Текст книги "Убийство по-китайски: Золото"
Автор книги: Роберт ван Гулик
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)
Глава седьмая
Судье Ди доносят о лаковой шкатулочке; в ночи кромешной он посещает храм
Ма Жун и Цзяо Дай, войдя во двор управы, увидели свет в окне судейского кабинета. Судья Ди уединился там со старшиной Хуном. Стол был завален бумагами и папками.
Судья жестом велел им занять табуреты перед столом и сказал:
– Мы с Хуном обследовали библиотеку судьи, но так и не поняли, каким образом был отравлен чай. Поскольку поставец с жаровней стоит у окна, Хун предположил, что убийца, находясь снаружи, проткнул оконную бумагу тонкой трубкой и посредством нее всыпал порошок в сосуд, стоящий на жаровне. Мы вернулись к библиотеке, чтобы проверить, возможно ли это, и обнаружили, что окна закрываются плотными ставнями, а их никогда не открывали, потому что окно выходит на темный угол сада. Покойный судья пользовался другим окном, тем, у которого стоит письменный стол.
Судья бросил быстрый взгляд на помощников и продолжил:
– Перед самым ужином я принял четырех квартальных. Мне они показались людьми вполне достойными. Был также и корейский квартальный, весьма способный человек. Похоже, у себя на родине он лицо довольно высокопоставленное.
Судья замолчал на некоторое время, глядя на пометки, которые он делал, пока работал с Хуном.
– После ужина, – продолжил он, – мы с Хуном просмотрели наиболее важные бумаги в здешнем архиве и нашли, что все записи сохраняются самым тщательным образом. – Он оттолкнул лежащую перед ним папку и спросил, оживившись: – Ну, а каковы ваши успехи на сегодня?
– Боюсь, господин судья, успехов у нас маловато, – вздохнул Ма Жун. – Видно, мне и моему другу придется учиться этому делу, что называется, с азов.
– Мне предстоит то же самое, – заметил судья Ди со слабой улыбкой. – Что же с вами случалось?
Сначала Ма Жун рассказал о хозяине «Сада Девяти Цветов» и о том, что говорил тот о стряпчем Тане и его помощнике Фан Чуне. Выслушав это сообщение, судья Ди, покачав головой, сказал:
– Не понимаю, что творится со стариком Таном – он в ужасном состоянии. Вообразил, будто ему явился дух покойного судьи, и, похоже, это потрясло его до глубины души. Но за этим, как я подозреваю, кроется что-то еще. Этот человек измотал мне все нервы. После вечернего чая я отослал его домой. Что же касается Фан Чуна, мы не должны слишком полагаться на слова харчевника. Такие люди редко бывают довольны управой: им не нравится, что именно мы устанавливаем цены на рис, облагаем налогами вина и все такое прочее. Мы составим наше собственное мнение об этом чиновнике, когда он появится.
Судья помолчал, отхлебнул чая, затем продолжил:
– Кстати, Тан сообщил мне, что в окрестностях города действительно объявился тигр-людоед. На прошлой неделе он заел крестьянина. Как только расследование убийства продвинется, вы получите возможность добыть этого зверя.
– Вот такая работа нам по душе, господин судья! – обрадовался Ма Жун.
Но тут же радость его угасла. Поколебавшись, он рассказал о смертоубийстве, коему, как они полагают, они стали свидетелями на берегу канала.
Судья Ди явно встревожился. Поджав губы, он молвил:
– Будем надеяться, что это туман сыграл с вами шутку. Второе убийство мне сейчас ни к чему! Сходите-ка туда поутру и попытайтесь расспросить людей, живущих поблизости, – может быть, что-нибудь и прояснится и найдется нормальное объяснение тому, что вы видели. И посмотрим, не заявит ли кто-нибудь о пропаже человека.
Затем Цзяо Дай доложил об их встрече с По Каем, управляющим делами Е Пена, а также о посещении плавучего веселого дома, несколько покривив против истины: мол, выпили немного да поболтали с девушками.
К великому облегчению двух друзей, судья, кажется, остался доволен их докладом.
– Все не так уж и дурно! – сказал он. – Вам немало удалось разнюхать, а веселые дома – место встречи всей городской шушеры. Хорошо, что теперь вы туда вхожи. Покажите-ка, где стоят эти барки. Старшина, где карта?
Хун развернул на столе карту города, испещренную рисунками. Ма Жун встал и, склонившись над ней, указал на второй мост через канал, если считать от водных ворот в юго-западной части города.
– Где-то здесь мы видели человека в носилках. Вот здесь – заведение, в котором мы познакомились с По Каем и откуда на лодке двинулись по каналу на восток. И прошли через водные ворота.
– Как же вы прошли? – спросил судья. – Такие ворота всегда запираются крепкими решетками.
– Там в решетке пролом, – ответил Ма Жун. – Маленькая лодка запросто проходит.
– Завтра же необходимо исправить, – сказал судья Ди. – Но почему веселые дома расположены на барках?
– Тан сказал мне, ваша честь, – вступил Хун, – что несколько лет тому назад здешний судья потрафил тем, кто не желал, чтобы веселые дома располагались в самом городе. Вот им и пришлось перебраться на корабли, стоящие в протоке у восточной стены. Потом этого ханжу перевели, но «цветочные барки» остались на месте – морякам это пришлось по нраву: добраться туда можно прямо с их судов, не имея дела со стражей у городских ворот.
Судья Ди кивнул. Поглаживая бакенбарды, он заметил:
– Этот По Кай мне кажется человеком достойным внимания, я хотел бы с ним как-нибудь встретиться.
– Даром что поэт, – заметил Цзяо Дай, – а ума ему не занимать. Сразу признал в нас бывших «лесных братьев», да и на барке он единственный, кто заметил, что девчонку лупцуют.
– Лупцуют девчонку? – удивился судья Ди.
Цзяо Дай стукнул кулаком себе по коленке.
– Ну и болван же я! – вскричал он. – Сверток! Я совсем забыл про него! Кореяночка дала мне сверток, который ей оставил господин Ван.
Судья вновь уселся в кресло.
– Это может оказаться для нас первой зацепкой, – проговорил он нетерпеливо. – Но почему судья отдал это на хранение обыкновенной потаскушке?
– Вот что она рассказала, – отвечал Цзяо Дай. – Случилось так, что судья Ван увидел ее в питейном заведении, куда ее пригласили развлекать публику, и девочка приглянулась старому греховоднику. Разумеется, ему не к лицу было ездить на барку, поэтому он частенько вызывал ее на ночь сюда, в свой дом, тут она его и обслуживала. Однажды утром, это было с месяц назад, когда она уже собиралась уходить, он всучил ей сверток, приговаривая, мол, дальше положишь – ближе возьмешь, и велел спрятать и никому не показывать; а когда ему потребуется, он попросит вернуть. Она спросила, что там, в свертке, а он рассмеялся и сказал, что это все пустяки. А потом серьезно так добавил: если со мной, говорит, что-нибудь случится, передай это моему преемнику.
– Почему же она не принесла сверток в управу сразу после того, как судью убили? – спросил судья Ди.
Цзяо Дай пожал плечами.
– Девочки смертельно боятся управы. Вот и она ждала, пока кто-нибудь из служащих не окажется на их барке; я случайно оказался первым. Вот эта вещь.
Он вынул из рукава небольшой сверток и отдал судье.
Судья Ди, повертев его в руках, сказал, не скрывая волнения:
– Что ж, посмотрим, что там внутри!
Он нарушил печать и сорвал обертку. Под ней оказалась плоская черная лаковая шкатулка. Крышку ее украшал великолепный рисунок, наведенный рельефным золотым лаком: два бамбуковых стебля с купой листьев, а по краю – кайма, инкрустированная перламутром.
– Этой старинной шкатулке цены нет, – сказал судья Ди, приподнимая крышку. И охнул. Шкатулка была пуста. – Кто-то уже открывал ее! – воскликнул он в ярости и схватил порванную обертку. – Воистину, мне еще многому придется научиться, – добавил он желчно. – Прежде чем срывать бумагу, надо было самым тщательным образом обследовать печать! Теперь уже поздно.
Он откинулся на спинку кресла, нахмурился.
Старшина Хун с интересом рассматривал лаковую шкатулку.
– Судя по размерам и форме, я бы сказал, что она вполне годится для хранения документов.
Судья Ди кивнул.
– Что ж, – вздохнул он, – это лучше, чем ничего. Покойный судья, должно быть, положил в нее какие-то важные бумаги, более важные, чем те, что держал в ящиках стола. Где девушка хранила шкатулку?
– В своей каюте, между кроватью и стенкой, – без промедления ответил Цзяо Дай.
– Понятно, – сухо молвил судья Ди, пристально глядя на него.
– Она уверяла меня, – торопливо продолжил Цзяо Дай, пытаясь скрыть свое смущение, – что никому не говорила о шкатулке и никому не показывала. Однако она не скрывала, что в ее отсутствие другие девушки пользовались ее каютой и что обслуга и гости заходят туда беспрепятственно.
– А это значит, что, даже если ваша девушка сказала правду, в сущности, кто угодно мог обнаружить пакет! Опять мы в тупике. – Некоторое время судья размышлял, затем пожал плечами и встал. – Ладно. Просматривая библиотеку судьи, я нашел записную книжку. Взгляните, может быть, вы что-нибудь в этом поймете.
Он выдвинул ящик и подал книжку Ма Жуну. Тот стал листать ее, а Цзяо Дай смотрел из-за плеча. Покачав головой, силач вернул книжку судье.
– Ежели надо, мы вам скрутим любого головореза – это нам, судья, раз плюнуть, – пообещал он. – А ворочать мозгами, на это мы с другом не мастаки. Нам бы работенку какая попроще.
– Прежде чем брать преступника, мне надо его найти, – невесело улыбнулся судья. – Но не беспокойтесь, будет вам работа этой ночью – как раз по вам. По некоторым причинам мне необходимо обследовать задний притвор Храма Белого Облака, но никто не должен узнать об этом. Посмотрите на карту и скажите, как это можно сделать.
Ма Жун и Цзяо Дай склонили головы над картой. Судья Ди, водя по ней пальцем, сказал:
– Смотрите, храм находится к востоку от города, на другом берегу протоки, к югу от корейского квартала. Тан сказал мне, что задний притвор храма расположен прямо за стеной. А снаружи – холм, покрытый густым лесом.
– Через стену можно перелезть, – заметил Ма Жун. – А вот как добраться до храма, чтобы никто не заметил? Ночью-то народу немного; стражники в восточных воротах по всему городу разнесут, коль увидят нас в столь неурочное время.
Цзяо Дай, посмотрев на карту, предложил:
– Можно взять лодку напрокат возле того заведения, где мы встретили По Кая. Ма Жун – отличный гребец, он пройдет по каналу до поломанной решетки и потом на ту сторону протоки. А дальше – как повезет.
– Кажется, мысль неплохая, – сказал судья Ди. – Я только надену охотничье платье, и мы выходим.
Четыре человека покинули двор управы через боковые ворота и двинулись на юг по главной улице. Погода улучшилась, луна сияла в небе. Они нашли лодку, причаленную позади питейного заведения, и взяли ее, заплатив за прокат.
Ма Жун и вправду оказался искусным гребцом. Он ловко довел лодчонку до проема в стене. Он же нашел дыру в решетке. Пройдя там, он погнал лодчонку вдоль плавучих веселых домов, затем, добравшись до последнего, резко повернул на восток и пересек протоку.
На противоположном берегу выбрали место, заросшее густыми кустами, и причалили. Судья со старшиной Хуном вышли, а Ма Жун с Цзяо Даем вытянули лодку на берег и спрятали под кустами.
– Лучше бы старине Хуну подождать здесь, – сказал Ма Жун. – Посудину нельзя оставлять без присмотра, да и дорожка предстоит нам не гладкая.
Судья Ди кивнул. Ма Жун с Цзяо Даем двинулись сквозь заросли, судья следом. У обочины дороги Ма Жун предостерегающе поднял руку и, раздвинув ветки, указал на поросший густым лесом склон холма по ту сторону. Слева на некотором расстоянии виднелась мраморная сторожка у врат Храма Белого Облака.
– Никого не видать, – шепнул Ма Жун. – Бежим!
По другую сторону дороги под деревьями стояла непроглядная тьма. Ма Жун вел судью Ди за руку, помогая ему продираться через густой подлесок. Цзяо Дай, обогнав их, уже поднимался по лесному склону; двигался он почти бесшумно.
Это был тяжкий подъем.
Они то карабкались по узким крутым тропинкам, то продирались сквозь заросли деревьев. Скоро судья потерял всякое представление о сторонах света, но его вожатаи, бывалые лесные следопыты, уверенно продвигались вперед.
Вдруг рядом с судьей объявился Цзяо Дай и прошептал:
– За нами кто-то идет.
– Я тоже слышу, – тихо подтвердил Ма Жун.
Все трое застыли друг подле друга. Теперь и судья услышал негромкий шорох и басовитое урчанье. Звуки доносились откуда-то снизу и слева.
Ма Жун, дернув судью за рукав, лег наземь и пополз. Судья с Цзяо Даем последовали его примеру. Так они вползли на невысокий скалистый гребень. Ма Жун осторожно раздвинул ветки. И выругался чуть слышно.
Судья Ди глянул вниз, в неглубокий распадок. В лунном свете он заметил темную тень, прыжками скользившую среди высокой травы.
– Это тигр, не иначе! – возбужденно прошептал Ма Жун. – Эх, нет с нами наших самострелов! Не бойтесь, на троих он не нападет.
– Заткнись, – сквозь зубы процедил Цзяо Дай.
Он пристально следил за темным телом, стремительно перетекавшим лесную луговину. Вот оно вспрыгнуло на скалу и исчезло в чаще.
– Это не просто зверь! – прошептал Цзяо Дай. – Когда он прыгнул, я мельком заметил белую когтепалую руку. Это – оборотень!
Долгий жуткий вой разорвал тишину. От этого, почти человеческого, завывания у судьи холодные мурашки побежали по спине.
– Он учуял нас, – прохрипел Цзяо Дай. – Бежим к храму; держите вниз и правее по этому склону!
Вскочив, он схватил судью Ди за руку. Оба вожатая ринулись вниз по склону с такой скоростью, с какой только было возможно, таща за собою судью. А тот ничего не соображал – ужасный вой все еще звучал в его ушах. Он спотыкался о корни, вскакивал, вновь спотыкался; ветки рвали на нем одежду. Дикий ужас овладел им; ему казалось, что вот сейчас ему на спину обрушится сокрушительная тяжесть и острые клыки вонзятся в горло.
Вдруг его отпустили, и оба вожатая бросились вперед. Продравшись сквозь кусты, судья увидел кирпичную стену высотой футов в десять. Цзяо Дай уже стоял, пригнувшись, перед ней. Ма Жун легко вспрыгнул ему на плечи, уцепился за верхний край стены и подтянулся. Оседлав ее, он протянул судье руку. Цзяо Дай подтолкнул снизу. Судья ухватился за руку и оказался на гребне стены.
– Прыгайте! – рявкнул Ма Жун.
Судья Ди перевалился через стену, повис на руках и разжал пальцы. Он упал на кучу мусора. Не успел он встать, а Ма Жун и Цзяо Дай уже приземлились рядом. В лесу за стеной вновь раздался долгий тягучий вой. Затем все стихло.
Они оказались в маленьком саду. Прямо перед ними высилось здание, стоящее на широкой кирпичной террасе высотой локтя в четыре.
– Ну, судья, вот вам и задний притвор! – задыхаясь, проговорил Ма Жун. При лунном свете его тяжелое лицо выглядело изможденным. Цзяо Дай молча разглядывал свою порванную одежду.
Судья Ди никак не мог перевести дух; пот заливал лицо и струился по всему телу. С трудом справившись с голосом, он сказал:
– Поднимемся на террасу, вход в притвор с другой стороны.
Они обогнули притвор, и по другую сторону квадратного двора, вымощенного мраморными плитами, увидели основное здание храма. Стояла мертвая тишина.
Судья некоторое время созерцал эту мирную картину, затем повернулся к тяжелой двустворчатой двери притвора и толкнул ее. Она распахнулась, и глазам их предстал просторный зал, тускло освещенный лунным светом, сочащимся сквозь высокие, затянутые бумагой, окна. В зале не было ничего, кроме ряда темных продолговатых ящиков. Слабый тошнотворный запах тления висел в воздухе.
Цзяо Дай выругался.
– Да ведь это гробы! – пробормотал он.
– Ради них мы сюда и пришли, – откликнулся судья Ди.
Он вынул из рукава свечу и, попросив у Ма Жуна трут с огнивом, зажег ее. Затем, согнувшись в три погибели, судья двинулся вдоль гробов, разбирая надписи на бумажных ярлыках, приклеенных к их торцам. Возле четвертого остановился, разогнулся и постучал по крышке.
– Прихвачена гвоздями, – шепнул он. – Снимайте.
Помощники, поддев ножами крышку, приподняли ее. Судья с нетерпеньем ждал. Вот они сняли ее и уложили на пол. Из темного ящика ударил тошнотворный запах. Ма Жун с Цзяо Даем, отплевываясь, отпрянули.
Судья Ди, прикрыв нос шейным платком, поднял свечу и вгляделся в лицо мертвеца. Ма Жун с Цзяо Даем, в которых любопытство пересилило страх, смотрели из-за его плеча. У судьи не осталось сомнений: в гробу лежал тот самый человек, которого он встретил в коридоре – то же несколько надменное лицо, те же тонкие прямые брови, правильный нос и на левой щеке такое же большое родимое пятно. Единственные различия – трупные синие пятна, обезобразившие впалые щеки, да запавшие закрытые глаза. Судья почувствовал отвратительную пустоту в желудке. Сходство было абсолютным, и никаких фокусов: в пустом доме он видел привидение.
Он отступил на шаг и подал знак помощникам закрыть крышку. Затем погасил свечу.
– Не стоит нам возвращаться той же дорогой, какой пришли, – сказал он сухо. – Пройдем вдоль внешней стены и переберемся через нее ближе к воротам храма, где-нибудь возле сторожки. Худо то, что нас могут заметить, но в лесу нас ждет куда худшее!
Помощники согласно хмыкнули.
Они обогнули храм, прячась в тени, отбрасываемой стеной, и увидели впереди привратную сторожку. Затем перелезли через стену и продолжили путь вдоль нее по краю леса. Никого не было видно. Перебежав дорогу, они оказались в прибрежных зарослях.
Старшина Хун лежал в лодке и крепко спал. Судья Ди разбудил его, затем вместе с Ма Жуном и Цзяо Даем спустил суденышко на воду.
Ма Жун взялся было за весло, но вдруг застыл. Пронзительный голос разнесся над темными водами. Он пел фальцетом: «О луна, о луна среброликая…»
Маленький челнок скользил к проему в городской стене. Певец сидел на носу, плавно помавая руками в такт своей песне.
– Ага, – прорычал Ма Жун, – это наш пьяный поэт, По Кай, наконец-то собрался домой! Переждем, уступим ему дорогу.
Когда певец заголосил вновь, Ма Жун мрачно добавил:
– Я-то думал, что ужасней этого ничего на свете нет. Но, уж поверьте мне, после того воя, что мы слышали в лесу, этот мне даже нравится!
Глава восьмая
Богатый судовладелец заявляет об исчезновении новобрачной; судья вычисляет место встречи двух людей
Судья Ди встал задолго до рассвета. Вернувшись из похода в храм, он чувствовал себя совершенно обессилевшим, но спал ужасно. Дважды ему привиделось, будто мертвый судья стоит у его постели. Он просыпался весь в поту, но в комнате никого не было. В конце концов он поднялся, зажег свечу и, сидя за столом, занимался уездным архивом до тех пор, пока заря не окрасила розовым цветом оконную бумагу и прислужник не принес ему завтрак – утренний рис.
Едва судья отложил в сторону палочки для еды, как вошел старшина Хун с горячим чаем. Он доложил: Ма Жун с Цзяо Даем уже ушли проследить за ремонтом решетки водных ворот и обследовать берег канала в том месте, где они стали свидетелями происшествия в тумане; постараются обернуться до начала утреннего заседания; Фан Чун, по сообщению старшего пристава, все еще не объявился; кроме того, пришел слуга Тана с известием, что ночью у его хозяина случился приступ лихорадки и что старший стряпчий явится, как только почувствует себя лучше.
– Я и сам не слишком хорошо себя чувствую, – пробормотал судья Ди. Он с жадностью выпил две пиалы горячего чая, затем продолжил: – Жаль, что здесь нет моих книг. Среди них довольно много трактатов о призраках и оборотнях, но, к сожалению, прежде я слишком мало интересовался этим вопросом. А судье не должно пренебрегать никакими знаниями. Ну, да ладно. Итак, Хун, вы с Таном вчера обсуждали утренние слушания – что же нам предстоит?
– Не слишком многое, ваша честь, – отвечал старшина. – Мы должны разрешить тяжбу двух крестьян о размежевании земель. И это все. – Он подал судье папку.
Проглядев ее, судья Ди заметил:
– По счастью, дело, кажется, совсем простенькое. Тан прекрасно размежевал земли по старой карте, на которой точнейшим образом обозначены первоначальные границы. Мы закроем слушания, как только разберемся с этим. У нас есть дела поважнее!
Судья Ди поднялся, старшина Хун помог ему облачиться в официальное платье из темно-зеленой парчи. Как только судья сменил свою домашнюю шапочку на черный с жесткими крылышками головной убор, три удара большого гонга огласили управу, оповещая о начале утреннего заседания.
Судья вышел из кабинета, пересек коридор и через дверь, скрытую занавесом с единорогом, поднялся на помост. Усаживаясь в большое кресло за судейским столом, он про себя отметил, что зал переполнен – жители Пенлея пришли поглазеть на нового судью.
Оглядевшись, он убедился, что все судейские на своих местах. Слева и справа от судейского стола за столами пониже сидели два писца с чернильницами и кистями, готовые вести запись заседания. Перед помостом напротив судьи выстроилось шесть приставов – в два ряда по трое; чуть в стороне стоял старший пристав, медленно покачивая своей тяжелой плетью.
Судья Ди стукнул молоточком и объявил слушания открытыми. Закончив перекличку, он обратился к документам, которые старшина Хун разложил на столе, и дал знак старшему приставу. Два крестьянина предстали перед судьей и пали на колени. Судья объявил им решение по тяжбе о размежевании. Оба крестьянина ударили лбом об пол, выражая благодарность.
Судья поднял было молоточек, собираясь за-, крыть слушания, как вдруг вперед выступил хорошо одетый человек. Пока тот, опираясь на тяжелый бамбуковый посох, ковылял к судейскому столу, судья успел отметить, что лицо у него довольно привлекательное с правильными чертами, с маленькими черными усиками и ухоженной бородкой. Человеку было лет сорок.
С некоторым трудом опустившись на колени, проситель заговорил приятным мягким голосом:
– Ваш покорный слуга Ку Мен-пин, судовладелец, глубоко сожалеет, что вынужден беспокоить вашу честь на первом же заседании, которое вы соблаговолили открыть в этом суде. Но вашего покорного слугу чрезвычайно тревожит слишком долгое отсутствие нашей супруги, госпожи Ку, урожденной Цао, и ваш покорный слуга осмеливается просить суд начать розыск на предмет ее обнаружения.
И он трижды коснулся головой пола.
Судья Ди подавил вздох и объявил:
– Господин Ку должен представить суду полный отчет о происшедшем, дабы суд мог решить, какие действия следует предпринять.
– Свадьба состоялась десять дней назад, – начал Ку, – но из-за внезапной смерти предшественника вашей чести мы воздержались от пышных празднеств. На третий день после свадьбы моя невеста, по обычаю, отправилась навестить своих родителей. Ее отец, магистр Цао Хо-сьянь, живет неподалеку от города за западными воротами. Моя жена должна была пробыть там весь день четырнадцатого числа и вернуться вечером того же дня. Когда же она не появилась, я решил, что ей захотелось остаться у родителей еще на денек. Когда же и на следующий день к полудню она не появилась, я забеспокоился и послал моего управляющего, Ким Сона, к магистру Цао. Магистр Цао сообщил ему, что моя жена и в самом деле покинула его дом четырнадцатого числа после полуденной трапезы вместе со своим младшим братом, Цао Минем, который бежал следом за ее лошадью. Он должен был сопроводить ее до западных ворот города. Мальчик вернулся только под вечер. Названный Цао Минь сказал отцу, что они с сестрой почти уже добрались до дороги, ведущей к тракту, когда он заметил гнездо аиста на дереве у обочины. Он сказал сестре, чтобы она ехала вперед, он же скоро ее догонит, вот только достанет пару яиц из гнезда. Мальчик полез на дерево, сухая ветка обломилась под ним, и он, упав, растянул ногу в лодыжке. Он кое-как добрался до ближайшего крестьянского двора, где ему перевязали ногу и дали осла, чтобы он добрался до дому. В последний раз он видел сестру, когда она поворачивала в сторону тракта, и потому решил, что она поехала прямо в город.
Ку замолчал и вытер пот со лба. Затем продолжил:
– На обратном пути мой управляющий расспрашивал о ней на воинской заставе, стоящей напротив развилки, а также на подворьях и в лавках вдоль тракта. Однако одинокой женщины верхом на лошади в указанное время никто не видел. Посему ваш покорный слуга, опасаясь, что с новобрачной случилось какое-то несчастье, с уважением просит вашу честь приступить к розыскам оной без промедления. – Вынув из рукава свиток и почтительно воздев его обеими руками над головой, он добавил – При сем я прилагаю полное описание примет моей жены, ее одежды и ее лошади с белой звездочкой на лбу.
Старший пристав принял свиток и вручил его судье Ди. Тот просмотрел бумагу, затем спросил:
– Не было ли на вашей жене каких-либо драгоценностей или денег при ней?
– Нет, ваша честь, – отвечал Ку. – Мой управляющий задал доктору Цао точно такой же вопрос, и тот заявил, что у нее была лишь плетенка с пирогами, посланными его женой мне в подарок.
Судья Ди кивнул и продолжил допрос:
– Не знаете ли вы кого-либо, кто был бы настроен против вас и мог бы причинить вред вашей жене?
Ку Мен-пин отрицательно помотал головой. И сказал:
– Ваш покорный слуга занимается торговлей, ваша честь, а у какого же торговца нет недоброжелателей из числа собратьев по цеху? Но ни один из них не пошел бы на столь низкое преступление!
Судья, медленно оглаживая бороду, размышлял о том, что было бы непристойно обсуждать принародно вопрос, не могла ли госпожа Ку попросту с кем-нибудь сбежать. Придется разузнать о характере этой женщины и ее репутации попозже. Он объявил:
– Суд без промедления предпримет все необходимые меры. Велите вашему управляющему по завершении заседания явиться ко мне и сообщить подробности его розысков, дабы не повторять пройденное. Я же не премину известить вас о новостях, как только таковые появятся.
Судья стукнул молоточком и закрыл заседание.
В кабинете его ждал служащий с известием:
– Пришел господин Е Пен, судовладелец. Он сказал, что хотел бы переговорить с вашей честью с глазу на глаз. Я проводил его в зал для приемов.
– Кто он такой? – спросил судья Ди.
– Господин Е – очень богатый человек, ваша честь, – отвечал служащий. – Он и господин Ку Мен-пин – самые крупные судовладельцы в нашем уезде; их корабли ходят и в Корею, и в Японию. И у того, и у другого на реке есть свои верфи, где они строят и ремонтируют свои корабли.
– Хорошо, – сказал судья Ди. – Я жду еще одного посетителя, но могу повидаться с господином Е Пеном прямо сейчас. – И, обратившись к старшине Хуну, добавил: – Примешь Ким Сона и запишешь все, что он расскажет о розысках пропавшей жены его хозяина. Я вернусь сюда, как только выслушаю Е Пена.
Высокий, тучный человек стоя ждал судью в зале для приемов. Он опустился на колени, как только судья Ди, поднявшись по ступеням, появился в дверях.
– Здесь не зал суда, господин Е, – приветливо обратился к нему судья Ди, усаживаясь за чайный столик. – Встаньте с колен и присядьте вон на тот стул, напротив меня.
Толстяк, униженно бормоча извинения, осторожно присел на краешек стула. Его одутловатое лунообразное лицо с тонкими усиками окаймляла кудлатая бородка. Маленькие лукавые глазки судье не понравились.
Е Пен пригубил чай; казалось, он не знает, с чего начать.
– Через несколько дней, – сказал судья Ди, – я приглашу всех знатных людей Пенлея на прием. Тогда, надеюсь, у меня будет возможность подольше побеседовать с вами, господин Е. А сейчас, к сожалению, я слишком занят. Буду вам весьма благодарен, если вы оставите церемонии и скажете, в чем дело.
Е низко поклонился. Наконец он заговорил:
– Как судовладелец, ваша честь, я, естественно, должен внимательно следить за всем, что происходит на побережье. И я почитаю своим долгом доложить вашей чести, что ходят постоянные слухи о большом количестве оружия, которое тайком вывозится через наш город.
Судья Ди выпрямился.
– Оружие? – переспросил он недоверчиво. – Куда оно идет?
– Несомненно, в Корею, ваша честь, – отвечал Е Пен. – Я слышал, что корейцы, раздраженные поражением, которое мы им нанесли, намерены напасть на наши гарнизоны, размещенные там.
– Известны ли вам имена презренных изменников, которые ведут эту торговлю? – спросил судья Ди.
Е Пен покачал головой.
– К сожалению, я не смог обнаружить ни единой ниточки, ваша честь. Могу только сказать, что мои собственные суда, разумеется, не используются в столь подлых целях! Это – всего лишь слухи, но начальник форта, должно быть, тоже осведомлен о них. Говорят, что теперь все отбывающие суда досматриваются очень строго.
– Если вы узнаете что-нибудь еще, соблаговолите сообщить мне немедленно, – сказал судья. – Кстати, может быть, вам известно, что могло случиться с женой вашего коллеги Ку Мен-пина?
– Нет, ваша честь, – ответил Е, – не имею ни малейшего представления. Но теперь магистр Цао пожалеет, что не выдал свою дочь за моего сына! – И, поскольку судья поднял брови, поспешно пояснил: – Мы с магистром Цао старинные друзья, ваша честь, мы оба приверженцы рационального мировоззрения и отрицательно относимся к буддийскому идолопоклонству. Хотя впрямую об этом никогда не говорилось, но я всегда принимал за очевидное, что дочь магистра Цао выйдет замуж за моего старшего сына. Так вот, месяца три тому назад у Ку Мен-пина умерла жена, и тут магистр Цао вдруг объявил, что отдает свою дочь за него! Вообразите, ваша честь, девочке всего лишь двадцать! А Ку – ярый буддист; поговаривают, будто он собирается…
– Достаточно, – прервал его судья Ди. Его совершенно не интересовали семейные дрязги. Он сказал: – Вчера вечером двое моих людей познакомились с вашим управляющим По Каем. Кажется, это замечательный человек.
– Мне остается только надеяться, – со снисходительной улыбкой заметил Е Пен, – что По Кай был трезв! Этот человек полжизни тратит на пьянство, а другую половину на кропание стишков.
– Отчего же вы его держите? – удивился судья.
– Оттого, – объяснил судовладелец, – что этот пьяный поэт – гений во всем, что касается цифири! Это совершенно невероятно, ваша честь. На днях я решил потратить целый вечер на сведение счетов. Так вот, сели мы с По Каем, и я стал было ему объяснять, что к чему. А он – он отобрал у меня всю пачку, пролистал ее, сделал несколько пометок и вернул. Затем взялся за кисть и набело без помарок вывел итог. И без единой ошибки! На следующий день я дал ему недельный срок для составления сметы на строительство военных джонок, которые нужно поставить форту. А у него, ваша честь, все было готово в тот же вечер! Посему я успел представить смету намного раньше, чем мой друг и сподвижник Ку. И кто получил подряд? Я! – Е Пен самодовольно улыбнулся и закончил: – Я могу позволить этому человеку петь и пить, сколько ему угодно. Ведь за то небольшое время, какое он уделяет моим делам, он двадцать раз окупает свое жалованье. Единственное, что мне не нравится в нем, так это его увлечение буддизмом и дружба с Ким Соном, управляющим моего друга Ку. Однако сам По Кай утверждает, что учение Будды отвечает его духовным потребностям, а у Ким Сона он выпытывает немало сведений о делах Ку – это, конечно, порой бывает небесполезно!