Текст книги "Константинополь. Последняя осада. 1453"

Автор книги: Роджер Кроули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Поскольку потери продолжали расти, Константин и его командиры в тревоге искали возможности «закрыть бреши». Однако их лихорадочные попытки объединить усилия всех защитников Города терпели неудачу. Мегадука Лука Нотарас ссорился с Джустиниани, а венецианцы во многом действовали самостоятельно. Единственные резервы живой силы и оружия, не использованные до сих пор, оставались на галерах, и с соответствующей просьбой обратились к венецианской общине. 8 мая собрался венецианский Совет Двенадцати. Он проголосовал за то, чтобы выгрузить оружие, хранившееся на трех венецианских галерах, и передать его людям на стенах, а затем затопить галеры в арсенале. Отчаянная мера, призванная обеспечить самое горячее участие моряков в судьбе Города, однако она вновь спровоцировала чрезвычайно сильную негативную реакцию. Разгрузка вот-вот должна была начаться, но тут команды бросились к трапам, с обнаженными мечами в руках преграждая путь, и заявили: «Посмотрим, кто возьмет груз с этих галер! Мы знаем: как только мы разгрузим галеры и затопим их в арсенале, греки тут же захватят нас силой и станут держать в Городе в качестве рабов, тогда как сейчас мы вольны уплыть или остаться». Опасаясь, что единственное средство к спасению будет уничтожено, капитаны и экипажи опечатали свои корабли и не поддавались ни на какие уговоры. Весь день турки обстреливали стены с неукротимой яростью. В соответствии с неотложными требованиями ситуации совет был вынужден на следующий день встретиться снова и внести коррективы в свои планы. На сей раз капитан двух больших галер Габриэль Тревизано дал согласие разоружить свои суда и присоединиться вместе со своими силами в четыреста человек к защитникам ворот Святого Романа. На то, чтобы склонить людей к сотрудничеству и уговорить их перенести вооружение, ушло четыре дня. Они прибыли 13 мая; задержка едва не оказалась роковой.

Хотя Мехмед сосредоточил огневую мощь на участке близ ворот Святого Романа, несколько пушек продолжали вести обстрел того места у дворца, где стена Феодосия столь неудачно соединялась с одиночной стеной. К 12 мая орудия уничтожили часть внешних укреплений, и Мехмед решил предпринять на этом участке массированную ночную атаку. Ближе к полуночи огромные силы двинулись в пролом. Защитников застигнули врасплох и оттеснили назад со стены силами под командованием Мустафы, знаменосца Анатолийской армии. С других участков стены устремились подкрепления, однако османы продолжали отбрасывать их; они начали карабкаться на стену по штурмовым лестницам. Ужас распространился по узким улицам вокруг дворца. Горожане в панике бросились бежать со стены, и многие «думали в ту ночь, что Город потерян».

В тот момент, согласно Нестору Искандеру, в трех милях от места событий, под портиком Святой Софии, шел военный совет. Участники были настроены мрачно: ситуация сложилась весьма тяжелая. Ряды защитников непрерывно редели день ото дня: «если так и дальше будет – всех нас перебьют и Город возьмут». В подобных обстоятельствах Константин прямо предложил своим командирам: они могут либо сделать вылазку под покровом ночи и попытаться внезапно атаковать османов и нанести им поражение, либо оставаться в бездействии и ожидать неизбежного, надеясь на спасение со стороны венгров или итальянцев. Лука Нотарас требовал держаться до конца, тогда как остальные вновь умоляли Константина покинуть Город. В этот миг пришла весть о том, что «турки уже взошли на стену и одолевают горожан».

Константин поскакал ко дворцу. В темноте навстречу ему от пролома бежали горожане и солдаты. Он напрасно пытался повернуть их вспять. Ситуация ухудшалась с каждой минутой. В Город начала проникать османская кавалерия. Теперь бой шел внутри городских стен. Появление Константина и его охраны сплотило греческих солдат: «цесарь, подоспев, кликнул, ободряя своих». С помощью Джустиниани он отбросил вторгшихся в Город османов назад и расколол их силы надвое. Очутившись в лабиринте узких улиц, турки оказались в ловушке. Загнанные в угол, они предприняли яростную контратаку, желая добраться до императора, однако тот остался невредим. Опьяненный погоней, он гнал часть турок до самого пролома в стене – и поскакал бы за ними и дальше, однако «вельможи из императорской свиты и его германские телохранители остановили его и настояли на том, чтобы он ехал назад». Тех из османских воинов, кому не удалось спастись бегством, перебили на темных улицах. На следующее утро горожане оттащили тела на стены и побросали в канаву, дабы товарищи могли подобрать их. Город устоял, но каждая атака уменьшала шансы защитников на выживание.

Так произошло последнее нападение Мехмеда на участок стены близ дворца. Несмотря на неудачу, он ощутил, что вот-вот добьется успеха. По-видимому, теперь он решил сконцентрировать всю имевшуюся в его распоряжении огневую мощь на наименее защищенном участке городских укреплений – воротах Святого Романа. 14 мая, узнав, что христиане разоружили некоторые из своих галер и отвели большую часть кораблей 13 маленькую гавань позади заграждения, он заключил – его собственные суда в бухте находятся в относительной безопасности. Тогда он убрал орудия с Галатского холма и расставил их вдоль стен, ограждавших Город с суши. Первоначально он расположил их так, чтобы они обстреливали стену близ дворца. Когда это оказалось неэффективным, он вновь переместил их к воротам Святого Романа. Теперь султан в основном сконцентрировал пушки на одном участке, а не рассредоточил их по широкому фронту. Обстрелы стали еще более яростными: «День и ночь эти пушки не прекращали стрельбу по нашим несчастным стенам, так что во многих местах сровняли их с землей, и мы – те, кто находился в Городе – трудились день и ночь, чтобы как следует починить стены там, где они были разрушены, используя для этого бочки, и хворост, и землю, и все прочее, что могло пригодиться». Именно здесь разместились свежие силы, пришедшие с галер под командованием Тревизано: у них имелись «хорошие пушки, хорошие орудия, хорошая артиллерия, а также немало арбалетов и другого вооружения».

В то же время по приказу Мехмеда корабли, защищавшие заграждение, находились под постоянным прессингом. 16 мая, незадолго до полуночи, обороняющиеся увидели, как несколько бригантин отделилось от основных сил османского флота в проливе и на полной скорости устремилось к заграждению. Наблюдавшие за ними моряки предположили, что на них находились рекруты-христиане, бежавшие с османского флота, «и мы, христиане, ожидали их у цепи с великой радостью». Однако, подплыв ближе, суда открыли огонь по оборонявшимся. Тут же, чтобы отогнать их, вперед двинулась одна из итальянских бригантин. Непрошеные гости пустились наутек. Корабли христиан едва не настигли их, но те «поспешно начали грести и ускользнули назад к своему флоту». На следующий день османы вновь предприняли «проверку» заграждения с помощью пяти быстроходных фуст. Дав по ним «более семидесяти выстрелов», защитники прогнали их.

Третью и последнюю атаку заграждения провели перед рассветом 21 мая, на сей раз силами всего флота. Суда быстро подошли на веслах к цепи «под громкие звуки своих [османских] тамбуринов и кастаньет – так они хотели напугать нас». Затем они остановились, оценивая силу противника. Корабли у заграждения находились в боевой готовности. Казалось, вот-вот разразится большое морское сражение, но тут из Города послышался сигнал тревоги, возвестивший начало генерального штурма. При этих звуках все корабли в Золотом Роге устремились на свои места. По-видимому, и командиры османского флота пересмотрели свои намерения. Их суда развернулись и поплыли обратно к Диколону, а «через два часа после восхода солнца с обеих сторон царил полный покой, как будто никакой морской атаки не было и в помине». То была последняя попытка захватить заграждение. По всей вероятности, слишком низкий боевой дух османского флота, в большей мере укомплектованного гребцами-христианами, не позволил им бросить серьезный вызов христианскому флоту. Однако из-за маневров обороняющиеся не могли передохнуть ни минуты.

Мехмед вел зловещие приготовления повсюду. 19 мая турецкие инженеры закончили строительство понтонного моста. Он должен был закачаться на поверхности Золотого Рога, достигая берега непосредственно под городскими стенами, – еще одна гениальная импровизация. В состав конструкции понтона входила тысяча больших бочек (несомненно, полученных от употреблявших вино христиан, жителей Галаты). Их связывали попарно, а сверху устроили настил из досок. Получившаяся дорога была достаточно широка, чтобы по ней могло пройти в ряд пять солдат, и достаточно прочна, чтобы выдержать повозку. Такой мост позволял сократить пути сообщения между двумя флангами армии Мехмеда (прежде они огибали верхушку Рога). Барбаро предполагает, что постройка Мехмедом понтонного моста осуществлялась в ходе подготовки генерального штурма, во время которого ему могла понадобиться быстрая переброска людей, однако мост должен был оказаться на водах Золотого Рога лишь в конце осады: ведь «если бы мост протянулся через Рог до начала решающей атаки, его можно было бы разрушить одним выстрелом из пушки». Все эти приготовления хорошо видели с городских стен. Они порождали у защитников тягостное ощущение: сколь велико число людей и количество материалов, доставленных сюда Мехмедом для ведения осады! Однако куда сильнее христиане испугались, когда их взору предстали конструкции, созданные инженерами: такого они до сих пор не видели.

К середине мая Мехмед сократил силы защитников Города до предела – однако они по-прежнему были не сломлены. Он полностью задействовал возможности армии и флота, предпринимал атаки, обстрел и блокаду, использовав таким образом три ключевых метода ведения осады в Средние века. Оставалась последняя классическая стратегия – до настоящего времени он уделял ей не слишком много внимания – подкоп.

В Сербии – одной из стран в вассальной зависимости от Османской империи – находится Ново-Брдо, наиболее значимый город во внутренних районах Балкан, знаменитый на всю Европу серебряными рудниками. Славянские войска, мобилизованные в ходе кампании, включали в себя группу опытных горняков из этого города – вероятно, саксонцев-иммигрантов. То были «мастера в искусстве прокапывать и срывать до основания горы; для их инструментов мрамор был все равно что воск, а черные горы – то же, что кучи грязи». Еще в начале осады они предприняли попытку сделать подкоп под стену на центральном участке, однако план не реализовался, поскольку почва оказалась неподходящей. В середине мая, когда другие способы себя не оправдали и пошел второй месяц осады, начали новую операцию. На сей раз копали возле одинарной стены близ дворца. Подкоп, хотя и требовавший значительных трудозатрат, являлся одним из наиболее эффективных способов разрушения стен, и мусульманские армии успешно использовали его несколько столетий. К концу XII века преемники Саладина научились захватывать мощные крепости крестоносцев за шесть недель, сочетая обстрел и подкоп.

Примерно в середине мая саксонцы с серебряных рудников начали вести подкоп из-за османских траншей под защитой палисадов и бункеров. Им предстояло одолеть двести пятьдесят ярдов. Изнурительная работа, требовавшая большого умения и исключительно сложная. При свете чадивших факелов минеры прокапывали подземные туннели, по мере продвижения укрепляя их деревянными опорами. Во время прежних осад, предпринятых османами, попытки подкопа стен оказались неудачными. Горожане полагали – это мнение считалось общепризнанным и было воспринято от дедов, – что сделать подкоп ни в коем случае не удастся: земля вблизи стен по большей части представляла собой твердый камень. На исходе ночи 16 мая защитники Города с ужасом обнаружили, что ошибались. Солдаты на бастионах случайно услышали звонкие удары киркомотыг и приглушенные голоса, шедшие из-под земли внутри стены. Очевидно, подкоп проходил под укреплениями и мог позволить нападающим тайно войти в Город. О происходящем немедленно сообщили Нотарасу и Константину. Тут же был созван совет. В Городе начались поиски людей, искусных в горном деле, дабы оказать противодействие новой угрозе. Человек, выбранный для организации обороны против нападения из-под земли, был любопытной персоной: «Иоанн Грант, немец, опытный солдат, искушенный в военном деле», прибыл на помощь осажденным вместе с Джустиниани. На самом деле то был шотландец, которому, вероятно, довелось работать в Германии. Остается лишь гадать, какие пути привели его в Константинополь. Очевидно, он хорошо разбирался в военном деле, ведении осад и строительстве, и на короткое время ему выпала центральная роль в одном из наиболее странных эпизодов в истории осады.

По-видимому, Грант знал свое дело. Месторасположение вражеского подкопа установили по звуку работ. Быстро и незаметно осажденные вырыли собственный подкоп. Они имели преимущество перед противником, поскольку их действия явились для него неожиданностью. Ворвавшись во тьме во вражеский туннель, они подожгли подпоры и обрушили свод на минеров, оставив тех задыхаться во мраке. Опасность, исходящая из подкопа, отняла последний покой у горожан. Были приняты всевозможные предохранительные меры, дабы уследить за подобной деятельностью противника. Несомненно, Грант применял способы, обычные для своего времени. На земле под стенами следовало разместить чаши или ведра с водой на равном расстоянии друг от друга. За ними наблюдали: не покажутся ли на поверхности воды волны, свидетельствующие о подземных вибрациях? Больших навыков требовала задача определить направление подкопа, а затем быстро и втайне пресечь деятельность рабочих. В последующие дни мрачная подземная борьба развивалась своим порядком с использованием присущих ей методов, будучи как бы эхом борьбы за стену и заграждение, шедшей при свете дня. В течение нескольких дней после 16 мая христианские саперы не замечали никаких признаков подземных работ. 21 мая был обнаружен новый подкоп. Он опять-таки проходил под укреплениями и предназначался для проникновения войск в Город. Люди Гранта прервали строительство туннеля, однако им не удалось захватить османов врасплох: враги отступили, сумев перед тем поджечь опоры, так что подкоп обвалился.

Затем началась в игра в кошки-мышки: события развивались во тьме в ужасных условиях. На следующий день, «в час повечерия» [24]24
  Последняя служба в течение дня в христианской церкви.


[Закрыть], защитники обнаружили туннель в Городе близ Калигарийских ворот и помешали работам. Они заживо сожгли рабочих, применив «греческий огонь». Несколько часов спустя вибрации послужили знаком того, что поблизости есть еще один подкоп, но на сей раз прервать деятельность противника оказалось труднее. Однако рудничные стойки обрушились сами собой, и все рабочие погибли.

Саксонские горняки действовали неутомимо. Без подземной борьбы не проходило ни дня. И всякий раз, вспоминал Джакомо Тетальди, «христиане выкапывали свои ходы, и прислушивались, и определяли их [вражеских саперов] местоположение… они душили турок в их туннелях дымом, а порой – отвратительным зловонием. В иных местах они топили их в потоках воды и часто сражались с ними врукопашную».

Пока продолжалось строительство туннелей, инженеры Мехмеда предприняли новое начинание, примечательное и на тот момент не имевшее аналогов во всем мире. На рассвете 19 мая стражи на стене близ ворот Харисия, окликавшие друг друга в преддверии нового дня, оглядели видневшееся вдали море вражеских палаток – и то, что они узрели, ошеломило их. В десяти шагах на краю рва стояла гигантская башня, «возвышавшаяся над стенами барбаканов»: каким-то образом она явилась ночью неизвестно откуда. Обороняющиеся пришли в изумление. Они терялись в догадках, как османам удалось так быстро воздвигнуть это сооружение: его прикатили из расположения вражеских войск, и теперь оно возвышалось над городскими укреплениями. Башню выстроили на каркасе из прочных брусьев, покрытых верблюжьими шкурами и двойным слоем переплетенных прутьев, дабы защитить людей внутри. Нижнюю половину сооружения наполнили землей и засыпали землей снаружи, «так что выстрелы из пушек и пищалей не могли повредить его». Каждый ярус внутри был снабжен лестницами. Их предполагалось использовать для преодоления промежутка между башней и стеной. Кроме того, за ночь множество людей выстроило крытую дорогу, ведущую от башни назад в расположение османских войск, «длиной в полмили… над ней помещалось два слоя брусьев, а поверх – верблюжьи шкуры; по ней они [османы] могли пройти от башни до лагеря, находясь под прикрытием, так что их не могло ранить ни пулями, ни стрелами из арбалетов, ни камнями из маленьких пушек». Вооруженные поди бросились на стены поглядеть на невиданное зрелище. Создание осадной башни было шагом назад, возвращением к военному искусству классической эпохи, хотя архиепископ Леонард счел ее «сооружением, которое не под силу было бы выстроить римлянам». Башню создали специально для того, чтобы заполнить ров перед стеной, затруднявший действия нападающих. Отряды, находившиеся внутри башни, выкапывали землю и бросали ее в находившийся перед ней ров через маленькие отверстия в защитном экране. Они работали целый день. Тем временем с верхних ярусов лучники вели заградительный огонь – «казалось, прямо из заоблачных высей».

Данный проект Мехмед разработал самолично – он осуществлялся в обстановке строжайшей секретности и исключительно быстро выполнялся, подобно транспортировке кораблей. Его психологический эффект оказался очень велик. Изобретательность и возможности, которыми обладала осаждающая армия, должны были поражать защитников, как повторяющийся ночной кошмар. Константин и его командиры поспешили на укрепления, дабы противостоять новой напасти, «и, увидев ее [башню], они были напуганы до полусмерти и долгое время полагали, что из-за этой башни они потеряют Город, потому что она возвышалась над барбаканами». Угроза, создаваемая башней, являлась очевидной. На глазах у них она уничтожала ров, а заградительный огонь, который вели находившиеся на ней лучники, делал затруднительными любые ответные действия. К ночи османы достигли заметных результатов. Они заполнили ров бревнами, сухим хворостом и землей. Осадная башня, подталкиваемая изнутри, продвигалась вперед все ближе к стене. Охваченные паникой защитники решили действовать безотлагательно – следующий день в тени нависающей [над ними] башни мог оказаться роковым. Под покровом тьмы они приготовили за стенами бочки с порохом и скатили их с бастионов напротив башни, запалив фитили. Последовала серия мощных взрывов: «и внезапно загремела земля, словно гром великий, и поднялась вверх с турами и с людьми, как от бури сильной, до самых облаков». Башня затрещала и взорвалась: «и падали с высоты люди и бревна». Оборонявшиеся бросали бочки с горящей смолой на стонавших внизу раненых. Выдвинувшись из-за стен, они перебили всех, кто оставался в живых, и сожгли тела вместе со всем оборудованием для ведения осады, установленным поблизости: «длинными таранами, и лестницами на колесах, и повозками с защитными турелями на них». Мехмед издали наблюдал за очередной неудачей. Охваченный яростью, он приказал своим солдатам отступить. Подобные башни, выдвинутые в других пунктах вдоль стены, также были отведены назад или сожжены защитниками Города. Осадные башни, очевидно, оказались слишком уязвимы для огня, и эксперимент не стали повторять.

Военные действия в туннелях под землей активизировались. 23 мая обороняющиеся обнаружили еще один подкоп и проникли в него. Продвигаясь вниз по узкой шахте при колеблющемся свете факелов, они неожиданно очутились лицом к лицу с врагом. Бросая «греческий огонь», они сломали крышу туннеля и сожгли саперов, однако при этом сумели взять в плен и поднять на поверхность живыми двух офицеров. Греки пытали захваченных людей до тех пор, пока те не выдали всех мест, где еще велись работы, «и когда они признались, им отрубили головы, а тела сбросили со стен с той стороны Города, где находился турецкий лагерь; и когда турки увидели, что их люди сброшены со стен, их охватила ярость и они преисполнились враждебных чувств к грекам и нам, итальянцам».

На следующий день мастера из серебряных рудников изменили тактику. Вместо того чтобы прокладывать путь прямо под стенами, дабы создать проходы, ведущие в Город, они повернули свой туннель в сторону. Достигая стены, он тянулся прямо под ней; этот участок имел в длину десять шагов. Опоры туннеля были деревянными; предполагалось, что в нем будет устроен пожар с целью обрушить часть стены. Работы были обнаружены как раз вовремя; вторжение удалось предотвратить, а пространство под стеной вновь заложили кирпичами. Это вызвало великую тревогу в Городе. 25 мая турки предприняли последнюю попытку повторить операцию. Саперы вновь сумели разместить подпорки под большим участком стены прежде, чем их остановили и отогнали назад. С точки зрения оборонявшихся, то был наиболее опасный изо всех туннелей, когда-либо обнаруженных ими. То, что они отыскали его, знаменовало окончание туннельной войны. Саксонские рудокопы неустанно трудились десять дней: они прокопали четырнадцать туннелей, но Грант уничтожил их все до одного. Мехмед признал: ни подкопы, ни башни не принесли успеха – и продолжал вести артиллерийский обстрел.

К западу от Константинополя, вдали от грохота стрельбы и ночных атак, разыгралась другая драма – маленькая, но имевшая немаловажное значение. В гавани у одного из островов Восточно-Эгейского моря покачивалось стоявшее на якоре парусное судно, – венецианская бригантина, ускользнувшая из [бухты близ] Города. В середине мая она прочесала архипелаг, разыскивая флот, идущий на подмогу. Команда не обнаружила ничего. От проходивших мимо судов не удалось получить никаких добрых вестей. Теперь моряки точно знали, что кораблей нет. (На самом деле венецианские суда находились близ побережья Греции: венецианцы тщательно собирали сведения о намерениях османского флота, тогда как галеры, заказанные папой у республики, до сих пор строились.) Команда в полной мере поняла, в какое положение попала, и на палубе разгорелся жаркий спор о том, что делать дальше. Один из моряков приводил веские аргументы за то, чтобы уплыть прочь от Города и вернуться «в христианские земли», ибо, по его словам, он «точно знал – к этому времени турки возьмут Константинополь». Его товарищ возражал ему и отвечал, что император доверил им выполнить это задание, поэтому завершить его необходимо: «итак, мы желаем вернуться в Константинополь, будь он в руках турок или же христиан. Что бы ни было нам суждено – жизнь или смерть – давайте идти своим путем». В результате голосования моряки решили вернуться, какими бы ни оказались последствия этого шага.

Бригантина примчалась назад в Дарданеллы, подгоняемая южным ветром, вновь замаскировавшись под турецкое судно, и приблизилась к Городу незадолго до рассвета 23 мая. Но сейчас османский флот обмануть не удалось. Моряки патрулировали воды, тщательно осматривая их, поскольку опасались прибытия венецианских галер, и решили, что маленькое парусное судно сопровождает их. Корабли устремились на веслах наперерез, но бригантина опередила их. В заграждении открылся проход, и ее пропустили назад, внутрь. В тот же день команда отправилась сообщить императору, что флот не найден. Константин поблагодарил моряков за их возвращение в Город и «горько заплакал, охваченный скорбью». Окончательное осознание того, что христианский мир так и не отправит корабли, погасило любые надежды на спасение; «и увидев это, Император решил предать себя в руки милосерднейшего Господа нашего Иисуса Христа, и Матери его Мадонны Святой Марии, и святого Константина, покровителя нашего Города, дабы они охранили его [Город]». Шел сорок восьмой день осады.