Текст книги "Корона Героев"

Автор книги: Робин Мак-Кинли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Она также знала, что пройдут годы, прежде чем они встретятся снова, и потому вглядывалась в него изо всех сил, запечатлевая в памяти, чтобы на протяжении этих лет в любой момент иметь возможность вызвать перед глазами его образ. А потом с легким содроганием вспомнила, что она теперь не совсем смертная. Вздрогнуть ее заставило не знание, но порожденная им радость – первая радость, которую оно ей принесло, – от мысли, что она может надеяться когда-нибудь снова увидеть Люта. Но эта радость и пугала – ведь она дочь короля Дамара и несет Корону Героев домой королю и первому соле, который станет королем после ее отца и за которого она выйдет замуж.

Аэрин гадала, действительно ли она не подозревала раньше о любви Тора или просто всегда боялась любить его в ответ. Теперь страх покинул ее, но по иронии судьбы именно Лют научил ее не бояться, и именно любовь к Люту заставила ее признать любовь к Тору. Она убила Черного Дракона, носила заколдованный меч, а теперь везла Корону Героев обратно в утратившую ее страну, отвоевав сокровище в честном бою у того, кто применял его против нее самой и против Дамара. Теперь она могла с чистым сердцем сказать, что больше не боится – ни собственного наследия, ни своего места в королевском доме Дамара, ни народа своего отца. И теперь она может выйти замуж за Тора, ибо таков ее долг перед страной, нравится это стране или нет. А Тор обрадуется ее возвращению. Она написала ему письмо в ту ночь, когда могла умереть. Почти все прочее подернулось дымкой в памяти, но она помнила о Торе и помнила, что ему нужно оставить письмо с обещанием вернуться.

Люту она тоже однажды дала такое обещание. Аэрин присела рядом с еще спящим магом и все глядела на белую-белую кожу и синеватые впадины и думала: «Говорят, во сне все выглядят юными, как дети, которыми они когда-то были. А Лют выглядит просто как Лют, только спящий». И глаза ее наполнились слезами. Она моргнула, и когда взор прояснился, Лют смотрел на нее. Он поднял руку, притянул ее к себе и поцеловал. И, отводя голову в миг после поцелуя, она увидела, как из уголков его прикрытых в упоении глаз к вискам скатились две слезы, мерцая в утреннем свете.

В то утро оба были сосредоточенны, ибо впервые с момента встречи на краю Агсдедовой равнины каждому предстояло упаковать только собственные вещи. Говорили мало. Даже Талат, вместо того чтобы изображать ежеутреннюю пантомиму боевого коня, учуявшего врага за ближайшим холмом, притих, встревоженно поглядывая через плечо на хозяйку, когда та прилаживала седло.

Она не стала сразу садиться в седло, но повернулась обратно к Люту. Маг раскинул руки, и она бросилась в них. Он вздохнул, и ее грудь вздымалась и опадала, прижатая к его.

– Я и раньше сажал тебя на коня – на этого самого коня – и смотрел, как ты уезжаешь от меня. Думал, никогда не оправлюсь от того первого раза. Наверное, из-за этого я и пошел за тобой. Не из какого-то там благородного желания помочь тебе спасти Дамар – только чтобы собрать ошметки, которые Агсдед мог бы от тебя оставить… Но я знаю, что на сей раз не пойду следом за тобой. Если ты когда-нибудь проделаешь это в третий раз, то просто меня убьешь. – Аэрин попыталась улыбнуться, но Лют остановил ее поцелуем. – Езжай. По мне, быстрая смерть лучше.

– Тебе меня не запугать, – сказала Аэрин, и голос у нее почти не дрожал. – Ты давным-давно сказал мне, что не смертен.

– Я никогда не утверждал, будто меня нельзя убить, – ответил Лют. – Если тебе охота потягаться со мной в логике, любовь моя бесценная, ты должна быть уверена в своих исходных посылках.

– Я буду тренировать их… пока… буду тренировать эти самые посылки, чтобы они ослепили тебя при следующей встрече.

Повисла небольшая пауза, и Лют сказал:

– Тебе нет нужды пытаться меня ослепить.

– Мне пора, – безнадежно сказала Аэрин и взлетела на спину Талата, как уже проделала некогда. – Я увижу тебя снова.

Лют кивнул.

Следующие слова дались ей с трудом:

– Но это будет очень не скоро… очень-очень.

Лют снова кивнул.

– Но мы встретимся.

Лют кивнул в третий раз.

– Боги всех миров, скажи что-нибудь, – вскрикнула она, и Талат под ней вздрогнул.

– Я люблю тебя, – сказал Лют. – Я буду любить тебя, пока звезды не осыплются с небес, а в моих устах это не столь большое преувеличение, как у смертного влюбленного. Езжай быстро, ибо я действительно не в состоянии это выносить.

Она бешено стиснула бока нервного Талата, и тот с места рванул в галоп. Аэрин уже давно исчезла из виду, а Лют все лежал, вытянувшись во весь рост на земле и прижав к ней ухо, и слушал стук копыт Талата, уносившего Аэрин все дальше и дальше от него.

22

Она ехала, полуослепнув от горя, не сознавая присутствия фолстца и йеригов, теснившихся вокруг Талатовых ног и встревоженно заглядывавших ей в лицо. Машинально остановилась, когда стемнело. Будь она на своих двоих, шагала бы, пока не упала, но она была верхом, поэтому с наступлением ночи остановилась, расседлала коня и протерла его сухой тканью. Талату слегка намяло спину, внезапный галоп в самом начале долгого дня не пошел на пользу его больной ноге. Аэрин распаковала согревающую мазь и энергично втерла ее и даже чуть улыбнулась привычным гримасам удовольствия, которые корчил Талат.

Она улеглась у огня, но тут же вскочила и принялась расхаживать. Ее мутило от усталости, она отупела от горя, а впереди ее неизвестно что ждало в Городе. И, вспомнив об этом, она вспомнила и вспышки, виденные в глубине озера Грез. Но воспоминание привело обратно к Люту, и из глаз хлынули слезы. Стоя у костра, Аэрин спрятала лицо в ладонях и всхлипывала.

Так не пойдет. У нее Корона, она носит заговоренный меч. Она возвращается домой воином-победителем – и достойной уважения первой сол. А чувствовала она себя мертвым листом: сухой, коричневой и ломкой, хотя листья, наверное, не бывают так несчастны. Их просто хоронит под снегом, сжигает солнце и сечет дождь, пока они мирно не растворятся в земле… Она поймала себя на том, что таращится на землю под ногами. Надо поспать.

Аэрин не надеясь, что ей удастся заснуть, повернулась обратно к одеялу и обнаружила, что оно уже занято двумя пушистыми телами. Предводительница собак улыбнулась ей и сдвинула лохматый хвост минимум на дюйм. Вожак котов прижал уши и прикрыл глаза. Ни та ни другой не обращали друг на друга ни малейшего внимания.

Она хрипло рассмеялась, почти закашлялась.

– Спасибо вам, – сказала она. – Может, я наконец засну.

Она пристроила голову на кошачий бок, собачья голова легла ей на живот, а собачий хвост прикрыл ноги. Аэрин заснула мгновенно и крепко. Утром она проснулась, обнимая собаку за шею и зарывшись носом в ее воротник, и на морде у большой йериг читались великое терпение и снисходительность, несомненно выработанные многочисленными поколениями щенков.

Аэрин проснулась к тому же с ощущением неотложности. Неотложности столь великой, что та пробилась сквозь оцепенение.

– Скоро, – громко сказала она Талату, а тот наставил на нее ухо и лишь фыркнул, возмущаясь туго затянутой подпругой. – Мы скоро им понадобимся.

Нога его в то утро тоже плохо слушалась, но Аэрин помнила об этом и была осторожна, и вскоре он расходился. Прежде чем ночь настигла их второй раз, они почти миновали Эйрдтмар, а на третий вечер Аэрин различила в цепочке горных вершин выемку, представлявшую собой проход на лесистую равнину перед Городом. Дорога домой коротка, когда знаешь, куда едешь. Возможно, завтра они заночуют на перевале.

Друзья ее снова спали с ней в ту ночь, но не так спокойно, ибо ей снились дурные сны, полные битвы, и криков, и стонов раненых, и мерзких звуков языка северян. Она часто просыпалась в поту, со стиснутыми кулаками и расходившимися нервами. В последнем сне прямо перед рассветом она услышала голос Арлбета, усталый и безнадежный: «Если бы только у нас была Корона. Мы бы еще могли…»

«Будь у нас Корона, – другой голос, выше тембром: Перлит, – будь у нас Корона, мы не ошиблись бы так жестоко».

«По крайней мере, – произнесла Галанна так тихо, что Арлбет ее не расслышал, – хоть наш талисманчик неудачи под ногами не путается. Спасибо богам хоть за это».

Спасибо богам… Спасибо богам, что ее здесь нет… здесь нет… Корона, боги, нам нужна Корона, ее здесь нет…

Аэрин проснулась. Заря еще только взбиралась к вершинам гор. Она еще не хотела бодрствовать, ибо сегодня ей предстояло увидеть Город, и она боялась того, что может там обнаружить. Боялась, что пришла слишком поздно. Боялась, что даже Корона не спасет. Боялась, что они не примут Корону из ее рук. Боялась, что они прочтут в ее лице, у кого она эту Корону отвоевала.

Боялась, не прочтут ли они в ее лице, что она теперь не принадлежит Дамару. Она будет любить его всю жизнь, и эта жизнь, скорее всего, будет долгой. У нее есть долг перед ним, который она до определенной степени может исполнить, если приложит все усилия.

Она велела себе не думать о Люте.

Войско ее текло по бокам от нее. Море мохнатых спин, черных, серых, полосатых, золотистых и красноватых. Игривость их пропала. Уши наставлены вперед, хвосты опущены. Аэрин распаковала Корону и сначала везла перед собой, пристроив на луке седла, потом подумала, не убрать ли ее обратно, но ей хотелось иметь ее под рукой, где она сможет прикасаться к сокровищу, а оно к ней. Наконец она продела в Корону руку и повесила ее на плечо, и обруч согревался, пока, потрогав его в очередной раз пальцами, Аэрин не убедилась, что он такой же температуры, как ее кожа.

Они въезжали в утро, и ветер пел у нее в ушах, но в его песне звучали странные голоса, и нес он странные запахи. Беспокойство Талата наконец сказало ей, что происходит: то были голоса и запахи битвы.

Они поднимались по широкой ровной тропе, уходившей между Вастом и Каром к низким лесистым холмам перед Городом. Достигнув вершины перевала, Талат всхрапнул и шарахнулся, а Аэрин приросла к седлу, не веря своим глазам: увиденная внизу картина не укладывалась в голове. Она мрачно развернула коня кругом, и он неохотно послушался, но все норовил отпрянуть, развернуться и умчаться. Даже Маур был не так ужасен, как то, что лежало перед ними.

Деревья исчезли. Казалось, даже мягкие холмы стали более плоскими, а там, где некогда переливалась зеленью, бронзой и глубокими синими тенями листва, теперь царила жуткая мешанина битвы. Там, между ее Городом и нею, были северяне. Она различала отчаянно сражающиеся небольшие группы людей, самую большую – у ворот Города. Но противник превосходил их числом, и надежды у них не осталось вовсе, они не сдавались лишь из гордости да еще из страха попасть живыми в плен к северянам. И северяне это знали.

Аэрин оцепенело взирала на рваный перепаханный ландшафт и слушала ужасные крики и тяжелые звуки ударов. Дым битвы царапал горло и заставлял слезиться глаза. Словно леса, который она ежедневно видела с высочайших башен отцовского замка, никогда не существовало. Словно Лют, вытаскивая ее обратно в ее собственное время, ошибся в расчетах, и она оказалась какой-то другой Аэрин в каком-то другом мире. Аэрин ждала, когда ее охватит паника. Талат затих и стоял, насторожив уши, напряженный, но ожидающий ее приказов. И ее войско окружило ее и образовало у нее за спиной громадное озеро, плескавшееся прибоем у каменных стен прохода.

– Что ж, – произнесла она громко, и спокойствие собственного голоса испугало ее. – Может, в том, что я теперь не совсем смертная, не так много проку.

Она плотнее надвинула Корону на плечо и вытащила из ножен Гонтурана, по лезвию побежали синие сполохи. Синева пошла волнами и устремилась вверх по рукояти, заливая руку Аэрин. Прикосновение синего мерцания рождало чуть заметное покалывание, странное, но приятное. Аэрин списала его на разыгравшиеся нервы.

– Надеюсь, друзья, вы поможете мне теперь: проводите меня… туда, – сказала она и указала мечом вперед и вниз.

С острия Гонтурана сорвалась синяя искра и с шипением упала на землю, и вожак котов подошел, чтобы с серьезным видом изучить место, куда она упала.

И тут Аэрин подумала: может, в конце концов, дело и не в нервах.

Она тряхнула мечом, и синее сияние стало разгораться, пока не пропитало воздух вокруг нее. Провал впереди замерцал, и глаза кота-вожака сверкнули кобальтом, когда он посмотрел на нее. И в этом свете обострилось зрение, ибо ровно за тем местом, куда указывало острие Гонтурана, она совершенно ясно увидела Кестаса с Арлбетом на спине. И похоже, синий свет окутал и его, через такое расстояние по истерзанной земле. Он очертил и Тора, недалеко от короля, и она гадала, где знаменосец, поскольку именно его отсутствие заставляло ее сомневаться, что она действительно видит отца. Но теперь у нее не осталось времени об этом думать.

– Слушайте, – сказала Аэрин, и множество пар ярких глаз повернулось к ней. – Корона должна попасть только в руки Арлбета или Тора. Больше ни к кому. Я передам ее одному из них, если смогу. – Она сглотнула. – А если у меня не получится, тогда это должны сделать вы. А если никто не выйдет из этой битвы живым, тогда вы унесете ее далеко отсюда, далеко от Дамара, так далеко, как смогут вас унести ваши ноги.

Голос ее отдавался странным эхом, словно синий свет отражал, или фокусировал его, или собирал вместе. Внезапно она поняла, что не сомневается в своем войске, и на нее нахлынуло громадное облегчение, почти радость.

– Идемте же, – сказала она. – Я бы вправду предпочла доставить его лично.

Она вскинула Гонтурана, и Талат прянул вперед, а йериги и фолстца развернулись вокруг нее веером. И первый северянин, отведавший зубов войска Аэрин, пал перед предводительницей собак, второго обезглавил Гонтуран, а третьего стащил с коня большой черный кот.

Северяне не оставили разведчиков, чтобы следить за Горами за спиной, ибо не ждали атаки оттуда. Лучшие силы Дамара они заперли в Городе перед собой, а те немногие, что остались в маленьких городках и горных деревнях, были достаточно запуганы бандами северных мародеров и наверняка сидели по домам, трясясь от страха. Кроме того, северные вожди умели слышать своих врагов издалека и узнавать, откуда те появятся, так же как Перлит мог превратить горсть пустоты в букет цветов на придворном балу.

Или раньше умели. О приближении Аэрин они не ведали, а северяне, не будучи трусами, знали о магии много, а о келаре и побольше, чем дамарцы. И неожиданность этого удара напугала их куда больше, чем само появление Аэрин. И поэтому они не бросили на нее все силы немедленно, а напрасно: тогда, возможно, им удалось бы зарубить ее и выиграть себе день, а Дамар завоевать навсегда. Но они этого не сделали. Они поворачивали своих скакунов – некоторые из них были почти лошадьми, но большинство не имели с конями ничего общего – и больше пытались убраться с ее дороги, нежели вступить в бой и помериться с ней силой.

Простые солдаты-северяне перепугались еще больше. Они видели, что вождям не нравится это синее пламя: оно слепило северян и, если подходило слишком близко, отделяло их суставчатые конечности от толстых тел. Поэтому они разбегались от этой штуки подальше, не задумываясь о ее природе. А синий свет расходился кругами все дальше и дальше от источника и распространялся повсюду. Часто он впивался им в горло, и их буро-лиловая кровь придавала эфирной синеве более темный оттенок. Порой обрушивался сверху, словно разящие копыта боевого коня, и собственные предсмертные крики звенели у них в ушах вместе с высокой певучей нотой, какой они никогда прежде не слышали, хотя в ней звучали также резкий рык диких горных котов и грозный лай стаи йеригов и пронзительное ржание дерущегося жеребца.

Синева слепила и Аэрин, но это была полезная слепота, она превращала неуклюжие движения северян в дуги, по изгибу которых всадница могла точно судить, куда опустить Гонтурана, дабы пресечь их бегство. Она не считала убитых или покалеченных. Она воспринимала их просто как препятствия, то, что надо преодолеть, чтобы воссоединиться со своими. Просто позволить им расступаться перед топчущими копытами Талата было недостаточно, ибо затем они могли сомкнуться у нее за спиной. И поэтому Гонтуран падал и взлетал и снова падал, а подсвеченные синевой глаза Аэрин наблюдали и следили и смотрели вперед, где дамарцы держали последнюю оборону. Ориентиром ей служил один из высоких стоячих камней, отмечавших последний отрезок Королевской дороги в Город, единственный из четырех, что еще стоял. Но Тора и Арлбета она больше не видела. Хотя она нечасто осмеливалась поднять глаза и посмотреть – у нее имелись противники, и хотя они старались убраться с ее дороги, но все равно поблескивали металлом и могли вспороть брюхо Талату или бросить в спину отравленный метательный нож… Словом, отвлекаться не стоило.

Ее войско не отставало. Широкая полоса, которую они оставляли за собой, рассекала ряды северян. Время от времени Аэрин уголком глаза видела, как кошечье тело или поджарый собачий силуэт бросается на перекрученный шлем или искореженное тело северянина, но у Гонтурана тут же появлялась новая цель для удара. В ушах стоял высокий гул, хотя она по-прежнему слышала хриплые крики врагов и резкие, уродливые слова их языка в этих криках.

А на другом краю поля битвы, возле Города, осажденные дамарцы высматривали причину внезапного замешательства в рядах своих врагов. Они тянули шеи и напрягали зрение, ибо видели они лишь синюю волну, несущуюся к ним, и белый гребень на ее вздыбленном острие. Но рябь на синей поверхности больше напоминала меховые спины, чем воду, а вздыбленный белый гребень превращался в боевого коня, и сверкал синевой меч в руке всадника. У всадника не было ни щита, ни доспехов, но, казалось, он не нуждался в них, ибо северяне бежали перед ним, и только стремительность его меча умеряла их бегство и убивала их, искавших спасения.

Белый конь ржал в боевой ярости, йериги лаяли, а фолстца испускали пронзительные охотничьи кличи. Все ближе и ближе накатывалось стремительное синее войско. И некоторых дамарцев обуял страх перед этим нежданным союзником, и они гадали, что принесет им белый всадник, когда прорубится сюда. Ибо он, несомненно, приближался, словно целью его были ворота их Города. И не было сомнений, что он до них доберется.

Но тут раздалось приглушенное восклицание Тора:

– Ко мне! Быстро! – Он послал усталую Дгет вперед, и его возбуждение придало ей новых сил. – За мной! Это Аэрин!

Лишь немногие последовали за ним, и никто уж теперь не скажет, что было тому виной – усталость, или глухота, или страх перед синей молнией, или страх, что эта синяя молния окажется или не окажется Аэрин-сол. Но в числе прочих скакал по пятам за Дгет тот гонец, что некогда принес королю весть об ужасном пробуждении Маура.

Аэрин чувствовала, как устала рука, но это не имело значения. Гонтуран сам находил шеи и потроха северян и просто вел ее за собой. Затем Аэрин услышала, как ее окликают по имени, и затрясла головой, заподозрив, что бредит. Но призыв повторился, и до нее дошло, что голос похож на Торов и что, возможно, ей не кажется. Она подняла глаза и действительно увидела Тора. Их еще разделяли плотные ряды северян, и ровно в тот миг, когда их глаза встретились, верховое животное, пятнисто-желтое, с раздвоенными копытами и кошачьими ушами, встало между ними на дыбы, и Аэрин увидела свисающую с его горла одноглазую предводительницу, а двое ее подданных прыгнули, метя ему в бока. Животное рухнуло, беспомощно брыкаясь, предводительница стащила всадника наземь, а дальше Аэрин смотреть не стала. Тут Талат прянул в сторону, и у Гонтурана снова появилась работа. На миг она потеряла Тора.

На сей раз она выкрикнула его имя и наконец услышала ответ. Он теперь находился сбоку от нее, но когда она развернула Талата в ту сторону, битва отнесла их еще дальше друг от друга. И тут Корона, все это время цеплявшаяся за ее плечо, словно по собственной воле, соскочила, съехала вниз по руке и со звоном ударилась о гарду Гонтурана.

– Тор! – крикнула Аэрин снова и, как только он повернулся к ней, послала Корону через гарду вверх по лезвию до кончика клинка, взмахнула мечом вверх и… бросила Корону Героев через бурлившее между ними море зла.

Гонтуран, когда Корона скользнула по нему, вспыхнул, как падающая звезда, а сама Корона, взметнувшись в воздух, в свою очередь, загорелась огнем, красным, как солнце в полдень, красным, как волосы мага. Тор, не понимая, поднял собственный меч, словно в приветствии, Корона зацепилась за его край, с шипением крутанулась на острие и упала, охватив запястье. В тот миг любой северянин мог убить первого солу, ибо тот выронил щит, вытянул неподвижно руку с мечом и уставился на сияющий красный обруч. Но северяне тоже боялись. Они уже повидали достаточно странных огней и знали, что синий смертелен. А белый всадник бросил эту штуку со злого Синего Меча.

Аэрин завопила:

– Это Корона, не видишь, что ли? НАДЕНЬ ЕЕ!

Тор снова поднял глаза. Аэрин была уже совсем близко. В следующий миг она оказалась рядом, больно стукнувшись голенью о его стремя, ибо Талат гарцевал, чтобы показать, насколько он выше ростом. Она дернула руку Тора вниз, разжала сомкнутые на рукояти меча пальцы, стряхнула обруч, пригнула голову кузена к себе и натянула ему Корону по самые уши.