Текст книги "Игра без правил"
Автор книги: Робин Эдвардс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
– Ну и чего ты добился этим чертовым актерством?
Брайана покоробил снисходительный тон отца.
– Я играю на Бродвее, а мои ребята прекрасно себя чувствуют.
– Твои ребята? – Фрэнк снова склонился над мотором. – У меня есть внуки, о которых я ничего не знаю?
– Да нет же, это мои ученики в школе. Они мне как дети.
Отец усмехнулся.
– Что ж, очень на тебя похоже. Ты скорее усыновишь целую шайку лоботрясов, чем найдешь хорошую женщину, осядешь и обзаведешься собственными ребятишками.
Брайан стиснул зубы.
– Я заведу семью, когда буду к этому готов, черт подери! Это тебя не касается.
Фрэнк прекратил возиться в моторе и посмотрел сыну в глаза.
– Сколько тебе лет, сынок?
– Тридцать два.
– Тридцать два, – повторил отец. – Время идет. Если ты вовремя не спохватишься, то не успеешь завести настоящую семью. У тебя уже есть на примете хорошая женщина?
Лицо Челси всплыло в памяти Брайана. Он зажмурился.
– Нет пока.
– Ну, может, тогда ты помнишь Дженнифер Стонтен, дочку Абнера Стонтена?
Брайан вспомнил, как Абнер и Фрэнк тщетно пытались сосватать его и Дженнифер еще со времен их ранней юности, когда они учились в школе.
– Да, помню.
– Дженнифер недавно вернулась домой. Отлично закончила колледж. Она звонила пару раз, спрашивала о тебе.
– Неужели? – Брайана, казалось, нисколько не заинтересовала новость. – Очень мило с ее стороны.
Фрэнк с громким стуком швырнул гаечный ключ на дно лодки.
– Сынок, пошли ты все это к черту, а? Почему бы тебе не стать таким же умницей, как твой брат Джеф? Черт возьми, мальчик мой, он исполняет обязанности исполнительного вице-президента, зарабатывает кругленькую шестизначную сумму, к тому же имеет солидные акции! Представляешь? Мне всегда казалось, что ты способнее его. Ты быстро сможешь освоить все эти чертовы операции и нормально устроить свою жизнь. Что тебя держит в Нью-Йорке?
Брайан не мог прямо ответить на этот вопрос. Спектакль? Пьеса не принесла ему ничего, кроме стресса и пустой суеты. Женщина? Нет, конечно, нет. Школа? Возможно. Чем больше он думал на эту тему, тем яснее понимал, что Нью-Йорк принес ему одни только страдания. Значит, отец был прав? Нет, ни в коем случае. Его подсознание отказывалось признавать то, что казалось почти очевидным.
Голос Фрэнка Кэллоуэя стал мягче.
– Брайан, почему бы тебе наконец не попытаться начать нормальную жизнь? Брось ты все, возвращайся сюда хотя бы на время и посмотри, что у тебя получится. Думаю, ты сам себе удивишься.
Брайан посмотрел на отца. Его карие глаза, казалось, осуждали и молили, отталкивали и притягивали одновременно. Интересно, думал Брайан, сможет ли он когда-нибудь войти в мир отца. Он всмотрелся в спокойную гладь озера и снова ощутил острую тоску по матери. Она бы сумела пролить свет на его запутанную жизнь.
– Ты бы хотел, чтобы я вернулся и начал все сначала, как если бы между нами ничего не случилось? – нерешительно спросил Брайан.
Фрэнк Кэллоуэй расхохотался:
– Не обманывай себя. Ведь на самом деле ты относишься ко мне не лучше, чем я к тебе. Я только не хочу, чтобы мой сын вот так, впустую, растрачивал свою жизнь.
Брайан вздохнул, не зная, как понимать отцовские слова. Хотел ли отец ему добра или просто стыдился того, что его сын – неудачник? Как бы то ни было, отец держал для него дверь открытой, пускай и на своих условиях. Сердце Брайана сжалось от отчаяния. Несколько секунд он молча смотрел на отца и внезапно почувствовал, как устал. Он не хотел уезжать из Нью-Йорка – оставалось еще много неоконченных дел, но не хотел он и возвращаться. Этот город стал для него городом разочарований. Дом же мог стать новым началом. Возможно, не такая уж плохая мысль – вернуться домой. Или это капитуляция?
– Я подумаю о твоем предложении и дам тебе знать.
Фрэнк Кэллоуэй удовлетворенно усмехнулся. Он с радостью примет вызов.
27
– Нет, ты видел, что они здесь пишут! – отшвырнув «Нью-Йорк таймс», Дино Кастис в негодовании откинулся на спинку кожаного кресла и принялся нервно выстукивать пальцами по подлокотникам. – «Бродвейское шоу «Точный удар» продолжает идти с неизменным триумфом!»
Тед Грейвс, личный бухгалтер Кастиса, покачал головой и с сочувствием поглядел на шефа.
– Тебе следует быть осторожнее, Дино. Если этот спектакль окажется долгоиграющим и принесет большие кассовые сборы, боюсь, тебе придется иметь дело с налоговой инспекцией. Я тебя предупреждал: ты не можешь допустить ни цента прибыли.
– Ты думаешь, я не знаю? – вскипел Дино. – Ничего не понимаю. Я сделал все, чтобы спектакль не продержался и двух недель. В качестве режиссера я нанял истеричку с подмоченной репутацией, заполучил всеми забытого драматурга, который не написал ничегошеньки за последние десять лет, старикан приволок свою подружку, ископаемое, высушенную мумию.
– Да и театр – хуже некуда, – вставил Грейвс.
– Именно. Плюс ко всему этот неудачник, голливудский клоун Флинн в главной роли, которого я окружил толпой никчемных дилетантов. – Дино со злостью воздел руки. – Я даже подыскал настоящую звезду – просто для виду, – а потом быстренько пустил ее в тираж. – Он громко расхохотался. При этом его круглый живот затрясся. – Мой старый приятель Ларамор постарался. – Он взглянул на Грейвса. – Ты ведь помнишь этого грязного ублюдка Моргана Ларамора? – Грейвс кивнул. Дино самодовольно улыбнулся. – Да, он неплохо справился с заданием. Очень неплохо. – Дино в ярости ткнул дрожащим толстым пальцем в газетную страницу. – Ты только посмотри на эту идиотскую писанину! Сам не понимаю, что происходит! Я же с самого начала работал на провал. Только на провал!
Грейвс нетерпеливо заерзал в кресле.
– Дино, мы теряем время! Если ты не прикроешь шоу в ближайшее время, то можешь поцеловать в задницу свои укрытые от налогов миллионы – налоговая инспекция точно залезет к тебе в карман. Запомни – нет прибыли, нет и денег, чтобы платить с нее налог. Так что, сдается мне, нам светит тюрьма. – Он ткнул пальцем в Дино, глаза которого расширились от безумного страха. – Я уже заготовил все документы, якобы подтверждающие убыток в четыре миллиона долларов, так что аудиторам не к чему будет придраться. Но в случае, если этот треп в прессе не прекратится, ты выроешь себе могилу.
– Черт побери! – Дино в ярости грохнул кулаком по массивной мраморной столешнице и мрачно спросил: – Сколько мы уже потеряли реальными деньгами?
Дотошный бухгалтер раскрыл на коленях темно-коричневую папку и несколько секунд тщательно изучал бумаги.
– Зарплата рабочим и служащим, строительный и профсоюзный взносы – полмиллиона, не меньше. Мы договаривались, что статья расходов и выплат не должна превысить шестьсот тысяч, помнишь?
– Помню. – Дино нервно провел пятерней по своим реденьким черным волосам и мрачно уставился на компаньона. С минуту он сидел молча, стараясь немного успокоиться и сосредоточиться. Он не имеет права поддаваться панике. Казалось, еще чуть-чуть, и все пойдет прахом. Но этого не должно случиться. Он сделал глубокий вдох и шумно выдохнул: в голове немного прояснилось, и Дино с улыбкой взглянул на Грейвса. – Да не волнуйся ты так, приятель. Это еще не конец. Да-да. Хорошее начало не всегда гарантирует прочный успех. В труппу попали неплохие актеры. А значит, если их не станет, то можно считать, что дело в шляпе. – Он широко улыбнулся. – Старина, есть неплохой запасной план.
– Может, поделишься? – Грейвс нетерпеливо поправил на носу круглые очки в золоченой оправе.
Дино навалился на стол и с самодовольной ухмылкой посмотрел на бухгалтера.
– Я собираюсь пустить в ход запрещенный прием, малыш. Я запустил настоящую бомбу замедленного действия. Так что, если все сработает, можно быть уверенным, что в ближайшее время у нас в труппе не останется ни одного человека. И мне совершенно наплевать, что скажут эти писаки. – Он яростно смахнул газету со стола. Разлетевшиеся страницы легко соскользнули на ковер. – И на зрителей, которые валом валят, тоже наплевать. Когда бомба взорвется, никакого шоу не будет.
Тед Грейвс напряженно сглотнул:
– Ты что, решил взорвать шоу?
Дино Кастис откинулся на спинку кресла и расхохотался. Хохотал он от всей души, беззвучно, с закрытыми глазами, сложив руки на колышущихся складках толстого живота. Смех прекратился так же внезапно, как и начался, в его темных глазах вспыхнули колючие, злые огоньки.
– Ты насмотрелся слишком много старых фильмов, дружище. У меня есть кое-что поинтереснее. Наберись терпения. Знаешь, чтобы жаркое удалось, оно должно потомиться. Вот увидишь, еще немного, и это чертово шоу разлетится, как карточный домик, в считанные дни.
28
– Как тебе? Нравится? – спросил Артур Трумэн у Аманды. Они склонились над роскошной стеклянной витриной с ювелирными украшениями от Картье, любуясь парой изумительных сережек с изумрудами и бриллиантами.
Аманда села в одно из кожаных кресел, с любопытством оценивая выбор Артура.
– Они прелестны, но, мне кажется, немного дороговаты для меня.
Артур просиял:
– По-моему, ты заслуживаешь их. Позволь мне сделать тебе подарок.
Тут же перед ними как из-под земли возник продавец в униформе.
– Мистер Трумэн, какая приятная встреча! Могу я чем-нибудь вам помочь?
Артур обернулся и с удивлением поглядел на широко улыбающегося незнакомого парня.
– Да-да, уважаемый, возможно. Если вы понадобитесь, я вас позову.
Молодой человек мгновенно понял, что знаменитый Артур Трумэн зашел только «поглазеть», и, вежливо кивнув, быстро исчез.
Щедрость Артура привела Аманду в неописуемый восторг, но она не осмеливалась спросить, во сколько это обойдется. В шикарных, изысканных ювелирных магазинах, предлагающих изделия ручной работы, как известно, не принято просто так, из любопытства, спрашивать о цене – такие вопросы задают те, у кого нет денег. Вообще-то она была рада возможности посидеть и отдохнуть. В особенности после такой продолжительной прогулки. Они с Артуром шли вдоль Пятой авеню от самого музея Метрополитен, и прогулка по восточной части Сентрал-парка была приятной – небо очистилось от облаков, и ярко засияло долгожданное солнце. Аманда с непривычки немного утомилась и хотела бы передохнуть. Но успех спектакля придавал ей сил.
– Артур, ты читал вчерашний выпуск «Нью-Йорк таймс»?
Артур присел на стоящее рядом кресло и взял ее за руку.
– Читал. Но твоя игра заслуживает более ярких эпитетов.
Аманда, запрокинув голову, залилась звонким смехом:
– О, ты мне льстишь, дорогой?
– Конечно, нет! – Он поспешно поднялся. – Давай лучше пойдем отсюда, а то они не отстанут от нас, и нам придется что-нибудь купить. – Он посмотрел на витрину. – Ну что, не смог я сегодня соблазнить тебя сережками, а?
Аманда смущенно улыбнулась – с какой стати Артуру так тратиться на нее.
– В следующий раз.
– Ладно, тогда позволь твою руку, и я угощу тебя лучшим хот-догом и апельсиновым соком, какие только можно найти на Пятой авеню.
Аманда снова весело рассмеялась и взяла его под руку. У первого же продавца хот-догов Артур остановился и полез за бумажником.
Откусив от своего бутерброда, Аманда с улыбкой посмотрела на Артура.
– Говорят, что, если увидеть, из чего готовятся хот-доги, их уже никогда не захочется есть.
– То же самое можно сказать об икре, – сострил он в ответ.
Аманда поразмыслила с минуту и согласилась:
– Верно.
– Мистер Трумэн, мисс Кларк, не могли бы вы дать автограф? – Около них остановилась молодая пара в потертых джинсах и футболках, вероятно, большие любители театра.
Аманда и Артур с робостью написали по паре строк на бумажных салфетках. Аманда вся светилась. Ведь прошло столько времени с тех пор, когда восхищенные зрители узнавали ее на улице и останавливались попросить автограф. Артуру Трумэну было не менее приятно.
Они продолжали путь по Пятой авеню по направлению к Рокфеллер-центру, Аманда прошептала:
– Я хочу еще раз поблагодарить тебя, Артур. Ты вернул мне часть жизни, которая, как я думала, потеряна навсегда. Я знаю, что это только твоя заслуга, и я никогда этого не забуду.
Он сжал ее руку.
– Я долго ждал этого часа. Но, к сожалению, до сих пор не мог найти подходящего способа вновь напомнить зрителю о нас с тобой.
Аманда легко шлепнула его по руке.
– Ах ты, старый скромник! «Точный удар» – это твоя лучшая вещь, самая лучшая.
Он помолчал с минуту, продолжая шагать по тротуару, ловко маневрируя в уличном потоке, старательно обходя строительные леса, отделяющие пешеходов от ремонтируемых зданий. Его взгляд упал на яркий плакат, гласивший, что еще одна японская компания приобрела очередной небоскреб и в настоящее время ведет реконструкцию. Интересно, с грустью подумал Артур, скоро ли они купят и тот дом, в котором живет он?
– Пьеса действительно так уж хороша? – спросил Артур сдержанным тоном.
Она изумилась его вопросу:
– Ты же сам читал отзывы. Говорю тебе – это лучшее из всего того, что ты написал.
Артур задумчиво поглядел на синее, без единого облачка, небо.
– Знаешь, Аманда, годы уходят, и шансов на успех становится все меньше и меньше, пока наконец промежутки между ними не растягиваются на целые годы.
– Да, вот поэтому-то я очень тебе благодарна. Признаться, я уже не надеялась на удачу.
– Я тоже. – Он помолчал с минуту, остановившись у пешеходной дорожки и ожидая, когда зажжется зеленый свет. – Ведь нам на смену пришло новое поколение актеров, писателей, режиссеров, технических специалистов, компьютерных чародеев, и, чтобы добиться успеха, нужно уметь расталкивать своих конкурентов локтями.
– Да, – согласилась Аманда. – Но мы добились успеха. Разве это не здорово?
Он согласно кивнул.
– Да. Но, Аманда, пришло время тебе кое-что узнать. Я должен раскрыть тебе один очень важный секрет. – Выражение его лица стало неожиданно серьезным. – О нем знает только еще один человек на этом свете.
Аманда изумленно посмотрела в серые глаза Артура, заинтригованная его внезапно изменившимся настроением. Ему явно хотелось снять с души какой-то груз.
– О чем ты, Артур?
– С тех пор как пошла пьеса, для нас начались самые счастливые дни за многие годы. Словно вернулось то время, когда мы были на вершине славы.
– О да, правда. – Она не спускала с него внимательных глаз.
– Ты прекрасно знаешь, что моя последняя пьеса была поставлена в 1981 году, может быть, помнишь – про полицейского и женщину, которая содержала магазин дамских платьев.
– «Утренний дождь»?
Артур кивнул.
– Да, точно. – Наконец загорелся зеленый свет, и они медленно двинулись дальше. – А знаешь ли ты, что после нее с 1981 по 1985 год я написал еще три очень неплохие вещи?
– Правда? – Аманда искренне удивилась. – Я ничего не видела, кроме «Утреннего дождя».
– Правильно. Ни одной не видела. – Он горько вздохнул. – А ведь они были не хуже всех предыдущих, такие же трогательные и тонкие, способные тронуть за живое любого зрителя.
– Так что же случилось с этими пьесами?
– Ничего. Никто не захотел их ставить.
Аманда застыла на месте как вкопанная.
– Что?! Никто не захотел ставить Артура Трумэна? Артур, ты убиваешь меня! У тебя же могли с руками оторвать любой текст за одно только имя.
– Я тоже так думал. – Он снова взял ее за руку и повел дальше. – Но даже великий Артур Трумэн вынужден отдавать свои пьесы на прочтение всем этим агентам, продюсерам, режиссерам. И все они в один голос заявляли мне, что даже если на мое имя и придет весь Нью-Йорк, то сразу же после премьеры критики разнесут меня в пух и прах, и они не вернут ни одного вложенного доллара.
– О Господи! И что же ты сделал?
Он грустно улыбнулся.
– А что мне оставалось? Я умолял и просил, забыв о самолюбии, но вскоре покорно сдался и вернулся домой, в одиночестве переживать обиду.
– А что же делала твой агент? – разозлилась Аманда.
– Ты имеешь в виду Сару? – Он нервно рассмеялся. – Как последний глупец, я уволил ее, обвинив во всех своих бедах. Она пыталась втолковать мне, что продюсерам нужны более рискованные сюжеты, где много действия и интриг. Мои же работы уподоблялись картинам Нормана Рокуэлла. Слишком много американской сентиментальщины. Они не были напичканы супружескими изменами и голыми девицами.
– Боже! – в раздражении воскликнула Аманда. – Какая ужасная потеря для театра!
– Увы, дорогая, театру нет до меня никакого дела. Всем заправляет шоу-бизнес. Сейчас только тем все и заняты, чтобы выколотить побольше денег. Сара рассказывала мне, как она намучилась, продавая мой «Утренний дождь». В конце концов она поставила мне ультиматум: либо я пишу что-нибудь скандальное, либо прекращаю писать вообще.
– И что ты выбрал?
Он усмехнулся:
– Как и следовало ожидать, я с негодованием хлопнул дверью и вернулся к себе на Парк-авеню, откуда не высовывал носа пять или шесть лет.
– Пока не написал «Точный удар».
Он задумчиво посмотрел на свою пожилую подругу.
– Да, пока не написал «Точный удар». Аманда, дорогая, ты ведь помнишь, что я тебе говорил: это наш удар судьбе, наш последний шанс вырваться из забвения?
– Да. – Она снова улыбалась. – И ты был прав. Ты всем им показал, что еще способен на удар.
– Но, увы, только в определенной мере, – он весело подмигнул Аманде.
Она посмотрела на него с осуждением.
– Что?
– А то, что я до сих пор пишу пьесы, когда я в настроении, и пишу так, как считаю нужным. Но «Точный удар» – это совсем другое. «Точный удар» – это прежде всего удар по всем этим молодым хищникам, которые завладели театром. Они напоминают японцев, которые скупают наш прекрасный город. На этот раз мне не было дела до искусства или вообще до театра. На этот раз меня интересовал только бизнес. Ирония заключается в том, что эта пьеса дышит истинным чувством, но в то же время полностью соответствует требованиям тех, кто правит бал.
Аманда начала кое-что понимать.
– Так, значит, тебе неловко за то, что тебе пришлось написать нечно более коммерческое?
– О, если бы дело было только в этом. – Он погладил руку Аманды. – Еще год назад, доведенный до отчаяния, что вот уже десять лет меня не ставят, я решил покончить с драматургией. Ни одна из моих идей не вызывала ни у кого ни малейшего интереса. Однако мне по-прежнему принадлежало нечто очень ценное. Мое имя.
– Твое имя? – В ее глазах застыло недоумение. Она видела, как трудно ему говорить. Слишком уж знакомо было ей то чувство боли, которое порождено забвением.
– Да, мое имя, – продолжал Артур. – Все, что мне было нужно, так это поставить хорошую пьесу и оплатить долги. – Он глубоко вздохнул, усталыми глазами поглядел вдаль, а затем снова обратился к Аманде: – Так вот. Около года назад один молодой человек обратился ко мне с деловым предложением. Это был начинающий актер, один из тысяч никому не известных молодых людей, намеревающихся что-то совершить, стремящихся что-то доказать и покорить мир. Знаешь, он произвел на меня большое впечатление. Его глаза излучали страсть, задор, огонь и целеустремленность, совсем как у молодого Артура Трумэна в шестидесятые-семидесятые. Но, кроме работы на сцене, он еще и писал пьесы.
Аманда остолбенела.
– Так, значит, «Точный удар» принадлежит не тебе?
Он покачал головой.
– Да нет же, именно мне. Это моя законная собственность. Купленная и проданная. Плюс все права и привилегии, включая соглашение о нераспространении.
– О Господи! – в ужасе выдохнула Аманда.
– Таково было его условие. Он продал мне свою пьесу в обмен на мое имя. Все, чего он хотел, – это чтобы пьесу поставили. Видишь, какая неправдоподобная история. И тут я вспомнил про Сару. Я с ней созвонился. Она любезно согласилась возобновить сотрудничество. Я показал ей текст, разумеется, с моим именем на титульном листе. Ну а конец тебе известен. Меньше чем через две недели пьеса пошла.
Аманда с трудом верила тому, что услышала.
– Почему ты решил мне во всем признаться?
Артур обнял ее за плечи.
– Я хотел, чтобы ты знала – на этот раз мы их перехитрили. Слава, успех, автографы, рецензии – все это наше потому, что мы обошли этих прощелыг-бизнесменов с помощью их же собственных уловок. Знаешь, мне ужасно хотелось, чтобы ты разделила со мной эту победу, моя дорогая.
Но она лишь с тоской поглядела на него долгим, пристальным взглядом.
– Все это просто немыслимо, Артур. И все-таки мне кажется, что ты прав. Мы заслужили большего, чем то, что шоу-бизнес отпустил на нашу долю.
– Это точно. – Трумэн приосанился и гордо заявил: – Кроме того, я опять знаменит. Так что еще парочка таких вот хитов – и нам с тобой хватит на всю оставшуюся жизнь. А свои художественные вкусы можно приберечь для себя.
– О, как все это пошло! – Аманда закрыла глаза и отчаянно замотала головой. – Это делает мир таким дешевым и продажным, во всем теряется смысл.
Какое-то время Артур молча шел рядом, но потом не выдержал:
– Аманда, а в чем или в ком ты видишь смысл? В драматурге, который написал сценарий, в технике-осветителе, который верно направляет свет, в актере, который сносно заучил реплику? Нет, только не в них. Ты помнишь тех молодых мужчину и женщину, которые несколько минут назад с восхищением назвали Аманду Кларк великой? Вот для них-то мы с тобой и существуем. И если выучиться гнусным законам бизнеса означает вновь вернуться на сцену, к нашей публике – нашей публике, – то я готов уступить. Аманда, вспомни, что ты же звезда! Порадуйся же со мной тому, что мы сумели нанести удар коварной судьбе. Короткая память неблагодарной публики ожесточила наши сердца, и только наша ловкость позволила нам выжить. Все это выглядит, в некотором роде, как сцена из спектакля. – Его глаза потеплели. – Это все, что я хотел тебе сообщить.
В порыве благодарности Аманда припала к его губам и подарила ему самый долгий, самый горячий поцелуй. Если бы не этот побитый жизнью, усталый человек, ей бы ни за что не выбраться из болота одиночества и забвения. Она проклинала тот отрезок жизни. Пусть в душе она немного и осуждала Артура, но не могла не восхищаться его мужеством. В отличие от нее он по крайней мере что-то сделал, чтобы вернуть былую славу и признание. Господи, как же она была ему благодарна за то, что он возвратил жизнь великой Аманде Кларк!
Аманда снова поглядела в мудрые глаза Артура.
– Спасибо тебе еще раз, милый Артур. Спасибо за этот глоток жизни. Можешь не волноваться, я буду свято хранить тайну.
Артур весело подмигнул ей.
– Я в этом и не сомневался. Наслаждайся славой, любовь моя. Наслаждайся, сколько сможешь.
