки не оторвать, а второй деть, в данный момент, скорее всего, похож на маленькую грушку.

Но наш папа был непреклонен. Айсберг Дмитриевич, бррр.

На следующий день мы направились в больницу, но уже другого плана. Пора было становиться на учет в женской консультации. На меня "завели дело". Загнали на кресло. Вот здесь, по моему, не помешало бы присутствие Самородова. Не в плане того, чтобы разглядеть всю широту моей, кхм, души, а чтобы, по привычке, стоять на страже моего спокойствия. Конечно, я понимала, что все эти процедуры необходимы, но очень боялась того, что гинеколог, по моему, залезая в меня чуть ли не по локоть, мог причинить вред ребенку.

Проведя осмотр, сопоставив полученные наблюдения с моими показаниями врач-гинеколог пришла к выводу, что срок моей беременности составляет одиннадцать – двеннадцать недель. Я мысленно подсчитала, что это чудо произошло еще на съемной квартире. Боже мой, как давно и в то же время недавно это было.

Мне выдали кучу бумажек, по которым я должна была сдать необходимые анализы, а так же направили на первый скрининг.

На следующий день мы направились всем семейством смотреть "кино".

– Для начала, хочу вам сказать, что такое скрининг. Он переводится как сито, – начал свою речь светила медицины, нанося на мой живот гель. – Это сито нужно, чтобы на ранних сроках беременности выявить неправильное развитие плода..

– Германович, давай без этого а, – перебил своего друга Самародов. – Жену и сына не пугай.

Марк Германович перевел взгляд на нас с Кириллом, согласно кивнул, и повернулся к монитору.

– Так, и кто тут у нас…

Мы все вчетвером уставились на экран.

Нет, все таки не грушка, а уже человечек, только совсем крошечный.

Марк Германович, видимо, решил, раз все мы такие щепетильные, то и говорить ничего не стоит, пока сам не убедится, что все хорошо.

Заносил какие-то данные в спецально для них отведенную таблицу.

Лучше бы и дальше про свое сито трещал, а не вот это вот молчание.

– Так-ссс, – начал он через пять минут. – Обхват головы в норме, длина носовой перегородки тоже, две руки, две ноги, на каждой из них по пять пальцев, органы все присутствуют.

– А с сердцем все в порядке? – перебил его Кирюша.

Все мы посмотрели на мальчика, а он с очень серьезным видом, отлично копируя Айсберга Дмитриевича, глядел на экран.

– Давай проверим, – ответил ему Марк Германович.

Он что-то покрутил на аппарате, приложил руку к моему животу, и весь кабинет наполнился звуком бьющегося сердечка.

– Хорошее, здоровое сердце.

Мальчик радостно улыбнулся, а Айсберг Дмитриевич потрепал его соломенные волосы.

– Пол ребенка хотите знать? – спросил Марк Германович.

Мы предварительно обсудили на семейном собрании, состоящим из нас троих, что спрашивать пол ребенка не будем.

– Нет, мы не хотим, – ответила я за всех, хотя соблазн был очень большой.

Нет, будешь знать, начнешь что-то покупать. А я в последнее время стала очень мнительной, во все приметы верующей.

– Снимок сделать? – спросил врач.

Ну тут уже никто не возражал. Сделали нам их аж три, каждому по снимку. Кирилл прижал свой к груди.

Чудо. Оба моих маленьких чуда.

Спросите у черта лысого

Наша жизнь потекла размеренно. Я переложила, конечно не навсегда, свои полномочия на исполняющего обязанности директора Землестроя, занимаясь домом, сыном, чудом и мужем.

Кирилла решили отдать в школу со следующего года, так как ему было запрещено бегать, прыгать, не дай Бог – падать. В общем, все то, что Самородов запретил делать и мне. Ну да, а то я, конечно, записалась бы в марафонцы по бегу с препятствиями.

Мы с Кириллом нашли себе очень хорошее занятие. Вернулись к моему блоггу, в котором каждую неделю выкладывали историю жизни его друзей из детдома. Галина Сергеевна была рада нашей такой работе, говоря, что, чем больше людей знают о ребятах, тем больше у них шансов на счастливое будущее.

Так же она напомнила нам о том, что пора уже собирать документы для оформления постоянной опеки. Да, сбор шел полным ходом.

Несколько раз нас посетила Мария Семеновна, и каждый раз делая это с еще более озлобленным лицом. Мой живот был уже хорошо виден, и этот факт, и тот, с каким обожанием смотрят на меня муж и сын, не давали ей, видимо, спокойной жизни.

Я гнала от себя все негативные эмоции, проветривая весь дом после ее ухода.

В четвертое ее посещение, за две недели до слушания дела о передаче нам постоянной опеки над Кириллом в районом суде, Мария Семеновна была на столько мила со мной, что я заподозрила неладное.

– Какой у вас уже срок, Людмила Константиновна? – спросила она, протягивая к моему животу руку.

– Шесть месяцев, – ответила я, отойдя на пару шагов, прикрывая живот руками. Тут и Кирилл подоспел, встал передо мной, закрывая доступ.

– Понятно, понятно… – протянула она и направилась к выходу.

Нет, проветриванием тут уже не справиться, похоже, надо свечами дом очищать.

Но и свечи нам не помогли.

На следующий день позвонила Галина Сергеевна, сказав, что, помимо необходимого пакета документов, социальной службе, понадобилась характеристика от моего бывшего мужа.

– Галина Сергеевна, она что имеет на это право? Для чего вообще может понадобиться характеристика от бывшего мужа?

– Людмила Константиновна, буду с вами честна, социальная служба имеет право запросить рекомендации хоть от черта лысого, – ответила мне заведующая. – Что касается основания, Мария Семеновна, кхм, – запнулась Галина Сергеевна, видимо, не имевшая права проговориться относительно того, кто стал инициатором дополнительной проверки. Хотя я и так это знала. – Социальная служба считает, что женщина, успевшая за несколько месяцев развестись, выйти замуж, оформить временную опеку и забеременеть, является несерьезной личностью. И ребенка ей доверять нельзя.

Несерьезная личность? Серьезно!? Это я то?

– Людмила Константиновна, скажите, с этим могут возникнуть какие-то проблемы?

С чертом лысым бы точно не возникли, а с, как сказала заведующая, "этим" – вполне возможно.

– Нет, Галина Сергеевна, – ответила я. – Никаких проблем.

– Ну тогда и переживать не о чем, – обрадовалась Галина Сергеевна.

Наш разговор продолжался еще пару минут. Только вот содержание беседы я не смогла вспомнить, когда, попрощавшись, нажала на кнопку завершения вызова.

Мысли были далеко и в то же время близко.

Что же теперь делать?

Может быть, обратиться к самой Марии Семеновне с просьбой обойтись без рекомендаций от бывшего мужа? Ну не может же она быть такой сволочью!? Вспомнила ее лицо, улыбку через вымученный оскал, бегающие глазки от плазмы до встроенного холодильника – нет, еще как может. И будет!

На благосклонность Шольца тоже надежды было мало. Если он даже собственной дочерью не интересуется, зная, что ей каждый месяц нужно платить за обучение и ипотеку, то что говорить о Кирилле. Мальчик для него никто. Пустое место.

Я вспомнила один наш разговор. Он произошел очень давно, когда я еще пыталась слепить из наших отношений что-то похожее на семью. Тогда мне казалось, что второй ребенок мог бы все исправить. Да, я рассуждала именно так. Усыновить маленького человечка, чтобы он своими силами смог решить все проблемы взрослых. Тогда Шольц сказал, что не потерпит в своем доме чужого ребенка, тем более, все детдомовцы это отбросы, способные в будущем только пить, колоться, воровать и убивать.

Мне даже стыдно вспоминать, что в тот момент я с ним согласилась. Прежняя Мила верила во многое, смотря на мир сквозь очки, настроенные под видение бывшего мужа.

Может быть, попытаться подделать документ самой? Нет, то, что Мария Семеновна проверит принадлежность руки Шольца к написанной характеристике я даже не сомневалась. Боюсь даже представить, что бы тогда было, дай я этой замечательной женщине такой козырь.

Может быть, посоветоваться с Самородовым?

Не может быть, а надо это сделать!

Я уже взяла телефон, готовая набрать номер Александра…Но передумала.

Я знаю, Самородов начал бы меня успокаивать, уверяя, что он все решит.

Только, чем тогда бы это закончилось? Очередным мордобоем и такой характеристикой, что, я боюсь, меня и уже имеющихся родительских прав лишат. Если даже до рукоприкладства и не дойдет, Щольц из чистого упрямства, не станет писать эту чертову характеристику, если к нему обратится Александр.

Нет, нужно хорошо все обдумать.

Я думала весь день, так ни на что и не решившись.

– Тебя что-то беспокоит, Мила? – спросил Айсберг Дмитриевич, садясь рядом со мной на диван.

Сразу после ужина, по заведенной традиции, мы шли все вместе в гостиную. Там, мои мужчины любили поиграть в приставку (не смотря на все запреты со стороны Марии Семеновны, которая очень пеклась о благополучии Кирилла). А я любила посидеть и понаблюдать за ними.

– Нет, ничего не беспокоит. Просто устала. – Как хорошо, что женщина, будучи в интересном положении, всегда может прикрыться этим вот положением.

Айсберг Дмитриевич погладил мой живот, с той стороны ему ответили, выпирая маленькую ручку или ножку.

К нам подошел и Кирилл. Каждый раз, когда чудо начинало свои шевеления, он был тут как тут.

– Давай пять, – говорил он, прикладывая свою ладонь. И куда бы Кирилл не перемещал свою руку, маленькая ладошка следовала за ним.

Вечером, уложив Кирилла спать, пришла в нашу спальню. Айсберг Дмитриевич принимал душ, а вот я никак не могла принять решение. Каждый раз, когда я пыталась рассказать Александру о поправках, введенных Марией Семеновной, меня словно что-то останавливало.

Самородов вышел из ванной комнаты, когда я уже спала. Ну, по крайней мере, успешно делала вид. Айсберг Дмитриевич лег рядом, поцеловал, обнял. Как бы хотелось сейчас оказаться во вчерашнем дне. Ведь уще накануне не было ни Марии Семеновны, ни воспоминаний о Шольце, ни страха, что у нас отнимут Кирилла.

Всю ночь я пролежала без сна. Маленькое чудо чудило так, что я не могла найти себе места. Наверное, ему передалось мое нервное состояние.

Под утро удалось немного вздремнуть. И то, благодаря тому, что в какой-то момент меня просто выключили. Бывает такое состояние, когда впадаешь в дымку полной отрешенности.

Проснулась я вся в слезах, отбиваясь от пытающегося разбудить меня встревоженного мужа.

Во сне я бежала следом за Кириллом, перепрыгивая через различного рода препятствия (да, о том, что мне запрещено это делать я вполне себе осознавала). Прыжки были затяжными, больше похожими на полет. Несмотря на все мои старания, я не могла догнать сына. Его уводили от меня, держа за руки. По одну руку мальчика находился Шольц, по второю Мария Семеновна. Они его тянули за собой. Кирилл в какой-то момент перестал сопротивляться, послушно пошел следом. Как бы я не старалась допрыгать-добежать, Кирилл удалялся все дальше и дальше. Прежде чем превратиться в недосягаемую точку обернулся и сказал:

– Ты же обещала меня никому не отдавать, мама!

И исчез. Как будто и не было в моей жизни Кирилла.

– Мила… – Александр тряс меня за плечо, пытаясь вернуть в реальность. хоть и с трудом, но сбросила с себя последние путы кошмара, который, вероятно, навсегда теперь останется со мной.

– Все нормально, Саша. Просто кошмар приснился, – глухо ответила я.

Нет, я никому не позволю отнять у меня сына.

Решение было принято. Я сама встречусь с бывшим мужем и возьму у него эту характеристику.

Память уже не жалит, мысли не бьют по рукам…

Утром я проявила всю силу своей выдержки, как эмоциональной, так и физической. Стоически, если можно применить это слово к горизонтальному положению моего тела, изображала из себя спящую царевну. И даже нежный поцелуй царевича не смог скинуть с меня путы притворного сна. Что касается физической выдержки – обычно к девяти утра я, толкаемая природными потребностями и моим подросшим чудом, посетила бы уборную уже несколько раз. Сегодня же с замиранием мочевого пузыря ждала, когда муж, уже таки, отправится работу работать.

Вот тебе и бег с препятствиями! Я пыталась быстро дотопать до туалета, отлично применяя на практике пингвинью походку.

До обеда я собиралась с силами и мыслями, как правильно построить с Шольцем разговор. Решила придерживаться тактики «а-ля экспромт».

Накормив сына обедом, я все-таки решилась. Долго промучилась, пытаясь возвратить Шольца из черного списка. Да, зашвыривать бывшего мужа в место для неугодных, как оказалось, было намного проще и приятней.

А когда-то знала цифры его номера назубок. Сколько же мусора я раньше запоминала. На ум пришли слова из песни: «…память уже не жалит, мысли не бьют по рукам…». Я тебя посылаю к лысым чертям. Конечно, последняя строчка уже моя, а не замечательного Игоря Талькова, но к моей ситуации подходит отлично. Вот, получу свою характеристику, и следуйте, Эдуард Владславович, прямо по указанному вектору.

Вдох-выдох. Звонок. Гудок, Ответ.

– Слушаю, – прозвучал в трубке удивленный голос бывшего мужа, словно он спрашивал у меня, слушает ли он.

– Эдуард, здравствуй. Это Людмила, – я решила на всякий пожарный представиться, вдруг он давным-давно стер мой номер с памяти телефона. Хотя, почему тогда такой удивленный голос.

– Соскучилась? – голос сменился уже на самодовольный. Да, удивленный Шольц мне был больше по душе. Более понятен.

Проигнорировала его вопрос. Хотя и было желание высказаться по этому поводу парочкой горячих выражений.

– Эдуард, мне нужно с тобой встретиться, решить один вопрос. Удобно тебе сейчас? Я могла бы подъехать…

Шольц не дал мне договорить, просто продиктовав адрес и отключился. Я тут же загуглила свое место назначения, боясь, что оно окажется очень злачным, куда замужние женщины в интересном положении не ходят.

Нет, это оказалось административное здание с множеством офисных помещений. Отлично.

В одежде я соблюла дресс-код полного официоза. Хотелось обозначить жесткие рамки нашего разговора, пусть он и будет иметь личный характер. Брючный костюм, сшитый специально для работающих "беременяшек". Его я приобрела недавно, заранее готовясь к слушанию нашего дела в суде.

Позвонила Свете. Попросила посидеть с младшим братом. Света с радостью согласилась. У них с Кириллом сразу сложились хорошие отношения, наверное, они нашли друг в друге недостающую частичку самих себя.

Сначала я отвезла Кирилла, затем уже направилась на встречу с бывшим мужем.

Корпоративное здание представляло собой множество офисных помещений и если бы не щиты-указатели, то я бы до вечера гуляла по этому муравейнику.

Нужный мне офис нашла с третьей попытки. Табличка на двери гласила ООО "Землестрой-плюс". Мдааа, фантазии на большее не хватило видимо.

Открыла дверь, которая вела сразу в приемную. Если это и есть Землестрой-плюс, боюсь представить, как тогда выглядит Землестрой-минус.

Меня встретила пара знакомых глаз. Виктория восседала за столом с таким царственным видом, словно ее в данный момент снимают для глянцевой обложки журнала. А меня, оказывается, уже ждут.

– Добрый день, Виктория. – Я не стала ломать комедию. Взрослые же люди. – Эдуард Владславович у себя?

– Вам назначено? Как я могу вас представить? – Видимо, Виктория была со мной не согласна в плане комедии. Или я ошиблась, нарекая ее взрослым человеком.

– Людмила Константиновна, бывшая супруга. – представилась я, озвучивая и без того всем известный факт.

– Присядьте, я сейчас узнаю, свободен ли Эдуард Владславович.

Я присаживаться не стала, наблюдая за медленно передвигающейся девушкой. Захотелось ударом своей ноги добавить ускорения. Ладно, пока мне придется играть по их правилам.

Виктория зашла в смежный кабинет, где, как я предполагала, и находилось обиталище Шольца.

Виктории не было минут десять. Сволочи, специально же издеваются. Тише, Мила, скоро это закончится.

Наконец, дверь отворилась, являя мне довольную Викторию.

– Проходите.

Я вошла в кабинет. Он был больше, чем приемная, но до моего офиса в Землестрое ему было далеко. Не смотря на это, Шольц Эдуард Владславович восседал за своим столом не менее царственно, чем его помощница.

Бывший муж внимательно рассматривал меня, точнее, внимательно рассматривал мой живот.

– Неожиданно, – сказал он. – Проходи, присаживайся.

Я прошла, села на указанный стул.

– Эдуард, у меня к тебе есть небольшая просьба, – начала я, но он меня перебил, нажав на кнопку вызова помощницы.

Виктория зашла тут же, как будто все это время простояла за дверью.

– Сделайте нам кофе, пожалуйста.

Виктория удалилась, как мне показалось, не совсем довольная. Наверное, ей сейчас хотелось бы играть более важную роль, чем просто кофейный потаскун.

– И что это за личная просьба? Денег я не дам.

Еле сдержала нервный смешок. Деньги он не даст. Как теперь жить то после этого, не понимаю.

– Мне не нужны деньги, Эдуард. Мне нужна характеристика от твоего имени. Через две недели состоится слушание о передаче постоянной опеки над моим сыном.

В кабинет вошла Виктория с подносом. Поставила напротив меня чашку, расплескав содержимое на стол. Я не стала делать каких-либо замечаний. Все равно я не стала бы пить этот напиток, подозревая, что любовница бывшего мужа плюнула в кружку.

Чашку Шольца разместила на столе аккуратней, за что была вознаграждена шлепком по ягодицам. На что Виктория рассмеялась, пожурив начальство в несдержанности.

Боже, как это мерзко…

– Характеристика, говоришь…

– Да, я была бы тебе очень благодарна.

Шольц сделал несколько глотков, растягивая момент.

– Да, конечно. Я напишу.

Я не поверила своим ушам. И все? Так просто?! Я настраивала себя на более продолжительную беседу, в которой я буду умолять бывшего мужа предоставить мне характеристику. Даже были мысли предложить ему денег в случае отказа.

Я наблюдала за тем, как Шольц достает из ящика стола белый лист бумаги. Заполняет колонку справа, вписывая свои данные.

– Эдуард, я сменила фамилию. Оформи характеристику, пожалуйста, на Самородову.

Шольц оторвал взгляд от листа, приподняв бровь.

– Быстро ты, – сказал он, возвращаясь к листу бумаги.

Промолчала. Пиши-пиши, не отвлекайся.

Я смотрела, как Эдуард ставит внизу листа свою размашистую подпись. Неужели все?!

Вызвал Викторию, сказав, что нужно заверить документ. Виктория вышла с моей характеристикой, дабы поставить печать. Зачем только нужно заверять, мне вполне хватило бы и подписи.

Я не могла ничего с собой поделать, смотря на входную дверь. Наконец, Виктория вернулась в кабинет, лучащаяся счастьем поярче, чем вот эти энергосберегающие лампочки. Передала бумагу Шольцу, а он, еще раз пробежавшись по листу глазами, протянул его мне.

Взяла долгожданную характеристику и, в свою очередь, прочитала написанное.

– Это все или еще что-то добавишь?

– Это все.

– Спасибо, – ответила я. Встала, гордо выпрямилась и вышла из кабинета, провожаемая смехом.