Текст книги "Корона Героев"

Автор книги: Робин Мак-Кинли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

24

Аэрин проснулась спустя два дня в отцовском замке – теперь замке Тора. Разбудила ее попытка перевернуться. Боль в натруженных и истерзанных мышцах наконец победила усталость, и первая сол со стоном открыла глаза. По ту сторону полога тут же что-то зашуршало, складки раздвинулись, и внутрь хлынул дневной свет. Аэрин с минуту не могла сообразить, где находится. Первым делом она подумала о возможной опасности и машинально принялась нашаривать рукоять Гонтурана. Вместо этого пальцы погрузились в густой меховой воротник, и длинный язык лизнул ее руку.

Аэрин попыталась сесть, и голос, прилагавшийся к рукам, только что раздвинувшим занавеси, судорожно выдохнул:

– Ох, госпожа…

Аэрин сначала узнала Теку, потом сообразила, где находится, и тут Тека наклонилась, зарылась лицом в постель и всхлипнула.

– Тека! – воскликнула Аэрин, напуганная слезами нянюшки.

– Госпожа моя, я думала, никогда больше тебя не увижу, – пробормотала та, не поднимая лица. Но когда Аэрин бережно погладила ее по плечу и по блестящим черным с проседью волосам, Тека села на корточки, шмыгнула носом и сказала: – Ну, я вижу тебя снова и видела тебя снова вот уже два с половиной дня, и мне очень стыдно за свою глупость. А теперь тебе нужны еда и ванна.

– Два с половиной дня? – переспросила Аэрин.

– Два с половиной дня. Тор-сола еще не проснулся.

Аэрин улыбнулась:

– И разумеется, ты все это время просидела в том кресле. – Она кивком указала на деревянное кресло с высокой спинкой и подушками под спину и шею и мягкой скамеечкой для ног и столик с аккуратно разложенными на нем швейными принадлежностями.

Тека сердито округлила глаза – она всегда так делала, когда заставала маленькую Аэрин за какой-нибудь шалостью, и Аэрин эта ее гримаса в те дни ужасно пугала.

– Разумеется. Что сначала, есть или мыться?

Аэрин задумалась. Больно было даже шевелить языком, открывать и закрывать рот во время разговора и улыбаться.

– Сначала очень горячий маллак и очень горячая ванна, а потом еда. – За спиной у нее завозились, и через плечо сунулась длинная узкая морда. – И ей тоже еды. Ванну она может пропустить. А где остальные?

Тека нахмурилась:

– Лежат, где им вздумается. Мне удалось загнать их всех в твои покои и задний коридор. Они перепугали всех слуг и большую часть придворных. Но уходить не желают… и, ну, я, конечно, признаю, что мы у них в долгу и преданность достойна восхищения даже в бессловесных тварях, но, – добавила она со сдержанным гневом, – я не одобряю, когда животные делят постель со своей сол.

Предводительница йеригов широко зевнула, и тут из еще затененного пологом угла постели поднялась черная тень, потянулась и стекла с кровати на пол. Кот потерся сзади о ноги Теки и заурчал, и, к восторгу Аэрин, шею и лицо Теки залил румянец.

– Рада, что не все в замке отца боятся моих друзей, – улыбнулась Аэрин.

– Не все, госпожа, – негромко ответила няня.

Кошачий вождь высунул голову из-за Теки и тайком улыбнулся Аэрин, а та сказала:

– Знаете, мои дикие друзья, если вы решили перебраться ко мне насовсем, вам придется обзавестись именами. Если вы живете в доме, значит вы домашние, а если вы домашние, значит вам положено имя.

Предводительница йеригов лизнула ее в ухо.

Аэрин принялась выбираться из постели, дело шло медленно и мучительно. Казалось, она уже никогда не сможет двигаться свободно.

– Я помогу тебе, госпожа, – охнула Тека, когда Аэрин коснулась пятками пола и невольно зашипела.

Тека похудела с тех пор, как Аэрин последний раз видела ее, и когда няня протянула ей руку, первая сол заметила длинную повязку на предплечье под рукавом. Она резко подняла глаза и снова посмотрела Теке в лицо.

– Разве обязательно звать меня госпожой? – спросила она недовольно. – Ты никогда так не делала.

Тека странно посмотрела на нее.

– Я это прекрасно знаю, – ответила она. – Если ты встала, пойду займусь твоей ванной.

Горячая вода прогнала глубинную боль, но от воды едва не полопались волдыри и Аэрин вместе с ними. Она выстлала ванну двумя или тремя полотенцами, чтобы хоть лежать было мягко, и только после трех чашек очень крепкого маллака осмелилась вылезти из воды. Тека уложила ее на мягкую скамью и выгнала еще некоторое количество болезненности с помощью массажа и какой-то вязкой мази (которая, разумеется, сильно пахла травами), действовавшей на волдыри еще хуже, чем кипяток. Аэрин вскрикнула.

– Тихо! – безжалостно прикрикнула няня.

Под конец она нанесла шелковистый бледный бальзам, и он почти исправил то, что натворила мазь, о чем Аэрин тут же и сообщила.

– Твои приключения не сделали тебя более вежливой, Аэрин-сол.

– Ну, на это ты вряд ли надеялась, – отозвалась она, влезая в сорочку, разложенную для нее няней.

– Да уж, – признала Тека и поджала губы, пряча улыбку.

Аэрин повернулась за туникой.

– Ну зачем полностью одеваться к завтраку? – поморщилась она.

Туника была незнакомая, синяя и тяжелая, с множеством вплетенных в нее золотых нитей.

– Уже хорошо за полдень, – пресекла споры Тека. – Тор-сола просил тебя оказать ему честь и разделить с ним ранний ужин.

Аэрин, кряхтя, влезла в тунику… и снова крякнула.

– Значит, он проснулся.

– Надо понимать, да. А с волосами твоими ничего не поделать.

Аэрин ухмыльнулась и тряхнула головой, так что отросшие почти до плеч волосы хлестнули ее кончиками по щекам.

– Вообще ничего. Похоже, они не хотят расти.

Тор выглядел в точности так, как чувствовала себя Аэрин: изможденным, но отдохнувшим. Она решила показать, что признает торжественность случая, и взяла с собой Гонтурана, но перевязь с излишней настойчивостью напомнила ей об отдельных волдырях, и она с радостью повесила ее на высокую спинку кресла. Тор тут же подошел к Аэрин и обнял, и они долго стояли, прижавшись друг к другу.

Затем он отодвинулся от нее лишь на длину руки и окинул взглядом.

– Я… – Он осекся и уронил руки, обошел комнату, вернулся с видом человека, набравшегося мужества для отчаянного шага, и произнес: – Завтра меня делают королем. Понимаешь, вроде как считается, что я уже, но существует церемония. – Голос его затих.

– Да, я знаю, – мягко сказала Аэрин. – Разумеется, ты король. Именно этого хотел мой… этого хотел Арлбет. Мы оба это знаем. И, – произнести это оказалось лишь чуточку труднее, – этого хочет народ.

Тор яростно на нее уставился:

– Королевой должна быть ты. Мы оба это знаем. Ты возвратила Корону. Тем самым ты завоевала право ее носить. Теперь они не могут в тебе сомневаться. Арлбет согласился бы. Ты выиграла войну за них.

Аэрин покачала головой.

– Боги, даруйте мне терпение! – воскликнул Тор. – Ты правда выиграла войну. Прекрати упираться.

– Тор… успокойся. Да, я помогла прогнать северян от нашего порога. Но это не имеет особого значения. Коли на то пошло, я бы предпочла, чтобы королем стал ты.

Тор помотал головой.

– Это правда, – печально улыбнулась Аэрин.

– Так неправильно!

Аэрин пожала плечами:

– Мне казалось, ты пригласил меня поужинать. Я слишком проголодалась, чтобы торчать тут и спорить.

– Выходи за меня, – брякнул Тор. – И будь королевой.

Аэрин испуганно подняла глаза – она оказалась не готова к такому.

– В смысле, я женюсь на тебе как на королеве, а не стану делать тебя какой-то там Достопочтенной Супругой. Пожалуйста, я… ты нужна мне. – Он смотрел на нее, закусив губу. – И не делай вид, будто не догадывалась, что я попрошу. Я знал это долгие годы. И Арлбет знал. Он надеялся на это.

Так проще всего, – продолжал он с надеждой и болью во взоре. – Я бы сделал тебе предложение, даже если бы ты не привезла обратно Корону… поверь. Если б ты в жизни не убила ни одного дракона, если бы переколотила всю посуду в замке, если б родилась дочерью фермера… Я полюбил тебя… Я понял, что люблю тебя, в день твоего восемнадцатилетия, но, наверное, я любил тебя всю жизнь. Если ты не пойдешь за меня, я вообще не женюсь.

Аэрин сглотнула жесткий комок.

– Да, конечно, – произнесла она.

Остальные слова застряли в горле.

Обратно в Город, к Тору, ее привели не только судьба и долг. Она любила Дамар и его нового короля, и часть ее, не принадлежавшая больше никому и ничему, принадлежала Тору. И несколько дней назад, когда скакала в Город, торопясь вложить Корону в королевские руки, она неверно поняла, где на самом деле ее судьба. Да, она оставила то, что любила, чтобы идти туда, куда должна, но ее судьба, как и ее любовь, ее наследие, была двойственной. И поэтому выбор в итоге оказался легким, ибо Тор не мог ждать, а другая ее часть – не-совсем-смертная, не связанная верностью стране ее отца – способна мирно спать долгие годы. Аэрин улыбнулась.

– «Да, конечно» что? – отчаянно взмолился Тор.

– Да, конечно, я выйду за тебя, – ответила Аэрин и, когда он подхватил ее на руки и принялся целовать, даже не заметила пронзительной боли от лопнувших волдырей.

После этого она рассказала ему длинную историю, хотя о многом умолчала. Хотя Тор, вероятно, догадался о некоторых наиболее страшных вещах. Он задал ей множество вопросов, однако ни одного из тех, на которые она не могла бы ответить, – например, он не спросил, чье лицо было у Агсдеда и чего ей стоило второе расставание с Лютом.

Они ели долго и много, и их уединение лишь изредка нарушали мягко ступающие хафор с очередным блюдом еды. И к концу трапезы тени на полу, особенно вокруг кресла Аэрин, волшебным образом сделались необычайно густыми, и у некоторых выросли уши и хвосты.

Тор задумчиво разглядывал предводительницу йеригов, а та задумчиво разглядывала его.

– Что-то надо делать для твоего войска… или с ним, Аэрин.

– Знаю, – смутилась та. – Тека последние два дня кормила их только хлебом и молоком, поскольку – это ее слова – не желает работать в покоях, где пахнет лавкой мясника. Хорошо еще, там есть заброшенная черная лестница – я по ней тайком бегала к Талату. Но я с самого начала не понимаю, почему они пришли ко мне, и поэтому не знаю, как долго они намерены пробыть здесь или… как избавиться от них. – Она сглотнула и обнаружила, что смотрит в два спокойных желтых глаза. Хвост кошачьего вождя подергивался. – Нет, правда, я не хочу от них избавляться, хотя и понимаю, что им здесь не особенно рады. Мне будет одиноко без них.

Она припомнила, как они утешали ее в первую ночь после расставания с Лютом, и резко осеклась. Желтые глаза медленно моргнули, а Тор вдруг сделался очень занят, наполняя кубки заново. Аэрин взяла свой и заглянула в него, но увидела не Люта, а долгие годы в отчем доме, где ей не были особенно рады. И тут идея наполнить замок не самыми желанными гостями, чья многочисленность и хищная природа не позволяли бы их не замечать, показалась ей не лишенной привлекательности.

– Они останутся здесь столько, сколько пожелают, – объявил Тор. – Дамар должен тебе любую награду, какую тебе вздумается попросить, и, – сухо добавил он, – по-моему, было бы неплохо, если бы вы с войском кое-кого здесь припугнули.

Аэрин ухмыльнулась.

Потом он рассказал, что происходило в ее отсутствие. Большую часть Аэрин уже знала или догадывалась. Нирлол окончательно восстал вскоре после ее отъезда в Лютовы горы, и местные солы и окрестные деревни тут же присоединились к нему, а те деревни, что не согласились, подверглись разорению. Войско, оставленное Арлбетом для помощи в охране границ, попало в ловушку северян, к королю вернулось меньше половины. Арлбет в спешке выехал туда, оставив Тора в Городе для подготовки к надвигавшейся беде. И беда пришла. Она пришла даже раньше: когда Арлбет встретил Нирлола в бою, лицо у того застыло от страха, но от страха перед тем, что за спиной, а не впереди. И когда Арлбет убил мятежника, его последний вздох был вздохом долгожданного облегчения.

– Впрочем, Арлбет не удивился, – заметил Тор. – С момента пробуждения Маура мы знали, что сражаемся в проигранной войне.

– Я не знала, – заметила Аэрин.

– Арлбет не видел причин говорить тебе. Мы… мы оба знали, что ты умираешь. – Он сглотнул и побарабанил пальцами по столу. – Я думал, ты вряд ли доживешь до нашего поражения, так стоило ли еще больше омрачать оставшиеся тебе дни?

Когда ты уехала, в моем сердце впервые шевельнулась надежда. Записка, оставленная тобой… даже не слова, а само ощущение от этого клочка бумаги в руках… Я часто вынимал ее, просто чтобы коснуться, и каждый раз надежда вспыхивала с новой силой. – Он слабо улыбнулся. – Я заразил надеждой и Теку с Арлбетом. – Он помолчал, вздохнул и продолжил: – Я даже сжевал лист сарки и попросил, чтоб ты мне приснилась. И увидел тебя на берегу большого серебряного озера, рядом с тобой стоял высокий светловолосый человек, и ты улыбалась поверх водной глади и выглядела здоровой и сильной. – Он поднял на нее взгляд. – Никакая цена не казалась чрезмерной за радость снова видеть тебя здесь, исцеленной от того, что иначе давным-давно убило бы тебя. Никакая… Пусть ни Арлбет, ни Тека не разделяли моей уверенности. Я знал, что ты вернешься.

– Надеюсь, хотя бы Корона стала сюрпризом, – сказала Аэрин.

Тор рассмеялся:

– Корона стала сюрпризом.

Злые чары Маура рассеялись, битва была выиграна, и Город вздохнул спокойно. Однако еще оставалось вылечить многих и многих, и праздновать было некогда. Арлбета похоронили тихо и торжественно. Тор и Аэрин на похоронах стояли рядом, как почти все время с того мгновения, когда Аэрин пересекла поле боя и вручила Тору Корону. Эти двое раньше никогда не появлялись на публике вместе, но теперь, после битвы, народ, казалось, принял это и просто отдавал Аэрин ту же молчаливую дань уважения, что и первому соле. Словно их не отделяли друг от друга.

Все по-прежнему чувствовали себя несколько подавленно, и, возможно, после северян ведьмина дочь, к которой они за двадцать с лишним лет кряду успели привыкнуть, казалась мелочью, не стоящей беспокойства. В конце концов, она была и дочерью их короля, а по Арлбету люди искренне скорбели и читали в ее лице такую же скорбь. Она стояла рядом с Тором, когда с ревом вспыхнул погребальный костер Арлбета, в который бросили благовония и пряности, и слезы катились по ее лицу. И эти слезы больше смягчили сердца ее народа, чем Корона, ибо немногие из них понимали истинное значение королевского талисмана. Но Аэрин оплакивала не только Арлбета, но и собственное роковое невежество, и невежество Тора. Рана, убившая короля, была бы не смертельной, останься у него хоть капля сил. Сильнее всего Маур давил на повелителя страны, которую угнетал, а король не молодел.

Длинная дамарская церемония официального возведения на престол завершилась тем, что король впервые на памяти многих поколений надел корону, Корону Героев, ибо традиционно короли ходили с непокрытой головой в память о Короне, утраченном символе дамарской силы и единства. После церемонии реликвию бережно поместили обратно в сокровищницу.

Через три дня после того, как они выкатили череп Маура из города, Аэрин с Тором отправились взглянуть на Корону и обнаружили ее на широком низком постаменте, где прежде лежала голова Черного Дракона. Они посмотрели на сокровище, потом друг на друга и оставили его там, где оно лежало. Вроде бессмысленно оставлять небольшой, плоский, тускло-серый обруч на платформе чуть выше колена и достаточно широкой, чтобы на ней могли уместиться несколько лошадей. Но они оставили. Когда хранитель сокровищницы, гордившийся утонченностью собственного художественного вкуса, попытался поднять вопрос о более подходящем месте хранения, Аэрин запротестовала еще до того, как слова слетели у придворного с языка, хотя обращался он к Тору.

Тор просто запретил переносить Корону, на том дело и кончилось. Обиженный хранитель низко поклонился обоим по очереди и ушел. Он не хотел проявлять такое почтение к ведьминой дочери – придворные, в отличие от простолюдинов, смотрели на вещи более узко. Высокородные дамарцы предпочитали не вспоминать, как яростно сражалась Аэрин-сол в последней битве против северян. Разумеется, у нее оставалось больше сил – она ведь заявилась только в последний день! Однако любой недостаток учтивости сходил на нет под мрачным взором четвероногой свиты невесты их нового короля. Дальше суровых взглядов дело не шло, но за визитом хранителя сокровищницы с интересом наблюдали девять очень больших мохнатых зверей, расположившихся у ног Аэрин и по углам зала для аудиенций.

25

Тор хотел приурочить свадьбу к празднованию его коронации и, не откладывая, сделать Аэрин признанной королевой, коль скоро он стал признанным королем. Но его невеста настояла на отсрочке.

– Можно вообще подумать, ты не хочешь становиться королевой, – мрачно заметил Тор.

– Ты почти угадал. Но мне скорее хочется избежать пересудов. Мол, ведьмина дочь зашла с черного хода, решила, что все будут заняты тобой и никто не заметит, как ее под шумок объявят полноправной королевой.

– Мм, – задумался Тор.

– Именно Арлбет некогда объяснил мне, что персона королевской крови, раз заявив о себе, не может вернуться обратно в тень.

Тор медленно кивнул:

– Хорошо. Но я думаю, ты несправедлива к собственному народу.

– Ха, – отозвалась Аэрин.

Однако Тор оказался прав, хотя и по несколько иным причинам, не имевшим отношения к участию его невесты в последней битве и к возвращению Короны. Спустя тринадцать недель после битвы Маура, как ее окрестила непостижимая молва, большинство дамарцев (кроме нескольких твердолобых придворных) позабыли, что когда-то питали к дочери покойного короля столь живую неприязнь. К тому времени, когда затребованная Аэрин трехмесячная отсрочка истекла и бракосочетание наконец состоялось, народ уже любовно называл ее Огневолосой и Драконобойцей. Казалось, людям даже нравится видеть Аэрин своей новой королевой. Свадьба прошла куда оживленнее, нежели коронация Тора, и когда Тор объявил Аэрин своей королевой, толпа разразилась приветственными криками, перепугав новобрачных. Многое из случившегося до появления в Городе Мауровой головы потускнело в людской памяти, и на свадьбе люди спокойно обсуждали, что мать первой сол была простолюдинкой из какой-то чужедальней деревни на севере и что Аэрин-сол всегда была странноватым ребенком. Но она выросла вполне достойной своего ранга и определенно помогла одолеть северян с этим своим забавным чужестранным мечом и дикими зверями, которые ее так любят. Ведь есть заклятия и похуже тех, что делают диких животных ручными.

Кроме того, пока Тор упорно оставался холостяком, все сол его поколения уже вышли замуж, а невеста, при всех ее недостатках, была первой сол.

Когда Аэрин наконец поняла, что произошло, она рассмеялась. «Стало быть, Маур в конце концов оказал мне услугу, – подумала она. – И это лучшая из всех побед».

Возможно, битву назвали битвой Маура потому, что она происходила на равнине, известной теперь под именем Мауровой равнины. Многое другое из того, что происходило прежде, чем голова Черного Дракона воцарилась в сокровищнице замка, стерлось или потускнело в памяти людей. Но все прекрасно помнили, что сразу после битвы полоса земли у начала Королевской дороги, где некогда шумели леса, была завалена телами людей, зверей, полулюдей и полузверей, и обломки оружия и доспехов мешались с истерзанной землей. Люди не забыли, как несся на них череп Маура, – хотя и рассказывали, будто он пылал, словно живой дракон, извергая пламя из разверстых челюстей, – и, кувыркаясь, пролетел мимо них во тьму.

А поутру вместо изуродованных войной низких холмов взорам изумленных горожан предстала равнина, плоская, как стол. Она протянулась от догоревшего костра, возле которого спали вповалку уцелевшие, до подножия Васта и Кара, до того самого перевала, где Аэрин остановилась, увидела, что ее ждет, и собрала воедино свое войско. Равнина так и осталась пустыней, где ничего не росло, кроме низких колючих кустов. Пустынные твари пришли туда жить, и была выведена новая порода зорких охотничьих псов, и горожане со временем полюбили сладкое пение бритти, пустынного жаворонка. Первые годы люди с опаской поглядывали на новый ландшафт, но со временем привыкли к его необычности. На равнине стали устраивать скачки, а потом всевозможные соревнования, потешные бои и поединки, и она стала куда лучшей тренировочной площадкой, нежели прежнее тесное пространство за замком и королевскими конюшнями. Здесь оказалось удобно тренировать наездников, и Тор уделял много внимания перестройке своего конного войска, ибо, в отличие от большинства, он, как и его жена, очень ясно помнил месяцы, предшествовавшие битве Маура. Размах и значение Лапрунских игр росли, и это было только к лучшему. Куда меньше радовала растущая популярность чуракак, поединков чести, вошедших в моду среди тех, кто слишком гордился своей воинской доблестью.

Урожай в первый после битвы год собрали скудный, но у Арлбета на подобный случай имелся запас зерна. А поскольку кормить пришлось меньше дамарцев, чем рассчитывал покойный король, когда строил амбары, зиму прожили не тяжелее, чем после хорошего урожая, хотя к весне всех уже тошнило от каши.

Но весна пришла, и люди зашевелились. Многие почувствовали себя почти прежними и с легким сердцем отправились возделывать землю, приводить в порядок лавки и присматривать за своими запасами и владениями.

Те, кто оставался в Городе на зиму, чтобы залечить раны и восстановить силы, разошлись по домам. Начали оживать деревни, везде слышались песни и смех. Тор с Аэрин рассылали помощь, куда могли, и кое-где новые поселения выходили красивее (и благоустроеннее), чем старые.

Именно в первую зиму Аэрин, забредя однажды в замковый сад, почувствовала, что у ворот, в которые она вошла, чего-то не хватает. Она хмурилась, пока не вспомнила: большая глянцевитая лиана сарки исчезла. Королева оглядела ворота со всех сторон, дабы убедиться, что не ошиблась, затем разыскала Тора и спросила, что сталось с растением.

Тор покачал головой:

– Сарки больше нет. Нигде. Однажды… недели за две, наверное, до битвы Маура все лианы исчезли. Я видел, как это случилось. Из ниоткуда возник дым, и когда он рассеялся, от сарки остался обугленный скелет. История вышла странная, а все так устали от странностей, приносивших лишь новые беды, что остатки просто выкорчевали и захоронили.

Арлбет счел знамение слишком ясным, пусть и непостижимым для нас, поэтому королевское знамя в последние дни осады не выносили. – Он нахмурился. – Кажется, и про сарку уже никто особенно не помнит. Да и не хочется напоминать людям о ней. Наверное, без нее лучше. И больше никаких Мертов. – Он улыбнулся жене.

– И никаких Аэрин, – с чувством закончила королева.

Те, кто потерял слишком многое, остались в Городе и с приходом весны. Катах похоронила мужа и попросила разрешения остаться с шестью детьми в королевском замке, где выросла. Тор с Аэрин с радостью согласились, ибо в замке сделалось пустовато. Погиб не только Перлит – не вернулись Тернил, Гебет, Орин и многие другие. А надежная и практичная Катах оказалась бесценной помощницей Аэрин в разбирательствах с прошениями и жалобами: по каким выносить свое королевское суждение, а какие игнорировать.

Однако тоска по мужу так и не оставляла вдову.

– Я нашла свое призвание, – сказала бедная Катах. – Я рождена королевским секретарем.

– Ты рождена быть властью за троном, – сказала Аэрин. – Я окутаю тебя бархатной драпировкой, и ты сможешь подсказывать мне, что говорить просителям.

Катах рассмеялась, на что и был расчет.

Она была не единственной, кого время не лечило. Галанна наполовину поседела в первую зиму, а ко второй после битвы весне волосы ее побелели полностью. Она стала тише и медлительней и, хотя без особой любви взирала на новую королеву Дамара, не причиняла и не хотела причинять неприятностей.

Поскольку Катах трудилась не за страх, а за совесть, королеве удавалось выкроить время для охоты на драконов, чья численность резко снизилась после поражения северян. Вдобавок немало молодых людей вдруг возжелали поучиться у нее этому делу. Среди прочего Аэрин в который раз убедилась, что у нее исключительный конь. Ни одной лошади не нравился кенет на шкуре, и большинство из них вели себя в этом отношении куда хуже, чем в свое время Талат. К тому же Аэрин понятия не имела, как обращаться с поводьями, когда пытаешься заколоть дракона копьем. Так или иначе, уроки охоты на драконов постепенно дополнились уроками верховой езды, и Аэрин учила своих подопечных сначала ездить без стремян, а потом без поводьев. После многих проб и ошибок удалось заставить несколько молодых лошадей ходить, как ходил под ней Талат. Тем самым она доказала себе и другим, что и прочие кони способны освоить подобную премудрость. Попутно Аэрин научилась на глаз отличать коней, которых можно научить тому, чему она хочет, от тех, кто безнадежен. Вскоре королева Дамара обрела славу непревзойденного знатока конских статей, и к ней стали нередко обращаться, желая узнать мнение по поводу молодого жеребца или кобылки.

Хорнмара тяжело ранили в бок, а он был старше короля, которому служил. Едва ли не сильнее раны подкосила его смерть Арлбета. Главе софор пришлось уйти в отставку, но он по-прежнему жил в замке, и по его просьбе ему дозволили ухаживать за его старым другом Талатом. Аэрин была поневоле благодарна Хорнмару за это и в то же время завидовала, поскольку новые обязанности не позволяли ей навещать Талата так часто, как она привыкла. Ей не хотелось доверять любимого коня простому конюху, пусть и самому умелому и достойному.

Сам Талат после нескольких недель отдыха обрел прежнее тщеславие и беспечность, а его страсть к овсяным батончикам вернулась еще раньше. Однако возраст брал свое, и в те дни, когда у королевы не хватало времени на верховую прогулку, Аэрин или Хорнмару приходилось гонять старика палкой, чтобы заставить разминать больную ногу. Но когда ему осторожно представили на его собственном пастбище несколько кобыл, нога не подвела и желаемые результаты появились на свет спустя одиннадцать месяцев. Все его жеребята получились ясноглазыми и прыгучими с первого вздоха, и Хорнмар с Аэрин очень тщательно отбирали для них конюхов. Все потомки Талата привыкли ходить без поводьев, как их отец, и многие унаследовали его мужество.

Королевские псарни расширили, и тем йериги и фолстца, кто пожелал остаться рядом со своей госпожой, выделили собственные квартиры, хотя дверь на черную лестницу, что вела в старые покои Аэрин, всегда стояла открытой. Псари-тофор поначалу не решались проводить умышленное скрещивание, но некоторые из королевских сук приносили более крупных и мохнатых щенков, чем можно было ожидать, исходя из официальных королевских родословных. Именно от них вскоре произошли длинноногие пустынные собаки. А спустя несколько поколений котят фолстца начали признавать и других хозяев-людей, помимо Аэрин, и охотиться по команде, пусть не все и не всегда. Даже ручные коты себе на уме.

Наличие собственного роскошного жилища не соблазнило предводительницу йеригов, теперь известную как Калу, и свой первый в Городе выводок она принесла на постели Аэрин и Тора.

– Боги, – выдохнула королева, обнаружив сюрприз: пять прекрасных щенков и очень гордую Калу. – Тека с тебя заживо шкуру сдерет.

Тека, крайне далекая от того, чтобы заживо сдирать шкуру с кого бы то ни было, взяла одного из щенков и назвала его Уршей в честь маленького розового полевого цветка. Малыш вырос в здоровенного зверя, больше матери, на редкость злобного вида, а по характеру нежного, как пуховая перина.

Тор не пробыл королем и трех лет, когда получил прозвище Справедливый за беспристрастность и мудрость. Рассудительность его никогда не грешила холодностью и казалась странной для человека, которому не исполнилось еще сорока. Аэрин знала, откуда эта мудрость не по летам. Впервые она увидела ее в тот вечер, когда Тор попросил ее стать его королевой. В тот самый вечер, когда он не спросил про Люта.

Аэрин всегда старалась щадить чувства Тора, ведь всю жизнь он оставался ее лучшим, а порой и единственным другом. Возможно, Маурово отчаяние затуманило и ее память, ибо все чаще серебряное озеро и высокий светловолосый человек на его берегу казались ей порождением сна. Ее не-совсем-смертная часть крепко спала, чтобы она могла любить свою страну и своего мужа.