Текст книги "Игра без правил"

Автор книги: Робин Эдвардс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Джун улыбнулась.

– Может быть. Но после того, что случилось сегодня, такое решение вполне оправданно. – В ее голосе зазвучала решительность: – Нет. Или я беру Челси, или мы снова начинаем прослушивания.

– Ну хорошо, пусть будет так, – как можно мягче сказал Коди. – Вероятно, вы передумаете.

– Возможно. – Джун резко поднялась с дивана и направилась к двери. Она посмотрела на часы. – Что ж, спасибо за то, что выслушал. Можешь отдыхать. Кстати, завтра отсыпайся. Никаких репетиций до тех пор, пока я о них не объявлю.

– А не слишком ли долго придется ждать? – уже в дверях улыбнулся Коди и шутливо обнял ее за талию.

От неожиданности по спине Джун пробежали мурашки. Она кивнула на прощание и заспешила прочь. На этот раз дорога домой показалась ей непривычно длинной. Когда она наконец сбросила куртку и растянулась на диване, часы показывали далеко за полночь. Она включила радиоприемник и, отыскав знакомую мелодию в исполнении «Холлиз», налила себе виски. Даже когда алкоголь начал действовать, Джун все еще не могла отделаться от страха, не отпускавшего ее весь день.

Начинать все с нуля с новой актрисой было чистейшим безумием. Все, что она с таким трудом создавала, рушилось на глазах. Понадобятся как минимум две, а то и три недели, чтобы актеры могли сыграться, прежде чем начнет получаться что-нибудь стоящее. Ведь она замахнулась на шедевр. А что может быть труднее?

Она с грустью взглянула на низенький кофейный столик, на котором стояла незавершенная модель самолета-разведчика «Ф-117». Джун с детства любила мастерить всевозможные макеты – самолеты, корабли, машины. Они свисали на нитках с потолка ее комнаты в родительском доме. Братья, всегда завидовавшие Джун, часто дразнили ее, что, мол, девчонке больше пристало играть с Барби или с игрушечным домиком, который она получила в подарок на Рождество, когда ей было восемь лет. Но Джун всегда нравилось что-то мастерить. Она обожала, когда из первоначальной неразберихи составных частей получалось нечто целое. К сожалению, ей никогда не удавалось применить этот подход к собственной жизни.

Джун размышляла о том, как могло случиться, что столь успешный и столь одинокий путь привел ее вот на этот взятый напрокат казенный диван в этой снятой внаем квартире, в нескольких кварталах от временного помещения театра, в стенах которого ей предстояло во что бы то ни стало из рассыпавшихся осколков слепить прекрасный спектакль… Нет, это невозможно. Но ведь в этом и состоит ее работа: делать невозможное.

Всю жизнь ее награждали: то грамотами от научных обществ, то поощрительной стипендией, то призами на математических олимпиадах, она даже удостоилась стипендии на изучение театрального искусства в Нью-Йоркской академии искусств, где и получила степень магистра. А сколько на ее счету почетных призов за актерское мастерство и режиссуру, не говоря уже о хвалебных статьях, посвященных пяти театральным постановкам на Бродвее, имевшим грандиозный успех. Все это было до «Сорванной маски». Однако никогда и никому не было дела до этой рыжеволосой девушки, которая в любой ситуации знала правильный ответ. Да, Коди Флинн был прав. Тот, кто никогда не ошибается, очень одинок.

Те немногие знакомства с представителями противоположного пола, которые порой снисходили до того, чтобы обратить на нее внимание, заканчивались, как правило, ничем, оставляя Джун лишь вереницу неприятных воспоминаний, противоречивых чувств, а иногда и полного разочарования. Она никому не признавалась в том, что в первый раз по-настоящему целовалась на сцене под руководством преподавателя драматического мастерства с одноклассником, относящимся к ней совсем по-братски. Среди товарищей по клубу любителей латинского языка или шахмат, а также школьных друзей она пользовалась авторитетом. Но когда речь заходила о походе в гости или в кино, о ней все забывали.

С какой-то мучительной тоской ей вспомнилась девушка по имени Элен Трэвис. И это после стольких лет! А ведь Джун казалось, что ей удалось забыть этот странный период ее жизни. Все произошло почти пятнадцать лет назад. Джун, тогда еще студентке первого курса университета, едва исполнилось двадцать, и она жила в студенческом общежитии. Элен была старше ее, уже заканчивала университет и жила в том же здании. Эта девушка вошла в ее жизнь именно тогда, когда Джун начала мучиться одним вопросом: все ли с ней в порядке в сексуальном плане. Все ее подружки уже давно бегали на свидания, имели дружков, посещали злачные места, а затем наперебой рассказывали ей о своих любовных приключениях. Жизнь, наполненная любовью, шумела вокруг нее, но Джун не было в ней места.

Это случилось однажды вечером в душе. Память все возвращала и возвращала ее в события того дня. Общая душевая в общежитии представляла собой четыре отдельные кабинки для индивидуального пользования. В тот вечер они с Элен болтали в душевой, пока та чистила зубы у одной из раковин, вытянувшихся вдоль стены под огромным зеркалом. Джун помнила, как жаловалась тогда на свое одиночество, и Элен всячески пыталась ее ободрить: она ругала мужчин за полное отсутствие у них понимания и отъявленный эгоизм, что всегда являлось причиной их неспособности по достоинству оценить женщину. И Джун полностью с ней соглашалась. Все мужики – негодяи. Пока она раздевалась и включала душ, Элен красноречиво расписывала, как некоторые женщины могут с легкостью самореализовываться друг в друге, находить во взаимной дружбе сочувствие и понимание. Поначалу Джун не уловила никакого особого смысла в ее словах.

Но она, однако, осознала в тот вечер, что все же существует кто-то, кто считает ее и привлекательной, и интересной, а все прочие – просто идиоты, не способные оценить ее, Джун, достоинств. От этих слов Джун хотелось расплакаться. Она была так благодарна Элен за то, что та сумела понять ее настоящие чувства. Девушка сумела вовремя приласкать Джун: неожиданно она очутилась в ее кабинке и по-дружески обняла Джун, уверяя, что она – самая прекрасная из всех и заслуживает самой настоящей любви. Джун помнила, как она спряталась лицом на груди у Элен и разрыдалась, выплакала всю горечь, накопившуюся в ее душе за двадцать лет. Элен поцеловала ее в лоб – совсем по-матерински, и Джун это понравилось, так она почувствовала себя уверенно и спокойно. Потом Элен нежно поцеловала ее в щеку и вдруг припала к ее губам, подарив Джун самый горячий поцелуй. Джун жаждала любви, и в этот вечер ей было все равно, кто с ней этим занимался.

Джун помнила, как руки Элен скользнули по ее телу и принялись ласкать ее маленькие упругие груди. Великолепное ощущение теплоты и спокойствия вдруг овладело всем телом Джун. Губы подруги нащупали маленький сосок и овладели им, отчего волна возбуждения вдруг окатила Джун с головой. Внутренний голос твeрдил ей, что все происходящее – порочно, но ощущение близости затмило угрызения совести – это было все, чего она желала в тот момент. До этой минуты никто на свете не хотел подарить ей эту близость, и Джун потеряла голову от радости, что наконец обрела ее.

Элен быстро стащила с себя платье и влезла к Джун под душ. Ей вспоминалось, как они с наслаждением намыливали друг друга, покрывали поцелуями самые чувствительные места своих тел. Когда Элен вдруг опустилась на колени на кафельный пол душевой, Джун поначалу не поняла, что собирается делать подруга. Она попыталась было проделать то же, но Элен повелительным жестом остановила ее. И спустя мгновение ловкий язык Элен проник в самые потайные уголки ее лона, нежно нащупывая заветную складочку. Несколькими минутами позже, когда руки Джун впервые гладили собственное, напряженное от желания тело, на нее обрушился первый в ее жизни оргазм. Когда же все было кончено, Джун беспомощно опустила дрожащие руки и снова разрыдалась.

Джун страшно хотелось подарить своей подруге столько же любви, столько наслаждения, сколько она недавно испытала сама. Стараясь заглушить в себе ноющее чувство вины, она опустилась на кафельный пол, изо всех сил стараясь возбудить в подруге то же чудесное ощущение. Мягко перебирая рыжие волосы Джун, Элен вдруг изо всех сил прижала ее лицо к своему животу и не отпустила до тех пор, пока наконец судорога восхитительного оргазма не пробежала по ее телу.

Тогда, после всего происшедшего, Элен переехала в комнату Джун, и с этого дня они начали делить друг с другом постель. Джун убедила себя, что влюблена в Элен. Ее преследовало настойчивое желание физической близости, со временем превратившееся в навязчивую идею. Джун до сих пор помнила, как чудесно пахло цветочной пудрой тело Элен. Все больше новых ощущений открывала для себя Джун, поощряемая опытной подругой: научилась пользоваться всевозможными вибраторами и разными штучками в форме мужского фаллоса. Элен научила ее и как достигать общего оргазма, занимаясь оральным сексом. Кончилось все тем, что Джун начала пропускать лекции, используя каждую свободную минуту для близости с Элен. Естественно, ее успеваемость резко упала и преподаватели всерьез забеспокоились о когда-то отлично успевавшей студентке.

К счастью, никто так и не проведал об их связи, хотя Джун жила в постоянном страхе, что их отношения могут стать достоянием гласности. Она прекрасно понимала, чем занимается, как все это принято называть в обществе и кем она станет в глазах окружающих, если все обнаружится. Но неожиданно сексуальные опыты девушки привели к самым неразрешимым проблемам.

В один прекрасный день Элен привела с собой какую-то незнакомую девицу и объявила Джун, что теперь они будут заниматься любовью втроем. Джун не особо хотелось допускать незнакомку в свои интимные отношения с Элен. Но ради подруги Джун уступила. Больше всего на свете она боялась потерять любовь и расположение Элен, это пугало Джун больше, чем опасность быть разоблаченной. Когда же все трое оказались в постели, Джун почувствовала, до чего ей неприятны ласки незнакомки, и потому старалась сосредочиться только на Элен. Но постепенно раздражение росло в ней при виде того, как ее подруга щедро одаривает гостью тем, что, как считала Джун, безраздельно принадлежит только ей.

Так повторялось множество раз и с разными женщинами, которых Элен начала приводить все чаще и чаще, порой специально для Джун. Случалось даже, Элен требовала, чтобы Джун подобно рабыне обслуживала и ублажала ее посетительниц. И она подчинялась, как собака, надеясь лишь на скупые ласки своей хозяйки. И каждый раз всем дирижировала Элен, любое движение, любая ласка подчинялись ее воле.

Были даже случаи, когда Джун, вернувшись в комнату, обнаруживала свою Элен в постели с одной, а то и несколькими девицами сразу, предававшимися самым разнузданным удовольствиям, о которых она даже и не подозревала. Джун никогда не возмущалась, а лишь покорно участвовала в общих оргиях, позволяя опробовать на своем теле всевозможные стимуляторы, трогать себя, целовать, облизывать, натирать свое тело притираниями, что с ловкостью и проделывалось девицами, ожидавшими от нее того же взамен.

Теперь же, пятнадцать лет спустя, Джун содрогалась при одной только мысли о том, чем ей приходилось тогда заниматься и чему себя подвергать, и все ради, как она тогда думала, одной только любви к Элен Трэвис. Джун так и не поняла, что открыло ей наконец глаза на все происходившее с ней в те дни. Но однажды это все-таки произошло. Внезапно она осознала, что Элен – только потребительница, которой совсем нет дела до самой Джун. Ей стало ясно, что все происходящее между ними – настоящая ложь. Джун Рорк в глазах Элен Трэвис стоила не больше, чем какой-нибудь вибратор. Оказалось, что Элен – это воплощение всего плотского и эгоистичного, всего того, за что она сама так ненавидела мужчин. Джун поняла, что даже настоящее чувство, настоящая близость – лишь иллюзия, пустой звук, такая же ложь, как и все те театральные постановки, в которых она играет или режиссирует.

Три месяца спустя после, как она когда-то считала, восхитительного открытия собственной сексуальности в душевой общежития, Джун Рорк решила перевестись в другой колледж. В душе остались лишь смятение, разочарование и ожесточенность против всего мира. С тех пор секс Джун считала для себя закрытой книгой. Вся жестокость мира, казалось, запечатлелась в ее печальном опыте. Она прекрасно это осознавала даже в своем достаточно юном возрасте. Все показалось ей тогда чистой воды игрой. Ты всегда получаешь то, что заработал, и если не будешь играть, не получишь ничего. Она четко усвоила, что никто не позаботится о тебе без необходимости или выгоды для себя. Ты можешь существовать для окружающих лишь тогда, когда нужен им для удовлетворения их собственных прихотей. В один прекрасный день она обнаружила, что живет в мире проституток и шлюх, сводников и сутенеров. Им несть числа, и имя им легион. Разве не ясно?

Ожесточение тем больше укреплялось в ее душе, чем чаще она убеждалась в истинности своих догадок. Джун была уверена, что успех или поражение все равно есть мерило человеческой ценности. Человеческая натура, честность, добродетель, преданность и уважение суть лишь сотворенные мифы – плод воспаленной фантазии поэтов, композиторов, священнослужителей, писателей и сумасшедших. Вот чему с непреложной очевидностью научила жизнь Джун Рорк.

Так лежала она на диване, глядя широко раскрытыми глазами в потолок. Медленно тлела сигарета, столбик серого пепла постепенно нарастал, грозя обвалиться на пол, будто бы приглашая сделать еще одну спасительную затяжку. Успех или очередной провал. Как крылатые фурии, они незримо присутствовали рядом, искушая ее решиться и сделать последнюю попытку. И Джун ничуть не сомневалась, что примет вызов или погибнет, но не сдастся. Что же у нее осталось? В глубине души она верила, что успех возможен, если только не вмешаются какие-то высшие, неподвластные ей силы. Но тогда перед ней вставал единственный вопрос: даже если она и выйдет победителем, найдется ли тогда хоть кто-нибудь, кто после всех отгремевших аплодисментов и поутихнувших восторгов сделает шаг вперед и заглянет ей в душу?

Ну почему любовь существует только в сказках?

Джун в сердцах швырнула о стену неоконченную модель самолетика, который после непродолжительного полета вдребезги разлетелся по всей комнате. Джун проглотила спасительную таблетку валиума, запила ее остатками виски и быстро нырнула в кровать, не заботясь о том, чем может все это закончиться: комой ли, спокойным сном или, может, смертью. Она с удовольствием бы забылась навсегда, чтобы больше не проснуться. Ее подушка уже порядком намокла от слез, когда наконец под действием алкоголя и сильного снотворного она погрузилась в глубокий, такой необходимый ей сейчас сон.

14

Полсотни тревожных лиц белели в полутьме зрительного зала в ожидании появления Джун Рорк. Уже почти неделя прошла с момента нападения на Лилиан, но пересудам о дальнейшей судьбе постановки не было конца. Многие из актеров и технического персонала буквально изнемогали в томительном ожидании своей участи. Все произошло именно так, как предсказывал Коди Флинн. Газетчики сделали трагедию Лилиан объектом пристального внимания. Дино Кастис отказался давать какие-либо комментарии и отослал прессу за разъяснениями к режиссеру, но Джун как сквозь землю провалилась и отсутствовала уже пять дней. Естественно, утренний телефонный обзвон, предпринятый Карлом Мэджинисом, и общее собрание труппы внушали некоторые надежды, но все же окончательное слово было за Джун Рорк.

…Запершись в дамской уборной, Джун безрезультатно пыталась унять в себе нервное возбуждение, пришедшее вместе с силами после двух стаканов виски. Она вгляделась в мутное зеркальное стекло. В его искаженном пространстве ее лицо казалось необыкновенно бледным и вытянутым, с болезненно пожелтевшей кожей и тусклым, усталым взглядом. Тридцать часов, а может, и того больше Джун проспала после обморока. Она потеряла сознание в ту ночь, когда с Лилиан случилось несчастье, и следующие три дня провела на Лонг-Айленде в мотеле, где можно было почти все время проводить на берегу океана, глядя на прибой. Она хотела забыться и непрерывно пила, пыталась найти решение и понять, как ей поступить в сложившейся ситуации. И наконец она решила. Позавчера. Она не позволит себе сдаться. Ни в коем случае.

– Леди и джентльмены, – усталым голосом начала Джун, стоя на краю сцены. Голос ее дрогнул, но она быстро справилась с собой и продолжила уже громче, отчетливее, чувствуя на себе десятки горящих надеждой глаз: – Я знаю, что все вы так же озабочены будущим нашей общей постановки, как и я. Всем вам, должно быть, известно, что это будущее находится в серьезной опасности.

Никто не шевельнулся, не сделал ни единого вздоха. Джун продолжала:

– Лично я испытываю самые серьезные сомнения относительно дальнейшей работы без Лилиан Палмер. Все вы, конечно, понимаете, что Лилиан больше не сможет работать с нами. И как ни тяжело об этом говорить, но из-за полученных травм она скорее всего будет вынуждена вовсе оставить сцену.

По залу пробежал сочувственный шепоток, кто-то печально вздохнул. Джун повелительным жестом призвала всех к тишине.

– Я знаю, что многие из вас послали ей цветы и открытки. Мистер Кастис заверил меня, что все будет сделано для того, чтобы Лилиан ни в чем не нуждалась и знала, как мы все ей сочувствуем.

Джун замолчала и обвела взглядом собравшихся в зале: в чьих-то глазах застыл немой вопрос, в чьих-то мольба, взгляды других излучали твердую решимость. И тут она улыбнулась:

– Но вы знаете, что говорят в таких случаях. Шоу… – Она замолчала и вытянула руку, предлагая продолжить начатую фразу.

– Должно продолжаться! – хором закончил за нее зал, после чего раздался грохот рукоплесканий и одобрительные возгласы. Кое-кто бросился обниматься, кто-то обменивался рукопожатиями. Камень свалился с души у каждого, и радость соединила всех в едином порыве.

Через некоторое время возбуждение утихло, и Джун продолжала:

– Леди и джентльмены! Как вы могли догадаться, для продолжения работы над проектом потребуются некоторые изменения в актерском составе. Это означает, что придется начинать все сначала, практически с нуля. Я знаю, это неприятно, но в противном случае нам придется распрощаться с нашим шоу. Но, по-моему, никто в этом не заинтересован. Так что надеюсь, вы проявите терпимость. А теперь о новом распределении ролей.

Снова наступило гробовое молчание. Ронни де Марко стиснула кулаки; она знала: от того, что она сейчас услышит, зависит ее дальнейшая судьба. Она быстро взглянула на Коди и снова уставилась на сцену. Джун обвела взглядом притихший зал, пристально вглядываясь в задние ряды, где вместе с Амандой Кларк и Артуром Трумэном сидел Дино Кастис.

– Роль Кэсси Фрэнкс переходит к Челси Дюран.

Шумный вздох пробежал по рядам. Челси, ошеломленная, закрыла лицо руками, не зная, верить ли своему счастью.

Ногти Ронни с силой впились в ладони. Она с ненавистью посмотрела на Джун.

– Роль Джулии Портер будет играть Бетси Коллинз, – продолжала Джун.

Бетси радостно взвизгнула.

– А партию прислуги, которую репетировала Бетси, получит Дженис Логан из вспомогательного состава.

Джун холодно взглянула на помрачневшие лица некоторых из актеров.

– Если кто-то не согласен с этими изменениями, милости прошу ко мне в кабинет после обеденного перерыва. Если возникнут новые изменения, я объявлю о них на будущей неделе. Репетиции начинаются через десять дней, в понедельник, в семь утра. Прошу не опаздывать.

С этими словами она повернулась и быстро сошла со сцены.

Глядя на счастливую Челси, окруженную плотным кольцом поздравляющих, Аманда повернулась к Артуру, сидевшему в заднем ряду, и прошептала:

– Мне кажется, Челси – отличный выбор. Спектакль должен получиться великолепный. Ты не согласен?

Общее возбуждение не могло не сказаться и на Артуре Трумэне. Он прошептал чуть слышно:

– Думаю, ты права, дорогая. Я видел, как она работает. Определенно, у девушки есть все данные для этой роли. Прекрасная девушка. Просто чудесная. Только бы она не загубила эту возможность.

– Я уверена, она справится, – сказала Аманда и задумчиво улыбнулась. – Помню, как я исполняла свою первую главную роль. Страх и эйфорическое возбуждение не покидали меня до самого конца. Думаю, мне стоит поговорить с Челси, чтобы она не потеряла власть над собой.

– Это было бы очень мило с твоей стороны, – поддержал Аманду Артур. – Я уверен, она будет счастлива выслушать твои советы. Да-да, очень счастлива.

Между тем Ронни де Марко чувствовала себя самой несчастной на всем свете. Ее ярости не было предела: ведь роль, казалось, была уже у нее в руках. Но надежда рассеялась как дым. Такого провала она не ожидала. Она была уверена, что во всем виноват Коди Флинн. Этот негодяй не выполнил своего обещания. Она обязательно должна увидеть его, прежде чем он уйдет. Еще, может быть, не слишком поздно. Джун сказала, что до начала репетиций осталось целых десять дней. Так что есть время все исправить. Уже у выхода она отыскала Флинна и бесцеремонно потащила его в гримерную для выяснения отношений. Тот с неохотой согласился.

Едва прикрыв за собой дверь, она резко повернулась и, нисколько не скрывая ярости, набросилась на Коди:

– Послушай ты, двуличный лгун и дерьмо… твою мать! Ты меня обманул!

Коди облокотился о гримерный столик.

– Что-что?

Она приблизилась к нему вплотную и зло прошипела:

– Ты, мерзкая тварь! Ты обещал, что уговоришь Джун дать эту роль мне!

– Ну-ну, потише, – прикрикнул на нее Коди. – К твоему сведению, я действительно говорил с Джун в ту ночь, когда напали на Лилиан. У меня в квартире.

– И что же это она делала у тебя в квартире? – наступала Ронни.

– Думай, что хочешь, но она в самом деле пришла ко мне за советом.

– Что? И ты посоветовал ей отдать мою роль этой смазливой кукле Дюран? – Ее подбородок нервно задергался.

– Нет, конечно, нет. Я посоветовал ей тебя, как и обещал. Но она не хотела слушать, как я ни старался. – Он видел, что Ронни не верит ни единому его слову. – Я действительно говорил ей о тебе. Поверь. Я выполнил свое обещание. Я сделал все, что мог.

– Не особо ты, видно, старался, – мрачно произнесла она.

– Я сделал все, что в моих силах.

– Ты ее трахнул?

– Что? – возмутился Коди.

– Что слышал. – Она вызывающе поглядела на Флинна. – Неужели ты как следует не отделал эту чертову ведьму?

– Да заткнись ты! – вскипел Коди.

– Я так и знала, – выдохнула она с отвращением. Она посмотрела на себя в зеркало, и это придало ей больше уверенности. – Я знала, что ты не станешь из-за меня биться головой о стену. Если бы ты ее трахнул, она бы сделала все, что ты скажешь. – Ронни снова жестко посмотрела на Флинна. – Да ты что, слепой? Она же старая дева, потому и бесится. Да она бы стала твоей рабой.

Коди в ужасе уставился на Ронни:

– Ты с ума сошла! Пойди проветрись! Все, разговор окончен. То, что ты просила, я сделал. Но она приняла собственное решение, как взрослый человек. Тебе бы тоже не мешало вести себя по-взрослому и заниматься своим делом. Я по горло сыт твоими фокусами. Неужели ты и в самом деле думала, что ради тебя я соблазню Джун Рорк?

– Но ведь я же для тебя соблазнила кого требовалось, – усмехнулась Ронни.

Коди окончательно вышел из себя. Он приблизился к ней и с расстановкой произнес:

– Да, в этом-то как раз и есть разница между нами, Ронни. Я не шлюха.

Ронни наотмашь ударила его по лицу. Коди принялся растирать покрасневшую от удара щеку. Ронни со злобой прошипела:

– Ты и есть самая настоящая шлюха, Флинн. Тебе же не впервой лизать задницу Дино Кастису, выпрашивая кусок повкуснее. Мог бы сделать это и для меня. У тебя ведь это неплохо получается.

– Пока, Ронни. – Он раздраженно оттолкнул ее и решительно направился к выходу. – Я сделал все, что ты просила. Если ты мне не веришь, пожалуйста, сходи к Джун и спроси ее сама. Она принимает у себя в кабинете после обеда. – Уже на пороге он обернулся: – И запомни, мы квиты. Понятно? – Коди почувствовал, как камень свалился у него с плеч.

– Ты по-прежнему мой должник! – с вызовом воскликнула она. – Если бы не я, ты бы до сих пор сидел в своей заштатной дыре и считал гроши, мой милый ковбой. И запомни, мы разочтемся, только когда я получу эту роль.

Коди вздрогнул от слова «должник». Боже, как же он ненавидел это слово! Неожиданно он почувствовал, что стены давят на него и лучше ему поскорее отсюда выбраться. Он толкнул дверь, с облегчением подставив лицо струе свежего воздуха, дохнувшего ему навстречу.

– Так не забудь про свой должок, Коди! – прокричала ему вслед Ронни. – Можешь трахнуть эту рыжеволосую стерву, можешь делать все, что угодно… Или тебе придется иметь дело с Александрой.

Коди остановился:

– С кем?

– У меня есть друзья, Коди, – злобно проговорила она. – Друзья, которые очень любят свою Ронни. И могут сделать твою жизнь весьма неприятной, если ты не выполнишь мою просьбу. Черт возьми, куда более неприятной, чем у Лилиан Палмер. Так что постарайся.

Леденящий холод пробежал у него по спине. Ему захотелось убраться подальше от Ронни де Марко, и как можно быстрее. Может, в постели с ней и можно иметь дело, но ее капризы уж очень действовали на нервы. Разговор оставил в душе у Коди весьма неприятный осадок. Он бросился прочь из гримерной, с грохотом хлопнув дверью.

Ронни смотрела на закрытую дверь. «Он передумает, – размышляла она, – наверняка передумает. Так будет лучше для него. В противном случае ему придется иметь дело с Александрой». Ронни умеет сделать жизнь приятной, но Александра знает, как ее осложнить.

Ей снова припомнился тот кошмар, то неотвязное видение, от которого веяло ледяным холодом: вот она бежит изо всех сил, но ноги ее скользят по мокрой листве, а топот погони все ближе, ближе… Ронни до боли прикусила губу. В ушах еще гремел тот хохот, тот сводящий с ума дьявольский хохот, что еще долго будет преследовать ее по ночам.