Текст книги "Смерть в редакции"
Автор книги: Роберт Голдсборо
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Глава 16
Через несколько минут после ухода Одри Вульф тоже покинул кабинет, чтобы вознестись к своим орхидеям. Я изучил выписанный ею чек и, признав его подлинным, положил в сейф, где ему предстояло оставаться до того времени, когда я отправлюсь в банк. Это должно было произойти не ранее следующего утра.
Теперь, когда у нас появился клиент, мне следовало пошевеливаться, пока Вульф не утратил интереса к делу, что для него является чем-то вроде профессионального заболевания. Набрав по памяти номер, я после второго гудка услышал голос Лона.
– Боже, что еще? – со вздохом спросил он тоном давно и безнадежно страдающего человека.
– Незначительная услуга, которую можешь поставить в наш счет, – ответил я. – Ваши охранники заносят в журнал всех, кто входит и выходит, не так ли? Включая сотрудников?
– Да, так.
– Мы, то есть мистер Вульф, желаем знать, в котором часу в пятницу покинули здание следующие лица: Бишоп, Дин, Макларен и четыре мушкетера по фамилии Хаверхилл.
– Ага! Значит, вы их подозреваете?
– Спроси у человека, который платит мне жалованье, – нахально ответил я. – Ты знаешь меня, верного пса, который, не задавая вопросов хозяину, каждое утро отправляется, чтобы извлечь свежую газету из кустов, луж или других мест, куда их забрасывают мальчишки-разносчики.
– Избавь меня от своих излияний, – простонал Лон. – Я сделаю все хотя бы для того, чтобы ты заткнулся. И умоляю, больше не напоминай мне о тех якобы милостях, что вы нам оказали.
Он пообещал перезвонить во второй половине дня, а я сердечно поблагодарил его, поклявшись больше не упоминать о наших заслугах.
Затем я позвонил в юридическую контору Эллиота Дина. Ответила мне женщина с такой дикцией, как будто ее рот был набит морской галькой. Она соединила меня с Дином с явным неудовольствием, хотя я и сказал, что ее босс ждет моего звонка. Меня попросили подождать, и после девяноста пяти секунд ожидания, если верить моим часам, я вновь услышал доносящееся сквозь камешки в пасти бормотание:
– Мистер Дин сейчас будет с вами говорить.
– Да? – Настроение у него, насколько я понял, было совсем не праздничным.
– Говорит Арчи Гудвин по поручению Ниро Вульфа, – сказал я. – Я звоню, чтобы договориться о времени завтрашней встречи. Как мне известно, мистер Бишоп толковал с вами о ней.
Я услышал глубокий вздох, за которым последовал кашель.
– Да, он говорил, – хрипло ответил Дин и после очередного вздоха добавил: – Как вы знаете, завтра состоится отпевание Хэрриет.
– В десять тридцать, не так ли?
– Да, так.
Последовала короткая пауза. Дин, очевидно, надеялся, что я позволю ему сорваться с крючка и нырнуть в глубину на весь следующий день. Но я не позволил, промолчав. Молчание затянулось секунд на пятнадцать, и он нарушил его первым:
– Ну хорошо, скорее всего я смогу быть у вас во второй половине дня, хотя не вижу никакого смысла в этом визите.
– В два тридцать вас устроит?
Последовала новая пауза и серия тяжких вздохов. Наконец он согласился, добавив, что зайдет совсем ненадолго и только потому, что об этом просил мистер Бишоп.
– Думаю, что предположение об убийстве – глупость. Даже больше чем глупость. Оно создает атмосферу скандала вокруг трагического для всех нас события.
Голос Дина сорвался, и я подумал, что адвокат сейчас зарыдает. Но он все-таки сумел взять себя в руки. Опасаясь, что он передумает и отменит встречу, я ничего не сказал, а всего лишь поблагодарил собеседника. Кроме того, Дин, видимо, обожал, чтобы последнее слово оставалось за ним. Поэтому я ограничился словами:
– До завтра.
Едва я успел положить трубку, как телефон зазвонил.
– О'кей, Арчи, получай, что ты просил, – сказал Лон. – В пятницу первым в шесть тридцать покинул здание Макларен. Остальные, когда было обнаружено тело Хэрриет, еще находились в редакции. Они там оставались допоздна из-за разговоров с полицией и всего такого. Скотт ушел в девять двадцать. Дин – в девять пятьдесят одну, Карл – в десять четырнадцать, Дэвид, Донна и Кэролайн ушли все вместе в десять пятьдесят четыре. Если у тебя есть для меня еще какие-то поручения, умоляю, скажи сейчас, чтобы я сам мог уйти в пристойное время и иметь возможность переодеться.
Я напомнил, что в ближайшем будущем ему светит поужинать у нас, и разрешил отправиться домой, забросить там ноги на стол и принять пару порций шотландского виски. Он ответил весьма кратко, единственным словом, которое я опущу, так как оно не имеет права появляться на этих страницах.
Когда Вульф в шесть вечера спустился из оранжереи, я находился на своем рабочем месте, перепечатывая то, что он надиктовал мне накануне. Поскольку стук машинки раздражает гения, когда тот читает, пьет пиво, сердится или производит иные действия, я стараюсь разделаться с этой работой, пока он нянчится с орхидеями. Бросив печатать на половине письма, я повернулся к Вульфу. Он в это время давил на звонок, требуя пива.
– Мистер Дин во время нашей беседы был несколько сердит, но тем не менее он прибудет завтра в два тридцать, – доложил я. – Кроме того, вы желали узнать, в котором часу указанные вами лица покинули здание «Газетт» в пятницу вечером. Вот расписание.
Я перечислил всех по памяти, хотя на всякий случай время ухода каждого было занесено в записную книжку.
Закончив, я взглянул на Вульфа. Тот успел отпить пива и уже раскрывал книгу.
– Надеюсь, не отрываю вас от чтения? – поинтересовался я.
– Нет, не отрываете, – ответил он, несколько перемещая свой фундамент в сиденье специально сконструированного для него кресла.
– Хвала Господу, – пробормотал я, отвернулся и с энтузиазмом набросился на клавиши пишущей машинки.
Я был бы рад сообщить, что дело оказалось раскрытым в течение последующих двадцати одного с половиной часа. Но подобное заявление было бы громадным преувеличением. Начать с того, что моя трескотня на машинке перед ужином вывела Вульфа из себя и он отыгрался тем, что, пока мы поглощали биточки с соусом карри и пирог с персиками, прочитал лекцию, почему, по его мнению, «Демократия в Америке» Токвилла является лучшей книгой о США из всех написанных иностранцами. Я вежливо слушал, но молчал, рассерженный его невниманием ко мне.
После ужина я позвонил Лили: оказалось, что у нее как раз выдался свободный вечер, и мы отправились потанцевать в «Черчилл». Один из многих приятных аспектов наших взаимоотношений состоит в том, что Лили не дуется, когда я выступаю с неожиданным приглашением. Мы знаем друг друга слишком хорошо, чтобы позволять правилам хорошего тона осложнять нашу жизнь. Как и Вульф, мы относимся к этикету без всякого почтения.
Так или иначе, но мы прекрасно провели время, и для меня вечер казался особенно замечательным, потому что, оставшись дома, я мог бы схлестнуться с Вульфом и быть уволенным или сам подать в отставку.
Во вторник утром, после завтрака, я поднялся в оранжерею, где Теодор и Вульф сооружали венок, чтобы отправить его на похороны Хэрриет. Для того чтобы доставить цветы в церковь, на девять тридцать был заказан специальный автомобиль. Я подумал, не стоит ли мне самому отправиться на похороны, но с ходу наложил вето на эту идею. Действительно, какую пользу из этого можно было извлечь? Они все будут гам вести себя торжественно и с достоинством: у убийцы не будут торчать рога или виднеться копыта, даже если он или она будет там присутствовать. Кроме того, все члены похоронной процессии будут видеть во мне стервятника, кружащего над стадом и высматривающего свою жертву. Идея присутствия на похоронах не выдерживала критики.
Вместо этого я депонировал выписанный Одри чек, так что утро нельзя было назвать полностью пропавшим. Закончив дела в банке, я проследовал дальше на восток и север, к киоску, торгующему продукцией фирмы Макларена. Можете считать, что я был одержим идеей наказать гения.
На этот раз в продаже оказались все три ежедневных издания за понедельник, и я пролистал их по дороге домой. В каждой газете было по статье абзацев из шести, посвященной смерти Хэрриет. Они были написаны примерно в одном стиле, и в каждой упоминался Ниро Вульф и его удивительное заявление об убийстве. В конце статей в рамке помещались совершенно идентичные редакционные заявления, озаглавленные: «Убийственный сочинитель».
Я задержался на углу Тридцать шестой улицы и Седьмой авеню, чтобы повнимательнее изучить мнение редакций. Они были целиком посвящены Вульфу и начинались следующими словами: «Вызывает отвращение то, что трагическая смерть благородной женщины, руководителя «Нью-Йорк газетт» бесстыдно используется частным сыщиком, одержимым идеей саморекламы». Далее в заметке Вульф величался «беспринципным шарлатаном», а заканчивалась филиппика следующим пассажем: «Хотя мы не претендуем на то, чтобы подсказывать представителям правосудия великого города Нью-Йорка, как им лучше выполнять свои обязанности, но все же кажется, что недавние поступки Ниро Вульфа являются достаточным основанием для лишения его лицензии. Мы точно знаем одно: в нашем городе такое поведение было бы сочтено абсолютно нетерпимым».
В десять сорок я вернулся в офис. Хотя все редакционные комментарии были совершенно идентичны, я тем не менее открыл газеты на соответствующих страницах и положил их на стол Вульфа поверх сегодняшней корреспонденции. Я был все еще сердит на него и когда ровно в одиннадцать босс вошел в кабинет, я, не поднимая глаз, продолжал заниматься своими делами.
Он втиснулся в свое кресло, но я, решив не доставлять ему удовольствия, не стал смотреть в его сторону. Зато я мог слышать шорох газетных страниц.
– Младенческий лепет, – проворчал Вульф.
– Что именно? – Я был уже не в силах сидеть не поднимая головы.
– «Беспринципный шарлатан…» – фыркнул он, отбросив газеты и принимаясь за просмотр корреспонденции.
Вульф катнул пару пробных шаров на предмет завязать беседу, но я оставался тверд. Та же ситуация сохранилась и за ленчем.
Звонок прозвенел в два тридцать пять, когда мы, находясь в кабинете, наслаждались своим кофе. Эллиот Дин, стоявший на ступенях нашего дома за односторонним дверным стеклом, выглядел значительно старше Эллиота Дина, которого я видел всего несколько дней назад. Причиной этого могли быть опухшие и покрасневшие веки. Придав своей физиономии подобающее случаю печальное выражение, я распахнул дверь и знаком пригласил его войти.
Вместо приветствия Дин промычал нечто невнятное. Он возмущенно сопел, пока я снимал с него плащ и сопровождал в кабинет. Подойдя к креслу из красной кожи, адвокат опустился в него и, пригладив ладонью свои белоснежные волосы, объявил:
– Я пришел только потому, что об этом просил Карл Бишоп. Даю вам не более пятнадцати минут. Но прежде чем вы начнете, я хочу сказать, что отношусь чрезвычайно отрицательно к этим чудовищным разговорам об убийстве. И если на то пошло, то и к вам, сэр.
Произнеся это, он тяжело, с хрипом втянул в себя воздух, и его лицо стало от напряжения пурпурным.
Вульф, с любопытством уставившись на него, сказал:
– Поп[16]16
Поп Александр (1688–1744) – английский поэт.
[Закрыть] писал: «Будьте откровенны, поелику возможно». Я весьма высоко ценю всякую искренность, сэр, ибо она позволяет нам избежать банальностей, призванных создать иллюзию дружелюбия. А учитывая краткость времени, отпущенного вами для нашей встречи, экономия слов представляется вдвойне необходимой.
Дин вознамерился было ответить, но Вульф остановил его мановением руки.
– Прошу прощения. Я сделаю все возможное, чтобы откликнуться на ваше пожелание быть максимально кратким. Вы знали миссис Хаверхилл много лет и длительное время являлись ее доверенным лицом, самым близким советником. Скажите, вы абсолютно убеждены в том, что она сама лишила себя жизни?
– Конечно, – ощетинился Дин. – Разве могут быть какие-то иные объяснения?
– Да, я не устаю задавать себе этот же вопрос. Неужели в последние дни перед смертью она производила впечатление кандидата на самоуничтожение?
Дин заерзал в кресле и вновь принялся сопеть.
– Она находилась в большом напряжении из-за попытки этого типа захватить газету.
– Неужели это напряжение могло спровоцировать самоубийство?
– Господи, откуда мне знать! – возопил Дин, раскинув ладонями вверх свои длинные руки. – Зная Хэрриет, я не мог представить подобное, но это случилось.
Дин уставился в пол, покачивая головой. На секунду мне показалось, что он вот-вот разрыдается.
– Хорошо, – кивнул Вульф. – Насколько я понимаю, вы беседовали с миссис Хаверхилл в прошлую пятницу утром. Мне интересно было бы узнать содержание вашего разговора.
– Послушайте, – брызгая слюной, зашипел Дин, – я встречался с Хэрриет практически ежедневно. В этом не было ничего необычного.
– Я и не предполагаю, что это был из ряда вон выходящий случай, – спокойно проговорил Вульф. – Но в тот день она могла сказать нечто такое, чему вы тогда не придали значения и что позволило бы нам по-иному взглянуть на произошедшие через несколько часов события. Например, как бы вы оценили ее настроение? Из всех окружающих ее людей у вас больше всего чутья, и вы лучше других были способны заметить малейшие изменения в ее поведении.
Дин издал звук – нечто среднее между сопением и стоном.
– Я же сказал, что она испытывала сильное нервное напряжение, что, бесспорно, проявлялось весьма заметно. Хэрриет обладала очень, очень сильным характером, но этот негодяй Макларен доконал ее. Я никогда прежде не видел ее в таком состоянии.
– Миссис Хаверхилл сама попросила вас зайти к ней?
– Да, как вам известно, у меня, кроме офиса в центре Манхэттена, есть кабинет в помещении «Газетт». В последние дни я большую часть времени проводил в газете из-за… из-за предложения Макларена. – Его маленькие усики задрожали.
– Именно этот вопрос она обсуждала с вами в пятницу?
– Да, – кивнул Дин. – Хэрриет только что виделась с Донной, и из разговора стало ясно, что та твердо намерена продать свои акции. «Одну мы упустили!» – бормотала она, стуча кулаком по столу.
– Говорила ли миссис Хаверхилл с вами об оставшейся паре – Дэвиде и Скотте?
Багровый румянец к этому моменту почти исчез со щек Дина.
– Она собиралась встретиться с Дэвидом несколько позже, но не связывала с этой беседой никаких надежд. Я тоже не считал, что от встречи будет какая-то польза, но делиться с Хэрриет своими мыслями не стал. Она и без того была достаточно подавлена.
– Миссис Хаверхилл понимала, что пасынок непременно продаст свой пакет?
– Естественно, – раздраженно ответил Дин. – Дэвид – эгоист и пьяница, которому плевать на всех, кроме собственной персоны. Ему было прекрасно известно, что шансов возглавить газету у него нет, поэтому он был просто счастлив сорвать куш, нанеся притом Хэрриет финансовый удар. Это было ясно всем, кто хотя бы немного знал его.
– Итак, остается племянник. Что о нем сказала миссис Хаверхилл?
– Хэрриет полагала, что сможет удержать его от продажи.
– Предложив ему пост издателя?
– Что? Где вы такое могли услышать? – возмутился Дин. – Абсолютнейшая чушь. Возможно, Скотт и нравился ей больше Дэвида… Но чтобы сделать его издателем… Никогда! – отметя взмахом руки эту нелепую идею, адвокат закончил: – Ему для такого поста не хватает ни ума, ни характера, и Хэрриет прекрасно знала об этом.
Вульф приподнял плечи на четверть дюйма и грузно опустил их.
– С моей стороны это было простое уморассуждение. Я полагал, что необходима именно такая уступка, чтобы удержать его акции в собственности семьи.
Дин наклонился вперед. Его лицо снова начало приобретать пунцовый оттенок. Вульф, видимо, выжимал из старца последние соки.
– Хэрриет отчаянно билась за то, чтобы не дать «Газетт» попасть в руки Макларена, но ее отчаяние не могло принять столь крайние формы. Поверьте, она ни при каких обстоятельствах не согласилась бы передать пост издателя Скотту. Этот человек – скользкий лгун, и Хэрриет понимала, что он мгновенно погубит газету, если та попадет в его лапы…
– Даже если бы в этом состояла последняя надежда избавиться от посягательств Макларена?
Дин энергично закивал.
– Она говорила вам здесь на прошлой неделе, что была уверена в том, что сможет удержать Скотта от продажи, предложив ему одно из трех кресел попечителей учреждаемого ею фонда. Когда я разговаривал с ней в пятницу, она продолжала придерживаться тех же взглядов.
– У нее были разработаны планы на случай его отказа?
– Хэрриет думала, что Скотт не откажется, – резко ответил Дин. – Как я сказал, она ни за что не предложила бы ему пост издателя. Об этом не может быть и речи.
– В тот день вы больше не встречались с миссис Хаверхилл?
Дин снова уставился в пол, и его «нет» было едва слышно.
– Сэр, где вы находились в пятницу между шестью часами и тем моментом, когда узнали о смерти миссис Хаверхилл?
– В своем кабинете на двенадцатом этаже.
– В одиночестве?
– Да, все время. Я ждал звонка Хэрриет. После полудня мы все – я имею в виду владельцев акций – получили от нее записку, в которой она просила нас встретиться с ней после ухода Макларена. И затем раздался звонок… – Его голос оборвался.
– Кто позвонил, и когда это произошло?
– Карл Бишоп. Думаю – без четверти восемь.
– Вам было известно, что миссис Хаверхилл хранила пистолет в ящике своего письменного стола?
– Господи, конечно, – ответил Дин. Он казался совсем измочаленным. – Именно я и приобрел для нее оружие.
– Вот как?
– Да, это случилось несколько лет тому назад, точно не помню когда. Преступники похитили одного издателя – возможно, вы слышали об этом, – и я опасался, что какому-нибудь психу здесь, в Нью-Йорке, может прийти в голову же такая же идея. Поначалу я убедил шофера Хэрриет носить пистолет. Он некоторое время делал это, но потом отказался. Что же касается Хэрриет, то ей крайне не нравилось владеть оружием, и до прошлой пятницы я не вспоминал о его существовании.
Вульф налил пива и, глядя на исчезающую пену, спросил:
– Почему она его хранила?
– Не имею понятия, – ответил Дин. К нему вернулся его воинственный тон. – Не исключено, она тоже забыла о нем.
– Вероятно, – ответил Вульф. – Не пересматривала ли она в последнее время свое завещание?
– По-моему, это вас не касается, – фыркнул Дин. – Но скоро об этом все узнают, так что я не открою вам тайны. Все ее активы в «Газетт» отойдут в фонд, о создании которого она упоминала здесь на прошлой неделе.
– Как с остальной собственностью?
– Господи, вам во все нужно сунуть свой нос! Практически все остальное отойдет парочке обожаемых ею благотворительных фондов; сравнительно небольшие суммы она отказала своему секретарю и прислуге – горничной с поваром в Нью-Йорке и садовнику в доме на Лонг-Айленде.
– Вам лично она что-нибудь оставила?
– Естественно, нет! Теперь, если вы не возражаете и даже если возражаете, я ухожу. Я уделил вам значительно больше пятнадцати минут. Я все еще не знаю, что вы хотите доказать – и с какой целью. У вас даже нет клиента.
– Клиент имеется, – поправил его Вульф.
– Вот как, – прошипел Дин, поднимаясь с кресла и вытягиваясь во весь свой не очень большой рост. Резко повернувшись, он быстро зашагал к выходу. По пути он споткнулся и с трудом удержал равновесие. Я проследовал за ним, чтобы помочь ему одеться, но старец оказался проворнее. Он на ходу сорвал плащ с нашей старомодной большой вешалки из каштана и выскочил за дверь.
– Не правда ли, обаятельный парень? – спросил я, возвратившись в кабинет.
– Угу, – ответил Вульф.
Я хотел спросить, не пытается ли он имитировать Дина, но вовремя остановился. Гений думал, и я побоялся рассердить его. Он мог впасть в депрессию только для того, чтобы досадить мне.
Глава 17
После ухода Дина Вульф был совсем не расположен к беседе. Он спрятался за книгой и я, для разнообразия, не стал его донимать. Прошлым вечером Теодор притащил сведения о необычно большом числе новых почек, и работы у меня оказалось невпроворот: следовало занести данные о свежих завязях в специальные карточки. Я настолько увлекся этим занятием, что даже не заметил, как Вульф вышел. Услышав шум лифта, я взглянул на часы и удивился – было уже четыре. Как правильно замечено, время мчится, когда у тебя есть интересное дело.
Через полчаса зазвонил телефон.
– Мистер Гудвин, говорит Одри Макларен. – В ее голосе слышалось некоторое волнение. – Случилось нечто из ряда вон выходящее: Ян позвонил и потребовал сказать, с какой целью я наняла Вульфа.
– И вы, естественно, отрицали это?
– Я попыталась, но он, как всегда, видел меня насквозь. Я никудышная лгунья. – Утверждение показалось мне весьма спорным. – И кроме того, меня, похоже, видели выходящей из вашего дома.
– Кто?
– Телевизионный репортер. Женщина. Она узнала меня, правда, не знаю каким образом, и позвонила Яну, чтобы услышать его комментарии.
Я выругался, но про себя, вслух же произнес:
– Итак, наша маленькая тайна вышла наружу. Вы считаете, что это действительно большая беда?
– Надеюсь, что нет. Но как я вам говорила, Ян ужасно мстительный, и я опасаюсь за детей.
– И вы серьезно думаете, что с ними действительно что-то может случиться?
– Скорее всего нет, – негромко ответила она. – Мне просто хотелось… чтобы он ничего не узнал.
– Что он сказал, когда позвонил?
– Вы хотите спросить, о чем он орал? Он кричал, что я об этом еще пожалею. Угрожал предпринять юридические действия.
– Миссис Макларен, все это не более чем пустая болтовня, – произнес я, пытаясь придать голосу максимальную убедительность. Она беспокоилась вовсе не о детях, ее волновала судьба ежемесячных выплат. Я знал это, а она знала, что я знаю. – Телевизионщики вам не звонили?
– Нет. Но моего номера нет в справочнике.
– Прежде такая мелочь их остановить не могла. Я бы посоветовал вам не подходить к телефону, если вы не хотите, чтобы о вашей встрече с Вульфом узнал весь мир. Если мне потребуется вам позвонить, а так скорее всего и случится, то первый раз я повешу трубку после первого сигнала, во второй раз – после третьего. В следующий раз отвечайте смело – это я.
– Я… ну хорошо, – ответила она дрожащим голосом. Последнее обстоятельство меня поразило. Неужели этот дрожащий голосок принадлежал той решительной особе, которую я видел здесь?
– Вы испугались? Хотите выйти из игры? – Мне не хотелось спрашивать, но я все же спросил, чтобы выяснить, с какого рода клиентом мы имеем дело.
– Нет! – Ее голос неожиданно обрел жесткость. – Вы совершенно правы. Мне не следует беспокоиться. В конце концов я начала это дело и не имею права бросить его на полпути.
– Отлично сказано, – тепло произнес я, облегченно вздохнув. Пообещав ей перезвонить, я связался с оранжереей.
– Да? – Вульф мастерски умеет выражать свое неудовольствие единственным словом. Особенно хорошо это ему удается, когда его отрывают от игр.
– Звонила наша клиентка. Похоже, ее бывший узнал, что она обратилась к вам за помощью. Он вне себя от ярости, она расстроена. Я успокоил ее так, как только я умею это делать, но держу пари, что парень может позвонить в любой момент и потребовать аудиенции. Нужны инструкции.
Послышался вздох, означавший, что я преуспел. Сопение показывало, что босс, используя его термин, «попал в засаду».
– Хорошо, – разродился он наконец. – Если мистер Макларен позвонит, сообщите ему, что я готов принять его сегодня вечером в девять или завтра утром – в одиннадцать.
– Еще одно сообщение, которое поднимет ваш дух, – сказал я. – Дом находится под наблюдением репортеров. Именно от них Макларен узнал, что нас посещала Одри.
Раздался стук брошенной трубки. За одни разговор он способен переварить лишь одну дурную новость. Я засек время. Макларен позвонил через двадцать минут.
– Я желаю видеть Вульфа как можно скорее, – прокартавил он.
– Посмотрим, что можно сделать, – ответил я спокойным деловым тоном. Не хватало, чтобы меня мог завести такой тип. – В данный момент мистер Вульф занят, но я попытаюсь организовать встречу. Не могли бы вы сообщить мне суть дела, чтобы я мог доложить боссу?
– Вы, черт побери, все прекрасно знаете! – рявкнул он. – Одри!
– Не уверен, что понимаю вас, но тем не менее попытаюсь связаться с мистером Вульфом. – Нажав на аппарате кнопку ожидания и выждав две минуты, я вновь подключился к нему: – Как насчет сегодняшнего вечера, в девять? – После того как он недовольным тоном выразил согласие, я добавил: – Однако помните, мистер Вульф и я настаиваем на том, чтобы Бой Джордж остался в автомобиле. Если он окажется рядом с вами у дверей, вы к нам не войдете.
На эту законную просьбу он ответил непечатным выражением. Но именно на такую реакцию я и рассчитывал. Поэтому его сквернословие доставило мне удовольствие.
Когда в шесть часов Вульф спустился из оранжереи, я пересказал ему содержание моих бесед с Одри и ее бывшим мужем, не забыв упомянуть о трюке с двухминутной выдержкой.
Судя потому, как дернулся уголок его рта, последнее сообщение доставило гению удовольствие. Но затем он начал сердито изучать свое пиво. Так бывает всегда, когда ему приходится с кем-нибудь встречаться после ужина.
– Развеселитесь, – сказал я. – Может быть, он тоже захочет вас нанять и постарается переплюнуть ее в части оплаты.
Брошенный на меня злобный взгляд, возможно, и заставил бы кого-нибудь затрепетать, я же всего-навсего пожал плечами, направился к бару и, нацедив бурбона, плеснул в него немного воды.
В тех случаях, когда Вульфу после ужина грозит встреча, и при этом визитер ему не нравится, он считает, что должен как можно лучше укрепить свою оборонную мощь. Поэтому он подкрепился четырьмя порциями тушеного свиного филе. Для полноты картины сообщу, что я справился с тремя. Печенных в тесте яблок с вином мы употребили поровну, оставив лишь крошки, да и то совсем немного. Когда мы уселись в кабинете со своим кофе, я попытался возобновить дискуссию, которую мы вели за ужином – о достоверности тестов IQ, но Вульф вновь укрылся в своей норе, а я не испытывал особого желания его оттуда извлекать. Облегчение мне принес дверной звонок. Он прозвучал без шести минут девять. Может быть, хоть теперь последуют какие-нибудь действия?
Через одностороннее стекло я увидел, что Макларен стоит один. Очевидно, Джордж наконец понял, где его место, и остался сидеть в «линкольне».
– Входите, – вежливо, но без улыбки и, как мне показалось, ледяным тоном произнес я.
Пробурчав нечто напоминающее благодарность, он вручил моему попечению свое пальто и затопал в кабинет.
– Итак, – начал он, еще до того как его зад коснулся красного кожаного кресла, – что это за бред насчет Одри, якобы нанявшей вас расследовать обстоятельства смерти Хэрриет Хаверхилл?
Вульф оторвал глаза от книги, неторопливо закрыл ее и демонстративно изучил переплет.
– Могу ли я предложить вам что-нибудь выпить? – спросил он. – Лично я предпочитаю пиво.
– Нет, не можете, – ответил Макларен, с наслаждением окуная в кислоту каждое слово, прежде чем произнести его. – Я пришел сюда не для светского времяпрепровождения, как вы, вероятно, догадываетесь. Я явился, чтобы узнать, почему моя бывшая жена вступила с вами в сделку, хотя догадаться о причине этого нетрудно.
– Продолжайте, – проронил Вульф, не сводя глаз с кипящего яростью шотландца.
– Она вас наняла – не пытайтесь отрицать очевидное. Я прямо спросил ее сегодня, и она призналась, что побывала в этом доме.
– В таком случае она, видимо, пересказала вам содержание нашей беседы?
– Нет. Этого я из нее вытянуть не смог, но все ясно и так. Она возненавидела меня после нашего развода или даже еще раньше. В смерти Хаверхилл ее интересует одно – нельзя ли представить дело так, будто я убил эту женщину. Она наняла вас для того, чтобы вы попытались повесить труп на меня, выдав самоубийство старухи за убийство. Во-первых, вы меня не любите, во-вторых, считаете, что произошло убийство, так что вы оба улеглись в одну постель ради достижения подлой цели. Она пытается натравить вас на меня. Но клянусь небесами…
– Послушайте, мистер Макларен, – Вульф поднял ладонь, останавливая словоизлияния посетителя, – убежден, что вы и сами не верите в подобную чушь. Одно из требований, предъявляемых мною клиентам, заключается в том, что я не принимаю никаких условий и предположений. Любое дело я начинаю без всякой предвзятости, настолько, насколько это вообще возможно, и ни при каких обстоятельствах не доказываю виновность лица, на которое мне пытаются указать. Если мои слова вызывают у вас сомнение, то я посоветовал бы вам поговорить с инспектором Кремером из отдела расследования убийств или мистером Козном из «Газетт». Я предлагаю их не в качестве лиц, способных оценить мою работу, а как достаточно объективных и независимых наблюдателей.
– Ха! Следовательно, вы признаете, что Одри является вашим клиентом?
– Я ничего не признаю. Признание здесь неуместно и об этом просто не должна идти речь. Однако должен сообщить, что я строю свои отношения с клиентами на строго конфиденциальной основе и информация, которой я располагаю, не подлежит оглашению. Теперь, сэр, позвольте мне задать вам вопрос. Вы утверждаете, что ваша бывшая супруга побывала в этом доме; на каком основании вы пришли к подобному заключению?
– Что вы имеете в виду? Да она сама мне сказала.
Вульф отхлебнул пива и промокнул губы носовым платком.
– Позвольте мне перефразировать вопрос. Что первоначально побудило вас подумать, что она посещала этот дом?
– Как я сказал при первой встрече, у меня есть свои источники, – ответил он со зловещей улыбкой, – Если бы я их не имел, то не достиг бы того положения, которое занимаю сегодня. Однако не стану напускать таинственность. Средства массовой информации проявляют к вам повышенный интерес. По-видимому, вокруг вашего дома они расположили свои посты. Мне звонил репортер, видевший приход и уход Одри.
– И это же лицо сейчас, очевидно, могло видеть вас, – заметил Вульф. – Меня интересует, сэр, не вы ли поместили свой наблюдательный пост у моего дома?
– Нет, – резко ответил Макларен. – Вы себе льстите.
– Но вас настолько интересует моя деятельность, что вы решили нанести мне визит, не говоря уже о редакционных заметках в ваших газетах.
– Так, значит, вы их видели? Прекрасно. Думаю, наши ребята отлично справились с делом, – фыркнул он. – Прочитав заметки и узнав, что за вашим домом ведется наблюдение, вы должны почувствовать себя как под микроскопом. Я живу под проклятым объективом уже много лет – интересно, как это понравится вам.
Вульф взглянул на него и без всяких эмоций произнес:
– Любопытно слышать это из ваших уст. Я не предполагал, что самопровозглашенный столп четвертой власти будет протестовать против настойчивости журналистов, принимая во внимание тот факт, что газеты, находящиеся под вашим контролем, подняли эту настойчивость на новый, граничащий с наглостью уровень. Ваши репортеры, сэр, идут на ложь и обман, чтобы проникнуть в убежище страдающих людей, чтобы вторгнуться в жизнь того, кто, по их мнению, может послужить материалом для сенсации – будь то родители похищенного ребенка или вдова убитого бакалейщика. И все это во имя так называемого активного репортажа и заголовка кеглем в сто двадцать пунктов. Это проклятое «высвечивание», как вы его величаете, без разбора обращается на намеченные вами жертвы, не считаясь с их чувствами.