Текст книги "Убийство по-китайски: Смертоносные гвозди"

Автор книги: Роберт ван Гулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Глава двадцать вторая
Неожиданный визит к судье; Ди принимает решение провести повторное обследование тела

Судья подошел к печке и протянул руки к огню. Тихонько скрипнула дверь. Судья порывисто обернулся и увидел госпожу Го.

– Сударыня, – сказал он с мягкой улыбкой, – я сейчас занят. Если вы пришли с сообщением, пройдите лучше к старшему писцу.

Женщина, однако, не двигалась – она стояла у двери, опустив глаза.

– Ваша честь, – сказала она тихо, – мне сказали, что вы уходите от нас. Я хотела поблагодарить вас за вашу доброту… И за все, что вы для нас сделали.

Судья смотрел в окно на снег, сверкающий на рамах снаружи.

– Спасибо, госпожа Го, – с усилием сказал он. – И я тоже хотел бы поблагодарить вас и вашего мужа. Вы оказывали мне большую помощь все время, что я был судьей.

Он не оборачивался, ожидая, что она уйдет, и вдыхал чуть слышный аромат сухих трав, повсюду сопровождавший эту женщину.

– Ваша честь, – снова раздался ее тихий голос, – я знаю, что мужчине нелегко понять мысли женщины.

Судья резко обернулся. В ответ на его непонимающий взгляд госпожа Го продолжала:

– У женщин есть свои тайны, в которые мужчине никогда не проникнуть. И даже вы, ваша честь, не догадываетесь о тайне, которую хранит вдова Лу.

– Что?! – воскликнул судья, подходя ближе. – Неужели вы обнаружили что-то новое?!

– Нет, ваша честь, – вздохнула госпожа Го, – это не новое, это очень старое. Но я поняла, каким образом был убит Лу Мин.

– Говорите же! – хрипло произнес судья.

Госпожа Го поправила меховую накидку. Она дрожала, хотя было не холодно; когда она заговорила, голос ее звучал печально и устало.

– Целые дни поглощены домашним трудом… Когда мы готовим, или шьем, или чиним старую одежду, или зашиваем обувь, мы постоянно размышляем. Ведь голова свободна во время работы. И вот, сидя в одиночестве, мы думаем, думаем… Думаем о том, что это и есть вся наша жизнь. И вот мы берем ботинок, к которому нужно пришить подошву, и тут нас осеняет – труд можно облегчить. Мы берем острый гвоздь, молоток и делаем в подошве мелкие дырочки, одну за другой, одну за другой…

Судья хотел что-то ответить, что-нибудь сказать ей, но не нашел нужных слов.

– И просовываем иглу в дырку, вынимаем иглу, просовываем снова… И мысль как будто тянется за иглой вместе с нитью, такая же серая и грустная. Словно одинокая серая птица, кружащая над разоренным гнездом.

Госпожа Го подняла голову и встретилась взглядом с судьей. В его глазах засверкал огонек, которого прежде не было.

– Но однажды приходит счастливая мысль. И женщина отрывается от старых подошв. Она смотрит на старый гвоздь по-другому. Она словно видит его впервые. Старый гвоздь, с которым она просидела столько вечеров подряд…

– Так вы хотите сказать, что…

– Да, именно так, ваша честь, – ответила она тем же ровным голосом. – Шляпка у гвоздя совсем маленькая, и если вогнать его молотком в голову человека, ее ни за что не обнаружат. И ни за что не догадаются, что это было убийство.

– Сударыня, – судья смотрел на госпожу Го, и в глазах его плясало пламя, – сударыня, вы спасли меня! Я уверен, что вы правы! Ну разумеется, это все объясняет! И то, что вдова так боялась вскрытия, и то, что при вскрытии ничего не обнаружили! – Он улыбнулся. – Но вы правы, до этого действительно могла додуматься только женщина!

Госпожа Го не отвечала.

– Отчего же вы грустите? – спросил судья. – Я же говорю, – это, разумеется, правда, это и есть решение всей загадки!

– Да, – тихо сказала женщина, поправляя капюшон, и слабо улыбнулась. – Да, это и есть верное решение.

И с этими словами она вышла.

Судья Ди побледнел. Он долго стоял у двери, ничего не видя перед собой, а очнувшись, вызвал слугу и велел позвать сыщиков.

Ма Жун, Цзяо Дай и Дао Гань не ожидали хороших новостей и, увидев широкую улыбку на лице судьи, одновременно и растерялись, и обрадовались.

Они поняли: за время их отсутствия что-то произошло.

– Друзья, теперь я не сомневаюсь, что мы раскроем убийство Лу Мина! Я велю провести повторное обследование тела.

Ма Жун растерянно взглянул на товарищей; но тут же он широко улыбнулся и воскликнул:

– Раз вы уверены, значит, дело уже почти раскрыто! А когда начнется обследование?

– Как можно скорее! На кладбище мы не пойдем, я прикажу, чтобы гроб принесли сюда.

Цзяо Дай кивнул.

– Да, народ сейчас в таком настроении, что лучше лишний раз не выходить. Лучше пусть приходят сюда, в суд.

Дао Гань, однако, все еще сомневался.

– Знаете, слух о вашей отставке уже распространился по городу. Да и плакаты сейчас уже развешивают… Боюсь, как бы не случилось серьезных волнений из-за этого обследования.

– Ничего, – жестко ответил судья Ди, – я знаю, что делаю. Я готов к тому, что придется рискнуть. Скажите Го, пусть приготовит все, что нужно, в зале суда. Вызовите старейшину цеха мясников и господина Ляо, сообщите им о моем решении и попросите, чтобы они пошли с вами на кладбище и свидетельствовали при изъятии гроба. Если действовать быстро и осторожно, гроб будет здесь раньше, чем в городе что-то узнают. Но даже если народ узнает, что мы снова раскрыли могилу, я вас уверяю, сначала всем будет любопытно, что у нас происходит. К тому же присутствие двух цеховых старейшин их сдержит. Одним словом, я надеюсь, что до начала заседания ничего серьезного не случится.

Судья ободряюще улыбнулся помощникам, и они вышли.

И тут улыбка исчезла с его лица. Все это время он усилием воли изображал оптимизм и уверенность, но на душе его было неспокойно. Судья сел к столу и закрыл лицо руками.

Глава двадцать третья
Внеочередное заседание суда; тайна вдовы окончательно раскрыта

В полдень слуга принес судье обед, но судья не притронулся ни к супу, ни к рису, а выпил лишь чашку чая. Го доложил, что гроб с телом Лу доставили в суд без каких-либо неожиданностей; но сейчас судья видел через окно, как у ворот собирается толпа. Судья слышал разъяренные выкрики, но слов не разобрал.

Вернулись Ма Жун и Цзяо Дай.

– Ваша честь, – с порога заговорил Ма Жун, – там, в зале суда, уже набилась куча народу, они орут и топают ногами, а кому не хватило места, те столпились у ворот. Они негодуют и швыряются камнями.

– Пусть негодуют, – отрезал судья, но Ма Жуна это не успокоило. Он тревожно взглянул на Цзяо Дая.

– Может, стоит позвать полицию? – поддержал Цзяо Дай товарища. – Пусть окружат здание суда, а если…

– Вот что, я пока еще судья! – воскликнул судья Ди и стукнул кулаком по столу. – Я как-нибудь обойдусь без чужой помощи, когда дело касается моего народа!

Ма Жун и Цзяо Дай боялись, что на этот раз судья Ди окажется не прав, но спорить дальше было просто бессмысленно.

Три звонких удара гонга возвестили о начале заседания.

Судья и его помощники вышли и направились в зал.

Там яблоку негде было упасть; на лицах приставов ясно читалась тревога. Судью, однако же, встретили гробовым молчанием.

Заняв свое место на скамье, слева от которой сейчас стоял гроб с телом Лу, судья поднял молоточек и звонко ударил им об стол.

– Объявляю заседание открытым.

Внезапно раздался визгливый голос вдовы:

– Не имеете права! Вы уже в отставке!

– Сегодняшнее заседание, – продолжал судья, игнорируя недовольные шепотки собравшихся, – проводится с целью доказать, что торговец тканями Лу Мин умер не своей смертью, а был зверски убит. Похоронщик, открывай гроб.

Одним прыжком очутившись у самого края возвышения, вдова обвела взглядом всех зрителей и прокричала:

– Пес! Тебе не позволят во второй раз осквернять тело моего бедного мужа!

– Правильно! – закричали в толпе, и люди стали сильнее напирать вперед. – Долой судью! Долой судью!

Ма Жун и Цзяо Дай стояли не шевелясь, держа руки на рукоятках мечей. Тем временем первые ряды зрителей уже оттолкнули приставов и протискивались вперед, к помосту.

В глазах вдовы сверкнул злобный огонек. Она победила! Сердце ее забилось сильнее, и, высоко вскинув правую руку, она застыла в неподвижности. Толпа остановилась. Все взгляды были устремлены на нее.

– Этот нечестивец… – начала она, указывая на судью. Дыхание ее остановилось, и она набрала в грудь воздуху, чтобы выкрикнуть очередное проклятье.

Но договорить ей не дали.

– Лучше вспомни свои дырявые ботинки, женщина! – негромко сказал судья.

Издав страшный крик, вдова согнулась пополам, как от боли, и впервые в ее глазах судья увидел неподдельный ужас. Те, кто стоял впереди, повторяли слова судьи для задних рядов, где их не расслышали.

– Что? Что он сказал? – спрашивали люди, вытягивая шеи вперед.

Овладев собой, вдова выпрямилась и что-то произнесла, но ее голос заглушили глухие удары молотка о крышку гроба. Похоронщик с помощью Дао Ганя снял крышку и положил ее на пол.

– Сейчас вы наконец все узнаете! – пообещал судья Ди.

– Не верьте ему! Он… – закричала вдова, но осеклась на полуслове, поняв, что ее не слушают: все взгляды были прикованы к телу, выложенному на красную циновку. Отойдя на шаг назад, вдова сама впилась глазами в это тело, вернее, в то, что от него осталось.

Судья ударил молоточком по скамье.

– На этот раз судебный эксперт осмотрит лишь голову тела. Пусть он уделит особое внимание верхушке черепа, где еще сохранились волосы.

Го склонился над телом и начал осмотр. В зале все стихло, и слышны были лишь крики с улицы.

Он встал, и все увидели, что его глаза сверкают бешеным гневом.

– Ваша честь, – хрипло произнес он, – я докладываю: на черепе трупа можно увидеть маленькую железную точку. По-видимому, это шляпка гвоздя.

К вдове полностью вернулось самообладание.

– Это заговор, – выкрикнула она. – Это вы сами подложили туда гвоздь!

– Молчи, женщина! – воскликнул какой-то толстый мясник из первого ряда. – Наш цеховой старейшина сам опечатывал гроб, так нам всем интересно, откуда там взялся гвоздь!

– Предъяви гвоздь, – велел судья Го.

Тот достал из рукава пару щипцов, но в этот момент вдова сделала резкий прыжок в его сторону. Тут же ее схватил староста приставов. Она вырывалась, шипя, словно дикая кошка; Го же в это время вырвал щипцами гвоздь из черепа, высоко поднял его, чтобы показать всем собравшимся, и положил на стол судьи.

Вдова разом обмякла в руках старосты, и тот ослабил хватку.

Теперь она опиралась на стол и смотрела на маленький гвоздь невидящим взглядом.

В толпе опять зашумели: люди впереди сообщали задним рядам, что им удалось увидеть, а кто-то выбежал на улицу, чтобы рассказать обо всем тем, кто осаждал здание у входа. Судья громко постучал по столу молоточком, призывая к тишине, и, когда шум наконец улегся, обратился к вдове:

– Ты признаешь, что умертвила своего мужа, вбив ему в голову железный гвоздь?

Вдова подняла голову. Она дрожащей рукой убрала прядь со лба.

– Признаю, – одними губами ответила она. – Признаю.

И тут же поползли шепотки по залу: те, кто расслышал, передавали ее признание задним рядам. Судья откинулся на спинку и молча ждал, пока наступит тишина.

– Суд готов заслушать твое признание, – сказал он.

Вдова машинально запахнула поплотнее накидку.

– Это было так давно… Какое это сейчас имеет значение? – пролепетала она, прислонившись к высокому столу и глядя в окно. Она простояла так долго, но в конце концов заговорила, и голос ее был тверд, а взгляд – ясен. – Мой муж, Лу Мин, был глупцом и тупицей. Жизнь с этим животным была мне ненавистна, я искала чего-то другого… Я родила ему дочь, но он хотел сына. И я поняла, что больше этого не вынесу. Однажды он пожаловался на боль в животе. Я дала ему крепкого вина, подмешав в него сонный порошок. Он уснул, а я взяла гвоздь, которым прокалывала дырки в подошве ботинок, и молотком вогнала ему в голову по самую шляпку.

– Смерть ведьме! – закричал кто-то, и к нему присоединились остальные. Настроенные еще несколько минут назад против судьи Ди, люди немедленно изменили свое отношение, и сейчас на вдову смотрела разъяренная толпа, жаждущая ее крови.

– Тишина! – Судья Ди ударил молотком по столу. Люди мгновенно замолчали: теперь на судью смотрели с прежним почтением и уважением.

– Пришел Кван, констатировал смерть от сердечного приступа, – продолжала вдова Лу. – Но за это он требовал, чтобы я стала его любовницей. Он-то считал себя знатоком древней магии, хотя на самом деле не знал практически ничего, кроме самых простых вещей. Так что, как только он подписал свидетельство о смерти, я порвала с ним. И вот я наконец оказалась на свободе… Однажды – это было где-то месяц тому назад – я упала и подвернула ногу у себя на крыльце. Мимо проходил мужчина, он увидел меня, помог мне подняться и войти в дом. По одному его прикосновению я поняла, какой огромной силой этот человек обладает. Именно такого мужчину я искала всю жизнь… Я пустила в ход все свои чары, чтобы удержать его рядом, но чувствовала сопротивление. И все равно, когда он ушел, я уже знала, что он обязательно вернется.

Сейчас, при этом воспоминании, к вдове вернулся былой румянец, и она заговорила оживленнее:

– И он вернулся – я победила! В этом мужчине пылало яркое, обжигающее пламя; он одновременно и любил и ненавидел меня, он ненавидел самого себя за то, что полюбил, и все же любил! Он любил меня! Нас свела сама судьба.

Она замолчала. Ее голова склонилась, голос снова стал тихим, печальным и усталым:

– Прошло немного времени, и я поняла, что теряю его. Он винил меня в том, что я забираю его силу, мешаю ему полностью сосредоточиться на борьбе… Он сказал, что нам нужно расстаться. Эти слова привели меня в ужас. Я не могла без него жить, он стал частью меня, частью моей жизни… И я пригрозила ему, что, если он оставит меня, я убью его, как убила мужа. – Вдова покачала головой. – Лучше бы я этого не говорила! Он посмотрел на меня так, что я поняла: все кончено. Теперь я должна убить его.

Я смешала ядовитый порошок с сухим жасмином и пришла к нему в баню, переодетая юношей-татарином. Я сказала, что хочу попрощаться, что не держу на него зла, и предложила расстаться друзьями… Он был как-то подчеркнуто вежлив со мной и ничего не сказал о том, что сохранит мою тайну. А когда он отвернулся, я бросила ему в чашку яд. Он выпил этот чай, а потом посмотрел на меня такими глазами… Попытался что-то сказать. Язык ему уже не повиновался, но я поняла, что он проклял меня. Для меня все кончилось. Ведь он был единственным человеком, которого я любила, единственным… И я убила его, потому что не могла иначе!

Вдова подняла голову и взглянула судье прямо в глаза.

– Я мертва. С моим телом делайте все что хотите.

Ее лицо изменилось прямо на глазах, и судью объял ужас. Глубокие морщины пересекли ее лоб, глаза затуманились, как будто она враз постарела на десяток лет. Теперь, когда ее дух был сломлен, от нее ничего не осталось – лишь оболочка, пустая окаменелая раковина.

– Прочитай вслух показания, – велел судья писцу. Староста передал бумагу вдове Лу, и она прижала к ней большой палец.

Судья Ди объявил заседание закрытым.

Глава двадцать четвертая
Судья Ди направляется на тайное свидание; он поднимается на Лекарский Холм

Раздались хлопки – сначала робкие, потом все сильнее и сильнее. В коридоре Ма Жун по-дружески ударил Цзяо Дая по плечу: ему захотелось как-то выразить свою радость. И даже скептик Дао Гань весело смеялся. Лишь судья был по-прежнему серьезен и бесстрастен.

– Тяжелый был день, – сказал он, когда все они зашли в кабинет. – Вы, ребята, можете идти отдыхать, а тебя, Ма Жун, я, к сожалению, отпустить не могу. Ты мне нужен.

Цзяо Дай и Дао Гань слегка удивились, но виду не подали и ушли. Судья Ди взял со стола письмо, которое писал в префектуру, разорвал его и выбросил клочки в огонь. Он молча наблюдал за тем, как горит бумага, и, когда от письма осталась лишь зола, повернулся к Ма Жуну.

– Ма Жун, переоденься в охотничий костюм. Потом спускайся во двор, я уже велел приготовить двух лошадей.

Окончательно сбитый с толку Ма Жун хотел было спросить, что все это значит, но по взгляду судьи понял, что вопросов сейчас лучше не задавать. И молча вышел.

Во дворе судья Ди взглянул на небо, густо затянутое облаками, и сказал:

– Лучше поспешить – скоро начнет темнеть.

Они выехали через задние ворота и направились по главной улице, причем судья специально закутал лицо платком так, что видны были одни глаза.

Несмотря на холодную погоду, на улице было многолюдно – вокруг лавочек, лотков и магазинчиков толпились люди, оживленно обсуждая последнее заседание суда. На двух всадников в капюшонах никто не обращал никакого внимания.

У городских врат судья Ди остановился и рукояткой кнута постучал в дверь сторожевого помещения. Навстречу ему вышел стражник, и судья попросил у него фонарик из промасленной бумаги.

Выехав за ворота, судья свернул налево. Снегопада больше не было, но небо стало постепенно темнеть.

– Далеко мы едем, ваша честь? – встревоженно спросил Ма Жун. – Как бы не заблудиться тут среди холмов!

– Не заблудимся, я знаю дорогу, – коротко ответил судья. – Уже недалеко.

Ма Жун узнал эту дорогу: она вела на кладбище.

У самой ограды судья перешел на шаг, и сейчас он медленно ехал мимо темных могил. Миновав раскопанную могилу Лу Мина, он направился в самый дальний угол кладбища и там спешился. Ма Жун последовал его примеру, и они вместе пошли дальше. Судья вглядывался в имена, начертанные на могильных камнях, и что-то бормотал себе под нос.

У одной из могил он остановился. Он нагнулся и протер рукавом плиту. Из-под снега появилась надгробная надпись, гласившая, что здесь похоронен некто Ван.

– Помоги мне раскопать могилу, – сказал судья. – Там в седельной сумке есть две лопаты.

Они вместе очистили могильную плиту от слоя снега и дерна, но сдвинуть ее оказалось непросто; к тому времени, как плита начала поддаваться, уже стемнело, и даже луны не было видно из-под облаков.

Несмотря на холод, судья Ди сильно вспотел. Но вот наконец плиту отодвинули, и, взяв из рук Ма Жуна фонарь, судья ступил вниз, в саму могилу. Три гроба стояли внутри. Невольно понизив голос до шепота, судья велел Ма Жуну держать фонарь над могилой, а сам достал из-под одежды резец и, пользуясь лопатой как молотком, стал открывать крышку одного из гробов.

– Зайди с той стороны, – прошептал судья.

Ма Жун, по-прежнему ничего не понимая, спустился в могилу, просунул лопату между гробом и крышкой, чтобы помочь снять ее. Осквернение могилы… Что происходит? В голове Ма Жуна вертелись беспорядочные мысли, и, хотя внутри могилы было не так холодно, а он с силой налегал на лопату, его била дрожь.

Ма Жун не мог бы сказать, сколько времени они провозились с гробом; но когда крышка в конце концов поддалась, он почувствовал дикую боль в спине. Крышку подняли с трудом, такая она была тяжелая.

– Брось прямо на землю, – пропыхтел судья Ди, и крышку с грохотом опустили.

Судья Ди закрыл лицо платком, Ма Жун последовал его примеру. Судья же наклонился над гробом, в котором лежал скелет, кое-где обтянутый остатками кожи…

Ма Жун выскочил наверх как ошпаренный, но судья успел передать ему фонарь. Он сел на корточки и осторожно прикоснулся к черепу. Череп легко отделился от скелета, и судья взял его в руки. Ма Жун светил ему фонарем, и судья внимательно осмотрел и ощупал черепные кости.

Но что это? Померещилось Ма Жуну или и в самом деле на мгновение что-то сверкнуло в черепе? Послышалось ему или действительно внутри черепа что-то тихо звякнуло, когда судья тряхнул его в руке?..

Проведя в последний раз пальцем по верхушке черепа, судья бережно положил его обратно в гроб и хрипло прошептал:

– Все. Можем идти.

Выбравшись из могилы, судья увидел, что ветер разогнал облака и на небе над кладбищем сияет полная луна…

– Нужно поставить плиту на место, – сказал он, потушив фонарь.

Это заняло у них довольно много времени, а когда плиту вкопали на место, судья обмазал ее основание снегом и землей, – теперь никто не заметит, что ее выкапывали.

За воротами кладбища Ма Жун больше не смог сдерживать одолевающее его любопытство.

– Ваша честь, но чья это могила? – спросил он.

– Узнаешь завтра, – ответил судья. – На утреннем заседании я объявлю о начале расследования убийства.

У северных врат Бэйчжоу судья натянул поводья и остановил лошадь.

– Что ж, сейчас достаточно светло, поэтому поезжай один. Я еще проедусь немного, – сказал он.

И прежде чем Ма Жун успел раскрыть рот, он резко повернул, пришпорил лошадь и скрылся.

Судья Ди ехал в восточном направлении. Скоро перед ним вырос Лекарский Холм; судья остановился, спешился, привязал лошадь к дереву и зашагал вверх.

Знакомая фигура в сером стояла у изгороди на самом верху, глядя сверху на заснеженную дорогу.

Заслышав шаги, она медленно обернулась.

– Я знала, что вы придете, – тихо произнесла она. – И ждала вас.

Судья смотрел на нее, не двигаясь.

– Да вы весь в земле и в грязи! Вы… Вы были там?

– Да, – медленно ответил судья, – я ездил туда. Мы ездили вместе с Ма Жуном. И теперь я обязан выступить в суде.

Судья видел, как наполняются отчаянием ее глаза, и беспомощно оглянулся, ища слов и не находя их.

– Я знала, что так и будет. – Она говорила ровно, без интонаций. – И все же… И все же… Вы ведь не знаете…

– Знаю. – В голосе судьи зазвенел металл. – Я знаю, почему вы это сделали, и знаю, почему… почему сказали мне сейчас.

Она еще ниже опустила голову и зарыдала, но зарыдала беззвучно – лишь слезы градом покатились по ее щекам.

– Восстанавливать порядок и исправлять нанесенный ущерб… – Голос судьи дрожал. – Пусть даже это сломает нас и нашу жизнь. Поверьте мне, я ничего не могу сделать… ничего. Это сильнее меня. Нас ждет ад. И вас, и меня. Видит Небо, я хотел бы поступить иначе! Но нет, я не могу. А ведь именно вы спасли меня… Простите же меня… если можете.

– Не говорите так, – всхлипнула она. И, улыбнувшись сквозь слезы, прибавила: – Я не сомневалась, что вы так и сделаете. А иначе ничего не сказала бы. И… мне совсем не хочется, чтобы вы были другим.

Судья попытался что-то сказать, но не смог. Его лицо исказилось от муки. Он лишь взглянул на нее, взглянул беспомощно, с отчаянием и ужасом.

– Не нужно говорить, – прошептала она. – И не смотрите на меня так. Я не вынесу…

Она закрыла лицо руками. Судья стоял неподвижно, чувствуя, как холодная сталь пронзает его сердце.

Женщина подняла глаза. Судья хотел заговорить, но она прижала палец к губам.

– Не нужно, – повторила она. На ее лице появилась улыбка. – Сейчас так спокойно… Помните: и услышишь, как упали лепестки на белый снег… Если прислушаться, можно расслышать…

Она порывисто подняла руку, показывая на сливовое дерево.

– Смотрите! Посмотрите сюда, слива цветет! – воскликнула она.

Судья взглянул туда, куда она указывала… И у него перехватило дыхание. Черное сливовое дерево, словно тушью нарисованное на белом фоне, сейчас было сверху донизу покрыто алыми цветками. Они сверкали в лунном свете, как драгоценные камни на серебряных ветках. И несколько лепестков, покружившись, упали вниз, на снег…

Тишину прорезал треск. Судья вздрогнул, повернулся и увидел, что ограда сломана, а он стоит на холме совершенно один.

Последняя встреча на Лекарском Холме