Текст книги "Миссия Шута"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

IX
СОЖАЛЕНИЯ МЕРТВЕЦА

Считается, что Скилл является наследственной магией династии Видящих и встречается практически у всех, в чьих жилах течет их кровь. Однако известно, что Скиллом в пассивном состоянии бывают наделены некоторые из обычных жителей Шести Герцогств. Во время правления первых королей мастер Скилла, служащий монарху из династии Видящих в Баккипе, разыскивал молодых людей, обладающих способностью к этой древней магии. Их привозили в Баккип и, если оказывалось, что они достаточно одарены, обучали Скиллу. Затем они входили в группы, как правило, из шести человек, целью которых являлось служение монарху. И, хотя сведений о таких группах почти не осталось, как будто манускрипты, посвященные им, были сознательно уничтожены, устные предания утверждают, что подобных отрядов едва ли набиралось больше двух или трех, поскольку сильные обладатели Скилла рождаются редко. Как мастера находили детей со скрытым даром, сейчас неизвестно. Король Баунти, отец короля Шрюда, отменил традицию создания отрядов, возможно, считая, что, ограничив количество тех, кто владеет этим видом магии, особами королевской крови, тем самым он расширяет и их возможности. Поэтому, когда во время правления короля Шрюда на берега Шести Герцогств пришла война, династия Видящих осталась без помощи.

Я проснулся посреди ночи, спохватившись, что оставил Малту на склоне холма. Пони наверняка вернулся домой и сам зашел в сарай, но я оставил лошадь Шута на целый день без воды.

Пришлось мне, стараясь не шуметь, встать и выйти из дома, оставив дверь открытой, чтобы не разбудить Шута. Я даже волка оставил спать и ушел один. По дороге я остановился около сарая и, прикоснувшись Уитом к пони, понял, что он спит. Я не стал его беспокоить.

Я взобрался вверх по склону к тому месту, где оставил лошадь Шута, радуясь, что сейчас не зима, а на небе сияют луна и звезды. Впрочем, я так хорошо знал тропинку, что мне не нужно было ее видеть, чтобы не оступиться. Когда я подошел к Малте, лошадка сердито фыркнула, словно упрекая меня за невнимательность. Я отвязал ее и повел вниз по склону. Как только мы подошли к реке, которая несла свои воды в море, я остановился и позволил кобыле напиться.

Стояла великолепная летняя ночь. Стрекотали насекомые, Малта, отфыркиваясь, пила воду. А я, наслаждаясь покоем и тишиной, впитывал эту теплую тихую ночь, укравшую цвета у травы и деревьев, окрасив их в черные с серыми пятнами тона, так что окружающий меня знакомый пейзаж казался загадочным и таинственным. Прохладный влажный воздух наполняли ароматы лета, дремавшие днем. Я сделал глубокий вдох и заставил себя на время забыть о своих человеческих заботах, погрузившись в миг настоящего, который вдруг превратился для меня в бесконечность. Мой Уит набрал силу, и я стал единым целым с бархатным великолепием ночи.

Уит дарит ощущение эйфории. Он похож и одновременно не похож на Скилл. Человек, обладающий Унтом, погружается в жизнь вокруг себя – я ощущал не только присутствие лошади, но и мириады насекомых в траве и даже могучую силу огромного дуба, тянувшего свои ветви к луне и ко мне. На склоне холма под кустом спрятался заяц. Я ощущал его неясное присутствие как человек, который вдруг начинает различать один определенный голос в шуме базарной толпы. Но что самое главное, я испытал физическое родство со всеми живыми существами, населяющими наш мир. Я имел право здесь находиться, потому что был такой же частью этой ночи, как и вода, журчащая у моих ног. Я думаю, древняя магия черпает силы именно в осознании того, что мы – крупицы огромного мира, не больше, но и, разумеется, не меньше зайца.

Это ощущение чистого единства омыло меня и прогнало прочь жажду Скилла, которая испачкала мою душу сегодня днем. Я сделал еще один глубокий вдох, а потом выдохнул так, словно наступили последние минуты моей жизни, на которые я хотел слиться воедино с чистой, ласковой летней ночью.

На мгновение в глазах у меня потемнело, а потом все начало двоиться, но вскоре и это прошло, и я вдруг перестал быть самим собой, я больше не стоял на склоне холма у своего уединенного домика, я не был один.

Я снова стал мальчишкой, я бежал от давящих на меня со всех сторон стен, выбрался из спутанных простыней. Я мчался босиком по овечьему выпасу, испещренному тут и там клочьями травы, я очень спешил, но все равно не поспевал за своей спутницей. Она была красива, точно звездная ночь, ее коричневую шкуру раскрасили темные пятна. Она мчалась вперед легко, словно сама ночь, а я следовал за ней, ведомый Уитом, соединившим нас. Я был пьян от любви к ней и этой ночи, одурманен несущейся мне навстречу безграничной свободой. Я знал, что должен вернуться, прежде чем встанет солнце. А она, столь же уверенно, считала, что нам не нужно возвращаться, что лучшего времени бежать отсюда не будет.

Но в следующее мгновение все вернулось на свои места. Вокруг меня по-прежнему цвела ночь, которая звала меня за собой, но я снова стал взрослым – мальчишка, утонувший в чудесных ощущениях своей первой связи через Уит, исчез. Я не знал, кого коснулись мои ощущения, где находился тот мальчик и почему наши сознания слились воедино – пусть и на короткую долю секунды. Мне стало интересно, почувствовал ли он мое присутствие. Впрочем, это не имело особого значения. Кем бы они ни были и где бы ни находились, я пожелал им удачи в ночной охоте. А еще – чтобы их связь оставалась долгой и прочной.

Неожиданно Малта тихонько дернула поводья. Она утолила жажду и не хотела стоять на месте, где ее окружил рой назойливых насекомых. Да и меня тоже облепили маленькие кусачие кровопийцы. Малта взмахнула хвостом, а я – рукой у себя над головой, и мы начали спускаться вниз по склону холма. Потом я завел Малту в сарай и, стараясь не шуметь, вернулся в дом. Там я забрался в постель, обнаружив, что Ночной Волк разлегся так, что мне почти не осталось места. Но я не возражал. Я вытянулся рядом с ним и осторожно положил руку ему на бок. Биение его сердца и ровное дыхание усыпляли меня лучше всякой колыбельной. Я закрыл глаза, и на меня снизошел такой покой, какого я не знал вот уже много недель.

На следующее утро я проснулся рано и легко. Ночная прогулка, казалось, освежила меня лучше всякого сна. Волк продолжал крепко спать. Я почувствовал легкие угрызения совести из-за того, что он так медленно приходит в себя после моего вмешательства, но тут же отбросил их в сторону. То, что я сделал, тяжело сказалось на всем его теле, но я считал, что лучше так, чем позволить ему умереть. Я оставил его на своей кровати и вышел в соседнюю комнату.

Шута там не оказалось, но дверь на улицу была открыта, и я понял, что он просто вышел. Я развел небольшой огонь, повесил над ним чайник, а затем довольно долго мылся и брился. В тот момент, когда я пригладил мокрые волосы и убрал их за уши, вошел Шут, держа в руках корзинку с яйцами. Увидев меня, он замер на месте и радостно заулыбался.

– О, да это же Фитц! Немного постарел и поизносился, но самый настоящий Фитц. Мне было страшно интересно, как ты выглядишь под зарослями щетины.

– Боюсь, я перестал заботиться о своей внешности, – сказал я, взглянув в зеркало. Поморщившись от не слишком приглядного зрелища, я промокнул кровь, поскольку в очередной раз порезался там, где мое лицо исполосовал старый шрам, полученный в подземелье Баккипа. Спасибо тебе, Регал. – Старлинг говорила мне, что я выгляжу намного старше своих лет. И что могу вернуться в Баккип, где меня никто не узнает.

Шут возмущенно фыркнул и поставил корзинку с яйцами на стол.

– Старлинг, как всегда, ошибается. Для твоих лет и испытаний, выпавших на твою долю, ты выглядишь на удивление молодо. Да, конечно, переживания и время изменили твою внешность; люди, знавшие мальчишку по имени Фитц, не разглядят его во взрослом мужчине. Однако кое-кто из нас, друг мой, узнает тебя, даже если ты будешь гореть в огне.

– Очень утешительная мысль. – Я поставил зеркало на место и снова занялся завтраком. – Твоя кожа изменила цвет, – заметил я, разбивая яйца. – Но выглядишь ты не старше, чем когда я видел тебя в последний раз.

Шут наливал горячую воду в чайник.

– Мы так устроены, – спокойно сказал он. – Мы живем дольше и потому медленнее изменяемся. Я стал другим, Фитц, даже если тебе кажется, что поменялся лишь цвет моей кожи. Когда ты видел меня в прошлый раз, я подходил к порогу взросления. Меня переполняли самые разные чувства и идеи, их было так много, что я с трудом мог сосредоточиться на делах. Когда я вспоминаю, как вел себя, должен признаться, что даже мне становится стыдно. Теперь я стал старше и умнее и знаю, что для всего существует свое место и время. То, что мне суждено совершить, должно быть совершено, вне зависимости от моих желаний.

Я вылил яйца на сковороду и поставил ее рядом с огнем.

– Когда ты изъясняешься загадками, – медленно сказал я, – это приводит меня в замешательство. А когда пытаешься говорить о себе ясно, мне становится страшно.

– Вот еще одна причина, по которой мне следует помалкивать о себе, – воскликнул он с деланным испугом. – Ну, чем займемся сегодня?

Я задумчиво помешал яйца, а потом придвинул их поближе к огню.

– Не знаю, – тихо ответил я.

Услышав мой изменившийся голос, Шут удивленно на меня посмотрел.

– Фитц, с тобой все в порядке?

Я и сам не смог бы объяснить, почему у меня изменилось настроение.

– Знаешь, мне вдруг показалось, что все бессмысленно. Когда со мной жил Нед, я старался позаботиться о том, чтобы мы зимой ни в чем не нуждались. Мой огород был в четверть меньше нынешнего, когда появился мальчик. Мы с Ночным Волком каждый день охотились, чтобы добыть мясо. Если нам не сопутствовала удача, нас это не слишком беспокоило. Теперь же я смотрю на свои запасы и думаю, что если мальчик не вернется и останется на зиму учиться у какого-нибудь мастера, нам с Ночным Волком всего хватит. Иногда мне кажется, что я зря трачу свои дни. А порой вообще думаю, что моя жизнь потеряла всякий смысл.

– Как печально звучат твои слова. Или дело в эльфовской коре?

– Нет. – Я отнес готовую яичницу на стол, испытав вдруг облегчение от того, что могу высказать свои тайные мысли вслух. – Думаю, именно по этой причине Старлинг привела ко мне Неда. Наверное, увидела, что моя жизнь становится бессмысленной, и решила заполнить пустоту.

Шут с грохотом поставил тарелки и принялся сердито раскладывать еду.

– Ты ее переоцениваешь. Она не способна думать о чем-то, что не имеет отношения к ее собственным интересам. Скорее всего, она подобрала мальчика, потому что ей так захотелось в тот момент, а потом, когда он ей надоел, сбыла с рук. Вам просто повезло, что вы смогли помочь друг другу.

Я промолчал. Меня поражало, как сильно Шут не любил Старлинг. Я уселся за стол и принялся есть. Однако Шут еще не закончил.

– Если Старлинг и думала, что какой-то человек может заполнить пустоту в твоей жизни, то этим человеком она считала себя. Вряд ли она полагала, что кто-то кроме нее будет тебе нужен.

Мне пришлось с сожалением признать, что он, скорее всего, прав. В особенности после того, как во время ее последнего приезда мы с ней говорили про Неда и Ночного Волка.

– Ну, о чем она думала или не думала, теперь не имеет значения. Так или иначе, я хочу, чтобы Нед поступил в ученики к хорошему мастеру. А потом…

– А потом твоя жизнь будет снова принадлежать тебе. Подозреваю, что она позовет тебя в Баккип.

– Ты подозреваешь? – сухо поинтересовался я. – Кто сейчас произнес эти слова – Шут или Белый Пророк?

– Ну, поскольку ты никогда не относился всерьез к моим предсказаниям, какая тебе разница? – Шут весело улыбнулся и занялся яичницей.

– Пару раз твои предсказания сбывались. Хотя они всегда звучали так завуалировано, что их можно было трактовать как угодно.

– Это не мои предсказания звучали завуалировано, а ты их так понимал. Помнишь, когда приехал, я сказал, что вернулся в твою жизнь, потому что должен. Не в том дело, что я не хотел на тебя поглядеть, просто если бы я мог оградить тебя от того, что должно случиться, я бы так и поступил.

– И что же конкретно мы должны сделать?

– Конкретно? – спросил он, приподняв брови.

– Конкретно. Четко и ясно, – с вызовом заявил я.

– Ну хорошо. Конкретно, четко и ясно – мы с тобой снова должны спасти мир.

Шут откинулся на спинку стула и принялся раскачиваться на его задних ножках, потом нахмурился и вытаращил на меня глаза.

Я спрятал лицо в ладонях, но он ухмылялся так заразительно, что я не удержался и тоже фыркнул.

– Снова? Что-то не припомню, чтобы мы его вообще когда-нибудь спасали.

– Разумеется, мы спасли его. Ты жив, разве нет? Трон Видящих получил наследника. Значит, мы изменили течение времени. На тропе судьбы ты стал очень важным камнем, мой дорогой Фитц. И благодаря тебе телега сошла с наезженной колеи и выбралась на новый путь. И теперь мы с тобой должны позаботиться о том, чтобы она с него не свернула. А это будет очень непросто.

– И что же конкретно, четко и ясно мы должны сделать? – Я прекрасно понимал, что он меня дразнит, но не сумел сдержаться и все равно задал свой вопрос.

– Все очень просто. – Он положил в рот кусок яичницы, явно наслаждаясь тем, что сумел меня заинтриговать. – Исключительно просто. – Шут повозил кусочек яичницы по тарелке, положил его в рот и уронил вилку на стол. Потом поднял на меня глаза, и я больше не видел в них веселья. Когда он заговорил, его голос прозвучал тихо и торжественно: – Я должен позаботиться о том, чтобы ты остался в живых. Снова. А тебе придется сделать все, чтобы наследник Видящих получил трон.

– И мысль о том, что я должен остаться в живых, тебя печалит? – удивленно спросил я.

– Нет конечно. Никогда. Мысль о том, через что тебе придется пройти, наполняет меня грустными предчувствиями.

У меня неожиданно пропал аппетит, и я оттолкнул от себя тарелку.

– Я тебя все равно не понимаю, – сердито сказал я.

– Прекрасно понимаешь, – совершенно спокойно заявил он. – Думаю, ты делаешь вид, что не понимаешь, потому что так легче – для нас обоих. Но на сей раз, друг мой, я не стану ничего от тебя скрывать. Вспомни последний раз, когда мы были вместе. Разве тогда порой не казалось, что умереть легче, чем продолжать жить?

Его слова пронзили меня, точно острые осколки стекла, но я всегда отличался упрямством.

– Ну знаешь, это всегда так.

В моей жизни было всего несколько мгновений, когда я удивлял Шута до такой степени, что он не знал, как реагировать на мои слова. Вот и сейчас наступил такой момент. Он молча смотрел на меня, а его диковинные глаза стали огромными, словно блюдца. Потом он вдруг ухмыльнулся и встал так резко, что чуть не перевернул стул, на котором сидел, и, бросившись ко мне, заключил в объятия. В следующее мгновение он сделал глубокий вдох, как будто до этого ему что-то мешало дышать.

– Конечно, ты совершенно прав, – прошептал он мне на ухо, а потом заорал, да так громко, что чуть не оглушил меня. – Конечно прав!

Как только я высвободился из его крепких объятий, он отбежал от меня, сделал невообразимый кульбит и вскочил на стол. Потом широко развел руки в стороны, словно снова выступал перед придворными короля Шрюда.

– Смерть всегда легче и безболезненнее, чем жизнь! Но мы-то выбираем жизнь. Потому что на самом деле смерть не ее противоположность, а просто один из вариантов выбора. Смерть наступает тогда, когда тебе не остается ничего иного. Разве я не прав?

Его веселье было очень заразительным, но мне все-таки удалось покачать головой.

– Я не знаю, прав ты или ошибаешься.

– В таком случае, поверь мне на слово. Я прав. Ты не забыл, я же Белый Пророк? А ты – Изменяющий, который приходит, чтобы повернуть время вспять. Посмотри на себя. Изменяющий. Человек, который одним своим существованием заставляет других совершать героические поступки. Ах, Фитц, мы – то, что мы есть и чем должны быть. Когда я теряю надежду, когда в моем сердце поселяется грусть и мне хочется сказать: «Почему я не могу оставить его здесь, чтобы он мог обрести мир и покой?», ты вдруг начинаешь говорить голосом Изменяющего, и я вижу свои поступки в другом свете. И снова становлюсь тем, кем должен быть. Белым Пророком.

Я просто сидел и смотрел на него. Несмотря на чудовищные усилия, на губах у меня появилась улыбка.

– Мне казалось, что я помогаю другим людям стать героями, а не пророками.

– Ну хорошо. – Шут легко спрыгнул на пол. – Боюсь, кое-кому из нас приходится быть и тем и другим. Тряхнув головой, он поправил куртку и начал потихоньку успокаиваться. – Итак, вернемся к моему первому вопросу. Чем мы сегодня займемся? И я тебе отвечу. Первым делом мы не станем думать о завтрашнем дне.

Я воспользовался его советом по крайней мере до конца дня. Я делал вещи, которыми не позволял себе заниматься до сих пор, поскольку они не имели никакого отношения к завтрашнему дню. Я просто получал удовольствие. Поработал немного над своими чернилами – не для продажи и заработка, а пытаясь создать пурпурный цвет, который мне нравился. Впрочем, успеха мне добиться не удалось. Высыхая, чернила приобретали коричневый оттенок, но я все равно наслаждался процессом.

Что касается Шута, тот занялся резьбой по моей мебели. Услышав, как кухонный нож скребет по дереву, я поднял голову, и он тут же это заметил. «Извини», – сказал он и демонстративно положил нож на место, а потом встал и направился к своей седельной сумке. Покопавшись в ней, он достал несколько очень острых инструментов. Тихонько напевая себе под нос, Шут подошел к столу и сложил их на стуле. Затем снял перчатку, которая скрывала метку Скилла, и занялся делом. Постепенно спинки моих простых стульев украсили переплетающиеся вьюнки с листьями, из которых тут и там выглядывали крошечные личики.

Когда я в очередной раз отвлекся от своего занятия, я обнаружил, что Шут принес в дом несколько поленьев из моей поленницы и задумчиво вертит их в руках, разглядывая каждое по отдельности, осторожно водит рукой, наделенной Скиллом, по шершавой поверхности, словно пытается разгадать тайны, скрытые от моих глаз. Наконец он выбрал одно из них с сучком, похожим на колено, и принялся снова его изучать. Он продолжал тихонько напевать, и я не стал его отвлекать.

За целый день Ночной Волк проснулся только один раз, тяжело вздыхая, слез с кровати и вышел на улицу. Я предложил ему поесть, но он фыркнул и отвернулся. Потом он напился и, снова вздохнув, улегся на прохладный пол в комнате. Он заснул, но уже не так крепко.

Короче говоря, я провел весь день в свое удовольствие, делая то, что мне нравилось, а не то, что должен был делать. Мне частенько приходили на ум мысли о Чейде, я вдруг задумался о том, чем занимался в свободное время старый убийца в своей скрытой от посторонних глаз башне, когда я поступил к нему в обучение. Задолго до моего появления Чейд служил королевским убийцей, выполняя приказы Шрюда, когда возникала необходимость свершить правосудие тихо и не привлекая ненужного внимания. Огромная библиотека и бесконечные эксперименты с ядами и смертоносным оружием говорили о том, что Чейд знал, чем занять свободные часы. А целью его жизни стало благополучие династии Видящих.

Когда-то это было целью и моей жизни. Но я отрекся от нее, чтобы снова принадлежать себе самому. Странно, но при этом я каким-то непостижимым образом отказался от той жизни, к которой стремился. Чтобы получить возможность наслаждаться свободой, мне пришлось разорвать все свои прежние связи и расстаться с теми, кого я любил и кто любил меня.

Это была лишь часть правды, но подобные мысли очень подходили к моему нынешнему настроению. В следующее мгновение я понял, что купаюсь в жалости к себе. Вот уже в третий раз мои пурпурные чернила, высохнув, становились коричневыми, хотя в одном случае получился весьма симпатичный оттенок розового. Я отложил в сторону бумагу, предварительно записав, как мне удалось получить этот цвет, решив, что он прекрасно подойдет для иллюстраций к текстам по ботанике.

Встав со стула, я с удовольствием потянулся, и Шут поднял голову от своей работы.

– Есть хочешь? – спросил я его.

Он задумался, а потом ответил:

– Пожалуй. Давай я приготовлю. Твои обеды заполняют желудок, но не доставляют никакого удовольствия.

Он отложил в сторону статуэтку, которую вырезал из дерева, заметил, что я на нее смотрю, и прикрыл – как будто не хотел, чтобы я ее увидел.

– Дай сначала закончить, – проговорил он и занялся изучением моих буфетов.

Пока он разглядывал мои немудреные специи, я вышел на улицу, перебрался через ручей, который мог бы привести меня на берег. Я стал медленно подниматься вверх по склону, прошел мимо наших лошадок, мирно щипавших траву, и наконец уселся на свою скамейку. Всего в нескольких шагах от меня зеленый холм переходил в крутые скалы и каменистый берег внизу. Со своего места я наслаждался огромными океанскими просторами, раскинувшимися передо мной, и вдруг снова почувствовал беспокойство. Я вспомнил сон о мальчике и охотничьей кошке и улыбнулся своим мыслям. Беги от всего этого, уговаривала его кошка, и я ее понимал.

Однако много лет назад я именно так и поступил, и вот во что превратилась моя жизнь. Спокойная, тихая жизнь человека, который в состоянии сам о себе позаботиться, должна была сделать меня счастливым… но вот я сижу здесь, и меня мучают сомнения.

Через некоторое время ко мне присоединился Шут, следом за ним явился Ночной Волк и с мученическим вздохом улегся у моих ног.

– Тебя терзает голод Скилла? – с сочувствием спросил Шут.

– Нет, – ответил я и чуть не рассмеялся.

Голод, который он невольно пробудил во мне вчера, отступил под воздействием эльфовской коры. Я мог тосковать по Скиллу, но мои способности к нему притупились.

– Я поставил наш ужин на небольшой огонь, так что можем немного посидеть. У нас полно времени. – Шут помолчал, а потом осторожно спросил: – После того как ты ушел из поселения людей Древней Крови, куда ты направился?

Я вздохнул. Волк оказался прав. Разговоры с Шутом не прогнали неприятные мысли. Как раз наоборот, они заставили меня еще сильнее задуматься. Я оглянулся на прошедшие годы и начал собирать остатки своей истории.

– Где я только не был. Когда мы ушли, мы не решили, куда пойдем. И потому просто путешествовали. – Я сидел и смотрел на воду. – Мы болтались по Шести Герцогствам четыре года. Я видел Тилт зимой, когда легкий снег кружит над огромными равнинами, но холод стоит такой, что кажется, будто земля промерзла до самых костей. Мы прошли через Фарроу в Риппон, затем добрались до побережья. Иногда я нанимался на какую-нибудь работу, и тогда нам удавалось покупать хлеб, а порой мы охотились, словно два волка, и ели сырое мясо.

Я посмотрел на Шута, который внимательно меня слушал, но по его лицу я не видел, осуждает ли он меня.

– Добравшись до побережья, мы сели на корабль и поплыли на север, хотя Ночному Волку наше путешествие не понравилось. Я побывал в Бернсе в середине зимы.

– В Бернсе? – переспросил Шут. – Когда-то тебя хотели женить на леди Целерити из Бернса. – Я не услышал в голосе вопроса, но глаза его выдали.

– Надеюсь, ты не забыл, что это было против моей воли. Я не собирался искать там Целерити. Но я видел леди Фейт, герцогиню Бернса, когда она проезжала по улице в замок Рипплкип. Она меня не заметила, но все равно вряд ли узнала бы в оборванном зеваке лорда Фитца Чивэла. Я слышал, что Целерити удачно вышла замуж – по любви, да еще за богатого человека, и получила титул леди поместья Айс-Тауэрс, которое расположено рядом с городом Айстаун.

– Я рад за нее, – с серьезным видом сказал Шут.

– Я тоже. Я никогда не любил Целерити, но восхищался ее характером, да и вообще она мне нравилась. Хорошо, что у нее все в порядке.

– А потом?

– Мы отправились на Ближние острова. Оттуда я собирался перебраться к Внешним островам, чтобы собственными глазами увидеть земли, из которых пришли люди, причинившие нам столько боли, но волк категорически отказался от длительного морского путешествия.

И потому мы повернули на материк и пошли на юг. В основном мы передвигались пешком, только проплыли на корабле мимо Баккипа, где не стали задерживаться. Мы побывали на побережье Риппона и Шокса, а оттуда выбрались за границы Шести Герцогств. Чалсед мне не понравился, и потому мы снова сели на корабль.

– И докуда вам удалось добраться? – спросил Шут, когда я снова замолчал.

Я ухмыльнулся и с гордостью заявил:

– До самого Бингтауна.

– Правда? – Шут не смог скрыть любопытства. – И как он вам показался?

– Красивый. Богатый. Похож на Тредфорд. Элегантные, хорошо одетые люди, великолепные дома, стекла во всех окнах. Там прямо на улицах, в специальных палатках, продают книги, а на одной рыночной улице все лавки торгуют самыми разными видами магических приспособлений. Когда я по ней шел, у меня кружилась голова. Не знаю, какая там была магия, но она одурманила меня, точно очень сильные благовония… – Я покачал головой. – Я чувствовал себя жалким дикарем, наверное, местные жители именно так обо мне и думали – грязная, обтрепанная одежда, а рядом волк. Однако несмотря на все, что я там видел, истории о Бингтауне несколько преувеличены.

– Помнишь, – продолжал я, – в Баккипе говорили, будто в этом южном городе есть все, что душе угодно? Да, признаюсь, там много интересного, но не могу сказать, что мне смертельно захотелось что-нибудь купить. Кроме красоты там много уродливого. Повсюду рабы, закованные в тяжелые цепи, а еще я видел один из их говорящих кораблей. Раньше я считал, что это сказки. – Я замолчал, пытаясь придумать, как передать то, что мы с Ночным Волком почувствовали, столкнувшись со столь мрачной магией. – Мне такое волшебство не по душе, – сказал я наконец.

Огромное количество народа на улицах смущало волка, и он обрадовался, когда мы ушли из города. Я почувствовал себя каким-то маленьким и незначительным после того, как мы там побывали. А с другой стороны, я вдруг понял, как здорово на диком, безлюдном побережье Бакка, и даже немного грубоватый Баккип начал представляться мне чудесным местом. Когда-то я считал Баккип центром цивилизации, но в Бингтауне о нас рассуждают как о диких варварах. Это обидно, но здесь есть доля истины. Уходя из Бингтауна, я дал себе слово заняться своим образованием и получше узнать мир, в котором живу. Я покачал головой, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Выполнил ли я свое обещание?

– У нас не было денег, чтобы оплатить путешествие на корабле, даже если бы Ночной Волк на него согласился. И потому мы решили пройти по побережью пешком.

– Но это невозможно! – удивленно уставившись на меня, заявил Шут.

– Так нас все предупреждали. Я решил, что это пустая болтовня горожан, не знающих, что такое дороги и какие могут встретиться на них трудности. Но они оказались правы.

Не слушая предостережений, мы отправились пешком вдоль побережья. Дикие земли за Бингтауном поразили нас даже больше, чем то, что мы видели в Горном Королевстве. Не зря побережье называют Проклятым. Меня постоянно преследовали непонятные, туманные сны, а порой в сознании возникали полуоформившиеся пугающие образы. Волк очень переживал из-за того, что я балансировал на пороге безумия, объяснения которому не было. Я нормально себя чувствовал – физически – и не страдал ни от каких симптомов болезней, влияющих на мозг человека, однако перестал быть самим собой, когда мы путешествовали по этим неприветливым местам.

Меня снова начали мучить сны о Верити и драконах. И даже когда не спал, я постоянно истязал себя сожалениями о принятых в прошлом решениях и нередко думал о том, чтобы свести счеты с жизнью. Меня остановило только то, что со мной был волк. Оглядываясь назад, я вспоминаю не дни и ночи, а череду отвратительных, страшных снов. С тех пор как я ступил на дорогу Скилла, я ни разу не чувствовал такого сильного искажения собственных мыслей. В общем, если короче, я бы ни за что не согласился побывать там еще раз.

Еще никогда в жизни мне не приходилось видеть побережья, настолько лишенного каких бы то ни было признаков человеческого присутствия. Даже животные вызывали у меня диковинные и часто неприятные ощущения, когда я пытался прикоснуться к ним Уитом. Впрочем, и пейзажи, представшие нашим глазам, производили ужасающее впечатление и казались какими-то чуждыми – топи, от которых поднимались ядовитые испарения, душившие нас, и зеленые островки среди болот, где вся растительность, роскошная и пышная, представлялась нам неправильной и извращенной.

Через некоторое время мы добрались до Дождевой реки, которую жители Бингтауна называют неистовой Дождевой рекой. Не знаю, какой безумный каприз заставил меня последовать по ее течению, но я попытался. Болотистые берега, вонючая растительность и страшные сны вскоре заставили нас повернуть назад. Что-то в почве разъедало подушечки лап Ночного Волка и жесткую кожу моих сапог, которые довольно быстро изорвались до дыр. Нам пришлось признать, что мы потерпели поражение, но мы совершили очередную ошибку, когда пустились в обратный путь.

Мы срубили несколько молодых деревьев, чтобы построить плот. Ночной Волк предупредил меня, что мы не должны пить воду из реки, но я не представлял себе, какие опасности нас поджидают. Хлипкий плот чудом не развалился, когда мы наконец добрались до устья реки, наша кожа там, где на нее попала вода, покрылась страшными язвами. Мы испытали самое настоящее удовольствие, когда наконец увидели море. Соленая вода жалила раны, но довольно быстро их излечила.

Несмотря на то что область Чалсед давным-давно заявила свои права на земли вдоль Дождевой реки и множество раз утверждала, что Бингтаун также находится в ее владениях, мы не встретили на берегу ни одного поселения. Мы с Ночным Волком довольно долго шли на север, и, должен признать, дорога была нелегкой. Когда Дождевая река осталась в трех днях пути позади, мир снова начал приобретать привычные очертания, но первую деревню мы увидели только через десять дней. Регулярные промывания морской водой практически залечили наши ссадины и раны, а мои мысли снова стали принадлежать мне, но со стороны мы производили еще то впечатление – оборванный бродяга и тощий пес. Местные жители нас не слишком жаловали и в свои дома не пускали.

Наше тяжелое путешествие на север через Чалсед убедило меня в том, что там живут самые недружелюбные люди в мире. Иными словами, в Чалседе мне совсем не понравилось – как и предсказывал когда-то Баррич. На меня даже не произвели впечатления великолепные города. Чудеса архитектуры и достижения цивилизации в Чалседе держатся на страданиях людей. Больше всего меня возмущало то, как широко там распространено рабство.