Текст книги "Четвертый хранитель"

Автор книги: Роберт Святополк-Мирский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

РОБЕРТ СВЯТОПОЛК-МИРСКИЙ
РУКА МОСКВЫ ИЛИ СОБИРАНИЕ ЗЕМЛИ

ИСТОРИЧЕСКАЯ ХРОНИКА XV–XVII столетий, которая, рассказав понемногу о великих князьях, боярах и вельможах московских и литовских, о королях Запада и ханах Востока, о служителях церкви и еретиках, о тайных заговорах и открытых войнах, о славных победах и горьких поражениях, о мирных делах и великих смутах, словом, о разных лицах и событиях, хорошо известных по летописям и документам, главным образом повествует о множестве НЕОБЫЧАЙНЫХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ И УДИВИТЕЛЬНЫХ ПОДВИГОВ дворянина Василия Медведева и его потомков, а также многих других ОБЫКНОВЕННЫХ ЛЮДЕЙ, чьи жизнеописания не вошли ни в одну летопись, чьих имен невозможно отыскать в исторических сочинениях, но ЧЬИ ДЕЛА, слившись воедино с делами миллионов таких же простых смертных грешников, вольно или невольно для них самих, но неизменно по воле Господа нашего ТВОРИЛИ ИСТОРИЮ.

Смерти, дети, не бойтесь,

ни войны, ни зверя,

дело исполняйте мужское,

как вам Бог пошлёт.

Поучение Владимира Мономаха.

ЧЕТВЕРТЫЙ ХРАНИТЕЛЬ

«Хитрою внешнею Политикою, утверждая безопасность Государства, Иоанн возвеличил его внутри новым успехом Единовластия. Он уже покорил Новгород, взял Двинскую землю, завоевал Пермь отдаленную; но в осьмидесяти верстах от Москвы видел Российское особенное Княжество, Державу равного себе Государя, по крайней мере именем и правами. Со всех сторон окруженная Московскими владениями, Тверь еще возвышала независимую главу свою, как малый остров среди моря, ежечасно угрожаемый потоплением…

Н. М. Карамзин. «История Государства Российского»

Кто знает прошлое – тот владеет настоящим.

Кто владеет настоящим – тому принадлежит будущее.

Древняя восточная мудрость.

ПРОЛОГ

Зима 1269 г.

Новгород Великий

Достоверно неизвестно теплой или холодной выдалась зима того далекого года, о котором теперь мало кто хоть что-нибудь знает, и все же события самые важные, как казалось, живущим тогда людям, были внесены ими в летописи, а потом множество раз на протяжении долгих веков переписывались несметным числом монахов, чей прах давно уже развеял ветер времени, и, таким образом, события эти, хоть в слегка сокращенном и несколько искаженном виде, дошли все же до наших дней…

Достоверно известно только одно – именно тогда, зимой 1269 года прибыл в Великий Новгород князь владимирский Святослав Ярославович со своими полками и говорили, что полки он взял с собой для охраны Великого владимирского баскака [1]1
  Баскак – чиновник хана Золотой Орды, ведающий сбором дани и учетом населения в завоеванных странах. (Здесь и далее примечания автора).


[Закрыть]по имени Амраган, который вез в Орду дань, собранную с нескольких северных русских княжеств, в том числе Тверского, Владимирского и Московского. Дань эта, в основном состоящая из ценных шкурок и мехов, была уложена в сто восемьдесят шесть подвод, которые, въехав в Южные Новгородские ворота, быстро растворились в несметном количестве разного рода повозок и обозов, прибывших с купцами множества стран, ибо Новгород в те времена был гигантским мировым центром торговли, сравниться с которым могли лишь Багдад на Востоке и Венеция на Западе.

Если въезд такого огромного обоза был замечен многими, то выезд баскака Амрагана из Восточных ворот Новгорода через несколько дней не был замечен никем.

Да и что особенного могло быть в обыкновенной санной кибитке, обтянутой медвежьими шкурами с возницей в тулупе, сопровождаемой пятью вооруженными татарскими всадниками – сотни таких кибиток въезжало и выезжало в Новгород и никому даже в голову не могло прийти, что именно в этой кибитке едет сам ханский баскак…

И все же был в Новгороде один человек, которого визит баскака Амрагана очень заинтересовал.

Сперва старшина «Гильдии Новгородских Ювелиров» Иван Селиванов не придал никакого значения, когда в досужем разговоре один из новгородских торговцев драгоценностями сообщил ему о том, что некий татарин купил у него около трехсот самых дорогих камней, которые уложил в плотный мешок из толстой кожи, так что общий вес мешка превысил два фунта [2]2
  Старинная русская мера веса 1 фунт = 409 грамм.


[Закрыть].

Однако, когда в тот же день вечером другой ювелир рассказал точно такую же историю, Селиванов заинтересовался, а когда на следующее утро о том же рассказал третий ювелир, причем все они жили в разных концах большого новгородского детинца [3]3
  Детинец – цитадель, крепость в средневековом русском городе, центральная его часть, укрепленная деревянной или каменной стеной.


[Закрыть], Иван Селиванов задумался.

Поразмыслив, как следует, он велел запрягать сани и поехал навещать своих коллег по гильдии.

К вечеру он вернулся домой, падая с ног от усталости, но испытывая необыкновенное возбуждение. Он объехал все пятьдесят восемь лавок ювелиров, являющихся членами гильдии и выяснил, что в течение последних трех дней один и тот же татарин приобрел у шестнадцати ювелиров по нескольку сот драгоценных камней разных сортов, каждый раз укладывая покупку в плотный кожаный мешок.

Несложный подсчет показал, что баскак Амраган (а это был, несомненно, он по описаниям ювелиров) провел в Новгороде крупную финансовую операцию, обратив огромный обоз дани в драгоценности, общая стоимость которых составляла баснословную сумму денег, которой хватило бы на строительство города подобного Новгороду, а если использовать деньги от продажи камней в военном направлении, то можно было бы собрать и прокормить в течение года армию в сто тысяч воинов.

Но самым волнующим во всей этой истории оказалось сообщение ювелира, у которого Амраган покупал последнюю партию камней. Этот ювелир в молодости провел в татарском плену больше пяти лет и прекрасно понимал не только монгольский и татарский языки, но даже наречия на которых разговаривали разные племена, входившие в состав Золотой Орды.

Баскак Амраган, будучи уверенным в том, что новгородский ювелир никак не может знать редкого монгольского наречия, на котором он разговаривал с начальником своей стражи, проявил неосторожность и, таким образом, благодаря ювелиру-полиглоту Иван Селиванов узнал, что ханский чиновник намерен теперь сделать какую-то еще одну очень важную покупку, по поручению самого хана а затем немедленно покинуть Новгород не привлекая ничьего внимания, в простой теплой закрытой кибитке вместе с шестнадцатью мешками драгоценностей общим весом около пуда, в сопровождении всего лишь пяти всадников охраны, и двинуться в сторону Твери, откуда после короткого отдыха направиться обычным зимним путем прямо в Орду.

Долго думал, лежа во тьме с открытыми глазами, Иван Селиванов и к полуночи принял решение.

Поздней ночью он тихонько постучал в замерзшее слюдяное окошко маленького деревянного домика на окраине Новгородского посада. Почти мгновенно в доме послышался легкий шорох, стук и звон, будто спящий одетым на лавке человек вскочил на ноги и выхватил оружие.

– Кто? – спросили негромко.

– Свои, – так же тихо ответил Селиванов.

Звякнула щеколда – дверь отворилась.

Худой, высокий Селиванов согнувшись, вошел в темноту, и хотя бывал здесь уже много раз, не решался шагнуть дальше, пока не вспыхнул слабый огонек лучинки, зажженной хозяином.

Ушкуйник [4]4
  Ушкуйники – Новгородские разбойники, шайки удальцов, которые пускались (чаще на лодках – ушкуях) открыто на грабеж за пределами Новгорода и привозили добычу домой как товар.


[Закрыть]Горицвет последний раз виделся с Селивановым несколько месяцев назад, еще до того, как стали реки, когда, вернувшись из вполне успешного набега на Тверские земли, он, как обычно, прибег к помощи своего старого приятеля.

Они подружились очень давно – в лихом босоногом мальчишестве, когда еще нельзя было даже заподозрить, что один из маленьких, дерзких забияк станет разбойником с большой дороги, а другой не без помощи и поддержки своего друга – всеми уважаемым старшиной гильдии ювелиров.

– Что стряслось – удивился Горицвет.

– Ты, кажется, говорил, будто вернулся с Тверских земель.

– Было такое.

– Скажи, дружище, а ты хорошо знаешь окрестности восточнее Твери вниз по Волге.

– Как свои пять пальцев. Но не зимой. Ты же знаешь, мы любим на лодочках, под солнышком, когда тепло…

– Если ты услышишь то, что я тебе сейчас расскажу, думаю, что и зима тебя не испугает.

Селиванов рассказал.

Зима Горицвета не испугала.

Они решили так: тридцать процентов Селиванову, семьдесят Горицвету и его ушкуйникам.

Молча и крепко пожав руки, они расстались.

Горицвет обещал вернуться с шестнадцатью кожаными мешками, не позднее, чем через месяц.

Он не вернулся.

С тех пор ни его, ни пятерых его товарищей никто нигде и никогда больше не видел.

Зима 1269 г.

Окрестности Твери

Горицвет действительно хорошо знал окрестности Твери. Больше того, у него была масса знакомых в самом городе. Как у всякого уважающего себя ушкуйника, которому приходится не раз пересекать всевозможные кордоны и заставы с товаром нажитым разбоем, на всех въездных и выездных воротах Твери у него были подкупленные и хорошо подкормленные стражники, которые всегда могли не увидеть того, чего не надо и пропустить доброго знакомого без всяких проверок.

Но на этот раз Горицвету требовалось нечто совсем другое.

Он не боялся опоздать; он знал, что с пятеркой своих удальцов верхом они наверняка догонят кибитку баскака (столь хорошо описанную ему Селивановым со слов ювелира, который услышал и понял важный разговор), причем, независимо от того поедет ли Амраган по основной дороге, через Вышний Волочек, или по льду рек и речушек как тогда было принято, чтобы ускорить путь – сани-то по льду скользят славно – но дело было в том, что Горицвет, не желал быть замеченным там, где люди ездят, и потому поехал известными одному ему тропами, что, конечно, несколько затормозило движение, но зато прибыл он в Тверь никем незамеченным.

На следующий день он обошел своих знакомых, несущих стражу на Тверских воротах и выяснил, что описываемого татарина в зимней кибитке, обтянутой медвежьими шкурами никто не видел – стало быть, он еще не доехал. Горицвет щедро заплатил стражникам и сообщил им адрес тайного притона ушкуйников, чтобы немедля узнать, когда баскак въедет в Тверь, и где будет ночевать.

Пристроив своих людей в притоне и запретив им много пить ввиду предстоящей операции, Горицвет отправился на небольшую прогулку в окрестности Твери. За трое суток пути от Новгорода, он обдумал с десяток планов нападения на баскака, но ни один из них не удовлетворил его. И тогда он вспомнил, что прошлым летом местные жители упоминали о неком зловещем месте, куда они избегают заходить: упорная молва твердила, что гнездится там страшная и неведомая сила, через которую вселяются в человека окаянные бесы, отчего видит он то, чего видеть не должен, и вскоре умирает смертью загадочной или странной.

Горицвет от природы не был трусом, в нечистую силу, как в прочем и в самого Господа верил слабо, а потому решил непременно обследовать это пугающее всех место, поскольку оно находилось как раз на пути из Твери в Москву, но в стороне от основной дороги, в глухом лесу при впадении небольшой речки Ворши в еще не очень широкую Волгу.

В двенадцати верстах от Твери, он обнаружил закрытое с трех сторон место, где основная дорога спускалась по ложбине между холмами к наезженному по льду Ворши санному пути. Это место идеально подходило для засады. Оставалось подыскать в соседнем – том самом страшном лесу – место, где можно хорошо укрыться в ожидании кибитки баскака и внезапно напасть на нее.

Горицвет углубился в лес и вскоре, к огромному своему изумлению, несмотря на мороз и стужу, увидел теплый парящий источник, бьющий из недр земли и дымным извилистым ручейком с талым снегом по краям, исчезающим где-то в лесу.

Это было подходящее место, и Горицвет присел на валун прямо возле дымящегося ручейка, чтобы обдумать детали.

Вода в теплом ручейке, текущем из подземного источника, казалась хрустальной, прозрачной и такой манящей, что Горицвет зачерпнул ее ладонями и выпил.

Через несколько минут, он ощутил себя странно, как никогда: слегка кружилась голова, сердце будто остановилось и вдруг показалось ему, что он, оставаясь сидеть на валуне, одновременно встает и идет, зачем-то, вниз, по течению ручейка и, несколько раз обернувшись, видит себя по-прежнему сидящим на валуне.

В этом странном, неземном и приподнятом состоянии, Горицвет, или скорее дух его, дошел до крутого изгиба ручейка и вдруг увидел впереди желтый глиняный склон холма и черную дыру в нем. Ему неудержимо захотелось заглянуть в дыру, но в этом не было надобности: дыра как бы сама приблизилась к нему и, сунув голову внутрь, он увидел просторную пещеру с высоким потолком, освещенную светом костра, горящего посередине. Вокруг костра, весело смеясь и подняв наполненные вином кубки, сидели пятеро его людей и он сам тут же оказался среди них, так, будто не сидел только что позади на валуне, но самым главным было даже не это: рядом с пирующими у огня ушкуйниками лежала гора аккуратно сложенных кожаных мешков, а рядом с ними большей белый камень.

Горицвет почему-то начал считать мешки и когда досчитал до шестнадцати, все вдруг исчезло и пропало, а он, едва не задохнувшись от недостатка воздуха, глубоко вдохнул, и, открыв глаза, увидел, что сидит по-прежнему, на том самом валуне, с которого как бы и не вставал вовсе.

Что за чертовщина, неужто и правда водит меня нечистая сила?!

И вдруг его осенило.

Да ведь это то, ЧТО БУДЕТ! И будет все просто замечательно, мы все живые и здоровые, пьем и гуляем, а несметное сокровище лежит рядом с нами в шестнадцати кожаных мешках!

Но Горицвет отнюдь не был человеком простодушным, легко верящим в чудеса. Стряхнув с себя странную немощь, он встал, при этом силы мгновенно вернулись к нему, а душа испытала необыкновенный подъем. Горицвет решительно двинулся вдоль ручья и за поворотом его действительно увидел желтый склон холма и черную дыру посередине.

Он медленно подошел к дыре и осторожно сунул внутрь голову. Там было темно, тихо и покойно. Горицвет вынул из мешочка на поясе кремень и трут, высек искру, поджег сухую сломанную ветку и, как только она разгорелась, протиснулся в черную дыру.

Пещера выглядела точно так же, как в его недавнем видении, только не было никакого костра, никаких людей и, тем более, мешков с драгоценными камнями, хотя большой белый камень лежал точно на том же месте и поэтому Горицвет еще раз убедился, что его видение оказалось вещим.

Прекрасный план немедленно созрел в его голове: именно там, где дорога спускается к Ворше, они нападут на кибитку, сделают все чисто и гладко, заметут все следы, затем переночуют в пещере, разделят добычу и утром разойдутся все шестеро в разные стороны, потому что одному гораздо легче, чем шестерым раствориться среди людей.

И все получилось так, как он задумал.

Пятеро ничего не подозревающих татарских всадников и возница кибитки погибли почти одновременно и сразу, пробитые насквозь мощными тяжелыми стрелами ушкуйников.

Горицвет так резко рванул медвежью шкуру, прикрывающую вход в кибитку, что она оторвалась вовсе, и он увидел бледное холодное лицо баскака Амрагана, который сидел на скамейке, бережно держа в руках инкрустированный медный сосуд арабской работы, в каких обычно хранят и подают к столу вельмож дорогие восточные вина. Напротив него на полу громоздились сложенные один на другой кожаные мешки.

– Ты уже мертвец, – сказал баскак Амраган, спокойно глядя Горицвету прямо в глаза.

– Нет, я живой, – широко улыбнулся Горицвет, и левой рукой взял медный сосуд. – А вот ты – точно мертвец!

Его слегка удивило, что Амраган отдал ему сосуд без всякого сопротивления, странно усмехнувшись одним краешком рта, но он не придал этому никакого значения, отметив про себя лишь достойное уважения мужество ханского чиновника.

Горицвет, держал в правой руке свое любимое оружие: тяжелый бронзовый шар с острыми шипами на цепи. Ловко и привычно он резко взмахнул этим шаром и запустил его внутрь кибитки. Шар, зловеще свистнув в воздухе, в долю секунды превратил голову баскака Амрагана в кровавое месиво.

Ушкуйники быстро выгрузили мешки, освободили одежду убитых от уже не нужных им ценностей, дружно поволокли кибитку к заранее проделанной проруби подальше, в стороне от дороги, и утопили там, так же как и тела семерых убитых ордынцев.

Все произошло очень быстро, по дороге никто не проезжал, началась метель, и к тому времени, когда проехали следующие путники, никаких следов кровавого события уже не осталось.

Через час ушкуйники уже сидели в пещере, посредине пылал костер, за их спинами лежали, ожидая справедливого дележа, шестнадцать кожаных мешков с несметным сокровищем, и большой белый камень.

– Выпьем за тебя, – сказал один из ушкуйников, и все подняли кубки, наполненные вином из того медного сосуда, который так бережно прижимал к своей груди нынче покойный Амраган. – Мы десять лет дружно трудимся вместе, но такой добычи у нас еще никогда не было!

– Погодите ребята, – сказал Горицвет, – Вдруг кто увидит в ночи огонь костра через дыру! Ну-ка, поставили кубки, и дверь-то в избу прикроем!

Они дружно подкатили белый камень и плотно задвинули им вход в пещеру.

Теперь снаружи казалось, что ее нет и вовсе. Просто слегка торчит из глины на склоне холма край давным-давно вросшего в него белого валуна.

Ушкуйники вернулись к костру и вновь подняли кубки.

– Ну, за тебя! – повторил свой тост ушкуйник, и все хором вторили ему.

– Нет, ребята, за вас, – сказал Горицвет, искренне растрогавшись, – и за нашу долгую счастливую жизнь!

Все шестеро дружно выпили, и через пять секунд были мертвы.

Им и в голову не могло прийти, что хан Менгу-Тимур поручил баскаку Амрагану не только обменять собранную дань на драгоценнее камни, в которых нуждалась ордынская казна, но и купить у одного венецианского алхимика, живущего в Новгороде за очень большие деньки кувшин мгновенно действующего яда, растворенного в хорошем арабском вине.

Хан давно собирался пригласить на большой пир своих родственников и соперников, которые втайне претендовали на его ханский престол, подарить каждому из них красивый драгоценный камень и угостить всех как следует…

1269–1280 г.

Очень дорого обошлось русским княжествам исчезновение баскака Амрагана и обращенной в сокровище дани, которую он вез в Орду.

Хан Менгу-Тимур, правитель жестокий и беспощадный, собрал двойную дань, нескольких русских князей вызвал в Орду и казнил там, чтоб другим неповадно было, а со всех провинившихся княжеств вывел в Орду десятки тысяч здоровых молодых мужчин и самых красивых девушек, превратив их в рабов, продаваемых на Багдадском торге.

Однако, некоторые выводы из этого события хан все же сделал: он решил отменить институт баскаков, как ордынских чиновников, и заставил отныне всех русских князей самим собирать дань под личную ответственность и самим отвозить ее в Орду, где каждый год они обязаны были получить особый ярлык на княжение в своем собственном княжестве.

Таким образом, баскак Амраган оказался последним баскаком, о котором упоминает русская история…

Время шло, и память об этом событии постепенно и неумолимо стиралась, однако, в нескольких семьях из поколения в поколение передавались рассказы, превратившиеся в легенду, как это всегда бывает с историями, в которых замешаны огромные сокровища.

Старшина гильдии ювелиров Иван Селиванов долго подозревал своего друга детства в том, что тот скрылся, обманув его, но когда до купца дошли известия об ордынских расправах и жестокостях в северных русских княжествах, а также о том, что сокровище так никогда и не было найдено, и при этом ни одна из семей исчезнувших ушкуйников (сам Горицвет был совершенно одинок) никогда ничего не узнала о своих родственниках, пришел к выводу, что, должно быть, все же Горицвет не виноват, а случилось нечто странное и необъяснимое – одно из тех таинственных событий, которыми так богата дивная и короткая земная жизнь человека. Однако, он рассказал об этом своему сыну, тот – своему и так история о пропавшем сокровище надолго сохранилась в семье Селивановых…

Семья Великих Тверских князей тоже из поколения в поколение передавала рассказы о таинственном исчезновении баскака и об его сокровище и, поскольку дело произошло в Тверской земле, постоянно грела себя надеждой – а ну вдруг найдется когда-нибудь это огромное богатство, которое ой как пригодилось бы в постоянной и беспощадной борьбе с главным соперником – Великим Московским княжеством…

В свою очередь и в семействе Великих Московских князей время от времени вспыхивали опасения: а ну, вдруг тверичи припрятали где-то баскаковские денежки, да только и ждут удобной минуты, чтобы пустить их в дело, снарядить армию добрую да извести нас…

Место, где все произошло, стало вызывать у местных жителей еще больший ужас, ибо по весне, следующего после исчезновения баскака года, обнаружились в реке Ворше сгнившие остатки обшитой медвежьими шкурами кибитки, и семь скелетов, объеденных рыбами.

В течение последующих ста лет местные предания донесли известия о двух людях, которые пострадали в результате посещения заколдованного леса.

1320 г. Осень.

Один охотник, преследуя раненого кабана, не смог удержаться от соблазна догнать его и, незаметно углубившись в недобрый лес, добил зверя на берегу того самого ручья, возле которого присел когда-то давно забытый всеми ушкуйник Горицвет.

После долгой погони охотника мучила жажда, и он напился из ручья.

Охотник вернулся домой, хотя и с кабаном, но сам не свой, и любящий жене стоило огромных усилий, чтобы узнать, что же случилось.

Бедная женщина была потрясена, узнав, что ее мужу в лесу было странное видение: будто он на днях умрет, и виновницей его смерти окажется она.

Женщина так расстроилась, что уговорила мужа не выходить из дому в течение ближайших трех дней, заперла на засов дверь и сама ни на секунду не отлучалась от супруга. На дворе стало холодать, и она натопила печь, а чтобы нечистая сила не отняла любимого, уснула, крепко держа его за руку.

На следующий день соседи нашли их обоих без сознания – добрая, любящая жена просто забыла приоткрыть заслонку печи, и оба угорели во сне.

Женщину еще удалось спасти, но охотника – нет.

1370 г. Лето.

Второй случай произошел с самой красивой девушкой из деревни, расположенной недалеко от того самого леса.

Красавица пошла за ягодами и, заблудившись, набрела на источник, бьющий из-под земли и переходящий в прозрачный чистый ручей.

Поскольку жара стояла невыносимая, девушка напилась из этого источника.

Вернувшись домой, она восторженно рассказывала о том, что, испив чудесной воды, увидела свое будущее, а в этом будущем себя саму – в роскошных хоромах, богатую и разодетую в неслыханно дорогие наряды, и целовал ее нежно смуглый красавец со шрамом на лбу.

Девушка каждый день надевала самый нарядный сарафан и всем говорила, что со дня на день за ней приедут сваты от смуглого красавца, но вместо сватов на деревню внезапно набежали ордынцы.

Они увезли ее, и, сохранив ей девственность, чтобы взять самую высокую цену, продали на невольничьем рынке в Багдаде.

Так простая русская девушка, из тверской деревни стала любимой женой в гареме ханского сына, смуглого красавца со шрамом на лбу…

А потом появился Савватий.

1390 г.

В этом году по приглашению Великого князя Тверского прибыл в стольный город Тверь митрополит Киевский и всея Руси Киприан.

Он привез с собой небольшой деревянный крест, в котором хранилась частица животворящего древа самого Креста Господня, и говорили, будто пришел он прямо из святого града Иерусалима. В его свите находилась целая группа иноков, вернувшихся из паломничества в Палестину. Они оставили в Москве чудотворную икону Богоматери «Неопалимая Купина», а затем вместе с митрополитом отправились в Тверь.

В их числе находился странный и необыкновенный человек по имени Савватий, которому суждено было стать святым преподобным подвижником, основателем знаменитой Савватиевой пустыни.

1390–1404 г.

Пробыв год в Твери, Савватий устал от шума и суеты столицы. Помолившись, он испросил благословения митрополита на уединенную жизнь и отправился на поиски подходящего для скита [5]5
  Скит – Келья или несколько келий в отдалении от монастыря для монахов-отшельников, а также небольшой, уединенный монастырь.


[Закрыть]места.

В двенадцати верстах от Твери, которые Савватий прошел босиком в одном рубище, монах обнаружил замечательный глухой лес, лишь со звериными тропками и без единого следа человека, несмотря на то, что неподалеку находилось несколько деревень.

Савватий был человеком пришлым, никаких страшных историй об этом месте не слышал, дикость природы пришлась ему по душе, и он углубился в чащу.

А уж когда вдруг обнаружился источник с прозрачной и теплой подземной водой и ручей, вытекающий из него, Савватий и вовсе приободрился, потому что главное, что необходимо для основания скита в глухом и безлюдном месте – это наличие питьевой воды.

Спустившись вниз по течению ручейка, Савватий нашел прекрасный поросший молодым лесочком холм, под которым тек ручей, отыскал поблизости с десяток разных видов целебных трав и решил что это идеально место.

Он присел, осматриваясь по сторонам, и попробовал, годна ли для питья вода в ручье.

После первого же глотка у него закружилась голова, и было ему странное видение.

Он сразу понял, что увидел грядущее, потому что лес, ручей, холм и обстановка вокруг почти не изменились.

Однако, выросли повсюду кельи, разных видов от простых землянок до грубых бревенчатых срубов, стоял чуть поодаль маленький, как игрушечный, но красивый деревянный монастырь и много людей толпились вокруг, как монахи, так и светские, прибывшие сюда на поклон да за благословением …

Две вещи осознал Савватий, когда видение исчезло.

Первое – Господь указал ему место, где он проживет всю оставшуюся жизнь, здесь же и будет погребен.

Второе – неспроста Господь провел его через полмира, дабы указать именно это место – был тут некий Ему одному ведомый замысел, и Савватий душой знал, что когда придет нужный час, этот великий замысел откроется.

И он стал обживать новое место.

Выкопав у подножья холма маленькую пещерку в глинистом склоне, чтобы укрыться от непогоды, Савватий совершил последний поход в Тверь, перед тем как навсегда переселиться в свою пустынь, которую вскоре стали именовать в округе по его имени – Савватьева…

А потом потекли долгие годы одиночества…

Впрочем, полным одиночеством это назвать нельзя было, потому что со временем все чаще стали посещать его местные жители, которые постепенно начали верить, что присутствие в заколдованном лесу святого человека, снимет, наконец, какое-то древнее заклятие, притаившееся здесь.

Савватий производил на всех, кто его видел, неизгладимое впечатление.

Он был высок, худ, с длинными, начинающими седеть волосами, заросшим лицом и бородой по пояс.

Во все времена года он не только ходил босиком, не только носил рваное рубище, сквозь которое просвечивало мускулистое и смуглое, как у людей, долго живших на Востоке тело, но больше всего посетителей пустыни поражали его вериги, которых он никогда не снимал.

Вериги представляли собой толстые цепи, обвязывающие тело отшельника, а к этим цепям крепились кожаные подвески, куда вкладывались тяжелые камни, так что общий вес вериг, как донесли до нас жития святых, составлял около шестидесяти фунтов.

Именно эти вериги и привели Савватия к открытию великой тайны, но случилось это далеко не сразу.

Еще задолго до этого разгадал Савватий секрет воды из бьющего ключом источника и ручья.

Во-первых, оказалось, что вода вызывает способность узреть будущее лишь у очень немногих людей, которые ее пьют – примерно у одного из ста. Савватий проверил это, предлагая воду сотням посетителей, и лишь очень-очень редкие из них имели после этого какие-то пророческие видения.

Во-вторых, видения эти всегда касались только будущего и, как правило, относились к будущему того человека, который воду пил – иногда это был застывший неподвижный миг, иногда какая-то картинка в движении, но неясная, расплывчатая, очень короткая, без сопровождающих звуков и лишь в редких случаях – красочная и со звуками. Из этого Савватий заключил, что это не сама подземная вода действует – просто, есть в ней какие-то вещества, которые побуждают и усиливают возможность заглянуть в будущее, но только у тех людей, кому изначально Господь даровал такое умение. Люди эти порой до конца жизни сами не обнаруживали его в себе, а вода источника могла помочь сразу определить – имеет человек такой дар или нет. Впоследствии Савватий широко использовал воду для выявления людей с этим даром, и если находил таковых, то всячески склонял их к избранию пути служения Всевышнему и часто оставлял у себя в скиту как своих сподвижников и учеников. Может быть, именно поэтому из Саватьевой пустыни вышло впоследствии такое большое количество православных подвижников…

В-третьих, обнаружилось, что при кипячении вода полностью теряет свои необычные свойства и становится обыкновенной чистой и очень приятной на вкус ключевой водой. По-видимому, решил Савватий, огонь и высокая температура уничтожают в воде тот неизвестный элемент, который выявляет в человеке способность узреть грядущее.

Время неумолимо, и медленно утекало год за годом, унося с собой казавшуюся со стороны однообразной и скучной, но на самом деле богатую, увлекательную, насыщенную молитвами, размышлениями, открытиями и духовными озарениями жизнь отшельника Савватия.

В 1404 году спустя 14 лет с того момента, как он поселился в своей пустыни, Савватий совершил свое самое великое открытие.

Произошло это так.

В том месте, где Савватий обосновался, было очень мало камней. Сначала он собрал все большие и маленькие валуны и, дробя их на части, вкладывал в подвески на веригах.

Спустя несколько лет вдруг снизошло на него озарение, когда припомнил он длинное путешествие из Святой Земли до самой Москвы с иконой «Неопалимая Купина» и, вспомнив чудный и прекрасный свет духовного озарения, исходящий от нее, решил он соорудить маленькую часовенку в благодарность Богородице, которую особо почитал за все ее милости.

Однако, вскоре обнаружилось, что камней поблизости больше нет и тут случилось маленькое чудо: прошел сильный дождь с грозой, часть дерна со склона холма сползла, и тогда Савватий увидел краешек большего белого камня, глубоко вкопанного в землю.

Восприняв это как знак свыше, Савватий принялся за работу. В течение последующих пяти лет кропотливого труда, откалывая от белой глыбы каждый день по несколько маленьких кусочков, Савватий приближался к окончанию своей работы. К 1404 году часовенка была завершена, осталось сложить несколько камней, чтобы закрепить простой медный крест, привезенный им из Иерусалима.

И тут случилось очередное чудо.

Откалывая эти последние камни от белой глыбы, Савватий вдруг почувствовал, что земля уходит из-под его ног и, действительно, часть почвы осела, и очутился он внезапно в большей темной пещере.

Когда полчаса спустя Савватий вновь пробрался туда с факелом в руке, его взору представилось мрачное зрелище.

У остатков костра, разведенного много лет назад, лежали в странных позах шесть людских тел, и выглядели вначале так, будто только что прилегли отдохнуть. Однако, по мере проникновения в пещеру свежего воздуха, тела эти на глазах Савватия стали чернеть и превращаться в прах, так что в течение четверти часа от каждого из них осталась лишь горка серо-черного пепла. И лишь драгоценный восточный сосуд все еще наполненный до половины ароматным старым вином, которое неизвестно как сохранилось в нем, напоминал о незавершенном пиршестве покойников.