Текст книги "Убийство по-китайски: Смертоносные гвозди"

Автор книги: Роберт ван Гулик

Судья Ди и лекарь Го

Но последних слов судья Ди не услышал. Все время, что они разговаривали, судья вертел «семь кусочков», складывая их то так, то эдак, и внезапно у него получилась фигура кошки.

Он поспешно перетасовал кусочки.

Корень змеиного дерева. Цветок жасмина. Кошка. Нет, судья Ди отказывался что-либо понимать.

Заметив удивленный взгляд Го, судья торопливо заговорил, чтобы скрыть растерянность:

– Знаете, я сейчас почему-то вспомнил об одной странной встрече. Прошлым вечером я вышел пройтись и увидел маленькую девочку, которая потерялась, и отвел ее домой. Ее мать накричала на меня. Эта женщина – вдова, и из лепета девочки я заключил, что она тайком принимает у себя любовника.

– А как зовут эту вдову? – заинтересованно спросил Го.

– Ее фамилия Лу, она хозяйка лавки тканей.

Го резко поднял голову.

– Это ужасная женщина, ваша честь! – раздельно сказал он. – Мне пришлось иметь с ней дело месяцев пять назад, когда скончался ее муж, причем при весьма загадочных обстоятельствах!

Все еще поглощенный мыслями о кошке, судья Ди отметил про себя, что Лань действительно часто заходил в «Коричную рощу» к Го.

– А что там произошло? – машинально спросил он.

Го помолчал немного, прежде чем ответить.

– Прежний судья, который был до вас, ваша честь, не уделял особенно много внимания этому делу. Это понятно, ведь тогда как раз участились атаки татар на Северную Армию, в город стекались толпы беженцев, уходящих на юг, и у судьи была масса забот. Так что вникать в чью-то смерть от сердечного приступа он не стал.

– Естественно, – рассеянно подтвердил судья, – если бы было что-нибудь подозрительное, это показало бы вскрытие.

– Ваша честь, – медленно ответил горбун, – вскрытия не было!

От рассеянности судьи Ди не осталось и следа. Теперь он был весь внимание.

– Расскажите! – велел он.

– Однажды вечером, – начал Го, – госпожа Лу пришла в суд вместе с Кваном, известным тогда врачом. Кван заявил, что во время обеда Лу Мин пожаловался на головную боль, вышел из-за стола и прилег. Через какое-то время его жена услышала стоны; она вошла к нему, но он был уже мертв. Тогда она позвала врача, тот осмотрел тело, и женщина сказала, что у Лу Мина было слабое сердце. Кван спросил, что Лу Мин ел на обед, жена ответила, что он съел очень мало, но выпил два стакана вина, чтобы унять головную боль. На этих основаниях Кван подписал свидетельство о смерти и в качестве причины указал сердечный приступ, вызванный вином. Судья так и записал в заключении.

Судья Ди ничего не ответил. Горбун продолжал:

– Позже я познакомился с братом Лу Мина. Он рассказал мне, что помогал обряжать тело на похоронах и обратил внимание на то, что лицо не было посиневшим, как обычно бывает после приступа, но зато глаза вылезали из орбит. Эти симптомы указывают на то, что покойный получил сильный удар по голове, и я специально пошел к вдове Лу, чтобы расспросить ее о подробностях смерти Лу Мина. Но она стала кричать, что я тревожу прах ее покойного мужа, и выгнала меня. Я решился пойти в управу, но судья прямо сказал, что согласен с заключением Квана и не видит надобности во вскрытии. На этом все и кончилось.

– Вы разговаривали с самим Кваном? – спросил судья.

– Я пытался несколько раз, но он избегал меня. Тогда по городу ходили слухи, что Кван занимается черной магией. Кван уехал вместе с волной беженцев на юг, и больше здесь о нем не слышали.

Судья задумчиво поглаживал бороду.

– Действительно, весьма любопытная история! Интересно, остались ли тут еще колдуны? Вообще-то по закону за колдовство полагается смертная казнь.

Го пожал плечами.

– Многие жители Бэйчжоу имеют татарское происхождение, – ответил он, – и кое-кто считает себя знатоком древних секретов колдовства. У нас говорят, что татары способны убивать врагов, сжигая или разрывая их изображения; некоторые верят, что они продлевают свою жизнь, вступая в связь с оборотнями или злыми демонами… По мне, все это невежество и суеверия, но Лань когда-то изучал эти поверья и говорил мне, что в них есть и доля правды.

– Еще Конфуций учил людей не стараться постигнуть неизвестное с помощью черной магии, – отмахнулся судья Ди. – Удивительно, что такой мудрый человек, как Лань Дао-гуй, тратил время на глупости.

– Он был человеком широких интересов, – ответил Го, слегка задетый тоном судьи.

– Что ж, – сказал судья, – я рад, что вы рассказали мне эту историю. Я, пожалуй, вызову вдову Лу в суд и сам расспрошу ее о смерти ее мужа.

Судья Ди придвинул к себе бумаги, и горбун торопливо поклонился и вышел.

Глава двенадцатая
Судья Ди идет на Лекарский Холм; вдова отказывается явиться в суд

Едва за Го закрылась дверь, судья Ди отшвырнул бумаги, скрестил руки на груди и попытался сосредоточиться и привести мысли в порядок. Посидев так несколько минут, он встал, переоделся в охотничью одежду. Небольшая верховая прогулка поможет ему вновь привести мозг в рабочее состояние. Он приказал, чтобы ему подали лошадь, вскочил в седло и выехал на улицу.

Судья несколько раз объехал старое войсковое поле, после чего выехал на главную улицу города и поскакал к северным вратам. Выехав из города, судья осадил коня. Он ехал через широкое, пустынное поле к Лекарскому Холму. Судья взглянул на небо; оно было затянуто тучами, и все предвещало очередной снегопад.

Справа от дороги лежали два больших камня. Судья знал, что сразу за ними начинается проселок, ведущий к Лекарскому Холму. Судья свернул и поехал по этому проселку, пока он не превратился в узенькую тропинку, по которой можно только идти. Тогда судья спешился, потрепал коня по холке, привязал его к дереву и дальше пошел пешком.

У самого подъема судья остановился, заметив следы маленьких ног. Он постоял в нерешительности, раздумывая, стоит ли подняться или лучше повернуть обратно, но в конце концов тряхнул головой и стал подниматься наверх.

На вершине холма росло единственное дерево – слива, сейчас занесенная снегом. Сквозь снежный слой посверкивали маленькие красные плоды.

Около деревянной ограды судья Ди увидел закутанную в плащ женщину. Она пригнулась низко-низко к земле и выкапывала что-то в снегу маленькой лопаткой и складывала в корзинку. Заслышав шаги, женщина порывисто встала и обернулась. Судья узнал госпожу Го. Она положила лопатку и корзину на снег и низко поклонилась.

– Вы собираете лунную траву? – заговорил судья Ди.

Она кивнула.

– Да, ваша честь. Но здесь ее немного. Вот все, что мне удалось собрать, – улыбнулась госпожа Го и показала на корзинку, где лежали несколько связок травы.

– Я пришел сюда, чтобы развеяться и привести в порядок мысли, – признался судья. – Убийство Ланя висит надо мной, словно камень.

Лицо госпожи Го мгновенно изменилось, из приветливого став мрачным.

– Это в голове не укладывается, – тихо сказала она. – Он был таким сильным…

– Яд убивает даже сильнейших из людей, – сухо сказал судья. – Однако я нашел след, который ведет к убийце.

– Но кто же он? – еле слышно спросила женщина. Глаза ее расширились.

– Я не сказал, что убийца – мужчина.

Госпожа Го провела рукой по лбу.

– Но как же? – недоуменно спросила она. – Я хорошо знала господина Ланя, ведь он был другом моего мужа. Он был бесконечно благороден и добр ко всем, но к женщинам он относился… немного не так, как к мужчинам. Это ясно чувствовалось.

– Что вы имеете в виду?

– Видите ли… – Госпожа Го с трудом подыскивала слова. – Он был… Он, казалось, не понимал, что такое женщина. – Она вспыхнула и низко опустила голову.

У судьи закружилась голова.

Он подошел к ограде и взглянул вниз, но тут же отпрянул назад.

Под холмом были сплошные камни, покрытые снегом. В его ушах звучали слова госпожи Го: «Он не понимал, что такое женщина». Не понимал?.. Судья резко обернулся.

– Госпожа Го, а кто ухаживает за кошками в вашем доме – вы или ваш муж?

– Мы оба, ваша честь. Мой муж не может пройти мимо больного животного. Он приносит их домой, и я выхаживаю их. Сейчас у нас семь кошек, взрослых и маленьких.

Судья кивнул, погруженный в свои мысли.

– Как красиво должно быть это дерево, – вдруг сказал он, глядя на заснеженную сливу, – как красиво должно быть это дерево весной, когда оно в цвету!

– Да, – согласилась госпожа Го. – Оно может зацвести в любой день… Помните эти стихи? «И, раскрыв окно, увидишь белых лепестков круженье и услышишь, как упали лепестки на белый снег…»

– Да, что-то припоминаю, – сказал судья. Стихи он знал, но сейчас не хотел о них говорить. – Что ж, госпожа Го, мне пора. Прощайте!

Она снова поклонилась. Судья Ди, не оглядываясь, спустился вниз.

За ужином судья еще раз прокрутил в голове свою беседу с лекарем и, когда слуга принес чай, велел ему позвать старосту. Судья распорядился, чтобы в суд вызвали вдову Лу, хозяйку магазина тканей.

После ухода старосты судья вновь задумался. Сейчас ему казалось, что ворошить прошлое и копаться в смерти Лу Мина тогда, когда в суде висят два нераскрытых убийства, по меньшей мере глупо. Но судья не мог не думать о том, что рассказал ему Го, и мысли эти не давали ему сосредоточиться на текущих делах.

Судья прилег на кушетку, но заснуть ему не удалось. Он попытался припомнить стихи, о которых говорила госпожа Го, – «Зимний вечер в замке». Их написал поэт, живший около двухсот лет назад.

 
Одинока и печальна
  птица в зимнем поднебесье,
Сердцу тоже одиноко,
  сердце скорбное молчит.
Из глубин пережитого
  что-то темное восходит,
Свет из прошлого уходит,
  остается лишь тоска.
Но, согретая надеждой,
  слива зацветет зимою,
И израненное сердце
  обретет былую жизнь.
И, раскрыв окно, увидишь
  белых лепестков круженье,
И услышишь, как упали
  лепестки на белый снег.
 

Стихи были не очень известны, скорее всего, госпожа Го просто слышала где-то двустишие. Или она действительно знала все стихотворение наизусть? Судья нахмурился – сам он не признавал любовной лирики, отдавая предпочтение назидательным и нравоучительным стихам. Однако это стихотворение почему-то глубоко затронуло его, и судья почувствовал, как что-то доселе неведомое открывается ему в этих строчках.

Судья Ди встал, протер лицо горячим полотенцем и сел за стол. Вернувшийся староста застал его глубоко погруженным в чтение официальных бумаг.

Судья оторвался от стола. Он заметил, что начальник выглядит несколько растерянным.

– Что случилось? – спросил судья.

– Ваша честь, – староста приставов нервно подергивал себя за кончики усов, – госпожа Лу отказывается явиться в суд!

– Что?! – вскричал судья. – Что значит – отказывается? Как она смеет?!

– Она сказала, что никуда не пойдет, пока ей не вручат повеление, написанное красной тушью. – Судья не ответил, и начальник торопливо продолжал: – Она выгнала меня, да еще подняла шум на всю округу, так, что вокруг собралась целая толпа. Она кричала, что нет такого закона, по которому можно без причины вызвать в суд честную женщину. Я было схватил ее, но она вырвалась, а толпа закричала, чтобы я оставил ее в покое. Я счел за лучшее вернуться и рассказать вам об этом.

– Ничего, будет ей повестка, – сказал судья сквозь зубы, взял кисточку, быстро написал повестку и отдал ее старосте со словами: – Можешь взять четверых людей себе в помощь, чтобы привести ее в суд!

Начальник торопливо поклонился и выбежал.

Судья Ди ходил по кабинету большими шагами. Что эта женщина о себе мнит! Судья вдруг поймал себя на мысли о своих собственных женах. Несомненно, ему повезло. Старшая его жена – великолепно образованная женщина, дочь ближайшего друга его отца; между ними всегда было глубокое взаимопонимание, и в трудные минуты она поддерживала его, как никто. Их сыновья – постоянный источник радости, и судья по праву гордился ими.

Вторая жена судьи пусть не столь образованна, но она красива, по-житейски очень умна и вдобавок прекрасная хозяйка, и ее дочь унаследовала все эти качества. Третью жену судья взял в Пень-лай, где служил в первый раз на официальной должности. Она была служанкой в его доме и прислуживала его старшей жене; та быстро привязалась к ней и упросила мужа взять ее в семью. Вначале судья отказывался, полагая, что скоро ее чувство остынет, но понял, что хорошенькая служанка действительно по-настоящему привязалась к нему, и сдался. И ему не пришлось жалеть: девушка была просто прелестна. И к тому же теперь их стало четверо, и они могли играть в домино – любимую игру судьи Ди.

Сейчас судью пронзила мысль, что небогатая развлечениями жизнь в Бэйчжоу, должно быть, уже наскучила его женам. Скоро Новый год, сказал он себе, и нужно будет придумать для них какие-нибудь хорошие подарки.

Он приоткрыл дверь и вызвал слугу.

– Мои помощники еще не вернулись?

– Нет еще, ваша честь, – ответил слуга. – Они разговаривали с господином Чжу Да-юанем, а потом вместе с ним ушли.

– Вели подать лошадь, – приказал судья. Он решил, пока его помощники собирают информацию по убийству Ланя, съездить к Бань Фэну, а на пути проехать мимо писчебумажного магазина и узнать, не появился ли Е Дай. Судья не мог избавиться от тревоги: такое долгое отсутствие – явно не к добру.

Глава тринадцатая
Судья беседует с торговцем древностями; он узнает, что лак для мебели разъедает кожу

Судья Ди остановил лошадь у писчебумажной лавки. В дверях стоял мальчик-слуга, и судья велел ему позвать Е Биня. Тут же вышел и сам Е Бинь. Он почтительно поздоровался с судьей и пригласил его зайти, но тот отрицательно покачал головой и, не слезая с лошади, объяснил, что просто хотел узнать, не вернулся ли еще Е Дай.

– Нет, ваша честь, его еще нет, – с беспокойством ответил Е Бинь. – Я уже посылал слугу по всем окрестным кабакам и игорным домам, но брата не видели нигде! Я так боюсь, что с ним что-нибудь случилось…

– Если он не появится до ночи, – сказал судья Ди, – я дам знать военным приставам и разошлю его описание по всем заставам. Но пока я бы на твоем месте не тревожился. Твой брат не из тех, кто так просто даст себя ограбить или избить… Если он появится после ужина, дай мне знать.

С этими словами судья развернул лошадь и уехал.

Улицы были пустынны, хотя час был еще не поздний; около дома Баня судья остановился, спешился, привязал лошадь, постучал в ворота. Никто не отозвался, и судья постучал громче. Наконец к воротам вышел Бань Фэн.

Неожиданный приход судьи смутил Баня. Он пробормотал, что работал весь день в мастерской и еще не топил печь в комнатах, и бросился было в мастерскую за углем, но судья остановил его.

– Мы можем поговорить и в мастерской, – сказал он. – Мне нравится бывать там, где люди работают.

– Но там страшный беспорядок! – в смятении воскликнул Бань. – Я еще не успел убрать там вещи!..

– Ничего страшного, – ответил судья. – Пойдем.

Мастерская и в самом деле больше походила на захламленный чулан: прямо на полу стояли фарфоровые вазы, тут же были пустые картонные коробки, а на столе громоздились книги и коробки поменьше. Но печь топилась вовсю, и в мастерской было тепло.

Бань помог судье снять тяжелую шубу, усадил его на стул около самой печи и вышел в кухню, чтобы приготовить чай. Судья внимательно оглядел мастерскую. На низеньком столике в углу, покрытом куском материи, он заметил большой нож, который Бань, должно быть, перед приходом судьи очищал от грязи. Судья подошел поближе и протянул было руку к ножу, желая рассмотреть его, как вдруг раздался голос Баня:

– Не трогайте!

Судья застыл на месте, а Бань поспешно принялся объяснять:

– Понимаете, ваша честь, я чиню этот столик и только что покрыл его лаком. Пока лак не высох, к нему нельзя прикасаться голыми руками – он очень едкий, вызывает сильные ожоги на коже.

Судья припомнил, что некоторые лаки действительно делаются с применением ядовитых веществ. Он отошел от стола, Бань Фэн тем временем разливал чай по чашкам.

– Красивый нож, – сказал судья Ди.

Польщенный Бань бережно взял нож со столика и осторожно провел по клинку большим пальцем.

– Да, ваша честь, – ответил он. – Это древний нож, которым убивали жертвенных животных. Ему больше пятисот лет, а клинок остер, как будто его только что выковали!

Судья не ответил; он молча пил чай, поражаясь тишине, царившей в этом доме: в мастерскую не доносилось ни звука. Наконец он заговорил:

– Я должен задать тебе один очень неприятный вопрос, Бань Фэн. Убийца твоей жены заранее знал, что тебя не будет дома, и, скорее всего, его предупредила она сама. Ты никогда не думал, что у нее может быть любовник?

Бань побледнел.

– Ваша честь, – сказал он, – я должен признаться вам, что несколько недель назад я начал замечать какую-то перемену в ее отношении ко мне. Мне трудно объяснить, но это… – Он запнулся. Судья внимательно слушал, ничего не говоря и не перебивая. – Я не хотел бы никого обвинять понапрасну, но мне кажется, что это как-то связано с Е Даем. Он часто приходил к ней в мое отсутствие. Моя жена была красива, ваша честь, и я подозреваю, что Е Дай хотел убедить ее уйти от меня и потом продать какому-нибудь богачу в качестве наложницы. Она любила роскошь, а я ведь не мог делать ей дорогих подарков, так что…

– А золотые браслеты с рубинами – это дешевый подарок? – сухо осведомился судья.

– Браслеты? – непонимающе переспросил Бань. – Браслеты? Ваша честь, у моей жены не было никаких браслетов. Из украшений у нее было лишь одно серебряное кольцо, доставшееся от тетки.

Судья поднялся со стула.

– Бань Фэн, не пытайся меня одурачить, – хмуро сказал он, – тебе прекрасно известно, что у твоей жены была пара золотых браслетов и несколько золотых заколок для волос!

– Ваша честь, это невозможно, – бормотал несчастный Бань Фэн, – вы ошибаетесь, у нее никогда не было золотых украшений…

– Что ж, пойдем, я тебе покажу, – сказал судья холодно.

Они прошли в спальню, и судья кивнул на сундуки с одеждой.

– Открой крайний сундук. Драгоценности лежат сверху.

Бань Фэн повиновался; он осветил сундук фонарем, и судья, подойдя поближе, увидел лишь свернутые платья, до половины заполнявшие сундук.

Но он отчетливо помнил, что браслеты и заколки лежали именно здесь, и Дао Гань после осмотра положил их на место!

– Ну вот, видите, ваша честь! – с облегчением воскликнул Бань Фэн. – Здесь ничего нет!

– Подожди, – отстранил его судья. Он нащупал маленький замочек и открыл потайное отделение сундука.

В нем было пусто.

– Бань Фэн, – сказал судья, вставая, – ты зря меня обманываешь. Лучше скажи сам, куда ты спрятал драгоценности.

– Ваша честь, – очень серьезно сказал Бань Фэн, – я клянусь вам, что я и не подозревал о том, что в сундуке есть второе дно.

Судья задумался. Он пристально оглядел комнату и вдруг сорвался с места и кинулся к окну. Судья дотронулся до одной из досок в ставнях, и она распалась на две половинки. Точно так же были сломаны все остальные доски.

– Здесь побывали воры! – воскликнул он.

– Воры?! Но все деньги лежат на месте, ваша честь! – удивленно ответил Бань.

– А одежда? Когда я производил обыск в первый раз, сундук был полон. Ты можешь определить, что исчезло?

Бань наклонился и принялся разбирать ворох одежды. Через несколько минут он сказал:

– Ваша честь, не хватает двух платьев! Это платья из парчи, отороченные мехом, самые дорогие, их подарили моей жене к свадьбе!

Судья кивнул.

– Что-то еще… – задумчиво сказал он. – Ах да, столик! Раньше здесь стоял красный лакированный столик!

– Да, он сейчас в мастерской, я его чиню, – сказал Бань.

Судья стоял неподвижно, полностью погрузившись в размышления. Он тер бакенбарды, пытаясь понять, что происходит…

И внезапно его озарило. Каким же слепцом он был все это время! Браслеты, вот в чем дело! Он должен был понять с самого начала, и тогда он не совершил бы такой ужасной ошибки! Но теперь по крайней мере все вставало на свои места…

– Бань Фэн, я верю, что ты говоришь правду, – сказал судья. – Пойдем обратно в мастерскую.

В мастерской судья Ди взял чашку с недопитым чаем, а Бань натянул перчатки и снял со столика ткань.

– Вот столик, о котором вы говорили, ваша честь. Он старинный, но неплохо сохранился, его нужно было лишь заново покрыть лаком. Как раз позавчера, перед отъездом в Пять Овнов, я поставил его сохнуть в комнату, но, к сожалению, до него кто-то дотронулся – сегодня утром я заметил, что лак смазан в углу, и сейчас я его снова полирую.

– Могла твоя жена смазать лак? – спросил судья, отставляя чашку.

– Ни в коем случае, ваша честь. – Бань Фэн слабо улыбнулся. – Я не раз предупреждал ее, да она и сама знала, что лаком можно обжечься. Несколько месяцев назад сюда пришла вдова Лу, хозяйка магазина тканей, с таким ожогом и спросила, как его лечить. Вся рука у нее была в волдырях – просто ужас! Я ей посоветовал…

– Откуда ты знаешь эту женщину? – перебил Баня судья.

– В детстве она жила с родителями по соседству со мной, в восточном квартале. Но мы не общались с тех пор, как она вышла замуж. И не то чтобы я об этом сожалел, – в этой семье все женщины нехорошие. Отец-то ее был хорошим купцом, а мать – татарка да вдобавок колдунья. Дочка пошла в нее – вечно она то варила какие-то зелья на кухне, то заклинания какие-то бормотала… Она знала, куда я перебрался, вот она и пришла ко мне посоветоваться насчет ожога. И, кстати, тогда же она мне сказала, что ее муж скончался.

– Интересно! – сказал судья, взглянув на Баня с искренним сочувствием и теплотой. – Бань Фэн, теперь я знаю, кто совершил это преступление. Но преступник – душевнобольной человек, и поэтому он опасен вдвойне. Заделай ставни и запри дверь на все замки. А утром приходи в суд. Там ты все узнаешь.

Совершенно сбитый с толку Бань Фэн открыл было рот, чтобы задать вопрос, но судья не дал ему заговорить. Он поблагодарил за гостеприимство и быстро вышел.