Текст книги "Смерть в редакции"
Автор книги: Роберт Голдсборо
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Возникло впечатление, что этот вопрос окончательно выпустил из Дэвида дух. Он обмяк, упершись локтями в колени, и несколько раз сглотнул.
– Что же, это – верное предположение, – сказал он. Кэролайн, чуть склонившись, коснулась его плеча. – Конечно, я не любил ее. Мачеха… старший сын… все как в сказках братьев Гримм. Так или иначе, но я уже много лет назад понял: пока она возглавляет «Газетт», мне места наверху не видать как своих ушей.
– Вы полагаете, что, продав акции Макларену, смогли бы встать во главе компании?
– Долг платежом красен, хотите вы сказать? Нет, совсем нет, – энергично потряс головой Дэвид. – Я на это не рассчитывал, зная, что для руководства газетой он привлечет своих людей – по крайней мере прежде он всегда поступал именно так. В любом случае шансов на руководство у меня не было, но от Макларена я получил бы гораздо больше денег, чем мог мне предложить фонд.
– Я хочу поставить перед вами тот же вопрос, который задавал вашей сестре: как вы относитесь к возможности перехода «Газетт» в руки Макларена?
– Многое из того, что сказано или написано о нем, является преувеличением, и при этом преувеличением несправедливым, – ответил Дэвид. Не исключено, что эту часть речи он отрепетировал. – Его газеты не так уж и плохи. Он мог бы привнести в газетную жизнь Нью-Йорка новые, яркие краски.
Недовольно скривившись, Вульф спросил:
– Когда он впервые обратился к вам с предложением купить ваши акции?
– Макларен позвонил и пригласил меня на ленч две недели тому назад. Тогда же он и поинтересовался, не хочу ли я продать акции: узнав предлагаемую им цену, я тут же заявил, что на мой пакет он смело может рассчитывать.
– Но пока еще сделка не состоялась?
– Нет, это было всего лишь устное соглашение, но я был готов – и готов сейчас – передать ему мои активы в тот момент, когда будут подписаны бумаги.
– Какие еще вопросы вы обсуждали во время ленча?
– Он сообщил, что вел переговоры с издательством «Арлен» и семейством Демарест, и те якобы уже передали ему свои доли. Кроме того, он интересовался активами Донны и Скотта. Пришлось сказать, что ему самому следует вступить в контакт с ними, а я не хочу и не буду выступать от их имени.
– Сэр, я хочу вам задать еще один вопрос – тот, что я задал миссис Палмер: где вы находились с шести часов вечера и до того момента, когда узнали о смерти мачехи?
Я ожидал нового взрыва, но, очевидно, его аккумуляторы крепко подсели.
– Вам хорошо известно, что большую часть времени я находился вместе с женой и сестрой в конференц-зале на двенадцатом этаже. Начиная с половины шестого до шести тридцати я работал в своем кабинете на том же этаже.
Вас кто-нибудь видел в указанное вами время?
– Нет, – воинственно произнес Дэвид. – Но в этом нет ничего удивительного. Мой кабинет расположен в той части здания, где размещаются управленческие и снабженческие отделы, бухгалтерии и служба эксплуатации здания. Большинство сотрудников этих подразделений уходят домой в пять тридцать, самое позднее – в шесть. Я, как правило, ухожу с этого этажа последним.
– И в тот вечер вы остались даже дольше обычного?
– Да, – воинственность его тона заметно усилилась. – Донна и я задержались для того, чтобы узнать, чем закончится ее встреча с Маклареном.
– Каким образом вы намеревались это выяснить?
– О, кажется, ни Донна, ни я вам не говорили… Дело в том, что Хэрриет разослала служебную записку, в которой просила нас всех собраться у нее после завершения встречи с Маклареном.
– Вот как, – Вульф широко открыл глаза. – И кто же получил копии этой записки?
– Думаю, что все держатели акций «Газетт» – я, Донна, Скотт, Карл, Эллиот Дин.
– Как выглядела записка и каково было ее содержание?
– Ммм… – скривился в задумчивости Дэвид. – Ничего особенного, напечатана на машинке, на половинке листка. Текст, как мне помнится, следующий: «Дорогой Дэвид, пожалуйста, задержись до конца моего разговора с Я.М. Мне хотелось бы встретиться на несколько минут со всеми после его ухода». Подпись.
– Я получила точно такую же записку. Текст идентичен, – подтвердила слова брата Донна.
– Когда они были разосланы?
– Моя была доставлена примерно в четыре тридцать, – ответил Дэвид.
– Примерно в это же время в конференц-зал доставили и мою, – вставила Донна.
– Как миссис Хаверхилл могла знать, что вы все еще находитесь в здании и получите ее записку?
– Еще утром я сказала ей, что собираюсь работать в конференц-зале по меньшей мере до шести.
– Полагаю, что никто не сохранил своего экземпляра?
Брат и сестра одновременно отрицательно покачали головами, а Дэвид с ухмылкой пояснил:
– В газете циркулирует столько служебных документов разного рода, что, начав их хранить, мы через неделю задохнулись бы.
Проигнорировав его заявление, Вульф спросил, обращаясь к брату и сестре одновременно:
Вы уверены в подлинности подписи?
– Абсолютно, – сухо сказала Донна. – У нее очень характерная подпись. Кроме того, записку разносила ее личный секретарь Энн Барвелл – мне по крайней мере послание передала она.
– Мне тоже, – вставил Дэвид.
– Прекрасно, – сказал Вульф, откидываясь на спинку кресла. – Вам известно, с какой целью она хотела с вами увидеться?
Дэвид пожал плечами, ему этот разговор уже явно надоел. Парень не отличался большим запасом терпения.
– Думаю, для того, чтобы объявить о переходе газеты в руки Макларена. Зачем же еще?
– Мадам? – обратился Вульф к Донне.
– Я тоже так считаю, – ответила та. – Но после встречи с Маклареном она была просто не в силах встретиться с нами лицом к лицу. Других вариантов я не вижу.
– Но это означает одно – ваш кузен так же решил продать ему свои акции, – заметил Вульф.
– Этот вывод напрашивается сам собой, – сказал Дэвид, – Я не говорил с ним после его встречи с Хэрриет, хотя мне известно, что Макларен к нему ранее обращался, и Скотт решил продать акции. Но у вас есть возможность спросить у самого Скотта, так как ходят слухи, что он появится у вас сегодня несколько позже.
Он получил особенное удовольствие, сделав ударение на слове «слухи».
– Правильно, – кивнул Вульф и повернулся к Кэролайн. – Я не забыл о вас, мадам. Скажите, чем вызвано ваше появление в редакции «Газетт» в пятницу?
Она открыла рот, чтобы ответить, но Дэвид оказался быстрее.
– Кэрри была там, потому что я попросил ее прийти – все серьезные решения мы принимаем совместно. Мы являемся одной командой, в которой она полноправный член.
Ты ей вовсе не ровня, подумал я, посмотрев на Вульфа в ожидании его реакции.
– Мне было бы интересно услышать, что скажет сама миссис Хаверхилл, – раздраженно произнес он.
Кэролайн явно обожала находиться в центре внимания. Приняв позу, которая привела бы в восторг фотографа журнала мод, и откашлявшись, она начала:
– Как сказал Дэвид, мы выступаем единым целым, когда дело касается интересов одного из нас. В прошлом он несколько раз приглашал меня принять участие в семейных советах, на которых обсуждались вопросы, связанные с «Газетт». Складывалось впечатление, что встреча в пятницу должна иметь большое значение, и поэтому он меня пригласил.
– Когда вы прибыли?
– В редакцию? Сейчас… Это было примерно в шесть пятнадцать, не так ли, дорогой? – обратилась она за подтверждением к Дэвиду с хорошо отрепетированной тонкой улыбкой.
Тот с обожанием взглянул на Кэролайн, и дама продолжила:
– Я прошла прямо в кабинет Дэвида. Он как раз заканчивал небольшое совещание. Мы поговорили пять или десять минут, после чего прошли в помещение, где работала Донна. Я не видела ее после возвращения, и мне не терпелось узнать о ее путешествии.
– Миссис Хаверхилл, не могли бы вы высказать свое отношение к происходящим в «Газетт» событиям?
– Вы имеете в виду ее продажу Макларену? О, мне было очень жаль, что газета уплывает из рук семьи. Но вам известно, насколько властной, неуступчивой и жёсткой могла быть Хэрриет. Именно эти черты характера в конечном итоге и стоили ей газеты.
– Жёсткостью, как я понимаю, вы считаете ее нежелание делегировать полномочия другим липам, и в первую очередь ближайшим членам семьи?
С ледяной улыбкой Кэролайн ответила:
– И это, и диктаторские замашки в целом. С какими бы предложениями по улучшению работы организации ни выступали Дэвид и Скотт, она постоянно принижала значение их советов или просто игнорировала их. Она не терпела, чтобы чужие идеи получали зеленый свет.
– Как складывались ваши отношения?
Кэролайн сменила позу (ее фото отлично смотрелось бы в «Вог») и, проведя ухоженными пальчиками по изящной шее, сказала:
– Мы уважали друг друга. У Хэрриет было множество привлекательных черт, я наслаждалась ее обществом на приемах, встречах и иных мероприятиях подобного рода. Она безумно любила «Газетт», была умна, прекрасно эрудированна. С ней всегда было интересно. Мне казалось, что ей нравилось встречаться со мной. Во всяком случае, она постоянно подчеркивала это.
Вульф беспокойно заерзал в кресле. Я знал, что ему хотелось пива, но он боролся с собой, так как опустошил уже две бутылки в присутствии гостей, которые не выпили ни капли. Оставалось надеяться, что пару минут он сможет продержаться. Дэвид, похоже, держался с еще большим трудом.
– Мадам, вы говорили, что у вас имеются некоторые соображения, которыми вы хотите поделиться. Я закончил, вам слово.
Она одарила его ослепительной улыбкой.
– Я все равно не ушла бы не высказавшись. Дэвид может подтвердить, что я никогда не стесняюсь высказывать свое мнение. У меня, мистер Вульф, нет никаких сомнений в том, что моя свекровь покончила с собой. Я знаю причину этого.
Она внимательно посмотрела на Вульфа, ожидая его реакции. Но тот наживку не проглотил. Поняв, что ей придется солировать, Кэролайн облизала губы и наклонилась вперед, как будто собиралась поделиться большим секретом.
– Хэрриет знала, что Макларен обошел ее с флангов и собрал необходимое для контроля над газетой количество акций. Она ненавидела Макларена, это не было тайной. И Хэрриет совершила поступок, который, по ее мнению, должен был восстановить против него как акционеров, так и общественность. Она сделала последнее публичное заявление, убив себя.
– Публичное заявление, о котором вы говорите, должно было бы включать в себя и письменное подтверждение, – недовольно проворчал Вульф. – Она должна была упомянуть о неблаговидных деяниях мистера Макларена или об отрицательных последствиях для «Газетт» в случае ее перехода в руки последнего. Насколько мне известно, такого письменного подтверждения не существует.
– Об этом я ничего не знаю. Я лишь убеждена в том, что Хэрриет убила себя, чтобы привлечь внимание к «трагическому событию» – так она называла происходящее. Она была способна на крайние проявления чувств. А самыми сильными ее чувствами были любовь к «Газетт» и ненависть к Макларену. Скажи, Дейв, разве я не права?
Супруг машинально кивнул, ее безупречные логические построения, видимо, не произвели на него впечатления.
– Мистер Вульф, я понимаю, что Донна и Дэвид в некотором смысле являлись родственниками Хэрриет, в то время как я была ей чужой, – продолжила Кэролайн. – Несмотря на это, я знала ее лучше, чем они, может быть, потому, что мы во многом похожи. Я не хочу сказать, что мы были близки, но мне известны силы, которые двигали ею. Еще раз повторяю: она сама убила себя.
На протяжении всей речи Кэролайн Вульф не сводил с нее внимательного взгляда. Когда она закончила, он посмотрел сначала на Дэвида, потом на Донну. Набрав полную грудь воздуха и с шумом выдохнув, Вульф произнес:
– У меня больше не осталось вопросов. Благодарю за визит.
Он потянулся к звонку, чтобы потребовать пива.
– У меня есть вопрос, мистер Вульф, – сказала Донна, встав рядом с креслом и положив руку на его спинку. – Прежде чем мы уйдем, мне хотелось бы его задать. Вы по-прежнему убеждены в том, что Хэрриет была убита?
Бросив на нее острый взгляд, мой босс ответил:
– Мадам, здесь не было сказано ничего такого, что могло бы побудить меня изменить точку зрения.
С этими словами, несмотря на то, что посетители все еще оставались в комнате, он взял книгу и раскрыл ее. Запечатлев эту сцену в памяти, чтобы не забыть сказать ему позже, что мисс Этикет считает такое поведение отвратительным нарушением всех правил приличия, я последовал за гостями к выходу. Я держал дверь, Дэвид и Донна прошествовали мимо меня так же, как и входили в дом – с каменным видом. Кэролайн же подарила мне улыбку с обложки журнала мод.
Я вернулся в кабинет следом за стремительно ворвавшимся туда Фрицем с двумя бутылками пива для пациента.
– Итак, – обратился я к Вульфу, после того как он наполнил стакан, – этот человек считает, что Макларен был бы прекрасным дополнением.
– Тоже мне остряк!
Я не был уверен, кого гений называет остряком – Дэвида Хаверхилла или Яна Макларена, но уточнять не стал. Вульф пребывал в состоянии недовольства, и я знал почему: гений всегда стремится избежать работы, а когда ему приходится трудиться в воскресенье, он становится особенно сварливым. Особенно его раздражало то, что рабочий день еще не закончился. Скотт Хаверхилл, проходящий у нас под кличкой «Племянник», должен был появиться в четыре, то есть через двадцать минут. Это означало, что у Вульфа не оставалось времени для простых человеческих удовольствий – для того, например, чтобы терроризировать Фрица по поводу меню на следующую неделю, или для сражения с кроссвордом в «Санди Таймс».
В какой-то момент я даже был готов его пожалеть. Но счастлив доложить, что это недостойное чувство тут же оставило меня. Однажды, когда я пожаловался на избыток скучных дел, он ответил: «Работа прекрасно тонизирует».
Возможно, сейчас ему как раз будет полезно принять еще немного тонизирующего средства.
Глава 14
Когда в пять минут пятого у дверей раздался звонок, я повернулся к Вульфу и спросил:
– Может быть, нам стоит поставить турникет?
В ответ он только недовольно на меня покосился. Вот и старайся после этого сделать жизнь легче.
Через одностороннее стекло я осмотрел четвертого представителя семейства Хаверхиллов, осчастливившего нас в этот день своим посещением. Скотт выглядел значительно приятнее своего кузена Дэвида. Он был шести с лишним футов ростом, имел правильные черты лица и светлые волосы. Конечно, ему не повредило бы проводить несколько часов в день на велотренажере. Судя по его виду, визит в дом из бурого известняка не казался ему в отличие от Дэвида отвратительным. Он потряс меня тем, что первым протянул руку для крепкого рукопожатия. Играя на своем поле, я обычно сую свою лапу первым. Не хочу высказывать необоснованные предположения, но мне он показался излишне самоуверенным.
Я представил его Вульфу, и в этом случае у парня хватило здравого смысла не пожимать руки. Вместо этого он направился к красному кожаному креслу, которое, вероятно, еще хранило тепло Донны.
– Карл сказал, что вы хотели меня видеть, – произнес он, расстегивая дорогой пиджак спортивного покроя и демонстрируя нам рубашку в белую и розовую полоску. – Вначале я не был уверен, что приду, но затем подумал: а почему бы и нет, что я теряю?
У него был прононс жителя Новой Англии, но точное место я определить не мог.
– Да, конечно, что вам терять, сэр? – ответил Вульф. – Не желаете ли что-нибудь выпить?
Он попросил шотландского виски с водой, и я немедленно выполнил заказ.
– Итак, вы полагаете, что Хэрриет была убита? – произнес он тоном светской беседы. – Однако должен признаться, что даже прочитав статью о вас в утреннем выпуске «Газетт», я не понял, на каком основании вы пришли к этому выводу.
– Если хотите, можете назвать это интуицией, – сказал Вульф, разводя ладони. – Думаю, вы убеждены в том, что миссис Хаверхилл совершила самоубийство, не так ли?
– Что же, в день смерти, когда я видел ее, она пребывала в колоссальном напряжении из-за этого дела с Маклареном. Но тем не менее должен сказать: я немало удивлен тем, что она нажала на спусковой крючок.
– Почему?
– Да потому, что она была не таким человеком, – ответил Скотт, отпивая из стакана. По его лицу было видно, что он пытается найти нужные слова. – Иногда она казалась слишком самоуверенной… может быть, даже твердолобой. Боюсь, что выражаюсь неточно, но я удивлен тем, что какие-то события смогли довести ее до самоубийства. Особенно после той беседы, которая произошла между нами.
– Расскажите подробнее об этом, пожалуйста.
– Она попросила меня встретиться с ней в ее кабинете в пятницу в три часа. Я, само собой, знал, о чем пойдет речь. Макларен уже предлагал купить мой пакет акций.
– И что же вы ему ответили?
Он улыбнулся. В улыбке можно было прочитать осуждение в свой собственный адрес.
– Мне понравилась предложенная им цена, кроме того, я не видел для себя в газете каких-то перспектив. Уже десять лет я – генеральный управляющий, мне сорок один год, и если я хочу куда-то продвинуться, похоже, следует подумать о том, чтобы сменить поле деятельности. К тому же я не знал, удастся ли мне когда-либо получить за мои акции те деньги, которые предлагает Макларен.
Глядя на его профиль, я вспомнил характеристику, данную ему Лоном – «скользкая СКОТТина».
– И вы приняли предложение мистера Макларена? – спросил Вульф.
– Официально нет, – ответил Скотт, изучая ухоженные ногти. – Но сказал, что, видимо, приму.
– Что вас удержало от того, чтобы сразу согласиться?
На физиономии Скотта возникла глупая ухмылка, которую он, по-видимому, считал мальчишеской улыбкой.
– Я хотел поговорить с Хэрриет еще раз… посмотреть, не сможем ли мы прийти к какому-то соглашению.
– О предоставлении вам более высокого поста в компании?
– Вы, мистер Вульф, сразу берете быка за рога. – Последовала еще одна глупая ухмылка. – Да, я полагал, что она сможет предложить мне нечто большее. Мне кажется, я заслуживаю этого.
– Итак, вы встретились с ней в пятницу в три часа дня.
– Да. К этому времени она уже поговорила с моими кузенами, о чем, уверен, вы уже знаете. Из слов Хэрриет я понял, что они оба были готовы броситься в объятия Макларена, если уже не сделали этого.
– Перед встречей с миссис Хаверхилл вы успели обсудить с ними проблему продажи акций?
Скотт, чуть изменив позу в кресле, сделал еще один глоток виски.
– Да, я разговаривал об этом с Дэвидом. Донна редко бывает здесь, а последние недели она вообще провела в Европе. Но… впрочем, вам, наверное, известно, что мы с ним не очень дружны… мы в основном встречаемся на совещаниях и разговариваем только о делах.
– В чем причина вашей взаимной неприязни?
– Какую-то одну причину выделить невозможно. Неприязнь имеет долгую историю. Даже в детстве мы недолюбливали друг друга.
– Взаимная зависть, подстегнутая чувством соперничества?
Скотт, весьма эффектно пожав плечами, ответил:
– Да, наверное, это одна из причин. Не секрет, что и он, и я пошли бы на убийство ради того, чтобы возглавить газету. Или… если хотите, можно сказать иначе… Каждый из нас считал, что он может управлять газетой лучше, чем другие. Я-то точно знаю, что делал бы это лучше, чем Дэвид. И Хэрриет тоже знала об этом.
– Вот как? Она сама это сказала?
Скотт утвердительно кивнул.
– Думаю, следует вернуться к нашей встрече в пятницу – это многое объяснит. Войдя в кабинет, я с первого взгляда понял, что Хэрриет очень сильно расстроена. Она не плакала – Хэрриет никогда не давала волю слезам, – но она была бледной как мел и говорила, казалось, с трудом. Едва я успел сесть, как она спросила: «Полагаю, ты тоже собрался продать свои активы этому пирату?». Ответив, что действительно тщательно обдумываю его предложение, но с удовольствием готов еще раз обсудить эту проблему, я сказал, что все еще питаю надежду на свое лучшее будущее в газете. В этот момент произошло нечто странное.
– Продолжайте, – бросил Вульф.
– Оборвав меня на полуслове, он заявила прямо в лоб без всяких экивоков: «Как ты отнесешься к тому, чтобы стать издателем «Газетт»?». Я был настолько потрясен, что, как мне кажется, выглядел идиотом. Это была именно та работа, о которой я мечтал много лет, и получить которую уже давно не надеялся. Придя в себя, я пробормотал нечто вроде: «Могу начать хоть завтра». Далее она сказала, что Карл Бишоп уже давно поговаривает об отставке. Я, кстати, и без нее слышал об этом. Затем Хэрриет заявила – она всегда была откровенной, иногда даже на грани жестокости, – что у нее есть определенные сомнения в моих способностях, но тем не менее она готова рискнуть ради того, чтобы избежать потери контроля над газетой, если акции попадут в лапы Макларена. Я должен был заплатить за пост, продав свой пакет акций в создаваемый ею фонд по цене значительно ниже той, которую предлагал Макларен.
– И как вы отнеслись к ее предложению? – спросил Вульф, водрузив руки на вершину своего брюха.
– Конечно, я нес финансовые потери, но получал взамен нечто более ценное для меня нежели деньги.
– В конечном итоге вы покрыли бы все потери в результате роста жалованья и получения дополнительных льгот, – сухо проговорил Вульф.
– Верно, – без труда согласился Скотт. – Но честно говоря, тогда я об этом не думал. Я был так потрясен перспективой стать издателем, что все остальное перестало иметь значение.
– Определила ли миссис Хаверхилл какие-либо временные рамки для вашего вознесения?
– Нет. Она лишь сказала, что позже в тот же день поговорит с Карлом Бишопом, чтобы выработать приемлемые для него условия. Но в целом, говоря о перспективах, она заметила, что я мог бы приступить к новым обязанностям в начале будущего года.
– Вы говорили кому-нибудь об этом разговоре?
– Ни единой душе, включая жену. Хэрриет просила меня не делать этого, сказав, что объявит обо всем лично. Уверен, что именно с этой целью она разослала служебные записки, в которых просила всех акционеров собраться в ее кабинете после завершения встречи с Маклареном. Вы знаете об этом?
Вульф кивнул, и Скотт продолжил:
– Думаю, что она хотела лишить Макларена козырей, сообщив ему о нашем решении во время встречи. Она просто жаждала его крови.
– Когда вы планируете сообщить остальным акционерам о предложении, сделанном вам миссис Хаверхилл?
– Хочу подождать до завершения церемонии похорон, и пока не уляжется весь этот шум. Полагаю, что через неделю состоится общее собрание акционеров, на котором будут присутствовать люди, представляющие интересы как «Арлен», так и семейства Демарест.
– Как вы поступите, если остальные не поверят вашему рассказу?
– Да, я думал о подобной возможности, – кивая ответил Скотт. – Но во время беседы Хэрриет делала заметки в деловом блокноте. Не исключено, что она передала заметки секретарю или они все еще находятся в ее письменном столе. Пока я не выяснял, где бумаги. Правила приличия требуют выдержки.
– Даже если заметки и будут найдены, они могут не иметь юридической силы, – заметил Вульф.
Мне показалось, он хотел сказать, что деликатность, проявляемая Скоттом, как-то не совсем вяжется с его характером.
– Не знаю, будут ли они иметь юридическую силу, – ответил Скотт, – но моральные обязательства они определенно повлекут.
– Мистер Хаверхилл, – сварливым тоном произнес Вульф, – после того как вы согласились остаться в лоне семьи, около пятидесяти двух процентов акций оказались вне досягаемости мистера Макларена. Что же в таком случае, по вашему мнению, заставило вашу тетушку наложить на себя руки?
– Я размышлял на эту тему, – нахмурившись ответил Скотт. – И решил, что борьба последних дней настолько истощила нервную систему тетки, что та просто сошла с рельсов.
– Чушь, – бросил Вульф. – Разрешите мне предложить иную версию. Если Бишоп или Дин согласились бы продать свою долю мистеру Макларену, то баланс сил снова качнулся бы в его сторону.
– Немыслимо! – выпалил Скотт. – Такое просто невозможно.
– А я вообще исключаю ситуацию, в которой Хэрриет Хаверхилл могла бы приставить пистолет к виску и нажать на спусковой крючок, – заявил Вульф. – Теперь же становится совершенно очевидным тот факт, что никаких мотивов для самоубийства у нее не было. Сэр, где вы находились с шести часов вечера и до того момента, когда узнали об ее смерти?
Вопрос застал Скотта врасплох.
– Какое это имеет значение? – спросил он, резко выпрямившись и расплескав виски.
– Скорее всего никакого, – миролюбиво сказал Вульф. – Но поскольку вы убеждены в том, что убийства не было, у вас нет причин воздерживаться от ответа.
– Все это время я провел за своим письменным столом. В пять пятнадцать у меня началась встреча с начальником отдела снабжения. Разговор занял полчаса, и после этого я оставался в кабинете вплоть до появления Дэвида с вестью о смерти Хэрриет.
– В котором часу это произошло?
– Примерно в семь сорок пять. Припоминаю: за несколько минут до этого, удивляясь, что встреча с Маклареном так затянулась, я подумал, не стоит ли позвонить самому, чтобы выяснить, что происходит, и узнать, когда она ждет нас в своем офисе.
– Вас кто-нибудь видел после окончания совещания и до появления в вашем кабинете Дэвида Хаверхилла?
– Нет.
– И ваш кабинет расположен на двенадцатом этаже?
– Да. Неподалеку от кабинета Дэвида. Но мне кажется, что Дэвид, Донна и Кэролайн находились не там, а в конференц-зале, когда узнали о… несчастье.
– Скажите, мистер Хаверхилл, полицейские с вами беседовали?
– Весьма кратко. Я сказал им, что пока не решил, продавать акции или нет. Но почему вас это интересует?
– Из чистого любопытства, – небрежно бросил Вульф.
– Сдается мне, что вы чертовски любопытны, – брюзгливо проворчал Скотт. – Однако, несмотря на то, что вы думаете или говорите, я продолжаю считать, что произошло самоубийство. И полиция, по-видимому, тоже так полагает. В противном случае, они продолжали бы задавать вопросы. Теперь, если позволите, я должен идти.
Вульф, не произнеся ни слова, наблюдал затем, как Скотт, встав с кресла, затопал к выходу. Я прошел вместе с ним и придержал дверь.
– Благодарю за виски, – рассеянно сказал он, но руки на сей раз не протянул. Я тоже не стал напрашиваться на рукопожатие.
– Может быть, нам больше не приглашать их сюда? – сказал я Вульфу, возвратившись в кабинет. – С каждым следующим визитом дело осложняется.
– Прекратите пустую болтовню, – проворчал он.
– Хорошо, будем серьезны. Что вы думаете о предложении Скотту кресла издателя?
– Этот тип – осел, – заявил Вульф, игнорируя мой вопрос. – Может быть, не такой, как его кузен, но все-таки осел.
– Не смею возражать. Что теперь?
Вульф взглянул на часы, размышляя, не настало ли время спуститься в кухню, чтобы перекусить. Решив, что еще рано, он заявил:
– К дьяволу! Знаю, вы не перестанете меня изводить, пока я что-то не предприму. Полагаю, они там в здании редакции фиксируют время прихода и ухода посетителей?
– Каждый, включая сотрудников, должен отметиться в фойе у охранника, – ответил я. – Там ведется журнал с учетом времени.
– Позвоните мистеру Коэну и узнайте, когда каждый из них покинул здание редакции. Я имею в виду Скотта, Дэвида с его Кэролайн, миссис Палмер, мистера Дина, мистера Бишопа и Макларена.
– Не считаете ли вы, что тогда мы окажемся в большом долгу перед «Газетт» – спросил я, вздергивая одну бровь, что его всегда раздражает, поскольку он на подобное не способен.
– Заткнитесь, – прошипел он и, выбравшись из кресла, вышел из кабинета и направился в сторону кухни.
Последнее слово осталось за ним, но победа все равно принадлежала мне. Если, ретируясь, гений в качестве оружия использует реплику «заткнитесь»» то это означает: я действительно доконал его.