Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 13"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

3

Я сидел в маленькой темной комнате под ливнем крутящихся разноцветных пятнышек света. Ультразвук щекотал мой мозг. Я пытался расслабиться, чтобы дать возможность врачу снять мои альфа-ритмы. Где-то рядом бесшумные приборы регистрировали, обсчитывали и запоминали их.

Эта процедура заняла минут двадцать.

Когда все закончилось, врач пристал ко мне как банный лист. Я с трудом отбился.

– Отдайте мне запись, а счет пошлите Генри Лэннингу в Лодж.

– Я хочу обсудить с вами результаты обследования, – возразил он.

– Сюда на днях приезжает мой собственный специалист по энцефалоскопии. Отдайте мне запись, и все.

– Не было ли у вас недавно какой-нибудь травмы?

– Вот вы-то и должны ответить на этот вопрос. Что-нибудь обнаружили?

– И да и нет, – сказал он.

– Обожаю такие ясные ответы.

– Я не знаю, что для вас является нормой, – отпарировал он.

– Есть какие-нибудь прямые указания на мозговую травму?

– Не могу утверждать однозначно. Если вы расскажете мне, что с вами случилось и почему вас вдруг заинтересовала ваша энцефалограмма, тогда, возможно, мне будет легче…

– Кончайте, – сказал я. – Дайте сюда запись и пришлите чек.

– Вы беспокоите меня как пациент.

– Разве вы установили, что произошли какие-то патологические изменения?

– Не совсем… Но ответьте, если возможно, на такой вопрос: вы страдаете эпилепсией? Был ли у вас недавно припадок?

– Насколько я знаю, нет. А в чем дело?

– В вашей энцефалограмме есть отклонения, которые бывают при некоторых формах эпилепсии через несколько дней после припадка.

– Может ли удар по голове привести к такой же картине?

– Это крайне маловероятно.

– А что еще вызывает подобные явления?

– Электрический шок, глазная травма.

– Стоп, – сказал я и снял очки. – Насчет глазной травмы. Посмотрите-ка на мои глаза.

– Я, видите ли, не офтальмо… – начал он, но я прервал его:

– Мои глаза не выносят обычного света. Если бы я потерял очки и находился на ярком свету в течение трех-четырех дней, могло бы это привести к такому же эффекту?

– Может быть… – нерешительно начал он. – Да, пожалуй.

– Мне кажется, вы хотели еще что-то добавить?

– Я не уверен. Стоит еще раз снять энцефалограмму… Знай я, что с вами произошло, мне было бы легче сделать окончательные выводы.

– Извините, – сказал я. – Мне нужна запись сейчас.

Он разочарованно вздохнул и отвернулся.

– Хорошо, мистер Смит.

Проклиная злого гения горы, я вышел из больницы с записью моих альфа-волн в качестве талисмана. Мысленно я бродил в джунглях памяти в поисках призрачного меча в столбе дыма.

В Лодже меня уже караулили Лэннинг и журналисты.

– На что это было похоже? – спросил один из репортеров.

– Что вы имеете в виду?

– Гора. Вы ведь были на ней, не так ли?

– Нет комментариев.

– Как высоко вы поднялись?

– Нет комментариев.

– Что о ней можно сказать по сравнению с пиком Касла?

– Нет комментариев.

– У вас возникали сложности?

– Ответ тот же. Извините, мне нужно принять душ.

Генри последовал за мной в номер. Репортеры попытались было повторить его маневр, но я успел захлопнуть перед ними дверь.

Когда я побрился, вымылся и сел в кресло с бокалом и сигаретой в руках, Лэннинг задал свой любимый вопрос:

– Ну?

Я кивнул.

– Проблемы? Я опять кивнул.

– Непреодолимые? Я немного подумал.

– Может быть, и нет.

Он подлил себе виски. Потом повторил вопрос:

– Ты рискнешь?

Я понимал, что это – дело решенное. И чувствовал, что, даже если все остальные откажутся, я пойду один.

– Пока не знаю, – ответил я.

– Почему же?

– Там что-то есть, – объяснил я, – и оно не хочет, чтобы мы туда поднимались.

– Там кто-то живет?

– Не уверен, что это подходящее слово… Он опустил бокал.

– Что, черт возьми, случилось?

– Мне угрожали. И на меня совершили нападение.

– Угрожали? С тобой говорили? По-английски? – Он отставил бокал в сторону – явное свидетельство того, как серьезно он отнесся к моим словам. – Напали? Как?

– Я послал за Доком, Келли, Стэном, Малларди и Винсетом. Только что получил от них ответ. Все прибудут сюда. Мигель и датчанин не смогут, они шлют свои сожаления. Когда мы соберемся вместе, я расскажу, что со мной произошло. Но сначала я хочу переговорить с Доком. Так что сиди тихо, не порти себе нервы и ни в коем случае не передавай мои слова газетчикам.

Он допил виски.

– Когда они все соберутся?

– Недели через четыре, пять, – я пожал плечами.

– Довольно долго…

– При нынешних обстоятельствах, – сказал я, – других вариантов у нас нет.

– И что же мы пока будем делать?

– Есть, пить и созерцать Серую Сестру.

Он опустил веки, кивнул и потянулся за бутылкой.

– Начнем?

Было поздно. Я стоял один в поле с бутылкой в руке. Лэннинг уже ушел спать; вершину окружали грозовые тучи. Где-то далеко шумела буря, холодный, пронзительный ветер непрерывно менял очертания облаков.

– Гора, – прошептал я. – Гора, ты велела мне уйти прочь.

Загрохотал гром.

– Но я не могу, – продолжал я, отхлебнув из бутылки. – Я приведу к тебе самых лучших, самых сильных… Мы поднимемся по твоим склонам и постоим под звездами на твоей вершине. Я должен это сделать… Просто потому, что ты существуешь на свете. Никаких других причин. Ничего личного… После паузы я добавил:

– Нет, это неправда. Я человек и должен покорять горы, доказывая, что я не умру, хотя все люди смертны… Я меньше, чем мне хотелось бы, Сестра, а ты можешь сделать меня чем-то большим. Так что, наверное, личное здесь тоже есть. Единственное, что я умею делать, – это покорять горы. Теперь ты осталась последней – вызов моему искусству, которому я учился всю жизнь… Может быть, дело в том, что смертный человек ближе всего к бессмертию, когда он принимает вызов, когда ему удается преодолеть опасность. Момент победы – момент спасения. Я так жаждал этих минут… И последний триумф должен быть самым долгим – так, чтобы его хватило до конца жизни.

Мы стоим рядом, Сестра, – ты и я, простой смертный… Ты повелела мне уйти, но я не могу. Я приду к тебе, и, если ты захочешь убить меня, попробуй. Вот так-то.

Я допил свою бутылку.

Снова засверкали молнии и ударил гром.

– Это почти божественное опьянение, – сказал я грому.

И тогда она подмигнула мне: вдруг высоко над ней загорелась алая звезда. Ангельский меч. Крыло Феникса. Душа в огне. Она подмигнула мне через сотни миль. А потом ветер, что веет меж миров, подул на меня. Он был наполнен слезами и кристаллами льда. Я стоял и впитывал его.

– Не уходи, – попросил я и, не отрываясь, продолжал смотреть вдаль, пока снова не опустилась тьма; тогда я вдруг понял, что стою мокрый, как неродившийся эмбрион.

Многие мальчишки сами сочиняют себе придуманные биографии, которые им нравятся больше, чем настоящая жизнь. Когда эти истории излагаются приятелям, те или чувствуют восторг, или отвечают еще более грандиозным и изысканным враньем. Малыш Джимми, как мне рассказывали, всегда внимал своим друзьям с широко раскрытыми глазами; правда, ближе к концу их историй уголки его рта начинали подрагивать. Когда же они заканчивали, его веснушки расползались в широкую ухмылку, а рыжая голова наклонялась набок. Любимым выражением его было, как я понял, «заливаешь!», и ему дважды ломали нос – еще до того, как Джимми исполнилось двенадцать. Именно поэтому, без сомнения, он и обратился к книгам.

Тридцатью годами и четырьмя научными степенями позже он сидел напротив меня в моем номере в Лодже, и я называл его Док, потому что все его так называли – ведь он владел документом, дававшим право резать и врачевать людей; причем не только их тела, но и души. К тому же он выглядел так, что его следовало называть именно Док, – особенно в те моменты, когда ухмылялся, склоняя голову набок, и говорил: «Заливаешь!»

Мне тоже хотелось стукнуть его в нос.

– Черт возьми! Это правда! – говорил я ему. – Я сражался с огненной птицей!

– У всех нас были галлюцинации на Касле, – возразил он, загибая палец. – Во-первых, из-за переутомления, во-вторых, потому что высота влияла на наше восприятие и, стало быть, на наш мозг, – еще два пальца, – и, наконец, вследствие перевозбуждения и кислородного опьянения. – Он потряс кулаком.

– На этой руке ты уже загнул все пальцы. Если ты оставишь другую в покое, то у тебя будет возможность дослушать до конца, – сказал я. – Она налетела на меня, и я взмахнул ледорубом… Однако она свалила меня с ног и разбила очки. Когда я пришел в себя, ее не было, а я лежал на уступе. Думаю, это существо состояло из чистой энергии. Ты видел мою энцефалограмму, там есть отклонения от нормы. Я полагаю, что испытал шок, когда оно коснулось меня.

– Ты потерял сознание от того, что ударился головой о камень…

– Это из-за нее я упал на камень!

– С этим я согласен. Камень был настоящим. Но нигде во Вселенной никогда не встречались такие «энергетические существа».

– Ну и что? Тысячу лет назад ты то же самое мог бы сказать об Америке.

– Вполне возможно. Но я согласен с выводами врача, снимавшего энцефалограмму. Травма глаз. Зачем придумывать экзотические объяснения там, где имеются очевидные? Простые объяснения чаще всего оказываются верными. У тебя была галлюцинация, ты споткнулся и упал.

– Хорошо, – сказал я, – всякий раз, когда я начинаю с тобой спорить, мне требуются вещественные доказательства. Подожди минуточку.

Открыв шкаф, я достал с верхней полки пакет и положил его на кровать.

– Я говорил тебе, что взмахнул ледорубом, – мои пальцы трудились над тугим узлом. – Так вот, я ее задел – и сразу же потерял сознание. Смотри!

У меня в руках был ледоруб. Казалось, он побывал в открытом космосе: коричневые, желтые и черные пятна, металл выщербленный.

Док взял ледоруб и долго смотрел на него, потом начал говорить что-то насчет шаровой молнии, передумал и, покачав головой, бросил ледоруб на одеяло.

– Не знаю, – наконец сказал он, и на этот раз веснушки не поплыли в разные стороны, а остались на месте, и только побелевшие костяшки переплетенных пальцев выдавали его напряжение.

4

Мы планировали предстоящее восхождение. Чертили карты и, изучая фотографии, прокладывали маршрут. Мы составили график пути и приступили к тренировкам.

Хотя Док и Стэн были в хорошей форме, ни один из них после Касла не участвовал в восхождениях. Келли выглядел превосходно. Генри начал прибавлять в весе. Малларди и Винс, как всегда, были способны перенести чудовищные нагрузки и при этом сохраняли прежнюю ловкость. За прошедшие годы они совершили пару восхождений, однако в последнее время не отказывали себе ни в чем, так что небольшая разминка им бы не помешала. Мы выбрали удобный, приличных размеров пик, и за десять дней напряженных тренировок все восстановили свою прежнюю форму. Затем мы перешли на витамины, гимнастику и специальную диету, завершая последние приготовления. Док изготовил из какого-то сплава семь блестящих коробочек размерами шесть на четыре дюйма и тонких, как первая книжка начинающего поэта, и дал каждому из нас для защиты от энергетических птиц, в существование которых он не верил.

В одно прекрасное и горькое утро мы были готовы. Репортеры опять горячо полюбили меня. Нашу бравую компанию непрерывно фотографировали, пока мы грузились во флайеры, чтобы добраться к подножию Серой Сестры; там наша испытанная команда, собравшаяся в таком составе, несомненно в последний раз, должна была двинуться на штурм серых лавандовых склонов, освещенных ослепительными лучами солнца.

Мы приблизились к горе, и опять я подумал о том, сколько же может весить такая громада.

Я уже рассказывал о первых девяти милях подъема. Не буду повторяться. У нас ушло на это шесть дней и часть седьмого. Ничего необычного не случилось. Туман и неприятные холодные ветры остались далеко позади.

Стэн, Малларди и я стояли, дожидаясь Дока и остальных, в том месте, где на меня напала огненная птица.

– Пока наше восхождение напоминает мне пикник, – сказал Малларди.

– Угу, – пробурчал Стэн.

– И никаких птиц.

– Да, – согласился я.

– Ты не думаешь, что Док прав, утверждая, что у тебя были просто галлюцинации? – спросил Малларди. – Пожалуй, на Касле мне тоже мерещились подобные штуки…

– Насколько я помню, – сказал Стэн, – это были нимфы в океане пива. А кому захочется добровольно встречаться с огненными птицами?

– Это уж точно.

– Смейтесь, гиены, – сказал я. – Подождите, посмотрю я на вас, когда прилетит целая стая.

К нам присоединился Док и стал оглядываться по сторонам.

– То самое место? Я кивнул.

Он измерил уровень радиации и кучу еще каких-то параметров, но не нашел ничего необычного, затем что-то проворчал и взглянул наверх.

Мы сделали то же самое. А потом начали подниматься.

Три дня подъем был очень тяжелым, и нам удалось пройти только пять тысяч футов.

Когда мы расположились на ночлег, все так устали, что сон пришел очень быстро. Как и возмездие.

Он пришел опять, только стоял на сей раз не так близко. Он пламенел футах в двадцати, паря в воздухе и направляя на меня острие своего меча.

– Уходи, – повторил он трижды без всякого выражения.

– Убирайся к дьяволу, – попытался сказать я в ответ.

Он попробовал сделать шаг вперед. Но не сумел.

– Спускайся. Отступи. Тебе нельзя идти дальше.

– И не мечтай, я все равно полезу наверх. До конца, до самой вершины.

– Нет. Идти дальше нельзя.

– Подожди, и ты увидишь.

– Возвращайся назад.

– Если ты собираешься торчать здесь и следить за нашим продвижением, это твое дело, – сказал я ему. – А я буду спать.

Я подполз к Доку и потряс его за плечо, но, когда я взглянул назад, мой пылающий посетитель исчез.

– В чем дело?

– Слишком поздно, – прошептал я. – Он был здесь и исчез.

Док сел.

– Птица?

– Нет, существо с мечом.

– Где оно стояло?

– Вон там, – я показал рукой.

Док достал свои инструменты и минут десять производил измерения.

– Ничего, – произнес он наконец. – Может быть, тебе это приснилось?

– Угу, точно, – ответил я. – Спокойной ночи, – с этими словами я улегся спать, и на этот раз спал спокойно до утра без огненных визитеров.

Через четыре дня мы добрались до отметки в шестьдесят тысяч футов. Мимо нас стали проноситься камни, как артиллерийские снаряды, а небо напоминало огромный прохладный бассейн, где плавали бледные цветы. Когда мы поднялись на шестьдесят три тысячи футов, двигаться вперед стало заметно легче, и за два с половиной дня мы добрались до высоты семьдесят пять тысяч. Никакие огненные штуки не заявлялись ко мне с требованиями повернуть назад. А затем появились непредвиденные трудности, совершенно естественные проблемы, которых нам хватало с лихвой и без огненных гостей. Мы вышли на большой горизонтальный выступ.

Он был, наверное, четыреста футов шириной. Когда мы начали пересекать его, оказалось, что он не примыкает естественным образом к склону горы, а обрывается вниз, в огромную расщелину. Стало ясно, Что нам придется спуститься вниз футов на семьсот, прежде чем мы сможем опять двигаться к вершине. Хуже того, дальше нас ожидал подъем по гладкому, почти вертикальному участку, который тянулся на мили. А вершины все еще не было видно.

– Ну, куда же мы тронемся? – спросил Келли, приближаясь ко мне.

– Вниз, – решил я. – И нам придется разделиться. Мы пойдем вдоль большой расщелины в разных направлениях, чтобы посмотреть, какой путь лучше. Встретимся на середине дороги.

Мы стали спускаться. Док, Келли и я пошли налево, остальные – в другую сторону.

Через полтора часа наша тропа кончилась. Мы стояли на уступе, а под нами была пустота. Нам нигде не удалось найти хоть какую-то возможность для подъема, Я лег на край, свесив голову и плечи вниз – Келли держал меня за ноги, – и постарался заглянуть как можно дальше направо и вверх. Ничего подходящего мне увидеть не удалось.

– Надеюсь, остальным повезло больше, – сказал я, когда Келли с Доком вытащили меня назад.

– А если нет? – спросил Келли.

– Давайте подождем.

Они нашли. Правда, довольно рискованный вариант.

Нигде не было удобного пути, ведущего непосредственно из расщелины наверх. Тропа кончалась у сорокафутовой стены, поднявшись на которую можно было бросить взгляд вниз. Свесившись над пропастью, как это делал я, Малларди смог рассмотреть, что делается футов на двести влево и на восемьдесят вверх; но, в отличие от меня, он нашел более или менее подходящий маршрут, ведущий на запад и вверх и исчезающий в неизвестности.

Мы переночевали в расщелине. Утром я укрепил страховочный конец в скале и с помощью пневматического пистолета полез на стену. Док страховал меня. Дважды я сорвался, но к полудню смог проделать тропу на сорок футов. Потом я остался врачевать свои синяки, а Генри сменил меня. Через десять футов на смену ему пошел Келли, и мы все страховали его. Потом пришел черед Стэна и Малларди. Тогда на стене должны были находиться сразу трое, потом четверо. К закату мы поднялись на сто пятьдесят футов и все покрылись мелкой белой пылью. Было самое время принять ванну. Мы заменили ее ультразвуковым душем.

На следующий день к обеду мы все были на стене, связанные вместе, и, обнимая холодный камень, медленно, с трудом ползли наверх, стараясь не глядеть в пропасть.

К концу дня мы закончили самый трудный участок; дальше уже можно было за что-то цепляться руками и чувствовать нечто под подошвами башмаков – правда, не слишком много. И этого было явно недостаточно, чтобы продолжать путь в темноте. На ночь нам пришлось еще раз вернуться в расщелину.

Утром мы прошли стену.

Наш путь вел круто вверх и на запад.

Мы прошли милю и поднялись при этом на пятьсот футов. Преодолев еще милю, мы поднялись футов на триста.

Потом футах в сорока над нами оказался выступ. Стэн проделал этот сложный подъем, пользуясь пистолетом, чтобы посмотреть, что нас ждет дальше.

Он жестами позвал нас к себе, и мы последовали за ним; то, что мы увидели, вполне нас устроило.

Прямо перед нами располагалось место для лагеря, хоть и несколько неровное, но зато достаточно широкое.

Путь наверх был превосходным – обслуживание по высшему классу, утренний кофе в постель и сигара после обеда. Склон уходил вверх под утлом градусов в семьдесят, с большим количеством маленьких уступов; хороший, чистый камень.

– Полный порядок! – воскликнул Келли.

Никто не стал ему возражать.

Как следует перекусив, мы решили весь день посвятить отдыху. Теперь мы находились в сумеречном мире, разгуливая там, где еще не ступала нога человека, и остро ощущали свою уникальность. Было здорово просто вытянуться, расслабиться и попытаться забыть про свои синяки.

Я проспал весь день, а когда проснулся, небо было усыпано тлеющими огоньками. Я лежал, и мне не хотелось шевелиться; сон тоже пропал – столь великолепным был вид простиравшихся надо мной небес Пролетел метеор, оставляя за собой бело-голубой след. Потом еще один. Я обдумал наше положение и решил, что игра стоила свеч. Холодное, жесткое, прекрасное ощущение высоты охватило меня. Я пошевелил пальцами ног.

Через несколько минут я потянулся и сел. Посмотрел на своих спящих товарищей. Затем попытался заглянуть в самую глубину ночи. А потом посмотрел вверх на гору и медленно проверил наш завтрашний маршрут.

В тени я уловил какое-то движение. Что-то находилось в пятидесяти футах слева от меня и десятью футами выше.

Я взял свой ледоруб и встал.

Прошел пятьдесят футов влево и посмотрел вверх.

Она улыбалась, а не пылала огнем.

Женщина, невероятная женщина!

Абсолютно нелепо! Во-первых, она бы замерзла до смерти в мини-юбке и кофточке без рукавов. Иначе и быть не могло! Во-вторых, как она тут дышала?

Но, похоже, все эти проблемы ее мало волновали. Она помахала мне рукой. У нее были темные длинные волосы, но глаз я различить не мог. Гладкие бледные щеки, широкий лоб, маленький подбородок формировали тот образ, который удовлетворял простым теоремам, определяющим геометрию моего сердца. Если все углы, поверхности, кривые будут верными, оно пропустит пару ударов, чтобы забиться с новой силой.

Я проверил, убедился, что сердце забилось сильнее, и сказал:

– Привет!

– Привет, Седой, – ответила она.

– Спускайтесь вниз, – предложил я.

– Нет, ты поднимайся сюда.

Я взмахнул ледорубом. Когда я взобрался на уступ, ее уже там не было. Я огляделся и снова увидел ее. Она сидела на камне в двенадцати футах надо мной.

– Откуда вы знаете мое имя? – спросил я.

– Любому видно, каким должно быть твое имя.

– Хорошо, – согласился я, – а вас как зовут? Казалось, ее губы шевельнулись, но я ничего не услышал.

– Повторите, пожалуйста.

– Мне не нужно имя, – ответила она.

– Хорошо. Я буду называть вас «девушка». Она как будто засмеялась.

– Что вы здесь делаете? – спросил я.

– Наблюдаю за тобой.

– Зачем?

– Чтобы увидеть, сорвешься ли ты.

– Могу вам заранее сообщить результат. Не сорвусь.

– Возможно, – произнесла она с некоторым сомнением.

– Спускайтесь сюда.

– Нет, ты поднимайся ко мне.

Я снова полез к ней, но, когда добрался, она поднялась еще на двадцать футов.

– Девушка, вы здорово лазаете по горам, – сказал я. Она засмеялась и отвернулась.

Минут пять я преследовал ее, но догнать не мог. Было что-то сверхъестественное в том, как она двигалась.

– Вы, наверное, не хотите, чтобы я присоединился к вам, – сказал я.

– Конечно же, хочу, но сначала поймай меня. – И она снова отвернулась, а я почувствовал, что начинаю злиться.

Было написано не раз, что никто не может победить Безумного Джека в горах. И это было правдой.

Я взмахнул ледорубом и помчался вверх, как ящерица.

Пару раз я почти настиг ее, но лишь почти.

У меня начали болеть натруженные мышцы, но я двигался не сбавляя скорости. В какой-то момент я заметил, что лагерь остался далеко внизу и что я карабкаюсь один по незнакомому склону в темноте. Но это меня не остановило. Наоборот, я еще увеличил скорость; мое дыхание начало сбиваться. Мне почудился ее смех – это еще больше подстегнуло меня. Потом я оказался перед двухдюймовым карнизом, она уже шла по нему. Я пошел вслед вокруг большого выступа скалы – до самого конца карниза. И вдруг она очутилась в девяноста футах надо мной, на вершине острой башенки почти идеальной конической формы. Как девушка смогла попасть туда, я не знал. Дыхание с хрипом вырывалось из моей груди, но я достал веревку, закинул ее и начал взбираться вверх.

– Ты что, никогда не устаешь, Седой? Я думала, ты уже выдохся.

Я перехватил веревку и полез дальше.

– Тебе не забраться сюда, ты же знаешь.

– Не знаю, – прохрипел я.

– Почему ты так хочешь покорить именно эту гору? Есть ведь и другие прекрасные вершины.

– Она самая большая. Вот почему.

– Это невозможно.

– Тогда о чем вам беспокоиться, к чему отговаривать меня? Пусть гора сама разберется со мной.

Когда я стал приближаться к ней, она исчезла. Я добрался до вершины, где она стояла, и в изнеможении опустился на колени.

Тогда я снова услышал ее голос и повернул голову. Она стояла на каменном козырьке футах в восьмидесяти от меня.

– Я не думала, что ты заберешься так высоко, – сказала она. – Ты глупец. До свидания, Седой.

И исчезла.

Я сидел на вершине скалы – она была совсем крошечной, не больше четырех квадратных футов – и понимал, что не смогу уснуть здесь – упаду. А я так устал…

Я припомнил все свои излюбленные проклятья и произнес их подряд, одно за другим, но лучше мне не стало. Спать нельзя. Бросив взгляд вниз, я понял, что мне предстоит длинный путь. Я знал: она думала, что мне его не преодолеть.

Я начал спускаться.

Когда на следующее утро они разбудили меня, я по-прежнему чувствовал усталость. Я рассказал им сказку о своих ночных похождениях, но они не верили мне. До тех пор, пока мы не обогнули выступ скалы и я не показал им башенку, которая, как одинокое голое дерево без веток, возвышалась на девяносто футов в прозрачном утреннем воздухе…