Текст книги "Убийство по-китайски: Смертоносные гвозди"

Автор книги: Роберт ван Гулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Глава четырнадцатая
Молодая вдова приходит в суд; ее наказывают за непочтительное поведение

Ма Жун, Цзяо Дай и Дао Гань ждали судью в кабинете. Одного взгляда на них хватало, чтобы понять: никаких хороших новостей у них не было.

– У господина Чжу Да-юаня был замечательный план, – печально сказал Ма Жун, – но мы так ничего и не добились. Они с Цзяо Даем составили список всех учеников Ланя, и бывших и нынешних, но и от него не оказалось никакого толку. – Он достал из рукава и подал судье исписанный лист бумаги и продолжал, пока судья изучал список: – В доме тоже не нашли ничего, что могло бы помочь. Зато мы поговорили с его учеником, и мальчик нам кое-что рассказал.

Судья слушал вполуха, больше думая о том, что произошло сегодня в доме Баня, но тут он заинтересовался.

– И что же? – спросил он.

– Он сказал, что однажды вечером совершенно случайно подслушал разговор своего учителя с женщиной!

– С какой женщиной?

– Он не знает. Мэй Чжэн не видел ее, только слышал голос, и голос показался ему незнакомым. Он не разобрал слов, но понял, что женщина сердится. Этот Мэй Чжэн – честный малый, ему и в голову не пришло подслушивать чужой разговор.

– Но это по крайней мере доказывает, что у Ланя была какая-то женщина! – сказал Дао Гань.

Судья ничего не сказал.

– Где Хун? – спросил он.

– Он должен был пойти на рынок и допросить там юношей из бани, но собирался вернуться к ужину, – ответил Дао Гань.

Трижды ударил гонг, возвещая начало вечернего заседания.

– Пора, – хмуро сказал судья Ди. – Я вызывал в суд вдову Лу, у которой при подозрительных обстоятельствах умер муж. Я хочу задать ей несколько вопросов и отпустить, вряд ли это займет много времени. Мне нужно еще рассказать вам, что я обнаружил в доме Бань Фэна. Похоже, его дело закончено!

Все трое набросились на судью с вопросами, но он остановил их.

– После заседания, – сказал он. – Придет Хун, и я все расскажу.

Он встал, надел мантию и вышел вместе с сыщиками.

В зале суда снова собралась целая толпа народу: все хотели узнать, как продвигается следствие по делу об убийстве Ланя. Судья начал с объявления, что поиски убийцы продолжаются и суд располагает некоторыми сведениями о нем.

После этого судья послал слугу в женскую тюрьму. По толпе пробежал удивленный шепот, когда госпожа Го ввела в зал вдову Лу.

Судья отметил, что вдова уделяет много внимания своей внешности. Щеки ее были нарумянены, брови тщательно выщипаны. Но ни скромное платье, ни светлые румяна не могли смягчить жесткого, даже жестокого выражения ее лица. Прежде чем встать, как подобает, на колени, вдова Лу взглянула судье прямо в глаза. Однако непохоже было, что она его узнала.

– Назови свое имя и звание, – велел судья.

– С вашего позволения, – тихо ответила вдова, – я вдова Лу, урожденная Чжэнь, хозяйка лавки тканей, которой раньше владел мой покойный супруг Лу Мин.

Писец записал это, и судья объявил:

– Я хотел задать тебе несколько вопросов по поводу смерти твоего супруга. Ты не пожелала явиться добровольно, и я вызвал тебя официально, и сейчас ты будешь отвечать в присутствии всех этих людей.

– Ваша честь, – холодно сказала вдова, – мой муж скончался еще до того, как вы заступили на пост судьи. Прежнему судье представили свидетельство о смерти, и он сохранил его в архиве. Меня никогда не обвиняли ни в чем, ваша честь, и сейчас я не могу понять, зачем понадобилось суду поднимать старые дела.

Судья оценил незаурядный ум и характер вдовы, просвечивающие в ее ответе. Без сомнения, эта женщина так просто не впадает в панику.

– Некоторые сведения, полученные от присяжного лекаря Го, ставят суд перед необходимостью вернуться к некоторым подробностям болезни и смерти твоего покойного мужа, – кратко ответил он.

Вдова Лу резко поднялась с колен, полуобернулась к залу и воскликнула:

– Как смеет какой-то горбун возводить обвинение на честную вдову?! Разве не сказано, что увечные телом увечны и умом?

Судья постучал молоточком о скамью.

– Женщина, ты оскорбляешь членов суда! – грозно возгласил он.

– Хорош суд! – презрительно сказала вдова. – Да ведь это вы вчера шатались вокруг моего дома переодетым, а когда я вас не пустила, выслали за мной своих прихвостней – без бумаг, без повестки!

Судья Ди побелел от гнева, но, совладав с собой, ровным голосом произнес:

– Эта женщина повинна в оскорблении суда. Она получит пятьдесят ударов плетью!

В толпе зашумели – приказ судьи пришелся не всем по нраву. Не обращая внимания на шум, староста шагнул к вдове, схватил ее за волосы и резким движением заставил опуститься на колени. Подскочили двое приставов, разорвали до пояса ее платье. Ее бросили на пол, заломили руки за спину и связали. Пристав поставил ногу на ее голени, и порка началась.

– Пес, – прокричала вдова после третьего удара, – нечестивый пес! Ты велел бросить меня в тюрьму, потому что я не впустила тебя к себе!

Снова взвилась плеть, и больше вдова не произнесла ни слова. Она лишь визжала от боли. Староста остановился, чтобы отметить двадцатый удар. Вдова попыталась заговорить, но не смогла; после двадцать пятого она дернулась и затихла.

По знаку судьи ее голову оторвали от земли и поднесли ей к носу горшочек с жженой смолой. Наконец вдова открыла глаза, но она была слишком слаба, чтобы самостоятельно сидеть. Двое приставов придерживали ее, не давая ей упасть.

– Женщина, – сказал судья, – ты получила половину наказания. Получишь ли ты вторую, зависит от твоего поведения. Завтра ты снова явишься в суд.

Женщину наказывают за оскорбление суда

Подошла госпожа Го. С помощью трех приставов она вывела вдову Лу из зала, чтобы отвести обратно в тюрьму.

Судья уже собирался закрыть заседание, но ему помешали. Выступил крестьянин и рассказал, сбиваясь и запинаясь от страха и смущения, что случайно сбил на улице пирожника с полным подносом хрустящих пирожков. Крестьянин говорил на местном диалекте, и судья понимал его с огромным трудом. Наконец он понял, что крестьянин готов возместить стоимость пятидесяти пирожков – именно столько было на подносе, который он выбил из рук пирожника. Пирожник же настаивал, что их было не пятьдесят, а самое меньшее сто, и требовал платы за сотню.

Когда крестьянин закончил, вышел пирожник, речь которого была еще менее понятной. Он клялся, что нес по меньшей мере сотню пирожков, называл крестьянина грабителем и лжецом и требовал, чтобы ему вернули деньги.

Судья Ди с большим трудом заставил себя сосредоточиться. Он велел одному из приставов выйти на улицу, собрать рассыпанные пирожки и принести их в суд, а по дороге купить такой же пирожок у какого-нибудь другого пирожника. Слуге судья велел принести в зал весы.

Он устало откинулся на спинку скамьи, снова обдумывая то, что произошло сейчас в суде. Единственное объяснение, которое он мог найти, – вдове Лу действительно есть что скрывать относительно смерти своего мужа…

Вернулся пристав с остатками пирожков, завернутыми в бумагу. Судья Ди высыпал их на весы. Они весили около шестидесяти лянов. Тогда судья взвесил целый пирожок – он весил около ляна.

– Пирожник лжет, – устало сказал судья. – Дать ему пятьдесят палок.

На этот раз из толпы послышались возгласы одобрения: людям понравилось, как быстро и изящно судья Ди рассудил спорщиков.

Пирожник получил пятьдесят ударов бамбуковой палкой, и на этом судья объявил заседание закрытым.

Войдя в кабинет, судья вытер со лба пот и рухнул в кресло.

– Двенадцать лет я работаю в суде, – сказал он. – Разных людей мне пришлось повидать, но такую женщину вижу впервые! Вы слышали, она говорила, что я будто бы домогался ее!

– Но почему вы, ваша честь, не заткнули ей рот сразу же? – спросил Ма Жун.

– А что толку? Получилось бы, будто я испугался… К тому же я действительно был вчера около ее дома и был переодет. Надо отдать ей должное – она умна, она знает, как перетянуть толпу на свою сторону!

– А по-моему, – сказал Дао Гань, – не так уж она и умна. Ей бы ответить на вопросы, показать свидетельство о смерти, и ничего бы не было! А своей дерзостью она только укрепляет нас в подозрениях.

– Да плевать она хотела на наши подозрения, – горько сказал судья. – Ей нужно одно: ни в коем случае не допустить расследования, потому что оно может вскрыть ее вину. И пока что она преуспевает в этом.

– Сейчас главное – быть осторожными и не сделать неверного хода, – заметил Дао Гань.

– Разумеется, – согласился с ним судья.

Дверь неожиданно распахнулась. На пороге возник староста приставов.

– Ваша честь, – взволнованно объявил он, – вас хочет видеть какой-то сапожник. Он говорит, что у него срочное сообщение от десятника Хуна.

Глава пятнадцатая
Десятник Хун идет на рынок; в таверне он встречает человека в капюшоне

Десятник бродил по улицам без всякой определенной цели. Постепенно сгустились сумерки, и он решил возвращаться в суд.

От тех двоих юношей, что видели татарина в бане, не удалось добиться почти ничего. Десятник долго и терпеливо расспрашивал их, но они могли только повторить то, что их третий приятель уже рассказал судье Ди. Решительно ничего выдающегося или запоминающегося не было в облике татарина, разве что лицо было закрыто платком. Юноши даже не помнили, точно ли из-под платка выбивалась прядь волос; десятник подумал, что ведь и тот юноша мог ошибиться и принять за волосы, скажем, бахрому платка.

На пути в суд десятник остановился у окна аптеки, разглядывая лежащие на виду корешки и высушенных животных, и в этот момент его кто-то задел рукой.

Десятник обернулся и увидел со спины широкую фигуру человека, на голове у которого был черный капюшон.

Десятник тут же рванулся за ним, прокладывая себе путь локтями. На улице в этот час было многолюдно, но десятник успел заметить, куда свернул человек в капюшоне, и побежал в тот же поворот. Человек остановился у ювелирной лавки и спросил что-то у продавца; тот вынес поднос с несколькими блестящими предметами, и мужчина стал перебирать их, внимательно разглядывая. Десятник подкрался совсем близко и сейчас пытался увидеть лицо незнакомца, но широкий капюшон полностью скрывал его. Хун подошел к лотку напротив, с которого торговали лапшой, и попросил порцию. Пока продавец отвешивал лапшу, десятник не сводил глаз с мужчины в капюшоне, но ему не повезло: к магазину подошли еще двое покупателей, и они заслонили его спинами.

Единственное, что удалось десятнику разглядеть, – руки незнакомца, когда он поднес к глазам стеклянную вазу с красными камнями. Незнакомец снял перчатку с правой руки и вынул из вазы один камень. Тут те двое посетителей, что заслоняли его, отошли, но он как раз наклонил голову, и снова десятнику не удалось взглянуть ему в лицо.

От волнения и напряжения десятник не мог проглотить ни кусочка. Он так и держал тарелку с лапшой в руках, пристально наблюдая за сценой напротив. Ювелир воздел руки к небу и стал что-то с пафосом доказывать покупателю – очевидно, они торговались и ювелир не хотел сбавлять цену. Но как ни напрягал слух десятник Хун, он не услышал ни слова из их разговора, – его заглушала толпа, собравшаяся у лотка с лапшой.

Хун на секунду отвернулся, а когда повернулся, увидел, как ювелир пожал плечами, достал лист бумаги, завернул в него что-то и подал сверток незнакомцу. Тот не стал задерживаться и немедленно скрылся в толпе. Хун поспешно бросил полупустую тарелку на лоток и кинулся вслед за незнакомцем.

– Эй, папаша, тебе что, лапша не по вкусу? – загоготал ему вслед продавец, но Хун не обратил внимания. Он шел за незнакомцем, ни на минуту не выпуская его из виду, и остановился, когда тот вошел в харчевню. Десятник с облегчением вздохнул, увидев знакомую вывеску: «Весенний ветерок».

Он окинул взглядом толпу около харчевни в надежде найти какого-нибудь знакомого и, к своей радости, заметил сапожника, которому несколько раз помогал. Хун схватил его за рукав. Сапожник открыл было рот, чтобы закричать, но узнал десятника, и лицо его расплылось в улыбке.

– Господин Хун! Добрый вечер! Уж не новые ли сапоги вы хотите мне заказать?

Не выпуская сапожника, Хун оттащил его на другую сторону улицы, достал из рукава шелковый мешочек для визитных карточек и слиток серебра.

– Слушай, – зашептал Хун, – можешь мне помочь? Беги сейчас в суд, скажи, что у тебя срочное сообщение для судьи Ди. Вот моя карточка, покажешь охранникам. Судье скажешь, чтобы он как можно скорее пришел сюда, в харчевню. На, вот тебе за труды!

Сапожник с жадностью схватил слиток и рассыпался в благодарностях, но Хун оборвал его:

– Некогда, некогда! Беги скорее!

Сапожник мгновенно растаял в толпе, а Хун перешел улицу и вошел в харчевню. Внутри оказалось просторнее, чем он думал, – около пятидесяти человек сидели за столиками группами по трое-четверо. Они пили вино, дешевые наливки и громко разговаривали. Подавальщик с большим подносом, уставленным бутылками и чашками, сбивался с ног, чтобы обслужить всех посетителей. Десятник огляделся, но человека в капюшоне среди них не было!

Он шел мимо столиков, всматриваясь в сидящих, и вдруг увидел небольшую нишу около двери. Там стоял одноместный столик, и за ним, спиной к залу, сидел незнакомец в капюшоне.

Десятник остановился, соображая, как ему поступить. В таких харчевнях посетители обычно платят сразу, так что незнакомец в любой момент может встать и уйти, и его невозможно будет остановить. Но его во что бы то ни стало нужно задержать до прихода судьи!

Десятник решительно подошел к столику и тронул незнакомца за плечо. Тот резко обернулся. На пол упали два рубина, которые он купил у ювелира, и десятник побледнел: он узнал незнакомца.

– Это вы? Что вы здесь делаете? – спросил он, все еще не веря своим глазам.

Человек в капюшоне бросил быстрый взгляд в зал. На них никто не обращал внимания – все были заняты своими делами. Он приложил палец к губам и прошептал:

– Тише! Сядь, я все тебе объясню.

Он придвинул табуретку, и десятник машинально опустился на нее.

– Слушай внимательно, – тихо сказал человек. Он наклонился к десятнику, словно хотел прошептать ему что-то на ухо, и в тот же самый момент в руке его блеснул нож, который он прятал в рукаве. Десятник не успел ничего сказать: человек одним движением вонзил нож ему в горло. Хлынула кровь, и Хун безвольно рухнул лицом на стол. Он застонал; голова его дернулась, и он затих…

Человек снова выглянул. Нет, их никто не заметил.

Последним движением десятник Хун поднес руку к горлу и написал кровью на столе единственный иероглиф – первый иероглиф своего имени. На этом его силы кончились, и он испустил последний вздох.

Человек досадливо поморщился, заметив иероглиф. Он стер его, вытер пальцы о плечо Хуна, встал, огляделся, убедился, что на него по-прежнему никто не обращает внимания, и вышел.

Первое, что увидели судья Ди, Ма Жун и Цзяо Дай, войдя в харчевню, была взволнованная толпа людей, сгрудившаяся около двери. Сердце судьи бешено забилось в нехорошем предчувствии.

– Вот пришли люди из суда! – крикнул кто-то. – Они найдут убийцу!

Люди расступились, давая судье Ди дорогу. Он подошел к столу и увидел тело Хуна в луже крови…

Судья и его помощники стояли не шелохнувшись. Хозяин таверны попытался что-то сказать, но слова замерли у него на губах, едва он увидел лица судьи и его помощников. Он повернулся и отошел, а за ним потянулись и остальные.

Судья Ди молча положил руку на плечо десятника. Он бережно поднял его седую голову, взглянул на рану в горле и опустил голову на стол. Ма Жун, Цзяо Дай и Дао Гань поспешно отвернулись, увидев на щеке судьи слезы.

Дао Гань первым решился повернуться. Он увидел на пальцах правой руки десятника засохшую кровь.

– Посмотрите, – обратился он к остальным. – Десятник хотел написать что-то собственной кровью. Видите след?

– Он был храбрее всех нас. – Голос Цзяо Дая прервался, он не смог больше произнести ни слова.

Ма Жун закусил губу – так сильно, что на подбородок потекла струйка крови.

Дао Гань опустился на колени и внимательно осмотрел пол. Когда он поднялся, в руке его была пара ярких рубинов. Он молча показал их судье, и тот кивнул головой; он заговорил, но голос его был не его – чужой и хриплый.

– Рубины… Я знал. Но уже поздно.

Совладав с собой, судья сказал:

– Спросите у хозяина, разговаривал ли десятник здесь с человеком в черном капюшоне.

Ма Жун позвал хозяина. Тот забормотал, заикаясь:

– Мы… Я… Не знаю, ваша честь, ничего не знаю! Здесь был… был человек в черном капюшоне, сидел вот здесь… за столиком. Подавальщик говорит, что он заказал стакан вина… И заплатил вперед. Ваш… Десятник, наверное, подошел к нему позже – подавальщик нашел его… уже мертвым.

– Как выглядел тот человек?! – крикнул Ма Жун.

– Подавальщик видел только глаза, господин! Тот человек кашлял… У него был капюшон с наушниками и платок, который закрывал нижнюю часть лица…

– Не важно, – вдруг прервал его судья Ди. Хозяин понял, что больше его спрашивать не будут, и убежал.

Судья Ди молчал. Его помощники не отваживались заговорить первыми. Но наконец он взглянул прямо в глаза Ма Жуну и Цзяо Даю и отрывисто сказал:

– Слушайте внимательно. Завтра с рассветом езжайте в Пять Овнов. Попросите Чжу Да-юаня поехать с вами – он знает короткий путь. Зайдите на постоялый двор и допросите хозяина. Пусть он даст детальное описание того человека, которого видел Бань Фэн. Не задерживайтесь там, возвращайтесь в суд вместе с Чжу. Все понятно?

Оба кивнули.

– А тело Хуна доставьте в суд, – тихо сказал судья.

И с этими словами он вышел из харчевни.

Глава шестнадцатая
Трое всадников возвращаются из ранней поездки; заблудшая женщина раскаивается в своем безумии

Около полудня к зданию управы подъехали трое всадников, чьи меховые шапки были густо запорошены снегом. К суду было не так-то просто пробраться – здание осаждала толпа народа.

– Похоже, сегодня будет заседание, – удивленно заметил Ма Жун.

– Давайте-ка побыстрее, – буркнул Цзяо Дай.

Дао Гань тем временем вышел к воротам, чтобы встретить друзей.

– Судья внезапно назначил внеочередное заседание, – сообщил он. – Выяснилось кое-что новое!..

– Так давайте пойдем к нему и спросим! – с нетерпением воскликнул Чжу Да-юань. – Неужели он узнал, кто убил Хуна?

– Сейчас начнется заседание, – ответил Дао Гань, – а судья попросил не беспокоить его до начала.

– Хорошо, тогда пойдем сразу в зал, – сказал Цзяо Дай. – Пойдемте, господин Чжу, мы найдем вам место в первом ряду!

– Ну, я и в последнем ряду могу постоять, – усмехнулся Чжу, – не придется продираться сквозь толпу. Хотя спасибо вам.

Народу и в самом деле собралось огромное количество – заседание, как видно, ожидалось особенно интересное.

Они вошли в зал суда через боковую дверь, через которую обычно входил судья, и оказались прямо у возвышения.

Сыщики заняли свои места на возвышении, а Чжу прошел в первый ряд зрителей и встал там, прямо за спиной приставов.

В толпе послышался шепот: все увидели судью Ди. Он не спеша прошел на свое место, и, когда он сел, Ма Жун и Цзяо Дай заметили, что его лицо еще темнее и суровее, чем было вчера вечером.

Судья ударил молотком о стол и заговорил:

– Суд Бэйчжоу собрался сегодня на экстренное заседание в связи с тем, что были обнаружены новые улики, касающиеся убийства в доме торговца древностями Бань Фэна. Принесите первое доказательство!

Последние слова относились к старосте, который вышел и почти сразу же вернулся с большой коробкой.

Ма Жун и Цзяо Дай обменялись непонимающими взглядами.

Начальник поставил коробку на пол около судейской скамьи и аккуратно открыл. Он постелил на край скамьи лист чистой бумаги, вынул из коробки то, что в ней лежало, и поставил на бумагу. Это оказалась огромная снежная голова, вместо глаз у которой были два ярко-красных рубина.

Все присутствующие впились взглядами в снеговика. В глазах-рубинах словно таилась угроза – таким холодным и враждебным светом они сияли.

Судья молчал. Он не сводил взгляда с Чжу Да-юаня.

Чжу медленно, будто во сне, сделал несколько шагов вперед и остановился у снеговика, едва не соприкасаясь с ним лбом.

– Отдайте мне мои рубины! – хрипло выдохнул он и поднял руку, обтянутую перчаткой.

Но судья Ди опередил его движение. Он ударил по голове молотком, и снежное покрытие слетело, обнажив отрубленную голову женщины.

Ма Жун зарычал и бросился было на Чжу, но судья успел схватить его за руку.

– Стой, где стоишь! – приказал он. Цзяо Дай подскочил к Ма Жуну и крепко сжал его плечо, не давая вырваться.

Чжу Да-юань неотрывно смотрел на голову; в зале повисла мертвая тишина. Наконец Чжу опустил глаза. Он наклонился и поднял рубины, упавшие вместе со снегом. Он снял перчатки и, бережно положив рубины на ладонь, принялся нежно поглаживать их пальцами другой руки. На губах его играла какая-то детская улыбка.

– О, мои камни, – шептал он, – о, мои прекрасные камни, алые, словно капли крови.

Все взгляды были прикованы к его фигуре, все смотрели на этого высокого, статного человека, в приступе безумия разглядывающего свои сокровища, словно ребенок – любимую игрушку. И не сразу заметили собравшиеся женщину, которую ввел Дао Гань.

Высокая женщина, закутанная в покрывало, остановилась, пристально глядя в лицо Чжу.

– Ты узнаешь отрубленную голову Ляо Лень-фан? – прорезал тишину голос судьи Ди.

Одновременно с этими словами Дао Гань сорвал покрывало, закрывающее лицо женщины. Чжу словно очнулся ото сна. Он в смятении переводил взгляд со стоящей женщины на отрезанную голову и обратно и, наконец, выдавив на лице улыбку, сказал:

– Лучше снова покрыть ее снегом. Покройте ее, покройте быстрее!

Он упал на колени и низко опустил голову. В толпе зашумели, и судья поднял руку, призывая к тишине.

– Где Е Дай? – спросил он у Чжу Да-юаня.

– Е Дай! – Чжу поднял лицо. – Е Дай! Он в снегу. Как и она. – Он внезапно изменился в лице и, дрожа от страха, прокричал женщине: – Помоги мне. Мне нужен снег! Дай мне снега!

Женщина в ужасе прислонилась к скамье и закрыла лицо руками.

– Снега! Снега! – кричал Чжу Да-юань. – Больше снега! – Он снова упал, и слезы полились на каменный пол.

Судья дал знак старосте приставов. Двое приставов схватили Чжу Да-юаня и поставили его на ноги. Он снова упал, изрыгая проклятия, и изо рта его шла пена. На помощь подоспели еще двое приставов, и вчетвером им удалось связать его и вывести из зала.

– Суд Бэйчжоу, – отчетливо объявил судья, – обвиняет землевладельца Чжу Да-юаня в убийстве девицы Ляо Лень-фан, а также подозревает его в убийстве Е Дая. Сообщницей его была жена торговца древностями Баня, урожденная Е. – Подняв руку и призывая к молчанию присутствующих в зале, судья продолжал: – Сегодня утром я произвел обыск в доме Чжу Да-юаня и нашел жену Баня, занимавшую отдельную комнату. Голова убитой Ляо Лень-фан была спрятана в голове снеговика, украшавшего внутренний сад. То, что вы видите перед собой, – деревянная подделка. Ты же, женщина, сейчас перед лицом суда расскажешь всю правду о том, как познакомилась с Чжу Да-юанем и каким образом Чжу Да-юань похитил и убил девицу Ляо Лень-фан. Суд располагает доказательствами твоего соучастия в преступлении и будет ходатайствовать перед столичными властями о смертной казни для тебя. Однако чистосердечное признание может смягчить твою участь, и ты будешь казнена без мучений.

Женщина медленно подняла голову и заговорила тихо, но внятно:

– Я впервые встретила Чжу Да-юаня около месяца назад у витрины ювелирной лавки. Он покупал золотой браслет с рубином и заметил мой завистливый взгляд. Чуть позже, когда я остановилась у лотка с гребнями и заколками, он подошел ко мне и заговорил. Я назвалась, и он сказал, что знает меня, поскольку несколько раз покупал старинные изделия у моего мужа. Я была польщена его интересом к моей особе, и когда он спросил, нельзя ли ему прийти ко мне домой, немедленно согласилась. Мы договорились, что он придет на следующий день, когда мужа не будет дома. Он отдал мне купленный браслет и ушел, ничего не объясняя…

Она остановилась и, еще ниже склонив голову, продолжила:

– В тот день я нарядилась в свои лучшие одежды, как следует натопила в спальне и приготовила горячее вино. Чжу пришел ко мне; он разговаривал со мной вежливо и почтительно, как с равной. Он выпил вино, которое я подала, но, к моей неожиданности, не спешил делать мне никаких предложений… Тогда я, не дожидаясь его слов, сама сняла платье. Чжу резко побледнел, но я продолжала раздеваться. Когда я сняла нижнюю рубашку и осталась нагой, он отвернулся и велел мне одеться, но потом мягко пояснил, что считает меня очень красивой и мечтает сделать своей любовницей, но должен сначала убедиться, что мне можно доверять. Он попросил меня оказать ему одну услугу. «Все что угодно!» – немедленно согласилась я, поскольку отчаянно желала этой связи – связи со знатным, богатым мужчиной, который щедро вознаградил бы меня… Я ненавидела ту жизнь, которую вела в своем доме. Все деньги, которые мне удавалось скопить, постоянно забирал мой брат Е Дай, и…

Ее голос прервался. По знаку судьи пристав поднес ей чашку крепкого чая, и, выпив чай одним глотком, она снова заговорила:

– Чжу рассказал, что через несколько дней мне нужно будет прийти на рынок. Там будет девушка с воспитательницей, и я незаметно уведу эту девушку за собой. Мы договорились, где и когда встретимся, чтобы он мог показать мне девушку. Тогда Чжу подарил мне второй золотой браслет и ушел. Через несколько дней мы встретились у рынка. Чжу пришел в капюшоне, полностью закрывавшем лицо. Я попыталась пробраться к девушке, но ее воспитательница все время была рядом и следила за ней, и у меня ничего не получилось…

– Ты узнала эту девушку? – спросил судья.

– Нет, ваша честь, я клянусь, я не узнала ее тогда! – вскричала Бань. – Я подумала, что это какая-нибудь известная куртизанка. Еще через пару дней мы снова пришли на рынок. Они с воспитательницей засмотрелись на дрессированного медведя, и мне удалось подойти к девушке и прошептать ей, как велел мне Чжу, что ее хочет видеть Ю Ган. Она тут же пошла за мной, ни о чем меня не спрашивая. Я привела ее к пустому дому, который мне показал Чжу. Он следовал за нами и, когда мы подошли, втолкнул девушку в дверь, сказал мне, что придет ко мне позднее, вошел сам и запер дверь прямо передо мной. Когда я увидела развешанные по городу листки, я поняла, что Чжу похитил девушку из богатой и известной семьи. Под каким-то предлогом я убежала из дома к нему и стала умолять отпустить ее, но Чжу ответил, что привел ее к себе и запер в потайной комнате своего дома, где ее ни за что не найдут. Он дал мне денег и пообещал вскоре снова прийти ко мне.

Три дня назад я встретила Чжу на рынке. Он признался, что его пленница пытается привлечь внимание прислуги, и держать ее дома дальше может быть опасно. «Ты живешь на отшибе, – сказал он мне, – так не позволишь ли привести ее к тебе на одну ночь?» Я вспомнила, что вечером муж как раз должен уехать из города на два дня, и согласилась. Чжу пришел после ужина и привел девушку, переодетую монашкой. Я попыталась было заговорить с ней, но Чжу выставил меня за дверь и сказал, чтобы я не входила в дом до второй стражи.

Бань остановилась провела рукой по лбу. Когда она заговорила снова, ее голос был хриплым и прерывающимся.

– Наконец я вошла. Чжу сидел в прихожей и смотрел вперед невидящим взглядом. Я спросила, что случилось, и он ответил, что девушка мертва. Я бросилась в спальню и увидела труп. Он задушил ее. В диком страхе я выбежала в коридор и закричала, что позову квартального. Я готова была помогать ему в любовных делах, но я не хотела становиться соучастницей убийства!

Чжу был странно спокоен… Он сказал, что я и так уже стала его соучастницей, что я виновата и заслуживаю казни, но он скроет убийство и возьмет меня к себе жить, причем так, что никто ничего не заподозрит. Он втащил меня в спальню и заставил раздеться. Он осмотрел мое тело, убедился, что у меня нет ни родинок, ни шрамов, обрадовался и стал уверять меня, что все будет в порядке.

Он снял у меня с пальца кольцо и велел надеть монашескую рясу, которая валялась на полу. Лишь я взяла свою нижнюю рубашку, чтобы переодеться, Чжу стал кричать, отнял ее у меня, силой натянул на меня рясу, вытолкал за дверь и сказал, чтобы я ждала его там.

Не знаю, сколько времени я просидела у двери, дрожа от холода и страха… Наконец Чжу вышел с двумя большими узлами в руках. Он спокойно сказал: «Я отрубил ей голову и забрал твою одежду и обувь. Теперь все решат, что это твое тело, а я поселю тебя в своем доме, и мы, наконец, будем вместе!» – «Но ты сумасшедший! – закричала я. – Как ее могут принять за меня, ведь она невинна, а я – взрослая женщина!» И тут с Чжу произошло что-то странное – от его спокойствия не осталось и следа, на губах выступила пена, и он стал орать: «Невинна?! Да эта маленькая сучка путалась с моим письмоводителем прямо у меня на глазах, в моем собственном доме!» Он дрожал от гнева и злобы, но быстро взял себя в руки. Я подхватила узел с одеждой, и мы вышли. Чжу велел мне запереть дверь. Он повел меня к себе, мы шли вдоль городской стены, а я была в таком ужасе, что не чувствовала холода… Наконец мы пришли. Чжу бросил узел с отрубленной головой на землю в саду и провел меня через внутренний дворик и несколько темных коридоров в комнату. «Там уже есть все, что тебе нужно», – сказал он, и действительно, комната была великолепно обставлена, а глухонемая служанка подала мне изысканный ужин.

Назавтра Чжу пришел ко мне. Он был чем-то очень озабочен, сказал, что сейчас у него нет времени ни на что, и только спросил, где я храню браслеты, которые он мне подарил. Я объяснила, что они лежат в потайном отделении сундука с одеждой, он пообещал принести их мне и заодно захватить мои платья. И он ушел. Однако на следующий день он принес только платья: казалось, что браслеты исчезли из сундука. Я попросила его остаться и побыть со мной, но Чжу ответил, что не может – он сильно поранил руку. Он обещал прийти к вечеру… Вот и все.

Судья Ди велел писцу зачесть вслух весь рассказ. Бань внимательно выслушала и приложила к бумаге большой палец.

– Женщина, – сказал судья, – ты совершила много ошибок и поплатишься за них жизнью. Но поскольку ты действовала по чужому приказу, я буду просить о наиболее мягкой форме казни.

Староста взял тихо плачущую Бань за плечи и повел к двери, где ее уже ждала госпожа Го, чтобы увести в тюрьму.

Судья сказал:

– Суд выражает глубокие соболезнования старейшине цеха Ляо в связи с утерей горячо любимой дочери. Но в то же время суд обязан предостеречь всех отцов: когда дочери ваши достигают брачного возраста, долг отца – не только найти достойного жениха, но и способствовать скорой свадьбе. Так поступали древние, по чьим законам мы живем и поныне. Пусть услышат меня все, кто присутствует сегодня в суде!