Текст книги "Бумага Мэтлока"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Столик. Пэт. Надо возвращаться, а по пути придумать, что ей сказать.

Правду. Черт подери, только правду.

Мэтлок обогнул две античные колонны и направился в дальний конец зала, к столику у окна. Он был потрясен сообщением Гринберга, но когда он решил ничего не скрывать от Пэт, ему стало легче. Должен же у него быть еще кто-то, помимо Гринберга и Крессела, с кем можно откровенно поговорить.

Крессел! Ведь он же должен быть у Крессела в семь часов. Он совершенно забыл об этом!

Но мысль о Сэме Кресселе тотчас вылетела у него из головы. За столиком у окна никого не было.

Пэт исчезла.

Глава 13

– И никто не видел, как она ушла?

Гринберг вслед за расстроенным Мэтлоком прошел из передней в гостиную. Из спальни доносился голос Сэма Крессела: он что-то возбужденно кричал в трубку. Мэтлок заметил это, хоть его внимание рассеивалось, расщеплялось.

– Это Сэм? – спросил Мэтлок. – Он знает о Херроне?

– Да. Я позвонил ему после того, как поговорил с вами... Ну а официантки? Вы спросили их?

– Конечно. Но никто из них не мог сказать ничего определенного. Они все были заняты. Одна сказала, что, возможно, Пэт пошла в дамскую комнату. Другая – что она уехала с парочкой, сидевшей за соседним столиком.

– Разве она не должна была пройти мимо вас? Неужели вы бы ее не заметили?

– Не обязательно. Мы сидели в глубине зала. Оттуда на террасу ведут две или три двери. Летом, особенно когда много народу, столики выносят и на террасу.

– Вы уехали на собственной машине? – Естественно.

– И вы не видели, чтобы Пэт шла по дороге или по траве?

– Нет.

– А знакомых в ресторане не было?

– Я не приглядывался. У меня голова была... занята другим.

Мэтлок закурил сигарету. Рука его, державшая спичку, дрожала.

– Если хотите знать мое мнение, то скорее всего она увидела кого-то из знакомых и попросила подбросить ее домой. Такую девушку, как она, не очень-то увезешь, если ей этого не хочется.

– Я знаю. Мне это тоже приходило в голову.

– Вы поссорились?

– Можно сказать, что ссора была на исходе, но не совсем. Возможно, ее разозлил телефонный звонок. Преподавателям старой английской литературы редко звонят в рестораны.

– Простите.

– Да вы-то в чем виноваты? Я говорил вам, что она всегда на пределе. Без конца думает об отце. Попробую позвонить ей домой, когда Сэм освободит телефон.

– Странный он человек. Я ему рассказываю о Херроне, он, само собой, приходит в страшное волнение. Объявляет, что должен конфиденциально поговорить с Силфонтом, идет в спальню и орет так, что его можно услышать в Поукинси.

Мысли Мэтлока тотчас вернулись к Херрону.

– Его смерть, то есть самоубийство, будет самым большим потрясением для университета за последние двадцать лет. Такие люди, как Лукас, просто не умирают. И уж конечно не умирают так...Сэм знает, что я был у Лукаса?

– Знает. Я не мог скрыть это от него. Я сказал ему примерно то, что рассказали мне вы, – конечно вкратце. Он отказывается этому верить.

– Ничего удивительного. Этому нелегко поверить. Итак, что мы будем делать?

– Будем ждать. Рапорт я представил. Двое из лаборатории криминалистики хартфордского бюро сейчас уже там. Кроме того, вызвали местную полицию.

При слове «полиция» Мэтлок неожиданно вспомнил полицейского в коридоре возле корта. Он рассказал об этой встрече Гринбергу, но Гринберг так ничего и не объяснил ему – если, конечно, мог объяснить. Сейчас Мэтлок снова спросил его:

– А как насчет того полицейского в спортивном корпусе?

– Пока все нормально. Полицейские Карлайла имеют право заниматься в спортивном корпусе по утрам три раза в неделю. Это входит в систему отношений между городом и университетом. Так что просто совпадение.

– И вы на этом успокаиваетесь?

– Я ведь сказал – пока. Мы проверяем этого человека. На сегодня ничего, кроме безукоризненного послужного списка.

– Он расист, мерзавец.

– Вы, наверное, удивитесь, но это не преступление. Вспомните Билль о правах.

Из спальни быстро вышел Сэм Крессел. Он ступал подчеркнуто твердо, но сразу чувствовалось, что он до смерти перепуган – не человек, а воплощенный страх. Мэтлоку стало не по себе: такое же помертвевшее лицо было у Лукаса Херрона, когда старик бросился в лес.

– Я слышал, как вы пришли, – сказал Крессел. – Что же нам делать? Что нам делать, черт побери?.. Адриан не верит в эту бредовую историю, как, впрочем, и я. Лукас Херрон! Это же немыслимо!

–Возможно. Но это правда.

– Это потому, что вы так говорите? Откуда вы знаете? Вы ведь не профессионал в этих делах. Насколько я понимаю, Лукас признал, что он помогал одному студенту-наркоману.

– Он... они не студенты.

– Ясно. – Крессел умолк и посмотрел на Мэтлока, затем на Гринберга. – В таком случае я требую, чтобы мне сообщили имена.

– Вы их узнаете, – спокойно сказал Гринберг. – Продолжайте. Я хотел бы услышать, почему Мэтлок ошибается, а вся эта история – бредовая.

– Потому что Лукас Херрон не единственный... не был единственным среди преподавателей, который этим занимался. Многие из нас помогают, как могут!

– Я не совсем вас понимаю. – Гринберг в упор посмотрел на Крессела. – Итак, вы помогаете. Но вы же не кончаете жизнь самоубийством, когда один из ваших коллег узнает об этом.

Сэм Крессел снял очки – вид у него сразу стал задумчивый, печальный.

– Есть еще один аспект, о котором никто из вас не подозревает. Я уже некоторое время об этом знаю, но куда меньше Силфонта... Лукас Херрон был очень больной человек. Прошлым летом ему удалили почку. Другая также была поражена раком, и он знал это. По-видимому, он очень страдал. Жить ему оставалось не долго.

Гринберг внимательно смотрел на Крессела, пока тот надевал очки. Мэтлок нагнулся к кофейному столику и потушил в пепельнице сигарету. Наконец Гринберг заговорил:

– Вы полагаете, что между самоубийством Херрона и визитом к нему Мэтлока нет никакой связи?

– Я ничего не полагаю. Я уверен, что есть какая-то связь... Но вы ведь не знали Лукаса. Вся его жизнь, почти полстолетия, не считая военных лет, прошла в Карлайлском университете. Он целиком посвятил себя университету. Он любил Карлайл больше, чем можно любить женщину или ребенка. Джим говорил вам об этом. И если он вдруг понял, что его мир рушится, разваливается на части, это наверняка причинило ему куда большую боль, чем та физическая пытка, которой подвергалось его тело. Разве можно выбрать лучший момент, чтобы свести счеты с жизнью?

– Черт бы вас побрал! – взорвался Мэтлок. – Вы же говорите, что это я его убил!

– Возможно, – тихо произнес Крессел. – Я просто не думал об этом в таком плане. И Адриан, я уверен, тоже.

– Но именно это вы говорите! Вы говорите, что я, не зная броду, полез в воду и убил его, как если бы сам вскрыл ему вены... Но вы-то там не были. А я был!

– Я вовсе не сказал, что вы, не зная броду, полезли в воду, – мягко заметил Крессел. – Я сказал только, что вы дилетант. Дилетант с наилучшими намерениями. Я думаю, Гринберг меня понял.

Джейсон Гринберг взглянул на Мэтлока.

– Есть старая словацкая пословица: «Когда старики себя убивают, города умирают».

Неожиданно раздался пронзительный телефонный звонок; все трое вздрогнули. Мэтлок снял трубку, затем повернулся к Гринбергу:

– Это вас.

– Благодарю. – Агент взял у Мэтлока трубку. – Гринберг... О'кей. Понимаю. Когда вы будете знать?.. Скорей всего, к тому времени я уже буду в пути. Я вам позвоню. Поговорим потом. – Он положил трубку на рычаг и встал у письменного стал спиной к Мэтлоку и Кресселу.

– В чем дело? – не выдержал декан. – Что случилось?

Гринберг повернулся и посмотрел на них. Мэтлоку показалось, что глаза его стали еще печальнее. Мэтлок уже знал, что это признак беды.

– Мы обращаемся в полицию и в суд за разрешением на вскрытие.

– Зачем?! – закричал, подскочив к агенту, Крессел. – Бога ради, зачем?! Он же покончил самоубийством. Он страшно страдал!.. О Боже! Вы не должны этого делать! Если только это станет известно...

– Все будет шито-крыто.

– Ничего не выйдет, и вы это знаете. Все равно станет известно, и здесь начнется ад кромешный! Я не позволю!

– Вы не можете этому помешать. Даже я не мог бы. Достаточно фактов, указывающих на то, что Херрон не совершал самоубийства. Он был убит. – Гринберг взглянул на Мэтлока и криво усмехнулся. – И не словами.

* * *

Крессел спорил, угрожал, снова позвонил Силфонту и наконец, когда увидел, что все это ни к чему, в ярости покинул квартиру Мэтлока.

Не успел Крессел захлопнуть за собой дверь, как снова зазвонил телефон. Гринберг заметил, что это выводит Мэтлока из себя – и не просто выводит из себя, а вызывает тревогу, возможно даже пугает.

– Прошу извинить... Ваша квартира становится сейчас чем-то вроде базы разведывательного отряда. Но не надолго. Может быть, это ваша девушка.

Мэтлок снял трубку, послушал и, повернувшись к Гринбергу, сказал только одно слово:

– Вас.

Гринберг взял трубку, тихо произнес свою фамилию и затем с минуту смотрел прямо перед собой. Мэтлок понаблюдал за Гринбергом, затем прошел на кухню. Ему не хотелось стоять точно идиоту и слушать, как агент получает инструкции.

Когда он снял трубку, голос на другом конце провода произнес:

– Говорят из Вашингтона.

На кухонном столе лежал пустой конверт, в котором ему прислали откровенно лицемерную бумагу из министерства юстиции. Еще одно напоминание о том, что самые мрачные его фантазии постепенно материализуются. Мэтлок начал понимать, что страна, где он вырос, становится чем-то уродливым, несущим разрушение. Это было больше чем политическая манифестация, это было медленное, но всеохватывающее внедрение приспособленческой этики. Коррупция идей. Сильные чувства сменились вспышками раздражения, поверхностными убеждениями и компромиссами. Страна превращалась в нечто совсем не похожее на то, чем, она обещала, должна была стать. Граали оказались пустыми сосудами из-под безвкусного вина, выглядевшими внушительно лишь потому, что их считали священными.

– Я уже поговорил. Может, попробуете позвонить мисс Бэллентайн?

Мэтлок взглянул на Гринберга, стоявшего в проеме кухонной двери. Вот ходячее противоречие – агент ФБР, знаток пословиц и поговорок, притом весьма критически относящийся к системе, на которую он работает.

– Да, да, конечно позвоню.

Гринберг посторонился, пропуская его. Мэтлок прошел в гостиную и остановился.

– Потрясающая пословица: «Когда старики себя убивают, города умирают». – Он повернулся и взглянул на агента. – Самая печальная пословица, какую мне довелось услышать.

– Если вдуматься, ни один настоящий философ не счел бы ее печальной...

– Почему? Она ведь действительно печальная.

– Это истина. А истина не бывает радостной или печальной, хорошей или плохой. Она просто истина.

– Когда-нибудь, Джейсон, мы это обсудим. Мэтлок снял трубку, набрал номер Пэт и услышал длинные гудки. Ответа не было. Мэтлок перебрал в уме нескольких друзей Пэт – звонить им или нет? Когда Пэт злилась или была расстроена, она обычно делала одно из двух. Либо гуляла в одиночестве час-другой, либо ехала с друзьями в Хартфорд. Прошел примерно час. Он подождет еще пятнадцать минут, а потом начнет обзванивать знакомых. Конечно, ему приходило в голову, что ее могли увезти насильно. Но в ресторане было много народу, столики стояли очень близко. Гринберг прав. Если она куда-то и поехала, то по доброй воле.

Гринберг неподвижно стоял возле двери на кухню и наблюдал за Мэтлоком.

– Через четверть часа я снова попытаюсь. А если не будет ответа, позвоню некоторым ее друзьям. Как вы правильно заметили, она девица с характером.

– Надеюсь, вы слеплены не из одного теста.

– То есть?

Гринберг сделал несколько шагов по гостиной и, глядя в глаза Мэтлоку, сказал:

– Вы выходите из игры. Баста. Забудьте про письмо, забудьте про Лоринга, забудьте про меня... Так надо. Мы знаем, что на субботу у вас забронированы места на самолет до Сент-Томаса. Отдыхайте. Так будет намного лучше.

Мэтлок, в свою очередь, посмотрел в упор на агента.

– Любое решение такого рода буду принимать я сам. У меня на совести – добрый славный старик, а у вас в кармане эта вонючая бумажонка. Я ведь ее подписал, помните?

– Вонючая бумажонка больше ничего не значит. Вашингтон хочет, чтобы вы вышли из игры. И вы выйдете из игры.

– Почему?

– Из-за доброго славного старика. Если его действительно убили, то и вас могут убить. А если это случится, следствие может затребовать кое-какие протоколы, а кое-какие люди, которые возражали против вашего участия в операции, могут сообщить об этом прессе. Вас втянули. Да вы и сами знаете.

– Ну и что?

– Боссы в министерстве не желают, чтобы их называли палачами.

– Понятно. – Мэтлок оторвал взгляд от Гринберга и подошел к кофейному столику. – А если я откажусь?

– В таком случае я убираю вас с поля действия.

– Каким образом?

– Арестую по подозрению в убийстве первой степени. – Что?

– Вы ведь, как известно, были последним, кто видел Лукаса Херрона живым. Вы сами признали, что отправились к нему домой, чтобы пригрозить ему.

– Чтобы предостеречьего!

– Ну, это можно толковать по-разному.

Раздался оглушительный грохот, и Мэтлок с Гринбергом бросились на пол. Казалось, полдома рухнуло. В воздухе стояла пыль, мебель падала, куски дерева и штукатурки разлетались во все стороны, пахло горящей серой. Мэтлок уцепился за низ дивана и ждал, зная, что при взрыве с детонатором повторного действия погибает тот, кто встанет раньше времени. Сквозь пелену он увидел Гринберга, который начал было подниматься. Он прыгнул и ударил агента по ногам.

– Лежите! Не...

Раздался второй взрыв. На потолке появились черные пятна. Но Мэтлок чувствовал, что это взрыв не с целью убийства; скорее всего, он имел другую цель – отвлечь внимание. Этакая огромная хлопушка.

Со всех сторон слышались испуганные крики. В квартире наверху, судя по топоту, люди в панике бежали к выходу.

Затем к этим звукам прибавился еще один. Он несся из-за входной двери. Крик ужаса – протяжный, бесконечный. Это было так страшно, что Мэтлок и Гринберг вскочили и бросились к двери.

На пороге лежала Патриция Бэллентайн, завернутая в мокрую от крови простыню. Из ран на груди и полуоткрытого рта текла кровь. Спереди голова была выбрита, вся кожа – в кровавых рубцах. Разбитые губы вспухли. Из обведенных синевой глазниц смотрели глаза – они двигались! Двигались!

В уголках ее губ появилась слюна. Патриция явно пыталась заговорить.

– Джейми... – только и сумела она произнести, и голова ее упала.

Гринберг бросился на Мэтлока, отшвырнул его в собравшуюся толпу и закричал:

– Полицию! «Скорую»!

Несколько человек бросились выполнять его приказания. Тогда он прижал губы к губам девушки, чтобы наполнить воздухом слабеющие легкие, но понял, что это излишне. Патриция Бэллентайн была жива: ее пытали с большим знанием дела. Каждая рана, каждый рубец, каждый синяк причинял нестерпимую боль, но не мог повлечь за собой смерть.

Он хотел было поднять Пэт, но Мэтлок остановил его. В глазах у Мэтлока стояли слезы ненависти. Он мягко отстранил Гринберга и поднял Пэт. Он внес ее в квартиру и положил на растерзанный диван. Гринберг прошел в спальню и вернулся с одеялом. Затем принес из кухни миску с теплой водой и несколько полотенец. Приподнял одеяло и приложил полотенце к ранам на груди. Мэтлок в ужасе смотрел на окровавленное лицо, затем взял край другого полотенца и начал стирать кровь с головы и со рта.

– С ней все будет в порядке, Джим. Я такое уже видел. Все будет в порядке.

Сирены выли уже совсем близко, а Гринберг, слушая их, размышлял, будет ли с этой девушкой хоть когда-нибудь все в порядке.

Мэтлок, не зная, чем помочь Пэт, продолжал вытирать ей лицо.

– Теперь никто меня не выведет из игры, – произнес он, сдерживая рыдания. – Пусть только попробуют – я поубиваю их.

– А я им и не позволю, – просто сказал Гринберг. Послышался визг тормозов на улице, и фары полицейских машин и «скорой помощи» полоснули по окну.

Мэтлок ткнулся лицом в подушку возле лежавшей без сознания девушки и заплакал.

Глава 14

Мэтлок проснулся в стерильно-белой палате. Жалюзи были подняты, и яркое солнце, отражаясь от стен, слепило ему глаза. У него в ногах медицинская сестра деловито писала что-то на толстом куске картона, свисавшем на тоненькой цепочке со спинки кровати. Он потянулся и тотчас опустил левую руку, почувствовав острую боль ниже локтя.

– Эта боль обычно появляется на следующее утро, мистер Мэтлок, – прогудела сестра, не отрываясь от картонки. – Большие внутривенные дозы успокаивающего, – это, скажу я вам, штука убийственная. Мне-то самой никогда не делали, но я достаточно повидала.

– А Пэт... мисс Бэллентайн здесь?

– Естественно, но не в этой палате! О Боже! Ну и нравы у вас в университете!

– Она здесь?

– Конечно. В соседней палате. Под замком. Да, нравы у вас там на холме!.. Ну вот вам полный отчет. – Сестра выпустила из рук картонку, и та несколько раз ударилась о спинку кровати. – Так. Вам назначен особый режим. Разрешено позавтракать, хотя время завтрака давно прошло. Это, наверно, потому, что хотят предъявить вам счет за целые сутки. Вас могут выписать в любое время после двенадцати.

– А сколько сейчас времени? Кто-то забрал мои часы.

– Без восьми девять, – сказала сестра, взглянув на свои часики. – И никто ваши часы не забирал. Они находятся вместе с другими вещами, которые были при вас, когда вас привезли в приемный покой.

– Как себя чувствует мисс Бэллентайн?

– Мы не обсуждаем с больными состояние других больных, мистер Мэтлок.

– А где ее врач?

– Врач у вас один и тот же, насколько я понимаю. Но он не из этой больницы. – Сестра произнесла это не слишком одобрительным тоном. – Он здесь будет в девять тридцать, если мы не вызовем его раньше.

– Вызовите, пожалуйста. Я хотел бы видеть его как можно скорее.

– Послушайте, нет же никакой срочности...

– Черт бы вас побрал, немедленно вызовите его сюда!

Как только Мэтлок повысил голос, дверь палаты открылась и вошел Джейсон Гринберг.

– Я услышал вас из коридора. Это хороший признак.

– Как Пэт?!

– Одну минуту, сэр. У нас существуют правила... Гринберг вытащил свое удостоверение и показал сестре.

– Этот больной находится на моем попечении, мисс. Можете справиться в приемном отделении, если хотите, но оставьте нас наедине.

Сестра, ни на секунду не теряя профессиональной выправки, внимательно изучила удостоверение и быстро вышла из палаты.

– Как Пэт?

– Она в плохом состоянии, но держится. Ночь прошла неважно, утром будет еще хуже, когда она попросит зеркало.

– Черт с ним, с зеркалом! Что с ней?

– Двадцать семь швов – на теле, на голове, на губах и для разнообразия один на левой ноге. Но она поправится. Рентген показывает лишь ушибы. Ни переломов, ни разрывов связок, ни внутренних кровоизлиянии. Эти сволочи профессионально ее обработали.

– А говорить она может?

– Нет. Врач не советует. Ей в первую очередь необходим сон... И вам тоже нужно отдохнуть. Вот почему мы поместили вас вчера вечером сюда.

– Никого не ранило?

– Нет. Мы думаем, что эти взрывы имели другую цель. Первый заряд – небольшой, сантиметров пять – был укреплен снаружи под подоконником; второй детонировал после первого; это как для фейерверка на Четвертое июля. Вы ведь ожидали второго взрыва?

– Да. Пожалуй, да... Запугивают.

– Мы тоже так считаем.

– Можно мне повидать Пэт?

– Мне бы хотелось, чтобы вы воздержались от этого. Врач говорит, что она будет спать до вечера. При ней сестра, которая меняет пузыри со льдом и, когда нужно, дает обезболивающее. Пускай она отдыхает.

Мэтлок осторожно сел. Он начал разминать ноги, руки, массировать шею и кисти рук и обнаружил, что в общем чувствует себя не намного хуже обычного.

– Ощущение точно с похмелья, только голова не болит.

– Вам дали большую дозу. Вы... понятно... несколько разволновались.

– Я все помню. Сейчас я спокойнее, но я не собираюсь брать назад ни одного слова... Сегодня у меня два занятия. В десять и в два часа дня. Мне нужно быть на занятиях.

– Это вовсе не обязательно. Вас хочет повидать Силфонт.

– Я поговорю с ним после занятий... А потом повидаю Пэт. Мэтлок встал и медленно пошел к большому больничному окну. Было яркое солнечное утро: в Коннектикуте стояла отличная погода. Глядя в окно, Мэтлок вспомнил, как пять дней назад, когда он впервые встретился с Джейсоном Гринбергом, он смотрел в другое окно. Тогда он принял решение; сейчас – тоже.

– Вчера вечером вы сказали, что не дадите им вывести меня из игры, – продолжал он. – Надеюсь, вы не передумали. Я не полечу завтра на Сент-Томас.

– Вас не арестуют. Это я вам обещал.

– Вы можете это предотвратить? Вы также сказали, что вас заменят.

– Я могу это предотвратить... Могу возражать по моральным соображениям – загадочная формула, которая означает что я могу поставить людей в неловкое положение. Однако должен вас предупредить: если вы будете создавать осложнения, вас могут арестовать – разумеется, для вашей же безопасности.

– Да, конечно. Если меня найдут.

– Это мне не нравится.

– Забудьте, что вы это слышали. Где моя одежда? – Мэтлок подошел к шкафу и открыл его. Его брюки, пиджак и рубашка висели на вешалках; мокасины стояли на полу, и в них были аккуратно вложены носки. На полке лежали трусы и больничная зубная щетка. – Сходите, пожалуйста, вниз и скажите, чтобы меня отсюда выпустили и вернули бумажник, деньги и часы. Сделаете?

– Что значит: «Если меня найдут»? Что вы собираетесь делать? – Гринберг и не думал уходить.

– Землетрясения я не устрою. Просто буду продолжать... ограниченное расследование, как выразились ваши работодатели. Лоринг сказал, что где-то должна быть вторая половина этого серебряного листа. И я ее найду.

– Сначала выслушайте меня! Я не отрицаю, что у вас есть основание...

– Ах, вы не отрицаете! – взорвался Мэтлок. – Это не то, что мне нужно. Вы нехотя соглашаетесь. А у меня есть много оснований. Мой погибший младший брат, этот сукин сын Дюнуа, или как его там зовут, Херрон и девушка, лежащая в соседней палате. По-моему, и вы и врач знаете, что произошло с ней прошлой ночью, но я тоже догадываюсь! Так что можете не болтать об основании.

– В принципе, мы с вами мыслим одинаково. Я просто не хочу, чтобы ваши «основания» уложили вас рядом с братом. Это работа для профессионалов. Не для дилетанта! И если вы не бросите все, я хочу, чтобы вы работали с тем, кто займет моё место. Это важно. Дайте мне слово.

Мэтлок снял пижамную куртку и смущенно улыбнулся.

– Даю. Я вовсе не собираюсь изображать из себя этакого рейнджера-одиночку. Вы знаете, кто займет ваше место?

– Еще нет. Скорее всего, кто-то из Вашингтона. Они не станут рисковать и брать людей из Хартфорда или из Нью-Хейвена... Дело в том... они же не знают, кто подкуплен. Но этот агент с вами свяжется. Я сам введу его в курс дела. Никто ведь другой не может. Давайте договоримся о пароле – что бы вы хотели?

– Скажите ему, пусть использует вашу пословицу: «Когда старики себя убивают, города умирают».

– Вам она нравится?

– Не то, что нравится или не нравится. Просто это истина. Так и должно быть.

– И вполне применимая к случаю. Я вас понимаю.

– Очень даже применимая.

– Джим, я дам вам телефон моих родителей в Бронксе. Они не будут знать, где я, но я буду им звонить каждый день. Звоните и вы, если понадобится.

– Спасибо, непременно.

– Дайте мне слово.

– Даю. – Мэтлок рассмеялся коротким благодарным смешком.

– Конечно, при сложившихся обстоятельствах я могу и сам оказаться на другом конце провода, когда вы позвоните.

– Возвращаетесь к частной практике?

– Это куда вероятнее, чем вы думаете.