Текст книги "Смерть в редакции"

Автор книги: Роберт Голдсборо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

– Никаких проблем, – сказал газетчик. – Эллиот, конечно, станет ворчать, но такова уж его натура. В конечном итоге он стоит на страже интересов Хэрриет. Завтра утром я ему позвоню и, если потребуется, слегка выкручу руки.

Вульф поблагодарил Бишопа, и я проводил гостя в прихожую, помог ему натянуть плащ и придержал входную дверь. Вернувшись в кабинет я обнаружил, что кресло Вульфа пусто. Это меня вполне устраивало, поскольку означало, что он отправился в столовую, и я проследовал в том же направлении. В течение следующего часа я ублажал свой желудок свиным филе. Обожаю видеть Фрица счастливым.

Глава 12

Ежедневно, за исключением времени, проводимого мною за городом в обществе Лили Роуэн, я свято следую привычке внимательнейшим образом прочитывать две газеты – «Нью-Йорк Таймс» и «Газетт». Кроме того, я обычно просматриваю «Дейли ньюс» и «Нью-Йорк пост». Не знаю, может быть, это результат моего длительного сосуществования с Ниро Вулфом, но я предпочитаю черпать информацию из газет, а не из телевизионных новостей. Это то же самое, что отдавать предпочтение хорошему мясу с отварным картофелем перед чипсами.

Мое внимание к газетам многократно усиливается, когда мы ведем дело, а, по моему мнению, выяснение обстоятельств смерти Хэрриет Хаверхилл таким делом и являлось, несмотря на то, что у нас не было клиента и не грозило получение гонорара. Поэтому в воскресенье, поднявшись раньше обычного, я прежде всего схватился за «Газетт», хотя, как правило, начинаю с «Таймс».

Интересующий меня материал размещался на третьей полосе, под самой свежей фотографией Ниро Вульфа, подаренной мною Лону несколько месяцев назад. Заголовок гласил: «Ниро Вульф утверждает: Хаверхилл была убита», а сама статья занимала четыре колонки. Не стану утомлять вас подробным пересказом, ее суть сводилась к следующему: «знаменитый частный детектив» утверждает, что полиция ошибается в отношении самоубийства, на самом деле имело место убийство. Лон искусно аранжировал ответы Вульфа, полученные во время телефонного интервью, и дополнял их высказыванием инспектора Кремера, который утверждал, что у полиции нет никаких оснований считать прискорбное событие злонамеренным актом. Правда, для подстраховки Кремер добавил: «Мы, конечно, проведем полное расследование различных версий, как бы нелепо они ни выглядели». Сказано довольно коряво, но точно.

Здесь же приводилось высказывание Дэвида Хаверхилла, который заявил, что высоко пенит участие мистера Вульфа, однако смерть мачехи, вне сомнения, явилась следствием самоубийства, и он не хотел бы, чтобы это прискорбное событие превращалось в балаган.

Я прочитал все это, сидя на своем любимом месте в кухне, поглощая завтрак и кофе. Фриц пыхтел над подносом, готовясь отправиться к Вульфу. Выждав, когда я закончу чтение, он сообщил с несчастным видом:

– Арчи, эти люди опять звонили. До того как вы спустились сюда, было уже три звонка – из «Таймс», «Ньюс» и с телевидения. Все хотят поговорить с боссом по поводу статьи в «Газетт». Кроме того, звонил мистер Бишоп и сообщил, что некто по имени Кэролайн будет здесь вместе с остальными во второй половине дня. Я все записал и сложил записки на вашем столе.

Поблагодарив его и постаравшись усилием воли стереть все признаки обеспокоенности со своей физиономии, я сказал, что весь этот шум в конечном итоге окажется полезным для нашего дела, так как послужит отличной рекламой. Но Фриц видел меня насквозь. Прекрасно зная, что мы ничего с этого дела не получим, так как клиента у нас нет – это было прямо заявлено в «Газетт», он имел полное право пребывать в хандре.

С хандрой или без оной, но я оставил его принимать звонки на кухне и отвечать всем, что я перезвоню позже, а сам отправился в кабинет, прихватив с собой обе газеты и кофе. Статья, посвященная Вульфу, была лишь частью материала о кончине Хэрриет Хаверхилл. В «Газетт» имелись также редакционная статья, восхвалявшая ее стиль руководства, пространная биография, большое количество фотографий и информация о предстоящей церемонии прощания, «имеющей место быть» в церкви Риверсайд.

«Таймс» опубликовала обширную статью в разделе некрологов и материал от редакции – даже более хвалебный, чем в «Газетт». Редакторы «Таймс» называли ее «достойным, честным и благородным конкурентом», внесшим огромный вклад в повышение уровня журналистики как в Нью-Йорке, так и во всей стране.

Покончив с чтением, я набрал номер спальни Вульфа и сказал:

– Предполагаю, вы уже прочитали газеты?

– Да, проворчал он.

– Да развеселитесь же вы. Они опубликовали самый лучший из ваших портретов. Неужели вы потеряли способность радоваться?

– Содержание удовлетворительное. Что вы от меня хотите?

– Во-первых, сообщаю: Кэролайн прибудет сегодня вместе с остальными. Во-вторых, телефоны снова не умолкают. В частности, звонили из «Таймс». Фриц беседует со всеми из кухни. Какие будут указания по поводу наших возможных ответов?

– Просто говорите всем о моей уверенности в том, что мы имеем дело с убийством. Если они потребуют объяснений, а они наверняка сделают это, отвечайте, что таковых у меня не имеется. Что же касается остальных вопросов, то, полагаю, для ответа на них вполне хватит сочетания вашего опыта с вашим интеллектом и вашей же интуицией.

Он бросил трубку, прежде чем я успел отреагировать на последнее высказывание, которое, как мне показалось, можно расценивать как комплимент. Хотя, имея дело с Вульфом, ни в чем нельзя быть уверенным до конца.

Явился Фриц с еще семью записками, и я приступил к ответам на звонки, что заняло без малого час. Все мои собеседники, само собой, тянули одну и ту же песню: «На каком основании Вульф считает, что произошло убийство?». И все они отваливали от меня с пустыми руками, что приводило их в некоторое раздражение. По правде, некоторые проявили себя настоящими хамами. Особенно настырным оказался один телевизионный репортер, известный своим неотразимым шармом и греческим профилем. Парень, поняв, что не получит ответов на свои вопросы, принялся гневно орать, что это всего-навсего рекламный трюк со стороны Вульфа. «Неужели у пузана не осталось ни капли совести?» – услышал я, прежде чем успел бросить трубку. Еще одна охотница за новостями с ТВ заявила, что немедленно выезжает, чтобы проинтервьюировать Вульфа. Энергичная дама, похоже, не услышала моих уверений, что он не примет ее. Через час она в сопровождении двух парней, нагруженных телевизионными причиндалами, появилась у нашего дома. Ребята, наверное, набили себе мозоли на пальцах, давя на кнопку дверного звонка. В конце концов они сдались и засняли все семь ступеней нашей лестницы, очевидно, чтобы продемонстрировать их в экстренном выпуске новостей.

Ответив на последний звонок – это была какая-то газетенка из Нью-Джерси, – я почувствовал усталость. Мне осточертело общение с представителями прессы. Надо будет посоветовать Лону организовать курсы для обучения журналистской братии элементарным нормам приличия.

В десять сорок из своей комнаты спустился Вульф. Он принес с собой журнальное приложение к «Таймс» и «Недельное обозрение» – секцию воскресного издания газеты. Он всегда их читал, прежде чем перейти к кроссворду.

Он уселся, позвонил, чтобы доставили пиво, и принялся за «Недельное обозрение». Через пять минут мое терпение истощилось, и я повернулся к нему.

– Не желаете ли вы, чтобы я проинформировал вас об утренних событиях или целиком доверите мне решать возникшие проблемы в столь типичной для меня безукоризненной манере?

Вульф вздохнул и отложил газету.

– Боюсь, что мне придется слушать ваше сообщение, хочу я этого или нет. Поэтому – выкладывайте.

Я сделал короткий обзор разговоров, правда, переходя на дословный пересказ особенно для него оскорбительных. Обожаю наблюдать за реакцией гения. И на этот раз он не обманул моих ожиданий. Выслушивая наиболее едкие замечания, он пыхтел, хмурился и бормотал о жалком состоянии американской журналистики, и в первую очередь ее телевизионной ипостаси. Когда Вульф произносил диатрибу в адрес слабоумного типа с фотогеничным профилем, зазвонил телефон.

– Еще один, – простонал я. – У вас появилась прекрасная возможность лично выслушать, что о вас думает общественность.

На лице Вульфа возникла гримаса отвращения, но свою трубку он все-таки тоже поднял.

– Офис мистера Вульфа. У телефона Арчи Гудвин.

– Мистер Гудвин, меня зовут Одри Макларен. Могу ли я поговорить с мистером Вульфом?

Слова звучали мягко, культурно и очень по-британски.

Я покосился на Вульфа. Тот отрицательно покачал головой, но трубки не положил.

– Прошу прощения, но в данный момент он занят. Я его доверенный помощник. Если могу вам чем-то помочь?..

– Да… если сможете, передайте ему о моем звонке. Возможно, вам знакомо мое имя. Я – бывшая жена Яна Макларена. Я только что прочитала статью в «Нью-Йорк таймс» о расследовании. Он прав, Хэрриет Хаверхилл была убита. Я знаю, кто убийца и хочу прибегнуть к услугам Ниро Вульфа, чтобы он доказал его вину.

Брови Вульфа взлетели и мои, кажется, тоже. Я посмотрел на него, требуя инструкции, он еле заметно кивнул.

– Я, безусловно, передам ваши слова мистеру Вульфу. Если мистер Вульф проявит интерес, где вас можно будет найти, чтобы договориться о встрече? Вы находитесь в Нью-Йорке?

– Неподалеку. Я живу в Коннектикуте и могу прибыть в любое удобное для мистера Вульфа время.

– Как насчет завтра? – спросил я и вновь взглянул на Вульфа. Он показал мне три пальца. – Ну, скажем, в три часа.

– Это было бы прекрасно, – ответила она, и я сообщил ей адрес, записав, в свою очередь, номер ее телефона.

Вульф и я одновременно положили трубки.

– Будь я проклят! Что вы скажете об этом?

– Нам следует побольше узнать об этой женщине, – нахмурившись произнес Вульф.

– Сол?

– Да, свяжитесь с ним. Узнайте, сможет ли он к нам сегодня зайти.

Как я уже сообщил в начале этого повествования, Сол Пензер является частным детективом – и при этом самым лучшим частным детективом во всем Нью-Йорке. Я не упомянул лишь о том, что, когда его зовет Вульф, он старается отложить все текущие дела. Но несмотря на столь большое почтение к моему боссу, он, учитывая спрос на его услуги, может оказаться и вне пределов досягаемости.

Но нам сопутствовала удача. После второго гудка Сол снял трубку, и когда я сообщил, что Вульф интересуется, не может ли он нам помочь, Сол тотчас ответил согласием. Двадцать минут спустя я уже открывал входную дверь, впуская в дом Сола, облаченного, как всегда, в мятый коричневый костюм и со сплющенной кепочкой на голове. Подмигнув мне, он без дальнейшего приглашения проследовал в кабинет.

– Я высоко ценю ваш приход, – произнес Вульф и приподнявшись из-за стола, протянул для рукопожатия ладонь. Один этот жест весьма красноречиво характеризует его отношение к Солу.

– Никаких проблем, – ответил тот, опускаясь в кресло и отвечая кивком на мое предложение испить кофе. – В последнее время у меня не так много дел.

Я ему не поверил, но сказано было неплохо.

– Как вам наверняка известно, – начал Вульф, возложив ладони перед собой на стол, – меня заинтересовала кончина Хэрриет Хаверхилл.

Сол молча кивнул, и Вульф продолжил:

– Я убежден, что она убита, и, если хотите, я могу уточнить, на чем зиждется мое убеждение.

– В этом нет нужды, – ответил Сол.

– Прекрасно. Что вам известно о женщине по имени Одри Макларен?

Сол отхлебнул кофе, скривил свое и без того морщинистое лицо и ответил:

– Первая жена парня, который пытается прихватить «Газетт». Англичанка. Была отправлена в утиль после того как Макларен женился на крошке из общества где-то на западе – кажется, в Палм-Спрингс. После развода, года три тому назад, экс-супруга перебралась из Лондона сюда. У нее от Макларена пара ребятишек. Вторично замуж не вышла. Живет то ли в Стамфорде, то ли в Гринвиче – одним словом, в Коннектикуте.

У Вульфа слегка приподнялся уголок рта, что выдавало его удовлетворение и уважение к познаниям Сола. Как я уже заметил, Вульф и я гордимся тем, что внимательно читаем газеты и неплохо знакомы с текущими событиями и именами, мелькающими в новостях, но с Солом Пензером мы выступаем просто в разных весовых категориях, играем в разных лигах. Он знает больше, чем напечатано во «Всемирном Альманахе», журнале «Пипл» и «Кто есть кто в Америке», вместе взятых.

– Сол, я встречаюсь с этой дамой завтра в три часа, – сказал Вульф. – Понимая, что времени до смешного мало, я приму как должное ваш отказ, но все же мне до встречи хотелось бы кое-что выяснить о ней.

– Выкладывайте.

Сол не стал вынимать записной книжки. Он ею никогда не пользуется, раскладывая все по полочкам у себя в черепке – система, которая работает без всяких сбоев.

Вульф допил кофе и отодвинул чашку.

– Миссис Макларен придет завтра сюда. Она утверждает, что ей известно, кто убил Хэрриет Хаверхилл. Она хочет, чтобы я разоблачил убийцу. Это смахивает на чушь, на ребяческую попытку отомстить своему бывшему мужу, к которому она, как мне кажется, не испытывает теплых чувств. Но, тем не менее, женщина возбудила мое любопытство. Прежде всего, мне хотелось бы узнать об обстоятельствах развода. Была ли процедура начата ее супругом, как можно предположить исходя из ваших замечаний по поводу Палм-Спрингс? Как были решены вопросы воспитания детей? Каковы были финансовые условия? Например, имеет ли она какую-либо долю в его газетной империи? Не затаила ли она злобы на мистера Макларена? Если вы найдете такого рода расследование таким же неприятным, каким нахожу его я, – сказал он с гримасой отвращения, – то вы имеете полное право отказаться.

– Мне приходилось заниматься и более грязными делами, – покачал головой Сол. – Я мог бы попытаться сразу ответить на некоторые ваши вопросы, но ответы частично строились бы на догадках, а догадок вам не надо. Думаю, завтра к этому времени я смогу вам что-нибудь сообщить. Я свяжусь с Арчи.

Поблагодарив за кофе, он поднялся. Провожая его к дверям, я тонко пошутил, припомнив, как при последней встрече за карточным столом сорвал хороший куш и наколол его, блефуя. Когда я вернулся в кабинет, там никого не было. Вульф удалился. Мои часы показывали одиннадцать пятьдесят, и это означало, что Вульф спустился в кухню для разработки совместно с Фрицем стратегии нашего питания на предстоящую неделю. Мне не оставалось ничего иного, кроме как привести в порядок кабинет, подготовив его к приему посетителей.

Глава 13

По сравнению с жестким расписанием будней, воскресенье в доме из бурого известняка протекает без руля и без ветрил. Иногда Вульф поднимается в оранжерею, а иногда и нет. Прием пищи происходит по принципу: хватай то, что можешь схватить. Однако сегодня, отчасти потому, что ожидались посетители, Вульф поел довольно рано на кухне. Вместе с Фрицем он провел смелый опыт, добавив помпано и морской гребешок в традиционный буйабез по-новоорлеански, и объявил свой эксперимент успешным. Меня их стряпня не вдохновила, и, соорудив сандвич из ржаного хлеба с подогретой ветчиной и налив стакан молока, я удалился в кабинет, дабы насладиться отчетом о субботней игре «Метс» и «Доджерс», красиво выигранной моими в шестнадцатом иннинге.

Приступив к этому делу в час тридцать, я с удивлением обнаружил, что поглядываю на свои часы каждые три-четыре минуты. Чтобы убить время, я поднялся к себе и занялся серьезными делами – перебрал свои вещи, размышляя, какой костюм отнести завтра в чистку. Затем я вернулся в кабинет и почистил специальной щеточкой пишущую машинку. В пять минут третьего у дверей раздался звонок.

Я посмотрел сквозь стекло на посетителей. Дэвид Хаверхилл выглядел старше своих сорока четырех лет. Он был тощ и высок – примерно на дюйм больше шести футов, волосы цвета коричневого бумажного пакета, в который складывают покупки в бакалейном магазине, спадали на одну сторону узкого лица, по-видимому, не знавшего, что такое улыбка. Во всяком случае, в данный момент он меньше всего помышлял об улыбках. Он был бледен и оставался бледным на всем протяжении беседы.

Кэролайн было вычислить несложно – Дэвид судорожно и в то же время по-хозяйски держался за ее руку. Ока была высокой блондинкой. Ее волосы были немного светлее того, что называется платиновым оттенком. Они были гладко зачесаны назад и собраны на затылке в пучок – стиль, который мне нравится менее всего. Голубые глаза на прекрасно ухоженном цвета слоновой кости лице светились самоуверенностью. Ставлю десять против одного, что это ее обычное выражение.

Счастлив сообщить, что Донна Палмер имела со своим братцем весьма мало общего. В ней было вместе с каблуками не более пяти футов четырех дюймов. В водительском удостоверении Донны скорее всего записано, что волосы у нее «темнокаштановые», хотя я назвал бы их черными. Они опускались до плеч, обрамляя овальное лицо с зелеными глазами. Носик ее был чуть вздернут, а форма губ говорила о том, что они умеют улыбаться, хотя сейчас ей было не до улыбок. И если бы Лон не сообщил мне, что ей тридцать девять, я дал бы ей не больше тридцати двух.

– Мистер и миссис Хаверхилл? Миссис Палмер? Прошу вас, входите, – произнес я, распахивая дверь и отступая в сторону.

Дэвид недовольно скривился. Донна помрачнела, а Кэролайн сохранила свой самоуверенный вид, лишь чуть более выдвинув вперед подбородок. Ни один из них не промолвил ни слова. В прихожей я уловил тонкий запах «Мадам Роша», исходящий от Донны. Я не без удовольствия окинул взглядом ее фигуру, которая была заметно полнее, чем у Кэролайн, и гораздо больше соответствовала моему вкусу. Проведя Донну к красному кожаному креслу и указав парочке на желтые, я обошел вокруг большого стола и нажал кнопку звонка.

– Мистер Вульф сейчас будет. Не желаете ли что-нибудь выпить?

– Благодарю вас, нет, – буркнул Дэвид от имени всей команды. Держу пари, что к этому времени он уже успел пропустить пару стаканчиков.

Я обратил взор на обеих женщин, задавая им взглядом тот же вопрос. Обе отрицательно качнули головами, при этом Донна чуть было не улыбнулась, а Кэролайн осталась все такой же непоколебимо суровой.

Я направился к своему месту, и в этот момент в кабинет вступил Вульф. Пройдя мимо гостей и обойдя свой стол, он уселся в кресло и начал:

– Миссис Палмер, мистер и миссис Хаверхилл, – эти слова он сопровождал еле заметными кивками, – я высоко ценю то, что вы нашли возможность прийти сюда. Теперь, если…

– Мы вовсе не в восторге от встречи с вами, – чуть ли не выкрикнул Дэвид. – Мы явились только потому, что Карл выкрутил нам руки. Впрочем, может быть, не только поэтому, – тут же поправился он, бросив взгляд на супругу, ответившую ему величественным кивком. – Мы также желаем знать, почему вы трубите на весь город, что наша мачеха была убита. Нам достаточно тяжело и без всех этих беспардонных выходок!

Произнося эту тираду, он выдвинулся вперед, а закончив, демонстративно откинулся на спинку кресла, смахнув непокорную прядь с лица и воинственно выставив подбородок. Интересно – когда этот человек злится, у него дергается нос.

Вульф молча смотрел на него несколько секунд, потом перевел взгляд на женщин.

– Не желаете ли вы что-нибудь сказать, прежде чем я начну говорить?

– Я согласна с Дэвидом, – произнесла Донна миролюбивым, но достаточно строгим тоном, скрестив прекрасной формы ножки и разглаживая на коленях свое голубое платье. – То, что произошло с Хэрриет, достаточно трагично и без этих сплетен об убийстве… Мне известно, что вы друг «Газетт», но понять вас я все же не в состоянии.

Вульф повернулся к Кэролайн, и та одарила его подобием улыбки.

– У меня есть кое-какие идеи, но предварительно мне хотелось бы выслушать вас, – произнесла она с хрипотцой в голосе.

Это уже интереснее, сказал я себе. Гладко зачесанные волосы и все такое… Кажется, я начинал понимать, почему Кэролайн сумела произвести хорошее впечатление на Хэрриет и Лили.

Вульф откинулся на спинку кресла, его взгляд обратился на Донну, затем перешел на Дэвида и окончательно задержался на Кэролайн.

– Уверен, вам известно о том, что в прошлую среду этот дом посетила миссис Хаверхилл в сопровождении мистера Дина. Она…

– Это было результатом вашего глупого объявления в «Таймс», – прошипел Дэвид.

– Надеюсь, мне будет позволено продолжить? – сузив глаза, произнес Вульф. – Да, ко мне ее привело мое открытое письмо. Мы провели вместе достаточно времени, чтобы я смог убедиться в том, что она не из тех, кто кончает жизнь самоубийством.

– Гениально! – воскликнул Дэвид. Он снова наклонился вперед, как будто собирался вскочить на ноги. – Проведя с ней десять минут, вы стали величайшим в мире знатоком характера Хэрриет Хаверхилл.

– Я не претендую на то, чтобы считаться экспертом в отношении характера миссис Хаверхилл, – Вульф начинал сердиться. – Однако я использовал свою незаурядную наблюдательность. Скажите, вы полностью согласны с заключением, что ваша мачеха покончила с собой?

– Абсолютно. И полиция, кстати, тоже, – без колебаний заявил Дэвид.

Вульф повернулся к Донне.

– Тот же вопрос я задаю и вам.

Донна, чуть подвинувшись в кресле, ответила не очень уверенно:

– Могу сказать, что когда мы встречались в пятницу, она казалась очень расстроенной. Я никогда прежде не видела Хэрриет в таком состоянии.

– Каким образом состоялась ваша встреча?

– Она позвонила мне за день до этого – в четверг. Я буквально только что вернулась из-за границы – распаковывала багаж, когда раздался звонок. Хэрриет сказала, что ей необходимо поговорить со мной, что это чрезвычайно важно и от нашей беседы зависит будущее «Газетт». Она просила или, точнее будет сказать, умоляла приехать из Бостона как можно скорее. Я сказала, что прилечу в пятницу утром. На следующий день в девять утра, страдая от разницы во времени между Европой и Штатами, я уже была в ее кабинете.

– Вы знали, почему она пожелала встретиться с вами?

– Я… да, имела представление.

– Как вы могли знать, если провели несколько недель в Европе?

Бросив короткий взгляд на брата, она вновь посмотрела на Вульфа.

– Дэвид позвонил мне в отель во Флоренции и сообщил, что Макларен имеет серьезное намерение приобрести «Газетт». Он считал, что мне следует это знать.

– Как вы отнеслись к тому, что мистер Макларен может стать владельцем «Газетт»?

Донна пожала своими изящными плечиками.

– Честно говоря, мне было все равно. Это может показаться черствостью, но какого-то особого чувства преданности к газете я не испытываю. Она никогда не была частью моей жизни. Да, конечно, у меня имеются там существенные финансовые интересы, но какие-то эмоциональные связи совершенно отсутствуют. Может быть, потому что отец умер так давно или потому что я уже много лет живу не в Нью-Йорке.

– А как вы относились к мачехе?

Она опять пожала плечами.

– Не могу сказать, что я не любила ее, но в то же время особой близости между нами не было. Она была кем-то… кто вышел замуж за папу.

– Как вы считаете, она хорошо справлялась с руководством газетой?

– Да-а-а… думаю, что хорошо, – ответила Донна, наморщив лоб. – «Газетт», судя по тому, что я слышала и знаю, – бесспорно, уважаемое издание.

Вульф опустошил стакан и налил пива из второй бутылки.

– Вас огорчал тот факт, что она не давала возможности вашему брату встать во главе предприятия?

Дэвид попытался было встрять в разговор, но Донна жестом руки остановила его.

– Огорчало? Возможно. Хотя, думаю, правильнее будет сказать – удивляло. Хэрриет было далеко за семьдесят, и мне казалось, что в глубине души ей хочется уйти на покой. Но тем не менее она продолжала держаться за дело.

– Она когда-нибудь говорила о намерении уйти?

– Да, за последние годы этот вопрос затрагивался пару раз, но она продолжала настаивать на том, что чувствует себя хорошо и труд только молодит ее.

– О чем вы говорили с ней в пятницу?

– Это был непростой разговор, – ответила Донна, покусывая губы. – С первых же слов она сообщила, что Макларен оказывает сильное давление на всех акционеров, и спросила, обращался ли он ко мне.

– А он обращался?

– Нет. Хотя Дэвид предупреждал, что я услышу Макларена, как только вернусь из Европы. Так или иначе, но Хэрриет умоляла меня продать мою долю в фонд, создание которого она планировала. Она просила меня не продавать мой пакет Макларену. Хэрриет всегда отличалась непростым нравом. Но в такой ярости, как в пятницу, я ее никогда не видела.

– И что же вы ей ответили? – резко спросил Вульф. Донна глубоко вздохнула и, не глядя на брата, сказала:

– Я ответила, что если Макларен предложит мне за акцию ту сумму, о которой упоминал Дэвид, то я продам ему свою долю. Мистер Вульф, я, так или иначе, уже давно подумывала о том, чтобы продать свои активы в «Газетт». Я намерена расширить принадлежащее мне в Бостоне дело, и, честно говоря, мне для этого необходимы дополнительные средства.

– Вы не собирались продать свою долю брату? – спросил Вульф, махнув рукой в сторону Дэвида.

– Такой вопрос никогда не вставал, – без задержки ответила она, – возможно, потому, что вдвоем мы контролируем лишь около трети капитала, и у Дэвида очень мало шансов приобрести достаточное количество акций, чтобы обеспечить контроль над газетой. Если быть честной до конца, то я была готова продать свою долю тому, кто сможет дать больше.

– Как миссис Хаверхилл отреагировала на ваш ответ?

– Она впала в ярость. Попыталась разыграть карту преданности семье, но я на это не купилась. Я сказала, что с ее стороны это выглядят лицемерием, особенно учитывая, насколько упорно она блокирует все попытки Дэвида стать издателем или председателем совета директоров. Затем она заявила, что мой отец любой ценой не дал бы «Газетт» перейти в руки Макларена. Я ответила, что с ее стороны весьма самоуверенно заявлять, чего мог желать мой отец, и что я не хуже ее способна строить предположения. На этой ноте наша встреча и закончилась.

– Больше вы с ней не встречались?

Донна отрицательно покачала головой и принялась изучать ковер.

Вульф попытался налить себе пива, но, обнаружив, что бутылка пуста, отставил ее в сторону.

– Миссис Палмер, где вы находились в пятницу вечером между шестью и…

– Стойте! – взвизгнул Дэвид Хаверхилл, вновь чуть было не вскакивая с кресла. – Да, мы согласились прийти сюда, но мы не давали клятвы отвечать на ваши инквизиторские вопросы! Донна, тебе не следует отвечать на остальные вопросы. Этот человек переходит все границы. Он…

На этот раз вмешалась Кэролайн.

– Все в порядке, Дэвид, – сказала она тоном, каким матери обычно говорят с детьми, и положила ладонь на его руку. – Нам совершенно нечего скрывать. Насколько ты помнишь, мы практически все время провели вместе.

– Конечно, скрывать нам нечего, – пискнул он, сбрасывая ее руку, – но, клянусь Создателем, мне совсем не нравится, что к нам относятся как к подозреваемым, хотя никакого преступления вообще не было.

– Продолжайте, пожалуйста, миссис Палмер, – ледяным тоном произнес Вульф, наградив Хаверхилла одним из своих самых суровых взглядов.

– Во второй половине дня, начиная примерно с трех часов и до того момента, когда… нашли Хэрриет, я находилась в маленьком конференц-зале на двенадцатом этаже.

– С вами кто-нибудь был в это время?

– Нет. У меня нет собственного кабинета в помещении редакции; я весьма редко наведываюсь в Нью-Йорк. Когда я здесь, то обычно открываю контору в любом свободном конференц-зале. Мой бизнес требует большого объема документации, и, чтобы справиться с делами, я захватываю бумаги из Бостона. Если быть совсем точной, то я пребывала в одиночестве с трех пятнадцати до шести тридцати, когда ко мне для разговора зашли Кэролайн и Дэвид. И мы все еще находились там, когда стало известно…

– И никто не видел вас более трех часов вплоть до того момента, когда брат и его супруга присоединились к вам?

– Не совсем так. Во-первых, я несколько раз звонила по телефону по делам (как вам может быть известно, я занимаюсь организацией связей с публикой); и, во-вторых, по меньшей мере пару раз покидала конференц-зал и просила секретарей сделать для меня фотокопии.

– О чем вы говорили с присутствующими здесь лицами?

– Немного о моем путешествии, а в основном обсуждали мою встречу с Хэрриет и ее разговор с Дэвидом. Но полагаю, о последнем вы можете спросить его самого.

– Не премину это сделать, – сказал Вульф, поворачиваясь к Дэвиду, который бросал все более алчные взгляды на сервировочный столик, уставленный бутылками. – Мистер Хаверхилл, соответствует ли действительности утверждение, что вы в тот день встречались с мачехой вскоре после полудня?

– Да.

Он явно не желал добровольно делиться информацией, и, чтобы получить более пространные ответы, видимо, следовало силком раздвигать его челюсти.

– И в чем состояла суть вашей беседы?

Дэвид скрестил руки на груди и склонил голову набок, полагая, очевидно, что эта поза придает ему особенно крутой вид.

– Если вы такой умный, то, надеюсь, и сами способны догадаться, о чем шла речь.

– Предпочел бы услышать от вас.

Дэвид посмотрел поочередно на Донну, на Кэролайн и на меня, но нас Хаверхилл не видел, он просто хотел дать отдохнуть своим глазам от вида Вульфа.

– Ну хорошо, с тяжелым вздохом начал он, – я еще не успел усесться, как она спросила, не согласен ли я продать свои акции в ее треклятый фонд. Я ответил, что благодарен за предложение, но продавать свой пакет туда не намерен. Она завопила что-то вроде: «– Ах, значит, ты намерен продать свои активы Макларену?!»; я ответил, что именно так и собираюсь поступить. Несколько минут мы переливали из пустого в порожнее. Она применяла ко мне те же приемы, что и к Донне, заявляя, что я обязан сохранить газету в семье, не допустить, чтобы она попала в лапы Макларена и так далее в том же духе. Она была вне себя и наговорила мне всяких гадостей.

Последние слова были произнесены несколько неуверенно. Однако, взяв себя в руки, Дэвид продолжил:

– Не буду вдаваться в детали, но она назвала меня предателем интересов семьи. Я завелся, и с этого момента разговор перешел на взаимный крик, и я был вынужден уйти. Я вообще терпеть не могу разговоров в таком тоне.

Он откинулся в кресле с таким видом, словно этот монолог совсем лишил его сил.

Вульф издал горлом странный звук, но я знал, что это всего лишь следствие отсутствия пива.

– Мистер Хаверхилл, как бы вы могли охарактеризовать ваши отношения с мачехой?

– Мы… уживались. Не могу сказать, что я ее обожал, и она определенно платила мне той же монетой. Но склонен полагать, что мы вели себя по отношению друг к другу достаточно профессионально.

– Будет ли правильно предположить, что вы были обижены на нее?