Текст книги "Миссия Шута"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 42 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Я бросился на колени около него.

– Не мешай мне! – попросил я Ночного Волка, но он меня не слышал.

Его мысли окутывал алый страх. Я попытался обхватить его рукой, чтобы успокоить, но он шарахнулся от меня в сторону. Потом начал отчаянно трясти головой, но то, что застряло у него в глотке, не желало выходить. Я бросился к нему и прижал к земле, навалившись всем телом, – и спас ему жизнь. Мое тело сдавило ему грудь, и кусок рыбы выскочил из глотки в пасть. Не обращая внимания на зубы, я засунул руку и, вытащив его, отбросил подальше от нас. Волк сделал глубокий вдох, и я встал, а за мной и он с трудом поднялся с земли. Я вдруг понял, что едва держусь на ногах.

– Рыбой подавился! – возмущенно вскричал я. – Мне следовало догадаться! В следующий раз не будешь заглатывать большие куски.

Я глубоко вздохнул, чувствуя, как меня охватывает облегчение. Однако моя радость оказалась преждевременной. Волк сделал два неуверенных шага и повалился на землю. Он больше не задыхался, но я чувствовал, что ему очень больно.

– Что? Что с ним случилось? – спросил стоявший у меня за спиной Шут.

Я даже не знал, что он последовал за мной. Впрочем, сейчас у меня не было на него времени. Я подошел к Ночному Волку и положил ему на голову руку, чувствуя, как прикосновение сделало нашу связь еще теснее. Его терзала такая страшная боль, засевшая где-то в груди, что он даже не мог дышать. Сердце неровно, мучительно билось в груди. Я видел, что у него закатились глаза, язык вывалился из пасти.

– Ночной Волк! Брат мой! – выкрикнул я, хотя и знал, что он почти наверняка не слышит. Я потянулся к нему, пытаясь отдать ему свою силу, и почувствовал невероятную вещь. Он пытался от меня уйти, из последних сил стараясь разорвать нашу связь. Он скрывал от меня свои мысли, а я ощущал, как он проваливается в серый сумрак, в который я не мог проникнуть.

Это было невыносимо.

– Нет! – взревел я и попытался прорваться к нему.

Я понял, что барьер не поддается моему Уиту, и тогда набросился на него Скиллом, ни о чем не думая и прибегнув к помощи магии, которой обладал, – всей, какую только мог призвать на помощь. И я добрался до волка. Неожиданно я почувствовал, что снова стал с ним единым целым, а мое сознание соединилось с его, как никогда раньше. Тело волка стало принадлежать мне.

Давным-давно, когда Регал убил меня, я бежал из собственного избитого тела и спрятался внутри Ночного Волка. Я поселился в нем, слышал его мысли, видел мир его глазами, стал чем-то вроде пассажира в его жизни. Потом Баррич и Чейд вызвали нас обоих к моей могиле и вернули меня в мое собственное тело.

Сейчас все было иначе. Сейчас я подчинил себе его тело, и мои человеческие чувства и ощущения взяли над ним верх. Я заставил его успокоиться, не обращая внимания на возмущение, которое он испытал. Так нужно, сказал я ему. Если я этого не сделаю, он умрет. Он перестал сопротивляться, но не сдался, как будто отказался от того, что я у него забрал. Ладно, беспокоиться о его обидах будем потом, решил я. Сейчас меня меньше всего волновали его чувства.

Оказавшись в его теле, я испытал очень необычные ощущения, словно надел чужую одежду. Я чувствовал каждую клеточку его существа, от когтей до кончика хвоста, мой высунутый язык улавливал самые разные ароматы дня, запах пота Фитца, моего собственного, а еще я смутно видел, что Шут опустился на колени рядом с телом и трясет его, но мне было не до этого. Я обнаружил источник боли. Она сосредоточилась в моем дрожащем сердце. Я заставил волка успокоиться, и это ему немного помогло, но неровный, словно хромающий, ритм биений его сердца говорил о том, что с ним произошло что-то страшное.

Заглядывать в подпол совсем не то же самое, что спуститься вниз и посмотреть по сторонам. Не слишком удачное сравнение, но лучшего мне не придумать. Сначала я просто чувствовал сердце волка, а потом вдруг стал им. Я и сам не знаю, как мне это удалось. Мне казалось, будто я в отчаянии бьюсь в закрытую дверь, понимая, что мое спасение лежит по другую сторону, – и неожиданно она поддалась. Я превратился в сердце Ночного Волка, которому известно, какую работу оно выполняет, а также что ему мешает ее выполнять. Мышца истончилась и износилась с возрастом. В роли сердца я постарался успокоиться и осторожно попытался биться ровнее. Когда мне это удалось, боль немного отступила, и я принялся за дело.

Ночной Волк спрятался в самом дальнем углу нашего общего сознания. Ну и пусть злится, подумал я и сосредоточился на том, что собирался сделать. С чем можно сравнить мои дальнейшие действия? Плетение? Строительство кирпичной стены? Скорее, что-то вроде штопки рваного носка. Я почувствовал, что построил, точнее, восстановил разрушенное. Но это сделал не я, Фитц, просто получилось так, словно я, став частью тела моего волка, помог ему вспомнить забытые движения старого танца. С моей помощью оно справилось со своей задачей быстрее. Вот и все, сказал я себе с некоторой тревогой, поскольку знал, что кто-то должен будет заплатить за вмешательство в работу тела.

Сообразив, что дело сделано, я отступил. Я перестал быть «сердцем», но с гордостью чувствовал, что оно снова бьется ровно и уверенно. И вдруг мне стало страшно. Я находился в чужом теле и не знал, что происходило с моим собственным, пока я занимался Ночным Волком. Я не имел ни малейшего представления о том, сколько прошло времени. Не в силах скрыть свои сомнения, я потянулся к Ночному Волку, но он отказался идти на контакт.

Я сделал это, чтобы помочь, – запротестовал я.

Он продолжал хранить молчание, и я не слишком ясно читал его мысли, но свои чувства он от меня не скрывал. Волк был возмущен и оскорблен моими действиями, как никогда прежде.

Ну и отлично, – ледяным тоном заявил я. – Делай что хочешь.

И я ушел.

Точнее, я попытался уйти. Неожиданно у меня возникло ощущение, будто я заблудился в лабиринте. Я знал, что должен куда-то идти, но понятия «идти» и «куда-то» вдруг показались мне чужими и бессмысленными. Отдаленно это напоминало ощущение, которое я испытал, когда на меня без предупреждения нахлынул поток Скилла. Могущественная, полноводная река магии может разорвать неподготовленного человека на части или утопить его в водах сознания и лишить собственного «я». Сейчас меня никто не рвал на части и не пытался утопить, я стал похож на спутанный клубок из самого себя и, точно воздушный пузырь, болтался на поверхности, не зная, где бросить якорь, если не считать тела волка. Я слышал, как Шут зовет меня, но это мне нисколько не помогло, потому что я его слышал ушами Ночного Волка.

Видишь, – мрачно заметил волк. – Теперь ты видишь, что ты с нами сотворил? Я пытался тебя предупредить, я тебя не пускал.

Я все исправлю, – заявил я.

Мы оба знали, что я отчаянно пытаюсь сделать все, чтобы мои слова оказались правдой.

Я выбрался из его тела. Отказался от его чувств, больше не видел его глазами, не слышал, не ощущал вкуса пыли на языке. Я не был им, но я висел в пространстве, не зная, как вернуться в собственное тело.

Неожиданно я почувствовал едва заметный толчок, словно кто-то выдернул нитку из моей рубашки. Она тянулась ко мне из моего истинного тела. Я попытался схватить ее, но это было все равно что ловить солнечный луч. Я отчаянно старался до нее добраться, потерпел поражение и вернулся в свое бесформенное состояние, вдруг сообразив, что мои метания лишь разрушили хрупкий призыв. Тогда я заставил себя успокоиться, сжался в маленький комок и затаился, словно кот, поджидающий, когда мышка выберется из норы. Я снова ощутил легкое движение, призрачное, точно лунный свет, пробивающийся сквозь густые кроны деревьев. Я не шевелился, и наконец меня коснулась тонкая золотая нить. Несколько мгновений она меня изучала, а потом, убедившись, что это действительно я, медленно, неуверенно потянула к себе. Я не мог ей помочь, опасаясь разрушить связь. Я висел в воздухе, и пока она вела меня из тела волка в мое собственное, боялся, что она оборвется. Движение ускорилось, и вскоре я понял, что лечу, подчиняясь собственной воле.

Я вдруг узнал свое тело, лежащее на земле, и проник в него, испытав ужас от того, каким холодным и неподвижным стало физическое вместилище моей души. Мои глаза показались мне сухими и какими-то липкими оттого, что я долго не мигал, и сначала я ничего не видел. И не мог произнести ни слова, так сильно у меня перехватило горло. Я попытался перевернуться, но мышцы не слушались. Мне удалось лишь слегка пошевелиться. Но даже боль являлась для меня благословением, потому что принадлежала моему телу, которое посылало сигналы мозгу. Хриплый вздох облегчения вырвался из моего горла.

Из сложенных ладоней Шута мне на губы полилась вода, попала наконец в рот. Ко мне вернулось зрение, я видел окружающий мир нечетко, но достаточно, чтобы понять, что полдень давно миновал. Я провел в теле волка несколько часов. Через некоторое время я сумел сесть и тут же потянулся к Ночному Волку, который неподвижно растянулся рядом со мной. Он не спал, но был без сознания. Прикоснувшись к нему, я почувствовал крошечное, едва различимое биение жизни, но его пульс был ровным, и я испытал огромное удовлетворение. Я позвал его.

Убирайся!

Ночной Волк продолжал на меня злиться, но я ничуть не расстроился. Его легкие работали, сердце билось ровно и уверенно. Он был измучен, да и я сам еще не совсем пришел в себя, но мне удалось спасти ему жизнь.

Через несколько минут я нашел глазами Шута, который стоял на коленях, обхватив меня за плечи. Я даже не знал, что он меня поддерживает. С трудом повернув голову, я посмотрел на него. Его лицо осунулось от усталости и боли, но ему удалось криво ухмыльнуться.

– Я не знал, получится ли у меня что-нибудь. Но это единственное, что я мог сделать.

Я понял, что он имел в виду, далеко не сразу и посмотрел на свое запястье. Там снова появились отпечатки его пальцев – не серебристые, как в первый раз, когда он прикоснулся ко мне Скиллом, а более темного серого цвета, чем раньше. Связь, соединявшая наши сознания, стала немного сильнее. Меня привело в ужас то, что он сделал.

– Наверное, я должен тебя поблагодарить, – не слишком вежливо заявил я.

У меня возникло ощущение, будто я подвергся насилию. Меня возмутило, что он, не спросив моего разрешения, вторгся в мое сознание. Я понимал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать.

Шут громко рассмеялся, но я уловил в его смехе истерические нотки.

– Я знал, что тебе не понравится. Однако, друг мой, у меня не было выхода. – Он с трудом перевел дыхание и уже мягче добавил: – Все начинается сначала. Неужели нам всегда придется платить такую цену? Почему мне приходится постоянно подвергать твою жизнь опасности ради того, чтобы наш мир стал лучше? – Шут сильнее сжал мои плечи. – О Фитц, как ты можешь прощать меня за все, что я с тобой делаю?

Я не мог его простить, но ничего не сказал, лишь молча отвернулся.

– Мне нужно побыть одному. Прошу тебя.

Ответом на мои слова была тишина, потом Шут сказал:

– Конечно.

Он убрал руку, которой обнимал меня за плечи, и отошел в сторону, а я испытал облегчение. Его прикосновение усиливало нашу связь через Скилл, и я становился более уязвимым. Шут не умел ею пользоваться и не смог бы пробраться в мое сознание, но от этого мне не становилось менее страшно. Нож, приставленный к горлу, угрожает жизни, даже если у человека самые лучшие побуждения.

Я попытался заставить себя не думать о другой стороне медали. Шут не имел ни малейшего представления о том, что стал для меня открытой книгой. Некоторое время я сражался с искушением установить с ним более тесную связь. Нужно только попросить его еще раз положить мне руку на запястье. Я знал, что его прикосновение поможет мне проникнуть в его сознание, узнать все тайны, забрать силу. Я мог превратить его тело в свое собственное, использовать жизнь Шута, каждый его день для достижения своих целей.

Мне стало стыдно за такие мысли. Я видел, что стало с теми, кто поддался этому всепоглощающему голоду. Разве мог я его простить за то, что он заставил меня его почувствовать?

У меня раскалывалась голова от боли, которая всегда приходит после использования Скилла, а тело ныло так, словно я только что принял участие в изнурительном сражении. Мир казался чужим и неприветливым местом, а дружеское прикосновение Шута причинило страдание. Я с трудом поднялся на ноги и спотыкаясь подошел к воде. Попытавшись опуститься на берегу на колени, я сразу понял, что лучше всего лечь на живот. Утолив жажду, я долго мыл лицо, лил воду на голову, а потом принялся тереть глаза, пока из них не потекли слезы, и вскоре уже вполне прилично видел окружающий мир.

Я посмотрел на лежащего без сил волка, а потом перевел взгляд на Шута. Он сгорбился, плечи поникли, губы были плотно сжаты. Я его обидел и почувствовал угрызения совести. Он хотел мне помочь, но какая-то часть меня упрямо возмущалась тем, что он сделал. Тогда я попытался найти оправдание своей не слишком разумной реакции – и не смог. Однако порой, прекрасно понимая, что ты не имеешь права злиться, ты все равно злишься, не в силах с собой справиться.

– Мне уже лучше, – сказал я и тряхнул мокрой головой, словно пытаясь убедить нас обоих, что меня беспокоила только жажда. Шут ничего не ответил.

Я набрал в ладони воды и, подойдя к волку, присел на корточки и вылил ее на высунутый язык. Через пару минут он с трудом пошевелился и убрал язык.

– Я знаю, ты сделал это, чтобы спасти мне жизнь, – предпринял я новую попытку утешить Шута. – Спасибо тебе.

Он спас нас обоих. Иначе нам грозило существование, которое уничтожило бы нас.

Волк продолжал лежать с закрытыми глазами, но его мысли переполняла сила страсти.

Но то, что он сделал…

Чем это отличается от того, что ты сотворил со мной?

Мне нечего было ему сказать. Я не жалел, что помог ему остаться в живых. Но…

Оказалось, что мне легче заговорить с Шутом, чем продолжить эту мысль.

– Ты спас нам обоим жизнь. Я проник… сам не знаю как, но я проник в Ночного Волка. Думаю, при помощи Скилла. – Неожиданно мне пришла в голову новая мысль. Кажется, Чейд говорил, что Скилл можно использовать для исцеления людей. Мне стало не по себе. Я думал, что для этого нужно просто поделиться с другим своей силой. Но то, что я сделал… Я отбросил неприятные мысли. – Я должен был попытаться его спасти. И мне… удалось ему помочь. А потом я не мог найти дорогу назад, не мог его покинуть. Если бы ты меня не вытащил… – Я не договорил.

Я не смог бы быстро и простыми словами объяснить ему, от чего он нас спас. Но зато я не сомневался, что расскажу ему о том, как мы целый год жили среди людей Древней Крови.

– Давай вернемся в дом, – предложил я. – У меня там есть эльфовская кора, заварим из нее чай. Нам с Ночным Волком нужно отдохнуть.

– И мне тоже, – едва слышно проговорил Шут.

Я бросил на него взгляд и увидел, как посерело его лицо, а вокруг глаз появились морщины. Мне стало стыдно. Без посторонней помощи, не прошедший необходимого обучения Шут вернул меня в мое собственное тело. Магия Скилла не была у него в крови, в отличие от меня, получившего ее в наследство от отца. Единственное, чем он обладал, – это старые метки на пальцах, оставшиеся после случайного соприкосновения с рукой Верити. А еще слабая связь, которая когда-то нас соединяла. Вот и все. Однако Шут рискнул жизнью, чтобы вернуть меня назад. Ни страх, ни незнание законов Скилла его не остановили. Он не понимал, чем ему грозило его вмешательство. Да, ему пришлось призвать на помощь все свое мужество, а я вместо благодарности его обругал.

Я вспомнил, как Верити в первый раз использовал мою силу, чтобы расширить действие своего Скилла. Я тогда повалился на пол, чудом не потеряв сознание. Однако Шут держался на ногах, не слишком уверенно, но все-таки стоял. И не жаловался на боль, которая наверняка стучала в его мозгу, словно молот по наковальне. Я снова подивился выносливости его хрупкого на вид тела. Видимо, Шут почувствовал мой взгляд, потому что повернулся и посмотрел на меня. Я попытался улыбнуться, и он скривился в ответ.

Ночной Волк перевернулся на живот и поднялся на ноги. Неуверенно, точно новорожденный жеребенок, подошел к воде и принялся пить. После того как он утолил жажду, нам обоим стало немного лучше, но у меня по-прежнему от слабости дрожали ноги.

– Да, дорога до дома будет долгой, – заметил я.

Голос Шута прозвучал почти нормально, когда он спросил:

– Ты дойдешь?

– Если ты мне поможешь.

Я протянул ему руку, он подошел и поставил меня на ноги. Затем, взяв за локоть, зашагал рядом со мной, но мне показалось, что он опирался на меня больше, чем я на него. Волк медленно трусил позади нас. Я сжал зубы и решительно запретил себе связываться с Шутом через Скилл, который повис между нами, словно серебряная цепочка. Я убеждал себя, что могу справиться с искушением. Верити ведь смог. Значит, и я сумею.

Шут нарушил пронизанное солнечными бликами молчание леса.

– Сначала я подумал, что это припадок, вроде тех, что мучили тебя раньше. Но ты лежал так неподвижно… Я испугался, что ты умираешь. Твои открытые глаза смотрели куда-то в пустоту, и мне никак не удавалось нащупать пульс. Но потом твое тело начало дергаться, и ты ловил ртом воздух. – Он помолчал немного. – Я тебя звал, но ты не слышал меня. Мне ничего не приходило в голову, и тогда я решил броситься вслед за тобой.

Слова Шута привели меня в ужас. Мне совсем не хотелось знать, что вытворяло мое тело, когда я его покинул.

– Наверное, это был единственный способ спасти мне жизнь.

– И мне, – тихо проговорил Шут. – Потому что я должен сохранить тебя живым, чего бы это нам ни стоило. Ты – сила, которую я должен использовать, Фитц. И мне не выразить словами, как я сожалею, что обстоятельства складываются так, как они складываются.

Он повернулся ко мне, и открытый взгляд его золотистых глаз усилил связь между нами – золото и серебро переплелись между собой. Я увидел и попытался отогнать от себя правду, знать которую не хотел.

За нами, опустив голову, медленно трусил волк.

VIII
ДРЕВНЯЯ КРОВЬ

«…Надеюсь, гончие прибудут к вам здоровыми, вместе с этим письмом. Если же с ними что-нибудь случится, отправьте ко мне почтовых птиц, чтобы я знал, в каком они состоянии, и смог дать вам несколько советов по поводу того, как следует с ними обращаться. В завершение своего послания, прошу вас передать от меня привет лорду Чивэлу Видящему. И скажите ему, что жеребенок, которого он доверил моим заботам, еще не оправился после того, как его столь резко оторвали от матери. По природе он подозрителен и пуглив, но я полагаю, что доброта и терпение в сочетании с твердой рукой помогут ему излечиться. Кроме того, в нем есть упрямство, которое составляет определенные трудности для его воспитателя, но эту черту, я полагаю, он унаследовал от своего отца. Дисциплина может превратить упрямство в силу духа. Остаюсь, как и всегда, верным слугой лорда Чивэла.

Передайте мои наилучшие пожелания вашей супруге и детям, Тальман, я с нетерпением жду вашего приезда в Баккип, когда мы сможем разрешить наш спор о том, у кого нюх лучше – у моей Виксеи или у вашего Стабтейла».

Баррич, начальник конюшен, Баккип

(Из письма, отправленного Тальману,

начальнику конюшен Ивового Леса).

К тому времени, когда мы добрались до моего дома, у меня начало темнеть в глазах. Я схватился за хрупкое плечо Шута и потащил его к двери. Он с трудом поднялся по ступеням, волк следовал за нами. Я подтолкнул Шута к стулу, и он без сил повалился на него. Ночной Волк отправился в мою спальню и забрался на кровать. Демонстративно переворошив одеяла, он устроился поудобнее и заснул. Я попытался связаться с ним при помощи Уита, но волк от меня закрылся. Так что мне пришлось удовлетвориться тем, что он дышал ровно и спокойно. Тогда я повесил чайник над огнем, чтобы вскипятить воду. Мучительная головная боль требовала бросить все и просто улечься на пол, но я не мог себе этого позволить.

Шут, сидевший за столом, положил голову на руки, весь его вид говорил о том, что ему очень плохо. Когда я достал свой запас эльфовской коры, он с трудом повернул голову и принялся за мной наблюдать, потом поморщился – темная сушеная кора не вызывала у него приятных воспоминаний.

– Значит, держишь ее под рукой? – прохрипел он.

– Держу, – подтвердил я и принялся растирать кору в ступке.

Когда она превратилась в порошок, я обмакнул в него палец и облизал. Боль чуть-чуть отступила.

– И часто ты ее используешь?

– Только по необходимости.

Шут тяжело вздохнул, затем неохотно встал и принес две кружки. Когда вода закипела, я приготовил целый кувшин чая из эльфовской коры. Он облегчит головную боль, но не прогонит беспокойство и мрачное настроение. Я слышал о том, что рабовладельцы в Чалседе дают кору рабам, чтобы они были выносливее и лучше работали, к тому же эльфовская кора отнимает у них волю к побегам. Говорят, она становится чем-то вроде наркотика, но меня это не коснулось. Возможно, если принимать ее постоянно, так и случается, но я употреблял чай из эльфовской коры только в качестве лекарства. Еще утверждают, будто она убивает в молодом человеке способность к Скиллу и замедляет ее развитие у взрослых. Я был бы счастлив, будь это правдой, но на собственном опыте убедился в том, что кора снижает восприимчивость к Скиллу, но не лишает желания его применять.

Когда чай хорошенько настоялся, я налил нам по кружке и добавил меда, чтобы подсластить заварку. Можно было сходить в огород за мятой, но я посчитал, что это слишком далеко. Я поставил перед Шутом его чай, а сам уселся напротив.

Он поднял кружку, словно собирался отсалютовать мне.

– За нас: Белого Пророка и Изменяющего.

– За Шута и Фитца, – поправил я его и, подняв кружку, чокнулся с ним.

Сделав глоток, я почувствовал, как рот стягивает горечь, быстро проглотил отвратительную жидкость, и она обожгла мне горло. Шут посмотрел, как я пью, и тоже отхлебнул из своей кружки. Он поморщился, но уже в следующее мгновение морщины на его лбу разгладились.

– А другого способа использования коры нет?

Я мрачно ухмыльнулся.

– Однажды я оказался в таком отчаянном положении, что просто жевал кору. Мой рот превратился в сплошное кровавое месиво, а от горечи я не мог избавиться еще очень долго, ничего не помогало.

– Понятно.

Шут добавил в свою чашку полную ложку меда, сделал глоток и нахмурился.

В комнате воцарилась тишина. Между нами все еще висела напряженность, и я понимал, что никакие извинения ее не прогонят. Помочь могло только объяснение. Я оглянулся на волка, который спал на моей кровати, и откашлялся.

– Покинув Горное Королевство, мы отправились к границе Бакка.

Шут поднял голову и посмотрел мне в глаза. Потом положил подбородок на сложенные руки, всем своим видом показывая, что внимательно меня слушает. Он терпеливо ждал, пока я искал подходящие слова. Мне было очень трудно, но я начал рассказывать ему о том, что с нами тогда происходило.

Мы с Ночным Волком не слишком спешили. Мы почти год путешествовали по кружным дорогам через горы, по широким равнинам Фарроу, а потом вернулись в Воронье горло в Бакке. Осень только начиналась, когда мы добрались до небольшой хижины, построенной из камня и дерева на лесистом холме. Огромные вечнозеленые деревья стояли, гордо выпрямившись и не опасаясь осенних холодов, по листья небольших кустов и растений, притулившихся на крыше хижины, уже прихватил легкий морозен, сквозь тонкую пленку которого просвечивали яркие желтые и красные пятна. Широкая дверь была открыта настежь, а из приземистой трубы поднимался дымок. Мне не пришлось ни стучать, ни звать хозяев. Люди Древней Крови знали, что мы пришли, так же как и я почувствовал Рольфа и Холли. Черный Рольф, нисколько не удивившийся нашему появлению, подошел к порогу. Он стоял в темноте своего дома и хмурился, глядя на нас.

– Значит, все-таки понял, что тебе нужно знать то, чему я могу тебя научить, – вместо приветствия заявил он.

Вокруг дома все пропахло медведем, и нам с Ночным Волком стало ужасно не по себе. Однако я кивнул.

Рольф громко фыркнул и улыбнулся в густые заросли своей бороды. Я уже успел забыть, какой он громадный. Он сделал шаг вперед и сжал меня в объятиях так сильно, что у меня затрещали кости. Мне даже показалось, что он что-то мысленно сказал Хильде, животному, с которым у него была связь.

– Древняя Кровь приветствует Древнюю Кровь, – с серьезным видом поздоровалась со мной Холли, жена Рольфа, стройная, очень тихая женщина. На запястье у нее сидел коршун по имени Слит, с которым она была связана Уитом. Он посмотрел на меня одним блестящим глазом, а потом слетел с руки Холли, когда она направилась к нам. Она улыбнулась и покачала головой, глядя ему вслед. Она приветствовала нас сдержаннее, чем Рольф, но я уловил в ее словах теплоту.

– Добро пожаловать, – пригласила она.

Затем, повернув голову, искоса на нас посмотрела и улыбнулась, но тут же опустила голову, пытаясь скрыть улыбку. Миниатюрная Холли очень необычно смотрелась рядом с могучим Рольфом.

– Заходите, я вас накормлю, – предложила она.

– А после прогуляемся и подыщем местечко, чтобы построить вам берлогу, – заявил Рольф, такой же прямой и резкий, как и всегда. Потом он поднял голову и посмотрел на затянутое тучами небо. – Зима приближается. Вам не стоило так долго тянуть.

Вот так мы вошли в семью наделенных Уитом, живших в окрестностях Вороньего горла. Они предпочитали селиться в лесу, а в город ездили только за тем, что не могли сделать сами. Они скрывали свою магию от горожан, потому что владение Уитом каралось смертью. Ни Рольф, ни Холли, ни их соседи не произносили вслух слово «Уит». Его употребляли люди, которые ненавидят и боятся Звериной магии, считая, что каждого, кто ее практикует, следует повесить. Между собой наделенные Уитом называли себя Древней Кровью и жалели тех из своих детей, кто рождался без способности установить духовную связь с каким-нибудь животным, – так сочувствуют ребенку, появившемуся на свет слепым или глухим.

Представителей Древней Крови было немного; не больше пяти семей, раскиданных по лесам Вороньего горла. Преследования научили их селиться не слишком близко друг от друга. Они умели распознавать себе подобных, и это заменяло им общение. Семьи Древней Крови, как правило, занимались мелкой торговлей, позволявшей им жить вдалеке от обычных людей, но достаточно близко от городов, чтобы пользоваться благами, которые можно там получить. Они были, дровосеками и охотниками. Одна семья построила свой дом на берегу реки вместе с бобрами, где они добывали глину и делали на удивление изящную посуду. Другой старик, связанный с кабаном, существовал на деньги, которые ему платили богатые горожане за собранные ими трюфели.

В основном они отличались мирным нравом и принимали свою связь с природой спокойно и очень серьезно. Нельзя сказать, что те же чувства они испытывали к остальному человечеству в целом. Я часто слышал, как они с негодованием говорят о городских жителях, которые относятся к животным как к простым слугам или домашним любимцам, лишенным сознания. А еще они не слишком жаловали представителей Древней Крови, решивших поселиться среди обычных людей и отказавшихся от своей магии. Многие считали, что я родился в такой семье, и мне было трудно развеять их заблуждения, не открывая правду о себе.

– Тебе удалось? – тихо спросил Шут.

У меня возникло неприятное ощущение, что он задал свой вопрос, зная о моем поражении.

– По правде говоря, здесь у меня возникли серьезные трудности, – вздохнув, ответил я. – Не раз я думал о том, что совершил серьезную ошибку, придя к ним. Когда я впервые встретился с Рольфом и Холли много лет назад, они знали меня под именем Фитц. И еще им было известно, как сильно я ненавидел Регала. Сообразить, сложив все вместе, что я Фитц Бастард, оказалось совсем не трудно. И Рольф, естественно, об этом догадался и даже однажды попытался поделиться со мной своим открытием. Однако я твердо заявил, что он ошибается и дело в простом совпадении, – а мое имя и связь с волком уже и без того доставили мне кучу неприятностей. Я упрямо стоял на своем, и даже бесхитростный Рольф вскоре сообразил, что ему не удастся заставить меня признаться. Он знал, что я соврал, но я твердо дал ему понять, что не намерен открывать правду. Я уверен, что Холли все понимала, но предпочитала молчать.

Не думаю, что остальные члены маленького сообщества сумели связать очевидные факты воедино. Я представился как Том, и они меня так и называли, даже Холли и Рольф. Я молил всех святых, чтобы мир продолжал считать Фитца погибшим и похороненным.

– Значит, они знали, – проговорил Шут. – Кое-кто, по крайней мере, понимал, что Фитц, бастард Чивэла, не умер.

Я пожал плечами, удивившись тому, что старое слово, даже произнесенное Шутом, причиняет мне боль. Мне казалось, что прежние обиды остались в прошлом. Когда-то я думал о себе только как о бастарде. Но с тех пор миновало много времени, и я сумел понять, что человек становится таким, каким сам себя делает, и не важно, кем он родился. Неожиданно я вспомнил, как удивилась колдунья Джинна, глядя на мои разные ладони. Я удержался от того, чтобы на них взглянуть, и вместо этого налил нам обоим еще чая из эльфовской коры. Потом отправился в кладовку поискать чего-нибудь, что поможет прогнать горечь во рту, взял бутылку с остатками бренди из Песчаного Края, но тут же поставил ее на место. Мне удалось отыскать кусок сыра, немного подсохший, но еще ароматный, и краюху хлеба. Мы не ели с самого утра, и теперь, когда головная боль начала отступать, я почувствовал, что страшно проголодался. Шут, похоже, тоже. Я резал сыр, а он взялся за хлеб.

Моя история, словно незаконченная сеть, повисла в воздухе между нами.

– Я ничего не мог поделать с тем, о чем они догадались, а о чем нет, – вздохнув, проговорил я. – Мы с Ночным Волком нуждались в их знаниях. Только они могли научить нас тому, что нам было необходимо.

Шут кивнул и, положив кусок сыра на хлеб, принялся есть. Он ждал продолжения.

Слова давались мне с трудом. Я не люблю вспоминать тот год. Однако мне удалось многому научиться не только благодаря урокам Рольфа, но и просто потому, что я жил среди них.

– Рольфа нельзя назвать лучшим из учителей. Он отличается вспыльчивым, нетерпеливым нравом, особенно когда приближается время еды. Он частенько сердился, ворчал, а порой даже рычал, возмущаясь моей непонятливостью. Он просто не мог поверить, насколько мало я знаю о традициях и обычаях представителей Древней Крови. Думаю, он считал меня плохо воспитанным грубияном. Мои «громкие» разговоры при помощи Уита с Ночным Волком портили охоту другим животным, связанным с людьми. Я не имел ни малейшего представления о том, что мы должны при помощи Уита сообщать о своем присутствии, если мы переходим на чужую территорию. В Баккипе я вообще не слышал о существовании поселений, где живут люди, обладающие Уитом, не говоря уже о том, что у них имеются собственные правила и законы.