Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 10"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
– Конечно, – согласился я. – До момента, когда Земля смогла позволить себе роскошь посылать людей к дальним планетам, ученым и техникам пришлось поломать головы. Было испробовано множество различных вариантов, но в результате пришли к одному: оператор – на Земле, телефактор с компьютерным «мозгом» – на поверхности планеты.
Дон пристально посмотрел на меня.
– И все же был один проект, в котором пытались несколько иначе решить проблему временной задержки между сигналами, – сказал он. – Телефактор и его компьютерный мозг были устроены по-другому. Ты что-нибудь слышал об этом?
Я закурил очередную сигарету, не спеша отвечать. Мне не нравилось, что Дон Уэлш заговорил об этом давнем и сугубо секретном проекте.
– Насколько я понимаю, ты говоришь о Палаче, – наконец произнес я.
– Да, о нем. Мне хотелось бы поговорить об этом поподробнее.
– В конечном счете, проект закончился неудачей, – заметил я.
– Однако поначалу это сработало.
– Бесспорно. Но только в самом простом случае, при высадке на Ио. Причиной дальнейших неудач послужило то, что в Палаче было заложено два разнородных проекта: старый, опробованный телефактор и совершенно новый подход, находящийся в стадии исследований. Поначалу эти две половины казались хорошо пригнанными друг к другу, так что создатели Палача были в восторге. Да, поначалу дела пошли, но вскоре все развалилось.
– Чем же Палач отличался от обычного телефактора?
– Чем?.. Ну хотя бы компьютером, который не был просто компьютером… Хорошо, начнем сначала. В прошлом столетии три инженера из висконсинского университета – Нордман, Парментир и Скотт – создали так называемый нейристор. Возьми две крупинки металла, помести между ними тонкий изолятор и охлади этот элемент до температуры, близкой к абсолютному нулю, так чтобы в нейристоре появился эффект сверхпроводимости. Окружи его магнитным полем, и получишь нечто вроде нейрона. Миллиарды нейристоров создадут систему, близкую по ряду параметров к человеческому мозгу. В случае с Палачом было создано подобное устройство, занимающее объем одного кубического фута. Оно включало в себя более миллиарда нейристоров. Вот почему я сказал, что «мозг» Палача не был обычным компьютером. Ученые, создавшие его, работали на самом деле в области создания искусственного разума, хотя это и называлось куда более прозаично.
– Гм-м… если телефактор приобрел в результате этого мозг, пусть и нейристорный, то он стал роботом, не так ли?
– И да, и нет, и может быть, – ответил я. – Как телефактор он некоторое время управлялся операторами здесь, на Земле: в пустыне, в горах, на дне океана. Если хочешь, можешь называть это годами ученичества или детским садом. Вскоре выяснилось, что управлять Палачом тем труднее, чем сложнее обстановка, и потому ему предоставили определенную свободу воли. В таких случаях он должен был опираться не на определенные программы, а на свой опыт и память – то есть в каком-то смысле на интеллект.
– И тогда Палач стал из телефактора роботом?
– Не совсем. Робот в нашем понимании – это машина, действующая в соответствии с заложенными в нее программами, сколь бы сложными они ни были. Палач же после периода обучения научился принимать собственныерешения. В каком-то смысле он был искусственным человеком в облике машины. Он оказался слишком сложным, и поведение Палача было часто необъяснимо даже для его создателей. Это, вероятно, и привело в конце концов к краху всей программы.
Дон хмыкнул:
– Неизбежное следствие свободы воли?
– Нет, дело в другом. Палач оказался первым опытом в этом направлении, и создававшие его группы ученых… как бы это выразиться… словом, они несколько вышли за рамки эксперимента. Мыслилось создать всего лишь более сложный телефактор, способный к автономным действиям, а получилось нечто качественно новое. Например, психофизики воспользовались проектом, чтобы испытать на Палаче все свои новые разработки, и делали это зачастую не совсем легально. В результате Палач вдруг обрел способность чувствовать.
– Что, что?
– Конечно, далеко не так, как человек, но все же. Связь новой модели телефактора с оператором была настолько совершенной, что в «мозге» машины возбуждались процессы, аналогичные тем, что происходят в обоих полушариях человеческого мозга. В результате он оказался способным не только мыслить, но и, повторяю, чувствовать. Получился эффект полного присутствия оператора в теле Палача – и наоборот. Впрочем, о последнем почти ничего неизвестно.
– Ты думаешь, что это и послужило причиной провала проекта?
– Возможно. Но это только предположение.
– Гм-м… А каковы были физические возможности этого… этой машины?
– Палача сделали человекоподобным по трем причинам. Во-первых, его основой послужил телефактор. Во-вторых, так легче было обеспечивать его совместимость с оператором в период обучения. В-третьих, Палач получал возможность использовать для высадки на поверхность планеты обычный космический челнок, отделяемый на орбите от корабля-матки. Понятно, что никаких систем жизнеобеспечения ему не требовалось. И Палач, и челнок имели встроенные системы самовосстановления и практически неограниченные источники энергии. Они были подготовлены к работе в любых, самых сложных условиях, при чудовищных температурах и огромных давлениях.
– Насколько силен был Палач?
– Точно сказать не могу. Может быть, в дюжину раз сильнее обычного человека.
– Ясно. Итак, Палач успешно провел исследования на Ио и перелетел на другой спутник Юпитера, на Европу. И тогда начал вести себя… скажем, сумасбродно, хотя на Земле считали, что он всецело занят работой.
– Примерно так, – согласился я.
– Это выяснилось только тогда, когда Палач неожиданно отказался отправиться на Каллисто, а вместо этого полетел на Уран.
– Кажется. Точно не помню – я читал материалы по этому проекту довольно давно.
– С той поры устойчивая связь с ним прекратилась. Последовали долгие периоды молчания, перемежавшиеся короткими передачами. Речь Палача едва можно было понять, она скорее походила на бормотание сумасшедшего. Затем он высадился в системе Сатурна на Титане и неожиданно стал посылать на Землю обычные исследовательские сообщения. Но это продолжалось недолго. Все чаще он стал вести себя иррационально. Покинув спутник, направился на Уран, после чего связь с ним прервалась. По крайней мере я об этом ничего не читал, а ведь прошло уже около двадцати лет.
Помолчав, Дон глухо продолжил, опустив глаза:
– Челнок Палача был найден два дня назад в Мексиканском заливе.
Я изумленно уставился на него.
– Он был пуст, – продолжил Дон. – Похоже, челнок упал в воду, двигаясь по слишком крутой траекторий. Но, возможно, он просто не совсем удачно приводнился.
– Не понимаю, – пробормотал я, не веря своим ушам.
– А вчера вечером некто Мэнни Бурнса, владельца ресторана в Новом Орлеане, нашли избитым до смерти в своем офисе.
– Не вижу связи…
– Мэнни Бурнс был одним из четырех операторов, которые некогда программировали… пардон, обучали Палача в период его подготовки к полету в систему Юпитера.
Настало долгое молчание.
– Совпадение, – наконец неуверенно произнес я.
– Мой клиент так не думает, – парировал Дон.
– Клиент?
– Один из трех оставшихся в живых бывших операторов. Он решил, что Палач вернулся на Землю с одной целью: убить своих наставников.
– Твой клиент сообщил о своих страхах остальным?
– Нет.
– Почему?
– Потому что тогда пришлось бы рассказывать о причинах своих страхов.
– А в чем они заключаются?
– Он умолчал об этом.
– И чего же он хочет от твоего агентства?
– Нанять хорошего телохранителя. И еще он жаждет найти Палача и разделаться с ним.
– И ты намерен поручить мне последнее, не так ли?
– Точно. Ты подходящий человек для такой тонкой работы, Джо. Ну, что скажешь?
Я собрался было ответить с предельной откровенностью, но сдержался. К тому же я слишком многим обязан Дону и не хотел подводить его.
– Работа весьма сложная, – дипломатично произнес я.
– Ты готов взяться за дело?
– Э-э… мне нужно как следует все обдумать, – уклонился я от прямого ответа. – И собрать побольше фактов. Например: кто он, твой клиент? Где живет? Чем занимается?
Дон успокаивающе поднял руку.
– Отвечаю, – промолвил он с улыбкой. – Мой клиент – мистер Джесси Брокден, сенатор из Висконсина. Естественно, я сообщаю это тебе конфиденциально.
Я кивнул:
– По-моему, нынешняя высокая должность мистера Брокдена все облегчает. Он легко может обеспечить себе надежную защиту и…
– Но тогда моему клиенту пришлось бы многое объяснять, чего мистеру Брокдену делать не хочется по вполне понятным причинам, – возразил Дон. – Это может повредить его карьере. Так или иначе, он обратился в мое агентство, а не в службу безопасности.
– Понятно. А что делают другие бывшие операторы? Они также жаждут нашей помощи?
– Наоборот! Они наотрез отказались от нашего содействия. Похоже, считают Брокдена параноиком.
– Эти типы общались друг с другом в последнее время?
– Вряд ли. Они живут в разных концах страны и не виделись уже несколько лет. Разве что случайно.
– Хрупкая почва для серьезных размышлений.
– Один из них был прежде психологом.
– О! И кто же именно?
– Лейла Тэккер. Живет в Сент-Луисе. Работает в местном госпитале.
– И никто не обратился за помощью к местным или федеральным властям?
– Нет. Брокден связался со мной, как только услышал о возвращении Палача. Он находился в это время в Вашингтоне. Услышав об убийстве Бурнса, сенатор немедленно разузнал все подробности, а затем попытался разыскать остальных бывших операторов, чтобы предупредить их. Они никак не отреагировали на это. Когда я разговаривал с доктором Тэккер, она очень корректно заметила, что Бурнс всегда был не очень здоровым человеком.
– Чем же он болел?
– В последние годы – раком спины. И с этим ничего нельзя было поделать. Доктор Тэккер сказала, что не видит никакой связи между его смертью и возможным возвращением Палача.
– Выходит, она не боится?
– Лейла объяснила мне, что лучше всех знает мозг этой машины и потому не видит никаких причин для беспокойства.
– А как отреагировал третий оператор?
– Он сказал, что раз доктор Тэккер спокойна, то и ему тревожиться нечего.
– Кто он такой?
– Дэвид Фентрис, инженер-электронщик и кибернетик. Прежде занимался внешним видом Палача.
Я встал и пошел за кофейником. Не то чтобы я очень хотел выпить еще чашку, нет. Просто я некогда работал с Фентрисом в одной из космических программ.
Он был старше меня лет на пятнадцать. Когда мы впервые встретились, Дэвид был полон идей и выделялся среди остальных сотрудников фанатичным энтузиазмом. Жилистый, ростом в пять футов и восемь дюймов, с ранней сединой и красивыми серыми глазами, упрятанными за массивными роговыми очками. Он был скуп на слова, так что поначалу вы могли принять его чуть ли не за невежу, попавшего в космический проект исключительно благодаря семейным связям. Но стоило выслушать Фентриса в течение нескольких минут, как, казалось бы, хаотичные обрывки мыслей вдруг начинали складываться в целостную картину, оригинальную и одновременно совершенно очевидную, так что было неясно, как вы сами не додумались до этого. После этого можно было только удивляться, что такой толковый специалист занимает незначительную должность. Нет, его совсем не зря позднее пригласили в проект по созданию Палача.
Вопрос в другом: мог ли Дэвид вспомнить меня спустя столько лет? Конечно, я постарел и несколько располнел: сказывалась удачная карьера и прочное материальное положение. Но было ли этого достаточно, чтобы на равных сразиться с блестящим умом?..
– Где он живет? – спросил я.
– В Мемфисе. А какое это имеет значение?
– Я просто пытаюсь расставить фигуры игры на географической карте. Сенатор Брокден пока еще остается в Вашингтоне?
– Нет. Он возвратился в Висконсин и укрылся в охотничьем домике в северной части штата. С ним четверо охранников.
– Ясно.
Я насыпал в кофеварку свежий кофе и стал ждать, когда закипит вода. Мне чертовски не понравилось все, что я услышал о «деле Палача», и я решил не браться за него. Но мне не хотелось отделываться сухим «нет». Совместная работа с Доном сыграла слишком важную роль в моей жизни. Было очевидно, что ему крайне необходима сейчас помощь. Что ж, можно попытаться упростить мою задачу и свести ее к роли обычного телохранителя.
– Странно, что только один сенатор боится Палача – наконец сказал я.
– Согласен.
– К тому же он явно не хочет объяснять причин своего молчания.
– Верно.
– Не стоит также забывать, что доктор Тэккер сказала о его неуравновешенной психике.
– Не сомневаюсь, что он неврастеник, – кивнул Дон. – Взгляни-ка.
Он достал из своего кейса папку и, раскрыв ее, протянул мне лист бумаги. Это было письмо от Брокдена.
Дон, я хочу немедленно встретиться с вами,
– было написано размашистым почерком. —
Франкенштейн только что вернулся из бездны, в которую мы некогда столкнули этого монстра. Теперь он ищет меня, чтобы утащить в преисподнюю. Позвоните между восемью и десятью часами вечера.
Джесси.
Я покачал головой. Преисподняя – да, это было серьезно.
Налив кофе гостю и себе, я вновь уселся в кресло и сделал несколько глотков, размышляя. Насколько я помнил, сенатор Брокден возглавлял подкомитет по проверке Центрального банка данных, касавшихся результатов проводимых правительством реформ. Об этом в последнее время немало шумели газеты, но я не мог припомнить, какую позицию занимал сенатор в спорных вопросах. Впрочем, сейчас было важно другое – какую позицию занял по отношению к сенатору Палач, – если эта машина на самом деле вернулась из глубин космоса. Я мог не разделять политические взгляды сенатора, но позволить ему умереть, даже не попытавшись помочь…
Я налил себе еще одну чашку кофе и закурил очередную сигарету.
Мне очень не хотелось встречаться с Дэвидом, поле деятельности у меня и без того было широким. Я мог поговорить с Лейлой Тэккер, заняться убийством Бурнса, разузнать об обстоятельствах, при которых челнок обнаружили в водах Мексиканского залива. Словом, я могу и без Дэвида кое-что сделать, пусть это и будет полным разгромом шизофренических страхов сенатора Брокдена.
– У тебя есть фото Палача?
– Да, – ответил Дон.
Он протянул мне фотокарточку.
– Полицейский рапорт об убийстве Бурнса?
– Есть.
– Назови адреса и телефоны тех мест, где я смогу тебя найти в течение ближайших дней.
Дон усмехнулся, достал ручку и написал на листе бумаги несколько адресов.
– Рад был побывать на твоей яхте, – сказал он, поднимаясь. – Здесь чертовски уютно, только потолки в каюте чуть низковаты.
Я хотел было возразить, но, встав, ударился головой о висящий над креслом барометр. Это напомнило мне о том, что, имея дело с Доном Уэлшем, надо быть всегда настороже и не принимать его слова буквально.
На этом мой несколько затянувшийся отпуск закончился.
Меня разбудил телефонный звонок.
– Да?
– Мистер Донн? Уже восемь часов.
Я вылез из постели и уселся в кресло, с трудом приходя в себя после короткого сна. Я отношусь к породе людей, которые, что называется, долго запрягают, но быстро ездят. Чтобы прийти утром в форму, мне необходимо час провести в ванной, а еще час – на кухне, где я завтракаю от души, не считая калорий.
Прошедшей ночью я спал мало. Сразу же после ухода Уэлша я покинул «Протей» и направился в аэропорт, а оттуда в Сент-Луис.
Во время полета я не смог заснуть, решая, какую тактику поведения принять с Лейлой Тэккер. Прибыв в Сент-Луис, я снял номер в отеле возле аэропорта, попросил портье разбудить меня через пару часов и улегся в постель. Проснувшись, наскоро перекусил и стал изучать бумаги, которые мне передал Дон.
Лейла Тэккер была одинокой женщиной вот уже два года, после того как развелась со вторым мужем. Сейчас ей было сорок шесть, и она жила неподалеку от госпиталя, в котором работала. Судя по фотографии, выглядела она лет на десять старше своего возраста – брюнетка, светлоглазая, с причудливой формы очками на длинноватом носу. Лейла опубликовала множество книг и статей, и не только по вопросам медицины.
У меня не было времени собирать дополнительные данные об этой леди, и потому я просто взял такси и поехал к ней в гости. Конечно, следовало предварительно позвонить, но по опыту я знал, что куда легче сказать «нет» голосу в трубке, чем живому человеку, стоящему на вашем пороге.
Согласно данным Дона Уэлша, сегодня был один из таких дней, когда она принимала пациентов в своем домашнем врачебном кабинете. Войдя в холл небольшого пятиэтажного дома, я обнаружил ее имя вместе с десятком других у кнопки вызова. Не успел я разобраться, сколько раз нужно позвонить, чтобы связаться с Лейлой, как дверь распахнулась и пожилая дама с важным видом прошествовала мимо, даже не удостоив меня взглядом. Прежде чем дверь захлопнулась, я успел проскользнуть внутрь дома.
Поднявшись на лифте на второй этаж, я нашел искомую дверь и постучал. Дверь слегка приоткрылась, и я увидел знакомое по фотографии лицо – правда, в жизни оно выглядело куда моложе.
Я изобразил на лице приветливую улыбку и сказал:
– Доктор Тэккер, меня зовут Джон Донн. Я хотел бы вас попросить помочь мне в разрешении одной проблемы, которой я сейчас занят.
– Что за проблема? – сухо спросила Лейла.
– Это касается машины, прозванной Палачом.
На ее лице проскользнула гримаса отвращения. Побелевшие пальцы с силой вцепились в край двери.
– Я проделал долгий путь к вам, доктор Тэккер, но готов тотчас уехать, не обременяя вас своим присутствием. Мне хотелось бы задать всего лишь несколько вопросов.
– Вы представляете интересы руководства НАСА?
– Нет.
– Тогда вы работаете на Брокдена, не так ли?
– Не совсем.
– Понятно, – усмехнулась она. – Сейчас я не могу принять вас – у меня пациенты. Но если вы потрудитесь подождать в холле около получаса, я дам вам знать, когда освобожусь.
– Отлично, благодарю.
Она кивнула и закрыла дверь. Я не спеша пошел к лестнице, закуривая на ходу.
Через минуту я понял, что мой небесный покровитель – уж не знаю, кто это, Бог или дьявол, – не зря дал мне небольшую передышку. Я вышел в холл и изучил имена всех жителей дома. Затем вновь поднялся на лифте, уже на пятый этаж, и постучал в дверь. Когда за ней послышались шаги, я достал блокнот и ручку.
– Да? – спросила из-за чуть приоткрытой двери полная пожилая леди.
– Меня зовут Стефен Фостер, миссис Глунц, – затараторил я, приторно улыбаясь. – Я занимаюсь исследованиями для Северо-американской потребительской лиги. Буду рад заплатить вам за ответы на те несколько вопросов, которые я хотел бы вам задать. Меня интересует ваше отношение к продуктам и другим вещам, которые вы покупаете в магазинах.
– Продукты… Что, вы заплатите мне?
– Да, миссис. Десять долларов за дюжину вопросов. Это займет минуту или две.
Лицо пожилой леди тотчас смягчилось. Она открыла дверь.
– Почему бы вам не войти, мистер? Мы могли бы побеседовать на кухне, за чашечкой кофе.
– Нет, благодарю вас. Вопросов так немного, что я успею только войти и мне сразу же придется уходить. Первый вопрос я хотел бы задать насчет дезинфицирующих средств…
Десять минут спустя я вновь спустился в холл, мысленно приписав тридцать баксов к графе «расходы» – за три дурацких интервью. Они ничего полезного мне не дали, но в такой сложной партии не грех подвигать пешками на флангах. Кто знает, как сложится ситуация в дальнейшем – быть может, мне понадобится даже такая набитая дура, как миссис Глунц.
Прошло еще около четверти часа, прежде чем дверца лифта раскрылась и из нее вышли трое мужчин – двое молодых и один постарше. Они над чем-то смеялись с похабными улыбками.
Заметив меня, один из них сказал:
– Вы – тот парень, который желает увидеть доктора Тэккер?
– Точно.
– Она сказала, что ожидает вас.
– Благодарю.
Почему-то мой ответ вызвал новый взрыв смеха у веселой троицы пациентов доктора Тэккер. Немного озадаченный, я пошел к лестнице.
На этот раз Лейла встретила меня довольно гостеприимной улыбкой. Проводив в гостиную, она предложила мне сесть в кресло около журнального столика.
– Хотите кофе? Осталось почти полкофейника после приема пациентов.
– Замечательно. Только, если можно, черный и без сахара.
Минуту спустя она принесла две дымящиеся чашки, а сама уселась на стоящую рядом со столиком софу. Сделав несколько глотков, вопросительно взглянула на меня.
– Итак, мистер Донн, я хотела бы узнать поподробнее, что именно привело вас в Сент-Луис.
– Я уже говорил. Телефактор, прозванный Палачом и, возможно, обладающий искусственным разумом, вернулся на Землю.
– Это только гипотеза, – отпарировала доктор Тэккер. – Или вы знаете больше, чем я. Мне сообщили, что в водах Мексиканского залива нашли полуразбитый челнок, и только. Не обнаружено никаких доказательств, что его пилотировал Палач.
– Гм-м… мне это кажется весьма вероятным предположением.
– А я думаю иначе. Скорее всего, Палач послал свой челнок на Землю много лет назад, и тот вернулся, ведомый автопилотом.
– С чего это Палач должен был возвращать свой челнок? – возразил я. – И почему он приводнился именно рядом с атлантическим побережьем Америки?
Лейла нахмурилась и пытливо взглянула на меня.
– Прежде чем ответить, я хотела бы знать, почему вы этим интересуетесь. Вы журналист?
– Нет. Я литератор, работаю в области научной популяристики. Но делом Палача занимаюсь не ради публикаций. Мне заказали отчет о психологических особенностях искусственного разума Палача.
– Кто?
– Одна компания проводит секретные исследовательские работы, – пояснил я. – Ее интересует, какие факторы и как могут повлиять на мыслительные способности Палача – если предположить, что он все-таки вернулся на Землю. Я провел кое-какие предварительные изыскания и пришел к выводу, что ядром личности этой разумной машины послужили своеобразные «слепки разумов» четырех операторов, которые некогда обучали его. Поскольку вы были прежде психологом, то я решил в первую очередь навестить именно вас.
Она кивнула, не сводя с меня настороженного взгляда.
– Если хотите, приоткрою карты, – поколебавшись, продолжил я. – Меня нанял мистер Уэлш, который, в свою очередь, работает на сенатора Брокдена.
– Вы знаете, что случилось с Мэнни Бурнсом?
– Да, мне очень жаль.
– Мэнни принадлежал к тем людям, кто, даже смертельно болея, готов цепко держаться за жизнь, стремясь сделать до последнего дыхания как можно больше. Каждое мгновение для него было дорого – ведь он чувствовал, как старуха-смерть дышит ему в затылок. Правда, в последнее время Мэнни стал вести себя… скажем, иррационально. Джесси звонил ему и был поражен его ужасом. Слухи о возвращении Палача тогда уже дошли до Мэнни. Впрочем, у него был рак, и причина его страхов понятна и без того.
– Но вы не видели оснований бояться этой человекообразной машины?
– Нет. Я была последним оператором, работавшим с Палачом, перед тем как его отправили в космос. Во время обучения мы много занимались организацией связи между воспринимаемой информацией и целенаправленной деятельностью. Многое из того, что он получил от нас четверых, было слишком сложно для Палача, но могло отложиться в его памяти. Представьте себе бедного ребенка, которого родители заставили выучить адресную книгу. Долгие годы это может казаться пустым грузом, но, повзрослев, человек может однажды использовать эти знания с пользой для себя. У Палача-ребенка таких излишних знаний оказалось много, и, кроме того, они были связаны с четырьмя совершенно различными индивидуальностями. Если он на самом деле вдруг «повзрослел», то представьте себе те внутренние конфликты и противоречия, которые стали терзать мыслящую машину.
– Почему бы вам не подумать об этом раньше, во время обучения? – спросил я.
Она невесело улыбнулась:
– Тогда все это считалось вторичным, малозначащим. Нейристорный мозг машины казался нам недостаточно зрелым и восприимчивым, чтобы запоминать «адресную книгу», когда оператор пытается втолковать ему, скажем, законы Ньютона. Однако он запомнил и то, и другое, только сразу это никак не проявилось. Многое, что Палач-ребенок воспринял от нас, операторов, долгое время оставалось скрытым, но его мозг постепенно развивался. Однажды там, в космосе, он вдруг почувствовал себя словно бы составленным из четырех различных индивидуальностей. Это привело его в панику. Когда он пытался разъединить их, то приходил в шизоидное состояние; когда же пытался как-то совместить, впадал в кататонию, или, иначе, в ступор. Палач циклично переходил из одного крайнего состояния в другое, затем колебания психического маятника стали затухать. Я почувствовала перед самым концом связи, что Палач вошёл в состояние, близкое к эпилепсии. Наверное, в этот момент через нейристорные ячейки его мозга проходили токи огромной силы, разрушая их. Они неизбежно должны были привести к гибели машины или сделать ее идиоткой.
– Понимаю, – кивнул я. – Мне почему-то кажется, что до такого печального финала дело не дошло. Более вероятно другое: либо он сумел слить слепки четырех различных индивидуальностей в одну, либо впал в постоянную шизофрению. Как вы считаете, каково было бы поведение машины?
– Понятия не имею, особенно во втором случае. Палач – не человек, и шизофрения его может развиваться совсем иными путями. Возможно, все четыре составляющие «личности» в результате его деятельности в космосе стали развиваться. Или дегенерировать. Или конфликтовать друг с другом. Или мутировать, переходя в совершенно новое качество. Кто знает? Но в любом случае я не верю, что машина с поврежденной психикой стала бы возвращаться на Землю. Зачем ей это нужно?
– Позвольте сделать одно предположение?
– Рискните, – усмехнулась Лейла.
– После долгой борьбы верх над четырьмя демонами, терзавшими Палача, взял пятый, рожденный в яростной схватке. И этот пятый демон с самого рождения испытывал ненависть к четырем операторам, породившим, пусть и невольно, страшный разлад в душе машины. Теперь ею двигает лишь одно – жажда мести.
Лейла снисходительно взглянула на меня.
– Похоже, вы чересчур начитались Фрейда. Эдип и Электра в одном лице, стремление ребенка уничтожить обоих родителей… Даже Фрейд не нашел названия для такого чудовищного комплекса.
– Я бы назвал это гермацисовым комплексом.
– Почему?
– Палач мне кажется Гермафродитом, объединенным в одном теле с нимфой Салмакидой. Почему бы ему не испытывать ненависти к четырем своим «родителям»?
Лейла вновь улыбнулась:
– Все это лишь предположения, мистер Донн. Если бы на самом деле произошло нечто подобное, это означало бы, что нейристорный мозг куда устойчивей человеческого. Люди неспособны пройти через круги ада и сохранить способность к целенаправленным действиям. Если же Палачу удалось это сделать и создать в результате целостную, новую личность… Почему вы считаете, что он должен был завязнуть в ваших гермацисовых комплексах? Возможно, Палач стал бы питать к нам неприязнь, даже отвращение – но почему именно ненависть? Он может найти в космосе другие приложения для своих новых способностей, которые позволили бы ему самоутвердиться в собственных глазах и почувствовать независимость от прошлого.
– То и другое он может достигнуть, избавившись от своих четырех родителей, – упрямо возразил я.
– Вы настаиваете на изобретенном вами гермацисовом комплексе? Что ж, ваше право. Я же предпочитаю считать, что возможности нейристорного мозга не позволили психике зайти в такой тупик. Шизофрения должна была разрушить искусственный мозг и тем самым решить все наши проблемы. Другими словами, нам нечего тревожиться.
Я допил почти остывший кофе.
– Все это было бы прекрасно – если бы дела обстояли именно так. Но могут существовать и другие причины, по которым Палач стремится убить вас.
Выражение ее лица не изменилось. Впрочем, я не ожидал иного.
– Что за иные причины? – спокойно спросила доктор Тэккер.
– Боюсь, мне нечего вам сказать, – вздохнул я. – Пожалуй, это все, о чем я хотел спросить вас.
Она улыбнулась с явным облегчением.
– А мне нечего вам ответить.
Она первой поднялась с софы, и я последовал за ней.
– Благодарю вас, вы были очень добры.
– Рада была вам помочь, мистер Донн. Скажите, а что вы собираетесь предпринять?
– Пока не решил, – уклончиво ответил я. – Попытаюсь сделать свой отчет поподробнее. Возможно, мистер Фентрис сможет дополнить ваш рассказ?
Лейла фыркнула.
– Нет, не думаю, что Дэвид способен сообщить вам что-нибудь полезное. Некоторые люди находят смысл жизни в религии, другие – в неуместном, почти мазохистском рвении… Впрочем, забудьте все, что я сказала. Трудно ставить диагноз на расстоянии. Вы сделаете свой вывод, когда встретитесь с Дэвидом.
– Посмотрим, – ответил я. – Хотя еще не факт, что я буду искать встречи с вашим бывшим коллегой. Но вы озадачили меня. Как может религия влиять на инженера?
– Я разговаривала с Дэвидом после того, как Джесси сообщил нам о возвращении челнока. Странный получился разговор… Дэвид говорил, что возвращение Палача – это, мол, возмездие Всемогущего за то, что мы, люди, вмешались в его область: создание разумного существа. Потому-то якобы Палач стал безумным и вернулся на Землю, дабы совершить над нами Божий суд.
– Ого, – промолвил я.
Лейла улыбнулась, словно извиняясь за Дэвида, и я вернул ей улыбку.
– Все было именно так, – со вздохом сказала она. – Хотя не исключено, что у Дэвида просто очередной приступ ипохондрии. Вам стоит навестить его.
Я покачал головой. Что-то мне подсказывало, что решение проблемы не касается моего старого знакомого. В любом случае спешить не стоило.
– Еще раз благодарю вас, – сказал я. – Теперь мне ясно, что все дело в психологической стороне вещей, а не в механистической или теологической. Кажется, в конце туннеля забрезжил свет.
Она ответила холодной улыбкой, но, прежде чем закрыть за мной дверь, неожиданно сказала:
– Мистер Донн, если вас не затруднит… Словом, я хотела бы знать, чем обернется вся эта история с Палачом.
Я сделал вид, что удивлен ее просьбой, хотя и ожидал нечто подобное.
– Э-э… видите ли, я уже почти закончил свое расследование. Меня попросили написать небольшой отчет, и я буквально сегодня сяду за него. С другой стороны, не исключено, что мой заказчик кое-что сообщит мне о дальнейшем ходе дел.
– У вас есть номер моего телефона?
– Кажется, нет.
Он был у меня, и все же я с серьезным видом записал телефон Лейлы в блокнот – сразу же после ответов миссис Глунц на мои расспросы по поводу качества дезинфицирующих средств.
Я направился прямехонько на аэродром, купил билет на самолет, направляющийся в Мемфис, и вскоре уже сидел в мягком кресле. Если бы я замешкался на несколько секунд и опоздал, все в дальнейшем могло пойти по-другому. Да что же здесь поделаешь! Добрый доктор Тэккер убедила меня в том, что следующим, кого я посещу, будет Дэвид Фентрис, черт бы его побрал. Лейла явно не рассказала мне правду, и нужно было поговорить с оставшимися двумя операторами – пока они еще живы.