Текст книги "Корона Героев"

Автор книги: Робин Мак-Кинли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

17

Зрение у нее очистилось вместе с легкими. Аэрин улыбалась каждый раз, делая глубокий вдох, и точно так же ее завораживал вид простых вещей – листьев на деревьях, движения мышц под шкурой Талата, когда тот несся по лугу, подскакивая и брыкаясь, словно жеребенок. Она уходила в долгие бесцельные прогулки по лесам высокогорной Лютовой долины или бродила по берегам серебряного озера, наблюдая за отражением крохотных радуг в воде. Если она отсутствовала слишком долго, Лют приходил за ней. Казалось, он всегда способен без труда ее отыскать, как бы далеко она ни забрела. Иногда он отправлялся гулять вместе с ней.

Аэрин замерла, уставившись на дерево. Оно ничем не отличалось от других, но его листья махали ей: каждый крохотный, изящный, зубчатый зеленый овал вздрагивал от прикосновения ветра исключительно ради нее, поворачивался, чтобы она могла восхититься обеими его сторонами, миниатюрным кружевом зеленых прожилок, изящным креплением черешка к ветке и не менее безупречным присоединением ветки к стволу. Дерево обвивала зеленая лиана, и ее листья тоже трепетали на ветру.

Лют небрежно отломил от лианы веточку и протянул ее Аэрин. Она так же бездумно взяла ее и тут увидела, что это сарка. Все удовольствие разом пропало, дыхание застряло в груди, и пальцы онемели, не в силах бросить отраву.

– Держи! – рявкнул Лют. – Сожми ее, словно это крапива.

Обезумевшие пальцы сжались так, что черешок переломился и по ладони потек бледно-зеленый сок. На ощупь он был чуть теплый и щекотный, и Аэрин удивленно разжала ладонь. Большой мохнатый паук переполз ей на запястье, помахивая передней парой ног.

– Фу!

Запястье дернулось, паук упал на землю и медленно поковылял прочь. От сломанной веточки сарки не осталось и следа.

Лют фыркнул от смеха, попытался притвориться, что кашляет, неудачно вдохнул и закашлялся по-настоящему.

– Воистину, – выдохнул он наконец, – бедная сарка может оказаться полезным инструментом. Не надо винить ее за невзгоды твоего детства. Если попробуешь дышать водой, то не превратишься в рыбу, а утонешь. Но для питья вода годится все равно.

– Ха, – отозвалась Аэрин, все еще потрясенно ожидая тошноты, или головокружения, или еще чего-нибудь. Не так уж долго она его держала, но на какую-нибудь пакость хватит. – Вкус воды не убивает тех, в ком недостаточно королевской крови.

– Ммм… Сказать по правде, сок сарки тоже не убивает тех, в ком недостаточно королевской крови, хотя, если ее съесть, определенно сильно заболеешь, а байка о королевском растении весьма удачна. Это келар в твоей крови выявляет наиболее странные свойства сарки – хотя бедный старый Мерт вполне успешно себя им убил. И ты бы умерла, если б не материнская кровь в твоих жилах. И так тебе и надо за то, что настолько глупо вела себя с этой Галуни. Все могущественное опасно и достойно большего уважения, чем дурацкие детские шутки.

– С Галанной.

– Да без разницы. Весь свой Дар она использует исключительно для самовосхваления, приправленного толикой неуправляемой злобы. Тор не понимает, насколько близок он был к погибели. Обладай она чуть большей долей Дара, а он чуть меньшей – волей-неволей женился бы на ней и остаток дней своих гадал бы, почему ж он так несчастен. – По голосу Люта нельзя было сказать, что подобная перспектива его печалит. – Но у тебя нет оправдания попаданию в ее сети.

– Что такое келар?

Лют сорвал еще горсть листьев сарки и начал сплетать их вместе.

– В твоей семье его называют Даром. У них его осталось совсем немного, и говорить не о чем. Ты же им полна до краев, – тихо, я еще не закончил! – хотя и пыталась задавить его, наглотавшись сарки. – Он внимательно смотрел на нее. – Вероятно, из-за этого ты всегда будешь несколько чувствительна к Дару. Но я все равно верю в твою способность научиться его контролировать.

– Мне было пятнадцать, когда я наелась сарки и…

– Чем сильнее Дар, тем позже он проявляется. Только твое бестолковое семейство начисто позабыло об этом, поскольку очень долго не имело дела с действительно сильным Даром. Твоя мать опоздала. Как и твой дядя.

– Моя мать?

– Большая часть твоего келара – ее наследство.

– Моя мать была с Севера, – медленно проговорила Аэрин. – Выходит она была ведьмой… или демоном…

– Не была она демоном, – твердо ответил Лют. – Ведьмой? Ммм. Ведьмы – это ваши деревенские старушки, продающие примочки от бородавок.

– Она была человеком?

Лют ответил не сразу.

– Смотря что понимать под человеком.

Аэрин уставилась на него, и все сказки детства наполнили ее глаза тенями.

Лют снова принял непроницаемый вид, хотя смотрел только на венок из сарки.

– Как тебе известно, во время оно по земле ходило изрядное количество не совсем людей. И это было не так давно. Однако «совсем людям» это не нравилось, и они игнорировали тех не-людей, кого встречали. Теперь же они… – Непроницаемый вид исчез, маг поднял глаза от рук к деревьям, и Аэрин вспомнила существ на стенах спального зала.

– Не очень-то я гожусь, – осторожно продолжал он, – для ответов на вопросы о таких вещах, как человечность. Я и сам не совсем человек. – Он взглянул на нее. – Тебя опять пора кормить.

Она помотала головой, но желудок с ней не согласился. Аэрин испытывала почти непрестанный голод с тех пор, как искупалась в серебряном озере. Лют, казалось, получал занятное, приправленное иронией удовольствие от впихивания в нее еды. Он оказался прекрасным поваром, но к кулинарной гордости его энтузиазм отношения не имел. Дело было в другом. Занятия магией нечасто включают в себя присмотр за выздоравливающими, и скромная роль должна была казаться ему унизительной, однако он чувствовал совсем обратное и немного стеснялся этого.

– Аэрин.

Она подняла глаза, но тени детства так и не покинули ее глаз. Он улыбнулся так, словно ему было от этого больно, и сказал:

– Не обращай внимания, – и бросил в нее венок из сарки.

Венок лег ей на плечи, спустился длинными серебряными складками до земли и, когда она шевельнулась, замерцал звездным светом.

– Ты похожа на королеву, – сказал Лют.

– Не надо, – горько возразила Аэрин, пытаясь отыскать пряжку и расстегнуть яркий плащ. – Пожалуйста, не надо.

– Прости, – вздохнул Лют.

Плащ упал, а в руках у нее остался только серебряный пепел. Она уронила руки, и ей стало стыдно.

– И ты меня прости.

– Это ничего не значит.

Но Аэрин протянула руку и нерешительно положила ему на плечо, и он накрыл ее своей ладонью.

– Может, и существовал лучший способ спасти тебе жизнь, чем Милдтар. Но это единственный известный мне путь, а ты не оставила мне времени… Врачевание – не самая сильная моя сторона. – Он закрыл глаза, но руки не убрал. – Все маги обычно не сильны в целительстве. Наверное, потому, что оно не приносит славы, а мы очень тщеславный народ. – Он открыл глаза и попытался улыбнуться. – Милдтар – это Вода Видения, и ее источник впадает в здешнее озеро, озеро Грез. Мы живем – здесь – очень близко к источнику Милдтара, но озеро касается и других берегов и впивает другие ручьи – я не знаю всех их названий. Я говорил тебе, я не целитель… и… когда ты наконец добралась сюда, ты почти просвечивала. Если бы не Талат, я б принял тебя за привидение. Милдтар предложил дать тебе попробовать воды из озера, – сама Вода Видения могла просто оторвать твой дух от остатков тела. Но озеро… даже я не понимаю всего, что в нем происходит. – Он умолк и уронил ладонь с ее руки, но дыхание его коснулось волос, падавших ей на лоб. Наконец он сказал: – Боюсь, ты больше не совсем… смертная.

Она уставилась на него, и тени детства постепенно уступили место теням множества неведомых будущих.

– Если тебя это хоть как-то утешит, я тоже не совсем смертный. К этому приспосабливаешься, но очень скоро обнаруживаешь тягу к уединенным долинам или горным вершинам. Я пробыл здесь…

– Достаточно долго, чтобы помнить Черного Дракона.

– Да. Достаточно долго, чтобы помнить Черного Дракона.

– Ты уверен? – прошептала она.

– Никто никогда ни в чем не уверен, – рявкнул маг, но Аэрин уже усвоила, что его гнев направлен не на нее, но на собственные страхи, и выжидала.

Лют зажмурился, думая: «Она терпелива со мной. Боги, что со мной творится?! Я мастер-маг с тех пор, как старый Гориоло отметил меня, а он едва ли не помнил, как луну впервые подвесили в небе. А это рыжеволосое дитя только глянуло на меня своими лихорадочными дымчатыми глазами, и я запаниковал и макнул ее в озеро. Да что со мной такое?»

Он снова открыл глаза и взглянул на нее сверху вниз. Глаза ее по-прежнему были дымчатые, зеленые и ореховые, в них по-прежнему время от времени вспыхивало янтарное пламя, но лихорадка ушла, и их спокойствие потрясло его теперь так же сильно, как прежде умирающее мерцание.

– Понимаешь, я последовал за тобой. Когда ты ушла под воду. Я… мне пришлось заключить весьма невыгодную сделку, дабы приволочь тебя обратно. Не ожидал, что придется на это пойти. – Он помолчал. – Да, я все-таки уверен.

Аэрин отвела глаза и опустила их. Взглянула на собственную руку, продетую под локоть Люта, и присоединила к ней вторую. Нежно, словно утешение могло ей понравиться не больше, чем его дар, он обнял ее второй рукой. Она медленно подалась вперед и положила ему голову на плечо.

– Прости меня, – сказал он.

Она тихонько рассмеялась:

– Я пока не была готова умереть. Что ж, проживу дольше, чем мечтала.

Аэрин пошевелилась, отстранилась от него и опустила руки. Но когда он взял ее ладонь в свои, она не попыталась ее отнять. В листве прошелестел ветерок.

– Ты обещал мне еду, – беспечно сказала Аэрин.

– Обещал. Пойдем.

Тропа обратно к дому Люта была узкой, и, поскольку маг не отпустил руки Аэрин, им пришлось идти очень близко друг к другу. Аэрин обрадовалась, увидев взметнувшийся впереди серый камень стен, и на краю маленького двора отстранилась от своего спутника и взбежала по низким ступеням в громадное, высокое помещение. И к тому времени, когда он присоединился к ней, она деловито изображала, будто увлеченно греет руки у камина. Но тепло огня ей не требовалось, ибо кровь ее странно бродила, и румянец на щеках объяснялся не только отсветом красного пламени.

За ужином Аэрин сказала:

– Я ни от кого больше не слышала, чтобы это называли «келар». Только Дар или королевская кровь.

Лют, благодарный за прерванное молчание, быстро ответил:

– Да, это довольно верно, хотя твоя семья получила королевскую власть благодаря его силе, а не наоборот. Изначально он пришел с Севера. – Улыбнувшись ее потрясению, маг продолжил: – Да, это так. У вас и у демонов общий предок, и оба ваших народа пронесли келар через множество поколений. Общий предок вам необходим, без нематериальной силы, даруемой келаром, вы не могли бы сражаться с демонами, и Дамара бы не стало.

Она снова рассмеялась своим шепчущим смехом и заметила:

– Камень в огород тех, кто любил попрекать меня тем, что я полукровка.

– Именно, – согласился Лют, и на лице его промелькнуло раздражение, которое она привыкла видеть, когда бы ни заходила речь о дворе ее отца. – Их невежество столь велико, что один-единственный намек на правду приводит их в ужас. И этот намек – ты.

– Ты явно переоцениваешь меня, – возразила Аэрин. – Может, теперь я и есть все то, что ты про меня говоришь, но прежде я была ничем – не более чем досадной помехой. Особенно досадной потому, что мне хватило бестактности родиться у короля, из-за чего меня не получалось игнорировать, как я того заслуживала.

– Игнорировать! – воскликнул Лют. – Ты должна стать королевой после своего отца. Серьезный, ответственный Тор не более чем узурпатор.

– Нет, – возразила Аэрин уязвленно. – Тор серьезный и ответственный, и из него получится куда лучший король, чем из меня королева. Да какая разница, если он им станет, а я нет.

– Почему нет? – не понял Лют. – Это же ты дитя Арлбета.

– От второго брака, – пояснила Аэрин. – Если бы у королевы Татории родился ребенок, разумеется, после Арлбета правил бы он… то есть, разумеется, правил бы, будь он мальчиком. Но Татория умерла бездетной. Королям, вообще-то, не полагается жениться повторно, однако при крайней необходимости можно, например в случае бездетного вдовства. Но они не могут жениться на неведомых чужестранках сомнительного происхождения. Уверена, все заинтересованные лица испытали большое облегчение, когда беременность неведомой чужестранки разрешилась девочкой, – даже перворожденных дев безупречного происхождения обычно удается обойти наследованием, поэтому отпихнуть меня в сторону было так же легко, как поклясться Семью Совершенными Богами.

Галанна предпочитает считать меня незаконнорожденной, но я видела книгу записей, и я там числюсь как законная дочь – однако не как законная наследница. Священники называют второй брак моего отца морганатическим – моей матери даже не разрешили стать Достопочтенной Супругой. Просто на случай, если у нее родится мальчик.

Со дня встречи с Мауром чувство времени у Аэрин разладилось. И хотя здоровье ее в горной долине у Люта возвращалось, ей все равно с трудом верилось, будто дни и недели имеют какое-то значение. Когда до нее дошло, что одно время года сменилось другим, да и то другое уже проходит, и что такие вещи следует замечать, она отшатнулась от этого знания. Ведь именно тогда Лют сообщил ей о цене, заплаченной ею за возвращение к жизни. Бессмертие оказалось куда более ужасной расплатой, чем любая другая, какую она могла себе вообразить.

Воздух становился холоднее, трава на лугу побурела или приобрела тускло-фиолетовый оттенок, цветы перестали цвести, а Аэрин все прикидывалась, будто замечает эти вещи только порознь. Лют наблюдал за ней и знал большую часть того, о чем она думала, но не находил слов утешения. Он мог предложить ей только знание – о магии, об истории, о Дамаре, о мирах, где странствовал, и о привезенных оттуда чудесах. Он охотно учил ее, а она охотно училась. Каждый из них отвлекал другого от чего-то, с чем этот другой был пока не готов встретиться. Выпал снег, и Талат проводил дни вместе с остальными животными в низком открытом хлеву на краю луга. Порой к ним присоединялись несколько оленей поесть их сена и овса. Но олени приходили в основном ради компании – и овса, конечно, – потому что зима никогда не бывала суровой там, где обитал Лют, и лед никогда не сковывал берегов озера Грез.

Порой новообретенное знание пугало Аэрин, или, может, пугала сама возможность узнавать подобные вещи от мага. И однажды, почти невольно, Аэрин спросила:

– Почему ты мне… столько рассказываешь?

Лют задумался.

– Я рассказываю тебе… Кое-что тебе нужно знать, кое-что ты заслужила право знать, а кое-что тебе знать не повредит. – Он остановился.

– А кое-что?

Он вскинул руки и брови и еле заметно улыбнулся. Бледное зимнее солнце блестело на его желтых волосах и отражалось в голубых глазах. Морщины не бороздили его лицо, а узкие плечи были прямы и сильны. Но все равно он казался ей старым, старым, как горы, старше, чем большой серый дом, в котором он обитал, а тот выглядел так, будто стоял тут с тех пор, как солнечный луч впервые упал на поверхность серебряного озера.

– А кое-что я рассказываю тебе только потому, что мне хочется тебе об этом рассказать.

Уроки становились все длиннее, ибо разум Аэрин набирался сил вместе с телом. И она полюбила учение ради него самого, а не просто потому, что в крови у нее бродит келар и королевскому дому Дамара не должно быть стыдно принять ее. Она сделалась ненасытна в учении.

– Мне скоро придется дать тебе печать мага, – однажды пасмурным вечером сказал, улыбаясь, Лют, когда снаружи мягко падал снег.

Аэрин встала и принялась беспокойно расхаживать, дважды прошла зал из конца в конец – до открытой двери и обратно к столу у очага, где сидел Лют. Зал как нельзя лучше подходил для расхаживания, ведь даже у отъявленного непоседы уходило несколько минут, чтобы добраться от одного конца до другого и обратно. Дверь была нараспашку круглый год, ибо холод сам собой оставался снаружи и сквозняки несли лишь теплые потоки воздуха от очага. Аэрин с минуту таращилась на мерцающий белый двор, а потом вернулась к Люту за стол у огня.

– Я пришла сюда в первую очередь за исцелением, а во вторую за знанием, – но, клянусь богами и их преисподними, я не знаю, под силу ли мне выдержать и то и другое. Впрочем, выбора у меня нет. И я даже не знаю, какие знания мне нужны.

Лют поднялся и подошел ближе к огню.

– Я рассказываю тебе все, что можно.

– Можно! – вскипела Аэрин. – Что ты можешь рассказать мне такого, чего нельзя? Что я такое теперь, когда я больше не принадлежу ни к людям – к которым, как оказалось, не принадлежала никогда, – ни к смертным, каковой все-таки была? Почему ты меня вылечил? Почему ты вообще меня сюда позвал? Почему ты учишь меня такому количеству вещей и грозишь мне печатью мага, чтобы любой с первого взгляда видел, что меня надо бояться? То-то дома веселья будет – я и так уже очень популярна. Почему? Почему ты не прогоняешь меня? – Она осеклась и уставилась на свои ноги. – Почему я не могу просто уйти?

Лют вздохнул:

– Прости меня. В который раз. Я думал, может, тебе будет легче, если ты сначала получишь некоторое представление о собственной силе.

Она по-прежнему изучала свои туфли, он шагнул к ней и нерешительно коснулся плеча. Плечо дернулось, и лицо отвернулось от него. Волосы у нее отросли уже почти до плеч и упали, словно занавес. Лют хотел объяснить ей, почему она обязана остаться. Он мог назвать ей много хороших, честных дамарских причин, которые она поняла бы и признала, причин, достойных королевской дочери, пусть даже люди и сделали ее изгоем. Причин, которые ему все равно придется скоро ей изложить. Но он хотел…

– Ты правда так отчаянно хочешь уйти? – спросил он почти с тоской.

– Это неважно, – произнес тихий голос за занавесом. – Никто по мне не скучает.

– Тор, – мрачно сказал Лют.

– О, Тор, – произнес голос и неожиданно хихикнул.

Затем руки поднялись и раздвинули занавес, при этом торопливо потирая щеки ладонями. Глаза все еще подозрительно блестели.

– Да, и Тор, и Арлбет. И мне очень неудобно перед Текой. Но думаю, они живы и надеются увидеть меня снова. Я не против остаться здесь… чуть дольше. Все равно неохота путешествовать зимой.

– Спасибо, – сухо отозвался Лют. – К весне я буду готов… отправить тебя в путь.

– И что это будет за путь? – беспечно спросила Аэрин.

– К Агсдеду, – ответил Лют. – К тому, в чьих руках будущее Дамара.

– Агсдед? – повторила Аэрин. – Мне это имя незнакомо.

– Это он посылает зло через ваши границы. Это он подстрекал Нирлола к восстанию достаточно долго, чтобы отвлечь и обеспокоить Арлбета. И это он разбудил Маура. Сейчас тревожит Город с помощью своих слуг, а весной они двинут на юг свои армии. Агсдед, хотя никто теперь не помнит его имени, и северные генералы уверены, что это ненависть к Дамару объединила их, а вовсе не случайный порыв.

Агсдед – чародей, мастер магии, мастер из мастеров. Печать на нем столь яркая, что простых людей ослепит, если они взглянут на нее, хотя и не поймут увиденного. Агсдеда я знал давным-давно – он тоже учился у Гориоло. Он был лучшим из нас и знал это. Но даже Гориоло не видел, как глубоко простиралась его гордость… У Гориоло был еще один ученик из семьи Агсдеда – его сестра. Она боялась брата. Она всегда боялась его. Именно страх перед тем, как далеко может завести его гордыня, и заставил ее прийти к Гориоло вслед за братом, но принял ее Гориоло ради нее самой.

А я… я должен снова послать тебя в драконье логово, едва исцелив тебя, и такой дорогой ценой, от твоей встречи с Черным Драконом. Агсдед по сравнению с Мауром то же, что Маур по сравнению с твоими мелкими драконами. Я учу тебя, чему можно, потому что это единственный щит, который я смею… который я способен дать тебе. Я не могу сразиться с Агсдедом сам… не могу. Клянусь богами и преисподними, о которых ты никогда не слышала, – вспыхнул Лют, – думаешь, мне нравится посылать ребенка навстречу судьбе, которой я не могу противостоять сам? Да еще после жалких месяцев обучения азам магии?

Я знаю, что мне его не победить, тут все дело в моей крови. Хотя она позволяла мне сдерживать его долгие годы, чтобы избранный герой, герой его рода, мог вырасти и сразиться с ним. Ибо его может одолеть только тот, кто одной с ним крови. – Лют закрыл глаза.

– Это правда, что твоя мать хотела сына. Она верила, что Агсдеда способен одолеть лишь тот, кто не только одной с ним крови, но и одного пола. Так она объясняла собственное поражение. Убедила себя, будто не смогла убить собственного брата, потому что она женщина.

– Брата? – прошептала Аэрин.

Лют открыл глаза.

– Попытайся она, могла бы и проиграть, – продолжал он, словно не слыша Аэрин, – но у нее и на попытку духу не хватило. А тем временем Агсдед пытался подчинить ее своей воле или уничтожить. Он ведь, как и она, узнал о пророчестве задолго до того, как стало ясно, к чему оно.

Подчинить твою мать ему не удалось, зато почти удалось уничтожить. Он дал ей яд, который в конце концов и погубил ее. – Лют взглянул на Аэрин, и она вспомнила чужую руку, державшую кубок, и не принадлежавший Люту голос, говорящий: «Пей». – Но прежде она бежала на юг и нашла мужчину с келаром в крови и понесла от него ребенка. Сил у нее оставалось, только чтобы выносить ребенка, прежде чем умереть.

Лют умолк, а Аэрин никакие слова на ум не шли. В мозгу билось имя Агсдеда. Миг назад она сказала Люту, что не знает этого имени, но теперь готова была поклясться, что оно таилось в каждой тени еще до ее рождения. Что мать шептала его ей, пока она, Аэрин, была еще в утробе. Что отчаяние, от которого мать умерла, осталось привкусом этого имени у нее на языке. Агсдед, который по сравнению с Мауром, как Маур по сравнению с ее первым драконом. И первый дракон мог убить ее… а Маур убил ее, и жизнь, которую ей вернули, ей не принадлежит. Агсдед, ее родич. Брат ее матери.

Аэрин оцепенела. Даже новые чувства, пробудившиеся после погружения в озеро Грез и начала Лютова обучения, все отказались служить ей, и она застыла, подвешенная в великой пустоте, заключенная туда именем Агсдеда.

После долгого молчания Лют заговорил снова, будто сам с собой:

– Не думал, что твой келар станет так прятаться от тебя. Вероятно, это из-за вреда, который ты причинила себе и своему Дару, наевшись сарки. Наверное, твоя мать оказалась не в состоянии полностью защитить вынашиваемое дитя от столь близкой смерти. Я полагал, тебе известна хотя бы часть правды… полагал, пока не увидел, как ты вышла навстречу Мауру, вооруженная против Черного Дракона всего лишь простым человеческим мужеством и дурацкой верой в действенность третьеразрядного зелья вроде кенета. И тогда я не только понял, как ошибался на твой счет, но и осознал, что слишком поздно спасать тебя от боли, которую причинит тебе твоя простота. Я боялся, что без келара ты не переживешь той встречи. И оказался ужасно близок к правде.

Я был сильно занят, пока ты росла, а я считаю годы иначе, чем вы. И я не присматривал за тобой так, как следовало бы. Как я обещал твоей матери. И опять прошу прощения. Я часто чувствовал себя виноватым перед тобой и ничего не могу с этим поделать.

Я надеялся, ты вырастешь, зная о своем предназначении. Думал, то, что течет в твоих жилах, не оставит тебя в неведении. Полагал, ты распознаешь вещие сны, которые я посылал. Я многое представлял неправильно.

– Келар, может, и пытался мне что-то сказать, – бесцветным тоном произнесла Аэрин, – но как-то неразборчиво. Я, конечно, не сомневалась, что мне не суждено прожить жизнь, какую полагается прожить дочери Арлбета, но это и слепому было видно.

Лют взглянул на нее и увидел дядино имя, словно огненное клеймо, на лице подопечной.

– Если хочешь, – легко сказал он, – я лично отправлюсь с тобой в Город и столкну лбами Перлита и Галуни.

Аэрин попыталась улыбнуться:

– Я запомню это предложение.

– Пожалуйста. И запомни также, что я никогда не покидаю свою гору, поэтому представь, насколько виноватым я себя чувствую, раз предлагаю подобное.

Улыбка Аэрин исчезла.

– Я правда такая, какой была моя мама? – спросила она, как спрашивала Теку давным-давно.

Лют снова на нее посмотрел, и снова на языке теснилось множество возможных ответов.

– Ты очень похожа на нее, – произнес он наконец. – Но ты лучше.