Текст книги "Миры Роджера Желязны. Том 10"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Рот, который пьет!

– Кровь жизни!

– Кровь жизни!

– Слава нашему племени!

– Слава нашему племени!

– Слава Мертвецу!

– Слава Мертвецу!

– Слава Мертвецу!

– СЛАВА МЕРТВЕЦУ!

Под конец они уже ревели. Человеческие, получеловеческие и нечеловеческие глотки подхватывали эту короткую литанию, и она катилась по полю, словно волна прибоя. Вопили и наши охранники. Миштиго закрывал свои чуткие уши, и на лице его было выражение муки. В голове у меня тоже звенело. Дос Сантос перекрестился, один из охранников покачал головой и многозначительно приподнял свой меч. Дос поежился и снова стал смотреть в сторону поля.

Морби подошел к хижине и три раза стукнул рукой по раздвижной двери. Страж открыл ее перед ним.

Внутри стоял гигантский черный катафалк, обвешанный черепами людей и животных. На нем возвышался огромный гроб из темного дерева, расписанный яркими зигзагами.

По указанию Морби охранники подняли крышку.

Следующие минут двадцать он делал подкожные впрыскивания тому, что находилось в гробу. Движения его были медленно-ритуальными. Один из охранников, отложив меч, помогал ему. Барабаны продолжали медленную ровную каденцию. Толпа затихла, как умерла.

Затем Морби повернулся к ней.

– Мертвец поднимается, – объявил он.

– Поднимается, – отозвалась толпа.

– Он выходит, чтобы принять жертву.

– Он выходит…

– Выходи, Мертвец! – воззвал Морби. И тот вышел.

Встал во весь рост. И был велик. Огромен и тучен.

И вправду, могуч был Мертвец. Потянул бы на все триста пятьдесят фунтов.

Сначала он сел в гробу и огляделся. Потер свою грудь, подмышки, шею, пах. Вылез из своего большого ящика и встал возле катафалка.

Морби рядом с ним казался карликом.

На теле только набедренная повязка, на ногах – сандалии из козьей кожи. Кожа белая, мертвенно-белая, белая, как рыбий живот, лунно-белая… мертвенно-белая.

– Альбинос… – пробормотал Джордж, и голос его услышали все, поскольку он был единственным звуком в ночи.

Морби повернул к нам голову и улыбнулся. Он взял Мертвеца за короткопалую руку и вывел его из жилища на поле. Мертвец шарахался от факелов. Когда он приблизился, я вгляделся в его лицо.

– Никаких признаков ума, – сказала Красный Парик.

– Ты видишь его глаза? – спросил Джордж, прищуриваясь. Очки его были разбиты в стычке.

– Вижу. Розоватые.

– У него есть эпикантиальные складки [8]8
  Эпикантиальная складка особая складка у внутреннего угла глаза человека, характерная для монголоидной расы.


[Закрыть]?

– М-м-м… да.

– О-хо-хо. Он монголоид, держу пари, что идиот. Вот почему Морби было нетрудно сделать с ним все, что хочешь. Взгляни на его зубы. Они, должно быть, заточены.

Мертвец как раз расплылся в ухмылке, поскольку заметил яркую голову Красного Парика. Обнажились отличные острые зубы.

– Его альбинизм – результат ночного образа жизни, который Морби ему навязал. Смотри! Бедняга вздрагивает от света факелов. Он сверхчувствителен к любой форме актиничности [9]9
  Актиничность – способность излучения оказывать действие на светочувствительный материал.


[Закрыть].

– А что насчет его диеты?

– Принял, раз навязали. Множество примитивных народов пьют кровь своего домашнего скота. Казахи делали это до двадцатого века, то же самое тоды. Ты видел раны на лошадях, в загоне. Ты ведь знаешь, что кровь питательна – надо только научиться ее останавливать. Уверен, что Морби установил диету этому идиоту еще с детства. Так что он, конечно, вампир – таким его вырастили.

– Мертвец поднимается, – сказал Морби.

– Мертвец поднимается, – подтвердила толпа.

– Слава Мертвецу!

– Слава Мертвецу!

Морби опустил свою белую руку и направился к нам, оставив ухмыляться посреди поля чуть ли не самого настоящего вампира.

– Слава Мертвецу, – сказал он, подойдя к нам с такой же ухмылкой. – Не правда ли, он великолепен?

– Что вы сотворили с этим несчастным существом? – воскликнула Красный Парик.

– Очень немногое, – возразил Морби. – Он родился с хорошими данными.

– Какие инъекции вы ему сделали? – поинтересовался Джордж.

– О, я оглушил его болевые центры новокаином – перед такой схваткой это необходимо. Отсутствие реакции на боль усиливает образ его непобедимости. Кроме того, я подбросил ему гормональных средств. Недавно он начал набирать вес и стал немного инертен.

– Вы говорите о нем так, будто это механическая игрушка, – сказала Диана.

– Он таков и есть. Непобедимая игрушка. К тому же бесценная. Ну как, Хасан? Готов?

– Готов, – ответил Хасан, снимая халат и бурнус и отдавая их Эллен.

Большие мышцы на его плечах вздулись, пальцы слегка напряглись. Он двинулся вперед и вышел из круга обнаженных мечей. На левом плече у него был шрам, еще несколько шрамов пересекали спину. Факел высветил его бороду, кроваво окрасив ее, и я поневоле вспомнил ту ночь в поселке, когда он словно душил кого-то, а Мама Джули сказала: «В твоего друга вселился Ангелсу» – и еще: «Ангелсу – бог смерти, и он приходит только с ней».

– Слава воину Хасану, – объявил Морби, отвернувшись от нас.

– Слава воину Хасану! – ответила толпа.

– Сила его велика.

– Сила его велика, – повторила толпа.

– Но Мертвец еще славнее.

– Но Мертвец еще славнее.

– Он ломает ему кости и швыряет его туда-сюда на нашем пиру.

– Он ломает ему кости…

– Он ест его печень.

– Он ест его печень.

– Он пьет кровь из его горла.

– Он пьет кровь из его горла.

– Велик он и могуч.

– Велик он и могуч.

– Слава Мертвецу!

– Слава Мертвецу!

– Этой ночью, – спокойно сказал Хасан, – он и впрямь станет мертвецом.

– Мертвец! – крикнул Морби, когда Хасан подошел и встал перед своим противником. – Я отдаю тебе в жертву этого человека по имени Хасан.

Затем Морби подался в сторону и показал охранникам, чтобы те отвели нас на дальний край поля.

Идиот ухмылялся все шире и шире и медленно приближался к Хасану.

– Бисмалла, – сказал Хасан, делая вид, будто хочет увернуться, и отклоняясь вниз и вбок.

Он начал размах от самой земли и понес кулак вверх быстро и жестко, будто выстрел хлыста, вложив весь свой вес в удар, который пришелся с левой стороны челюсти Мертвеца.

Белая, белая голова дернулась разве что дюймов на пять.

И он продолжал ухмыляться.

Затем он выбросил вперед свои короткие толстые руки и обхватил Хасана под мышками. Хасан вцепился ему в плечи, оставляя на них хорошо видные красные борозды, и там, где его пальцы вонзались в белоснежные мышцы, выкатывались красные капли.

Толпа при виде крови Мертвеца завизжала.

Возможно, запах собственной крови возбудил идиота. Или запах, или визг. Потому что он оторвал Хасана от земли, подняв на высоту два фута, и побежал с ним вперед. На пути стояло исполинское дерево – Хасан ударился о ствол, и голова его мотнулась.

Мертвец всей тяжестью навалился на противника, затем медленно отступил, встряхнулся и начал его избивать.

Это было настоящее побоище. Хасан прикрывал лицо ладонями, а солнечное сплетение – локтями. Однако Мертвец продолжал колотить его по бокам и голове. Руки его знай подымались и опускались.

И он не переставал ухмыляться.

В конце концов руки Хасана упали, и он сцепил их у живота. Струйка крови потекла из уголка рта.

Непобедимая игрушка продолжала свою игру.

А затем из далекого далека, с другого края ночи, из такого далека, что только я мог расслышать, донесся голос, который я узнал.

Это охотился мой адский гончий пес Бортан.

Где-то он напал на мой след и мчался сюда, сквозь ночь, прыгая, как коза, стелясь, как река или скаковая лошадь, пятнистой масти, глаза, будто горящие угли, а зубы, будто циркулярная пила.

Он никогда не уставал от бега, мой Бортан.

Такие, как он, рождаются без страха, – преданные охоте, клейменные смертью.

Мой адский гончий пес все ближе и ближе, и ничто не собьет его с пути. Но он был далеко, в далеком далеке, на том краю ночи…

Толпа вопила. Хасан больше ничего не мог сделать. Никто бы не мог.

Краем глаза (карего) я заметил почти неуловимое движение Эллен. Как будто она что-то бросила правой рукой… И двумя секундами позже это случилось.

Я быстра отвел глаза от ослепительной вспышки за спиной у идиота.

Мертвец вскрикнул и выпустил Хасана.

Старая добрая инструкция номер 237.1 (подписанная мною): «Каждый руководитель группы и каждый турист должны иметь при себе в пути не менее трех осветительных ракет».

Это означало, что у Эллен осталось только две. Благослови ее Бог.

Идиот перестал избивать Хасана. Он пытался ногой откинуть пламя. Он вопил. Он зажал глаза руками. Он катался по земле.

А Хасан следил за ним, обливаясь кровью, тяжело дыша…

Пламя обжигало, Мертвец вопил.

Наконец Хасан шевельнулся. Он потянулся вверх и ухватил один из толстых стеблей ползучего растения, свисающего с дерева. Стебель сопротивлялся. Он дернул сильнее.

Стебель подался.

Хасан упал на колени возле Мертвеца и быстрым движением затянул стебель петлей у него на горле. Пламя искрило. Хасан затягивал петлю. Мертвец пытался подняться. Хасан затягивал еще сильнее. Идиот схватил его за пояс.

Большие мышцы на плечах убийцы вздулись, как канаты. Кровь на его лице перемешалась с потом. Мертвец встал, подняв и Хасана. Хасан затянул еще сильнее.

Лицо идиота было теперь не белым, а пошло пятнами, веревки вен выступили на лбу его и шее. Он снова оторвал Хасана от земли – поднял так же, как я поднимал голема, и стебель еще глубже вонзился в его шею, когда он напряг все свои нечеловеческие силы.

Толпа выла и пела что-то бессвязное. Гром барабанов достиг бешеного предела.

И затем я снова услышал лай, но он был еще очень далеко. Пламя стало умирать.

Мертвеца качало из стороны в сторону.

…Затем его затрясло в судороге, и он отшвырнул Хасана. Петля на его горле ослабла, поскольку противник выпустил конец.

Хасан сделал укеми и перекатился на колени. В такой позиции он и остался.

Мертвец двинулся к нему.

Но поступь его вдруг изменилась. Он весь затрясся. В горле у него булькнуло, лицо потемнело. Пошатываясь, он добрел до дерева и оперся о ствол рукой. Он тяжело дышал. Затем стал шумно хватать ртом воздух. Рука его скользнула по стволу дерева, и он упал на землю. Согнувшись в три погибели, он снова поднялся.

Хасан встал с колен и снова взял выроненный стебель. Он стал приближаться к идиоту.

На сей раз петля его была мертвой.

Мертвец упал и больше не поднялся.

Впечатление было такое, будто выключили радио, игравшее до того на полную громкость.

Щелк…

И чудовищная тишина – все произошло так быстро. И ночь была нежна [10]10
  «И ночь была нежна» – цитата из стихотворения Дж. Китса «Ода к соловью», давшая название роману Скотта Фицджеральда и взятая к нему эпиграфом.


[Закрыть], да, да, – воистину, когда, выпрыгнув из нее, я свернул шею меченосцу, что стоял возле меня, и схватил его клинок. Затем я развернулся влево и раскроил им череп еще одному.

Затем снова – щелк, и опять полная громкость, но на сей раз при всеобщем оцепенении. Ночь была порвана по самой середине.

Миштиго сбил с ног своего охранника запрещенным ударом в затылок и ногой саданул другого в голень. Джорджу удалось ударить коленом в пах того, кто был ближе всех. Дос Сантос был не так разворотлив – или ему просто не повезло – и получил две нехорошие раны: в грудь и плечо.

Рассеянная вдоль края поля толпа вскочила с земли – это было похоже на ускоренную съемку роста бобов. Она бросилась к нам.

Эллен накинула Хасанов бурнус на голову меченосца, собравшегося распотрошить ее мужа. А затем земной поэт-лауреат изо всех своих сил опустил камень на макушку бурнуса, тем самым несомненно обретя скверную карму, но, кажется, ничуть по сему поводу не встревожившись.

В этот момент Хасан уже снова присоединился к нашей маленькой группе – он рукой парировал удары меча, отбивая его с плоской стороны клинка; древний самурайский прием, который я считал давно утраченным. Затем и у Хасана в руках оказался меч – ему на это понадобилось лишь одно стремительное движение – а мечом он владел весьма искусно.

Толпа еще не миновала и половины расстояния до нас, как мы уже убили или тяжело ранили всех наших охранников. Диана, по примеру Эллен, запустила три свои осветительные ракеты прямо в толпу. И мы побежали; Эллен и Красный Парик поддерживали Дос Сантоса – ноги плохо его слушались.

Но куреты перерезали нам путь, и мы побежали на север, отклонившись от нашей цели.

– У нас ничего не получится, Караги, – крикнул Хасан.

– Знаю.

– …Если только ты и я не задержим их, пока остальные не оторвутся.

– О'кей. Где?

– Возле ямы, где жаровня. Там толстые деревья вдоль тропы. Это бутылочное горло. Они там всех нас не достанут за один прием.

– Правильно! – Я обернулся к остальным: – Слышали? Бегите к лошадям! Вас поведет Фил. Хасан и я будем сдерживать их столько, сколько сможем.

Красный Парик повернула ко мне голову и стала что-то говорить.

– Никаких возражений. Вперед! Вам дорога жизнь или нет?

Они подчинились. Они побежали.

Мы с Хасаном остановились за ямой, поджидая куретов. Остальные, оторвавшись, бросились через лес, держа путь к деревне и загону. Толпа катилась прямо на нас – меня и Хасана.

Первая волна врезалась в нас, и мы начали убивать. Мы занимали клин, где тропа вырывается из леса на волю. Слева от нас была дымящая яма, справа – стена деревьев. Мы убили трех, а еще несколько отступило; обливаясь кровью, они выждали и двинулись на нас с флангов.

Мы встали спина к спине и, едва они приближались, наносили им удары.

– Если хотя бы у одного из них пистолет, нам смерть, Караги.

– Знаю.

Еще один получеловек упал под моим клинком. Другой от удара Хасана с воплями свалился в яму.

Но теперь все они были здесь. Чей-то меч, миновав моего напарника, врезался мне в плечо. Еще один отметил мое бедро.

– А ну, назад, дурачье! Я кому сказал?! Отступайте, уроды!

Что они и сделали, убравшись за предел досягаемости.

Тот, кто это крикнул, был ростом в пять с половиной футов. Нижняя его челюсть двигалась, как у куклы, – будто на шарнирах, зубы же у него были, как костяшки домино – черные, щелкающие друг о друга, когда он открывал и закрывал рот.

– Слушаемся. Прокруст, – услышал я слова одного из нападавших.

– Принесите сети! Надо взять их живыми! Не приближайтесь к ним. Они и так уже положили слишком много наших.

Возле него был Морби, он всхлипывал.

– …Я не знал, господин!

– Молчать! Ты, затейник дерьмовых зрелищ! Ты и так стоил нам бога и многих его присных!

– Атакуем? – спросил Хасан.

– Нет, но приготовься к тому, чтобы резать сети, когда их принесут.

– Это плохо, что они хотят взять нас живьем, – сделал он вывод.

– Мы уже стольких отправили в Ад, чтобы вымостить путь и себе, – сказал я, – и мы еще держимся и держим клинки. Что еще нужно?

– Если мы их атакуем, то прихватим с собой на тот свет еще двух, а то и четырех. А если ждать, они накроют нас сетью и мы умрем без них.

– Какая нам разница, если мы уже будем мертвыми. Давай подождем. Пока мы живы, того и гляди может явиться павлиний хвост случая.

– Как скажешь.

А они нашли сети и приволокли их.

Первые три мы порвали; четвертую не успели и запутались в ней. Куреты затянули ее и бросились к нам.

Пальцы мои разжались, меч выпал. Кто-то пнул меня. Это был Морби.

– Теперь ты умрешь, как мало кто умирал.

– А что остальные, скрылись?

– Ненадолго, – сказал он. – Мы выследим их, поймаем и приведем обратно.

Я засмеялся.

– Вы проиграли. Они скрылись. Морби снова меня пнул.

– Так где же ваши правила? – спросил я. – Ведь Хасан победил Мертвеца.

– Обманом. Женщина бросила зажигательную ракету.

Пока нас связывали, подошел Прокруст и встал возле него.

– Отнесем их в Долину Спящих, – предложил Морби, – поступим с ними так, как они того заслужили, и будем их держать до следующего пира.

– Хорошо, – кивнул Прокруст. – Пусть будет так.

Всё это время Хасан, должно быть, пытался просунуть левую руку сквозь ячейки сети, потому что она вдруг вырвалась из нее и ногти Хасана вонзились в ногу Прокруста.

Прокруст пнул его несколько раз, а для ровного счета и меня в придачу, потер царапины, оставшиеся на икре.

– Зачем ты это сделал, Хасан? – спросил я, когда Прокруст отошел, приказав подвязать нас для транспортировки к гигантским шампурам, которые мы видели на месте жаровни.

– Может, на ногтях осталось малость метацианида, – пояснил он.

– Как он туда попал?

– Из пуль на моем поясе, Караги, который они с меня не сняли. После того как я сегодня их подстриг, я покрыл их ядом.

– А! Ты поцарапал Мертвеца в самом начале встречи…

– Да, Караги. Вопрос заключался в том, доживу ли я до момента, когда он упадет.

– Ты всем убийцам убийца, Хасан. – Благодарю, Караги.

И нас, запеленутых в сети, подвязали к шампурам. Четыре человека по приказу Прокруста подняли груз.

Морби и Прокруст возглавили шествие. Нас несли сквозь ночь.

Мир, пока нас несли на этих кособоких носилках, менялся вокруг. Так бывает всегда по мере приближения к Горючей точке. Как будто идешь вспять сквозь геологические эры.

Деревья вдоль нашего пути становились все разнообразней. Под конец мы уже двигались по влажному коридору меж темных громадин с листьями, как у папоротника; какие-то неведомые существа с узкими желтыми глазами выглядывали из-за них. Ночь высоко над головой была как просмоленная парусина, пологом натянутая на верхушки деревьев, проколотая слабыми метинами звезд, вспоротая зазубренным желтым лунным серпом печали. В великом этом лесу раздавались птичьи крики, замирающие на хриплых низах. Что-то темное пересекало тропу далеко впереди.

Мы продвигались вперед, и деревья становились все меньше, а расстояние между ними – все больше. Но они не были похожи на деревья, что росли там, возле деревни. Они сплелись между собой (и продолжали сплетаться!), ветви их были как пряди морских водорослей, стволы уродливо изогнулись, а вздыбленные корни медленно, словно крадучись, ползли по земле. Какие-то невидимые создания скрипели и скворчали, прыская во тьму от света электрического фонаря Морби.

Повернув голову, я засек слабое пульсирующее мерцание, прямо на границе видимой части спектра. Оно шло сверху.

Внизу появилось множество темных ползучих растений. Они корчились и извивались под ногами наших носильщиков. Деревья стали просто папоротниками, затем вовсе исчезли. Их заменило огромное количество косматых кроваво-красных лишайников, покрывавших все камни. Они слабо светились. Животный мир больше не подавал своего голоса. Звуков вообще не стало, за исключением прерывистого дыхания четырех наших носильщиков, тяжелых шагов и время от времени – мягкого стука, когда автомат-карабин Прокруста ударялся в обросший камень.

На поясах у наших носильщиков висели клинки. У Морби было несколько клинков, а кроме того – маленький пистолет.

Путь резко пошел наверх. Один из носильщиков ругнулся. Края полога ночи дернуло вниз, до самой линии горизонта, и его наполнила смутная пурпурная мгла, тонкая, как выдох сигаретного дыма. Медленно и очень высоко, словно скат в воде, поводила крылами в воздухе темная тень летуче-паучьей мыши, пересекающей узкий лик месяца. Прокруст упал.

Морби помог ему подняться на ноги, но Прокруст покачнулся и повис на нем.

– Что вас беспокоит, господин?

– Внезапная слабость, онемение членов… Возьми мой карабин. Он потяжелел. Хасан хмыкнул.

Прокруст повернулся к Хасану, кукольная его челюсть опустилась. Затем он и сам опустился – упал на землю. Морби только что взял карабин, и руки у него были заняты. Охранники приземлили нас, довольно-таки поспешно, и бросились к Прокрусту.

– У тебя есть вода? – спросил он, и глаза его закрылись. Больше он их не открыл.

Морби приложил ухо к его груди, подержал оперенную часть своего жезла у него перед ноздрями.

– Мертв, – объявил наконец он.

– Мертв? – Носильщик, покрытый чешуей, начал плакать. – Он биль бог. Он биль великий воитель. Что нам теперь делать?

– Он мертв, – повторил Морби, – и я ваш вождь, пока не объявят нового Главного воителя. Заверните его в свою одежду. Оставьте Прокруста здесь прямо на этом плоском камне. Ни одно животное сюда не придет, так что никто его не тронет. Мы заберем его на обратном пути. Однако теперь мы должны отомстить этим двум. – Он указал на нас своим скипетром. – До Долины Спящих уже рукой подать. Вы приняли таблетки, которые я вам давал?

– Да.

– Да.

– Да.

– Да.

Вскоре нас снова подняли и понесли вверх по склону, за краем которого тропа нырнула во флюоресцирующую воронку с выщербленными краями. Огромные каменья, разбросанные вокруг, казались объятыми пламенем.

– Это место, – сказал я Хасану, – описывал мой сын. Здесь нить моей жизни проходит через горящий камень. Он видел, что мне угрожает Мертвец, однако судьба дважды подумала и подвергла этому смертельному испытанию тебя. Но если оглянуться назад, когда я всего лишь привиделся Смерти, именно это место и послано мне на погибель.

– Упасть с Шинвата – это согреться, – сказал Хасан.

Нас втащили в расщелину и бросили на камни. Морби снял карабин с предохранителя и отступил назад.

– Освободите грека и привяжите его вон к той колонне, – указал он оружием.

Носильщики выполнили его приказ, понадежней связав мне руки и ноги. Камень был влажный и гладкий, убивающий совершенно незаметно.

То же самое они проделали с Хасаном, привязав его в восьми футах справа от меня.

Морби так установил свой фонарь, чтобы тот высвечивал возле нас желтый полукруг. Возле него самого, как статуи дьяволов, стояли четыре курета.

Морби улыбался. Он прислонил карабин к каменной стене, что была у него за спиной.

– Это Долина Спящих, – сказал он нам. – Тот, кто здесь спит, не просыпается. Однако мясо здесь не портится, что обеспечивает нас в неурожайные годы. Перед тем как мы вас здесь оставим… – Он повернулся ко мне: – Видел, куда я поставил карабин?

Я не ответил.

– Думаю, твои внутренности до него достанут, Комиссар. Во всяком случае, я сейчас это проверю. – Он вытащил кинжал из-за пояса и приблизился ко мне. Четыре получеловека шли за ним. – Кто, по-твоему, из вас храбрее, ты или араб?

Ни я, ни Хасан не ответили.

– Ну что ж, вы сами про себя это узнаете, – процедил он сквозь зубы. – Ты первый!

Он выдернул края моей рубашки и вырезал ее спереди, медленно и многозначительно описывая круги ножом в двух дюймах от моего живота и внимательно вглядываясь мне в лицо.

– Боишься… Лицо еще этого не выдает, но выдаст. – Затем: – Смотри на меня! Я буду вводить лезвие очень медленно. Когда-нибудь я тобой пообедаю. Что ты на это скажешь?

Я засмеялся. Неожиданно рассмеяться – это было куда как кстати.

Лицо Морби скривилось, а затем вытянулось, словно озадачившись на миг.

– Ты, часом, не рехнулся от страха, Комиссар?

– Перья или свинец? – спросил я его.

Он знал, что это значит, и хотел что-то сказать, но тут услышал, как примерно в двадцати шагах от него щелкнул камушек. Его голова дернулась в ту сторону.

Последнюю секунду своей жизни он истратил на вопль, пока Бортан, всей мощью своего прыжка опрокинув его на землю, не снес ему голову с плеч.

Явился мой гончий пес.

Куреты заверещали, поскольку его глаза как два горящих уголья, а зубы его как циркулярная пила, ростом с рослого мужчину. Хоть они, схватив свои мечи, и ударили его, бока у него как у армадилла. В Бортане добрая четверть тонны… и он не совсем тот пес, что описан Альбертом Пейсоном Терхьюном.

Он был занят с минуту, и, когда закончил, живых среди куретов не было – все были разорваны на куски.

– Кто это? – спросил Хасан.

– Щенок, которого я нашел в мешке, выброшенном волной на берег… мешок был плотный и не утонул. А в нем моя собака, – сказал я, – Бортан.

В более мягкой части его плеча была рана. В этой схватке он ее не получал.

– Он нас сначала искал в деревне, и его пытались поймать. Много куретов нашли свою смерть в этот день.

Бортан семенил лапами и лизал мое лицо. Вилял хвостом, фыркал по-собачьи, вертелся по-щенячьи и носился кругами. Он прыгнул на меня и лизнул в лицо.

– Хорошо, когда у человека есть собака, – произнес Хасан. – Я всегда любил собак.

После этих слов Бортан его обнюхал.

– Ты вернулся, ты, старый грязный сукин сын, – сказал я ему. – Разве ты не знаешь, что собаки все вымерли?

Он завилял хвостом, снова подошел ко мне и лизнул мою руку.

– Прости, что не могу почесать тебя за ухом. Однако ты знаешь, что мне бы этого хотелось, правда же?

Он завилял хвостом.

Я разжал и снова сжал пальцы правой руки, насколько это позволял узел. Делая это, я повернул голову направо. Бортан наблюдал – его влажные ноздри трепетали.

– Руки, Бортан. Мне нужны руки, чтобы освободиться. Руки, что развяжут мои узлы. Ты можешь их найти, Бортан, и привести сюда.

Он подхватил руку курета, лежавшую на земле, и положил ее к моим ногам. Затем поднял голову и помахал хвостом.

– Нет, Бортан. Нужны живые руки. Руки друзей. Руки, которые меня развяжут. Ты ведь понимаешь, правда?

Он лизнул мою ладонь.

– Иди и найди руки, чтобы освободить меня. Живые и преданные. Руки друзей. Ну, быстро! Пошел!

Бортан повернулся и побежал, остановился, оглянулся и затем задрал хвост.

– Он что, понимает? – спросил Хасан.

– Думаю, что да. Мозги у него не такие, как у обычной собаки, и он живет гораздо дольше, чем человек, чтобы научиться все понимать.

– Тогда будем надеяться, что он найдет кого-нибудь раньше, чем мы навечно заснем.

– Да.

Мы так и торчали там, и ночь была холодна.

Мы ждали долго. В конце концов мы потеряли счет времени. Мучительная судорога свела все наши мышцы. Мы были покрыты коркой крови из бесчисленных мелких ран, сплошь исцарапаны. От усталости и бессонницы кружилась голова.

Мы так и торчали там, и веревки врезались в нас.

– Думаешь, они доберутся до твоей деревни?

– Мы помогли им взять хороший старт. Надеюсь, у них довольно приличный шанс.

– С тобой всегда трудно работать, Караги.

– Знаю. Я и сам это заметил.

– …Как в то лето, когда мы заживо гнили в подземных казематах Корсики.

– Согласен.

– …Или когда мы добирались до вокзала в Чикаго, после того как в Огайо лишились всего оборудования.

– Да, дурной был год.

– Но у тебя всегда сложности, Караги, – указал Хасан. – «Рожденный завязать узлом хвост тигру» – это пословица о таких, как ты. С ними трудно. Я лично люблю спокойствие, прохладную тень, книгу стихов, свою трубку…

– Тише! Я что-то слышу. Это был стук копыт.

За скошенным лучом света из упавшего фонаря появился сатир. Движения его были нервные, он переводил взгляд с меня на Хасана, и снова на меня, и вверх, и вниз, и мимо нас.

– Помоги нам, рогатенький, – сказал я по-гречески.

Сатир осторожно приблизился. Увидел кровь расчлененных куретов и повернулся, словно хотел бежать отсюда.

– Вернись! Ты мне нужен. Это ведь я, играющий на свирели.

Он остановился. Его трепещущие ноздри раздувались, острые уши прядали.

Он вернулся, и, когда он обходил место, залитое кровью, на его почти человеческом лице отобразилась боль.

– Клинок. Возле моих ног, – сказал я, указывая глазами. – Подними его.

Похоже, ему не нравилась даже сама идея касаться того, что сделано человеком, особенно оружия.

Я насвистел последние такты моей последней мелодии.

Уже поздно, поздно, так поздно…

Глаза сатира увлажнились. Он вытирал их тыльной стороной своих покрытых шерстью запястий.

– Возьми лезвие и разрежь узлы на мне… Да не так, а то порежешься. Другим концом… Правильно.

Он поднял клинок как нужно и посмотрел на меня. Я пошевелил правой рукой.

– Веревки. Разрежь их.

Он стал разрезать. На это у него ушло двадцать минут, а мне стоило немало крови. Приходилось все время шевелить рукой, чтобы он не перерезал мне артерию.

Наконец он освободил мою руку и вопросительно посмотрел на меня.

– А теперь дай мне нож – я сам позабочусь об остальном.

Он положил лезвие в мою протянутую руку.

Несколько мгновений спустя я уже был свободен. Затем освободил Хасана.

Когда я обернулся, сатира уже не было. Я услышал, как вдали замирает отчаянный стук копыт.

– Бес простил меня, – сказал Хасан.

Мы поспешили назад от Горючей точки, обойдя стороной деревню и держа направление на север, пока не вышли на тропу, ведущую на Волос. Я так и не знал наверняка, Бортан ли разыскал сатира и каким-то образом послал его к нам или же это существо само нашло нас и вспомнило меня. Но Бортан не вернулся, так что я склонялся к последнему.

Ближайшим надежным для нас городом был Волос, примерно в двадцати пяти километрах на восток отсюда. Если Бортан побежал туда, где его узнают многие из моих родственников, то он еще не скоро вернется.

То, что я послал его за помощью, было абсолютно зряшным делом. Если он направился куда-нибудь помимо Волоса, тогда у меня нет ни малейшего представления о том, когда он вернется. Однако он нашел мой след, найдет и снова.

Мы шли и шли, так, чтобы вся дорога осталась позади. Через километров десять пути нас стало пошатывать. Мы знали, что без отдыха долго не продержимся, так что попутно обшаривали глазами местность в поисках какого-нибудь подходящего местечка для сна.

Под конец я узнал крутой каменистый холм, где мальчиком я пас овец. Маленькая пещерка для пастухов в трех четвертях пути до вершины была сухой и свободной. Деревянная стенка, перегораживающая ее снаружи, сильно обветшала, но еще держалась. Мы нарвали для постели свежей травы, подперли дверь изнутри и растянулись на подстилке. Уже через мгновение Хасан захрапел.

Сознание мое чуть покрутилось, перед тем как поплыть, и за этот краткий миг я понял, что изо всех радостей мира – глотка холодной воды, когда у тебя жажда, или спиртного, когда жажды нет, занятий любовью или сигареты, первой за многие дни, – изо всех этих радостей ничто не сравнится со сном. Сон лучше…

Пожалуй, если бы наша группа двинулась длинной дорогой от Ламии до Волоса – вдоль побережья, – все сложилось бы совсем иначе и Фил был бы сегодня жив. Но, по правде говоря, мне трудно понять, что бы в таком случае произошло; даже сейчас, оглядываясь назад, я не могу сказать, как бы я, представься такая возможность, распорядился Событиями. Силы рока уже вышагивали гусиным шагом среди руин, с оружием на изготовку…

Мы добрались до Волоса на следующий день и поднялись на гору Пелион к Портарии. За глубокой лощиной лежала Макриница.

Там мы нашли всех остальных.

Фил привел их в Макриницу, где попросил бутылку вина и экземпляр книги «Освобожденный Прометей», и засел на весь вечер. А утром Диана обнаружила, что он уже окоченел. На его лице была улыбка.

Я сложил для него погребальный костер в окружении кипарисов близ руин Епископальной церкви, потому что он не хотел быть зарытым в землю. Я положил сверху фимиам и ароматические травы, и кострище вдвое превышало рост человека. В ту ночь все сгорит, и я скажу «прощай» еще одному из своих друзей. Если оглянуться назад, кажется, будто моя жизнь только и состоит, что из встреч и прощаний. Только Земля остается на месте…

К черту.

Так что в тот день я вышел вместе с группой из Пагасы, этого порта в древнем Иолке, выстроенного на мысе против Волоса. Мы стояли в тени миндальных деревьев на холме, откуда прекрасный вид и на море, и на гряду гор.

– Отсюда аргонавты поплыли на поиски Золотого руна, – сказал я в пространство.