Текст книги "Корона Героев"

Автор книги: Робин Мак-Кинли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

20

Она стояла на плоской верхушке груды битого камня, вокруг поднимались стены. С правой стороны, у подножия кучи, виднелась брешь, достаточно широкая, чтобы ей удалось протиснуться. Аэрин медленно и осторожно двинулась по склону к пролому в стене, но россыпь под ногами смещалась и ползла, поэтому к подножию она приехала, сидя на корточках и подняв здоровой рукой Гонтурана в ножнах над головой, чтобы не скрести им по камням. Аэрин встала, направилась к щели и действительно ухитрилась в нее пролезть, хотя и с трудом. И тут солнечный свет ослепил ее, измученные ноги резко превратились в студень, и она быстро села и свесила голову между колен.

Глядя в землю, она подумала: «Интересно, когда я в последний раз ела?»

Еда поможет. От этой приземленной мысли она сразу почувствовала себя лучше, но и втрое голоднее. Аэрин подняла голову, затем неуверенно и с трудом встала, по-свойски опершись на Гонтурана. Колени дрожали, но она почти радостно списала это на голод.

Она огляделась. «Где я?»

Раньше черная башня вздымалась над голой равниной. Теперь вокруг теснилась непроходимая чаща: деревья, оплетенные густыми лозами (хотя сарки среди них не было видно), под деревьями – густой подлесок. Солнечный свет падал на полуразрушенную башню и небольшую, усыпанную осколками камней прогалину вокруг, но дальше свет не проникал из-за густой листвы. Гм. Не очень-то приятно будет выбираться отсюда. И где искать Талата? Аэрин решила обойти то, что осталось от башни.

Ничего, кроме каменного крошева и наступающего леса. Ничего больше. Непохоже, чтобы здесь вообще когда-то было по-другому… Но где она? А разрушенная башня, которую она сейчас, спотыкаясь, обходит, – та же, которую она штурмовала вместе с Талатом и дикими зверями, или нет? Аэрин запрокинула голову, изучая остатки стен. Нет, на ту громадину это совсем непохоже. Обрушившихся плит явно не хватило бы, чтобы построить черную башню, отпечатавшуюся в памяти. Аэрин вздохнула, потерла лицо рукой… и отдернула ее, вспомнив о порезе. Но порез уже зажил. На ладони остался лишь тонкий белый шрам. Она уставилась на него, не понимая. Но не понимала она многое, и среди этого многого были вещи поважнее.

Так, и что теперь? Она одна… где-то… голодная, а солнце садится. Ночевать в одиночку в таком месте как-то не хотелось… хотя вряд ли нечто достаточно крупное, чтобы побеспокоить ее, сумеет пробраться сквозь такую чащу. Правда, всегда остаются, ну, например, пауки… При мысли о пауках до нее дошло, что грудь всего лишь слегка зудит, почти незаметно, словно раз уж начала, так и останавливаться как-то неловко, хотя продолжать вроде уже и незачем.

«Что-то в этом есть», – подумала Аэрин и снова взглянула на шрам на ладони.

Она уселась, закрыла глаза, организовала одну-две простые вещи, которым научил ее Лют, и подумала о воздухе. Она следовала за невидимыми волнами и крохотными течениями, набегавшими на нее и утекавшими обратно в чащу деревьев. Вскоре она вычленила из них одно, влажное на ощупь, и последовала за ним, пока оно не нырнуло в землю, и там она обнаружила родник. Выглядел он вполне нормально, вода как вода.

Аэрин открыла глаза и встала. Родник, когда она до него добралась, по-прежнему выглядел как вода и пах водой. Она вздохнула – все равно выбора нет, – наклонила голову, откинула назад мокрые волосы и как следует напилась. Затем села на корточки и хмуро глянула в подлесок. Крохотный родничок находился всего в нескольких шагах от края прогалины, и однако ей потребовалось немало времени и сил, чтобы прорубиться к нему. И как отсюда выбираться?

Так, все по порядку. Припомнив еще кое-что из уроков Люта, она собрала кучку из сухих веточек и листьев и подожгла их взглядом, хотя от усилия у нее страшно разболелась голова и еще долго не удавалось сфокусировать взгляд, а огонек получился тусклый и упорно дымил. Аэрин побродила вокруг, собирая еще веточки, причем каждая веточка представлялась ей в виде как минимум двух одинаковых, как и тянущиеся к ним руки, и она постоянно промахивалась, путая, какая рука и какая ветка настоящие. Однако все-таки собрала достаточно, чтобы поддерживать костер всю ночь. По крайней мере, хотелось в это верить. И огонь запылал веселее.

На ужин она вскипятила себе воды, наполнив кошель, в котором жил драконий камень, и подвесив его над огнем, – кожаный мешочек почти не протекал. С едой она разберется завтра. Голод вымотал ее, да и все остальное тоже, а солнце село, и сумерки скоро превратятся в темноту. Аэрин легла, приспособив в качестве неудобного изголовья камень и подложив свернутую тунику, чтоб не намять ухо. Она лежала неподвижно, как камни под ней, сил не хватало даже перебраться на место получше. Но мысли по-прежнему возвращались к развалинам черной горы, цепляясь за битый камень. Что-то из этого, вероятно, мог бы объяснить Лют – но глупо было бы увидеть его сейчас снова и расспросить.

Лес – вот что сейчас ее тревожило. Как найти дорогу сквозь него? И откуда он взялся? Эти вопросы были отнюдь не пустыми, как и многие другие, – например, почему рядом никого нет. Где Талат? Аэрин еще могла бы поверить, что прочие ее союзники растворились так же, как пришли. Они вообще непонятно почему присоединились к ней. Но Талат не оставил бы ее. По крайней мере, если бы имел выбор.

И тут до нее наконец дошло самое худшее. Агсдед исчез. Ну, вроде бы исчез. Но она все равно проиграла, ибо вместе с ним исчезла и Корона Героев.

Аэрин перекатилась на спину и уставилась в небо. Луны не было, но звезды сияли ярко-ярко. Внезапно она осознала, что сам Агсдед никогда не был для нее совсем настоящим. Настоящим был ее ужас и тошнотворный страх при виде его лица. Идя на битву, она знала, что шансов на победу у нее меньше, чем в сражении с Мауром. А держала ее, влекла вперед мечта – Корона Героев. И ни ее кровь, ни право рождения как дочери ее матери, ни личная месть тут ни при чем. Она мечтала принести Корону в Город и вручить ее Арлбету и Тору. В ней жила уверенность, хотя Аэрин никогда не задумывалась об этом, что пропавшая Корона связана с Агсдедом так же, как и судьба Дамара. Про Агсдеда никто не знал. Никто не поверил бы ей, даже расскажи она все. Да и о чем рассказывать: о пророчестве, о родстве, о том, что только она могла его победить? Что она могла сказать о своем дяде?

Но неважно, кто такой Агсдед, или важно только для нее. Все дело в Короне и в том, как преподнести ее историю: первая сол вырвала драгоценность из рук узурпатора, чтобы вернуть в Город и сложить к ногам короля. Но на пока что она, получается, не сделала ничего, и неважно, как трудно ей пришлось. Отправиться в Город сейчас – если вообще соваться домой – значило уподобиться сбежавшей собаке, вползающей в дом с поджатым хвостом, уповая лишь на хозяйское милосердие.

Глаза закрылись, и Аэрин провалилась в оцепенелую дрему побежденного, но вскоре после полуночи что-то разбудило ее. Казалось, земля дрогнула, издалека донесся рокот падающих камней, но, может, это был только сон? «Да, я точно сплю – таких лиц наяву не увидишь…»

У пруда сидела печальная девочка. Белые стены вокруг нее вздымались так высоко, что казалось, облака покоятся на их вершинах. Пологие ступени у нее за спиной вели к открытой двери и в комнату за ней. Остальные стены были гладкие, а плоскую землю вокруг пруда покрывали квадраты белого камня. Длинные черные пряди, выбиваясь из прически, падали девочке на лоб, но она, не замечая этого, смотрела в спокойную воду и становилась все печальнее. Затем Аэрин перенеслась в другой огороженный сад, но здесь вода играла в фонтане, а стены покрывала синяя мозаика. В саду стояла высокая молодая женщина с желтыми волосами, на ладонь выше самой Аэрин, а рядом с ней застыл зеленоглазый фолстца. Следом она увидела трех человек на склоне горы, на маленьком каменном карнизе, заглядывающих в трещину в склоне. Крепко сбитый мужчина с редеющими черными волосами стоял у расселины с застывшим на лице упрямым выражением, а его светловолосый товарищ говорил ему: «Не глупи, Томми. Послушай меня». Третий, молодой, смуглый и худощавый, явно веселился, приговаривая: «Лео, пора бы уже усвоить – спорить с ним бесполезно».

Голоса их почти разбудили Аэрин. Сны сделались более путаными, в них мелькали полузнакомые лица, и наконец она снова ощутила под собой каменистое ложе. Казалось, земля давила неравномерно – плечо, бедро, потом провал, и камешек, которого накануне вечером здесь точно не было, больно впивался в поясницу. Однако стряхнуть сон до конца никак не удавалось… и тут она, ахнув, открыла глаза и села. Стояло утро, костер погас, и не просто погас, а рассыпался, словно кто-то с огнеупорными руками взял его и разбросал. Или земля под ним вспучилась.

И лес пропал.

Аэрин поморгала, но деревья и кусты не вернулись. Она сидела посреди плато, которое привело ее к черной башне. Земля мягко, но отчетливо понижалась к горам вдалеке, хотя Аэрин с ее войском добиралась к Агсдедову утесу по ровной местности. Стоял прекрасный ясный день, небо было высокое и безоблачное, и плато просматривалось во все стороны. Дамарские горы виднелись чуть дальше, чем безымянные северные пики с другой стороны. Охваченная внезапным ужасом, она вскочила на ноги, обернулась, и…

Но нет, черная гора по-прежнему лежала в руинах. Не придется снова ни подниматься по всем этим ступеням, ни встречаться с магом, носившим ее собственное лицо.

Не успела Аэрин сделать десяток шагов, как длинная приземистая черная тень врезалась в нее и сбила с ног. Уже отчаянно нашаривая Гонтурана, она узнала нападавшего: черный кот-вожак пребывал в полном восторге от встречи с ней. Он обхватил ее передними лапами за плечи и стал тереться усато-бархатной мордой о ее лицо, а уж мурчал так громко, что на них грозили обрушиться остатки башни.

Вскоре фолстца позволил ей сесть, хотя по-прежнему наматывался на нее. Аэрин аккуратно ощупала места, на которые упала, и сурово взглянула на кота.

– У меня и без тебя синяков хватало, – произнесла она вслух, и в награду услышала пронзительное ржание Талата.

Следом из-за башни появился сам Талат. Он притрусил к хозяйке и принялся тыкаться в нее носом, а она погладила его по груди, стряхнула с колен кота и наконец встала. При этом у коня вырвался вздох облегчения: когда он в прошлый раз отыскал ее после битвы, встреча получилась не самая радостная. От его шумного дыхания рубашка на ней надувалась, как под ветром, Аэрин теребила коня за уши, а черный кот путался в ногах у них обоих.

– Хоть какой-то прок от моего отсутствия: вы двое подружились.

При этих словах кот мгновенно отстал и с гордым видом удалился. Аэрин рассмеялась.

Они с Талатом двинулись за котом и вскоре пришли туда, где собрались остальные большие кошки и дикие собаки. И хотя оба лагеря по-прежнему держались обособленно, Аэрин отчетливо почувствовала, что между ними царит если и не настоящая дружба, то надежный мир.

Фолстца и йериги свернулись клубками среди груд камней под сенью последних устоявших стен. Однако Аэрин точно помнила, как накануне обошла остатки черной горы и не увидела ни следа своих друзей. Она поднялась по склону к ним, и предводительница собак подошла к ней, еле заметно вильнув длинным хвостом. Аэрин нерешительно протянула ей руку, старшая йериг так же нерешительно взяла ее зубами. Аэрин стояла совершенно неподвижно, единственный голубой глаз смотрел на нее снизу вверх, а она смотрела в ответ. Хвост вильнул снова, а затем собака отпустила ладонь Аэрин и потрусила прочь, отдав безмолвную команду своему народу, ибо все они последовали за ней. Псы обогнули край горы битого камня и пропали.

Аэрин почувствовала себя покинутой. Может, они просто хотели посмотреть, кто победил? А если бы узнали, что Агсдед убил ее, побежали бы разносить злые вести своим сородичам, а может, и всем диким тварям в горных лесах? С самого начала она не могла взять в толк, почему звери пошли с ней, но она слишком много знала о неправильной разновидности одиночества, порадовалась их компании… И была просто счастлива обнаружить их здесь снова, после того как прошлой ночью заснула одна и без утешения. Она скучала по своим друзьям, и вот они вернулись. К тому же коты явно не собирались уходить. И всегда есть Талат.

Аэрин стянула с коня седло и порадовалась, не увидев волдырей под ним. Затем с воодушевлением открыла седельные сумки и сжевала немного жесткого сушеного мяса из дорожных запасов. Желудок отозвался благодарным урчанием и потребовал еще. Она снова огляделась, привалившись к Талатову плечу, такому реальному и надежному. Голые земли выглядели как прежде. Взгляд ее упал на разбросанные остатки костра. До самой зеленой кромки Дамарских гор вокруг не осталось ничего деревянного. Исключение составляло лишь то, к чему прошлой ночью прикасались ее руки.

– Что ж, – вслух обратилась она к тому, кто мог ее слышать. – По крайней мере, теперь видно, в какую сторону возвращаться.

При этих словах из-за башни выбежали четверо псов. Аэрин попыталась проглотить комок счастья, застрявший в горле при виде их возвращения, но тут в поле зрения появилась предводительница йеригов и тут же замотала головой, привлекая внимание Аэрин, и Аэрин не могла не улыбнуться. Предводительница что-то держала в пасти, и молодой бурый пес рядом с ней тоже что-то нес. Предводительница чуть приотстала, и ее спутник добежал до Аэрин первым. У него был роскошный пышный воротник и медного цвета глаза и куда меньше достоинства, чем у старшей собаки, ибо он изо всех сил вилял хвостом и прижимал уши, приближаясь к человеку. Он уронил к ногам Аэрин свою ношу: обугленный венок из листьев сарки. Венок был такой черный и покореженный, что она не узнала бы его, если бы не красный отблеск: драконий камень, по-прежнему надежно вплетенный в стебли. Аэрин нагнулась за ним, и тут одноглазая предводительница положила перед ней то, что несла сама, – Корону Героев.

21

Пока солнце не поднялось слишком высоко, они тронулись в обратный путь к горам. Аэрин по привычке закопала костер, хотя гореть вокруг уж точно было нечему, почтительно завернула венок из сарки вместе с камнем и Короной в ткань и убрала их в одну из седельных сумок. Больше здесь дел не осталось.

Свита ее потянулась за ней, коты с одного боку, собаки с другого. Только однажды Аэрин оглянулась, когда они уже пересекли изрядную часть плато и солнце начало склоняться к вечеру.

Дорога уходила от темной горы вниз – пусть лес и исчез, будто морок, но рельеф-то изменился на самом деле.

Если это худшая из перемен, подумалось ей, то они очень дешево отделались.

Развалины черной башни издалека выглядели маленькими и, казалось, зловеще ухмылялись ей, но ухмылка выходила жалкая, противная и бесполезная – как у тирана на виселице, когда ему накидывают петлю на шею. Эта равнина еще долгие годы останется нездоровым и непривлекательным местом, но и опасным быть перестанет. У Аэрин отлегло от сердца, и она продолжила путь.

Ей хотелось достичь края любимых Дамарских гор к ночи, чтобы разбить лагерь под их сенью и пить из их чистых вод, поэтому ехала до сумерек. Она едва не запела, когда первое дыхание вечернего бриза принесло ласковый аромат листвы. Но голос у нее никогда не был послушным настолько, чтобы не сфальшивить, поэтому она не стала. Ее войско было радо оказаться снова под знакомыми кронами. Собаки виляли хвостами и игриво покусывали друг друга, а коты лупили друг друга лапами, не выпуская когтей, и катались по земле.

Талат гарцевал. Так, в веселье, добрались они до поворота тропы, не обращая внимания ни на что, кроме собственного удовольствия. И тут Аэрин вдруг уловила струйку дыма от маленького костерка и запах стряпни. Она резко откинулась назад, но Талат повернул к ней уши, мол, зачем здесь останавливаться? – и прошел дальше. Перед ними в излучине тропы открылся маленький костерок на небольшой полянке и огибающий ее с другой стороны ручей.

– Доброго тебе дня, – сказал Лют.

Талат приветственно заржал. Аэрин соскользнула с коня, и тот поспешил вперед один, чтобы ткнуться мордой Люту в ладони и зарыться ему в волосы.

– Я думала, ты никогда не покидаешь свой дом и озеро, – произнесла Аэрин.

– Редко, – отозвался Лют. – На самом деле чем дальше, тем реже. Но исключительные события способны меня к этому побудить.

Аэрин чуть улыбнулась:

– А уж их выбор у тебя в последнее время был богатый.

– Да.

– Могу я спросить, какое именно обстоятельство оказалось в данном случае достаточно исключительным?

– Аэрин… – Лют помедлил, затем к нему вернулся добродушно-поддразнивающий тон. – Мне показалась удачной мысль выдернуть тебя обратно в реальность, дабы ты успела вовремя вручить Тору его Корону и покончить с осадой. И разумеется, теперь не то что несколько сотен лет назад – нет чащи, сквозь которую ты была бы обречена прорубаться. Ты бы, вне всяких сомнений, справилась с этой задачей, но процесс изрядно подпортил бы тебе настроение, и ко времени возвращения на озеро Грез ты была бы совсем не в духе… если допустить, что у тебя хватило бы здравого смысла направиться именно туда, на что в твоем случае рассчитывать не приходится. Тебе понадобилась бы моя помощь, чтобы догнать собственное время… если уж от разжигания одного-единственного крохотного костерка у тебя в глазах двоилось, то блуждания во времени без помощи ослепили бы тебя навеки… и чем дольше ты пробыла бы там, тем труднее было бы тебя вернуть. Поэтому я пришел тебя встретить.

Аэрин уставилась в огонь, потому что, глядя на Люта, она вообще не могла думать.

– Выходит, я действительно поднималась почти вечность, – заметила она.

– Да, – отозвался Лют. – Почти.

– И почти вечность падала.

– И почти вечность падала.

Аэрин больше ничего не говорила, пока снимала с Талата седло и укладывала его у костра, растирала коню спину насухо и осматривала копыта на предмет застрявших в них мелких камушков.

– Тогда, полагаю, мне пора простить тебя за то, что сделал меня не совсем смертной, – сказала она наконец.

– Пора. Мне будет приятно. – Он вздохнул. – Славно было бы заявить, мол, я с самого начала знал, что так и будет, что ты сумеешь вернуть Корону, если сделаешь так, как сделал я. Но нет. Боюсь, тут мы имеем чистое слепое везение.

Он передал ей чашку маллака, с пылу с жару, и она ее жадно выпила. За маллаком последовало рагу на тонкой металлической тарелке, которое Аэрин проглотила так быстро, что оно не успело обжечь ей пальцы, а потом вторая и третья порция. Когда Аэрин наконец наелась, Лют отдал остатки вожаку котов и предводительнице собак, тщательно поделив пополам, на разных тарелках.

Аэрин услышала его шаги, когда он возвращался, и сказала:

– Спасибо.

Шаги смолкли у нее за спиной. Он склонился над ней, и его руки легли ей на плечи. Она потянула его руки вниз, и он опустился у нее за спиной на колени и наклонил голову, прижавшись щекой к ее щеке.

Она повернулась у него в объятиях, обвила руками его шею и поцеловала.

Они засиделись далеко за полночь, подкармливая костер веточками. Звери давным-давно заснули, и даже Талат расслабился настолько, чтобы прилечь и задремать. Лют растянулся на спине, положив голову Аэрин на колени, а она перебирала его волосы, наблюдая, как тугие локоны завиваются вокруг ее пальцев, растягиваются в полную длину, а потом скручиваются обратно.

– Это так забавно? – спросил Лют.

– Ага, – отозвалась Аэрин, – хотя мне бы понравилось не меньше, будь они прямые и зеленые или будь ты лысым как яйцо и крась голову серебром.

Она не особенно распространялась о своей встрече с дядей и не расспрашивала Люта о нем. Неизвестно, сколь о многом он догадывался… или знал, так же как знал о том, как она разжигала костер… И поэтому она охотно слушала, когда он заговорил об Агсдеде и об их школьных днях.

Лед ненависти к человеку с ее собственным лицом начал подтаивать, пока она слушала, и таял все быстрее при виде обращенной к ней улыбки Люта.

Наконец она, запинаясь, поведала ему кое-какие подробности встречи с дядей.

Лют с ироничным видом примолк на некоторое время, и они услышали тихое довольное поскуливание потянувшейся во сне собаки.

– Агсдед не так уж ошибался на мой счет, – сказал он наконец. – Я был упрям и, честно говоря, не входил в число самых блестящих и многообещающих учеников Гориоло. Но я выжил за счет этого упрямства и оставался с учителем достаточно долго, чтобы усвоить больше, чем те, кто изначально был одарен сильнее, а потом ушел и погиб или подался в пастухи, ибо жизнь мага сурова и неблагодарна.

И у меня всегда получалось хуже всего, когда рядом был Агсдед, ибо он был из тех сверкающих звезд, каждый жест которых выглядит чудом, а каждое слово звучит новой философией. Ты и сама немного такая, как бы отчаянно ни пыталась это скрыть.

Но я не думал, что мы с ним в итоге окажемся такими разными, ведь ошибки делали оба – я по невежеству или упрямству, а он из гордости…

– Ты не спросил меня, как я… как он проиграл, а я победила, – сказала Аэрин после очередной паузы.

– И не собираюсь. Сама решай, рассказывать или не рассказывать, сейчас или потом.

– По крайней мере, хочу кое-что у тебя спросить.

– Спрашивай же.

– Для этого тебе придется подвинуться, мне надо дотянуться до седельных сумок.

Лют застонал:

– А оно того стоит?

Аэрин невольно засмеялась, а Лют томно улыбнулся, но сел и освободил ее.

– Вот. – Она протянула ему обугленный венок с красным камнем.

– Боги плакали! – произнес Лют, и сонливости как не бывало. – Мне следовало догадаться, что у тебя может оказаться подобное. Я самый беспечный учитель на свете! Гориоло бы мне голову оторвал, окажись он поблизости.

Маг развел сухие лозы и вытряхнул камень на ладонь. Тот сиял в свете костра. Лют нежно покатал его в пальцах.

– По сравнению с этим твоя Корона Героев просто дешевая фамильная безделушка.

– Что это? – нервно спросила Аэрин.

– Кровь-камень Маура. Последняя капля крови из его сердца, смертельная, – ответил Лют. – Все драконы, умирающие от кровотечения, проливают ее в конце концов. Но чтобы найти последнюю свернувшуюся каплю крови мелкого дракона, надо обладать ястребиным зрением, потому ты их и не видела.

Аэрин содрогнулась.

– Тогда пусть будет у тебя, – сказала она. – Я благодарна за его магопобеждательные свойства, и если мне когда-нибудь не повезет настолько, что придется побеждать еще одного волшебника, я одолжу его у тебя. Но держать его при себе не хочу.

Лют задумчиво смотрел на нее, баюкая камень в ладони.

– Если ты вставишь его в твою дамарскую Корону, тот, кто наденет ее, сделается неуязвимым.

Аэрин бешено замотала головой:

– И быть вечно в долгу у Маура? Дамар обойдется.

– Ты не знаешь, о чем говоришь. Кровь-камень дракона не для зла и не для добра, он просто есть. И это вещь великой силы, ибо он и есть драконья смерть – в отличие от его черепа, с которым твой народ обращается как с безобидным охотничьим трофеем. Кровь-камень – вот настоящий трофей, вот награда, которую стоит завоевать, завоевать почти любой ценой. Ты позволяешь собственному опыту влиять на твои суждения.

– Да я позволяю собственному опыту влиять на мои суждения, ибо именно для этого опыт и нужен. Может, с твоей точки зрения наблюдателя, камень из сердца дракона не добрый и не злой, но я родилась простой смертной не так давно и помню гораздо больше о точке зрения простого смертного, чем ты, возможно, вообще когда-либо знал. Кровь-камень – небезопасный символ для передачи любому из нас… из них… даже королевскому роду Дамара. – Она поморщилась, вспомнив Перлита. – Или даже только правителям Дамара. При самом мудром использовании его не удастся должным образом защитить, ибо останутся другие вроде тебя, кому ведома природа камня… другие, кого меньше заботят добро и зло, чем дамарских королей. Посмотри, сколько вреда причинил Агсдед с одной лишь Короной.

Она помолчала и медленно добавила:

– Я даже тебе не до конца верю в том, что его мощь не злая и не добрая. Согласно нашим легендам, драконы пришли с Севера. Почти все зло, когда-либо тревожившее нашу землю, приходило оттуда, и нечасто случалось, чтобы нечто пришедшее оттуда не оказалось злом. Ты как-то сказал, что дамарская знать – любой из нас, обладающий Даром, келаром, – имеет общего предка с северянами. Так почему же они и их страна пошли по своему пути, а мы по своему? Нет. Я не возьму эту штуку с собой. Ты будешь хранить ее, или я закопаю ее здесь, прежде чем мы уедем.

Лют несколько раз моргнул.

– Я привык быть правым – по большей части. Всегда быть правым в спорах с теми, кто не так давно родился простым смертным. Думаю… наверное… в данном случае права ты. Как неожиданно. – Он задумчиво улыбнулся. – Хорошо. Я согласен его хранить. А ты будешь знать, где найти его, если он тебе когда-нибудь понадобится.

– Буду, – отозвалась Аэрин. – Но боги упаси меня от того, чтоб это знание мне когда-либо опять пригодилось.

Лют смотрел на нее, на лбу обозначилась морщинка.

– Это не та клятва, которую стоит произносить, особенно вслух, там, где могут слушать.

Аэрин вздохнула:

– Ты действительно ужасно беспечный учитель. И про клятвы ты меня тоже никогда не предупреждал.

Морщинка разгладилась, и Лют рассмеялся, но смех на полдороге перешел в зевок.

– Аэрин, я до смерти устал тащить тебя обратно через века за пятку. Мне необходимо поспать, однако покой мой будет полнее, если я буду держать тебя в руках и знать, что все получилось.

– Да, – ответила Аэрин. – Пока ты меня тащил, я не очень-то приятно проводила время, так что я буду только рада, если сегодня мне не придется ночевать в одиночестве.

Утром, пока седлала Талата, Аэрин вдруг спросила:

– Слушай… а как ты путешествуешь? Плывешь вместе с туманом и переносишься на крыльях ветра?

– Для начала мне тогда пришлось бы заказать себе ветер, который нес бы меня в правильном направлении. Нет, родная, я хожу пешком. Это на удивление эффективно.

– Ты пришел сюда со своей горы пешком?!

– Пришел, – ответил Лют, вскидывая мешок на плечо. – А теперь пойду обратно. Однако буду признателен, если ты составишь мне компанию до подножия моей горы. Дотуда нам по пути.

Аэрин непонимающе уставилась на него.

– Я могу двигаться так же быстро, как и это древнее животное, на котором предпочитаешь передвигаться ты, – раздраженно сказал он. – Для начала, у меня ноги длиннее, хоть их и меньше, а во-вторых, я несу куда меньше поклажи. И прекрати на меня так таращиться.

– Мм, – отозвалась девушка и взлетела в седло.

Однако Лют оказался прав. Они покрыли такое же расстояние, что и Аэрин на Талате со своим воинством за то же время… хотя совместным их путешествие можно было назвать с большой натяжкой. Лют передвигался пешком немного медленнее, чем Талат рысью, но гораздо быстрее, чем тот же Талат шагом, и они весь день играли в догонялки: Лют выкрикивал указания более прямого и быстрого пути, когда мимо проплывал круп Талата, а Талат поворачивал уши назад и фыркал, когда Лют имел дерзость обогнать их.

Фолстца и йериги в тот день мало попадались им на глаза, но вечером, при устройстве лагеря, четвероногое войско Аэрин снова собралось вокруг них.

– Знаете, друзья, – обратилась она к рядам светящихся глаз, – я направляюсь на юг… гораздо дальше на юг, чем ваши дома и охотничьи угодья. Возможно, вам захочется обдумать это, прежде чем вы проделаете многодневный путь вместе со мной.

Хвост одноглазой предводительницы сместился на четверть дюйма. Черный вожак проигнорировал ее слова полностью.

– Никогда не повредит иметь несколько лишних друзей за спиной, – заметил Лют, пристраивая котелок над огнем.

– Они остаются исключительно ради твоей стряпни, – парировала Аэрин, которой обычная дамарская дорожная еда успела изрядно надоесть еще по пути на север.

Лют взглянул на нее из-под полуприкрытых век.

– Я пользуюсь преимуществом при любом удобном случае, – мягко сказал он.

Аэрин обвила его руками, и его ладонь поползла вокруг ее талии.

– Можешь сразу бросать готовку и красить лысую голову серебром, – сказала она.

– Мм, – отозвался он. – Любовь моя, мне кажется, будет только честно предупредить тебя, что нынче вечером я чувствую себя исключительно бодрым и сильным, и если ты решишь снова спать со мной, то спать тебе не придется вовсе.

– Тогда мне не терпится вовсе не спать, – довольным тоном произнесла Аэрин, и Лют рассмеялся и выронил ложку.

Следующие несколько дней пролетели слишком быстро. Аэрин пришлось напомнить себе, что они с Талатом потратили на дорогу от озера Грез до серого плато Агсдеда две недели, поскольку путь домой казался гораздо короче. На пятую ночь она вытащила Гонтуран и показала Люту лезвие с крохотной острой щербиной на нем. Вид покалеченного меча удручал ее почти так же, как некогда вид хромого Талата, бессмысленно стоящего на пастбище.

Видимо, переживания слишком явно отразились у нее на лице, потому что Лют сказал:

– Не смотри так убито. Я с этим разберусь. Хорошо еще, на этот раз мне не придется беспокоиться о том, чтобы сохранить пациента смертным.

Аэрин нерешительно улыбнулась, и Лют коснулся пальцами ее щеки. Она помогала ему, точно выполняя его указания, и на следующее утро в ножны скользнул безупречный сияющий клинок. Но следующие две ночи после этого они с Лютом спали глубоко и долго.

В землях, через которые они проезжали, весна уже полностью вступила в свои права. Трава повсюду стояла роскошная, и летние плоды уже начинали проклевываться сквозь последние лепестки на кустах и деревьях. И Лют с Аэрин видели во всем друзей, а фолстца и йериги были так же вежливы с магом, как и с ней.

Но оба знали, не говоря об этом, когда пришла их последняя ночь, и Аэрин была благодарна ей за безлунность, потому что могла плакать так, чтобы Лют не видел. Наконец он заснул, свернувшись клубком возле нее, одну руку она подсунула под него, а вторую перекинула через его бок, а он прижал ее ладонь к груди и баюкал обеими руками. Аэрин не спала, прислушиваясь к дыханию любимого и звуку вращавшегося над головой небосвода. И когда перед рассветом Лют вздохнул и пошевелился, она нежно вытянула руку из его ладоней и выбралась из-под одеяла. Походила туда-сюда, остановилась возле пепла вчерашнего костра и стала смотреть на Люта в растущем свете.

Одеяло соскользнуло, обнажив его почти до пояса, одна длинная рука лежит на отлете. Кожа его там, где ее никогда не касалось солнце, была белая, почти голубая, как снятое молоко, хотя лицо покраснело и загрубело от солнца и ветра. Аэрин взглянула на собственные руки – по сравнению с ним она казалась розово-золотой, хотя рядом с полнокровными дамарцами выглядела бесцветной, как воск. Откуда же Лют родом? Узнает ли она об этом когда-нибудь? Что он ответит, если спросить? Нет, в это утро – их последнее утро – она не станет спрашивать. А за последние несколько дней, когда вполне можно было спросить, ей и в голову не пришло это сделать. И тут Аэрин ощутила первый осознанный укол расставания.