Текст книги "Убийство по-китайски: Золото"

Автор книги: Роберт ван Гулик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Он встал и спрятал записную книжку в рукав.

– В любом случае, – сказал он, – я изучу это на досуге, хотя, разумеется, нет никакой уверенности, что эти записи касаются дел, связанных с его убийством. Однако несообразностям всегда следует уделять особое внимание. Так или иначе, теперь мы имеем довольно точный образ жертвы, а это, согласно руководствам по сыскному делу, первый шаг к обнаружению убийцы.

Глава пятая
Два молодца бесплатно ужинают в харчевне; странные события они наблюдают на набережной

– Первым делом, – сказал Ма Жун, когда они с Цзяо Даем вышли из стен управы, – первым делом надо бы подкрепиться. После возни с этими ленивыми недоносками я просто помираю с голоду.

– И от жажды! – добавил Цзяо Дай.

Они вошли в первую попавшуюся харчевню против юго-западного угла управы. То было маленькое заведение с выспренней вывеской – «Сад Девяти Цветов». Их встретил разноголосый гомон – помещенье оказалось переполнено. С трудом они нашли свободное место в самой глубине подле высокого прилавка, позади которого некий однорукий человек помешивал лапшу в огромном чане.

Усевшись, друзья стали разглядывать посетителей. В основном то были мелкие лавочники, забежавшие наскоро перекусить, чтобы успеть вернуться к вечернему наплыву покупателей. Они жадно поглощали лапшу, прерываясь лишь для того, чтобы передать по кругу оловянные кувшины с вином.

Мимо пробегал прислужник с подносом, нагруженным мисками лапши. Цзяо Дай поймал его за рукав.

– Четыре порции! И два больших кувшина! – приказал он.

– Успеете! – рявкнул в ответ прислужник. – Не видите, что ли, я занят!

Цзяо Дай разразился потоком колоритнейших проклятий. Однорукий за прилавком поднял голову, внимательно оглядел их, потом, бросив свой длинный бамбуковый черпак, двинулся к их столику. Его залитое потом лицо расплылось в широкой улыбке.

– Знаю только одного человека, который умеет так ругаться! – воскликнул он. – Какими судьбами вы здесь, господин?

– Забудь про господина, – цыкнул на него Цзяо Дай. – После того как нас отправили на север, я попал в опалу и утратил свой чин вместе с именем. Теперь меня зовут Цзяо Дай. Не можешь ли ты добыть нам какой-нибудь снеди?

– Мигом все будет, господин, – протараторил тот, исчез в кухне и тут же вернулся; за ним следовала тучная женщина с подносом в руках, а на подносе – два больших винных кувшина и плоское блюдо, заваленное рыбой и овощами.

– Так-то оно лучше! – удовлетворенно промолвил Цзяо Дай. – Садись, солдат. Раз пошло такое дело, пусть уж твоя старуха за тебя поработает!

Хозяин харчевни занял табурет, а его жена – место позади прилавка. Покуда друзья пили-ели, хозяин успел им поведать, что сам он – уроженец Пенлея, что, отслужив в Корее, он на сбереженные денежки купил харчевню и дела идут недурно. Искоса глянув на коричневые одеяния, харчевник понизил голос:

– Зачем это вы пошли служить туда, в управу?

– Затем же, зачем ты размешиваешь лапшу в чане, – отвечал Цзяо Дай. – Чтобы заработать на жизнь.

Однорукий поглядел налево, поглядел направо и потом прошептал:

– Худые там творятся дела! Вы что, не знаете? Две недели назад они придушили судью, а потом нашинковали его мелкими кусочками!

– А я-то думал, его отравили! – заметил Ма Жун, сделав добрый глоток вина из своей чарки.

– Это они так говорят! – сказал хозяин харчевни. – Котелок с начинкой для пирога – вот и все, что осталось от того судьи! Верьте мне, там, в управе, нехорошие люди.

– Новый судья – отличный малый, – заметил Цзяо Дай.

– Про этого я ничего не знаю, – стоял на своем однорукий, – а вот Фан с Таном – оба хороши.

– Чем же плох этот старый трус? – удивился Цзяо Дай. – По мне, так он и мухи не обидит.

– Не будем о нем! – мрачно промолвил хозяин. – Он… он, знаете ли, не такой, как все. Но кое в чем Тан совсем дрянь.

– В чем? – спросил Ма Жун.

– У нас тут, скажу я вам, творится такое, чего сразу не разглядишь, – зашептал однорукий. – А я здешний, я-то знаю! С древних времен в наших местах обретаются всякие странные люди. Старик отец мне частенько рассказывал…

Он смолк, печально покачал головой и разом опорожнил чарку, налитую ему Цзяо Даем.

Ма Жун пожал плечами.

– С этим мы сами как-нибудь разберемся, – промычал он, – это нам раз плюнуть. А что до другого, до Фана, тут пока не о чем беспокоиться. Стражники говорят, он вроде как запропастился куда-то.

– А, чтоб ему вовсе пропасть! – с чувством пожелал однорукий. – Этот грабитель дерет деньгу со всех и с каждого, он жадней даже старшего пристава. А что еще хуже – ни единой женщины не пропускает. Смазлив, мерзавец, и одному Небу известно, скольких он уже попортил! Разжирел, правда, воруя на пару с Таном, и тот его всегда покрывает.

– Ничего, – вмешался Цзяо Дай, – его счастливым денечкам конец пришел – отныне Фан будет под нашим надзором. Взяток он, должно быть, нахапал. Хотя, как я слышал, загородная усадьба у него невелика.

– Это наследство от дальнего родственника, – сказал хозяин харчевни. – В прошлом году получил. Захудалое подворье, да и местечко пустынное – возле заброшенного храма. Славное дело, коли он там застрял; коли так – они-тоего и поимели.

– Ты что, в конце концов, нормально по-китайски сказать не можешь? – возопил Ма Жун, выйдя из себя. – Какие такие «они»?

Однорукий кликнул прислужника. После того как тот поставил на стол две огромные миски с лапшой, хозяин тихо заговорил:

– К западу от усадьбы Фана, где проселок выходит к тракту, есть старый храм. Девять лет назад жили в нем четыре монаха; все они были из общины Храма Белого Облака, что за восточными воротами. И вот однажды утром всех четверых нашли мертвыми – горла перерезаны аж от уха до уха. Замены им не нашлось, и с тех пор храм запустел. Но призраки тех четырех монахов по сей день являются в том месте, и частенько. Крестьяне по ночам там видят огни, и все обходят тот храм стороной. Вот хотя бы на прошлой неделе мой двоюродный брат поздней ночью оказался поблизости от того места и при свете луны заметил: монах туда крадется. А сам без головы. Он яснее ясного видел – свою отрезанную голову тот нес под мышкой.

– Всесильное Небо! – вскричал Цзяо Дай. – Нельзя ли не рассказывать такие ужасы? Как я могу есть лапшу, если она у меня в миске встает дыбом?

Ма Жун расхохотался. Они принялись за лапшу всерьез и начисто опорожнили миски. Тогда Цзяо Дай поднялся и стал шарить в рукаве. Тут же хозяин харчевни схватил его за руку и закричал:

– Ни в коем случае, господин! Эта харчевня и все, что в ней, все – ваше. Если бы не вы, те корейские конники меня бы…

– Ладно! – оборвал его Цзяо Дай. – Благодарим за гостеприимство. Но если хочешь, чтобы мы сюда захаживали, в другой раз возьмешь плату наличными!

Однорукий разразился было протестующей речью, но Цзяо Дай похлопал его по плечу, и они вышли.

На улице Цзяо Дай сказал Ма Жуну:

– Червячка мы заморили, брат, пора бы и за работу! Но не знаешь ли, как это делается – как разнюхивают, чем пахнет в городе?

Ма Жун потянул носом, посмотрел на густой туман, почесал в затылке и ответил:

– Полагаю, посредством ног, брат!

И они двинулись вдоль по улице, держась поближе к освещенным фасадам лавок. Несмотря на туман, покупателей было довольно много. Друзья не спеша разглядывали местные товары, то здесь, то там прицениваясь. Дойдя до врат Храма Бога Войны, они вошли внутрь, на пару медяков купили пучок курительных палочек и, воскурив их перед алтарем, помолились за души павших на поле брани.

Затем двинулись в южную часть города. И тут Ма Жун спросил:

– Слушай, а чего это мы все прем и прем на этих варваров? Они же за границей. Вот пусть и варятся ублюдки в собственном соку!

– Ничего ты не смыслишь в политике, брат, – снисходительно отвечал Цзяо Дай. – Это наш долг – отвратить их от их варварства и привить им нашу культуру!

– Так-то оно так, – заметил Ма Жун, – только эти кочевники тоже кое в чем смыслят. Знаешь, почему у них не требуется, чтобы девушка-невеста обязательно была девственницей? Потому что они делают скидку на то, что девицы их – кочевницы и с малых лет скачут верхом! Однако нашим девицам об этом знать ни к чему!

– А может, хватит болтать? – разозлился Цзяо Дай. – Мы и так, похоже, заблудились.

Место, в котором они оказались, судя по всему, было жилым кварталом. По обе стороны улицы, вымощенной гладкими каменными плитами, смутно проступали высокие стены больших домов. Кругом было тихо, туман приглушил все звуки.

– Да тут вроде бы мост, – сказал Ма Жун. – Наверное, это тот самый канал, что пересекает южный квартал. Коль пойдем вдоль него на восток, глядишь, и выйдем опять на торговую улицу. Так я думаю.

Они прошли по мосту и пустились вдоль берега.

Вдруг Ма Жун тронул Цзяо Дая за руку. Молча он указал на противоположный берег, чуть видимый за туманом.

Цзяо Дай вгляделся. Какие-то люди двигались по той стороне и, насколько можно было разглядеть, несли на плечах маленькие открытые носилки. В блеклом лунном свете, сочившемся сквозь туман, он разглядел на носилках человеческую фигуру: кто-то без головного убора сидел, скрестив ноги и сложив руки на груди. Казалось, весь он запеленат в белое.

– Что за странный тип? – Цзяо Дая явно поразило это зрелище.

– Небо его знает, – пробурчал Ма Жун. – Смотри, они остановились.

Порыв ветра отнес облако тумана в сторону. Было видно, как люди опустили носилки наземь. И тут же двое, стоявших позади, взмахнули дубинками и обрушили их на голову и плечи человека в носилках. Туман вновь сомкнулся. Раздался всплеск.

Ма Жун выругался.

– Назад, к мосту! – прошипел он Цзяо Даю.

Развернувшись, они бросились вспять вдоль канала. Слишком было темно и скользко – чересчур уж много им потребовалось времени, чтобы вернуться к мосту. Перебежав через него, отважные сыщики осторожно двинулись по тому берегу. Однако там как будто никого не было. Какое-то время они бродили вверх и вниз по течению в том месте, где, как им казалось, произошло нападение. Вдруг Ма Жун остановился и, присев, ощупал пальцами землю.

– Тут следы. Глубокие, – сказал он. – Похоже, здесь-то они и бухнули несчастного ублюдка в канал.

Туман чуть-чуть приподнялся; грязное пятно воды открылось в двух шагах от них. Ма Жун разделся догола. Отдав одежду Цзяо Даю, он разулся и полез в воду. Глубина была по пояс.

– Воняет! – мрачно заявил он. – Но трупа не видать. – И полез дальше.

Возвращаясь к берегу, он прощупывал ногами толстый слой ила и грязи на дне канала.

– Ну что тут поделаешь? – брюзжал он. – Видать, мы ошиблись местом. Ничего тут нет, только глина, да каменюки, да бумага какая-то. Вот гадость! Давай тащи меня.

Тут припустился дождь.

– Только этого не хватало! – Цзяо Дай выругался и, заметив навес над черным ходом темного, безмолвного дома, укрылся под ним вместе с одеждой и башмаками Ма Жуна. А тот стоял нагишом под ливнем, пока дочиста не отмылся. Потом, присоединившись к Цзяо Даю под навесом, насухо вытерся своим шейным платком. Как только дождь поутих, они снова пустились вдоль канала на восток. Туман стал редеть. По левую руку проступил длинный ряд стен – то были задние фасады домов, выходящие на канал.

– Плохо мы сработали, брат, – вздохнул Цзяо Дай с сожалением. – Будь на нашем месте сыщик поопытней, он наверняка бы взял этих бездельников.

– Даже опытным сыщикам не дано летать над водами! – мрачно ответил Ма Жун. – Странный вид был у этого забинтованного. Это будет почище развеселых баек твоего однорукого друга. А нам бы после этого не мешало выпить.

Так они шли, пока впереди сквозь туманную морось не замаячил размытый свет цветного фонаря. То был боковой вход в большое заведение. Обойдя дом, они добрались до парадной двери и вошли в прекрасно обставленное помещение на первом этаже; грозно зыркнув на чванливого слугу, посмевшего с неодобрением посмотреть на их промокшие одеяния, поднялись по широкой лестнице. Распахнув приоткрытые двустворчатые двери, украшенные затейливой резьбой, они оказались в просторной трапезной. Зал гудел от множества голосов.

Глава шестая
Пьяный поэт воспевает луну; Цзяо Дай знакомится с кореяночкой в веселом доме

При виде степенной, прилично одетой публики, сидящей за столами с мраморными столешницами, два друга сразу смекнули, что это заведение им не по карману.

– Пошли отсюда, – буркнул Ма Жун.

Но не успел он развернуться, как тощий человек, сидевший за ближайшим к двери столиком, привстал со своего места и прогудел:

– Присаживайтесь ко мне, друзья мои, сделайте одолжение! Пить в одиночку невыносимо.

Из-под выгнутых крутыми дугами бровей, придававших его лицу вечно удивленное выражение, смотрели мутные глазки. На человеке было темно-синее одеяние из драгоценного шелка и высоченная шапка черного бархата. Однако из-под шапки выбивались неопрятные патлы волос, и воротник был весь в сальных пятнах. Лицо он имел одутловатое, нос тонкий, длинный, ярко-красный на кончике.

– Раз уж он так просит, давай составим ему компанию, ненадолго, – сказал Цзяо Дай. – Мне совсем не улыбается, чтобы неотесанный болван там, внизу, подумал, будто нас отсюда турнули!

Два друга уселись напротив хозяина столика, и тот без промедления заказал два больших кувшина вина.

– Кем работаем, чем зарабатываем? – поинтересовался Ма Жун, когда прислужник удалился.

– Я По Кай, управляющий делами Е Пена, судовладельца, – ответил человек и, осушив единым духом свою чарку, добавил с гордостью: – Но, кроме того, я известный поэт.

– Кто бы спорил, а мы не станем, коль за выпивку платите вы, – великодушно согласился Ма Жун.

Он ухватил кувшин, запрокинул голову и неторопливо вылил половину содержимого себе в глотку. Цзяо Дай последовал его примеру. По Кай наблюдал за этим действом с нескрываемым интересом.

– Великолепно! – одобрил он. – В этом своеобычном заведении, как правило, пользуются чарками, но я полагаю, что ваша метода исполнена живительной простоты.

Ма Жун удовлетворенно выдохнул, утер губы и ответил:

– Этак мы пьем, только когда сил нет как хочется.

По Кай вновь наполнил свою чарку и сказал:

– Поведайте мне что-нибудь интересное! Ведь вы, бродяги, всегда в пути, и жизнь ваша должна быть богата событиями.

– Мы бродяги? – возмутился Ма Жун. – Протрите глаза, дружище, и придержите язык. Мы должностные лица, служащие управы!

По Кай выгнул свои и без того выгнутые брови. Он кликнул прислужника: «Еще кувшин вина, да побольше!» – и только потом продолжил:

– Согласен, согласен: вы оба – люди нового судьи, прибывшего к нам сегодня. Но, должно быть, нанял он вас совсем недавно, ибо в глазах ваших нет еще того самодовольства, каковое отличает мелких служащих.

– Вы знали прежнего судью? – спросил Цзяо Дай. – Говорят, он тоже был немного поэт.

– Самую малость, – ответил По Кай. – Я, видите ли, здесь совсем недавно. – Вдруг он брякнул кубком о стол и возопил в восторге: – Вот она, последняя строка! Я нашел ее! – И, торжествующе глядя на двух друзей, пояснил: – Этой строкой завершается моя большая поэма, воспевающая луну. Я прочту ее вам!

– Нет! – вскричал Ма Жун в ужасе.

– В таком случае, хотите, я могу ее спеть, – предложил По Кай с надеждой. – У меня, знаете ли, довольно приятный голос, и другим посетителям тоже должно понравиться.

– Не-ет! – возопили хором Ма Жун и Цзяо Дай.

Но, заметив обиду в глазах собеседника, Цзяо Дай добавил:

– Простите, но поэзию мы не перевариваем ни под каким соусом.

– Какая жалость! – вздохнул По Кай. – Но, может быть, вы исповедуете учение Будды?

– Он что, нарывается на ссору? – шепнул Ма Жун Цзяо Даю.

– Он просто пьян, – отмахнулся тот и обратился к По Каю: – Скажите, а вы сами – буддист?

– Самый ревностный приверженец, – отвечал По Кай чопорно. – Я регулярно посещаю Храм Белого Облака. Настоятель там – святой человек, а предстоятель Хой-пен пишет наипрекраснейшие проповеди. Вот на днях…

– Послушайте, – прервал его Цзяо Дай, – мы что, больше пить не будем?

По Кай взглянул на него с укоризной. Потом, глубоко вздохнув, поднялся и кротко молвил:

– Если уж пить, так с девочками.

– Да что вы говорите! – загорелся Ма Жун. – И вы знаете такое место?

– Знает ли конь свою конюшню? – фыркнул По Кай.

Он заплатил по счету, и они вышли.

Мгла все еще висела над городом. По Кай привел их к задней стене питейного заведения, выходящей на канал, и свистнул в три пальца. Фонарь, стоящий на носу маленького челнока, выплыл из тумана.

По Кай сошел в лодку первым и приказал гребцу:

– На корабль!

– Эй! – закричал Ма Жун. – Вы вроде что-то говорили насчет девочек, или я ослышался?

– Само собой, само собой! – беспечно откликнулся По Кай. – Милости просим. – И, обратившись к лодочнику, добавил: – Дуй напрямик, господа торопятся.

Он устроился под низким тростниковым навесом, Ма Жун и Цзяо Дай присели рядом на корточках. Челнок скользил в тумане; слышались только всплески весла.

Спустя какое-то время и этот звук прекратился; наступила полная тишина. Лодочник погасил фонарь. Челнок бесшумно плыл по течению.

Ма Жун положил тяжелую руку на плечо По Кая.

– Если это ловушка, – сказал он небрежно, – я сверну вам шею.

– Какая ерунда! – рассердился По Кай.

Брякнуло железо, и челнок двинулся дальше, заплескало весло.

– Мы прошли под восточной стеной, – объяснил По Кай. – Тут в решетке пролом. Но сообщать об этом вашему начальнику вовсе не обязательно!

Скоро перед ними воздвиглись темные борта больших барок, стоящих в ряд.

– На вторую, как всегда, – приказал По Кай лодочнику.

Челнок причалил к сходням, По Кай кинул лодочнику пару медяков и поднялся на борт, вслед за ним – Ма Жун с Цзяо Даем.

Проложив путь среди множества столиков и скамеечек для ног, беспорядочно разбросанных по всей палубе, По Кай постучал в дверь каюты. Некая толстомясая особа в черном, весьма неопрятном шелковом платье явилась на стук. Она ухмыльнулась, показав ряд черных зубов.

– Здрасьте-пожалуйте, это опять вы, господин По Кай! Милости просим.

Они спустились по крутой деревянной лестнице и оказались в обширной каюте, тускло освещенной двумя цветными фонарями, свисавшими с поперечных балок.

Гости уселись за большой стол, занимавший чуть ли не все помещение. Толстомясая хлопнула в ладоши, и тут же явился прислужник – коротышка со злобной физиономией, – в руках у него был поднос, уставленный кувшинами.

Пригубив свою чарку, По Кай спросил:

– А где же мой лучший друг и сподвижник Ким Сон?

– Он еще не прибыл, – отвечала хозяйка. – Но я-то уж позабочусь, чтобы вы не скучали!

Она подала знак прислужнику. Тот распахнул дверь в переборке, и оттуда выплыли четыре девицы, облаченные в тонкие летние платья. По Кай бурно приветствовал их.

Усадив двух из них по бокам от себя, он подмигнул Ма Жуну и Цзяо Даю.

– Эти две – мои! – И тут же поспешил добавить: – Нет, нет, вовсе не для того, о чем вы подумали, но только для вящей уверенности, что чарка моя всегда будет наполнена.

Ма Жун пригласил пышку с довольно приятным круглым личиком; Цзяо Дай завел разговор с четвертой. Она показалась ему настоящей красавицей, но была как будто не в духе и уста раскрывала, только чтобы ответить на вопросы: зовут ее Ю-су, она кореянка. По-китайски она говорила довольно правильно.

– Корея – очень красивая страна, – молвил Цзяо Дай, приобнявши ее за талию. – Я там воевал.

Девушка оттолкнула его и окинула презрительным взглядом.

Сообразив, что свалял дурака, Цзяо Дай попытался загладить оплошность.

– Корейцы – превосходные воины, и дрались они до конца, мы же взяли числом.

Девушка отвернулась.

– Ты что, девка, говорить да улыбаться разучилась? – набросилась на нее хозяйка.

– Оставьте меня в покое, – растягивая слова, проговорила Ю-су. – Гость не жалуется, не так ли?

Вскочив, хозяйка зашипела:

– Я тебе сейчас покажу, шлюха! – и замахнулась было, чтобы влепить девушке крепкую затрещину.

Цзяо Дай без лишних церемоний ткнул толстомясую кулаком в спину.

– Не тронь девушку! – рявкнул он.

– Пойдемте все на палубу! – закричал По Кай. – Печенками чую – луна выглянула! И Ким Сон скоро прибудет.

– Я останусь здесь, – сказала кореянка Цзяо Даю.

– Как вам будет угодно, – ответил он и вслед за остальными выбрался на палубу.

Холодный лунный свет озарял шеренгу барок, пришвартованных вдоль городской стены. За темной водой протоки чуть виднелся противоположный берег.

Ма Жун, усевшись на низенький табурет, посадил пышку себе на колени. По Кай подтолкнул своих подружек к Цзяо Даю.

– Осчастливьте их, – молвил он. – Меня же сейчас занимают иные, более возвышенные, материи.

Он застыл, заложив руки за спину, и предался восторженному созерцанью луны.

И вдруг объявил:

– Так и быть, коль вы все настаиваете, я спою вам свою новую поэму.

Вытянув худую шею, он возгласил пронзительным фальцетом:

 
О наперсница лучшая песен и танцев,
О подруга в веселье и утеха в печали,
О луна, о луна среброликая…
 

На миг он смолк, чтобы набрать воздуха, и вдруг прислушался, склонив голову. Окинув всех быстрым взглядом, он пожаловался:

– Какие неприятные звуки!

– Полностью с вами согласен! – заметил Ма Жун. – Святое Небо, зачем же вы их издаете? Или не видите, у меня серьезный разговор с этой девушкой?

– Я говорю о звуках оттуда, снизу, – чопорно возразил По Кай. – Надо полагать, подружке вашего друга преподают урок хороших манер.

Он замолчал, и снизу стали слышны удары и приглушенные стоны. Цзяо Дай вскочил на ноги и бросился вниз, Ма Жун следом.

Раздетая донага кореянка лежала поперек стола. Коротышка держал ее за руки, другой человек – за ноги. Толстомясая била по бедрам ротанговой тростью.

Цзяо Дай свалил коротышку крепким ударом в челюсть. Второй, отпустив ноги девушки, вытащил из-за пояса нож.

Цзяо Дай сиганул через стол, отшвырнул хозяйку к стене, успел перехватить руку с ножом и резко вывернул ее. Завопив от боли, человек рухнул на спину; нож загремел по полу.

Девушка скатилась со стола и отчаянно пыталась избавиться от грязной тряпки, затыкавшей ей рот. Цзяо Дай помог ей освободиться от кляпа.

Тем временем лежащий на полу, изогнувшись, чуть было не дотянулся до ножа левой рукой, но Ма Жун пнул его под ребра так, что бедняга сложился пополам. Девушку сотрясали позывы на рвоту; наконец ее вырвало.

– Счастливая семейка! – заметил По Кай сверху.

– Беги за подмогой на соседнюю барку! – задыхаясь, вопила толстомясая хозяйка коротышке, который уже карабкался по лестнице.

– Давай, давай, зови всех ублюдков зараз! – вопил Ма Жун в восторге, размахивая, как дубиной, ножкой, выломанной из табурета.

– Не спешите, тетушка, не спешите! – проговорил По Кай. – Лучше поберегитесь. Эти двое служат в управе.

Хозяйка побледнела; по ее знаку коротышка вернулся.

Пав на колени перед Цзяо, она заскулила:

– Простите меня, господин, я только хотела научить ее, как ей следует вести себя с вами!

– Я же сказал – не тронь ее своими грязными лапами! – рявкнул Цзяо Дай.

Он подал девушке свой шейный платок утереть лицо. Она поднялась и теперь стояла, вся дрожа.

– Ступай-ка, брат, утешь ее малость, – посоветовал Ма Жун. – А этим парнем, что баловался с ножом, я сам займусь. Он у меня оклемается.

Ю-су, прихватив свою одежду, скрылась за дверью в переборке. Цзяо Дай последовал за ней по узкому коридорчику со множеством дверей. Девушка открыла одну из них и жестом пригласила Цзяо Дая войти. А сама пошла дальше.

Каюта была малюсенькая. У борта под оконцем стояла кровать; маленький туалетный столик, да хлипкая бамбуковая табуретка, да большой, обшитый красной кожей короб для одежды у противоположной стены – вот и вся обстановка.

Цзяо Дай присел на красный короб и стал ждать.

Ю-су вошла, молча бросила свое платье на кровать. Цзяо Дай чувствовал себя неловко.

– Прошу прощения, это все из-за меня, – пробормотал он.

– Не имеет значения, – без всякого выражения проговорила девушка.

Потянувшись через кровать, она взяла с подоконника маленькую круглую баночку. Цзяо Дай глаз не мог отвести от ее прекрасной спины.

– Оделись бы, – пробурчал он с хрипотцой.

– Здесь и так слишком жарко, – по-прежнему сухо отозвалась Ю-су.

Она открыла баночку и стала умащать мазью свои бедра.

– Вот, смотрите, – сказала она вдруг, – вы поспели как раз вовремя! Кожа цела.

– Может быть, вы будете так любезны, оденетесь? – Цзяо Дай совсем охрип.

– Я хотела вас порадовать, – невозмутимо продолжила девушка. – Вы же сами сказали, что это из-за вас.

Сложив платье, она постелила его на табурет, осторожно присела на краешек и занялась прической.

Цзяо Дай смотрел на ее ладную спину и зло твердил сам себе, что утруждать ее после того, что случилось, было бы низостью. Затем он увидел отражение в зеркале – упругие круглые груди.

Он сглотнул и воскликнул в отчаянии:

– Перестаньте! Одна такая – куда ни шло! Но две – это чересчур для любого мужчины.

Ю-су с удивленьем оглянулась на него. Затем пожала точеными плечиками и пересела с табурета на кровать лицом к Цзяо Даю.

– Вы и правда из управы? – спросила она небрежно. – Здешние люди, знаете ли, частенько лгут.

Радуясь такому повороту, Цзяо Дай вытянул из башмака свернутую бумагу. Девушка, прежде чем взять ее, отерла пальцы о свои волосы.

– Читать я не умею, – заметила она, – но глаза у меня острые!

Она легла на живот, сунула руку в щель между кроватью и стеной и выудила оттуда нечто прямоугольное, завернутое в серую бумагу. Снова села и стала сравнивать печать на грамотке Цзяо Дая с оттиском на обертке.

Вернув грамоту, она сказала:

– Все в порядке. Рисунок один и тот же.

Она задумчиво смотрела на Цзяо Дая, медленно почесывая ляжку.

– Откуда у вас пакет с печатью управы? – Цзяо Дая разбирало любопытство.

– Поглядите-ка, как он оживился! – Девушка надула губки. – Вы что, и вправду сыщик?

Цзяо Дай сжал кулаки.

– Слушай, девка! – выпалил он. – Разве не тебе только что хорошенько всыпали? Или ты думаешь, я такой подлец, что пересплю с тобой после этого?

Девушка взглянула на него, зевнула и проговорила, растягивая слова:

– Я вовсе не уверена, что я сочла бы это подлостью с вашей стороны.

Цзяо Дай вскочил.

В общей каюте, когда он туда вернулся, Цзяо Дай обнаружил одного лишь По Кая. Поэт сидел за столом, голова его покоилась на руках. Он громко храпел. Толстомясая хозяйка сидела напротив, мрачно уставившись на чарку с вином. Цзяо Дай расплатился с ней и не преминул пригрозить, что в другой раз, коль ей вздумается обижать кореянку, ей придется иметь дело с ним.

– А чего такого, господин? – заспорила она. – Эта корейская девка, она же пленная, рабыня. И купила я ее по всем правилам, у начальства. – И тут же добавила вкрадчиво: – Но ваше слово, господин, для меня завсегда закон.

Вошел Ма Жун. Вид у него был довольный.

– В общем, – заявил он, – местечко оказалось недурное. А уж пышечка – лучше не бывает!

– Надеюсь, господин, скоро для вас найдется кое-кто получше! – затараторила хозяйка. – На пятой барке есть одна новенькая, настоящая красотка, да к тому же образованная. Сейчас она на содержании у одного господина, но, сами понимаете, это, как бы сказать, не может длиться вечно! Через недельку-другую…

– Роскошно! – воскликнул Ма Жун. – Мы у вас еще побываем. Только скажите вашим людям, чтоб не тыркали в нас ножами. Это нам не по нраву, а ежели нам что не по нраву, тут мы можем малость сгрубить. – Потрепав По Кая по плечу, он прокричал ему в ухо: – Эй, певчая птаха, давай просыпайся! Скоро полночь, домой пора!

По Кай поднял голову, желчно глянул на друзей и надменно промолвил:

– Вульгарны оба вы. Вам не понять моей души высокой. Предпочитаю здесь я поджидать Ким Сона, друга моего. А вы мне неприятны – вы думаете только о питье и блуде. Идите прочь; я презираю вас!

Ма Жун покатился со смеху. Он надвинул шапку По Кая ему на глаза. Затем они с Цзяо Даем вышли и свистнули лодочнику.